Кто потерял Россию?
Националистическая партия Китая во главе с Чан Кай-ши была союзником Соединенных Штатов во Второй Мировой войне и, как предполагалось, в дальнейшей перспективе. Эта перспектива совершенно переменилась, когда, в 1947 году, власть в стране перешла в руки коммунистов, а в распоряжении националистов остался только сравнительно небольшой остров. Возник вопрос, которым на протяжении десятилетия с лишним политические деятели и партии США донимали своих противников в форме риторического упрека: "Кто потерял Китай?"
Сейчас, конечно, этот вопрос, на который не было и не могло быть ответа, похоронен в архивах. Но неожиданно он вновь замелькал на страницах американской прессы, на этот раз с совершенно иным дополнением: "Кто потерял Россию?" Подобно прежнему, он уже включен в качестве оружия в арсеналы предвыборных компаний. Как и десятки лет назад идут ожесточенные споры о том, где и кем допущена ошибка, и можно ли ее исправить.
В журнале "Нью-Йорк таймс мэгэзин", воскресном приложении к ведущей газете США, опубликована обширная статья Джона Ллойда, бывшего корреспондента британской "Файненшел таймс" в Москве, под названием, которое я бы приблизительно перевел как "Россия в штопоре". Автор вспоминает, как в последний год существования СССР он оказался на подмосковной даче с группой молодых амбициозных политиков и экономистов, планировавших небывалый поворот в истории страны: переход к свободному и цивилизованному общественному устройству. Среди прочих в числе тогдашних дачных заговорщиков были Егор Гайдар, Анатолий Чубайс, и Петр Авен, в скором времени вошедшие в состав правительства. С тех пор прошло десять лет.
"Россияне, получившие свободу обогащаться, стали беднее... От 30 до 40 миллионов человек живут за чертой бедности, проведенной примерно на 30 долларах в месяц. Объем валового внутреннего продукта падал каждый год с тех пор, как Россия обрела свободу, кроме, может быть, 1997 года... Безработица, официально не существовашая в советские времена, сейчас официально же составляет 12 процентов, а в действительности возможно достигает 25. Мужчины умирают в среднем не доживая до 60 лет, вновь вспыхнули какие болезни как туберкулез и дифтерит.
Такова Россия, которую, по мнению многих на Западе, мы теперь потеряли... Потеряли, по мнению критиков, потому, что ставили задачи, совершенно не пригодные для России, и потому, что мы поощряли и поддерживали именно тех людей на правительственной даче, которые оказались для России совершенно не подходящими".
Критики, о которых говорит Джон Ллойд, имеются не только внутри России, о чем нам незачем напоминать, но и за ее пределами. Ветеран американской дипломатии Джордж Кеннан в интервью журналу "Нью-Йорк ривью ов букс", в значительной степени посвященном отношениям с Россией, весьма резко оценивает роль собственной страны:
"...Вся эта наша тенденция рассматривать себя как центр политического просвещения, как учителей для значительной части остального мира кажется мне непродуманной, тщеславной и нежелательной. Если мы считаем, что наша собственная жизнь имеет положительные стороны, заслуживающие подражания, то лучший метод их рекомендации... - не проповедь, а сила примера".
Эволюция отношений России с Западом, и в первую очередь с Америкой, подробно повторяет все изгибы и рывки внутренней российской эволюции - того пути, который кое-кто до сих пор вполне искренне, а многие просто по инерции именуют "курсом реформ". Если проложить этот путь на бумаге в виде графика, легко увидеть и его высшую точку, и его глубочайший провал: от триумфального выступления российского президента на объединенной сессии американского Конгресса до осады посольства США в Москве демонстрантами в дни Косовского кризиса.
История участия Запада в перестройке российской экономики известна как "шоковая терапия", хотя этот термин, как в положительном, так и в отрицательном смысле, уже практически вышел из употребления, стал одиозным. Десять лет назад, когда он был гораздо популярнее, существовало две концепции шоковой терапии. В одном варианте, сторонником которого был известный американский экономист Джозеф Стиглиц, предлагалось несколько амортизировать шок, повременить с приватизацией и освобождением цен до создания необходимых общественных институтов и рыночной инфрастуктуры. В другом, который представляли в первую очередь Джеффри Сакс и нынешний министр финансов США Лоуренс Саммерс, предусматривалась быстрая приватизация и прекращение контроля над ценами в расчете, что инфраструктуры начнут формироваться в ходе развития рынка. Предоставим слово Джону Ллойду:
"В этом споре... взяли верх Сакс и Саммерс. Сакс был тогда в зените своей репутации после того, как ему удалось остановить инфляцию в Боливии, составлявшую 24 тысячи процентов в год. В 1989 году в Варшаве он объяснял рыночную экономику активистам "Солидарности" накануне их прихода к власти. В декабре этого года первое посткоммунистическое правительство испытывало трепет перед либерализацией цен. Поздно вечером, в кабинете польского министра финансов, Сакс по телефону убедил представителей американской администрации оказать влияние на Международный валютный фонд, чтобы он выделил миллиард долларов на поддержание польской валюты. Так родился миф о нем как об "экономическом освободителе", а вместе с ним - механизм, известный как "шоковая терапия". Это был кодовый термин для целого комплекса мер - либерализации цен, стабилизации бюджета, сокращения субсидий, -принятых одновременно с целью подвергнуть экономику "шоку" и направить ее... к рыночной реабилитации. Молодые реформаторы в России узнали об этом и увидели в Саксе и его методе путь вперед".
