Елена Коломийченко:
В первый раз Москва уступила столичный статус Петербургу в 1712-м году - без малого триста лет назад. В 1728-м российской столицей опять стала Москва, а через четыре года столица была возвращена в Петербург - до 1918-го года. В 18-м столица России в очередной раз переехала в Москву. Сегодня снова говорят о переносе столицы на берега Невы. Мы расскажем о переносе столиц на примерах истории европейских столичных городов.
Петровскому Петербургу, изначально задуманному и построенному, как главный город империи, и в 1712-м году ставшему столицей России, было "суждено в Европу прорубить окно", перевод столицы из Петербурга в Москву в 1918-м должен был символизировать начало строительства нового мира, в котором, кто был ничем, должен был стать всем. Сегодня России, кажется, нужны новые символы - во всяком случае, идея очередного переноса столицы в Петербург носится в воздухе. Особенно активно об этом говорили весной - политики, эксперты, журналисты. Сейчас страсти поутихли, но сама тема осталась. Из Петербурга рассказывает Виктор Резунков:
Виктор Резунков:
Впервые официально идею переноса российского парламента в Санкт -Петербург озвучили еще 27 апреля спикер Государственной Думы Геннадий Селезнев и губернатор Владимир Яковлев. В этот день в Таврическом дворце ими был представлен проект нового парламентского центра, напоминающего собор Святого Петра в Риме. Парламентский комплекс должен быть расположен на левом берегу Невы в районе Смольного Собора. Как заявил Геннадий Селезнев, весь этот проект, стоимость строительства которого оценивается в 700 миллионов долларов, можно было реализовать за три года, причем не истратив ни одной копейки бюджетных денег - их можно добыть, сдав в аренду на 49 лет здания в Москве, принадлежащие федеральному собранию. Однако, несмотря на то, что осуществление этого грандиозного проекта вызвало жесткую критику, в особенности, со стороны депутатов Государственной Думы, а идею переноса парламента в Санкт-Петербург поддержал один лишь Борис Березовский, сам проект отклонили чисто по техническим причинам. Выяснилось, что для того, чтобы строить в этом месте Петербурга парламентский центр, потребуется выселить из излучины Невы центральную водопроводную станцию города.
Однако, сама идея переноса парламента России в Санкт-Петербург после этого не умерла. Летом исполнительный секретарь Союза России и Белоруссии Павел Бородин ознакомил общественность в Санкт-Петербурге с новым проектом строительства парламентского комплекса - уже в центре города и стоимостью уже в 2 миллиарда долларов. Причем в этом проекте предполагалось строительство зданий не только для российско-белорусского парламента, но и для Государственной Думы, и для Совета Федерации. Добыча денег на проект, по идее Павла Бородина, должна осуществляться через одну американскую фирму, которая разработала схему облигационного займа со сроком погашения от 5 до 30 лет. Погашать займ Бородин предлагает за счет коммерческого использования зданий Совета Федерации и Государственной Думы. На удивление этот проект нашел отклик в сердце президента Владимира Путина. В начале октября по поручению главы государства он поступил в официальную рассылку. Его копии были доставлены в несколько федеральных министерств, управление делами президента и администрацию Санкт-Петербурга с президентской пометкой: "Для доработки".
Тем временем в политических кругах Москвы опять раздалась резкая критика самой идеи переноса парламента в Санкт-Петербург. Поставлена ли на этом действительно точка, или какой-нибудь новый проект переноса парламента в Петербург - более дешевый и конструктивный опять может всплыть на поверхность - покажет время. А пока в Санкт-Петербурге живо обсуждают эту тему. Вот мнение об идее переноса парламента в Петербург известного историка Льва Лурье:
Лев Лурье:
Я думаю, что Путин, и отчасти - его окружение руководствуются двумя соображениями, когда они думают о некоем повышении статуса Санкт-Петербурга. С одной стороны, это такой как бы "пиар" - позиционировать перенос столицы. В русской истории он всегда ознаменовывал резкую смену политики. Это как бы заявление о том, что "я порываю неким образом с опытом предшественников и начинаю все с чистого листа". Так Вещий Олег в 882-м году перенес столицу из Новгорода в Киев. Таким же образом Петр перевез двор из Москву в Петербург. То есть, здесь, конечно, ничего случайного нет, и один из аргументов, которые рассматриваются Путиным, и которые ему предлагают его советники и есть эта мысль о том, что и внутри страны, и вовне ее такой переезд будет означать некоторое заявление о намерениях. Не вполне понятно - каких, но скорее - прозпааднических и энергичных, то есть, связанных именно с Петром.
Вторая проблема - проблема внутриполитических резонов. Она тоже совершенно очевидна. Мы видим, что Путин начал свою деятельность с попытки резко уменьшить роль избранных населением губернаторов. Понятно, что другим противовесом власти является так называемые олигархи, власть которых, как правило, сосредоточена в Москве. Таким образом, отъезд из Москвы - постоянный или на какие-то промежутки времени, отсекает несколько лоббирующих групп влияния, и помогает принимать решения, избежав этого самого окружения лоббистов, "толкачей" и тому подобного. Таким образом, Петербург превращается в такую, как бы, гигантскую Шуйскую или Завидово, то есть, в некоторое место, может быть, не для принятия оперативных решений, а для раздумий.
Елена Коломийченко:
На ту же тему из Москвы Игорь Мартынов:
Игорь Мартынов:
По поводу эксгумации северной столицы: двойник активизировался, сфинкс заговорил, гранитный камушек в груди, запасное сердце родины отрыли, расчехлили саркофаг, а там причесан... в пушечном масле сказал чеканно: "А ну пошли на х..., нах Питер".
И пошли гусиным шагом, обвально приседая - мол, и мы сосали из аврориных сосцов, со всех троих, и мы там были, вот корешок билета в Мариинку, вот абонемент в Зимний.
Долой город Солнцево, даешь колыбель революции!
Страна настроилась на частоту ФМ - на Федора Михайловича - минус один по Фаренгейту - кепка втоптана, туда кидают мелочь, кончилось твое время, московский озорной гуляка! В "Англетерре" уже разложен бритвенный набор, петля намылена. "Битте - Дритте", - комендант Бродский рекомендует: "На Васильевский остров я вернусь умирать", - а что еще там делать? К ритуальным услугам Крестовский, Аптекарский, Заячьий - да здесь любой дом, как клавиша из траурного марша Шопена. Не нужно слез из глицерина, кислотный дождь всегда в ассортименте, колодцы, как бронхи курильщика на слабый просвет, Медный Всадник, бледные люди, Некрополитен имени Сика Транзита и Глории Мунди. Пустят без ксивы, у нас посмертный проездной, здравствуй дедушка Бирон, обледенеть, так с музыкой!
А мы были к чему-то такому готовы. Мы знали, что жизнь здесь повышенной проходимости - вставишь зубы - не фирма, бессарабские, прильнешь к Ляле - она пожилая, со спидинкой. Вчера явились из инстанции, отстегнули последний балкон с видом на будущее. Долгорукого укоротили. Вот он - питерский метод - загробный. Не зря москвич всегда имел этот город как ряд полноценных могил, погост по всем евростандартам и посещал его, как тот свет, как передний край ночи, и выводил сюда кралю, как на поминки к неродному, но почетному дедушке. Когда страну возглавил учтивый человек в виде клерка из бюро ритуальных услуг, стало ясно: замогильный стиль теперь в фаворе и вырос спрос на умирание.
Все то немногое, чем питерцы горды - не для житья, а для большой разлуки - взять хотя бы окружающую среду - нет не белые ночи - они, как и наводнения, и пикирующие с парапета в Мойку смертельно пьяные финны - суть явление природы. Я про разведение мостов. Вполне механический процесс этот питерцами не раз фетишизирован, воспет и совершается еженощно, как небольшая тренировочная революция. В час сорок восстает Дворцовый мост, в час сорок пять - Лейтенанта Шмидта, в час пятьдесят - Кировский - теперь Литейный, но от этого не легче. Город рвет себе артерии с вивисекторским ражем. Ладно бы разводили, пропуская Аврору, а то ведь просто назло пьющему приезжему. Чем звездней час Петербурга, тем больше опоздавших на другую вокзальную сторону.
