Я хочу начать сегодня с формулировки принципа, который негласно лежит в основе всей прикладной социологии: чем меньше разбираешься в вопросе, тем легче иметь по нему мнение. Если бы дело обстояло иначе, опросы общественного мнения были бы просто невозможны, и всей нашей цивилизации, которая на них построена, грозило бы замешательство и упадок.
Судите сами. Допустим, я ставлю вопрос, например "спасет ли красота мир", и предлагаю его выборке населения, составленной на основе ученой методики. А поскольку аргументированные и неопределенные ответы не поддаются компьютерной обработке, я принимаю только три варианта, из которых надо пометить один: "да", "нет" и "затрудняюсь ответить". Результаты я намерен представить правительству, чтобы оно знало, оказать ли красоте всемерное содействие или предоставить ее воле судьбы.
Независимо от того, преобладают ли в результатах опроса сторонники или противники красоты, можно с уверенностью утверждать, что процент "затруднившихся ответить" будет весьма невелик. Кроме того, я возьму на себя смелость заявить, что именно в этот небольшой процент войдут все те, кто когда-либо задавал себе труд всерьез задуматься о красоте и о спасении мира.
Эти мысли, совершенно не претендующие на оригинальность, пришли мне в голову после того, как я услышал по радио беседу ведущих российских журналистов того направления, которое в России принято считать либеральным. Беседа проходила на следующий день после президентских выборов в США, и речь шла о неопределенности их результатов. Удивила меня не столько скудость сведений, которыми участники беседы располагали о конституционном строе Соединенных Штатов, сколько готовность каждого выступить с подробным мнением, имеющим лишь косвенное отношение к фактам.
Нельзя сказать, чтобы Россия была печальным исключением. Тон насмешливого осуждения был почти глобально поголовным, и Европа отличилась больше всех. Немецкий комментатор назвал американскую коллегию выборщиков "идиотской"; французы сравнили результаты с победой на чемпионате мира по футболу по пенальти; лондонский "Таймс" обозвал их "пародией на демократию", а желтая "Дейли миррор", обслуживающая самые скорбноглавые слои британского населения, прибегла к термину "посмешище".
Нет, конечно же, ничего зазорного в том, чтобы назвать посмешище посмешищем, будь то в Америке, России или Гондурасе. Досадно, однако, что европейские журналисты, как и их российские коллеги, в большинстве своем не столько высказали обоснованные мнения, сколько проставили птички в квадратиках. Речь идет скорее не о вычислении победителя с помощью пенальти, а о попытке судить футбольный матч по правилам подкидного дурака.
Для тех, кто только что прибыл из длительной командировки на Марс, напомню, о чем, собственно, идет речь. 7 ноября в Соединенных Штатах прошли выборы президента, палаты представителей и трети состава сената. Наблюдатели, не слишком склонные вникать в тонкости американского политического устройства, испытывают повышенный интерес именно к личности будущего президента, которого, без особых на то оснований, принято именовать "лидером свободного мира" или "самым могущественным человеком в мире". Но выборы на этот раз не дали определенного результата, по крайней мере немедленного. Эксперты, чувствуя себя несправедливо обиженными и веря только в два из трех стандартных ответов, "да" или "нет", принялись осыпать Америку упреками, прибегая чаще всего к самому, на их взгляд, оскорбительному: "недемократично".
Напомню, однако, что глава Соединенного королевства, в полном соответствии с его законами, занимает свой пост не по мандату избирателей, а по праву престолонаследия. Особых упреков в "недемократичности" это не вызывает - разве что у тех, кто настаивает на отмене монархии, но, в силу той же демократии, пока не располагает перевесом голосов. Президенты ФРГ или Чешской республики избираются голосованием в парламенте, без учета мнения населения. С другой стороны, во Франции или России президенты избираются прямым голосованием, и не совсем понятно, почему все прочие государства не торопятся взять с них пример.
Любое государство в своей повседневной деятельности руководствуется не туманным понятием "демократии", а принципом законности. Именно те, которые ставят "демократию" выше закона, принадлежат к числу самых неудобных для жизни мест на земле. Два с лишним века назад это хорошо понимали, в частности, основатели американского государства.