Теперь результаты известны. В Польше, где шоковая терапия была применена в наиболее чистом виде, она оказалась в целом успешной: сейчас темпы экономического развития Польши - одни из самых быстрых в Центральной и Восточной Европе. Но в России, где приватизация проходила быстрее и радикальнее, чем в Польше, она не дала предсказанного Саксом и Саммерсом эффекта: возникновения и развития институтов и законодательных актов, способствующих рыночному характеру экономики. Но она привела к резкому имущественному расслоению, которое, по крайней мере на данном этапе, практически не контролируется рыночными механизмами; иными словами, житель сегодняшней России не видит для себя возможности обогатиться честным трудом, а тот, кто уже располагает богатством, усматривает риск не столько в экономических, сколько в политических факторах.
Такую атмосферу в значительной мере создали методы приватизации в России. Так называемая "вторая волна" приватизации была, по мнению Джона Ллойда, откровенно грабительской. В то время, в 1995 году, российское правительство испытывало особенно резкую нужду в деньгах, и одному из будущих олигархов, Владимиру Потанину, пришла в голову идея предоставления правительству займов в обмен на акции предприятий, еще остававшихся в собственности государства. Идею поддержали другие денежные тузы, чьи имена теперь известны всей России и всему миру. В результате лучшие и потенциально самые доходные куски национального имущества были расхватаны практически за бесценок, в нарушение всех правил прозрачности и конкуренции.
Но не успели олигархи натешиться добычей, как над ними нависла угроза. Подошло время президентских выборов. Пассивность и затворничество Ельцина, его низкая популярность среди избирателей не позволяли надеяться на победу. Возможность смены режима и последующего передела имущества становилась реальной. На международном экономическом саммите в Давосе американский финансист Джордж Сорос, считавший победу Зюганова неизбежной, рекомендовал российским Ротшильдам снаряжать самолеты для эвакуации. Но расставаться с насиженным и, главное, доходным местом не хотелось.
"Там, в Давосе, был заключен пакт между банкирами и Чубайсом. Отчаянно стремясь избежать правительства, которое угрожало бы их богатству, они сделали ему предложение: возглавь кампанию против коммунистов, и мы откроем для тебя наши бумажники и наше влияние. Как сообщили некоторые из банкиров [корреспонденту "Файненшел таймс" Кристе] Фриленд, ему был выплачен гонорар в 3 миллиона долларов в форме беспроцентного займа.
В тигле предвыборной кампании 1996 года была, наконец, отлита форма нынешней российской власти. Банкиры контролировали основные телеканалы и газеты, а Березовскому даже передали контроль над нефтяной компанией "Сибнефть" для финансирования главного государственного канала ОРТ. НТВ Гусинского, резко критиковавшее Ельцина в период чеченской войны, внесло свой взнос в его поддержку".
Прискорбная история незадавшегося перехода России к капитализму, рассказанная Джоном Ллойдом на страницах журнала "Нью-Йорк таймс мэгэзин", россиянам известна в незабываемых подробностях, и нанизывать их дальше нет смысла. Обратимся же, вместе с автором, к поиску виновных.
Финансовый крах 17 августа прошлого года, а затем массовая демонстрация антиамериканских настроений в период Косовского кризиса убедительно показали Западу, что российские экономические реформы и либерализация постсоветского общества были в значительной степени иллюзорными. Тот факт, что иллюзии сохранялись до самого последнего времени, и что их крушение оказалось столь внезапным, многие наблюдатели объясняют не столько простодушием западных государств, и в первую очередь американской администрации, сколько их нежеланием признавать допущенные ошибки и нести за них ответственность.
В самой России левые безоговорочно возлагают вину за нынешнее незавидное положение вещей на Запад. При этом российские реформаторы нисколько не освобождаются от своей доли предполагаемой ответственности, но рассматриваются как прямые агенты зарубежного влияния, которому приписывается та или иная степень злого умысла.
