Ведущая Марина Катыс
Каждые две секунды с лица Земли исчезает участок леса, равный по размеру футбольному полю. На пороге нового тысячелетия мир столкнулся с таким ростом объемов незаконных рубок в лесах, что сейчас в некоторых странах, таких, как Индонезия, Камерун и Бразилия, эти объемы уже сопоставимы с объемами легальных заготовок древесины. В России нелегальные рубки стали обычным явлением, причем, в ряде регионов нелегальные рубки играют значительную роль в общем объеме заготовок древесины.
До мая 2000 года в ведении "Рослесхоза" находилось около 1 110 миллионов гектаров земель, из которых собственно леса составляли почти 65 процентов, что в гектарах означало 715,5 миллионов. По отношению ко всей территории России это 42 процента всех площадей.
В соответствии с указом президента России № 867 от 17 мая 2000 года "Рослесхоз" - как и Госкомэкология - прекратили свое существование, а их функции были переданы Министерству природных ресурсов. За восемь месяцев, прошедших с момента упразднения "Рослесхоза", Министерство природных ресурсов так и не сформулировало своего отношения к лесам России. Это особенно беспокоит экологов.
Говорит эксперт Международного социально-экологического союза, а также член Лесного клуба Алексей Григорьев.
Алексей Григорьев:
Люди просто деморализованы. Восемь месяцев они находятся в подвешенном состоянии. Они не могут понять, кто они, что с ними будет. Вопрос о том, кто же конкретно будет отслеживать, что происходит в лесу, на местах, остается открытым.
Мы многократно пытались задать этот вопрос. Ответа просто не услышали.
Разрушение существующей системы государственной охраны и контроля защиты лесов - вот то, что вызывает наше беспокойство.
Марина Катыс:
Ответить на вопросы экологов я попросила руководителя Департамента использования и восстановления лесного фонда Министерства природных ресурсов Николая Андреева.
Николай Андреев:
Большая часть сотрудников "Рослесхоза" стала сотрудниками Министерства природных ресурсов и, в частности, Департамента использования и восстановления лесного фонда. Это около 70 человек.
Марина Катыс:
Но насколько я знаю, всего в лесной службе, в охране лесов России работало около 200 000 человек. А кто сейчас занимается, после упразднения "Рослесхоза", охраной лесов?
Николай Андреев:
Упразднение больше всего коснулось структуры наверху, то есть на уровне министерства, центрального аппарата, я имею в виду, на уровне субъектов (это Комитеты природных ресурсов). Низовое звено - лесхозы - все, как они были, так они и есть. Лесничества, лесная охрана. Как она была - вся она в полном составе - так и есть. И выполняет свои функции.
Поэтому охраной - как занималась лесная охрана, так она и занимается.
Марина Катыс:
России принадлежит около четверти всех лесов планеты, однако в программе правительства Российской Федерации на долгосрочную перспективу отсутствуют какие-либо специальные разделы, посвященные экологии. При этом лесопромышленный комплекс поставлен на первое место, как наиболее конкурентоспособный на мировом рынке.
В связи с этим наибольшие опасения у экологов вызывает возможная приватизация лесных земель.
Говорит руководитель лесной программы Международного социально-экологического союза Владимир Захаров.
Владимир Захаров:
Тот вариант Земельного кодекса, который вот в ближайшие месяцы будет выноситься на обсуждение в Госдуму. Отсутствует такое понятие, как собственность на леса или лесные земли. Все это будет идти в виде приватизации земель, как таковых. Лес в Земельном кодексе просто пока не упоминается.
Что будет происходить в этой сфере, никто не знает.
Марина Катыс:
В Министерстве природных ресурсов не разделяют эти опасения экологов.
Вот что говорит по этому поводу руководитель Департамента использования и восстановления лесного фонда Николай Андреев.
Николай Андреев:
У специалистов Министерства природных ресурсов не возникает такого вопроса о приватизации лесов. Все леса - государственные, государственный лесной фонд. Ведется учет, имеется лесной кадастр, и мы просто не допускаем в мыслях, что они должны быть частными лесами.
Другое дело - такие предложения возникают со стороны, но не со стороны наших работников.
Марина Катыс:
А насколько вероятно, что Государственная Дума все-таки примет решение о возможной приватизации лесов?
Николай Андреев:
Я просто не могу себе представить, потому что весь цивилизованный мир, ну, особенно у кого вот много лесов (это канадцы, американцы), все стремятся, наоборот, скупать у частников леса. А мы пойдем в обратном направлении? Для меня это непонятно.
