"Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах. Они наделены разумом и должны поступать в отношении друг друга в духе братства". Статья 1 Всеобщей декларации прав человека.
В этом выпуске:
- Дело судьи Ольги Стрельник.
- Западная печать о правах человека и свободе слова.
- Правозащитные новости недели.
- Письма.
- Как сняться с психиатрического учета. Врачи, правозащитники, юристы.
...Если диагноз ставится для целей выбора медикаментов, определения стратегии и тактики лечения, то это, конечно, дело медиков, Но если психиатрический диагноз затрагивает права человека, то такой психиатрический диагноз, поставленный неправильно, без достаточных процедур, без соблюдения закона, посягает на права, в том числе на конституционные права гражданина.
Илья Дадашидзе:
Дело федерального судьи Усть-Лобинского района Краснодарского края Ольги Стрельник, назначенной на должность президентским указом от 5 октября 1995 года, длится несколько лет - с того самого дня, когда она, юрист с тридцатилетним стажем и безупречной репутацией, вопреки настоятельным советам руководства местной прокуратуры, вынесла оправдательный приговор бывшему зампрокурора района Бережнову.
Из очерка Ольги Левечевой "Сдавшиеся ветви власти", "Новая газета" от 31 июля 2000 года.
"На процессе обвинение утверждало, что Бережной средь бела дня проник в отделение милиции, спрятал подмышку видеоплейер и, прокравшись на цыпочках через приемную, на глазах изумленных дежурных покинул здание. В результате особо дерзкого ограбления пострадало имущество следователя Осипенко, который получил указанный видеоплейер - как вознаграждение за хорошую работу - от директора местного сахарного завода.
Видимо, за аналогичную "хорошую работу" скромный следователь Осипенко был переведен старшим следователем в прокуратуру.
Ольга Николаевна не вынесла нужного прокуратуре решения, оправдала Бережного и возбудила встречный иск против Осипенко - уточнить, почему должностное лицо принимает столь дорогие подарки".
Илья Дадашидзе:
И тогда Ольга Стрельник и члены ее семьи начали подвергаться преследованиям, которые продолжаются и по сей день. Из письма исполнительного директора общероссийского общественного движения "За права человека" Льва Пономарева исполняющему обязанности президента Российской Федерации Владимиру Путину от 5 января 2000 года.
"Помощники прокурора района Щучкин и Слесаренко, по указанию прокурора района Шаповалова, без разрешения Генерального прокурора Российской Федерации и Высшей квалификационной коллегии судей, без ведома судьи Стрельник - заводили и проверяли материалы о якобы совершенных ею преступлениях. Потом выносили постановление об отказе в возбуждении против нее уголовных дел, в связи с изменением обстановки.
По команде прокурора района работники местного УВД неоднократно пытались доставить судью Стрельник под дулами автоматов в Усть-Лобинскую прокуратуру - для дачи объяснений.
В 1997 году прокурор района Шаповалов отправил в Высшую квалификационную коллегию судей подборку незаконно собранных им материалов в отношении федерального судьи Стрельник на предмет досрочного лишения ее полномочий".
Илья Дадашидзе:
И хотя совет судей Краснодарского края признал претензии Шаповалова необоснованными, Высшая квалификационная Коллегия поддержала не своих краснодарских коллег, а прокурора Усть-Лобинска, отправив в 1999 году Стрельник в отставку. Жалоба от федерального судьи осталась без внимания.
Одновременно с преследованиями Ольги Стрельник началась травля ее несовершеннолетней дочери Дарьи. Из Очерка Ольги Левечевой, "Новая газета".
"В июне 1998 года пятеро хулиганов напали на шестнадцатилетнюю Дашу. Девочку избивали в течение нескольких часов. Через полгода она поправилась, а следователь Вихров закрыл дело за отсутствием состава преступления. 30 января 1999 года на Дашу опять напали, сорвали золотой браслет. Даша лечилась две недели. В возбуждении уголовного дела было отказано. 15 мая Дарью избила выпускница милицейского класса УПК Клюева. Начальница инспекции по делам несовершеннолетних Жданова решила не открывать уголовного дела, мотивируя по-житейски: "девочки поссорились - сами разберутся". 25 июня группа пьяных снова мстила девочке за мать. Они не постеснялись сказать, что бьют за осуждение Ольгой Николаевной некого Конокотина. У Даши - сотрясение головного мозга и отбита почка. Но прокуратуре это показалось недостаточным для возбуждения уголовного дела".
Илья Дадашидзе:
Спасая дочь от преследований, Стрельник увезла ее в Москву. Ни Ольга Николаевна, ни Дарья не могли предположить, что прокуратура Усть-Лобинска возбудила уголовное дело, но не против нападавших на Дарью, а против Дарьи, и что девушка объявлена во всесоюзный розыск. Говорит Ольга Стрельник.
Ольга Стрельник:
19 июля 2000 года, примерно в 20 часов, моя дочь была арестована сотрудниками милиции "Орехово-Борисово-Южное". Причины задержания и ареста ей объявлены не были. Ей было позволено позвонить мне домой только в 2 часа ночи. Она сообщила о том, что находится в УВД "Орехово-Борисово-Южное", причин задержания не знает. А затем, 20 июля, Дашу перевели в ИВС "Зябликово".
В момент задержания девочка была больна, у нее была повышена температура, была ангина. Ее не освидетельствовали медики. Мать не допустили для общения с дочерью, хотя это положено по закону при задержании. Не был допущен в УВД "Орехово-Борисово-Южное" защитник.
На настоящий момент, мне неизвестно, что с девочкой, где она находится, каково ее состояние здоровья, вообще - где она есть. Из официальных источников ко мне не поступает никаких сообщений. 21 июля я подала жалобу в прокуратуру Юго-Восточного округа города Москвы, эта жалоба была передана в Нагатинскую прокуратуру для рассмотрения по существу. До сих пор каких-либо ответов о результатах рассмотрения жалобы я не получила.
Тогда же мною была подана жалоба в Нагатинский районный суд Москвы на неправомерный арест моей дочери Стрельник Дарьи Анатольевны. Каково же было мое удивление, когда я в августе получила ответ от федерального судьи Нагатинского суда Нечаева о том, что моя жалоба не правомерна и ее рассматривать не следует, потому что мать не имеет права обжаловать в суд арест дочери, так как та недавно достигла совершеннолетия.
Мне категорически было отказано в предоставлении свидания и ИВС УВД "Зябликово". Безмотивно, не положено - и все.
Помощник нагатинского прокурора Крылова 35 июля категорически отказала мне в предоставлении свидания с арестованной дочерью. Хотя по всем законам, при подобного рода задержаниях, обязаны предоставлять свидание с родственниками и, во всяком случае, обязаны предоставить возможность встречи с адвокатом.
Мне известно из неофициальных источников, что, по крайней мере, в период пребывания в "московских в местах" - так будем говорить - "лишения свободы", дочери не было предъявлено обвинение, никакое обвинение.
В настоящий момент я не имею никаких сведений из официальных органов о том, где находится моя дочь, и вообще - в чем причины всех этих действий так называемых правоохранительных органов.
Илья Дадашидзе:
По словам Ольги Стрельник, она может только предполагать, что арест дочери связан с последним нападением на нее в Усть-Лобинске группой пьяных хулиганов, в числе которых были члены семей сотрудников местной милиции. Отбиваясь от них, Дарья причинила телесные повреждения одной из нападавших.
Ольга Стрельник:
Какими-либо сведениями о том, что в отношении Даши было возбуждено уголовное дело, полученными из официальных источников, мы не располагали. Мы не располагали сведениями о том, что в отношении нее, предположим, объявлен розыск и избрана какая-то мера пресечения и так далее, и так далее.
А по состоянию на август 1999 года мне было известно, что по моему заявлению о возбуждении уголовного дела в отношении лиц, причинивших Даше сотрясение головного мозга и другие телесные повреждения, в возбуждении уголовного дела - отказано.
Этот "букет" нарушений закона -не случайность. Как можно оставить практически подростка без помощи матери, без помощи защитника? Это прямое нарушение прав человека и всех тех законов, которые существуют. Они существуют на бумаге, а на практике, к сожалению, получается вот так.
Я не знаю, что делают с моей девочкой. Я не знаю, какое психологическое или физическое давление оказывается на нее. Но я знаю, что мой ребенок в беде.
Илья Дадашидзе:
Попытки уточнить что-либо в межрайонной Нагатинской прокуратуре в процессе подготовки этой передачи оказались безрезультатными. Анонимная сотрудница прокуратуры, отвечающая на телефонные звонки, категорически отказалась сообщить телефоны приемной прокурора и его помощника Крыловой и предложила явиться в прокуратуру в приемный день на общих основаниях.