Что касается быстрого "фуда", то и в деле умерщвления мяса город добился великих результатов. Питерская знаменитая котлетка вставляется между плюсом и минусом, конвульсивно вздрагивает от электрошока - пищевые Сако и Вансетти - и жирует в заведении где-то на уровне ног, в дешевом склепе общепита. Так что, если эксгумация северной столицы пройдет на ура, то станет, не скажу, веселее, но точно - проще, ибо питерский подход удобен и понятен - предпочтительнее иметь дело с усохшей человеческой массой - организована, проста в хранении, не меняет позиции. На таких действительно можно, если не положиться, то уж, во всяком случае - опереться. А если державник - бери глубже, немного холодноватая, но ведь привыкаешь ко всему болотному климату. Втягиваешься в тотальный бобок на этот бал некрофилов. Гнилое сердце не разгонит кровь, но постепенно вся страна утихомирится, загнется и там, в загробной юдоли, наконец-то, столица породнится с Рассеей навек.
Елена Коломийченко:
У сегодняшней Европы есть признанные европейские столицы: Рим - вечный город, Париж, который стоит мессы, Лондон, Берлин, Прага, Варшава, Вена и так далее. Есть и столицы общеевропейского масштаба. Часть европейских институтов работает в столице Бельгии - Брюсселе, символизируя, по-видимому, тот факт, что не в размерах и мощи самого государства дело. Другая часть учреждений и институтов Европейского Союза находится в Страсбурге. Этот город - не столица, но яркий пример возможного примирения народов Франции и Германии, которые смогли найти общий язык после многих десятков лет соперничества и войн. Сами же столицы стран нашего континента по большей части имеют многовековую историю.
Ну вот, к примеру, Рим, этот вечный город. Известно, что он был основан в 754-м или 753-м году до нашей эры на семи холмах у устья реки Тибр в центрально-западной Италии. Предание называет даже день 21 апреля - когда-то этот день отмечали как день рождения Рима. Обстоятельства основания окутаны легендой - известен рассказ о двух братьях - найденышах Ромуле и Реме, о волчице, их вскормившей и так далее. Долгое время Рим был просто пастушеской деревней, потом постепенно вырос в столицу первого ядра древнеримского государства, затем мировой империи, охватившей весь средиземноморский бассейн. Рим стал центром христианства, в IV веке нашей эры уступил роль столицы империи городу Византия на берегах Босфора, в честь императора Константина Великого переименованному в Константинополь, нынешний Стамбул. Восточно-Римская империя продержалась до турецкого завоевания в середине XV века. Западно-Римское царство распалось значительно раньше, и Рим до второй половины XIX века сохранял свой авторитет, прежде всего, как резиденция Папы Римского - главы католиков всего мира. Одновременно Рим был и столицей небольшого папского государства, занимавшего территорию центральной Италии. Рассказывает Джованни Бенси.
Джованни Бенси:
Сама Италия как современное государство возникла только в 1861-м году, в результате процесса объединения прежних удельных княжеств под водительством королевства Пьемонте. Однако Рим и ядро Папского государства, область Лацио, были исключены из этого процесса. Первоначально столицей новой Италии остался город-резиденция Савойских королей - Турин, но в 1865-м году столица была временно перенесена во Флоренцию, в ожидании того момента, когда станет возможным восстановить Рим в этой исторической роли. Этот момент наступил девять лет спустя после объединения страны, когда, в 1870-м году, итальянские войска по приказу монарха Виктора Эммануила Второго, завоевали Рим и лишили папу Пия Девятого светской власти. Папа очень обиделся, запер себя в ватиканских дворцах (его называли "ватиканским узником") отлучил от церкви короля и все правительство, запрещая католикам сотрудничать с ними. Эта своеобразная "холодная война" продолжалась полвека, до 1929-го года, когда итальянский диктатор Бенито Муссолини заключил с папой Пием XI конкордат и согласился на создание независимого мини-государства Ватикан в рамках средневековой цитадели, в центре которой находится собор Святого Петра.
В том же году завоевания Рима, 1870-м, состоялся в Италии плебисцит, в результате которого "вечный город" был провозглашен столицей Италии, и таковой он остается и по сей день. В бывшей резиденции пап, Квиринале, поселился итальянский король, после второй мировой войны - президент республики, а бывший дворец папского губернатора Рима, "Кардинала-викария", дворец Монтечиторию, стал зданием палаты депутатов итальянского парламента.
Однако, для роли столицы современного большого государства Рим мало подходит. Это уникальный исторический город, в котором многочисленные и яркие следы древней цивилизации тесно переплетаются с прекрасной архитектурой средневековья и Ренессанса. В то же время, несмотря на величественные дворцы, соборы, памятники, площади (вспомните, хотя бы, Пьяцца Навона), центр Рима сохранил характер плохо запланированной деревни. Узкие улицы без тротуаров, мощенные крупным булыжником (популярно называемым "санпьетрини", "камни Святого Петра"), очень неудобным для ходьбы. Проводить работы по модернизации практически невозможно: что ни камень, то кусок истории, ничего нельзя трогать. Муссолини попытался расширить некоторые центральные улицы вокруг Колизея, но осуществление этого проекта вызвало бы потерю такого количества исторических памятников, что вскоре он был остановлен. Из-за узости многих улиц общественный транспорт на поверхности плохо работает и не может обслуживать целые районы (лишь недавно введены "мини-автобусы").
Под землей еще хуже. Построить разветвленную сеть метро не удалось. Попытка была сделана, но то и дело строители наталкивались на какие-то археологические находки, приходилось останавливать работы, проводить раскопки, обеспечивать сохранность обнаруженных объектов. Иногда надо было искать альтернативные трассы. Строительство одной линии метро, начатое в 30-х годах, затянулось на десятилетия, и еще сегодня сеть метро не может удовлетворять потребности трехмиллионного города. Можно себе представить, что это значит для столицы, где находятся министерства, бесчисленные учреждения, гражданские и церковные, куда стекаются миллионы посетителей и паломников со всего мира. Эта проблема особенно выпукло встала именно в этом году, когда папа Иоанн Павел Второй провозгласил юбилей двухтысячелетия христианства. Но надо сказать, что лево-центристская администрация Рима, во главе с мэром Франческо Рутелли, довольно хорошо справилась с, казалось бы, непосильной задачей.
Для разгрузки столицы, еще в середине 30-х годов, Муссолини распорядился о строительстве сателлитного района между Римом и Остией, на побережье Тирренского моря, куда планировалось перенести министерства и другие учреждения. Проект предусматривалось закончить в 1943-м году одновременно с открытием "Римской всемирной выставки". Инициалы этих трех слов по-итальянски - ЭУР, и стали обозначением нового района. Но в 1943-м году были, как известно, другие заботы, и район "ЭУР" остался незаконченным. И после войны его не завершили из-за недостатка денег. Тем не менее, что-то есть, что-то достроено, и некоторые здания действительно отданы под учреждения государственной администрации. Но до превращения Рима в современную, рационально функционирующую столицу еще далеко.
Елена Коломийченко:
"Арривидерчи Рома", - и мы отправляемся в центральную часть Европы, в Германию с ее старой и новой столицей - городом Берлин. Итак, продолжим нашу экскурсию в историю и современность некоторых европейских столиц. После объединения разделенной после второй мировой войны Германии, столицей страны снова стал Берлин. До этого функции столицы Западной Германии выполнял небольшой городок на севере страны - Бонн, в котором, как вспоминают старожилы, в конце сороковых годов по улицам еще разгуливали овцы и козочки. Бонн стал столицей после многих дискуссий. Поначалу предлагали Франкфурт, Бамберг, но эти крупные относительно города, как и многие другие, были после войны разрушены и требовали огромных затрат на восстановление. Остановились в конце концов на Бонне. Да и первый послевоенный канцлер Конрад Аденауэр жил неподалеку от Бонна. Восточная же Германия избрала своей столицей Берлин, его восточную часть, в которой находились советские войска. Западный Берлин, не ставший столицей, был местом, где стояли войска западных союзников. Так и оставался Берлин разделенным, а с 1961-го года разделенным в буквальном смысле Берлинской стеной, до объединения Германии. Ну, а историю свою как официальная столица, тогда - первого немецкого "райха" - Берлин ведет с 1871-го года. Я беседую с обозревателем радио "Зендер Фрайес Берлин" Ашотом Амирджаняном.