В 1776 году в заокеанских колониях Британской империи началась революция, которую по эту сторону Атлантического океана до сих пор упорно именуют войной за независимость. Между тем, главным результатом этой войны стала не независимость колоний, а первое в мире конституционное государство, основанное на принципах свободы и равенства. Французской революции, добавившей к этим принципам туманное "братство", никто не отказывает в праве так называться, несмотря на то, что она утопила страну в крови братоубийства, а ее результатом стала империя и общеевропейская война.
Вот краткий анализ природы американской революции из книги Сэмюэля Элиота Морисона "История американского народа".
"Согласно естественной истории революций следовало бы ожидать, что Американская конфедерация распадется, или что армия или какой-нибудь выдающийся вождь установят военный деспотизм. Вместо этого установилась власть закона. Причины столь знаменательного исхода следует искать прежде всего в политическом опыте американцев. Как писал Эмерсон, "мы начинали со свободы". Во-вторых, они верили в роль политических институтов как гарантов свободы... Кроме того, принципы американской революции были по сути консервативными. Лидеры хотели сохранить и обеспечить свободу, которая уже существовала, в отличие, например, от русских, строивших нечто новое и непохожее. Как сказал на федеральной конвенции Джон Дикинсон, "Нашим единственным вожатым должен быть опыт - рассудок может ввести нас в заблуждение". Невозможно себе представить нечто подобное в устах французского или русского революционера".
Слово "демократия" создатели американского государства употребляли крайне редко, они скорее предпочитали его избегать, потому что идея свободы была для них неизмеримо важнее, а свобода и демократия - далеко не синонимы. Права народа - любимая идея всевозможных демагогов и деспотов. В конце концов, народ нигде не выступал не только в роли реального лица, но и лица юридического: он не может явиться в суд и потребовать компенсации за свои нарушенные права.
Эффективная охрана прав граждан возможна лишь при наличии точного и подробного законодательства, не допускающего противоречивых толкований. С этой точки зрения правильно составленный и неукоснительно соблюдаемый закон гораздо важнее, чем любые крики с трибун в защиту демократии. Все, что не запрещено законом, разрешено. Кроме того, законом можно запретить только то, что входит в компетенцию данного законодательного органа, и чему не противоречат другие, уже действующие законы, в первую очередь конституция.
Простой пример поможет понять, что я имею в виду. Нынешний президент России, как и его предшественник, добивается, и в значительной мере добился, права снимать с должности выборных лиц. Юридические крючкотворы могут подыскать любые формулировки, но англосаксонское обычное право, лежащее в основе современного американского, диктует: никто не имеет полномочий отстранить от должности лицо, которое он не властен назначить, ибо это нарушает права тех, кому эти полномочия предоставлены законом. Никакая демократическая поддержка не заменит здравого смысла.
Свобода, чью неприкосновенность отстаивали создатели американского государства, не является исключительно личным достоянием граждан. Тот факт, что государство было создано как добровольный союз штатов, то есть первоначальных колоний, требовал гарантии прав этих составных единиц, и это, конечно же, прямо противоречит абстрактным идеям демократии. Рупором и гарантом этих прав стала высшая палата конгресса, сенат, в которую избирается по два представителя от каждого штата, независимо от его размеров и населения, причем до 1913 они избирались не всеобщим голосованием, а законодательным собранием каждого штата.
Поскольку защиту свободы многие понимали и как защиту ее от "демократии", от давления большинства, в Конституции были изначально заложены принципы, назвать которые демократическими можно лишь с большой натяжкой. Вот что пишет по этому поводу британский историк Пол Джонсон в книге, которая тоже называется "История американского народа".
"Хотя федералисты, такие как Гамильтон, проиграли генеральное сражение за устройство государства, которое осталось децентрализованным, а не сосредоточенным, они одержали важную победу в борьбе за президентство. Гамильтон одержал ее с помощью тактического искусства, путем компромисса в вопросе о процедуре выборов: если ни один из кандидатов не получает большинства на всеобщем голосовании, палата представителей выбирает из трех ведущих кандидатов, голосуя по штатам, а не индивидуально. Кроме того, каждому штату было предоставлено право самому решать, как составлять коллегию выборщиков".