О судьбе Дарьи Стрельник удалось, однако, узнать общероссийскому общественному "Движению за права человека". Как рассказал для Радио Свобода его сотрудник Владимир Степанов, в начале августа Дарья была этапирована из Москвы в Усть-Лобинск, но вместо Усть-Лобинска ее отвезли в соседний Кореновской район Краснодарского края. Расследование, как объяснили в краевой прокуратуре, решено провести там - "для большей объективности", хотя ведет его следователь не Кореновской, а Усть-Лобинской прокуратуры. А 22 августа дело Дарьи Стрельник было передано в Краснодарский краевой суд для определения подсудности.
Правоохранительные органы края явно торопятся завершить историю семьи Стрельник, находящуюся сегодня в центре внимания российских и международных правозащитных организаций, российских и зарубежных средств массовой информации.
Дело Ольги и Дарьи Стрельник мы попросили прокомментировать судью Московского городского суда Сергея Пашина.
Сергей Пашин:
После того, как в Российской Федерации прекратилась фактически судебная реформа, мы можем сказать, что нам просто повезло. Если в период разгула преступности на какой-нибудь Сицилии судей отстреливала мафия, то у нас этим занимаются профессионалы другого толка. Правоохранительные органы, недовольные действиями судей, способны основательно испортить им жизнь.
Вот, например, Ольга Николаевна Стрельник, судья с тридцатилетним стажем, с которой я лично знаком и могу засвидетельствовать ее глубокую порядочность. Это человек, который испытывает очень серьезные трудности после вынесения оправдательного приговора по делу одного из подсудимых.
Как утверждает судья, на нее было оказано давление. Она проявила профессиональную порядочность, не поддалась этому давлению, и вот уже начинаются гонения не только на нее, но и на ее дочь.
С сожалением должен сказать, что принятие самых хороших законов (например, закона о статусе судей 1992 года) не гарантирует, что правоохранительные органы на местах будут вести себя с должным уважением, относиться к судье как подобает и не преследовать за честную, принципиальную, прогрессивную позицию.
Сейчас готовится проект Уголовно-процессуального кодекса. Этот проект, уже принятый в первом чтении, готовится к чтению второму. Но соблюдение его норм, как бы демократичны они ни были, может стать реальностью только в том случае, если судьи не будут опасаться мести правоохранительных органов, не будут опасаться за собственную жизнь и безопасность.
К сожалению, "перевертыши" - это диагноз, который можно поставить многим сотрудникам милиции и работникам прокуратуры. Например, в практике судов довольно часто случается, что прокуроры и судьи договариваются о том, какой приговор должен быть вынесен.
В одном из московских судов наблюдатели зафиксировали ситуацию, когда судья вошла после перерыва в зал суда и от имени прокурора сказала, какое наказание прокурор попросит подсудимому, после чего удалилась в совещательную комнату и вынесла соответствующий обвинительный приговор.
Мне кажется - и квалификационные коллегии, и Генеральная прокуратура, и президентская администрация должны принять меры к защите судей. Особенно это актуально в провинции, в субъектах Российской Федерации, отдаленных от Москвы. Никогда нельзя забывать, что судья федеральный, соблюдая федеральный закон, он подвергается риску. К сожалению, не только со стороны мафиозных структур, со стороны организованной преступности, но и со стороны своих коллег, и со стороны работников правоохранительных органов.
Илья Дадашидзе:
Это был комментарий судьи Московского городского суда Сергея Пашина.
"Западная печать о правах человека и свободе слова". Обзор Владимира Ведрашко, Прага.
Владимир Ведрашко:
Американская газета "USA-Today" опубликовала статью об одной из проблем школьного образования в Америке. Речь идет о серьезной нехватке подходящих помещений для занятий школьников, в то время как страна испытывает резкий рост количества учащихся. Если осенью 1985 года двери американских школ открылись для сорока миллионов детей и подростков, то нынешней осенью их будет сорок семь с половиной миллионов.
Школьное руководство во многих штатах срочно рассматривает возможности приспособить для занятий самые разнообразные помещения. В основном, это заброшенные складские или торговые залы и комнаты. Газета приводит наиболее удачные примеры такой деятельности и поясняет, что рост количества школьников связан с большим притоком новых эмигрантов в Америку.
Британская вещательная корпорация Би-Би-Си опубликовала корреспонденцию своего сотрудника из Боснии. В ней говорится: "Недалеко от Сараево обнаружено массовое захоронение, в котором находится свыше пятидесяти трупов, предположительно, боснийских мусульман, депортированных из города Вышеград в первые месяцы боснийской войны. Все они были расстреляны, а их тела сброшены в котлован. Вскрытие могилы провела государственная комиссия мусульмано-хорватской федерации, ведущая поиск людей, пропавших без вести во время войны. При эксгумации обнаружено тело мужчины, который был явно еще жив, когда его сбросили в ров. По заключению экспертов, он пытался спастись и выползти из ямы, ему удалось развязать стянутые колючей проволокой руки, однако выбраться из этой братской могилы ему не удалось.
В 1992 году силы боснийских сербов провели рейды по всей территории долины реки Дрины, вынудив боснийских мусульман покинуть города Вышеград, Белина и Зворник. Тысячи были убиты и погребены в массовых захоронениях, и многие до сих пор официально числятся пропавшими без вести.
Тем временем, мусульмане, бежавшие из Вышеграда в начале войны, начинают возвращаться на родину. Пока они разместились в палаточном городке на окраине города. Очень многие ни за что не хотят возвращаться до тех пор, пока не будет обнародована вся правда об их родных и близких".
Теме защиты чести и достоинства граждан посвящает свою публикацию выходящая в Румынии на венгерском языке ежедневная газета "Кроника". Она опубликовала интервью с пастором Ласло Текишем, одной из самых ярких личностей румынской революции 1989 года. Сейчас репутация этого церковного деятеля поставлена под сомнение. В его адрес раздаются обвинения в сотрудничестве с иностранными спецслужбами в период до свержения Чаушеску.
В своем интервью корреспондент газеты задает вопрос: "Почему вас обвиняют в сотрудничестве со спецслужбами?" Ласло Текиш отвечает (цитирую): "Поначалу меня обвиняли в сотрудничестве с ЦРУ, но вот "Британская энциклопедия" сообщает, что я был объявлен агентом КГБ. Меня также неоднократно обвиняли в сотрудничестве с венгерскими спецслужбами и с румынской "Секуритате". Все эти заявления противоречат друг другу, потому что являются фальшивыми. И хотя однажды в 1975 году, когда я служил молодым пастором, меня заставили под давлением написать некое заявление для "Секуритате", я так и не поставил под ним своей подписи".
Ласло Текиш продолжает (цитирую): "Я считаю для себя унизительным защищаться от лживых наветов. Кроме того, надо понимать, что ни одного из доносчиков спецслужб не подвергали таким репрессиям, каким подвергали меня, и это лишний раз свидетельствует о моей невиновности". (Конец цитаты)
В настоящее время, продолжает газета, Ласло Текиш выступает с предупреждениями об угрозе дискриминации румынским большинством тех граждан Румынии, которые принадлежат к венгерскому национальному меньшинству.
Интервью с активистом борьбы за права человека в Румынии опубликовала газета "Кроника", выходящая в городе Клуш на венгерском языке.
В американском издательству "UNP" в штате Мичиган вышла в свет книга Джегоша Эгерта и Яна Кубика под названием "Мятежное гражданское общество. Протест и демократическая консолидация в Польше в 1989 - 1993 годах. Об этом сообщает журнал "Центрально-европейское обозрение", регулярно выходящий в электронном виде и размещенный в Интернете. "Среди всех посткоммунистических стран Центральной Европы польские антикоммунистические протесты были наиболее сильными и интенсивными, и это несмотря на то, что демократия в Польше оценивалась как наиболее развитая в условиях 1980-х годов", - говорится в рецензии на книгу. Интересно, что совершенно противоположная ситуация складывалась в Словакии, где основы демократии были наиболее слабо развиты, но, тем не менее, и забастовочная активность, и другие формы протеста находились на очень низком уровне.
Как могло произойти, что массовые уличные беспорядки в Польше на деле служили созданию прочной демократической системы? Книга "Мятежное гражданское общество..." дает на этот вопрос убедительный ответ. Авторы рассматривают начальную стадию переходного периода от социализма к демократии, когда коммунисты согласились на проведение в стране свободных выборов. В книге, в частности, прослеживается эволюция нового режима правого коалиционного правительства во главе с премьером Ханной Сухоцкой вплоть до падения этого правительства и прихода к власти социал-демократов, то есть бывших коммунистов, в октябре 1993 года.
Книга "Мятежное гражданское общество..." вышла в Соединенных Штатах Америки в мичиганском издательстве "UNP".
Илья Дадашидзе:
Обзор "Западная печать о правах человека и свободе слова" подготовил и вел Владимир Ведрашко.
Правозащитные новости недели подготовила и читает Анна Данковцева.