Что же касается самих реформаторов, то они, в той мере, в какой вообще признают неудачу своей миссии, тоже склонны винить Запад и все чаще от него дистанцироваться. Похоже, что Джон Ллойд разделяет их мнение:
"Хотя Россия так и не приняла полное меню шоковой терапии, высвобождение цен и скачок инфляции, уничтожившие скромные сбережения среднего россиянина, были вполне достаточным шоком - без какой-либо терапии, по позднейшему замечанию заместителя госсекретаря США Строуба Тэлбота. Шок был настолько силен, что к апрелю 1992 года незначительное парламентское большинство, каким располагало правительство в поддержку своих мер, испарилось. В результате Гайдар и Ельцин прибегли к тому, что стало типичным для всех дальнейших российских реформы: к партизанской войне с враждебным законодательным органом, зачастую враждебным до прямого насилия. Реформаторы надеялись, что как только они вступят в должности, Запад окажет им поддержку. Но этого не произошло... [Джеффри] Сакс сбился с ног, мечась между Москвой, Кембриджем и Вашингтоном и требуя крупного займа для стабилизации реформ экономики и предоставления реформам шанса на выживание. Теперь очевидно, что это была бесполезная затея".
Здесь я позволю себе на минуту отложить статью Ллойда и искренне удивиться. История эта еще не столь древняя, и очевидцы живы. Одним из нежеланных результатов реформ Гайдара был гигантский рост взаимных долгов предприятий, произвольно назначавших цены продукции. Непонятно, каким образом крупный заем, который выколачивал Сакс, мог утолить денежную жажду "красных директоров". Еще непонятнее, зачем это вообще нужно было делать.
Кроме того, не совсем вразумительно замечание о склонности парламента к прямому насилию без упоминания о неконституционном роспуске этого парламента, как бы ни относиться к действиям обеих сторон. Было бы также натяжкой назвать партизанской тактикой применение регулярных войск и танковых орудий. Создается впечатление, что автор статьи в "Нью-Йорк таймс мэгэзин" склонен опускать некоторые факты, неудобные для общего тезиса.
Тем не менее, многие из его доводов звучат вполне убедительно. Один из главных - упорное нежелание американской администрации обратить внимание на размах коррупции в российских правительственных кругах.
"В ноябре прошлого года непоименованные сотрудники ЦРУ сообщили "Нью-Йорк таймс", что в 1995 году они составили солидное досье на Виктора Черномырдина, в ту пору российского премьер-министра. Эти материалы они направили вице-президенту Альберту Гору, сопредседателю комиссии Гор-Черномырдин, в которой решались многие межправительственные проблемы обеих стран. По словам сотрудников, оно было возвращено с начертанным на нем "казарменным" эпитетом. По сообщениям, они извлекли из этого урок, что доказательства коррупции на высоком уровне никому не нужны. И когда они установили, что у немецкого предпринимателя попросили миллион долларов за аудиенцию с Черномырдиным, они эти сведения никуда не представили".
Между тем, за демократической администрацией ведется внимательное наблюдение из лагеря соперников-республиканцев, и все ошибки и просчеты рассматриваются как возможные козыри в предстоящей борьбе за пост президента. Именно поэтому вопрос "кто потерял Россию" стоит сейчас особенно остро. В штате кампании ведущего республиканского кандидата, губернатора Техаса Джорджа Буша-младшего, функции главного советника по иностранным делам исполняет Кондолиза Райс, эксперт по России и бывший проректор Стэнфордского университета. Она обвиняет администрацию Клинтона-Гора в отождествлении личности и окружения Ельцина с судьбой демократии в России.
Поучительно вспомнить, что в 1992 году именно кампания кандидата Клинтона обвиняла администрацию Джорджа Буша-старшего в отождествлении судьбы российских реформ с личностью Михаила Горбачева.
Вопрос "кто потерял Россию" - конечно же риторический. Всерьез искать виновного бессмысленно, и еще бессмысленнее требовать, чтобы он нашел то, что якобы потерял. Как и в случае Китая в сороковые годы, единственный разумный ответ на этот вопрос: нельзя потерять то, чего никогда не имел и что тебе не принадлежит.
И тем не менее, вопрос о возможных просчетах американской администрации может оказаться полезным для завтрашнего Белого Дома в поисках оптимальных отношений с Кремлем. Если предшественник поступал неправильно, то какой путь считать верным? На этот счет существует целый спектр мнений.
