Пути политического радикализма неисповедимы, но все же не настолько, чтобы добраться до диковинного симбиоза рафинированной марксистской теории, декларирующей неизбежность социальной революции, с очевидной благопристойностью политического поведения: привычек, планов, сложившейся за годы практики, вроде бы нацеленной на приближение революции, борьбы. Начиная с народовольцев, активисты левого движения в России в докладах департамента полиции проходили под общим грифом "Неблагонадежные", поскольку всякая революционная идея, отрицавшая существующую систему вещей, в практической своей деятельности активно использовала преступные, с точки зрения закона, формы ниспровержения власти: от терактов и эксов до согласия принимать средства на финансирование революции от военного противника. С этой точки зрения пермские троцкисты едва ли могут рассматриваться властью как подрывной элемент. Их будни наполнены легальной политической борьбой, которая уклоняется от всяких крайних форм протеста, не находя в них ни малейшей надобности. Уже в облике теоретика пермского отделения Революционной рабочей партии Вадима Лагутенко, который оказался первым троцкистом, с которым я встретился в Перми, была очевидна эта двойственность - прерванность русской традиции революционного бомбизма. Впрочем, внешний вид человека, появившегося в холле моей гостиницы, неявно свидетельствовал о некоей ненормативности, но внешний взгляд едва ли был в состоянии определить ее природу. Черная фетровая шляпа с полями и длинное тоже черное пальто никак не конкретизировали образ - это мог быть и сектант-хасид и слегка утративший связь с реальностью старьевщик. Для впечатления революционности шляпе не хватало хотя бы легкого намека на мексиканскую, длинному пальто - утраченные в проигранных боях со временем формы, а темным очкам, выглядывавшим из-под шляпы, какой-нибудь пенснеобразности. И даже лицо владельца всего этого великолепия никак не свидетельствовало о жизни в подполье. Напротив, Вадим оказался открытым и легким в общении молодым человеком с ясным взглядом и свежим румянцем на лице. Его путь в троцкизм шел в стороне от тюрьмы и ссылки, как и путь всякого другого современного троцкиста.
Вадим Лагутенко: Историей увлекался с детства. Лет в 12, наверное, у дедушки, когда был на каникулах, попался "Коммунистический манифест". То есть сражен был сразу и наповал. Во-первых, колоссальная поэтика: "Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма". Очень сильно. Во-вторых, анализ, это потом сильно облегчило все дальнейшее постижение. Естественно, "Манифестом" все не ограничилось, начал читать дальше, больше. Энгельсовские "Принципы коммунизма", скажем, где написано, что невозможно построить социализм в одной отдельно взятой стране. Потом, конечно, семейная и общественная обстановка тех времен. В эпоху позднего брежневизма и уже ранней горбачевской перестройки было очевидно, что то, что есть в Советском Союзе, ничего общего с социализмом не имеет, небо и земля. Мне тогда попалась какая-то брошюрка на тему ленинской работы "Государство и революция", там была масса бреда про народное государство и так далее, прямо противоположное тому, что было у Ленина в "Государстве и революции". Тогда, скажем, в году 86-87, мне было лет 16, я уже четко осознавал, что существующий в Советском Союзе строй ничего общего с социализмом не имеет, то, что говорят лидеры, ничего общего с марксизмом не имеет. В 16 лет, самый такой возраст, была огромная жажда действий, начал вместе со своими друзьями искать какие-то пути, это еще в Минске было. Я сам из Белоруссии.
Андрей Бабицкий: Вадим уверен в том, что мировая революция, которую предсказывали основоположники, вновь на повестке дня.
Вадим Лагутенко: С 98-го года, с знаменитого азиатского гриппа, российского дефолта, индонезийской революции и так далее мир снова погрузился в эпоху войн и революций. То есть всеобщая дестабилизация налицо. Вся Латинская Америка - безусловный факт, что она охвачена революционным движением. Непрерывно идут Аргентина, Колумбия, Панама, Венесуэла, непрерывные революционные кризисы по всей Латинской Америке. Экономическая дестабилизация мировая тоже налицо - резкие падения "Доу Джонсона" и так далее. То есть построена огромная пирамида финансовая по типу Мавроди, которая в любом случае должна обрушиться по типу Великой Депрессии. Мы имеем, несомненно, налицо общемировую кризисную ситуацию. С другой стороны, если мы посмотрим на движущие силы тех процессов, которые происходят в той же Латинской Америке, то мы опять видим, что впереди идет тот же самый рабочий класс.