Анна Данковцева:
В начале сентября национальная Комиссия по проблемам соблюдения прав человека в Чечне планирует открыть три общественных приемных для сбора жалоб от чеченских беженцев, находящихся на территории Ингушетии. Об этом сообщил глава Комиссии, председатель Комитета Государственной Думы по законодательству Павел Крашенинников - после своего возвращения из поездки в Ингушетию.
Крашенинников подчеркнул при этом, что количество беженцев из Чечни увеличивается, и прогнозы о том, что эти люди вернутся обратно в Чечню, не оправдываются. По его словам, в лагерях беженцев зафиксированы факты массовых нарушений прав человека. "Мы намерены, собирая жалобы от беженцев, сигнализировать властям, чтобы не было еще одной трагедии, уже в лагерях беженцев", заявил Павел Крашенинников.
18 августа представителями чеченской диаспоры в Москве был создан общественный комитет, главная цель которого - защита прав чеченцев, находящихся за пределами Чечни в различных регионах России.
Как заявил один из лидеров чеченской диаспоры российской столицы Усман Масаев, комитет станет постоянно действующим органом. "Сегодня мы располагаем многими фактами нарушения прав чеченцев в различных уголках России", - подчеркнул Масаев.
Лидеры белорусской оппозиции, объединившиеся в блок "Бойкот-2000", направили письма представителям европейских организаций и политикам ведущих стран Запада с призывом не признавать парламентские выборы в Белоруссии. Послания направлены председателю ОБСЕ Бените Ферреро Вальднер, председателю Парламентской ассамблеи ОБСЕ Адриану Северину, Генеральному секретарю Совета Европейского союза Хавьеру Солане, президенту ПАСЕ лорду Расселу-Джонстону, Госсекретарю США Мадлен Олбрайт и в Европарламент.
Лидеры оппозиционных партий указывают, что президент Лукашенко не выполнил ни одного из условий, без которых невозможно проведение демократических выборов в полномочный парламент. Решение о направлении наблюдателей в глазах общественности фактически будет означать признание самих выборов, убеждены представители белорусской оппозиции.
Министр связи России Леонид Рейман подписал приказ о внедрении средств для подслушивания на телефонных и других сетях связи. Приказ позволяет Федеральной службе безопасности России при проведении оперативно-розыскных мероприятий не предъявлять операторам связи документов, на основании которых проводится подслушивание, и не сообщать имен абонентов, которых они прослушивают. Средства подслушивания должны приобрести и установить сами компании-операторы связи. Компаниям вменяется также в обязанность оказывать ФСБ всяческое содействие.
Главный редактор независимого еженедельника "Дело номер..." Виктор Запольский на прошедшей в Бишкеке 21 августа пресс-конференции сообщил, что Министерство национальной безопасности Кыргызстана начало возрождать в своей деятельности советские методы КГБ.
В начале августа Министерство национальной безопасности Киргизии предъявило газете обвинение в раскрытии государственных секретов при освещении суда над бывшим министром безопасности Кыргызстана Феликсом Куловым. Хотя Кулов был оправдан военным судом Бишкека 7 августа, заместитель главного редактора газеты Светлана Красильникова, ее корреспондент Владимир Ночевкин и сам Запольский были приглашены в министерство 16 августа для допроса, который продолжался несколько часов, после чего Красильникова была госпитализирована в предынфарктном состоянии. Министерство до сих пор не закрыло уголовного дела против газеты.
Виктор Запольский считает, что власти хотят тем самым запугать коллектив газеты и нейтрализовать ее перед предстоящими президентскими выборами.
Илья Дадашидзе:
Правозащитные новости недели подготовила и прочитала Анна Данковцева.
Как сняться с психиатрического учета? Письма с этим вопросом постоянно приходят в передачу "Человек имеет право".
Сегодня этот вопрос наш корреспондент Мумин Шакиров задает врачам, правозащитникам, юристам.
Мумин Шакиров:
Кто и каким образом должен снимать с психиатрического учета тех людей, кому ранее врачи поставили тот или иной диагноз? Кто правомочен решать этот вопрос - суд, независимые психиатры, или исключительно врачи, представляющие Министерство здравоохранения Российской Федерации?
Каждый из моих собеседников по-разному видит эту проблему.
Слово директору Государственного центра социальной и судебной психиатрии имени Сербского, академику Российской Академии медицинских наук Татьяне Дмитриевой.
Татьяна Дмитриева:
Существует ли проблема снятия диагноза? На мой взгляд, если она и существует, то существует чисто организационно. Это не правовая проблема, а проблема какой-то или недоработки конкретных больниц, диспансеров, или же это проблема, когда воистину больной человек, имеющий адекватный его состоянию диагноз, хочет, не имея достаточной критики к своему заболеванию, избавиться от этого диагноза, как от какой-то вещи, его порочащей.
И вот здесь даже возникла такая коллизия, что за снятием диагноза стали обращаться в суд, что, в принципе, является абсурдным. Можно ли снять диагноз "язвенная болезнь" через суд? И можно ли, вообще, поставить такой диагноз? Я думаю, что, если кому-то это придет в голову, то этот человек будет выглядеть несколько странно. Диагноз того или иного психического заболевания - это такой же диагноз, как любого другого заболевания, и он, в принципе, не может быть тем, что может как-то человека опорочить. Вот это очень важный психологический момент.
К сожалению, не всегда и сами больные, и окружающие люди, и просто наше население - знают, понимают это. И есть специфика менталитета (к сожалению, это практически во всех странах существует, не только в России), что диагноз психического заболевания - это то, что стараются, мягко скажем, не афишировать или же, чаще, скрывать, поскольку это считается как бы социально не очень поддерживаемым, одобряемым. Люди как бы стыдятся того, что есть такое заболевание.
Я думаю, что потребуется еще очень много лет - и для России, и для многих других стран, - чтобы не было вот этого барьера между людьми с психическими заболеваниями и населением.
Мумин Шакиров:
Кто, по мнению Татьяны Дмитриевой, должен снимать диагноз - суд, независимые психиатры или врачи из государственных учреждений?
Татьяна Дмитриева:
Это могут делать государственные инстанции, это могут быть негосударственные организации, инстанции. Это не принципиально. Человек сам выбирает, где ему легче удостовериться в том, какие у него есть особенности личности.
Кстати, за этим обращаются иногда просто люди, которые хотят лучше знать себя, лучше знать своих детей, их потенциал. И можно пройти обследование со всеми психологическими методами, чтобы определить какие-то уязвимые стороны и, наоборот, сильные стороны личности, что развивать в человеке, что, наоборот, беречь, в силу своей именно уязвимости какой-то. Это, в общем-то, цивилизованный подход.
Так что снимать может и государственная и негосударственная клиника.
Мумин Шакиров:
Свою точку зрения на проблему снятия диагноза высказывает главный психиатр Министерства здравоохранения Российской Федерации Борис Казаковцев. С ним мы связались по телефону.
Борис Казаковцев:
Как регулируются вопросы постановки на диспансерное наблюдение? Решение вопроса о диспансерном наблюдении или его прекращении принимается комиссией врачей психиатров, которая назначается администрацией психиатрического учреждения, которое оказывает амбулаторную психиатрическую помощь. Или комиссией врачей-психиатров в особых, спорных случаях, назначаемой органом здравоохранения. То есть, тут уже заложен как бы механизм обжалования такого решения. Заключение комиссии должно быть письменным, аргументированным, мотивированным, и отражено в медицинской документации.
Специально существует еще раздел настоящего закона, который называется "Обжалование действий по оказанию психиатрической помощи". Какие тут моменты следует знать? Порядок и сроки обжалования. Действия медицинских работников, иных специалистов, работников социального обеспечения и образования, врачебных комиссий, ущемляющие права и законные интересы граждан при оказании психиатрической помощи могут быть обжалованы по выбору лица, приносящего жалобу, непосредственно в суд, а также в вышестоящий орган, вышестоящему должностному лицу или прокурору.
Иногда пациенты говорят, что их не желают слушать, рекомендуют сразу обращаться в суд, минуя этот вот этап обращения к должностным лицам. Ну, отчасти такое бывает, но в большинстве случаев это уже как бы совет пациентам, обращающимся с одним и тем же вопросом неоднократно.
Не может, допустим, снять какую-то формулировку диагноза, но он может, допустим, в присутствии адвоката оспаривать мотивировку, что именно вот этот диагноз является тяжелым и подходит под критерии, по которым устанавливается диспансерное наблюдение. Все-таки может помогать суд в этом плане.
Что касается независимых... Суд все чаще и чаще приглашает на обсуждение этих дел так называемые независимые общественные объединения психиатров. К сожалению, у нас их не так много, но, на мой взгляд, они очень добросовестно и эффективно иногда выступают в судах. Они как бы имеют право совещательного голоса.
А что касается юридической стороны принятия решения, это пока что государственное...