Полного комментария к этой цитате я дать не могу, на это у нас просто нет времени. Достаточно отметить, что упомянутый здесь Александр Гамильтон, один из духовных отцов американской конституции, был по своим политическим взглядам далек от демократии - его скорее можно назвать монархистом. Он считал, что органу народовластия, конгрессу, необходимо противопоставить исполнительную власть, чей авторитет не исходил бы непосредственно от народа. Таково происхождение власти президента. Конституция предусматривает его избрание коллегией выборщиков, которые направляются в нее каждым штатом пропорционально его населению. Конституция ничего не говорит о том, что эти выборщики должны избираться всеобщим голосованием, и что их голоса должны быть заранее связаны каким-либо обязательством.
Со временем конституционные положения об избрании сената и президента были модифицированы: 17 поправка к конституции предусматривает прямые выборы сенаторов, а штаты еще в первой половине прошлого столетия ввели своей властью всеобщее голосование на президентских выборах. Окончательное право голоса при этом остается за коллегией выборщиков, но делегаты в нее направляются партией, победившей в каждом конкретном штате. Можно сказать, что избирательная система стала в результате более демократичной. Но последние президентские выборы вновь пробуждают сомнения.
Если бы президент выбирался всеобщим прямым голосованием, то победа, пусть и с минимальным преимуществом, досталась бы Алберту Гору. Но голоса выборщиков распределились иначе, решающим штатом стала Флорида, и там, по предварительным итогам, подведенным наутро, победил Джордж Буш-младший с преимуществом всего в несколько сот человек. Преимущество, впрочем, оказалась эфемерным, и началась затяжная история с пересчетами и судебными апелляциями.
Можно ли считать эти выборы недемократичными? Затрудняюсь ответить. Когда вы составляете купчую на земельный участок, даете показания в суде или заключаете брак, вы совершаете подзаконные акты, и вас интересуют в первую очередь не высокие принципы демократии, а соответствие процедуры закону - во избежание внезапной утраты собственности, произвольного тюремного заключения или неожиданного имущественного спора. Когда вы идете на выборы, вы ожидаете, что они будут проведены в соответствии с установленными законом правилами, а не в угоду высшим идеалам, которые могут усовершенствоваться еще на пути к избирательному участку. Конституция США включает в себя принцип федерализма и предусматривает участие в выборах штатов в качестве суверенных субъектов. Последовательные противники ущемления избирательного права граждан должны выступать и за отмену сената.
Но здесь я уже не затрудняюсь ответить и проставляю свою птичку в квадрате с надписью "нет". Существует универсальный принцип, соблюдение которого сделало бы нашу жизнь гораздо проще: не надо чинить то, что еще не сломалось. Это не значит, что не надо чинить вообще. Конституция США не появилась на свет безупречной, и ее пришлось не раз поправлять в соответствии с ею же установленным порядком. Ее составители в условиях своего времени ничего не могли поделать с институтом рабства, и поправка о предоставлении равных прав чернокожим гражданам явилась результатом самой кровопролитной войны XIX столетия. Можно указать и на очевидные задним числом нелепости: поправку о запрещении спиртных напитков пришлось в скором времени отменить новой поправкой, и обе навсегда остались в окончательном тексте. Тот, кто дерзает править документ, действующий уже третье столетие, должен помнить, что любая допущенная глупость выносится на беспощадный суд потомков.
А теперь посмотрим, кто критикует Соединенные Штаты, называя их в полемическом запале "банановой республикой". В высшей палате британского парламента еще в прошлом году заседали сотни людей, попавших туда исключительно по факту своего рождения. Франция за время существования США сменила несколько режимов и конституций, причем без кровопролития как правило не обходилось. В Италии одно правительство торопится на смену другому, которое еще не успело расставить стулья в кабинете. Что же касается примера Германии, то он выглядит вообще неуместным.
А теперь бросим взгляд с другой стороны. Дважды за столетие Соединенным Штатам пришлось приходить европейцам на помощь в их истребительных войнах. Если бы режим в США был демократичнее, в том смысле, в каком это понимают нынешние советчики, все могло бы сложиться совершенно иначе: напомню, что большинство населения страны как в Первую, так и во Вторую Мировую войну было против вмешательства в европейский конфликт.
Иными словами, конституционная система Соединенных Штатов с минимальными поправками прослужила стране двести с лишним лет, в то время как Европа пребывала в постоянном духовном поиске под сапогами солдат и гусеницами танков. Кто же, в таком случае, банановая республика?