Радикальнее всего высказался в одном из мартовских номеров журнала "Нью рипаблик" политический обозреватель Джейкоб Хайлбрун. Он считает, что как экономически, так и в военном отношении сегодняшняя Россия не только утратила статус великой державы, но перешла в разряд третьестепенных, несмотря на размеры территории и численность населения. Поэтому логичнее всего прекратить потакать ее капризам и финансировать ее бесхозяйственность. Джейкоб Хайлбрун предлагает Америке и Западу попросту игнорировать Россию, и у него есть достаточно единомышленников.
Бесполезно опровергать этот прагматический аргумент с позиции уязвленного национального достоинства, ибо в современном мире факты берут верх над идеологией. Но легко возразить именно с позиции факта. Вспомним нашумевший марш-бросок российских миротворческих войск из Боснии в Приштину. Как стало известно, командующий войсками НАТО генерал Уэсли Кларк приказал британскому генералу Майклу Джексону преградить русским дорогу. Джексон отказался выполнить этот приказ, заявив, что не намерен начинать третью мировую войну. Британский генерал, в отличие от американского журналиста, считает, что время игнорировать Россию еще не пришло.
Гораздо заметнее и авторитетнее мнение уже цитированного выше Джорджа Кеннана. Вот как он отвечает на вопрос об оптимальных отношениях с Россией в интервью журналу "Нью-Йорк ривью ов букс":
"Я бы рекомендовал нашему правительству проявлять гораздо меньше интереса к их внутренним делам. Я хотел бы, чтобы наше правительство постепенно отказалось от публичных выступлений в защиту демократии и прав человека. Позвольте подчеркнуть: я говорю о правительстве, а не о частных лицах и организациях. Если кто-то в нашей стране хочет защищать демократию или права человека,.. я ничего против этого не имею. Но я не думаю, что эти соображения должны присутствовать в наших дипломатических отношениях с другими странами. Если кто-то выступает за перемены в их внутренних условиях - пожалуйста, не возражаю. Но не государственный департамент и не Белый Дом. У них есть задачи поважнее".
Эта позиция, которую в американской политологии принято именовать "реалистической", имеет немало приверженцев. Ее суть заключается в том, что хотя Америке совсем не безразлична судьба России, в ее распоряжении мало реальных рычагов, чтобы повлиять на эту судьбу. Самые благонамеренные советы оборачиваются вмешательством во внутренние дела, а финансовая помощь имеет свойство застревать в карманах частных лиц. Советница Джорджа Буша Кондолиза Райс извлекает сходный урок из опыта администрации Билла Клинтона:
"Думаю, что пришло время для серьезного отстранения от российской внутренней политики. Коррупция добралась до самой верхушки, до людей, с которыми мы имели и имеем дело... Администрация отождествляла Бориса Ельцина с демократией - больше так поступать нельзя.
Россия - огромная страна с внешнеполитическими целями, которые порой совпадают с нашими, а порой - нет. Наша крупная ошибка заключалась в предположении, что между нами существует стратегическое партнерство... Теперь же перед нами на внешнеполитической арене - куда более опасная Россия, чем раньше, потому что она трещит по швам. И поэтому приходится задать себе вопрос, вспомнив все, что мы пытались сделать и на что надеялись в 1991 году: что было сделано не так? Как такое могло случиться?.. В чем наша ответственность?"
Вопрос остается, но уже не в обвинительной формулировке, а в практической: что делать? В отличие от маститого дипломата на заслуженном отдыхе администрации нового президента, Буша или кого-то другого, придется решать конкретные проблемы американо-российских отношений, и отделить внешние дела от внутренних не всегда возможно. Упомянутый марш-бросок в Косове, граничивший, по мнению многих обозревателей, с актом международного хулиганства, был предпринят почти исключительно на потребу внутренней аудитории, ради мнимого спасения престижа армии и еще более мнимого статуса великой державы. Дипломатам хорошо известно, что сбои во внутренней политике страны ведут к непредсказуемости ее поведения на международной арене. А поскольку совет Джейкоба Хайлбруна, забыть и не вспоминать, нельзя считать разумным, то и мудрость Джорджа Кеннана начинает выглядеть сомнительной. Кеннан, например, не отрицает необходимости установления мира в Косове, однако по общему мнению, пожар на Балканах легче было остановить лет десять назад. Но тогда, конечно, пришлось бы говорить и о демократии, и о правах человека, и подкреплять эти аргументы всем авторитетом великой державы.
Что же касается ответственности, о которой уже без всякой межпартийной полемики говорит Кондолиза Райс, то от нее не увернуться ни одному правительству, желающему, чтобы его принимали всерьез. Винить в своих бедах соседей и партнеров, ближних и дальних, пристало стране, не претендующей ни на какой статус в мире. Великая держава за все отвечает сама - и за свои триумфы, и за свои невзгоды.