Марина Катыс:
Однако эксперт Алексей Григорьев уверен, что в России планируется широкомасштабная приватизация земли и недвижимости, в том числе и лесов, и введение их в оборот для передачи наиболее эффективным собственникам.
Алексей Григорьев:
К сожалению, опять-таки то, что это готовится без широкого обсуждения, без анализа всех возможных последствий, приводит к весьма таким печальным подозрениям, что просто надвигается второй этап того, что мы переживали в 1990-е годы. Но сейчас объектом дележки будут лесные земли, лесные ресурсы.
Марина Катыс:
Тем более, что, по мнению Алексея Григорьева, де факто приватизация лесов уже произошла, и теперь осталось только оформить все законодательным образом.
Алексей Григорьев:
Если сейчас, например, та же Николина гора... еще теоретически можно пройти через этот лес и, встретившись с охраной, так недоуменно спросить: "Почему вы меня не пускаете?" (это частный лес) и удивиться, - то, если модель предлагаемая приватизации будет реализована, нас просто вышвырнут из этого леса.
Я считаю, что особенно в окрестностях Москвы, на побережьях, на особенно красивых местах надо оставить что-то для тех, кто не имел счастья обладать миллионами долларов.
Марина Катыс:
Если же говорить о незаконных рубках, то здесь мнения представителей Министерства природных ресурсов и экологов кардинально расходятся.
Говорит исполнительный директор "Гринпис" России Сергей Цыпленков.
Сергей Цыпленков:
К середине 2000 года был подведен печальный итог по оценке того, во что обходятся нелегальные рубки на территории России.
Если регион экспорто-ориентированный, степень нелегальности повышается. По экспертной оценке, до 20 процентов общего оборота это нелегальные рубки.
В ряде регионов процент гораздо выше.
Марина Катыс:
Например, в Приморском крае летом 2000 года региональная прокуратура опротестовала как незаконные, около 80 процентов лесорубочных билетов.
Сергей Цыпленков:
Возможно, это своего рода тоже оценка уровня или процента нелегальных рубок. Мы убедились, что в ряде районов это поставлено на такой уровень, что уже вовлечено практически все население этих районов. Оно живет именно на то, что занимается нелегальными рубками, которые, в основном, идут в Китай и в Японию.
Естественно, по цепочке доходя до границы, они обрастают необходимым количеством документов. Бывали ситуации, когда они просто попадали на тот или иной склад, там смешивались с "легальной" древесиной, появлялись документы, которые помогали проходить таможню. При этом они не имели легального обоснования. Потом мы эту нелегальную древесину находили и в Китае, и в Японии.
Подобная же ситуация - и в Ленинградской области, и в Республике Карелия, которые ориентированы на европейский рынок.
Марина Катыс:
Если принять во внимание, что в России леса пока что являются федеральной собственностью, а доходы от нелегальных рубок идут, минуя государственный бюджет, в чьи-то личные карманы, то размеры этих денежных потоков должны были бы, по меньшей мере, заинтересовать правоохранительные органы федерального уровня.
Сотрудники "Гринпис" России в рамках работы межведомственной комиссии по контролю лесопользования провели совместную проверку лесовозов на российско-финской границе на Карельском перешейке.
Рассказывает Сергей Цыпленков.
Сергей Цыпленков:
Мы останавливали лесовозы, делали обмер, и получалось так, что стандартная цифра 20-30 процентов перевеса, а были случаи до 50, до 100 процентов больше, чем указано в декларации таможенной.
Марина Катыс:
С просьбой прокомментировать эту ситуацию я обратилась к руководителю Департамента использования и восстановления лесного фонда Николаю Андрееву.
Николай Андреев:
Ну, эта арифметика не совсем проверенная. По каким-то регионам она действительно, может быть, такого плана, может быть, где-то и больше, но это на локальных территориях. Нельзя обобщать всю Россию. На большей части России и рубок-то таких нет, там, кроме как, может быть, для нужд в деревне - там, печки топить.
А в целом, лесная охрана по большинству регионов противостоит этому. Сложно с такими моментами это по границе вот с Китаем, где большой спрос на ясень, там, и на другие ценные породы, где есть сбыт, очень выгодный сбыт. Вот там эти нарушения....
А чуть от границы отошли, - там совсем другое положение.
Марина Катыс:
В российской глубинке положение действительно несколько иное, нежели вблизи границы с Китаем.
Говорит эксперт Международного социально-экологического союза Алексей Григорьев.
Алексей Григорьев:
Вырубка экономически доступных и эффективных участков идет просто с устрашающей скоростью. Совершенно новый игрок появился в российских лесах. Это - Китай. Китайцы несколько лет назад у себя запретили промышленную рубку леса. И сейчас прилегающие территории - Чита, Бурятия, Иркутск, Красноярский край, ну, я не говорю Дальний Восток (это традиционно) - это огромный насос, от которого сейчас нас спасает только отсутствие инфраструктуры. Но этот вопрос будет разрешен.