Не скажу за всех, но лично меня удручает, что термин "демократия", испокон веку служивший отмашкой тиранам, вошел в повседневный обиход и постоянно звучит не только с трибун ООН, но и из Овального кабинета и с Капитолийского холма, несмотря на все предостережения основателей государства. Превращая это бессмысленное слово в расхожую монету, мы забываем о том главном, что составляет суть современного открытого общества: о либеральном мировоззрении, о приоритете реальной человеческой личности и ее прав перед безликим "народом", о преимуществе закона перед "народным волеизъявлением". Все эти принципы в различной степени встроены и в конституцию США, и в государственное устройство европейских стран. Что же касается демократии, которая в России постепенно опускается в неформальную лексику, то о ней незабываемо сказал в свое время русский же писатель, Федор Михайлович Достоевский, устами Великого Инквизитора.
"Нет заботы беспрерывнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, пред кем преклониться. Но ищет человек преклониться пред тем, что уже бесспорно, столь бесспорно, чтобы все люди разом согласились на всеобщее пред ним преклонение. Ибо забота этих жалких созданий не в том только состоит, чтобы сыскать то, пред чем мне или другому преклониться, но чтобы сыскать такое, чтоб и все уверовали в него и преклонились пред ним, и чтоб непременно все вместе. Вот эта потребность общности преклонения и есть главнейшее мучение каждого человека единолично и как целого человечества с начала веков".
Демократия - это идеал толпы, которой свобода, достояние личности, ни к чему. Что же до свободы, то ее гарантирует не народ, а закон, и чем он старше, тем точнее выверен. Закон толпы - это безусловное подавление меньшинства большинством, личности - народом. Там, где он брал верх, результаты были нередко весьма плачевными: можно вспомнить приход к власти национал-социалистов в Германии или решение национального вопроса в Руанде. Переходить улицу удобнее всего в установленном месте, а не там, где решит большинство пешеходов.
Любопытно, что фельетонисты, критикующие американские выборы, интересуются вовсе не народом, а личностью вождя, с которым их странам придется непосредственно иметь дело, и полномочия которого они, несмотря на все уроки истории, склонны сильно переоценивать. Многие сетуют на то, что итоги выборов ослабят мандат президента, и с ним будет труднее иметь дело. Но глядя изнутри страны, в разгар экономического бума и исторического оптимизма, такой результат не обязательно плох: меньше шансов, что новый жилец Белого Дома возьмется за починку того, что еще не сломалось.
Судите сами. Допустим, я ставлю вопрос, например "спасет ли красота мир", и предлагаю его выборке населения, составленной на основе ученой методики. А поскольку аргументированные и неопределенные ответы не поддаются компьютерной обработке, я принимаю только три варианта, из которых надо пометить один: "да", "нет" и "затрудняюсь ответить". Результаты я намерен представить правительству, чтобы оно знало, оказать ли красоте всемерное содействие или предоставить ее воле судьбы.
Независимо от того, преобладают ли в результатах опроса сторонники или противники красоты, можно с уверенностью утверждать, что процент "затруднившихся ответить" будет весьма невелик. Кроме того, я возьму на себя смелость заявить, что именно в этот небольшой процент войдут все те, кто когда-либо задавал себе труд всерьез задуматься о красоте и о спасении мира.
Эти мысли, совершенно не претендующие на оригинальность, пришли мне в голову после того, как я услышал по радио беседу ведущих российских журналистов того направления, которое в России принято считать либеральным. Беседа проходила на следующий день после президентских выборов в США, и речь шла о неопределенности их результатов. Удивила меня не столько скудость сведений, которыми участники беседы располагали о конституционном строе Соединенных Штатов, сколько готовность каждого выступить с подробным мнением, имеющим лишь косвенное отношение к фактам.
Нельзя сказать, чтобы Россия была печальным исключением. Тон насмешливого осуждения был почти глобально поголовным, и Европа отличилась больше всех. Немецкий комментатор назвал американскую коллегию выборщиков "идиотской"; французы сравнили результаты с победой на чемпионате мира по футболу по пенальти; лондонский "Таймс" обозвал их "пародией на демократию", а желтая "Дейли миррор", обслуживающая самые скорбноглавые слои британского населения, прибегла к термину "посмешище".