Националистическая партия Китая во главе с Чан Кай-ши была союзником Соединенных Штатов во Второй Мировой войне и, как предполагалось, в дальнейшей перспективе. Эта перспектива совершенно переменилась, когда, в 1947 году, власть в стране перешла в руки коммунистов, а в распоряжении националистов остался только сравнительно небольшой остров. Возник вопрос, которым на протяжении десятилетия с лишним политические деятели и партии США донимали своих противников в форме риторического упрека: "Кто потерял Китай?"
Сейчас, конечно, этот вопрос, на который не было и не могло быть ответа, похоронен в архивах. Но неожиданно он вновь замелькал на страницах американской прессы, на этот раз с совершенно иным дополнением: "Кто потерял Россию?" Подобно прежнему, он уже включен в качестве оружия в арсеналы предвыборных компаний. Как и десятки лет назад идут ожесточенные споры о том, где и кем допущена ошибка, и можно ли ее исправить.
В журнале "Нью-Йорк таймс мэгэзин", воскресном приложении к ведущей газете США, опубликована обширная статья Джона Ллойда, бывшего корреспондента британской "Файненшел таймс" в Москве, под названием, которое я бы приблизительно перевел как "Россия в штопоре". Автор вспоминает, как в последний год существования СССР он оказался на подмосковной даче с группой молодых амбициозных политиков и экономистов, планировавших небывалый поворот в истории страны: переход к свободному и цивилизованному общественному устройству. Среди прочих в числе тогдашних дачных заговорщиков были Егор Гайдар, Анатолий Чубайс, и Петр Авен, в скором времени вошедшие в состав правительства. С тех пор прошло десять лет.
"Россияне, получившие свободу обогащаться, стали беднее... От 30 до 40 миллионов человек живут за чертой бедности, проведенной примерно на 30 долларах в месяц. Объем валового внутреннего продукта падал каждый год с тех пор, как Россия обрела свободу, кроме, может быть, 1997 года... Безработица, официально не существовашая в советские времена, сейчас официально же составляет 12 процентов, а в действительности возможно достигает 25. Мужчины умирают в среднем не доживая до 60 лет, вновь вспыхнули какие болезни как туберкулез и дифтерит.
Такова Россия, которую, по мнению многих на Западе, мы теперь потеряли... Потеряли, по мнению критиков, потому, что ставили задачи, совершенно не пригодные для России, и потому, что мы поощряли и поддерживали именно тех людей на правительственной даче, которые оказались для России совершенно не подходящими".
Критики, о которых говорит Джон Ллойд, имеются не только внутри России, о чем нам незачем напоминать, но и за ее пределами. Ветеран американской дипломатии Джордж Кеннан в интервью журналу "Нью-Йорк ривью ов букс", в значительной степени посвященном отношениям с Россией, весьма резко оценивает роль собственной страны:
"...Вся эта наша тенденция рассматривать себя как центр политического просвещения, как учителей для значительной части остального мира кажется мне непродуманной, тщеславной и нежелательной. Если мы считаем, что наша собственная жизнь имеет положительные стороны, заслуживающие подражания, то лучший метод их рекомендации... - не проповедь, а сила примера".
Эволюция отношений России с Западом, и в первую очередь с Америкой, подробно повторяет все изгибы и рывки внутренней российской эволюции - того пути, который кое-кто до сих пор вполне искренне, а многие просто по инерции именуют "курсом реформ". Если проложить этот путь на бумаге в виде графика, легко увидеть и его высшую точку, и его глубочайший провал: от триумфального выступления российского президента на объединенной сессии американского Конгресса до осады посольства США в Москве демонстрантами в дни Косовского кризиса.
История участия Запада в перестройке российской экономики известна как "шоковая терапия", хотя этот термин, как в положительном, так и в отрицательном смысле, уже практически вышел из употребления, стал одиозным. Десять лет назад, когда он был гораздо популярнее, существовало две концепции шоковой терапии. В одном варианте, сторонником которого был известный американский экономист Джозеф Стиглиц, предлагалось несколько амортизировать шок, повременить с приватизацией и освобождением цен до создания необходимых общественных институтов и рыночной инфрастуктуры. В другом, который представляли в первую очередь Джеффри Сакс и нынешний министр финансов США Лоуренс Саммерс, предусматривалась быстрая приватизация и прекращение контроля над ценами в расчете, что инфраструктуры начнут формироваться в ходе развития рынка. Предоставим слово Джону Ллойду:
"В этом споре... взяли верх Сакс и Саммерс. Сакс был тогда в зените своей репутации после того, как ему удалось остановить инфляцию в Боливии, составлявшую 24 тысячи процентов в год. В 1989 году в Варшаве он объяснял рыночную экономику активистам "Солидарности" накануне их прихода к власти. В декабре этого года первое посткоммунистическое правительство испытывало трепет перед либерализацией цен. Поздно вечером, в кабинете польского министра финансов, Сакс по телефону убедил представителей американской администрации оказать влияние на Международный валютный фонд, чтобы он выделил миллиард долларов на поддержание польской валюты. Так родился миф о нем как об "экономическом освободителе", а вместе с ним - механизм, известный как "шоковая терапия". Это был кодовый термин для целого комплекса мер - либерализации цен, стабилизации бюджета, сокращения субсидий, -принятых одновременно с целью подвергнуть экономику "шоку" и направить ее... к рыночной реабилитации. Молодые реформаторы в России узнали об этом и увидели в Саксе и его методе путь вперед".