Андрей Бабицкий: Собственно первая неформальная марксистская организация появилась в Перми еще до всякой перестройки. В 83 году здесь возникла так называемая "Группа продленного дня", в обоснование деятельности которой лег тезис Маркса о том, что сокращающийся рабочий день дает рабочему классу дополнительное время для самообразования. В 88 году на волнах перестройки эта группа вошла во всероссийское общественно-политическое объединение "Рабочий", сокращенно ОПОРА. Но собственно троцкистскую организацию в Перми в начале 90-х годов создали четыре человека под руководством Анастасии Мальцевой-Хрустальной, супруги Вадима Лагутенко. Настя - 28-летний врач-хирург, член исполкома пермского отделения РРП, редактор сайта организации, неформальный лидер пермских троцкистов. Ее облик лишен всякой ненормативности и даже отчасти буржуазен. Симпатичная блондинка с умело наложенной косметикой, она легко двигается, говорит негромко, но отчетливо. Модное приталенное пальто черного цвета, все из косых линий и углов, которые рельефно выделены кожаными вставками, элегантная шляпа. В поведении ни деланности, ни жеманства, она дама уверенная в себе до легкого налета авторитарности. На пути в марксизм ее первые конфликты с реальностью также мало напоминали трагедию.
Анастасия Мальцева: Я помню, мне было лет 15, у меня была такая задача - сделать политинформацию "ху из ит социализм". Я честно беру в руки "Государство и революцию", честно беру в руки "Капитал", честно беру в руки "Диалектику природы" и все это честно читаю в 15 лет. Понятно, что не весь "Капитал", а выдержки оттуда, "Государство и революцию" полностью, а из Энгельса и Маркса частями. И у меня что-то не состыковывается в голове. Я живу в социалистической стране, по крайней мере так говорят по новостям, так говорят мои учительницы в школе, пионервожатая. Но я не нахожу социализма, того, по крайней мере, который описан в трудах классиков в этой стране. В моей школе никто не интересовался. Когда я, кстати, на политинформации это заявила, учительница мне сказала: "Выйди и подумай, что ты говоришь". Это было первое оппозиционное столкновение с официальной властью в виде учительницы.
Андрей Бабицкий: Троцкисты потому и троцкисты, что исходят из критики Троцким советской системы, которую они именуют сталинизмом.
Анастасия Мальцева: Мы только что говорили, что сталинизм не есть коммунизм, не есть коммунистическая традиция. Мы опираемся на Маркса, на Энгельса, на Ленина, на Троцкого. А сталинизм - это мутация. Причем, это тоже неизбежный процесс. Если посмотреть работу "Преданная революция" у Троцкого, он там очень четко проводит мысль, что если не будет развития дальше, распространения процесса на другие страны, то рано или поздно возникнет ситуация, когда страна окажется во враждебном окружении. И внешние процессы будут довлеть, плюс еще внутреннее перерождение бюрократическое просто уничтожат эту страну. В общем, так и вышло.
Андрей Бабицкий: Сегодняшняя РРП - это нечто вроде независимого профсоюза, который пытается организовать рабочих и других протестантов для борьбы с местной, как городской, так и областной администрациями. За последние годы появилось множество направлений: протест против незаконной приватизации рабочих общежитий, поддержка группы людей, организовавшей питомник для бездомных собак, и которую городская власть пытается вторично лишить выделенного земельного участка. Из крупных акций: набирающая обороты кампания за отзыв мэра, запрет на утилизацию твердотопливных межконтинентальных ракет на местном заводе имени Кирова и уже принятого и реализованного сроком на год решения о приватизации муниципального предприятия "Водоканал". Под заявлением с требованием о проведении общегородского референдума собрано четыре тысячи подписей, осталось столько же, и набрать их, кажется, будет несложно. Средний возраст пермских троцкистов 19 лет. За последние год-полтора в организацию вступило немало школьников. Один из наиболее активных - 17-летний Саша Кинзер, безжалостный, как и большинство неофитов, догматик.
Саша Кинзер: Потому, собственно, я и марксист, что считаю, что социализм экономически возможен, а если он возможен экономически, значит он возможен и в более романтических своих ипостасях. Разумеется, все мы начинали чуть ли не с пятого класса, увлекаясь Че Гевара, образами бунтарства, Запад с его хиппи, с его протестами и так далее. Началось это просто с попытки бунта. В конце концов, если бунт не подкрепляется какими-то теориями, какими-то фактами, доказательствами, то он обречен, как, я считаю, обречены национал-большевики. Если у тебя есть твердая уверенность, что социализм вытекает из капитализма, что классовое общество обречено изначально, частная собственность уничтожает саму себя... Я понимаю, что с тем запасом знаний, которые есть у меня, я никогда не смогу просто взять и перестать быть марксистом. Это значит, что я должен просто наплевать на факты.