Ашот, кто и когда решил перенести столицу объединенной Германии в Берлин?
Ашот Амирджанян:
Решение было принято в 1991-м году Бундестагом Германии, 20 июня, причем голосов за это решение было всего лишь на 17 больше, чем голосов против - 337 "за" и 320 "против". Решение было принято минимальным большинством голосов. Помню, что дискуссия, которая проходила и в СМИ, и в обществе, и в самом Бундестаге, была очень эмоциональной, и было совершенно неясно, кто выиграет это голосование.
Елена Коломийченко:
Кто был инициатором этого?
Ашот Амирджанян:
Инициатором была сама Конституция Германии, в которой цель объединения Германии была зафиксирована и столицей Германии назывался Берлин, а Бонн был временной столицей Западной Германии - то есть той страны, которая тогда называлась ФРГ, Поскольку это было зафиксировано в законе и было в программе правившего тогда ХДС, а также Свободных демократов, то инициатива исходила, в первую очередь, из рядов правившей тогда коалиции. Однако, в тех же партиях тут же возник протест, как только речь пошла о том, что столицей объединенной Германии должен быть Берлин. В течение десятилетий именно христианские демократы и другие силы Германии обещали населению, что как только страна объединится, так оно и будет, но как только речь зашла об этом, тут же возникли протесты, причем во всех партиях и во всех общественных силах- речь шла о том, чтобы как бы сохранить тот общественно-политический демократический характер, установившейся после Второй Мировой Войны в западной части Германии и символику Бонна, именно как столицы и символа. Эти голоса и настроения тут же попытались воспротивиться и усилить давление с тем, чтобы Германия не возвращалась в Берлин, как символ прошлой Германии, символ Рейха, как символ Первой и Второй Мировой Войны. Кончилось это голосованием 20 июня 1991-го года, и преимуществом всего лишь в 17 голосов было принято решение перенести столицу в Берлин. Сторонники переезда говорили, в первую очередь, о том, что символика переезда в Берлин очень важна для новых федеральных земель, то есть, для бывшей ГДР, для населения для восточных немцев.
Елена Коломийченко:
Но по состоянию инфраструктуры восточная и западная часть Берлина на момент объединения города существенно отличались друг от друга. Удалось ли выправить эту разницу, или остается незримая стена, отделяющая восток Берлина от Запада?
Ашот Амирджанян:
Чувствуется разница только в том смысле, что в восточных районах бывшей столицы ГДР больше таких домов, которых много и в Москве, и других бывших советских городах. Хотя многое там отремонтировали, отреставрировали и привели в технологически нормальный современный порядок, но в архитектурном облике эта разница чувствуется. А что касается состояния улиц, инфраструктуры, фасадов домов и так далее, то этой разницы почти уже не чувствуется. Нельзя забывать, что в Берлин со времени объединения вложили около 10 миллиардов марок. Это огромная сумма денег, почти все эти деньги ушли, конечно, на инфраструктурные и строительные мероприятия в бывшей восточной части города. Там не только не видно разницы - наоборот, сейчас в восточной части, особенно в центре, правительственном квартале и так далее, создана новая архитектура, люди приезжают со всей Европы смотреть на нее. Иногда жители Западного Берлина даже не то что завидуют, но жалуются, пишут петиции и заявления, чтобы наконец направить часть денег в западную часть - уже наблюдается определенное отставание западной части.
Елена Коломийченко:
Когда принимался этот закон, речь шла о 20 миллиардах марок, по всей вероятности, остальная часть суммы была затрачена непосредственно на переезд огромной армии чиновников из прежней столицы в новую, тем не менее, часть правительственных функций, такие, как культура и здравоохранение, насколько я помню, остались за Бонном, и многие поначалу не хотели перевозить семьи в Берлин - с другой стороны, в Берлине была большая масса безработных, которым этот переезд как бы открывал дорогу в новую жизнь. Так вот, насколько увеличились затраты на чиновничий аппарат в связи с переездом из Бонна в Берлин?
Ашот Амирджанян:
Это очень хороший вопрос, на который сейчас, конечно, ответить невозможно, потому что в таком сравнении никто таких цифр не высчитывал, и я думаю, не случайно. Более того, дискуссия о том, насколько разумно было принимать такое очевидно дорогостоящее решение - разделить функции столицы на Берлин и Бонн - об этом дискуссия разгорелась, когда Бундесрат, который по тогдашнему решению должен был остаться в Бонне, решил тоже переехать в Берлин. Это - тот конституционный орган Германии, где сидят представители федеральных земель, как бы вторая часть парламента. Так вот, Бундесрат уже переехал в Берлин и говорят, что сейчас в течение 5-6, максимум - 10 лет, все оставшиеся в Бонне министерства также переедут в Берлин, то есть, в принципе, это лишь вопрос времени, и компромисс, который был тогда в той исторической ситуации принят - если бы решение принимали сейчас, то такого компромисса бы не было, поскольку люди аргументировали бы менее эмоционально и исторически, и более меркантильно и рационально. То есть, считая в марках, метрах, сантиметрах годах, и так далее. Сейчас о сроках еще не говорят, но почти все наблюдатели уверены, что Берлин будет полной и нераздельной столицей Германии.
Елена Коломийченко:
Мы говорим на тему переезда столицы Германии из Бонна в Берлин не случайно. Дискуссия идет о том, стоит ли столице России перебираться из Москвы в Петербург, который изначально тоже был задуман как столичный город. Как вам, как, отчасти, участнику переезда из Бонна в Берлин, кажется, насколько реальна, возможна и оправданна такая российская посылка?
Ашот Амирджанян:
В Германии восстанавливалось нечто, что уже было в ХХ столетии и до этого. В России также есть желание восстановить нечто уже существовавшее, о чем существуют положительные воспоминания и надежды, что если восстановить бывшую символику, то вернется и часть того положительного, что было раньше. Мне кажется, что если исходить из опыта германского объединения то момент реставрации, восстановления, в общем не играет такой уж большой роли. Вначале - символически, эмоционально -да. Но потом выясняется, что, на самом деле, ничего не повторяется, что возникает нечто новое, совершенно новое качество, которое может быть положительным или отрицательным. Здесь получилось, что в Берлине возникло новое качество: даже если старое здание Бундестага, которое раньше называли Рейхстагом, сохранило свое название, и поначалу все спорили, можно ли воссоздать такое слово - "Рейхстаг" - какие ассоциации, какие воспоминания!.. -Даже с таким старым словом "Рейхстаг", качество возникло новое. Люди, которые сейчас здесь находятся, приезжают сюда, работают и влияют на то, что там возникает - они тоже новые, ситуация в Европе и мире другая. Поэтому я считаю, что в России, если будет принято такое решение, то я бы советовал не очень надеяться на то, что вернув столицу в Санкт-Петербург, можно будет вернуть ту красоту и славу, о которой ностальгически мечтают некоторые люди.
Елена Коломийченко:
Из Берлина - в Париж, к нашему постоянному автору - Дмитрию Савицкому.
Дмитрий Савицкий:
Много лет назад в Нью-Йорке, на Мортон-стрит я сидел напротив Иосифа Бродского, и задавал ему вопросы, брал интервью для швейцарского журнала "Эмуа". Один из вопросов звучал так: "Любите ли вы Париж"? Ответ был неожиданным: "Парижу не повезло, я сначала увидел Рим..."