Теперь результаты известны. В Польше, где шоковая терапия была применена в наиболее чистом виде, она оказалась в целом успешной: сейчас темпы экономического развития Польши - одни из самых быстрых в Центральной и Восточной Европе. Но в России, где приватизация проходила быстрее и радикальнее, чем в Польше, она не дала предсказанного Саксом и Саммерсом эффекта: возникновения и развития институтов и законодательных актов, способствующих рыночному характеру экономики. Но она привела к резкому имущественному расслоению, которое, по крайней мере на данном этапе, практически не контролируется рыночными механизмами; иными словами, житель сегодняшней России не видит для себя возможности обогатиться честным трудом, а тот, кто уже располагает богатством, усматривает риск не столько в экономических, сколько в политических факторах.
Такую атмосферу в значительной мере создали методы приватизации в России. Так называемая "вторая волна" приватизации была, по мнению Джона Ллойда, откровенно грабительской. В то время, в 1995 году, российское правительство испытывало особенно резкую нужду в деньгах, и одному из будущих олигархов, Владимиру Потанину, пришла в голову идея предоставления правительству займов в обмен на акции предприятий, еще остававшихся в собственности государства. Идею поддержали другие денежные тузы, чьи имена теперь известны всей России и всему миру. В результате лучшие и потенциально самые доходные куски национального имущества были расхватаны практически за бесценок, в нарушение всех правил прозрачности и конкуренции.
Но не успели олигархи натешиться добычей, как над ними нависла угроза. Подошло время президентских выборов. Пассивность и затворничество Ельцина, его низкая популярность среди избирателей не позволяли надеяться на победу. Возможность смены режима и последующего передела имущества становилась реальной. На международном экономическом саммите в Давосе американский финансист Джордж Сорос, считавший победу Зюганова неизбежной, рекомендовал российским Ротшильдам снаряжать самолеты для эвакуации. Но расставаться с насиженным и, главное, доходным местом не хотелось.
"Там, в Давосе, был заключен пакт между банкирами и Чубайсом. Отчаянно стремясь избежать правительства, которое угрожало бы их богатству, они сделали ему предложение: возглавь кампанию против коммунистов, и мы откроем для тебя наши бумажники и наше влияние. Как сообщили некоторые из банкиров [корреспонденту "Файненшел таймс" Кристе] Фриленд, ему был выплачен гонорар в 3 миллиона долларов в форме беспроцентного займа.
В тигле предвыборной кампании 1996 года была, наконец, отлита форма нынешней российской власти. Банкиры контролировали основные телеканалы и газеты, а Березовскому даже передали контроль над нефтяной компанией "Сибнефть" для финансирования главного государственного канала ОРТ. НТВ Гусинского, резко критиковавшее Ельцина в период чеченской войны, внесло свой взнос в его поддержку".
Прискорбная история незадавшегося перехода России к капитализму, рассказанная Джоном Ллойдом на страницах журнала "Нью-Йорк таймс мэгэзин", россиянам известна в незабываемых подробностях, и нанизывать их дальше нет смысла. Обратимся же, вместе с автором, к поиску виновных.
Финансовый крах 17 августа прошлого года, а затем массовая демонстрация антиамериканских настроений в период Косовского кризиса убедительно показали Западу, что российские экономические реформы и либерализация постсоветского общества были в значительной степени иллюзорными. Тот факт, что иллюзии сохранялись до самого последнего времени, и что их крушение оказалось столь внезапным, многие наблюдатели объясняют не столько простодушием западных государств, и в первую очередь американской администрации, сколько их нежеланием признавать допущенные ошибки и нести за них ответственность.
В самой России левые безоговорочно возлагают вину за нынешнее незавидное положение вещей на Запад. При этом российские реформаторы нисколько не освобождаются от своей доли предполагаемой ответственности, но рассматриваются как прямые агенты зарубежного влияния, которому приписывается та или иная степень злого умысла.