Андрей Бабицкий: Саша довольно близко подходит к революционному канону. Хотя и не сходится с ним абсолютно. Несмотря на молодость, из-под Сашиного подбородка выглядывает беспомощный клинышек редких волос, который, может быть, когда-нибудь и станет ближе к своему прототипу с портрета Троцкого на стене Сашиной комнаты. Впрочем, и в его внешности все же торжествует буржуазность, все чисто и аккуратно подобрано, даже длинные волосы, стянутые резинкой в районе лопаток и по форме напоминающие селедочный хвост. Саша, как остальные троцкисты, уверен, что революция - дело далекого будущего, а сегодня необходимо заниматься легальной деятельностью, участвовать в выборах, работать с рабочими, превращая их класса самого по себе в класс для самого себя.
Саша: Если появится реальная возможность с помощью буржуазных органов власти помогать рабочему классу, одновременно как бы не путая, это надо использовать. Любую возможность выступить в интересах коммунизма мы должны использовать. Потому что революция, разумеется, это дальняя перспектива. Но воспитание пролетариата через любые направления - это очень важно. Я вообще, не знаю, может по наивности еще, большое место уделяю пропаганде, общению, изменению мировоззрения.
Андрей Бабицкий: Другой 17-летний троцкист - товарищ Филин. Почему такая партийная кличка? "Потому что не дятел", - отвечает он. Этот длинноволосый смешливый юноша уверен, что Россия на сей раз останется на задворках революционного процесса, следует склонить голову перед неизбежным.
Товарищ Филин: Сейчас ситуация в стране такая, что люди тихо-мирно еще отходят от перестроечных времен. На самом деле пока они еще не готовы. Я не думаю, что стоит сейчас ждать революции именно в России. То есть Россия не будет родоначальником нового мирового пожара революции.
Андрей Бабицкий: "Капитализм в России только складывается", - говорит Вадим Лагутенко.
Вадим Лагутенко: Сейчас Путин проводит политику в интересах класса капиталистов, но при этом всячески пытаясь контролировать ситуацию и отдельных капиталистов, которые ему кажутся представляющими угрозу, бия по голове. Появилась у Березовского своя политическая линия, которая представляет интерес этой группы, и угрозу основной правящей верхушке, - по шее. Что-то говорит Гусинский с НТВ - по шее. Появилась у Ходорковского своя политическая платформа - по шее. Но в целом, если посмотреть те законы, которые приняты, введение уравнительного подоходного налога, нового КЗоТа, все ключевые законы, они в целом в интересах класса капиталистов. Но это, скажем так, некий либеральный капиталистический диктатор.
Андрей Бабицкий: Один из немногих рабочих в организации Александр Миханошин. На политической дискуссии, куда меня пригласили, он был ведущим. 22-летний слесарь, работающий на железной дроге, легко управлялся с доставшейся ему ролью, встряхивал головой, как Павка Корчагин, и останавливал посторонний шум резкими ударами ладони об стол. Александр говорит, что если капитализм в России сегодня не сложился, то нет и предмета революции.
Александр Миханошин: Я-то вряд ли буду строить капитализм, я буду с ним бороться. Но бороться с тем, что не построено, как у нас сейчас, потому что у нас сейчас капитализм не построен, это безрезультатно, в принципе не то, что безрезультатно, а бесполезно. Пока мы не построим, его трудно сломать.
Андрей Бабицкий: Александр также считает, что если рабочий класс сумеет вырвать у капитала причитающуюся ему долю прибыли в ходе политической борьбы, то революция не понадобится вовсе.
Александр Миханошин: Сейчас уповать на то, что пролетариат может быть прозреет и делать все, чтобы он прозрел. Те же мои коллеги, они привыкли жить в обществе, где существовали социальные гарантии, где существовало бесплатное здравоохранение, бесплатное образование. Сейчас они еще привыкли, что не они берут, отбирают у кого-то свои права, свои льготы, а что им это дается сверху государством. В России всегда так делалось. Если вспомнить, даже крестьяне не сами себя освободили, а царь-батюшка освободил - это для России свойственно. Пока русский человек не поймет, что кроме него самого о нем никто не подумает, для него никто ничего не сделает, пока он сам не начнет брать то, что ему нужно для себя. Может не насильственным путем, это не значит, что идти на дорогу с кистенем и забирать у человека последнее, потому что тут задача забрать, что тебе положено. Когда он это научится, тогда, возможно, смысла ни в революции, ни в нас самих не будет.