Нет, конечно же, ничего зазорного в том, чтобы назвать посмешище посмешищем, будь то в Америке, России или Гондурасе. Досадно, однако, что европейские журналисты, как и их российские коллеги, в большинстве своем не столько высказали обоснованные мнения, сколько проставили птички в квадратиках. Речь идет скорее не о вычислении победителя с помощью пенальти, а о попытке судить футбольный матч по правилам подкидного дурака.
Для тех, кто только что прибыл из длительной командировки на Марс, напомню, о чем, собственно, идет речь. 7 ноября в Соединенных Штатах прошли выборы президента, палаты представителей и трети состава сената. Наблюдатели, не слишком склонные вникать в тонкости американского политического устройства, испытывают повышенный интерес именно к личности будущего президента, которого, без особых на то оснований, принято именовать "лидером свободного мира" или "самым могущественным человеком в мире". Но выборы на этот раз не дали определенного результата, по крайней мере немедленного. Эксперты, чувствуя себя несправедливо обиженными и веря только в два из трех стандартных ответов, "да" или "нет", принялись осыпать Америку упреками, прибегая чаще всего к самому, на их взгляд, оскорбительному: "недемократично".
Напомню, однако, что глава Соединенного королевства, в полном соответствии с его законами, занимает свой пост не по мандату избирателей, а по праву престолонаследия. Особых упреков в "недемократичности" это не вызывает - разве что у тех, кто настаивает на отмене монархии, но, в силу той же демократии, пока не располагает перевесом голосов. Президенты ФРГ или Чешской республики избираются голосованием в парламенте, без учета мнения населения. С другой стороны, во Франции или России президенты избираются прямым голосованием, и не совсем понятно, почему все прочие государства не торопятся взять с них пример.
Любое государство в своей повседневной деятельности руководствуется не туманным понятием "демократии", а принципом законности. Именно те, которые ставят "демократию" выше закона, принадлежат к числу самых неудобных для жизни мест на земле. Два с лишним века назад это хорошо понимали, в частности, основатели американского государства.
В 1776 году в заокеанских колониях Британской империи началась революция, которую по эту сторону Атлантического океана до сих пор упорно именуют войной за независимость. Между тем, главным результатом этой войны стала не независимость колоний, а первое в мире конституционное государство, основанное на принципах свободы и равенства. Французской революции, добавившей к этим принципам туманное "братство", никто не отказывает в праве так называться, несмотря на то, что она утопила страну в крови братоубийства, а ее результатом стала империя и общеевропейская война.
Вот краткий анализ природы американской революции из книги Сэмюэля Элиота Морисона "История американского народа".
"Согласно естественной истории революций следовало бы ожидать, что Американская конфедерация распадется, или что армия или какой-нибудь выдающийся вождь установят военный деспотизм. Вместо этого установилась власть закона. Причины столь знаменательного исхода следует искать прежде всего в политическом опыте американцев. Как писал Эмерсон, "мы начинали со свободы". Во-вторых, они верили в роль политических институтов как гарантов свободы... Кроме того, принципы американской революции были по сути консервативными. Лидеры хотели сохранить и обеспечить свободу, которая уже существовала, в отличие, например, от русских, строивших нечто новое и непохожее. Как сказал на федеральной конвенции Джон Дикинсон, "Нашим единственным вожатым должен быть опыт - рассудок может ввести нас в заблуждение". Невозможно себе представить нечто подобное в устах французского или русского революционера".
Слово "демократия" создатели американского государства употребляли крайне редко, они скорее предпочитали его избегать, потому что идея свободы была для них неизмеримо важнее, а свобода и демократия - далеко не синонимы. Права народа - любимая идея всевозможных демагогов и деспотов. В конце концов, народ нигде не выступал не только в роли реального лица, но и лица юридического: он не может явиться в суд и потребовать компенсации за свои нарушенные права.
Эффективная охрана прав граждан возможна лишь при наличии точного и подробного законодательства, не допускающего противоречивых толкований. С этой точки зрения правильно составленный и неукоснительно соблюдаемый закон гораздо важнее, чем любые крики с трибун в защиту демократии. Все, что не запрещено законом, разрешено. Кроме того, законом можно запретить только то, что входит в компетенцию данного законодательного органа, и чему не противоречат другие, уже действующие законы, в первую очередь конституция.