Марина Катыс:
В России лесная промышленность и лесозаготовки давно уже стали объектом самого пристального внимания со стороны, скажем так, негосударственных структур неизвестного подчинения.
Продолжает Алексей Григорьев.
Алексей Григорьев:
Ряд районов просто-напросто контролируется (я не могу называть это организованной преступностью, потому что она может обидеться и подать иск) так называемыми неформальными бизнес-структурами. Реальные объемы заготовок в разы превышают официальную отчетность. В ряде случаев лесники нам говорили, что, "когда мы едем в рейд, главная задача - избавиться от присутствия этих правоохранительных органов; потому что, по странной случайности, мы проверяем наиболее подходящие для воровства леса с этими правоохранительными органами, через несколько дней приезжаем, действительно, - лес сперли. Кто дал наводку?".
Тема - крайне опасная. Циркулируют объемы средств в сотни миллионов долларов, как минимум. Некоторые уровни районов и возможно регионов контролируются отнюдь не официальными государственными структурами.
И сейчас это все фактически будет легализовано. Я не говорю про социальные, экономические и моральные последствия, но вот экологические последствия в ряде случаев будут крайне печальными. Когда территории, которые (официально государство заявляет) должны быть заповедником, отдаются полностью в концессию, например, малайским лесозаготовителям. Это ситуация с Сукпаем, Хабаровский край.
"Государственная программа развития особо охраняемых территорий". Сукпайский заповедник. Сейчас можно посмотреть, что там происходит. Если до этого они все-таки остерегались (ну, когда мы въезжем, морщатся, но пропускают), сейчас они берут либо долгосрочную аренду, либо (не дай Бог) приватизация, и уже просто проникнуть туда будет очень сложно. Я не говорю о том, что это опасно...
Останется только глядеть по космическим снимкам, как исчезают ценнейшие, последние куски уникальных лесов дальневосточных.
Марина Катыс:
В то же время в Министерстве природных ресурсов особые надежды возлагаются именно на совместное патрулирование лесов представителями различных государственных структур.
Вот что говорит по этому поводу руководитель департамента Николай Андреев.
Николай Андреев:
Лесники специально формируют команды, чтобы там - и лесной инспектор, и МВД инспектор (то есть милиционер), и "Рыбнадзор", охотинспектор. И вот такой командой на оперативной машине - втроем-вчетвером, а не один лесник. Потому что один - попробуй кого-то задержать.
Поэтому вот ориентация на такой контроль такими вот оперативными группами. Они и в правовом отношении более сильные, и вооруженные. По многим регионам дисциплина вот таким методом поддерживается.
Марина Катыс:
Дисциплина в российских лесах поддерживается на весьма условном уровне. И, тем не менее, даже при громадных ежегодных потерях от незаконных рубок основную опасность для российских лесов представляют не браконьеры, а лесные пожары, которые каждый год уничтожают до 4 000 000 гектаров леса.
О том, как Министерство природных ресурсов готовится к борьбе с лесными пожарами, рассказывает Николай Андреев.
Николай Андреев:
Руководством Министерства природных ресурсов сейчас рассматриваются вопросы, как предупредительно, что ли, профинансировать эти работы, с тем, чтобы подготовить технику, закупить там горюче-смазочные материалы. И особенно дорого обходится подготовка авиационной техники, авиационное топливо. Это большие затраты. И это делается заранее. Заранее финансируется. И только такой подход.
Государственная целевая программа по охране лесов, она действует, она финансируется. Капиталовложения, пусть не в большом объеме, но на уровне прошлого года, они выделены. Операционное финансирование несколько выше прошлого года. Поэтому численность не сокращается, зарплата немного увеличивается.
Я думаю, что ухудшения не будет.
Марина Катыс:
Совершенно иначе оценивает ситуацию эксперт Международного социально-экологического союза Алексей Григорьев.
Алексей Григорьев:
Работа в этой сфере развалена практически полностью. Для "Рослесхоза" это был такой мощный рычаг для выколачивания денег. Вот "горит лес, вот давайте нам, там, на топливо, на запчасти, и еще чего-то". Хотя самое-то главное - многократно уже это доказывалось - это профилактика. Что надо не тушить лес, когда он разгорелся. Когда он разгорелся, в большом количестве случаев надо просто уносить ноги.