Андрей Бабицкий: Настя рассказывала мне, как несколько лет назад троцкистам удалось разогнать пермскую организацию РНЕ, насчитывавшую около сорока человек. Директор одной их местной школ предоставил баркашовцам школьное помещение, где они собирались. Около 12 человек троцкистов заняли позицию возле школы, при этом двое встали у выхода с совковыми лопатами в руках. Один из революционеров метким броском метнул в помещение, где находилось сорок сторонников РНЕ, дымовую шашку. Через некоторое время испуганные "наци" посыпались из школы, здесь их встречали удары совковыми лопатами по физиономиям. После этой акции напуганный директор школы отказал баркашовцам в помещении, и их организация так и больше и не встала на ноги.
Сегодня РРП проводит различные акции и пикеты, стараясь не использовать совсем уж радикальных форм протеста. "У нас молодежь, - говорит Настя, - и мы не имеем права, пока наша организация не окрепла, подставлять ее незрелые шеи под удары властей". Как пример она приводит дела радикалов, которые взрывали приемную ФСБ, памятник царю и другие объекты. Сейчас эти ребята сидят в тюрьмах, а их организации поразваливались. 11-классница Ульяна - сочувствующая. В ней все выдает отличницу: предельный порядок и аккуратность в одежде, простота и покой в манерах.
Ульяна: Мне нравится, что есть такие люди, мне нравится, что есть оппозиция. Я вообще за равноправие. Когда я ощущаю, что надо мной довлеет что-то одно, ощущаю, что скоро у нас государство будет авторитарное, я это ощущаю серьезно. Мне нравится это, тут хорошие люди, люди, которые знают, которые читают книги, которые не просто трясут именем Троцкого или Маркса, они разбираются. Они сами делают свои сайты.
Андрей Бабицкий: Ульяна посещает акции левых сил, но признается, что она конформистка, хочет стать менеджером, не желает расстраивать маму. Она не готова заходить слишком далеко в противостоянии властям. Таких, как Ульяна, по всей Перми человек 300-350, они как раз и обеспечивают массовость уличным акциям протеста. Троцкисты не могут себе позволить лишиться такой поддержки, поскольку сама организация насчитывает всего 50 человек. Саша Кинзер - это, может быть, один из наиболее ярких примеров усмиренной даже не властями, а скорее временем, революционной идеи. Его статьи наполнены яростью тех старых революционных споров с их анахроничной оскорбительностью и приговороми. Чего стоит одно название - "О подлом пермском сектантстве". Вместе с тем Саша точно знает, что мировой пожар вспыхнет в следующий раз где-нибудь в Мексике и вовсе не горит желанием принять в нем участие.
Саша Кинзер: Южная Америка - это столица будущего мирового пожара. Потому что это слабое звено в мировой капиталистической цепи. Поэтому сложно сказать насчет цифр, но в ближайшие лет 10-15 в России никакой революции, ничего такого не будет. Россия будет, может быть, штрейкбрехером. Я не такой романтик, меня вовсе не прельщают походы по джунглям с постоянными бомбардировками, голод, москиты и прочее. Но если будет необходимость.
Андрей Бабицкий: И все-таки теоретик Вадим Лагутенко, как человек, легко сощелкивающий на пальцах основные источники и составные части, и поэтому наиболее близкий логике революционной идеи, понимает, что отказаться от лозунгов социальной революции марксисты не в состоянии.
Вадим Лагутенко: Маркс с Энгельсом в 48 году написали "Манифест", он заканчивается словами: "Коммунисты считают презренным делом скрывать свои взгляды. Они считают, что их цели могут быть достигнуты лишь путем насильственного ниспровержения существующего строя". То есть это положение полностью остается в силе, оно тогда было в силе. Но между революцией 48 года и, скажем, Парижской коммуной было 30 лет. Это ничего не отменяло, это не отменяло этого положения, но Маркс и Энгельс действовали тогда сообразно с ситуацией и обстоятельствами. Точно также пытаемся и мы действовать.