Мумин Шакиров:
Известный правозащитник, главный редактор всероссийского правозащитного еженедельника "Экспресс-Хроника" Александр Подрабинек много лет занимался историей карательной психиатрии советских времен.
Вот что он думает по этому поводу.
Александр Подрабинек:
Конечно, снять психиатрический диагноз с людей, к которым была необоснованно применена психиатрия, психиатрические методы лечения... само по себе, это выражение очень неудачное. Потому что - что значит "снять диагноз"? Может прийти человек, который стоял - или стоит - на психиатрическом учете, к психиатру и сказать: "Вы знаете, снимите с меня диагноз". А врач ему скажет: "Ну, хорошо, я снял с вас диагноз". Это ни к чему не ведет.
На самом деле, за этим не очень удачным выражением стоит желание людей реабилитироваться. Вопрос идет о реабилитации. Большое количество людей (как правило, здоровых людей), к которым было применено психиатрическое лечение, хотят вернуть свой социальный статус, статус нормального человека. Даже если они сняты с психиатрического учета (что сейчас возможно), само снятие с психиатрического учета их не реабилитирует. Они не приобретают свой прежний статус. На них лежит это клеймо в быту, в семье, на работе, в их окружении. И то, что человек просто снят с учета, не возвращает ему его прежнего социального положения.
Проблема, собственно, заключается в том, чтобы была проведена именно социальная реабилитация, а в иных случаях, и политическая реабилитация, если речь идет о людях, которые подвергались психиатрическим преследованиям по политическим мотивам. И для этого недостаточно просто решения психиатра или решения диспансера о том, что человек, скажем, сейчас практически здоров, в психиатрическом лечении не нуждается и даже может быть снят с учета.
Министерство здравоохранения и органы здравоохранения на местах должны были бы выработать процедуру, в которой бы признавалось, что человек был помещен в психиатрическую больницу или подвергался принудительному лечению необоснованно. Только такой документ может вернуть людям их прежний статус, может дать им почувствовать себя нормальными, полноценными членами общества.
Но беда в том, что психиатры, которые должны были бы давать такие документы, или чиновники Министерства здравоохранения, которые должны были бы разработать такую процедуру, - это, по большей части, те самые, которые в прежние, советские времена применяли психиатрическое лечение к здоровым людям. И вполне естественно, что они не хотят признавать свои ошибки, они не хотят признать, что люди были госпитализированы или лечились принудительно, необоснованно, что было совершено преступление в отношении этих людей. Потому что если это признать, то следует признать, что есть кто-то виновный в этом.
Поэтому ситуация эта на сегодняшний день практически неразрешима. Нормальным решением этой проблемы была бы выработка либо процедуры медицинской, процедуры реабилитации, процедуры признания (процедуры документального признания), что к человеку применялось необоснованное психиатрическое лечение, либо возможна такая же судебная процедура.
Мумин Шакиров:
Сегодняшнюю нашу беседу о снятии с психиатрического учета завершает судья Московского городского суда, Заслуженный юрист Российской Федерации Сергей Пашин.
Сергей Пашин:
Долгое время так называемая психиатрическая помощь использовалась для репрессий, использовалась, как средство давления на людей, как средство ограничения их законных прав. Вот поэтому закон о реабилитации жертв политических репрессий считает постановку психиатрического диагноза по политическим мотивам одной из форм репрессий. И политические репрессии такого рода должны... во всяком случае, их последствия должны быть ликвидированы, и люди, подвергшиеся политическим репрессиям такого рода, должны быть восстановлены в своих правах с помощью прокуратуры на основании судебного решения.
Закон "О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании" подразумевает, что под понятие "психиатрическая помощь" подпадает и диагностика психических расстройств. Раздел 6 этого закона позволяет действия медицинских работников, связанные с оказанием психиатрической помощи, то есть, и с постановкой диагнозов, обжаловать в судебном порядке.
И вот тут у многих, наверное, может возникнуть вопрос: как же так, почему судьи - люди, далекие от медицины - должны решать вопросы диагностики? Но в данном случае речь ведь идет совершенно о другом. Если диагноз ставится для целей выбора медикаментов, для целей определения стратегии и тактики лечения, то это, конечно, дело медиков. Но если психиатрический диагноз затрагивает права человека (например, право на управление транспортными средствами, на выезд за рубеж, права на устройство на работу), то такой психиатрический диагноз, поставленный неправильно, без достаточных процедур, без соблюдения закона, посягает на права - в том числе, на конституционные права - гражданина.
А вот там, где идет спор о праве, этот как раз сфера действия судебных органов. Верховный суд Российской Федерации неоднократно указывал, что судьи не связаны заключениями экспертов, в том числе, и экспертов-психиатров, и эти заключения должны оцениваться наряду с другими доказательствами. И были случаи в практике, в том числе, Верховного суда России, когда Верховный суд отменял судебные решения из-за некритического отношения к заключениям врачей-психиатров и врачей других специальностей. Ряд таких решений принимался и Судебной коллегией по уголовным делам, и Военной коллегией Верховного суда, и по трудовым делам, в том числе, Судебной коллегией по гражданским делам Верховного Суда.
Мы должны исходить из того, что судьи вправе (и обязаны) проверить, в том числе, и специальные вопросы. Понятно, что судья делает это не "на глазок", а привлекает других специалистов, судья выслушивает позиции представителей разных научных школ. Но решение о том, правильно ли поставлен диагноз, с соблюдением ли закона, и правильно ли при этом ограничены права человека, судья не только вправе, но и обязан принять.
Поэтому я полагаю, что, если гражданин обращается в суд с указанием на то, что самый факт постановки определенного психиатрического диагноза нарушает его права и законные интересы, то, ссылаясь на раздел 6 закона "О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании", гражданин вправе отстаивать свои права.
Илья Дадашидзе:
На вопрос нашего корреспондента Мумина Шакирова, как сняться с психиатрического учета, отвечали врачи, правозащитники, юристы.
И последняя рубрика нашей программы, письма в передачу "Человек имеет право".
Начну с письма из Тюменской области. "19 июля 2000 года, - говорится в нем, - я, Червинский Виктор Васильевич, прибыл в исправительную колонию 6 города Ишина. При разгрузке из "автозака" сотрудники администрации беспричинно меня избили. Ни я, ни кто другой не давал никакого повода для подобных действий.
Я болен туберкулезом легких, состою на 1-м диспансерном учете, прибыл этапом из Центральной больницы. В исправительной колонии 6 я находился на карантине, когда туда пришел инспектор и приказал идти на хозяйственные работы. Несмотря на болезнь, я от хозработ не отказался и вышел со всеми в коридор, где нас поставили на колени и стали беспричинно избивать ногами и резиновыми дубинками. За что со мной так обошлись - мне не понятно, ведь я выполнял все требования инспекторов".
И еще одно письмо. От Косаревой З.А., Москва. "Обращаюсь к вам в связи с тем, что Сбербанк Российской Федерации с 1 октября 1999 года и по сию пору отказывает мне в праве распоряжаться моим личным пенсионным вкладом "до востребования", чем злостно нарушает мои права вкладчика Сбербанка, а также ряд прав, гарантированных Конституцией Российской Федерации. Свой произвол в отношении меня Сбербанк Российской Федерации прикрывает грубой и злонамеренной ложью о том, что у меня якобы нет документов, удостоверяющих мою личность. На самом же деле, у меня есть документы, удостоверяющие мою личность, выданные мне ОВИРом ГУВД Москвы: 1. мой паспорт - удостоверение лица без гражданства серии "А", 2. выездная виза, выданная в качестве приложения к моему паспорту.
Основная цель противоправных действий Сбербанка Российской Федерации по отношению ко мне заключается в том, чтобы не просто сорвать мой выезд за границу (это Сбербанк уже сделал), а чтобы сделать мой выезд абсолютно невозможным.
С жалобами на произвол Сбербанка Российской Федерации я обращалась в различные инстанции, вплоть до президента, но все безрезультатно. Помощь, оказанная мне Уполномоченным по правам человека в Российской Федерации, даже еще больше запутала и осложнила ситуацию, так как Сбербанк теперь согласен, в виде какого-то непонятного исключения, выдать мне все мои деньги, но только с обязательным условием, что я напишу заявление-обязательство с отказом от предъявления к Сбербанку каких бы то ни было претензий, а также с условием полного закрытия моего сбербанковского пенсионного счета "до востребования". При этом Сбербанк продолжает отказываться признавать мой действительный паспорт в качестве документа, удостоверяющего личность.
В связи с этим я многократно заявляла и заявляю, что никакого обязательства перед Сбербанком брать на себя не буду, и что мой пенсионный счет "до востребования" полностью закрывать тоже не буду, а буду добиваться только одного, - чтобы Сбербанк Российской Федерации признал очевидное: что мой действительный паспорт - удостоверение лица без гражданства серии "А" является документом, удостоверяющим личность.