В год огнем проходилось два-три-четыре миллиона гектар. Два года назад я был на Ангаре, проехал среднее течение. Директора леспромхозов говорят: "Если мы будем так гореть еще десять лет, нам заниматься будет нечем".
Система охраны лесов, особенно профилактика, развалена полностью. И то, что сейчас происходит, это просто добивание гвоздей в гроб этой системы.
Марина Катыс:
Как считает руководитель лесной программы Центра охраны дикой природы Михаил Карпачевский, в настоящее время проблема заключается не только в лесовосстановлении, которое в России последние десять лет практически не проводится, но и в самом принципе, положенном в основу лесопользования.
Михаил Карпачевский:
Нынешняя модель ведения лесозаготовок, она ориентирована на так называемое "пионерное освоение". Когда вот веками рос лес, пришел человек и начал вырубать. Вот он вырубал-вырубал, и, в конце концов, выяснилось, что через сто лет вот леса вокруг не осталось.
Все развитые западные страны- Скандинавия, Центральная Европа - они давно перешли на технологию, которая позволяет им действительно использовать уже не только леса нетронутые, а леса, давно освоенные, выращенные либо выросшие на их месте. В России пока вот по-прежнему ориентированы на "пионерное освоение".
Та модель освоения, которая сейчас используется, при ней леса хватит лет на 10-15-20. Нас ждет то, что мы можем наблюдать в Средней России, где-нибудь в Вологодской области, в Костромской. Это колоссальные потери биоразнообразия. Уже в средней полосе мы теряем дуб. Потерян во многих местах ясень, другие широколистные породы, очень ценные, красивые. Потому что наше лесное хозяйство всегда было ориентировано на выращивание ели и сосны - и пренебрегало, на самом деле, очень ценными деревьями. Такими, как вот ясень, дуб, вяз и другие.
В прошлом году Россия - центральная часть, Московская область - испытала большую вспышку жука-типографа, которая собственно привела к довольно существенной гибели насаждений. Это еще одно из проявлений вот бездумности человека, потому что насаждение пород, которые, по мнению человека, являются коммерчески выгодными, привело к тому, что мы уже утратили устойчивость насаждений.
То есть, в естественном лесу, в Подмосковье - это был когда-то широколистно-хвойный лес, то есть была и ель, и дуб, и ясень, и липа, выпадение одной из пород не приводило к массовому нарушению среды экологической, лесной. А сейчас у нас - доминирование еловых насаждений, в том случае, когда они одновременно болеют, приводит к тому, что мы не знаем, куда девать этот лес. Потому что его надо срубать, и по санитарным правилам, просто его нужно сжигать, уничтожать и так далее.
Мы опаздываем всегда. Прошел ветролом 1998 года, до сих пор так древесина и лежит. Ее можно было использовать на цели лесной промышленности. Два года прошло, древесина потеряла товарную ценность. Лежат огромные завалы, которые никто уже не сможет использовать. Более того, это сухая древесина, она высохла за два года. То есть спичка, - и она вспыхнет.
Так же случилось, например, после вспышки непарного шелкопряда в 1990-х годах в Красноярском крае, когда несколько миллионов гектар погибли. Сейчас этот лес стоит сухой, у него осыпалась листва полностью, погибшая. В свое время его не смогли освоить. И вот теперь этот тоже лес, миллионы гектар - ждут пожара. Причем, как говорят специалисты, температура будет такая, если он загорится, что там потушить это будет невозможно. То есть он будет гореть до тех пор, пока он не сгорит, и не сгорит все, что вокруг.
У нас очень неповоротливый аппарат управления государственный. Его отучили чувствовать выгоду с точки зрения экономики.
Марина Катыс:
И все же основной бедой российского леса является его дешевизна.
Именно поэтому, считает руководитель лесной программы Центра охраны дикой природы Михаил Карпачевский, лесная отрасль занимает второе место...
Михаил Карпачевский:
...по уровню разворовывания государственных ресурсов, потому что стоит лес для заготовителя копейки. Средняя цена леса это где-то 25 центов за кубометр. То есть это сумма меньше, чем процент от стоимости лесовосстановления, тех средств, которые нужно государству вложить, чтобы восстановить лес такого же качества.
Фактически сейчас происходит разворовывание государственного имущества. Причем, с тихого согласия региональных властей.
Марина Катыс:
По данным "Гринпис" России, более 20 процентов добываемой в России древесины заготавливается незаконно либо с грубыми нарушениями законодательства. Незаконные рубки опасны не только экологическими последствиями, но и потерями бюджета, и неуклонным ростом коррупции. Кроме того, сегодня ни один покупатель российской древесины не может быть на сто процентов уверен, что эта древесина заготовлена без нарушения законодательства.