Андрей Бабицкий: Несмотря на то, что российский троцкизм давно и прочно отказал России в роли авангарда мирового революционного процесса, Настя Мальцева все же считает, что революция может явиться как нежданная гостья. Никто не в состоянии точно угадать, когда она постучится в двери, даже Ленин.
Анастасия Мальцева: Ленин, когда выступал перед студентами в Швеции, 1916 год, говорил: "Мы - старики (ему было лет на 10 больше, чем мне сейчас), мы не доживем до революции. А вот вы - молодежь, возможно, да". А через год грянула революция. Лет семь назад еще даже слово "пролетариат" не все понимали, не говоря о том, что слово "буржуй", оно не то, что не было ругательным, оно было романтичное, приятно быть буржуем. Это лет всего назад. Мы тогда дискутировали между собой, как быстро это сменится. Достаточно быстро. Пять лет - подрастает свежее поколение, которое не успело даже в пионеры попасть или успело, но одной ногой, и быстро кончились пионеры. Как это поколение подросло, поляризация пошла еще быстрее. Это дети, у которых нет советского детства, это уже растут генералы песчаных карьер. Еще лет 15-20.
Вадим Лагутенко: Историей увлекался с детства. Лет в 12, наверное, у дедушки, когда был на каникулах, попался "Коммунистический манифест". То есть сражен был сразу и наповал. Во-первых, колоссальная поэтика: "Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма". Очень сильно. Во-вторых, анализ, это потом сильно облегчило все дальнейшее постижение. Естественно, "Манифестом" все не ограничилось, начал читать дальше, больше. Энгельсовские "Принципы коммунизма", скажем, где написано, что невозможно построить социализм в одной отдельно взятой стране. Потом, конечно, семейная и общественная обстановка тех времен. В эпоху позднего брежневизма и уже ранней горбачевской перестройки было очевидно, что то, что есть в Советском Союзе, ничего общего с социализмом не имеет, небо и земля. Мне тогда попалась какая-то брошюрка на тему ленинской работы "Государство и революция", там была масса бреда про народное государство и так далее, прямо противоположное тому, что было у Ленина в "Государстве и революции". Тогда, скажем, в году 86-87, мне было лет 16, я уже четко осознавал, что существующий в Советском Союзе строй ничего общего с социализмом не имеет, то, что говорят лидеры, ничего общего с марксизмом не имеет. В 16 лет, самый такой возраст, была огромная жажда действий, начал вместе со своими друзьями искать какие-то пути, это еще в Минске было. Я сам из Белоруссии.
Андрей Бабицкий: Вадим уверен в том, что мировая революция, которую предсказывали основоположники, вновь на повестке дня.
Вадим Лагутенко: С 98-го года, с знаменитого азиатского гриппа, российского дефолта, индонезийской революции и так далее мир снова погрузился в эпоху войн и революций. То есть всеобщая дестабилизация налицо. Вся Латинская Америка - безусловный факт, что она охвачена революционным движением. Непрерывно идут Аргентина, Колумбия, Панама, Венесуэла, непрерывные революционные кризисы по всей Латинской Америке. Экономическая дестабилизация мировая тоже налицо - резкие падения "Доу Джонсона" и так далее. То есть построена огромная пирамида финансовая по типу Мавроди, которая в любом случае должна обрушиться по типу Великой Депрессии. Мы имеем, несомненно, налицо общемировую кризисную ситуацию. С другой стороны, если мы посмотрим на движущие силы тех процессов, которые происходят в той же Латинской Америке, то мы опять видим, что впереди идет тот же самый рабочий класс.
Андрей Бабицкий: Собственно первая неформальная марксистская организация появилась в Перми еще до всякой перестройки. В 83 году здесь возникла так называемая "Группа продленного дня", в обоснование деятельности которой лег тезис Маркса о том, что сокращающийся рабочий день дает рабочему классу дополнительное время для самообразования. В 88 году на волнах перестройки эта группа вошла во всероссийское общественно-политическое объединение "Рабочий", сокращенно ОПОРА. Но собственно троцкистскую организацию в Перми в начале 90-х годов создали четыре человека под руководством Анастасии Мальцевой-Хрустальной, супруги Вадима Лагутенко. Настя - 28-летний врач-хирург, член исполкома пермского отделения РРП, редактор сайта организации, неформальный лидер пермских троцкистов. Ее облик лишен всякой ненормативности и даже отчасти буржуазен. Симпатичная блондинка с умело наложенной косметикой, она легко двигается, говорит негромко, но отчетливо. Модное приталенное пальто черного цвета, все из косых линий и углов, которые рельефно выделены кожаными вставками, элегантная шляпа. В поведении ни деланности, ни жеманства, она дама уверенная в себе до легкого налета авторитарности. На пути в марксизм ее первые конфликты с реальностью также мало напоминали трагедию.