Я очень люблю Рим, но жить предпочитаю в Париже. Париж моложе Рима, он пропитан историей чуть меньше, чем Рим, но он удивительно удобен для жизни; парижанин живет снаружи, вне своей квартиры, почти столько же времени, сколько и дома. В этом Париж, находясь на полпути к столицам северным, схож с городами юга, по площадям и садам которых жизнь разливается с чарующей естественностью.
Парижане говорят про свой город, что это - собрание деревень. Причем слово "вилляж" не совпадает со словом "аррандисман", округ. Внутри округа может быть несколько деревень. .... Их легко заметить.
Деревня моей части Латинского квартала, Ла Муфф, "Муффтар", ничем не похожа туристическую деревню Латинского же квартала Сэн-Северан. Деревни отличаются друг от друга магазинами, рынками, кафе, и теми, кто в них сидит. Каждая деревня, скопление людей, живущих именно здесь по каким-то (не причинам) а пристрастиям. Выбор определен вкусом. Конечно, это не касается всего населения деревни, но наиболее яркой ее части. На Муффе живут студенты, часто иностранные (Сорбонна рядом); пенсионеры - здесь были выстроенные для них дешевые дома; на Муффе живут писатели, художники; к Муффу подбираются с юга китайцы из своего 13-го округа; и на Муффе скупают квартиры японцы.
То же самое происходит и с остальными деревнями. Взять хотя бы Монторгой - деревню-наследницу "Чрева Парижа". Население этого микрорайона связано с мелким бизнесом, в первую очередь, с сетью магазинов профессионального оборудования для ресторанов. И здесь уже видны вкрапления японских колоний.
Чуть восточнее Монторгоя - деревня, где промышляют своими прелестями разноцветные дивы из Сенегала, Мавритании, Польши и России. Ну и, конечно же, местные... Это Сен-Дени. Рядом - шумная деревня Сантье, район пошивочных мастерских, оптовых магазинов, бутиков, продающих только пуговицы или только кружева... Западнее - Биржа и мёртвый по вечерам район окружающих ее зданий - в них только офисы.
Дробление это на деревни - цеховое и восходит к Средним Векам. Конечно, деревни разрастаются, умирают, воскресают. Так, красавицы Сен-Дени часто стоят ночью среди гор текстильных обрезков - бархата, шерсти, нейлона, шелка - соседняя деревня Сантье, с ее подпольными швейными мастерскими наступает.
Это одна из сторон многогранного Парижа. Вторая - повторяемость. Почти с математической точностью в городе каждые триста-пятьсот метров появляются знаки форпостов: аптека с зеленым крестом, булочная, винный погреб, овощная лавка, прачечная, мясник, цветочник, ключник, сапожник, рыбная лавка, книжный магазин, магазин диеты, банк, сберкасса - всё, что нужно для жизни, на самом близком для человека расстоянии.
В дорогих районах эта дистанция увеличивается. Обитатели здесь не ходят сами за покупками - они лишены этого удовольствия, которое составляет неизменную часть жизни парижанина. У каждого, в каждой деревне, свой хлеб, свой сыр и свое вино. Он их выбрал, иногда - на десятилетия - и его булочник, молочник и хозяин погреба для него так же важны, как дядя Гастон и племянница Мари-Лор...
Наконец, еще одна, и быть может - главная составная: кафе, "брассри", бары. Каждые 20-30 метров на улочках старого города вы можете сесть за столик, заказать чашку горячего шоколада или рюмку кальвадоса, и сидеть, сколько вам вздумается, читая "Пари-Мач" или рассматривая прохожих. Париж - всегда продолжение вашей квартиры - подчеркну еще раз. Он удобен для жизни, он вам не навязывается, он делает вид, что вы ему безразличны, проще - он оставляет вас в покое, и в комфорте.
Если добавить к этому картины Лувра, старую и новую Оперу, "Комеди Франсез", десятки "карманных" театров, сотни и сотни киношек, Сену с ее мостами, с ее баржами и пришвартованными напротив Нотр-Дам или Лувра ресторанами; если вспомнить про сады Тюэльри, Пале-Руаяль, про Ботанический и Люксембургский, про леса - Булонский и Венсенский, являющиеся частью города, про Марсово поле, Сакре-Кёр, Сан-Сюльпис, Клюни, Вогезскую площадь, про все крошечные древние улочки, оберегающие ревниво свои морщины, свой шарм, конечно, скажешь себе еще раз: "Париж достоин обедни", - это праздник, который..., короче - здесь можно жить.
Если, согласимся с поэтом, вам все же пришлось хоть немного пожить и в Риме...
Елена Коломийченко:
Мы остаемся в Париже и обращаемся к драматическим моментам истории этой европейской столицы. Семен Мирский.
Семен Мирский:
Генерал Де Голль терпеть не мог Елисейский Дворец - точнее, злые языки утверждали, что сам генерал чувствовал себя во дворце неуютно, но не более того, а всему виной была жена основателя Пятой республики Ивонна, говорившая, что дворец лишен души, в нам холодно, в коридорах сквозняки, а архитектура этого каменного мешка вообще, мол, безобразна. Как бы там ни было, в 1958-м году Шарль Де Голль задумал перенести официальную резиденцию президента Французской Республики в Венсенский дворец, построенный в XIV веке и находящийся на восточной окраине Парижа, в северной части знаменитого своим зоопарком Венсенского леса. Задумав покинуть раз и навсегда Елисейский Дворец, Де Голль все же не решился принять такое решение единолично, не обсудив его с ближайшими советниками. И вот чем закончилось это обсуждение: министр по имени Оливье Гишар, говоривший от имени всего окружения президента, встал со своего места и сказал Де Голлю: "Господин президент, ваш проект весьма уязвим и сомнителен". Де Голль вопросительно поднял брови. "Дело в том, - продолжил Гишар, - что парижане никогда не позволят, чтобы первый человек государства жил не в самом центре города, откуда он управляет всей Францией". "Хотите ли вы тем самым сказать, что президент республики - заложник Парижа и парижан"? - спросил Де Голль. Оливье Гишар утвердительно кивнул и сел в свое кресло, и больше Де Голль к этой теме не возвращался. Но начатая им скорее программ обширных реформ, связанных с децентрализацией, может рассматриваться и как своеобразная попытка Де Голля взять реванш за провалившуюся затею управлять Францией не из самого сердца Парижа.
Рассказанная история, мало сказать - показательна. Она даже эмблематична. Историки французской революции не мало писали о том, какую роль в падении абсолютной монархии, закончившейся казнью Людовика XVI, сыграл тот факт, что королевский дворец - точнее, главная резиденция короля находилась не в Париже - центре политики , финансов и искусств, а в деревне по имени Версаль.
Другой эпизод, на котором необходимо остановиться, чтобы понять, какую роль играет Париж в качестве единственной и неизменной столицы Франции связан с периодом Второй Мировой Войны. В июне 1940-го года германские войска вступили в Париж, и маршал Филипп Петен объявил, что правительство оккупированной Франции покидает столицу и перемещается в город Виши. В чем был смыслы этого переезда, при том, что правительство Петена было правительством коллаборационистским, то есть, сотрудничавшим с гитлеровцами? Ответ на этот вопрос очевиден: "Париж - столица Франции и символ национального суверенитета, и пока Франция оккупирована иностранными войсками, а в Париже сидит немецкий наместник, правительство этой страны выбирает добровольное изгнание". В августе 1944-го года, в момент освобождения Парижа, временное правительство освобожденной Франции во главе с генералом Де Голлем вернулось в Париж.
Если резюмировать в считанных словах историю Парижа со времени основания римскими завоевателями укрепленного городка Лютеция в 52- м году до Рождества Христова, вплоть до наших дней, то надо сказать, что история эта всегда стояла под звуком двух диаметрально противоположных тенденций: крайней, точнее - даже абсолютной централизации, и непрекращающихся попыток децентрализации, Но кто бы ни правил этой страной - "Король-Солнце" Людовик XIV, Наполеон-Бонапарт, президенты всех пяти республик, маршал Петен или генерал Де Голль - Париж всегда оставался равным себе самому, равнодействующей центробежных и центростремительных сил государства и общества. Именно поэтому Париж и стал моделью столицы стабильного европейского государства.