Каждые две секунды с лица Земли исчезает участок леса, равный по размеру футбольному полю. На пороге нового тысячелетия мир столкнулся с таким ростом объемов незаконных рубок в лесах, что сейчас в некоторых странах, таких, как Индонезия, Камерун и Бразилия, эти объемы уже сопоставимы с объемами легальных заготовок древесины. В России нелегальные рубки стали обычным явлением, причем, в ряде регионов нелегальные рубки играют значительную роль в общем объеме заготовок древесины.
До мая 2000 года в ведении "Рослесхоза" находилось около 1 110 миллионов гектаров земель, из которых собственно леса составляли почти 65 процентов, что в гектарах означало 715,5 миллионов. По отношению ко всей территории России это 42 процента всех площадей.
В соответствии с указом президента России № 867 от 17 мая 2000 года "Рослесхоз" - как и Госкомэкология - прекратили свое существование, а их функции были переданы Министерству природных ресурсов. За восемь месяцев, прошедших с момента упразднения "Рослесхоза", Министерство природных ресурсов так и не сформулировало своего отношения к лесам России. Это особенно беспокоит экологов.
Говорит эксперт Международного социально-экологического союза, а также член Лесного клуба Алексей Григорьев.
Алексей Григорьев:
Люди просто деморализованы. Восемь месяцев они находятся в подвешенном состоянии. Они не могут понять, кто они, что с ними будет. Вопрос о том, кто же конкретно будет отслеживать, что происходит в лесу, на местах, остается открытым.
Мы многократно пытались задать этот вопрос. Ответа просто не услышали.
Разрушение существующей системы государственной охраны и контроля защиты лесов - вот то, что вызывает наше беспокойство.
Марина Катыс:
Ответить на вопросы экологов я попросила руководителя Департамента использования и восстановления лесного фонда Министерства природных ресурсов Николая Андреева.
Николай Андреев:
Большая часть сотрудников "Рослесхоза" стала сотрудниками Министерства природных ресурсов и, в частности, Департамента использования и восстановления лесного фонда. Это около 70 человек.
Марина Катыс:
Но насколько я знаю, всего в лесной службе, в охране лесов России работало около 200 000 человек. А кто сейчас занимается, после упразднения "Рослесхоза", охраной лесов?
Николай Андреев:
Упразднение больше всего коснулось структуры наверху, то есть на уровне министерства, центрального аппарата, я имею в виду, на уровне субъектов (это Комитеты природных ресурсов). Низовое звено - лесхозы - все, как они были, так они и есть. Лесничества, лесная охрана. Как она была - вся она в полном составе - так и есть. И выполняет свои функции.
Поэтому охраной - как занималась лесная охрана, так она и занимается.
Марина Катыс:
России принадлежит около четверти всех лесов планеты, однако в программе правительства Российской Федерации на долгосрочную перспективу отсутствуют какие-либо специальные разделы, посвященные экологии. При этом лесопромышленный комплекс поставлен на первое место, как наиболее конкурентоспособный на мировом рынке.
В связи с этим наибольшие опасения у экологов вызывает возможная приватизация лесных земель.
Говорит руководитель лесной программы Международного социально-экологического союза Владимир Захаров.
Владимир Захаров:
Тот вариант Земельного кодекса, который вот в ближайшие месяцы будет выноситься на обсуждение в Госдуму. Отсутствует такое понятие, как собственность на леса или лесные земли. Все это будет идти в виде приватизации земель, как таковых. Лес в Земельном кодексе просто пока не упоминается.
Что будет происходить в этой сфере, никто не знает.
Марина Катыс:
В Министерстве природных ресурсов не разделяют эти опасения экологов.
Вот что говорит по этому поводу руководитель Департамента использования и восстановления лесного фонда Николай Андреев.
Николай Андреев:
У специалистов Министерства природных ресурсов не возникает такого вопроса о приватизации лесов. Все леса - государственные, государственный лесной фонд. Ведется учет, имеется лесной кадастр, и мы просто не допускаем в мыслях, что они должны быть частными лесами.
Другое дело - такие предложения возникают со стороны, но не со стороны наших работников.
Марина Катыс:
А насколько вероятно, что Государственная Дума все-таки примет решение о возможной приватизации лесов?
Николай Андреев:
Я просто не могу себе представить, потому что весь цивилизованный мир, ну, особенно у кого вот много лесов (это канадцы, американцы), все стремятся, наоборот, скупать у частников леса. А мы пойдем в обратном направлении? Для меня это непонятно.