Анастасия Мальцева: Я помню, мне было лет 15, у меня была такая задача - сделать политинформацию "ху из ит социализм". Я честно беру в руки "Государство и революцию", честно беру в руки "Капитал", честно беру в руки "Диалектику природы" и все это честно читаю в 15 лет. Понятно, что не весь "Капитал", а выдержки оттуда, "Государство и революцию" полностью, а из Энгельса и Маркса частями. И у меня что-то не состыковывается в голове. Я живу в социалистической стране, по крайней мере так говорят по новостям, так говорят мои учительницы в школе, пионервожатая. Но я не нахожу социализма, того, по крайней мере, который описан в трудах классиков в этой стране. В моей школе никто не интересовался. Когда я, кстати, на политинформации это заявила, учительница мне сказала: "Выйди и подумай, что ты говоришь". Это было первое оппозиционное столкновение с официальной властью в виде учительницы.
Андрей Бабицкий: Троцкисты потому и троцкисты, что исходят из критики Троцким советской системы, которую они именуют сталинизмом.
Анастасия Мальцева: Мы только что говорили, что сталинизм не есть коммунизм, не есть коммунистическая традиция. Мы опираемся на Маркса, на Энгельса, на Ленина, на Троцкого. А сталинизм - это мутация. Причем, это тоже неизбежный процесс. Если посмотреть работу "Преданная революция" у Троцкого, он там очень четко проводит мысль, что если не будет развития дальше, распространения процесса на другие страны, то рано или поздно возникнет ситуация, когда страна окажется во враждебном окружении. И внешние процессы будут довлеть, плюс еще внутреннее перерождение бюрократическое просто уничтожат эту страну. В общем, так и вышло.
Андрей Бабицкий: Сегодняшняя РРП - это нечто вроде независимого профсоюза, который пытается организовать рабочих и других протестантов для борьбы с местной, как городской, так и областной администрациями. За последние годы появилось множество направлений: протест против незаконной приватизации рабочих общежитий, поддержка группы людей, организовавшей питомник для бездомных собак, и которую городская власть пытается вторично лишить выделенного земельного участка. Из крупных акций: набирающая обороты кампания за отзыв мэра, запрет на утилизацию твердотопливных межконтинентальных ракет на местном заводе имени Кирова и уже принятого и реализованного сроком на год решения о приватизации муниципального предприятия "Водоканал". Под заявлением с требованием о проведении общегородского референдума собрано четыре тысячи подписей, осталось столько же, и набрать их, кажется, будет несложно. Средний возраст пермских троцкистов 19 лет. За последние год-полтора в организацию вступило немало школьников. Один из наиболее активных - 17-летний Саша Кинзер, безжалостный, как и большинство неофитов, догматик.
Саша Кинзер: Потому, собственно, я и марксист, что считаю, что социализм экономически возможен, а если он возможен экономически, значит он возможен и в более романтических своих ипостасях. Разумеется, все мы начинали чуть ли не с пятого класса, увлекаясь Че Гевара, образами бунтарства, Запад с его хиппи, с его протестами и так далее. Началось это просто с попытки бунта. В конце концов, если бунт не подкрепляется какими-то теориями, какими-то фактами, доказательствами, то он обречен, как, я считаю, обречены национал-большевики. Если у тебя есть твердая уверенность, что социализм вытекает из капитализма, что классовое общество обречено изначально, частная собственность уничтожает саму себя... Я понимаю, что с тем запасом знаний, которые есть у меня, я никогда не смогу просто взять и перестать быть марксистом. Это значит, что я должен просто наплевать на факты.
Андрей Бабицкий: Саша довольно близко подходит к революционному канону. Хотя и не сходится с ним абсолютно. Несмотря на молодость, из-под Сашиного подбородка выглядывает беспомощный клинышек редких волос, который, может быть, когда-нибудь и станет ближе к своему прототипу с портрета Троцкого на стене Сашиной комнаты. Впрочем, и в его внешности все же торжествует буржуазность, все чисто и аккуратно подобрано, даже длинные волосы, стянутые резинкой в районе лопаток и по форме напоминающие селедочный хвост. Саша, как остальные троцкисты, уверен, что революция - дело далекого будущего, а сегодня необходимо заниматься легальной деятельностью, участвовать в выборах, работать с рабочими, превращая их класса самого по себе в класс для самого себя.