Единственная инстанция, в которую я пока не обращалась с данным делом, это суд. Причина тому в том, что я не испытываю ни малейшего доверия к суду, так как имею собственный негативный опыт обращений в суды и не понаслышке знаю, что это такое. Хотя я вполне допускаю мысль, что данное дело не просто могло бы, а обязательно должно было быть предметом рассмотрения в уголовном суде.
С уважением,
З.А. Косарева".
Косарева просит нас сообщить адреса российских и международных правозащитных организаций.
С этой же просьбой к нам обращаются многие другие слушатели передачи "Человек имеет право".
Слово Ольге Новиковой.
Ольга Новикова:
Организация "Общероссийское движение за права человека" образована в 1997 году. Ее отделения действуют в 49 российских регионах. Здесь можно получить правовую поддержку и консультацию юриста по всем вопросам, касающимся нарушения прав человека в Российской Федерации.
Московское отделение "Общероссийского движения за права человека" находится по адресу: г. Москва. Малый Кисловский переулок, дом 7, помещение 21. Станция метро "Арбатская". Прием граждан по четвергам с 14:00 часов. "Горячая линия" "Движения" работает по понедельникам, средам и пятницам с 13:00 до 21:00 часа. Телефон 291-70-11.
Региональная правозащитная благотворительная организация "Комитет за гражданские права" также действует с 1997 года и имеет отделения в ряде городов России, в том числе, в Санкт-Петербурге, Орле, Екатеринбурге, Перми, Брянске.
Адрес "Комитета" в Москве: 129224, г. Москва, проезд Шокальского, дом 61. Прием граждан с 15:00 часов ежедневно, кроме воскресенья и понедельника. Телефон 478-95-15.
Союз комитетов солдатских матерей России имеет около трехсот региональных организаций в областных и районных центрах. Он оказывает помощь тем, кто из-за преследований вынужден оставлять воинские части, отстаивает права призывников и их родителей, рассматривает жалобы на условия военной службы. Обратиться за помощью в Комитет могут не только солдаты, но и офицеры.
Адрес московского офиса: 101000, г. Москва, Малый Лучников переулок, дом 4, комната 5. Прием граждан в рабочие дни с 11:00 до 19:00 часов. В эти же часы можно также позвонить в московский офис по телефонам 928-25-06 и 206-09-23.
Илья Дадашидзе:
С адресами и телефонами столичных правозащитных организаций наших слушателей знакомила Ольга Новикова.
Завершая на этом нашу программу, напоминаем слушателям наш адрес: 103006, Москва, Старопименовский переулок, д. 13, к. 1, московская редакция Радио Свобода. Пишите нам.
В этом выпуске:
- Дело судьи Ольги Стрельник.
- Западная печать о правах человека и свободе слова.
- Правозащитные новости недели.
- Письма.
- Как сняться с психиатрического учета. Врачи, правозащитники, юристы.
...Если диагноз ставится для целей выбора медикаментов, определения стратегии и тактики лечения, то это, конечно, дело медиков, Но если психиатрический диагноз затрагивает права человека, то такой психиатрический диагноз, поставленный неправильно, без достаточных процедур, без соблюдения закона, посягает на права, в том числе на конституционные права гражданина.
Илья Дадашидзе:
Дело федерального судьи Усть-Лобинского района Краснодарского края Ольги Стрельник, назначенной на должность президентским указом от 5 октября 1995 года, длится несколько лет - с того самого дня, когда она, юрист с тридцатилетним стажем и безупречной репутацией, вопреки настоятельным советам руководства местной прокуратуры, вынесла оправдательный приговор бывшему зампрокурора района Бережнову.
Из очерка Ольги Левечевой "Сдавшиеся ветви власти", "Новая газета" от 31 июля 2000 года.
"На процессе обвинение утверждало, что Бережной средь бела дня проник в отделение милиции, спрятал подмышку видеоплейер и, прокравшись на цыпочках через приемную, на глазах изумленных дежурных покинул здание. В результате особо дерзкого ограбления пострадало имущество следователя Осипенко, который получил указанный видеоплейер - как вознаграждение за хорошую работу - от директора местного сахарного завода.
Видимо, за аналогичную "хорошую работу" скромный следователь Осипенко был переведен старшим следователем в прокуратуру.
Ольга Николаевна не вынесла нужного прокуратуре решения, оправдала Бережного и возбудила встречный иск против Осипенко - уточнить, почему должностное лицо принимает столь дорогие подарки".
Илья Дадашидзе:
И тогда Ольга Стрельник и члены ее семьи начали подвергаться преследованиям, которые продолжаются и по сей день. Из письма исполнительного директора общероссийского общественного движения "За права человека" Льва Пономарева исполняющему обязанности президента Российской Федерации Владимиру Путину от 5 января 2000 года.
"Помощники прокурора района Щучкин и Слесаренко, по указанию прокурора района Шаповалова, без разрешения Генерального прокурора Российской Федерации и Высшей квалификационной коллегии судей, без ведома судьи Стрельник - заводили и проверяли материалы о якобы совершенных ею преступлениях. Потом выносили постановление об отказе в возбуждении против нее уголовных дел, в связи с изменением обстановки.
По команде прокурора района работники местного УВД неоднократно пытались доставить судью Стрельник под дулами автоматов в Усть-Лобинскую прокуратуру - для дачи объяснений.
В 1997 году прокурор района Шаповалов отправил в Высшую квалификационную коллегию судей подборку незаконно собранных им материалов в отношении федерального судьи Стрельник на предмет досрочного лишения ее полномочий".
Илья Дадашидзе:
И хотя совет судей Краснодарского края признал претензии Шаповалова необоснованными, Высшая квалификационная Коллегия поддержала не своих краснодарских коллег, а прокурора Усть-Лобинска, отправив в 1999 году Стрельник в отставку. Жалоба от федерального судьи осталась без внимания.
Одновременно с преследованиями Ольги Стрельник началась травля ее несовершеннолетней дочери Дарьи. Из Очерка Ольги Левечевой, "Новая газета".
"В июне 1998 года пятеро хулиганов напали на шестнадцатилетнюю Дашу. Девочку избивали в течение нескольких часов. Через полгода она поправилась, а следователь Вихров закрыл дело за отсутствием состава преступления. 30 января 1999 года на Дашу опять напали, сорвали золотой браслет. Даша лечилась две недели. В возбуждении уголовного дела было отказано. 15 мая Дарью избила выпускница милицейского класса УПК Клюева. Начальница инспекции по делам несовершеннолетних Жданова решила не открывать уголовного дела, мотивируя по-житейски: "девочки поссорились - сами разберутся". 25 июня группа пьяных снова мстила девочке за мать. Они не постеснялись сказать, что бьют за осуждение Ольгой Николаевной некого Конокотина. У Даши - сотрясение головного мозга и отбита почка. Но прокуратуре это показалось недостаточным для возбуждения уголовного дела".
Илья Дадашидзе:
Спасая дочь от преследований, Стрельник увезла ее в Москву. Ни Ольга Николаевна, ни Дарья не могли предположить, что прокуратура Усть-Лобинска возбудила уголовное дело, но не против нападавших на Дарью, а против Дарьи, и что девушка объявлена во всесоюзный розыск. Говорит Ольга Стрельник.
Ольга Стрельник:
19 июля 2000 года, примерно в 20 часов, моя дочь была арестована сотрудниками милиции "Орехово-Борисово-Южное". Причины задержания и ареста ей объявлены не были. Ей было позволено позвонить мне домой только в 2 часа ночи. Она сообщила о том, что находится в УВД "Орехово-Борисово-Южное", причин задержания не знает. А затем, 20 июля, Дашу перевели в ИВС "Зябликово".
В момент задержания девочка была больна, у нее была повышена температура, была ангина. Ее не освидетельствовали медики. Мать не допустили для общения с дочерью, хотя это положено по закону при задержании. Не был допущен в УВД "Орехово-Борисово-Южное" защитник.
На настоящий момент, мне неизвестно, что с девочкой, где она находится, каково ее состояние здоровья, вообще - где она есть. Из официальных источников ко мне не поступает никаких сообщений. 21 июля я подала жалобу в прокуратуру Юго-Восточного округа города Москвы, эта жалоба была передана в Нагатинскую прокуратуру для рассмотрения по существу. До сих пор каких-либо ответов о результатах рассмотрения жалобы я не получила.
Тогда же мною была подана жалоба в Нагатинский районный суд Москвы на неправомерный арест моей дочери Стрельник Дарьи Анатольевны. Каково же было мое удивление, когда я в августе получила ответ от федерального судьи Нагатинского суда Нечаева о том, что моя жалоба не правомерна и ее рассматривать не следует, потому что мать не имеет права обжаловать в суд арест дочери, так как та недавно достигла совершеннолетия.
Мне категорически было отказано в предоставлении свидания и ИВС УВД "Зябликово". Безмотивно, не положено - и все.