Марина Катыс:
Однако эксперт Алексей Григорьев уверен, что в России планируется широкомасштабная приватизация земли и недвижимости, в том числе и лесов, и введение их в оборот для передачи наиболее эффективным собственникам.
Алексей Григорьев:
К сожалению, опять-таки то, что это готовится без широкого обсуждения, без анализа всех возможных последствий, приводит к весьма таким печальным подозрениям, что просто надвигается второй этап того, что мы переживали в 1990-е годы. Но сейчас объектом дележки будут лесные земли, лесные ресурсы.
Марина Катыс:
Тем более, что, по мнению Алексея Григорьева, де факто приватизация лесов уже произошла, и теперь осталось только оформить все законодательным образом.
Алексей Григорьев:
Если сейчас, например, та же Николина гора... еще теоретически можно пройти через этот лес и, встретившись с охраной, так недоуменно спросить: "Почему вы меня не пускаете?" (это частный лес) и удивиться, - то, если модель предлагаемая приватизации будет реализована, нас просто вышвырнут из этого леса.
Я считаю, что особенно в окрестностях Москвы, на побережьях, на особенно красивых местах надо оставить что-то для тех, кто не имел счастья обладать миллионами долларов.
Марина Катыс:
Если же говорить о незаконных рубках, то здесь мнения представителей Министерства природных ресурсов и экологов кардинально расходятся.
Говорит исполнительный директор "Гринпис" России Сергей Цыпленков.
Сергей Цыпленков:
К середине 2000 года был подведен печальный итог по оценке того, во что обходятся нелегальные рубки на территории России.
Если регион экспорто-ориентированный, степень нелегальности повышается. По экспертной оценке, до 20 процентов общего оборота это нелегальные рубки.
В ряде регионов процент гораздо выше.
Марина Катыс:
Например, в Приморском крае летом 2000 года региональная прокуратура опротестовала как незаконные, около 80 процентов лесорубочных билетов.
Сергей Цыпленков:
Возможно, это своего рода тоже оценка уровня или процента нелегальных рубок. Мы убедились, что в ряде районов это поставлено на такой уровень, что уже вовлечено практически все население этих районов. Оно живет именно на то, что занимается нелегальными рубками, которые, в основном, идут в Китай и в Японию.
Естественно, по цепочке доходя до границы, они обрастают необходимым количеством документов. Бывали ситуации, когда они просто попадали на тот или иной склад, там смешивались с "легальной" древесиной, появлялись документы, которые помогали проходить таможню. При этом они не имели легального обоснования. Потом мы эту нелегальную древесину находили и в Китае, и в Японии.
Подобная же ситуация - и в Ленинградской области, и в Республике Карелия, которые ориентированы на европейский рынок.
Марина Катыс:
Если принять во внимание, что в России леса пока что являются федеральной собственностью, а доходы от нелегальных рубок идут, минуя государственный бюджет, в чьи-то личные карманы, то размеры этих денежных потоков должны были бы, по меньшей мере, заинтересовать правоохранительные органы федерального уровня.
Сотрудники "Гринпис" России в рамках работы межведомственной комиссии по контролю лесопользования провели совместную проверку лесовозов на российско-финской границе на Карельском перешейке.
Рассказывает Сергей Цыпленков.
Сергей Цыпленков:
Мы останавливали лесовозы, делали обмер, и получалось так, что стандартная цифра 20-30 процентов перевеса, а были случаи до 50, до 100 процентов больше, чем указано в декларации таможенной.
Марина Катыс:
С просьбой прокомментировать эту ситуацию я обратилась к руководителю Департамента использования и восстановления лесного фонда Николаю Андрееву.
Николай Андреев:
Ну, эта арифметика не совсем проверенная. По каким-то регионам она действительно, может быть, такого плана, может быть, где-то и больше, но это на локальных территориях. Нельзя обобщать всю Россию. На большей части России и рубок-то таких нет, там, кроме как, может быть, для нужд в деревне - там, печки топить.
А в целом, лесная охрана по большинству регионов противостоит этому. Сложно с такими моментами это по границе вот с Китаем, где большой спрос на ясень, там, и на другие ценные породы, где есть сбыт, очень выгодный сбыт. Вот там эти нарушения....
А чуть от границы отошли, - там совсем другое положение.
Марина Катыс:
В российской глубинке положение действительно несколько иное, нежели вблизи границы с Китаем.
Говорит эксперт Международного социально-экологического союза Алексей Григорьев.
Алексей Григорьев:
Вырубка экономически доступных и эффективных участков идет просто с устрашающей скоростью. Совершенно новый игрок появился в российских лесах. Это - Китай. Китайцы несколько лет назад у себя запретили промышленную рубку леса. И сейчас прилегающие территории - Чита, Бурятия, Иркутск, Красноярский край, ну, я не говорю Дальний Восток (это традиционно) - это огромный насос, от которого сейчас нас спасает только отсутствие инфраструктуры. Но этот вопрос будет разрешен.