В первый раз Москва уступила столичный статус Петербургу в 1712-м году - без малого триста лет назад. В 1728-м российской столицей опять стала Москва, а через четыре года столица была возвращена в Петербург - до 1918-го года. В 18-м столица России в очередной раз переехала в Москву. Сегодня снова говорят о переносе столицы на берега Невы. Мы расскажем о переносе столиц на примерах истории европейских столичных городов.
Петровскому Петербургу, изначально задуманному и построенному, как главный город империи, и в 1712-м году ставшему столицей России, было "суждено в Европу прорубить окно", перевод столицы из Петербурга в Москву в 1918-м должен был символизировать начало строительства нового мира, в котором, кто был ничем, должен был стать всем. Сегодня России, кажется, нужны новые символы - во всяком случае, идея очередного переноса столицы в Петербург носится в воздухе. Особенно активно об этом говорили весной - политики, эксперты, журналисты. Сейчас страсти поутихли, но сама тема осталась. Из Петербурга рассказывает Виктор Резунков:
Виктор Резунков:
Впервые официально идею переноса российского парламента в Санкт -Петербург озвучили еще 27 апреля спикер Государственной Думы Геннадий Селезнев и губернатор Владимир Яковлев. В этот день в Таврическом дворце ими был представлен проект нового парламентского центра, напоминающего собор Святого Петра в Риме. Парламентский комплекс должен быть расположен на левом берегу Невы в районе Смольного Собора. Как заявил Геннадий Селезнев, весь этот проект, стоимость строительства которого оценивается в 700 миллионов долларов, можно было реализовать за три года, причем не истратив ни одной копейки бюджетных денег - их можно добыть, сдав в аренду на 49 лет здания в Москве, принадлежащие федеральному собранию. Однако, несмотря на то, что осуществление этого грандиозного проекта вызвало жесткую критику, в особенности, со стороны депутатов Государственной Думы, а идею переноса парламента в Санкт-Петербург поддержал один лишь Борис Березовский, сам проект отклонили чисто по техническим причинам. Выяснилось, что для того, чтобы строить в этом месте Петербурга парламентский центр, потребуется выселить из излучины Невы центральную водопроводную станцию города.
Однако, сама идея переноса парламента России в Санкт-Петербург после этого не умерла. Летом исполнительный секретарь Союза России и Белоруссии Павел Бородин ознакомил общественность в Санкт-Петербурге с новым проектом строительства парламентского комплекса - уже в центре города и стоимостью уже в 2 миллиарда долларов. Причем в этом проекте предполагалось строительство зданий не только для российско-белорусского парламента, но и для Государственной Думы, и для Совета Федерации. Добыча денег на проект, по идее Павла Бородина, должна осуществляться через одну американскую фирму, которая разработала схему облигационного займа со сроком погашения от 5 до 30 лет. Погашать займ Бородин предлагает за счет коммерческого использования зданий Совета Федерации и Государственной Думы. На удивление этот проект нашел отклик в сердце президента Владимира Путина. В начале октября по поручению главы государства он поступил в официальную рассылку. Его копии были доставлены в несколько федеральных министерств, управление делами президента и администрацию Санкт-Петербурга с президентской пометкой: "Для доработки".
Тем временем в политических кругах Москвы опять раздалась резкая критика самой идеи переноса парламента в Санкт-Петербург. Поставлена ли на этом действительно точка, или какой-нибудь новый проект переноса парламента в Петербург - более дешевый и конструктивный опять может всплыть на поверхность - покажет время. А пока в Санкт-Петербурге живо обсуждают эту тему. Вот мнение об идее переноса парламента в Петербург известного историка Льва Лурье:
Лев Лурье:
Я думаю, что Путин, и отчасти - его окружение руководствуются двумя соображениями, когда они думают о некоем повышении статуса Санкт-Петербурга. С одной стороны, это такой как бы "пиар" - позиционировать перенос столицы. В русской истории он всегда ознаменовывал резкую смену политики. Это как бы заявление о том, что "я порываю неким образом с опытом предшественников и начинаю все с чистого листа". Так Вещий Олег в 882-м году перенес столицу из Новгорода в Киев. Таким же образом Петр перевез двор из Москву в Петербург. То есть, здесь, конечно, ничего случайного нет, и один из аргументов, которые рассматриваются Путиным, и которые ему предлагают его советники и есть эта мысль о том, что и внутри страны, и вовне ее такой переезд будет означать некоторое заявление о намерениях. Не вполне понятно - каких, но скорее - прозпааднических и энергичных, то есть, связанных именно с Петром.
Вторая проблема - проблема внутриполитических резонов. Она тоже совершенно очевидна. Мы видим, что Путин начал свою деятельность с попытки резко уменьшить роль избранных населением губернаторов. Понятно, что другим противовесом власти является так называемые олигархи, власть которых, как правило, сосредоточена в Москве. Таким образом, отъезд из Москвы - постоянный или на какие-то промежутки времени, отсекает несколько лоббирующих групп влияния, и помогает принимать решения, избежав этого самого окружения лоббистов, "толкачей" и тому подобного. Таким образом, Петербург превращается в такую, как бы, гигантскую Шуйскую или Завидово, то есть, в некоторое место, может быть, не для принятия оперативных решений, а для раздумий.
Елена Коломийченко:
На ту же тему из Москвы Игорь Мартынов:
Игорь Мартынов:
По поводу эксгумации северной столицы: двойник активизировался, сфинкс заговорил, гранитный камушек в груди, запасное сердце родины отрыли, расчехлили саркофаг, а там причесан... в пушечном масле сказал чеканно: "А ну пошли на х..., нах Питер".
И пошли гусиным шагом, обвально приседая - мол, и мы сосали из аврориных сосцов, со всех троих, и мы там были, вот корешок билета в Мариинку, вот абонемент в Зимний.
Долой город Солнцево, даешь колыбель революции!
Страна настроилась на частоту ФМ - на Федора Михайловича - минус один по Фаренгейту - кепка втоптана, туда кидают мелочь, кончилось твое время, московский озорной гуляка! В "Англетерре" уже разложен бритвенный набор, петля намылена. "Битте - Дритте", - комендант Бродский рекомендует: "На Васильевский остров я вернусь умирать", - а что еще там делать? К ритуальным услугам Крестовский, Аптекарский, Заячьий - да здесь любой дом, как клавиша из траурного марша Шопена. Не нужно слез из глицерина, кислотный дождь всегда в ассортименте, колодцы, как бронхи курильщика на слабый просвет, Медный Всадник, бледные люди, Некрополитен имени Сика Транзита и Глории Мунди. Пустят без ксивы, у нас посмертный проездной, здравствуй дедушка Бирон, обледенеть, так с музыкой!
А мы были к чему-то такому готовы. Мы знали, что жизнь здесь повышенной проходимости - вставишь зубы - не фирма, бессарабские, прильнешь к Ляле - она пожилая, со спидинкой. Вчера явились из инстанции, отстегнули последний балкон с видом на будущее. Долгорукого укоротили. Вот он - питерский метод - загробный. Не зря москвич всегда имел этот город как ряд полноценных могил, погост по всем евростандартам и посещал его, как тот свет, как передний край ночи, и выводил сюда кралю, как на поминки к неродному, но почетному дедушке. Когда страну возглавил учтивый человек в виде клерка из бюро ритуальных услуг, стало ясно: замогильный стиль теперь в фаворе и вырос спрос на умирание.
Все то немногое, чем питерцы горды - не для житья, а для большой разлуки - взять хотя бы окружающую среду - нет не белые ночи - они, как и наводнения, и пикирующие с парапета в Мойку смертельно пьяные финны - суть явление природы. Я про разведение мостов. Вполне механический процесс этот питерцами не раз фетишизирован, воспет и совершается еженощно, как небольшая тренировочная революция. В час сорок восстает Дворцовый мост, в час сорок пять - Лейтенанта Шмидта, в час пятьдесят - Кировский - теперь Литейный, но от этого не легче. Город рвет себе артерии с вивисекторским ражем. Ладно бы разводили, пропуская Аврору, а то ведь просто назло пьющему приезжему. Чем звездней час Петербурга, тем больше опоздавших на другую вокзальную сторону.