Простой пример поможет понять, что я имею в виду. Нынешний президент России, как и его предшественник, добивается, и в значительной мере добился, права снимать с должности выборных лиц. Юридические крючкотворы могут подыскать любые формулировки, но англосаксонское обычное право, лежащее в основе современного американского, диктует: никто не имеет полномочий отстранить от должности лицо, которое он не властен назначить, ибо это нарушает права тех, кому эти полномочия предоставлены законом. Никакая демократическая поддержка не заменит здравого смысла.
Свобода, чью неприкосновенность отстаивали создатели американского государства, не является исключительно личным достоянием граждан. Тот факт, что государство было создано как добровольный союз штатов, то есть первоначальных колоний, требовал гарантии прав этих составных единиц, и это, конечно же, прямо противоречит абстрактным идеям демократии. Рупором и гарантом этих прав стала высшая палата конгресса, сенат, в которую избирается по два представителя от каждого штата, независимо от его размеров и населения, причем до 1913 они избирались не всеобщим голосованием, а законодательным собранием каждого штата.
Поскольку защиту свободы многие понимали и как защиту ее от "демократии", от давления большинства, в Конституции были изначально заложены принципы, назвать которые демократическими можно лишь с большой натяжкой. Вот что пишет по этому поводу британский историк Пол Джонсон в книге, которая тоже называется "История американского народа".
"Хотя федералисты, такие как Гамильтон, проиграли генеральное сражение за устройство государства, которое осталось децентрализованным, а не сосредоточенным, они одержали важную победу в борьбе за президентство. Гамильтон одержал ее с помощью тактического искусства, путем компромисса в вопросе о процедуре выборов: если ни один из кандидатов не получает большинства на всеобщем голосовании, палата представителей выбирает из трех ведущих кандидатов, голосуя по штатам, а не индивидуально. Кроме того, каждому штату было предоставлено право самому решать, как составлять коллегию выборщиков".
Полного комментария к этой цитате я дать не могу, на это у нас просто нет времени. Достаточно отметить, что упомянутый здесь Александр Гамильтон, один из духовных отцов американской конституции, был по своим политическим взглядам далек от демократии - его скорее можно назвать монархистом. Он считал, что органу народовластия, конгрессу, необходимо противопоставить исполнительную власть, чей авторитет не исходил бы непосредственно от народа. Таково происхождение власти президента. Конституция предусматривает его избрание коллегией выборщиков, которые направляются в нее каждым штатом пропорционально его населению. Конституция ничего не говорит о том, что эти выборщики должны избираться всеобщим голосованием, и что их голоса должны быть заранее связаны каким-либо обязательством.
Со временем конституционные положения об избрании сената и президента были модифицированы: 17 поправка к конституции предусматривает прямые выборы сенаторов, а штаты еще в первой половине прошлого столетия ввели своей властью всеобщее голосование на президентских выборах. Окончательное право голоса при этом остается за коллегией выборщиков, но делегаты в нее направляются партией, победившей в каждом конкретном штате. Можно сказать, что избирательная система стала в результате более демократичной. Но последние президентские выборы вновь пробуждают сомнения.
Если бы президент выбирался всеобщим прямым голосованием, то победа, пусть и с минимальным преимуществом, досталась бы Алберту Гору. Но голоса выборщиков распределились иначе, решающим штатом стала Флорида, и там, по предварительным итогам, подведенным наутро, победил Джордж Буш-младший с преимуществом всего в несколько сот человек. Преимущество, впрочем, оказалась эфемерным, и началась затяжная история с пересчетами и судебными апелляциями.
Можно ли считать эти выборы недемократичными? Затрудняюсь ответить. Когда вы составляете купчую на земельный участок, даете показания в суде или заключаете брак, вы совершаете подзаконные акты, и вас интересуют в первую очередь не высокие принципы демократии, а соответствие процедуры закону - во избежание внезапной утраты собственности, произвольного тюремного заключения или неожиданного имущественного спора. Когда вы идете на выборы, вы ожидаете, что они будут проведены в соответствии с установленными законом правилами, а не в угоду высшим идеалам, которые могут усовершенствоваться еще на пути к избирательному участку. Конституция США включает в себя принцип федерализма и предусматривает участие в выборах штатов в качестве суверенных субъектов. Последовательные противники ущемления избирательного права граждан должны выступать и за отмену сената.