Марина Катыс:
В России лесная промышленность и лесозаготовки давно уже стали объектом самого пристального внимания со стороны, скажем так, негосударственных структур неизвестного подчинения.
Продолжает Алексей Григорьев.
Алексей Григорьев:
Ряд районов просто-напросто контролируется (я не могу называть это организованной преступностью, потому что она может обидеться и подать иск) так называемыми неформальными бизнес-структурами. Реальные объемы заготовок в разы превышают официальную отчетность. В ряде случаев лесники нам говорили, что, "когда мы едем в рейд, главная задача - избавиться от присутствия этих правоохранительных органов; потому что, по странной случайности, мы проверяем наиболее подходящие для воровства леса с этими правоохранительными органами, через несколько дней приезжаем, действительно, - лес сперли. Кто дал наводку?".
Тема - крайне опасная. Циркулируют объемы средств в сотни миллионов долларов, как минимум. Некоторые уровни районов и возможно регионов контролируются отнюдь не официальными государственными структурами.
И сейчас это все фактически будет легализовано. Я не говорю про социальные, экономические и моральные последствия, но вот экологические последствия в ряде случаев будут крайне печальными. Когда территории, которые (официально государство заявляет) должны быть заповедником, отдаются полностью в концессию, например, малайским лесозаготовителям. Это ситуация с Сукпаем, Хабаровский край.
"Государственная программа развития особо охраняемых территорий". Сукпайский заповедник. Сейчас можно посмотреть, что там происходит. Если до этого они все-таки остерегались (ну, когда мы въезжем, морщатся, но пропускают), сейчас они берут либо долгосрочную аренду, либо (не дай Бог) приватизация, и уже просто проникнуть туда будет очень сложно. Я не говорю о том, что это опасно...
Останется только глядеть по космическим снимкам, как исчезают ценнейшие, последние куски уникальных лесов дальневосточных.
Марина Катыс:
В то же время в Министерстве природных ресурсов особые надежды возлагаются именно на совместное патрулирование лесов представителями различных государственных структур.
Вот что говорит по этому поводу руководитель департамента Николай Андреев.
Николай Андреев:
Лесники специально формируют команды, чтобы там - и лесной инспектор, и МВД инспектор (то есть милиционер), и "Рыбнадзор", охотинспектор. И вот такой командой на оперативной машине - втроем-вчетвером, а не один лесник. Потому что один - попробуй кого-то задержать.
Поэтому вот ориентация на такой контроль такими вот оперативными группами. Они и в правовом отношении более сильные, и вооруженные. По многим регионам дисциплина вот таким методом поддерживается.
Марина Катыс:
Дисциплина в российских лесах поддерживается на весьма условном уровне. И, тем не менее, даже при громадных ежегодных потерях от незаконных рубок основную опасность для российских лесов представляют не браконьеры, а лесные пожары, которые каждый год уничтожают до 4 000 000 гектаров леса.
О том, как Министерство природных ресурсов готовится к борьбе с лесными пожарами, рассказывает Николай Андреев.
Николай Андреев:
Руководством Министерства природных ресурсов сейчас рассматриваются вопросы, как предупредительно, что ли, профинансировать эти работы, с тем, чтобы подготовить технику, закупить там горюче-смазочные материалы. И особенно дорого обходится подготовка авиационной техники, авиационное топливо. Это большие затраты. И это делается заранее. Заранее финансируется. И только такой подход.
Государственная целевая программа по охране лесов, она действует, она финансируется. Капиталовложения, пусть не в большом объеме, но на уровне прошлого года, они выделены. Операционное финансирование несколько выше прошлого года. Поэтому численность не сокращается, зарплата немного увеличивается.
Я думаю, что ухудшения не будет.
Марина Катыс:
Совершенно иначе оценивает ситуацию эксперт Международного социально-экологического союза Алексей Григорьев.
Алексей Григорьев:
Работа в этой сфере развалена практически полностью. Для "Рослесхоза" это был такой мощный рычаг для выколачивания денег. Вот "горит лес, вот давайте нам, там, на топливо, на запчасти, и еще чего-то". Хотя самое-то главное - многократно уже это доказывалось - это профилактика. Что надо не тушить лес, когда он разгорелся. Когда он разгорелся, в большом количестве случаев надо просто уносить ноги.