Помощник нагатинского прокурора Крылова 35 июля категорически отказала мне в предоставлении свидания с арестованной дочерью. Хотя по всем законам, при подобного рода задержаниях, обязаны предоставлять свидание с родственниками и, во всяком случае, обязаны предоставить возможность встречи с адвокатом.
Мне известно из неофициальных источников, что, по крайней мере, в период пребывания в "московских в местах" - так будем говорить - "лишения свободы", дочери не было предъявлено обвинение, никакое обвинение.
В настоящий момент я не имею никаких сведений из официальных органов о том, где находится моя дочь, и вообще - в чем причины всех этих действий так называемых правоохранительных органов.
Илья Дадашидзе:
По словам Ольги Стрельник, она может только предполагать, что арест дочери связан с последним нападением на нее в Усть-Лобинске группой пьяных хулиганов, в числе которых были члены семей сотрудников местной милиции. Отбиваясь от них, Дарья причинила телесные повреждения одной из нападавших.
Ольга Стрельник:
Какими-либо сведениями о том, что в отношении Даши было возбуждено уголовное дело, полученными из официальных источников, мы не располагали. Мы не располагали сведениями о том, что в отношении нее, предположим, объявлен розыск и избрана какая-то мера пресечения и так далее, и так далее.
А по состоянию на август 1999 года мне было известно, что по моему заявлению о возбуждении уголовного дела в отношении лиц, причинивших Даше сотрясение головного мозга и другие телесные повреждения, в возбуждении уголовного дела - отказано.
Этот "букет" нарушений закона -не случайность. Как можно оставить практически подростка без помощи матери, без помощи защитника? Это прямое нарушение прав человека и всех тех законов, которые существуют. Они существуют на бумаге, а на практике, к сожалению, получается вот так.
Я не знаю, что делают с моей девочкой. Я не знаю, какое психологическое или физическое давление оказывается на нее. Но я знаю, что мой ребенок в беде.
Илья Дадашидзе:
Попытки уточнить что-либо в межрайонной Нагатинской прокуратуре в процессе подготовки этой передачи оказались безрезультатными. Анонимная сотрудница прокуратуры, отвечающая на телефонные звонки, категорически отказалась сообщить телефоны приемной прокурора и его помощника Крыловой и предложила явиться в прокуратуру в приемный день на общих основаниях.
О судьбе Дарьи Стрельник удалось, однако, узнать общероссийскому общественному "Движению за права человека". Как рассказал для Радио Свобода его сотрудник Владимир Степанов, в начале августа Дарья была этапирована из Москвы в Усть-Лобинск, но вместо Усть-Лобинска ее отвезли в соседний Кореновской район Краснодарского края. Расследование, как объяснили в краевой прокуратуре, решено провести там - "для большей объективности", хотя ведет его следователь не Кореновской, а Усть-Лобинской прокуратуры. А 22 августа дело Дарьи Стрельник было передано в Краснодарский краевой суд для определения подсудности.
Правоохранительные органы края явно торопятся завершить историю семьи Стрельник, находящуюся сегодня в центре внимания российских и международных правозащитных организаций, российских и зарубежных средств массовой информации.
Дело Ольги и Дарьи Стрельник мы попросили прокомментировать судью Московского городского суда Сергея Пашина.
Сергей Пашин:
После того, как в Российской Федерации прекратилась фактически судебная реформа, мы можем сказать, что нам просто повезло. Если в период разгула преступности на какой-нибудь Сицилии судей отстреливала мафия, то у нас этим занимаются профессионалы другого толка. Правоохранительные органы, недовольные действиями судей, способны основательно испортить им жизнь.
Вот, например, Ольга Николаевна Стрельник, судья с тридцатилетним стажем, с которой я лично знаком и могу засвидетельствовать ее глубокую порядочность. Это человек, который испытывает очень серьезные трудности после вынесения оправдательного приговора по делу одного из подсудимых.
Как утверждает судья, на нее было оказано давление. Она проявила профессиональную порядочность, не поддалась этому давлению, и вот уже начинаются гонения не только на нее, но и на ее дочь.
С сожалением должен сказать, что принятие самых хороших законов (например, закона о статусе судей 1992 года) не гарантирует, что правоохранительные органы на местах будут вести себя с должным уважением, относиться к судье как подобает и не преследовать за честную, принципиальную, прогрессивную позицию.
Сейчас готовится проект Уголовно-процессуального кодекса. Этот проект, уже принятый в первом чтении, готовится к чтению второму. Но соблюдение его норм, как бы демократичны они ни были, может стать реальностью только в том случае, если судьи не будут опасаться мести правоохранительных органов, не будут опасаться за собственную жизнь и безопасность.
К сожалению, "перевертыши" - это диагноз, который можно поставить многим сотрудникам милиции и работникам прокуратуры. Например, в практике судов довольно часто случается, что прокуроры и судьи договариваются о том, какой приговор должен быть вынесен.
В одном из московских судов наблюдатели зафиксировали ситуацию, когда судья вошла после перерыва в зал суда и от имени прокурора сказала, какое наказание прокурор попросит подсудимому, после чего удалилась в совещательную комнату и вынесла соответствующий обвинительный приговор.
Мне кажется - и квалификационные коллегии, и Генеральная прокуратура, и президентская администрация должны принять меры к защите судей. Особенно это актуально в провинции, в субъектах Российской Федерации, отдаленных от Москвы. Никогда нельзя забывать, что судья федеральный, соблюдая федеральный закон, он подвергается риску. К сожалению, не только со стороны мафиозных структур, со стороны организованной преступности, но и со стороны своих коллег, и со стороны работников правоохранительных органов.
Илья Дадашидзе:
Это был комментарий судьи Московского городского суда Сергея Пашина.
"Западная печать о правах человека и свободе слова". Обзор Владимира Ведрашко, Прага.
Владимир Ведрашко:
Американская газета "USA-Today" опубликовала статью об одной из проблем школьного образования в Америке. Речь идет о серьезной нехватке подходящих помещений для занятий школьников, в то время как страна испытывает резкий рост количества учащихся. Если осенью 1985 года двери американских школ открылись для сорока миллионов детей и подростков, то нынешней осенью их будет сорок семь с половиной миллионов.
Школьное руководство во многих штатах срочно рассматривает возможности приспособить для занятий самые разнообразные помещения. В основном, это заброшенные складские или торговые залы и комнаты. Газета приводит наиболее удачные примеры такой деятельности и поясняет, что рост количества школьников связан с большим притоком новых эмигрантов в Америку.
Британская вещательная корпорация Би-Би-Си опубликовала корреспонденцию своего сотрудника из Боснии. В ней говорится: "Недалеко от Сараево обнаружено массовое захоронение, в котором находится свыше пятидесяти трупов, предположительно, боснийских мусульман, депортированных из города Вышеград в первые месяцы боснийской войны. Все они были расстреляны, а их тела сброшены в котлован. Вскрытие могилы провела государственная комиссия мусульмано-хорватской федерации, ведущая поиск людей, пропавших без вести во время войны. При эксгумации обнаружено тело мужчины, который был явно еще жив, когда его сбросили в ров. По заключению экспертов, он пытался спастись и выползти из ямы, ему удалось развязать стянутые колючей проволокой руки, однако выбраться из этой братской могилы ему не удалось.
В 1992 году силы боснийских сербов провели рейды по всей территории долины реки Дрины, вынудив боснийских мусульман покинуть города Вышеград, Белина и Зворник. Тысячи были убиты и погребены в массовых захоронениях, и многие до сих пор официально числятся пропавшими без вести.
Тем временем, мусульмане, бежавшие из Вышеграда в начале войны, начинают возвращаться на родину. Пока они разместились в палаточном городке на окраине города. Очень многие ни за что не хотят возвращаться до тех пор, пока не будет обнародована вся правда об их родных и близких".
Теме защиты чести и достоинства граждан посвящает свою публикацию выходящая в Румынии на венгерском языке ежедневная газета "Кроника". Она опубликовала интервью с пастором Ласло Текишем, одной из самых ярких личностей румынской революции 1989 года. Сейчас репутация этого церковного деятеля поставлена под сомнение. В его адрес раздаются обвинения в сотрудничестве с иностранными спецслужбами в период до свержения Чаушеску.
В своем интервью корреспондент газеты задает вопрос: "Почему вас обвиняют в сотрудничестве со спецслужбами?" Ласло Текиш отвечает (цитирую): "Поначалу меня обвиняли в сотрудничестве с ЦРУ, но вот "Британская энциклопедия" сообщает, что я был объявлен агентом КГБ. Меня также неоднократно обвиняли в сотрудничестве с венгерскими спецслужбами и с румынской "Секуритате". Все эти заявления противоречат друг другу, потому что являются фальшивыми. И хотя однажды в 1975 году, когда я служил молодым пастором, меня заставили под давлением написать некое заявление для "Секуритате", я так и не поставил под ним своей подписи".