Что касается быстрого "фуда", то и в деле умерщвления мяса город добился великих результатов. Питерская знаменитая котлетка вставляется между плюсом и минусом, конвульсивно вздрагивает от электрошока - пищевые Сако и Вансетти - и жирует в заведении где-то на уровне ног, в дешевом склепе общепита. Так что, если эксгумация северной столицы пройдет на ура, то станет, не скажу, веселее, но точно - проще, ибо питерский подход удобен и понятен - предпочтительнее иметь дело с усохшей человеческой массой - организована, проста в хранении, не меняет позиции. На таких действительно можно, если не положиться, то уж, во всяком случае - опереться. А если державник - бери глубже, немного холодноватая, но ведь привыкаешь ко всему болотному климату. Втягиваешься в тотальный бобок на этот бал некрофилов. Гнилое сердце не разгонит кровь, но постепенно вся страна утихомирится, загнется и там, в загробной юдоли, наконец-то, столица породнится с Рассеей навек.
Елена Коломийченко:
У сегодняшней Европы есть признанные европейские столицы: Рим - вечный город, Париж, который стоит мессы, Лондон, Берлин, Прага, Варшава, Вена и так далее. Есть и столицы общеевропейского масштаба. Часть европейских институтов работает в столице Бельгии - Брюсселе, символизируя, по-видимому, тот факт, что не в размерах и мощи самого государства дело. Другая часть учреждений и институтов Европейского Союза находится в Страсбурге. Этот город - не столица, но яркий пример возможного примирения народов Франции и Германии, которые смогли найти общий язык после многих десятков лет соперничества и войн. Сами же столицы стран нашего континента по большей части имеют многовековую историю.
Ну вот, к примеру, Рим, этот вечный город. Известно, что он был основан в 754-м или 753-м году до нашей эры на семи холмах у устья реки Тибр в центрально-западной Италии. Предание называет даже день 21 апреля - когда-то этот день отмечали как день рождения Рима. Обстоятельства основания окутаны легендой - известен рассказ о двух братьях - найденышах Ромуле и Реме, о волчице, их вскормившей и так далее. Долгое время Рим был просто пастушеской деревней, потом постепенно вырос в столицу первого ядра древнеримского государства, затем мировой империи, охватившей весь средиземноморский бассейн. Рим стал центром христианства, в IV веке нашей эры уступил роль столицы империи городу Византия на берегах Босфора, в честь императора Константина Великого переименованному в Константинополь, нынешний Стамбул. Восточно-Римская империя продержалась до турецкого завоевания в середине XV века. Западно-Римское царство распалось значительно раньше, и Рим до второй половины XIX века сохранял свой авторитет, прежде всего, как резиденция Папы Римского - главы католиков всего мира. Одновременно Рим был и столицей небольшого папского государства, занимавшего территорию центральной Италии. Рассказывает Джованни Бенси.
Джованни Бенси:
Сама Италия как современное государство возникла только в 1861-м году, в результате процесса объединения прежних удельных княжеств под водительством королевства Пьемонте. Однако Рим и ядро Папского государства, область Лацио, были исключены из этого процесса. Первоначально столицей новой Италии остался город-резиденция Савойских королей - Турин, но в 1865-м году столица была временно перенесена во Флоренцию, в ожидании того момента, когда станет возможным восстановить Рим в этой исторической роли. Этот момент наступил девять лет спустя после объединения страны, когда, в 1870-м году, итальянские войска по приказу монарха Виктора Эммануила Второго, завоевали Рим и лишили папу Пия Девятого светской власти. Папа очень обиделся, запер себя в ватиканских дворцах (его называли "ватиканским узником") отлучил от церкви короля и все правительство, запрещая католикам сотрудничать с ними. Эта своеобразная "холодная война" продолжалась полвека, до 1929-го года, когда итальянский диктатор Бенито Муссолини заключил с папой Пием XI конкордат и согласился на создание независимого мини-государства Ватикан в рамках средневековой цитадели, в центре которой находится собор Святого Петра.
В том же году завоевания Рима, 1870-м, состоялся в Италии плебисцит, в результате которого "вечный город" был провозглашен столицей Италии, и таковой он остается и по сей день. В бывшей резиденции пап, Квиринале, поселился итальянский король, после второй мировой войны - президент республики, а бывший дворец папского губернатора Рима, "Кардинала-викария", дворец Монтечиторию, стал зданием палаты депутатов итальянского парламента.
Однако, для роли столицы современного большого государства Рим мало подходит. Это уникальный исторический город, в котором многочисленные и яркие следы древней цивилизации тесно переплетаются с прекрасной архитектурой средневековья и Ренессанса. В то же время, несмотря на величественные дворцы, соборы, памятники, площади (вспомните, хотя бы, Пьяцца Навона), центр Рима сохранил характер плохо запланированной деревни. Узкие улицы без тротуаров, мощенные крупным булыжником (популярно называемым "санпьетрини", "камни Святого Петра"), очень неудобным для ходьбы. Проводить работы по модернизации практически невозможно: что ни камень, то кусок истории, ничего нельзя трогать. Муссолини попытался расширить некоторые центральные улицы вокруг Колизея, но осуществление этого проекта вызвало бы потерю такого количества исторических памятников, что вскоре он был остановлен. Из-за узости многих улиц общественный транспорт на поверхности плохо работает и не может обслуживать целые районы (лишь недавно введены "мини-автобусы").
Под землей еще хуже. Построить разветвленную сеть метро не удалось. Попытка была сделана, но то и дело строители наталкивались на какие-то археологические находки, приходилось останавливать работы, проводить раскопки, обеспечивать сохранность обнаруженных объектов. Иногда надо было искать альтернативные трассы. Строительство одной линии метро, начатое в 30-х годах, затянулось на десятилетия, и еще сегодня сеть метро не может удовлетворять потребности трехмиллионного города. Можно себе представить, что это значит для столицы, где находятся министерства, бесчисленные учреждения, гражданские и церковные, куда стекаются миллионы посетителей и паломников со всего мира. Эта проблема особенно выпукло встала именно в этом году, когда папа Иоанн Павел Второй провозгласил юбилей двухтысячелетия христианства. Но надо сказать, что лево-центристская администрация Рима, во главе с мэром Франческо Рутелли, довольно хорошо справилась с, казалось бы, непосильной задачей.
Для разгрузки столицы, еще в середине 30-х годов, Муссолини распорядился о строительстве сателлитного района между Римом и Остией, на побережье Тирренского моря, куда планировалось перенести министерства и другие учреждения. Проект предусматривалось закончить в 1943-м году одновременно с открытием "Римской всемирной выставки". Инициалы этих трех слов по-итальянски - ЭУР, и стали обозначением нового района. Но в 1943-м году были, как известно, другие заботы, и район "ЭУР" остался незаконченным. И после войны его не завершили из-за недостатка денег. Тем не менее, что-то есть, что-то достроено, и некоторые здания действительно отданы под учреждения государственной администрации. Но до превращения Рима в современную, рационально функционирующую столицу еще далеко.
Елена Коломийченко:
"Арривидерчи Рома", - и мы отправляемся в центральную часть Европы, в Германию с ее старой и новой столицей - городом Берлин. Итак, продолжим нашу экскурсию в историю и современность некоторых европейских столиц. После объединения разделенной после второй мировой войны Германии, столицей страны снова стал Берлин. До этого функции столицы Западной Германии выполнял небольшой городок на севере страны - Бонн, в котором, как вспоминают старожилы, в конце сороковых годов по улицам еще разгуливали овцы и козочки. Бонн стал столицей после многих дискуссий. Поначалу предлагали Франкфурт, Бамберг, но эти крупные относительно города, как и многие другие, были после войны разрушены и требовали огромных затрат на восстановление. Остановились в конце концов на Бонне. Да и первый послевоенный канцлер Конрад Аденауэр жил неподалеку от Бонна. Восточная же Германия избрала своей столицей Берлин, его восточную часть, в которой находились советские войска. Западный Берлин, не ставший столицей, был местом, где стояли войска западных союзников. Так и оставался Берлин разделенным, а с 1961-го года разделенным в буквальном смысле Берлинской стеной, до объединения Германии. Ну, а историю свою как официальная столица, тогда - первого немецкого "райха" - Берлин ведет с 1871-го года. Я беседую с обозревателем радио "Зендер Фрайес Берлин" Ашотом Амирджаняном.