В год огнем проходилось два-три-четыре миллиона гектар. Два года назад я был на Ангаре, проехал среднее течение. Директора леспромхозов говорят: "Если мы будем так гореть еще десять лет, нам заниматься будет нечем".
Система охраны лесов, особенно профилактика, развалена полностью. И то, что сейчас происходит, это просто добивание гвоздей в гроб этой системы.
Марина Катыс:
Как считает руководитель лесной программы Центра охраны дикой природы Михаил Карпачевский, в настоящее время проблема заключается не только в лесовосстановлении, которое в России последние десять лет практически не проводится, но и в самом принципе, положенном в основу лесопользования.
Михаил Карпачевский:
Нынешняя модель ведения лесозаготовок, она ориентирована на так называемое "пионерное освоение". Когда вот веками рос лес, пришел человек и начал вырубать. Вот он вырубал-вырубал, и, в конце концов, выяснилось, что через сто лет вот леса вокруг не осталось.
Все развитые западные страны- Скандинавия, Центральная Европа - они давно перешли на технологию, которая позволяет им действительно использовать уже не только леса нетронутые, а леса, давно освоенные, выращенные либо выросшие на их месте. В России пока вот по-прежнему ориентированы на "пионерное освоение".
Та модель освоения, которая сейчас используется, при ней леса хватит лет на 10-15-20. Нас ждет то, что мы можем наблюдать в Средней России, где-нибудь в Вологодской области, в Костромской. Это колоссальные потери биоразнообразия. Уже в средней полосе мы теряем дуб. Потерян во многих местах ясень, другие широколистные породы, очень ценные, красивые. Потому что наше лесное хозяйство всегда было ориентировано на выращивание ели и сосны - и пренебрегало, на самом деле, очень ценными деревьями. Такими, как вот ясень, дуб, вяз и другие.
В прошлом году Россия - центральная часть, Московская область - испытала большую вспышку жука-типографа, которая собственно привела к довольно существенной гибели насаждений. Это еще одно из проявлений вот бездумности человека, потому что насаждение пород, которые, по мнению человека, являются коммерчески выгодными, привело к тому, что мы уже утратили устойчивость насаждений.
То есть, в естественном лесу, в Подмосковье - это был когда-то широколистно-хвойный лес, то есть была и ель, и дуб, и ясень, и липа, выпадение одной из пород не приводило к массовому нарушению среды экологической, лесной. А сейчас у нас - доминирование еловых насаждений, в том случае, когда они одновременно болеют, приводит к тому, что мы не знаем, куда девать этот лес. Потому что его надо срубать, и по санитарным правилам, просто его нужно сжигать, уничтожать и так далее.
Мы опаздываем всегда. Прошел ветролом 1998 года, до сих пор так древесина и лежит. Ее можно было использовать на цели лесной промышленности. Два года прошло, древесина потеряла товарную ценность. Лежат огромные завалы, которые никто уже не сможет использовать. Более того, это сухая древесина, она высохла за два года. То есть спичка, - и она вспыхнет.
Так же случилось, например, после вспышки непарного шелкопряда в 1990-х годах в Красноярском крае, когда несколько миллионов гектар погибли. Сейчас этот лес стоит сухой, у него осыпалась листва полностью, погибшая. В свое время его не смогли освоить. И вот теперь этот тоже лес, миллионы гектар - ждут пожара. Причем, как говорят специалисты, температура будет такая, если он загорится, что там потушить это будет невозможно. То есть он будет гореть до тех пор, пока он не сгорит, и не сгорит все, что вокруг.
У нас очень неповоротливый аппарат управления государственный. Его отучили чувствовать выгоду с точки зрения экономики.
Марина Катыс:
И все же основной бедой российского леса является его дешевизна.
Именно поэтому, считает руководитель лесной программы Центра охраны дикой природы Михаил Карпачевский, лесная отрасль занимает второе место...
Михаил Карпачевский:
...по уровню разворовывания государственных ресурсов, потому что стоит лес для заготовителя копейки. Средняя цена леса это где-то 25 центов за кубометр. То есть это сумма меньше, чем процент от стоимости лесовосстановления, тех средств, которые нужно государству вложить, чтобы восстановить лес такого же качества.
Фактически сейчас происходит разворовывание государственного имущества. Причем, с тихого согласия региональных властей.
Марина Катыс:
По данным "Гринпис" России, более 20 процентов добываемой в России древесины заготавливается незаконно либо с грубыми нарушениями законодательства. Незаконные рубки опасны не только экологическими последствиями, но и потерями бюджета, и неуклонным ростом коррупции. Кроме того, сегодня ни один покупатель российской древесины не может быть на сто процентов уверен, что эта древесина заготовлена без нарушения законодательства.