Но здесь я уже не затрудняюсь ответить и проставляю свою птичку в квадрате с надписью "нет". Существует универсальный принцип, соблюдение которого сделало бы нашу жизнь гораздо проще: не надо чинить то, что еще не сломалось. Это не значит, что не надо чинить вообще. Конституция США не появилась на свет безупречной, и ее пришлось не раз поправлять в соответствии с ею же установленным порядком. Ее составители в условиях своего времени ничего не могли поделать с институтом рабства, и поправка о предоставлении равных прав чернокожим гражданам явилась результатом самой кровопролитной войны XIX столетия. Можно указать и на очевидные задним числом нелепости: поправку о запрещении спиртных напитков пришлось в скором времени отменить новой поправкой, и обе навсегда остались в окончательном тексте. Тот, кто дерзает править документ, действующий уже третье столетие, должен помнить, что любая допущенная глупость выносится на беспощадный суд потомков.
А теперь посмотрим, кто критикует Соединенные Штаты, называя их в полемическом запале "банановой республикой". В высшей палате британского парламента еще в прошлом году заседали сотни людей, попавших туда исключительно по факту своего рождения. Франция за время существования США сменила несколько режимов и конституций, причем без кровопролития как правило не обходилось. В Италии одно правительство торопится на смену другому, которое еще не успело расставить стулья в кабинете. Что же касается примера Германии, то он выглядит вообще неуместным.
А теперь бросим взгляд с другой стороны. Дважды за столетие Соединенным Штатам пришлось приходить европейцам на помощь в их истребительных войнах. Если бы режим в США был демократичнее, в том смысле, в каком это понимают нынешние советчики, все могло бы сложиться совершенно иначе: напомню, что большинство населения страны как в Первую, так и во Вторую Мировую войну было против вмешательства в европейский конфликт.
Иными словами, конституционная система Соединенных Штатов с минимальными поправками прослужила стране двести с лишним лет, в то время как Европа пребывала в постоянном духовном поиске под сапогами солдат и гусеницами танков. Кто же, в таком случае, банановая республика?
Не скажу за всех, но лично меня удручает, что термин "демократия", испокон веку служивший отмашкой тиранам, вошел в повседневный обиход и постоянно звучит не только с трибун ООН, но и из Овального кабинета и с Капитолийского холма, несмотря на все предостережения основателей государства. Превращая это бессмысленное слово в расхожую монету, мы забываем о том главном, что составляет суть современного открытого общества: о либеральном мировоззрении, о приоритете реальной человеческой личности и ее прав перед безликим "народом", о преимуществе закона перед "народным волеизъявлением". Все эти принципы в различной степени встроены и в конституцию США, и в государственное устройство европейских стран. Что же касается демократии, которая в России постепенно опускается в неформальную лексику, то о ней незабываемо сказал в свое время русский же писатель, Федор Михайлович Достоевский, устами Великого Инквизитора.
"Нет заботы беспрерывнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, пред кем преклониться. Но ищет человек преклониться пред тем, что уже бесспорно, столь бесспорно, чтобы все люди разом согласились на всеобщее пред ним преклонение. Ибо забота этих жалких созданий не в том только состоит, чтобы сыскать то, пред чем мне или другому преклониться, но чтобы сыскать такое, чтоб и все уверовали в него и преклонились пред ним, и чтоб непременно все вместе. Вот эта потребность общности преклонения и есть главнейшее мучение каждого человека единолично и как целого человечества с начала веков".
Демократия - это идеал толпы, которой свобода, достояние личности, ни к чему. Что же до свободы, то ее гарантирует не народ, а закон, и чем он старше, тем точнее выверен. Закон толпы - это безусловное подавление меньшинства большинством, личности - народом. Там, где он брал верх, результаты были нередко весьма плачевными: можно вспомнить приход к власти национал-социалистов в Германии или решение национального вопроса в Руанде. Переходить улицу удобнее всего в установленном месте, а не там, где решит большинство пешеходов.
Любопытно, что фельетонисты, критикующие американские выборы, интересуются вовсе не народом, а личностью вождя, с которым их странам придется непосредственно иметь дело, и полномочия которого они, несмотря на все уроки истории, склонны сильно переоценивать. Многие сетуют на то, что итоги выборов ослабят мандат президента, и с ним будет труднее иметь дело. Но глядя изнутри страны, в разгар экономического бума и исторического оптимизма, такой результат не обязательно плох: меньше шансов, что новый жилец Белого Дома возьмется за починку того, что еще не сломалось.