Ашот, кто и когда решил перенести столицу объединенной Германии в Берлин?
Ашот Амирджанян:
Решение было принято в 1991-м году Бундестагом Германии, 20 июня, причем голосов за это решение было всего лишь на 17 больше, чем голосов против - 337 "за" и 320 "против". Решение было принято минимальным большинством голосов. Помню, что дискуссия, которая проходила и в СМИ, и в обществе, и в самом Бундестаге, была очень эмоциональной, и было совершенно неясно, кто выиграет это голосование.
Елена Коломийченко:
Кто был инициатором этого?
Ашот Амирджанян:
Инициатором была сама Конституция Германии, в которой цель объединения Германии была зафиксирована и столицей Германии назывался Берлин, а Бонн был временной столицей Западной Германии - то есть той страны, которая тогда называлась ФРГ, Поскольку это было зафиксировано в законе и было в программе правившего тогда ХДС, а также Свободных демократов, то инициатива исходила, в первую очередь, из рядов правившей тогда коалиции. Однако, в тех же партиях тут же возник протест, как только речь пошла о том, что столицей объединенной Германии должен быть Берлин. В течение десятилетий именно христианские демократы и другие силы Германии обещали населению, что как только страна объединится, так оно и будет, но как только речь зашла об этом, тут же возникли протесты, причем во всех партиях и во всех общественных силах- речь шла о том, чтобы как бы сохранить тот общественно-политический демократический характер, установившейся после Второй Мировой Войны в западной части Германии и символику Бонна, именно как столицы и символа. Эти голоса и настроения тут же попытались воспротивиться и усилить давление с тем, чтобы Германия не возвращалась в Берлин, как символ прошлой Германии, символ Рейха, как символ Первой и Второй Мировой Войны. Кончилось это голосованием 20 июня 1991-го года, и преимуществом всего лишь в 17 голосов было принято решение перенести столицу в Берлин. Сторонники переезда говорили, в первую очередь, о том, что символика переезда в Берлин очень важна для новых федеральных земель, то есть, для бывшей ГДР, для населения для восточных немцев.
Елена Коломийченко:
Но по состоянию инфраструктуры восточная и западная часть Берлина на момент объединения города существенно отличались друг от друга. Удалось ли выправить эту разницу, или остается незримая стена, отделяющая восток Берлина от Запада?
Ашот Амирджанян:
Чувствуется разница только в том смысле, что в восточных районах бывшей столицы ГДР больше таких домов, которых много и в Москве, и других бывших советских городах. Хотя многое там отремонтировали, отреставрировали и привели в технологически нормальный современный порядок, но в архитектурном облике эта разница чувствуется. А что касается состояния улиц, инфраструктуры, фасадов домов и так далее, то этой разницы почти уже не чувствуется. Нельзя забывать, что в Берлин со времени объединения вложили около 10 миллиардов марок. Это огромная сумма денег, почти все эти деньги ушли, конечно, на инфраструктурные и строительные мероприятия в бывшей восточной части города. Там не только не видно разницы - наоборот, сейчас в восточной части, особенно в центре, правительственном квартале и так далее, создана новая архитектура, люди приезжают со всей Европы смотреть на нее. Иногда жители Западного Берлина даже не то что завидуют, но жалуются, пишут петиции и заявления, чтобы наконец направить часть денег в западную часть - уже наблюдается определенное отставание западной части.
Елена Коломийченко:
Когда принимался этот закон, речь шла о 20 миллиардах марок, по всей вероятности, остальная часть суммы была затрачена непосредственно на переезд огромной армии чиновников из прежней столицы в новую, тем не менее, часть правительственных функций, такие, как культура и здравоохранение, насколько я помню, остались за Бонном, и многие поначалу не хотели перевозить семьи в Берлин - с другой стороны, в Берлине была большая масса безработных, которым этот переезд как бы открывал дорогу в новую жизнь. Так вот, насколько увеличились затраты на чиновничий аппарат в связи с переездом из Бонна в Берлин?
Ашот Амирджанян:
Это очень хороший вопрос, на который сейчас, конечно, ответить невозможно, потому что в таком сравнении никто таких цифр не высчитывал, и я думаю, не случайно. Более того, дискуссия о том, насколько разумно было принимать такое очевидно дорогостоящее решение - разделить функции столицы на Берлин и Бонн - об этом дискуссия разгорелась, когда Бундесрат, который по тогдашнему решению должен был остаться в Бонне, решил тоже переехать в Берлин. Это - тот конституционный орган Германии, где сидят представители федеральных земель, как бы вторая часть парламента. Так вот, Бундесрат уже переехал в Берлин и говорят, что сейчас в течение 5-6, максимум - 10 лет, все оставшиеся в Бонне министерства также переедут в Берлин, то есть, в принципе, это лишь вопрос времени, и компромисс, который был тогда в той исторической ситуации принят - если бы решение принимали сейчас, то такого компромисса бы не было, поскольку люди аргументировали бы менее эмоционально и исторически, и более меркантильно и рационально. То есть, считая в марках, метрах, сантиметрах годах, и так далее. Сейчас о сроках еще не говорят, но почти все наблюдатели уверены, что Берлин будет полной и нераздельной столицей Германии.
Елена Коломийченко:
Мы говорим на тему переезда столицы Германии из Бонна в Берлин не случайно. Дискуссия идет о том, стоит ли столице России перебираться из Москвы в Петербург, который изначально тоже был задуман как столичный город. Как вам, как, отчасти, участнику переезда из Бонна в Берлин, кажется, насколько реальна, возможна и оправданна такая российская посылка?
Ашот Амирджанян:
В Германии восстанавливалось нечто, что уже было в ХХ столетии и до этого. В России также есть желание восстановить нечто уже существовавшее, о чем существуют положительные воспоминания и надежды, что если восстановить бывшую символику, то вернется и часть того положительного, что было раньше. Мне кажется, что если исходить из опыта германского объединения то момент реставрации, восстановления, в общем не играет такой уж большой роли. Вначале - символически, эмоционально -да. Но потом выясняется, что, на самом деле, ничего не повторяется, что возникает нечто новое, совершенно новое качество, которое может быть положительным или отрицательным. Здесь получилось, что в Берлине возникло новое качество: даже если старое здание Бундестага, которое раньше называли Рейхстагом, сохранило свое название, и поначалу все спорили, можно ли воссоздать такое слово - "Рейхстаг" - какие ассоциации, какие воспоминания!.. -Даже с таким старым словом "Рейхстаг", качество возникло новое. Люди, которые сейчас здесь находятся, приезжают сюда, работают и влияют на то, что там возникает - они тоже новые, ситуация в Европе и мире другая. Поэтому я считаю, что в России, если будет принято такое решение, то я бы советовал не очень надеяться на то, что вернув столицу в Санкт-Петербург, можно будет вернуть ту красоту и славу, о которой ностальгически мечтают некоторые люди.
Елена Коломийченко:
Из Берлина - в Париж, к нашему постоянному автору - Дмитрию Савицкому.
Дмитрий Савицкий:
Много лет назад в Нью-Йорке, на Мортон-стрит я сидел напротив Иосифа Бродского, и задавал ему вопросы, брал интервью для швейцарского журнала "Эмуа". Один из вопросов звучал так: "Любите ли вы Париж"? Ответ был неожиданным: "Парижу не повезло, я сначала увидел Рим..."