Ласло Текиш продолжает (цитирую): "Я считаю для себя унизительным защищаться от лживых наветов. Кроме того, надо понимать, что ни одного из доносчиков спецслужб не подвергали таким репрессиям, каким подвергали меня, и это лишний раз свидетельствует о моей невиновности". (Конец цитаты)
В настоящее время, продолжает газета, Ласло Текиш выступает с предупреждениями об угрозе дискриминации румынским большинством тех граждан Румынии, которые принадлежат к венгерскому национальному меньшинству.
Интервью с активистом борьбы за права человека в Румынии опубликовала газета "Кроника", выходящая в городе Клуш на венгерском языке.
В американском издательству "UNP" в штате Мичиган вышла в свет книга Джегоша Эгерта и Яна Кубика под названием "Мятежное гражданское общество. Протест и демократическая консолидация в Польше в 1989 - 1993 годах. Об этом сообщает журнал "Центрально-европейское обозрение", регулярно выходящий в электронном виде и размещенный в Интернете. "Среди всех посткоммунистических стран Центральной Европы польские антикоммунистические протесты были наиболее сильными и интенсивными, и это несмотря на то, что демократия в Польше оценивалась как наиболее развитая в условиях 1980-х годов", - говорится в рецензии на книгу. Интересно, что совершенно противоположная ситуация складывалась в Словакии, где основы демократии были наиболее слабо развиты, но, тем не менее, и забастовочная активность, и другие формы протеста находились на очень низком уровне.
Как могло произойти, что массовые уличные беспорядки в Польше на деле служили созданию прочной демократической системы? Книга "Мятежное гражданское общество..." дает на этот вопрос убедительный ответ. Авторы рассматривают начальную стадию переходного периода от социализма к демократии, когда коммунисты согласились на проведение в стране свободных выборов. В книге, в частности, прослеживается эволюция нового режима правого коалиционного правительства во главе с премьером Ханной Сухоцкой вплоть до падения этого правительства и прихода к власти социал-демократов, то есть бывших коммунистов, в октябре 1993 года.
Книга "Мятежное гражданское общество..." вышла в Соединенных Штатах Америки в мичиганском издательстве "UNP".
Илья Дадашидзе:
Обзор "Западная печать о правах человека и свободе слова" подготовил и вел Владимир Ведрашко.
Правозащитные новости недели подготовила и читает Анна Данковцева.
Анна Данковцева:
В начале сентября национальная Комиссия по проблемам соблюдения прав человека в Чечне планирует открыть три общественных приемных для сбора жалоб от чеченских беженцев, находящихся на территории Ингушетии. Об этом сообщил глава Комиссии, председатель Комитета Государственной Думы по законодательству Павел Крашенинников - после своего возвращения из поездки в Ингушетию.
Крашенинников подчеркнул при этом, что количество беженцев из Чечни увеличивается, и прогнозы о том, что эти люди вернутся обратно в Чечню, не оправдываются. По его словам, в лагерях беженцев зафиксированы факты массовых нарушений прав человека. "Мы намерены, собирая жалобы от беженцев, сигнализировать властям, чтобы не было еще одной трагедии, уже в лагерях беженцев", заявил Павел Крашенинников.
18 августа представителями чеченской диаспоры в Москве был создан общественный комитет, главная цель которого - защита прав чеченцев, находящихся за пределами Чечни в различных регионах России.
Как заявил один из лидеров чеченской диаспоры российской столицы Усман Масаев, комитет станет постоянно действующим органом. "Сегодня мы располагаем многими фактами нарушения прав чеченцев в различных уголках России", - подчеркнул Масаев.
Лидеры белорусской оппозиции, объединившиеся в блок "Бойкот-2000", направили письма представителям европейских организаций и политикам ведущих стран Запада с призывом не признавать парламентские выборы в Белоруссии. Послания направлены председателю ОБСЕ Бените Ферреро Вальднер, председателю Парламентской ассамблеи ОБСЕ Адриану Северину, Генеральному секретарю Совета Европейского союза Хавьеру Солане, президенту ПАСЕ лорду Расселу-Джонстону, Госсекретарю США Мадлен Олбрайт и в Европарламент.
Лидеры оппозиционных партий указывают, что президент Лукашенко не выполнил ни одного из условий, без которых невозможно проведение демократических выборов в полномочный парламент. Решение о направлении наблюдателей в глазах общественности фактически будет означать признание самих выборов, убеждены представители белорусской оппозиции.
Министр связи России Леонид Рейман подписал приказ о внедрении средств для подслушивания на телефонных и других сетях связи. Приказ позволяет Федеральной службе безопасности России при проведении оперативно-розыскных мероприятий не предъявлять операторам связи документов, на основании которых проводится подслушивание, и не сообщать имен абонентов, которых они прослушивают. Средства подслушивания должны приобрести и установить сами компании-операторы связи. Компаниям вменяется также в обязанность оказывать ФСБ всяческое содействие.
Главный редактор независимого еженедельника "Дело номер..." Виктор Запольский на прошедшей в Бишкеке 21 августа пресс-конференции сообщил, что Министерство национальной безопасности Кыргызстана начало возрождать в своей деятельности советские методы КГБ.
В начале августа Министерство национальной безопасности Киргизии предъявило газете обвинение в раскрытии государственных секретов при освещении суда над бывшим министром безопасности Кыргызстана Феликсом Куловым. Хотя Кулов был оправдан военным судом Бишкека 7 августа, заместитель главного редактора газеты Светлана Красильникова, ее корреспондент Владимир Ночевкин и сам Запольский были приглашены в министерство 16 августа для допроса, который продолжался несколько часов, после чего Красильникова была госпитализирована в предынфарктном состоянии. Министерство до сих пор не закрыло уголовного дела против газеты.
Виктор Запольский считает, что власти хотят тем самым запугать коллектив газеты и нейтрализовать ее перед предстоящими президентскими выборами.
Илья Дадашидзе:
Правозащитные новости недели подготовила и прочитала Анна Данковцева.
Как сняться с психиатрического учета? Письма с этим вопросом постоянно приходят в передачу "Человек имеет право".
Сегодня этот вопрос наш корреспондент Мумин Шакиров задает врачам, правозащитникам, юристам.
Мумин Шакиров:
Кто и каким образом должен снимать с психиатрического учета тех людей, кому ранее врачи поставили тот или иной диагноз? Кто правомочен решать этот вопрос - суд, независимые психиатры, или исключительно врачи, представляющие Министерство здравоохранения Российской Федерации?
Каждый из моих собеседников по-разному видит эту проблему.
Слово директору Государственного центра социальной и судебной психиатрии имени Сербского, академику Российской Академии медицинских наук Татьяне Дмитриевой.
Татьяна Дмитриева:
Существует ли проблема снятия диагноза? На мой взгляд, если она и существует, то существует чисто организационно. Это не правовая проблема, а проблема какой-то или недоработки конкретных больниц, диспансеров, или же это проблема, когда воистину больной человек, имеющий адекватный его состоянию диагноз, хочет, не имея достаточной критики к своему заболеванию, избавиться от этого диагноза, как от какой-то вещи, его порочащей.
И вот здесь даже возникла такая коллизия, что за снятием диагноза стали обращаться в суд, что, в принципе, является абсурдным. Можно ли снять диагноз "язвенная болезнь" через суд? И можно ли, вообще, поставить такой диагноз? Я думаю, что, если кому-то это придет в голову, то этот человек будет выглядеть несколько странно. Диагноз того или иного психического заболевания - это такой же диагноз, как любого другого заболевания, и он, в принципе, не может быть тем, что может как-то человека опорочить. Вот это очень важный психологический момент.
К сожалению, не всегда и сами больные, и окружающие люди, и просто наше население - знают, понимают это. И есть специфика менталитета (к сожалению, это практически во всех странах существует, не только в России), что диагноз психического заболевания - это то, что стараются, мягко скажем, не афишировать или же, чаще, скрывать, поскольку это считается как бы социально не очень поддерживаемым, одобряемым. Люди как бы стыдятся того, что есть такое заболевание.
Я думаю, что потребуется еще очень много лет - и для России, и для многих других стран, - чтобы не было вот этого барьера между людьми с психическими заболеваниями и населением.
Мумин Шакиров:
Кто, по мнению Татьяны Дмитриевой, должен снимать диагноз - суд, независимые психиатры или врачи из государственных учреждений?
Татьяна Дмитриева:
Это могут делать государственные инстанции, это могут быть негосударственные организации, инстанции. Это не принципиально. Человек сам выбирает, где ему легче удостовериться в том, какие у него есть особенности личности.