Саша: Если появится реальная возможность с помощью буржуазных органов власти помогать рабочему классу, одновременно как бы не путая, это надо использовать. Любую возможность выступить в интересах коммунизма мы должны использовать. Потому что революция, разумеется, это дальняя перспектива. Но воспитание пролетариата через любые направления - это очень важно. Я вообще, не знаю, может по наивности еще, большое место уделяю пропаганде, общению, изменению мировоззрения.
Андрей Бабицкий: Другой 17-летний троцкист - товарищ Филин. Почему такая партийная кличка? "Потому что не дятел", - отвечает он. Этот длинноволосый смешливый юноша уверен, что Россия на сей раз останется на задворках революционного процесса, следует склонить голову перед неизбежным.
Товарищ Филин: Сейчас ситуация в стране такая, что люди тихо-мирно еще отходят от перестроечных времен. На самом деле пока они еще не готовы. Я не думаю, что стоит сейчас ждать революции именно в России. То есть Россия не будет родоначальником нового мирового пожара революции.
Андрей Бабицкий: "Капитализм в России только складывается", - говорит Вадим Лагутенко.
Вадим Лагутенко: Сейчас Путин проводит политику в интересах класса капиталистов, но при этом всячески пытаясь контролировать ситуацию и отдельных капиталистов, которые ему кажутся представляющими угрозу, бия по голове. Появилась у Березовского своя политическая линия, которая представляет интерес этой группы, и угрозу основной правящей верхушке, - по шее. Что-то говорит Гусинский с НТВ - по шее. Появилась у Ходорковского своя политическая платформа - по шее. Но в целом, если посмотреть те законы, которые приняты, введение уравнительного подоходного налога, нового КЗоТа, все ключевые законы, они в целом в интересах класса капиталистов. Но это, скажем так, некий либеральный капиталистический диктатор.
Андрей Бабицкий: Один из немногих рабочих в организации Александр Миханошин. На политической дискуссии, куда меня пригласили, он был ведущим. 22-летний слесарь, работающий на железной дроге, легко управлялся с доставшейся ему ролью, встряхивал головой, как Павка Корчагин, и останавливал посторонний шум резкими ударами ладони об стол. Александр говорит, что если капитализм в России сегодня не сложился, то нет и предмета революции.
Александр Миханошин: Я-то вряд ли буду строить капитализм, я буду с ним бороться. Но бороться с тем, что не построено, как у нас сейчас, потому что у нас сейчас капитализм не построен, это безрезультатно, в принципе не то, что безрезультатно, а бесполезно. Пока мы не построим, его трудно сломать.
Андрей Бабицкий: Александр также считает, что если рабочий класс сумеет вырвать у капитала причитающуюся ему долю прибыли в ходе политической борьбы, то революция не понадобится вовсе.
Александр Миханошин: Сейчас уповать на то, что пролетариат может быть прозреет и делать все, чтобы он прозрел. Те же мои коллеги, они привыкли жить в обществе, где существовали социальные гарантии, где существовало бесплатное здравоохранение, бесплатное образование. Сейчас они еще привыкли, что не они берут, отбирают у кого-то свои права, свои льготы, а что им это дается сверху государством. В России всегда так делалось. Если вспомнить, даже крестьяне не сами себя освободили, а царь-батюшка освободил - это для России свойственно. Пока русский человек не поймет, что кроме него самого о нем никто не подумает, для него никто ничего не сделает, пока он сам не начнет брать то, что ему нужно для себя. Может не насильственным путем, это не значит, что идти на дорогу с кистенем и забирать у человека последнее, потому что тут задача забрать, что тебе положено. Когда он это научится, тогда, возможно, смысла ни в революции, ни в нас самих не будет.
Андрей Бабицкий: Настя рассказывала мне, как несколько лет назад троцкистам удалось разогнать пермскую организацию РНЕ, насчитывавшую около сорока человек. Директор одной их местной школ предоставил баркашовцам школьное помещение, где они собирались. Около 12 человек троцкистов заняли позицию возле школы, при этом двое встали у выхода с совковыми лопатами в руках. Один из революционеров метким броском метнул в помещение, где находилось сорок сторонников РНЕ, дымовую шашку. Через некоторое время испуганные "наци" посыпались из школы, здесь их встречали удары совковыми лопатами по физиономиям. После этой акции напуганный директор школы отказал баркашовцам в помещении, и их организация так и больше и не встала на ноги.