Что же касается самих реформаторов, то они, в той мере, в какой вообще признают неудачу своей миссии, тоже склонны винить Запад и все чаще от него дистанцироваться. Похоже, что Джон Ллойд разделяет их мнение:
"Хотя Россия так и не приняла полное меню шоковой терапии, высвобождение цен и скачок инфляции, уничтожившие скромные сбережения среднего россиянина, были вполне достаточным шоком - без какой-либо терапии, по позднейшему замечанию заместителя госсекретаря США Строуба Тэлбота. Шок был настолько силен, что к апрелю 1992 года незначительное парламентское большинство, каким располагало правительство в поддержку своих мер, испарилось. В результате Гайдар и Ельцин прибегли к тому, что стало типичным для всех дальнейших российских реформы: к партизанской войне с враждебным законодательным органом, зачастую враждебным до прямого насилия. Реформаторы надеялись, что как только они вступят в должности, Запад окажет им поддержку. Но этого не произошло... [Джеффри] Сакс сбился с ног, мечась между Москвой, Кембриджем и Вашингтоном и требуя крупного займа для стабилизации реформ экономики и предоставления реформам шанса на выживание. Теперь очевидно, что это была бесполезная затея".
Здесь я позволю себе на минуту отложить статью Ллойда и искренне удивиться. История эта еще не столь древняя, и очевидцы живы. Одним из нежеланных результатов реформ Гайдара был гигантский рост взаимных долгов предприятий, произвольно назначавших цены продукции. Непонятно, каким образом крупный заем, который выколачивал Сакс, мог утолить денежную жажду "красных директоров". Еще непонятнее, зачем это вообще нужно было делать.
Кроме того, не совсем вразумительно замечание о склонности парламента к прямому насилию без упоминания о неконституционном роспуске этого парламента, как бы ни относиться к действиям обеих сторон. Было бы также натяжкой назвать партизанской тактикой применение регулярных войск и танковых орудий. Создается впечатление, что автор статьи в "Нью-Йорк таймс мэгэзин" склонен опускать некоторые факты, неудобные для общего тезиса.
Тем не менее, многие из его доводов звучат вполне убедительно. Один из главных - упорное нежелание американской администрации обратить внимание на размах коррупции в российских правительственных кругах.
"В ноябре прошлого года непоименованные сотрудники ЦРУ сообщили "Нью-Йорк таймс", что в 1995 году они составили солидное досье на Виктора Черномырдина, в ту пору российского премьер-министра. Эти материалы они направили вице-президенту Альберту Гору, сопредседателю комиссии Гор-Черномырдин, в которой решались многие межправительственные проблемы обеих стран. По словам сотрудников, оно было возвращено с начертанным на нем "казарменным" эпитетом. По сообщениям, они извлекли из этого урок, что доказательства коррупции на высоком уровне никому не нужны. И когда они установили, что у немецкого предпринимателя попросили миллион долларов за аудиенцию с Черномырдиным, они эти сведения никуда не представили".
Между тем, за демократической администрацией ведется внимательное наблюдение из лагеря соперников-республиканцев, и все ошибки и просчеты рассматриваются как возможные козыри в предстоящей борьбе за пост президента. Именно поэтому вопрос "кто потерял Россию" стоит сейчас особенно остро. В штате кампании ведущего республиканского кандидата, губернатора Техаса Джорджа Буша-младшего, функции главного советника по иностранным делам исполняет Кондолиза Райс, эксперт по России и бывший проректор Стэнфордского университета. Она обвиняет администрацию Клинтона-Гора в отождествлении личности и окружения Ельцина с судьбой демократии в России.
Поучительно вспомнить, что в 1992 году именно кампания кандидата Клинтона обвиняла администрацию Джорджа Буша-старшего в отождествлении судьбы российских реформ с личностью Михаила Горбачева.
Вопрос "кто потерял Россию" - конечно же риторический. Всерьез искать виновного бессмысленно, и еще бессмысленнее требовать, чтобы он нашел то, что якобы потерял. Как и в случае Китая в сороковые годы, единственный разумный ответ на этот вопрос: нельзя потерять то, чего никогда не имел и что тебе не принадлежит.
И тем не менее, вопрос о возможных просчетах американской администрации может оказаться полезным для завтрашнего Белого Дома в поисках оптимальных отношений с Кремлем. Если предшественник поступал неправильно, то какой путь считать верным? На этот счет существует целый спектр мнений.