Я очень люблю Рим, но жить предпочитаю в Париже. Париж моложе Рима, он пропитан историей чуть меньше, чем Рим, но он удивительно удобен для жизни; парижанин живет снаружи, вне своей квартиры, почти столько же времени, сколько и дома. В этом Париж, находясь на полпути к столицам северным, схож с городами юга, по площадям и садам которых жизнь разливается с чарующей естественностью.
Парижане говорят про свой город, что это - собрание деревень. Причем слово "вилляж" не совпадает со словом "аррандисман", округ. Внутри округа может быть несколько деревень. .... Их легко заметить.
Деревня моей части Латинского квартала, Ла Муфф, "Муффтар", ничем не похожа туристическую деревню Латинского же квартала Сэн-Северан. Деревни отличаются друг от друга магазинами, рынками, кафе, и теми, кто в них сидит. Каждая деревня, скопление людей, живущих именно здесь по каким-то (не причинам) а пристрастиям. Выбор определен вкусом. Конечно, это не касается всего населения деревни, но наиболее яркой ее части. На Муффе живут студенты, часто иностранные (Сорбонна рядом); пенсионеры - здесь были выстроенные для них дешевые дома; на Муффе живут писатели, художники; к Муффу подбираются с юга китайцы из своего 13-го округа; и на Муффе скупают квартиры японцы.
То же самое происходит и с остальными деревнями. Взять хотя бы Монторгой - деревню-наследницу "Чрева Парижа". Население этого микрорайона связано с мелким бизнесом, в первую очередь, с сетью магазинов профессионального оборудования для ресторанов. И здесь уже видны вкрапления японских колоний.
Чуть восточнее Монторгоя - деревня, где промышляют своими прелестями разноцветные дивы из Сенегала, Мавритании, Польши и России. Ну и, конечно же, местные... Это Сен-Дени. Рядом - шумная деревня Сантье, район пошивочных мастерских, оптовых магазинов, бутиков, продающих только пуговицы или только кружева... Западнее - Биржа и мёртвый по вечерам район окружающих ее зданий - в них только офисы.
Дробление это на деревни - цеховое и восходит к Средним Векам. Конечно, деревни разрастаются, умирают, воскресают. Так, красавицы Сен-Дени часто стоят ночью среди гор текстильных обрезков - бархата, шерсти, нейлона, шелка - соседняя деревня Сантье, с ее подпольными швейными мастерскими наступает.
Это одна из сторон многогранного Парижа. Вторая - повторяемость. Почти с математической точностью в городе каждые триста-пятьсот метров появляются знаки форпостов: аптека с зеленым крестом, булочная, винный погреб, овощная лавка, прачечная, мясник, цветочник, ключник, сапожник, рыбная лавка, книжный магазин, магазин диеты, банк, сберкасса - всё, что нужно для жизни, на самом близком для человека расстоянии.
В дорогих районах эта дистанция увеличивается. Обитатели здесь не ходят сами за покупками - они лишены этого удовольствия, которое составляет неизменную часть жизни парижанина. У каждого, в каждой деревне, свой хлеб, свой сыр и свое вино. Он их выбрал, иногда - на десятилетия - и его булочник, молочник и хозяин погреба для него так же важны, как дядя Гастон и племянница Мари-Лор...
Наконец, еще одна, и быть может - главная составная: кафе, "брассри", бары. Каждые 20-30 метров на улочках старого города вы можете сесть за столик, заказать чашку горячего шоколада или рюмку кальвадоса, и сидеть, сколько вам вздумается, читая "Пари-Мач" или рассматривая прохожих. Париж - всегда продолжение вашей квартиры - подчеркну еще раз. Он удобен для жизни, он вам не навязывается, он делает вид, что вы ему безразличны, проще - он оставляет вас в покое, и в комфорте.
Если добавить к этому картины Лувра, старую и новую Оперу, "Комеди Франсез", десятки "карманных" театров, сотни и сотни киношек, Сену с ее мостами, с ее баржами и пришвартованными напротив Нотр-Дам или Лувра ресторанами; если вспомнить про сады Тюэльри, Пале-Руаяль, про Ботанический и Люксембургский, про леса - Булонский и Венсенский, являющиеся частью города, про Марсово поле, Сакре-Кёр, Сан-Сюльпис, Клюни, Вогезскую площадь, про все крошечные древние улочки, оберегающие ревниво свои морщины, свой шарм, конечно, скажешь себе еще раз: "Париж достоин обедни", - это праздник, который..., короче - здесь можно жить.
Если, согласимся с поэтом, вам все же пришлось хоть немного пожить и в Риме...
Елена Коломийченко:
Мы остаемся в Париже и обращаемся к драматическим моментам истории этой европейской столицы. Семен Мирский.
Семен Мирский:
Генерал Де Голль терпеть не мог Елисейский Дворец - точнее, злые языки утверждали, что сам генерал чувствовал себя во дворце неуютно, но не более того, а всему виной была жена основателя Пятой республики Ивонна, говорившая, что дворец лишен души, в нам холодно, в коридорах сквозняки, а архитектура этого каменного мешка вообще, мол, безобразна. Как бы там ни было, в 1958-м году Шарль Де Голль задумал перенести официальную резиденцию президента Французской Республики в Венсенский дворец, построенный в XIV веке и находящийся на восточной окраине Парижа, в северной части знаменитого своим зоопарком Венсенского леса. Задумав покинуть раз и навсегда Елисейский Дворец, Де Голль все же не решился принять такое решение единолично, не обсудив его с ближайшими советниками. И вот чем закончилось это обсуждение: министр по имени Оливье Гишар, говоривший от имени всего окружения президента, встал со своего места и сказал Де Голлю: "Господин президент, ваш проект весьма уязвим и сомнителен". Де Голль вопросительно поднял брови. "Дело в том, - продолжил Гишар, - что парижане никогда не позволят, чтобы первый человек государства жил не в самом центре города, откуда он управляет всей Францией". "Хотите ли вы тем самым сказать, что президент республики - заложник Парижа и парижан"? - спросил Де Голль. Оливье Гишар утвердительно кивнул и сел в свое кресло, и больше Де Голль к этой теме не возвращался. Но начатая им скорее программ обширных реформ, связанных с децентрализацией, может рассматриваться и как своеобразная попытка Де Голля взять реванш за провалившуюся затею управлять Францией не из самого сердца Парижа.
Рассказанная история, мало сказать - показательна. Она даже эмблематична. Историки французской революции не мало писали о том, какую роль в падении абсолютной монархии, закончившейся казнью Людовика XVI, сыграл тот факт, что королевский дворец - точнее, главная резиденция короля находилась не в Париже - центре политики , финансов и искусств, а в деревне по имени Версаль.
Другой эпизод, на котором необходимо остановиться, чтобы понять, какую роль играет Париж в качестве единственной и неизменной столицы Франции связан с периодом Второй Мировой Войны. В июне 1940-го года германские войска вступили в Париж, и маршал Филипп Петен объявил, что правительство оккупированной Франции покидает столицу и перемещается в город Виши. В чем был смыслы этого переезда, при том, что правительство Петена было правительством коллаборационистским, то есть, сотрудничавшим с гитлеровцами? Ответ на этот вопрос очевиден: "Париж - столица Франции и символ национального суверенитета, и пока Франция оккупирована иностранными войсками, а в Париже сидит немецкий наместник, правительство этой страны выбирает добровольное изгнание". В августе 1944-го года, в момент освобождения Парижа, временное правительство освобожденной Франции во главе с генералом Де Голлем вернулось в Париж.
Если резюмировать в считанных словах историю Парижа со времени основания римскими завоевателями укрепленного городка Лютеция в 52- м году до Рождества Христова, вплоть до наших дней, то надо сказать, что история эта всегда стояла под звуком двух диаметрально противоположных тенденций: крайней, точнее - даже абсолютной централизации, и непрекращающихся попыток децентрализации, Но кто бы ни правил этой страной - "Король-Солнце" Людовик XIV, Наполеон-Бонапарт, президенты всех пяти республик, маршал Петен или генерал Де Голль - Париж всегда оставался равным себе самому, равнодействующей центробежных и центростремительных сил государства и общества. Именно поэтому Париж и стал моделью столицы стабильного европейского государства.