Сегодня РРП проводит различные акции и пикеты, стараясь не использовать совсем уж радикальных форм протеста. "У нас молодежь, - говорит Настя, - и мы не имеем права, пока наша организация не окрепла, подставлять ее незрелые шеи под удары властей". Как пример она приводит дела радикалов, которые взрывали приемную ФСБ, памятник царю и другие объекты. Сейчас эти ребята сидят в тюрьмах, а их организации поразваливались. 11-классница Ульяна - сочувствующая. В ней все выдает отличницу: предельный порядок и аккуратность в одежде, простота и покой в манерах.
Ульяна: Мне нравится, что есть такие люди, мне нравится, что есть оппозиция. Я вообще за равноправие. Когда я ощущаю, что надо мной довлеет что-то одно, ощущаю, что скоро у нас государство будет авторитарное, я это ощущаю серьезно. Мне нравится это, тут хорошие люди, люди, которые знают, которые читают книги, которые не просто трясут именем Троцкого или Маркса, они разбираются. Они сами делают свои сайты.
Андрей Бабицкий: Ульяна посещает акции левых сил, но признается, что она конформистка, хочет стать менеджером, не желает расстраивать маму. Она не готова заходить слишком далеко в противостоянии властям. Таких, как Ульяна, по всей Перми человек 300-350, они как раз и обеспечивают массовость уличным акциям протеста. Троцкисты не могут себе позволить лишиться такой поддержки, поскольку сама организация насчитывает всего 50 человек. Саша Кинзер - это, может быть, один из наиболее ярких примеров усмиренной даже не властями, а скорее временем, революционной идеи. Его статьи наполнены яростью тех старых революционных споров с их анахроничной оскорбительностью и приговороми. Чего стоит одно название - "О подлом пермском сектантстве". Вместе с тем Саша точно знает, что мировой пожар вспыхнет в следующий раз где-нибудь в Мексике и вовсе не горит желанием принять в нем участие.
Саша Кинзер: Южная Америка - это столица будущего мирового пожара. Потому что это слабое звено в мировой капиталистической цепи. Поэтому сложно сказать насчет цифр, но в ближайшие лет 10-15 в России никакой революции, ничего такого не будет. Россия будет, может быть, штрейкбрехером. Я не такой романтик, меня вовсе не прельщают походы по джунглям с постоянными бомбардировками, голод, москиты и прочее. Но если будет необходимость.
Андрей Бабицкий: И все-таки теоретик Вадим Лагутенко, как человек, легко сощелкивающий на пальцах основные источники и составные части, и поэтому наиболее близкий логике революционной идеи, понимает, что отказаться от лозунгов социальной революции марксисты не в состоянии.
Вадим Лагутенко: Маркс с Энгельсом в 48 году написали "Манифест", он заканчивается словами: "Коммунисты считают презренным делом скрывать свои взгляды. Они считают, что их цели могут быть достигнуты лишь путем насильственного ниспровержения существующего строя". То есть это положение полностью остается в силе, оно тогда было в силе. Но между революцией 48 года и, скажем, Парижской коммуной было 30 лет. Это ничего не отменяло, это не отменяло этого положения, но Маркс и Энгельс действовали тогда сообразно с ситуацией и обстоятельствами. Точно также пытаемся и мы действовать.
Андрей Бабицкий: Несмотря на то, что российский троцкизм давно и прочно отказал России в роли авангарда мирового революционного процесса, Настя Мальцева все же считает, что революция может явиться как нежданная гостья. Никто не в состоянии точно угадать, когда она постучится в двери, даже Ленин.
Анастасия Мальцева: Ленин, когда выступал перед студентами в Швеции, 1916 год, говорил: "Мы - старики (ему было лет на 10 больше, чем мне сейчас), мы не доживем до революции. А вот вы - молодежь, возможно, да". А через год грянула революция. Лет семь назад еще даже слово "пролетариат" не все понимали, не говоря о том, что слово "буржуй", оно не то, что не было ругательным, оно было романтичное, приятно быть буржуем. Это лет всего назад. Мы тогда дискутировали между собой, как быстро это сменится. Достаточно быстро. Пять лет - подрастает свежее поколение, которое не успело даже в пионеры попасть или успело, но одной ногой, и быстро кончились пионеры. Как это поколение подросло, поляризация пошла еще быстрее. Это дети, у которых нет советского детства, это уже растут генералы песчаных карьер. Еще лет 15-20.