Радикальнее всего высказался в одном из мартовских номеров журнала "Нью рипаблик" политический обозреватель Джейкоб Хайлбрун. Он считает, что как экономически, так и в военном отношении сегодняшняя Россия не только утратила статус великой державы, но перешла в разряд третьестепенных, несмотря на размеры территории и численность населения. Поэтому логичнее всего прекратить потакать ее капризам и финансировать ее бесхозяйственность. Джейкоб Хайлбрун предлагает Америке и Западу попросту игнорировать Россию, и у него есть достаточно единомышленников.
Бесполезно опровергать этот прагматический аргумент с позиции уязвленного национального достоинства, ибо в современном мире факты берут верх над идеологией. Но легко возразить именно с позиции факта. Вспомним нашумевший марш-бросок российских миротворческих войск из Боснии в Приштину. Как стало известно, командующий войсками НАТО генерал Уэсли Кларк приказал британскому генералу Майклу Джексону преградить русским дорогу. Джексон отказался выполнить этот приказ, заявив, что не намерен начинать третью мировую войну. Британский генерал, в отличие от американского журналиста, считает, что время игнорировать Россию еще не пришло.
Гораздо заметнее и авторитетнее мнение уже цитированного выше Джорджа Кеннана. Вот как он отвечает на вопрос об оптимальных отношениях с Россией в интервью журналу "Нью-Йорк ривью ов букс":
"Я бы рекомендовал нашему правительству проявлять гораздо меньше интереса к их внутренним делам. Я хотел бы, чтобы наше правительство постепенно отказалось от публичных выступлений в защиту демократии и прав человека. Позвольте подчеркнуть: я говорю о правительстве, а не о частных лицах и организациях. Если кто-то в нашей стране хочет защищать демократию или права человека,.. я ничего против этого не имею. Но я не думаю, что эти соображения должны присутствовать в наших дипломатических отношениях с другими странами. Если кто-то выступает за перемены в их внутренних условиях - пожалуйста, не возражаю. Но не государственный департамент и не Белый Дом. У них есть задачи поважнее".
Эта позиция, которую в американской политологии принято именовать "реалистической", имеет немало приверженцев. Ее суть заключается в том, что хотя Америке совсем не безразлична судьба России, в ее распоряжении мало реальных рычагов, чтобы повлиять на эту судьбу. Самые благонамеренные советы оборачиваются вмешательством во внутренние дела, а финансовая помощь имеет свойство застревать в карманах частных лиц. Советница Джорджа Буша Кондолиза Райс извлекает сходный урок из опыта администрации Билла Клинтона:
"Думаю, что пришло время для серьезного отстранения от российской внутренней политики. Коррупция добралась до самой верхушки, до людей, с которыми мы имели и имеем дело... Администрация отождествляла Бориса Ельцина с демократией - больше так поступать нельзя.
Россия - огромная страна с внешнеполитическими целями, которые порой совпадают с нашими, а порой - нет. Наша крупная ошибка заключалась в предположении, что между нами существует стратегическое партнерство... Теперь же перед нами на внешнеполитической арене - куда более опасная Россия, чем раньше, потому что она трещит по швам. И поэтому приходится задать себе вопрос, вспомнив все, что мы пытались сделать и на что надеялись в 1991 году: что было сделано не так? Как такое могло случиться?.. В чем наша ответственность?"
Вопрос остается, но уже не в обвинительной формулировке, а в практической: что делать? В отличие от маститого дипломата на заслуженном отдыхе администрации нового президента, Буша или кого-то другого, придется решать конкретные проблемы американо-российских отношений, и отделить внешние дела от внутренних не всегда возможно. Упомянутый марш-бросок в Косове, граничивший, по мнению многих обозревателей, с актом международного хулиганства, был предпринят почти исключительно на потребу внутренней аудитории, ради мнимого спасения престижа армии и еще более мнимого статуса великой державы. Дипломатам хорошо известно, что сбои во внутренней политике страны ведут к непредсказуемости ее поведения на международной арене. А поскольку совет Джейкоба Хайлбруна, забыть и не вспоминать, нельзя считать разумным, то и мудрость Джорджа Кеннана начинает выглядеть сомнительной. Кеннан, например, не отрицает необходимости установления мира в Косове, однако по общему мнению, пожар на Балканах легче было остановить лет десять назад. Но тогда, конечно, пришлось бы говорить и о демократии, и о правах человека, и подкреплять эти аргументы всем авторитетом великой державы.
Что же касается ответственности, о которой уже без всякой межпартийной полемики говорит Кондолиза Райс, то от нее не увернуться ни одному правительству, желающему, чтобы его принимали всерьез. Винить в своих бедах соседей и партнеров, ближних и дальних, пристало стране, не претендующей ни на какой статус в мире. Великая держава за все отвечает сама - и за свои триумфы, и за свои невзгоды.