Кстати, за этим обращаются иногда просто люди, которые хотят лучше знать себя, лучше знать своих детей, их потенциал. И можно пройти обследование со всеми психологическими методами, чтобы определить какие-то уязвимые стороны и, наоборот, сильные стороны личности, что развивать в человеке, что, наоборот, беречь, в силу своей именно уязвимости какой-то. Это, в общем-то, цивилизованный подход.
Так что снимать может и государственная и негосударственная клиника.
Мумин Шакиров:
Свою точку зрения на проблему снятия диагноза высказывает главный психиатр Министерства здравоохранения Российской Федерации Борис Казаковцев. С ним мы связались по телефону.
Борис Казаковцев:
Как регулируются вопросы постановки на диспансерное наблюдение? Решение вопроса о диспансерном наблюдении или его прекращении принимается комиссией врачей психиатров, которая назначается администрацией психиатрического учреждения, которое оказывает амбулаторную психиатрическую помощь. Или комиссией врачей-психиатров в особых, спорных случаях, назначаемой органом здравоохранения. То есть, тут уже заложен как бы механизм обжалования такого решения. Заключение комиссии должно быть письменным, аргументированным, мотивированным, и отражено в медицинской документации.
Специально существует еще раздел настоящего закона, который называется "Обжалование действий по оказанию психиатрической помощи". Какие тут моменты следует знать? Порядок и сроки обжалования. Действия медицинских работников, иных специалистов, работников социального обеспечения и образования, врачебных комиссий, ущемляющие права и законные интересы граждан при оказании психиатрической помощи могут быть обжалованы по выбору лица, приносящего жалобу, непосредственно в суд, а также в вышестоящий орган, вышестоящему должностному лицу или прокурору.
Иногда пациенты говорят, что их не желают слушать, рекомендуют сразу обращаться в суд, минуя этот вот этап обращения к должностным лицам. Ну, отчасти такое бывает, но в большинстве случаев это уже как бы совет пациентам, обращающимся с одним и тем же вопросом неоднократно.
Не может, допустим, снять какую-то формулировку диагноза, но он может, допустим, в присутствии адвоката оспаривать мотивировку, что именно вот этот диагноз является тяжелым и подходит под критерии, по которым устанавливается диспансерное наблюдение. Все-таки может помогать суд в этом плане.
Что касается независимых... Суд все чаще и чаще приглашает на обсуждение этих дел так называемые независимые общественные объединения психиатров. К сожалению, у нас их не так много, но, на мой взгляд, они очень добросовестно и эффективно иногда выступают в судах. Они как бы имеют право совещательного голоса.
А что касается юридической стороны принятия решения, это пока что государственное...
Мумин Шакиров:
Известный правозащитник, главный редактор всероссийского правозащитного еженедельника "Экспресс-Хроника" Александр Подрабинек много лет занимался историей карательной психиатрии советских времен.
Вот что он думает по этому поводу.
Александр Подрабинек:
Конечно, снять психиатрический диагноз с людей, к которым была необоснованно применена психиатрия, психиатрические методы лечения... само по себе, это выражение очень неудачное. Потому что - что значит "снять диагноз"? Может прийти человек, который стоял - или стоит - на психиатрическом учете, к психиатру и сказать: "Вы знаете, снимите с меня диагноз". А врач ему скажет: "Ну, хорошо, я снял с вас диагноз". Это ни к чему не ведет.
На самом деле, за этим не очень удачным выражением стоит желание людей реабилитироваться. Вопрос идет о реабилитации. Большое количество людей (как правило, здоровых людей), к которым было применено психиатрическое лечение, хотят вернуть свой социальный статус, статус нормального человека. Даже если они сняты с психиатрического учета (что сейчас возможно), само снятие с психиатрического учета их не реабилитирует. Они не приобретают свой прежний статус. На них лежит это клеймо в быту, в семье, на работе, в их окружении. И то, что человек просто снят с учета, не возвращает ему его прежнего социального положения.
Проблема, собственно, заключается в том, чтобы была проведена именно социальная реабилитация, а в иных случаях, и политическая реабилитация, если речь идет о людях, которые подвергались психиатрическим преследованиям по политическим мотивам. И для этого недостаточно просто решения психиатра или решения диспансера о том, что человек, скажем, сейчас практически здоров, в психиатрическом лечении не нуждается и даже может быть снят с учета.
Министерство здравоохранения и органы здравоохранения на местах должны были бы выработать процедуру, в которой бы признавалось, что человек был помещен в психиатрическую больницу или подвергался принудительному лечению необоснованно. Только такой документ может вернуть людям их прежний статус, может дать им почувствовать себя нормальными, полноценными членами общества.
Но беда в том, что психиатры, которые должны были бы давать такие документы, или чиновники Министерства здравоохранения, которые должны были бы разработать такую процедуру, - это, по большей части, те самые, которые в прежние, советские времена применяли психиатрическое лечение к здоровым людям. И вполне естественно, что они не хотят признавать свои ошибки, они не хотят признать, что люди были госпитализированы или лечились принудительно, необоснованно, что было совершено преступление в отношении этих людей. Потому что если это признать, то следует признать, что есть кто-то виновный в этом.
Поэтому ситуация эта на сегодняшний день практически неразрешима. Нормальным решением этой проблемы была бы выработка либо процедуры медицинской, процедуры реабилитации, процедуры признания (процедуры документального признания), что к человеку применялось необоснованное психиатрическое лечение, либо возможна такая же судебная процедура.
Мумин Шакиров:
Сегодняшнюю нашу беседу о снятии с психиатрического учета завершает судья Московского городского суда, Заслуженный юрист Российской Федерации Сергей Пашин.
Сергей Пашин:
Долгое время так называемая психиатрическая помощь использовалась для репрессий, использовалась, как средство давления на людей, как средство ограничения их законных прав. Вот поэтому закон о реабилитации жертв политических репрессий считает постановку психиатрического диагноза по политическим мотивам одной из форм репрессий. И политические репрессии такого рода должны... во всяком случае, их последствия должны быть ликвидированы, и люди, подвергшиеся политическим репрессиям такого рода, должны быть восстановлены в своих правах с помощью прокуратуры на основании судебного решения.
Закон "О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании" подразумевает, что под понятие "психиатрическая помощь" подпадает и диагностика психических расстройств. Раздел 6 этого закона позволяет действия медицинских работников, связанные с оказанием психиатрической помощи, то есть, и с постановкой диагнозов, обжаловать в судебном порядке.
И вот тут у многих, наверное, может возникнуть вопрос: как же так, почему судьи - люди, далекие от медицины - должны решать вопросы диагностики? Но в данном случае речь ведь идет совершенно о другом. Если диагноз ставится для целей выбора медикаментов, для целей определения стратегии и тактики лечения, то это, конечно, дело медиков. Но если психиатрический диагноз затрагивает права человека (например, право на управление транспортными средствами, на выезд за рубеж, права на устройство на работу), то такой психиатрический диагноз, поставленный неправильно, без достаточных процедур, без соблюдения закона, посягает на права - в том числе, на конституционные права - гражданина.
А вот там, где идет спор о праве, этот как раз сфера действия судебных органов. Верховный суд Российской Федерации неоднократно указывал, что судьи не связаны заключениями экспертов, в том числе, и экспертов-психиатров, и эти заключения должны оцениваться наряду с другими доказательствами. И были случаи в практике, в том числе, Верховного суда России, когда Верховный суд отменял судебные решения из-за некритического отношения к заключениям врачей-психиатров и врачей других специальностей. Ряд таких решений принимался и Судебной коллегией по уголовным делам, и Военной коллегией Верховного суда, и по трудовым делам, в том числе, Судебной коллегией по гражданским делам Верховного Суда.
Мы должны исходить из того, что судьи вправе (и обязаны) проверить, в том числе, и специальные вопросы. Понятно, что судья делает это не "на глазок", а привлекает других специалистов, судья выслушивает позиции представителей разных научных школ. Но решение о том, правильно ли поставлен диагноз, с соблюдением ли закона, и правильно ли при этом ограничены права человека, судья не только вправе, но и обязан принять.
Поэтому я полагаю, что, если гражданин обращается в суд с указанием на то, что самый факт постановки определенного психиатрического диагноза нарушает его права и законные интересы, то, ссылаясь на раздел 6 закона "О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании", гражданин вправе отстаивать свои права.
Илья Дадашидзе:
На вопрос нашего корреспондента Мумина Шакирова, как сняться с психиатрического учета, отвечали врачи, правозащитники, юристы.
И последняя рубрика нашей программы, письма в передачу "Человек имеет право".
Начну с письма из Тюменской области. "19 июля 2000 года, - говорится в нем, - я, Червинский Виктор Васильевич, прибыл в исправительную колонию 6 города Ишина. При разгрузке из "автозака" сотрудники администрации беспричинно меня избили. Ни я, ни кто другой не давал никакого повода для подобных действий.
Я болен туберкулезом легких, состою на 1-м диспансерном учете, прибыл этапом из Центральной больницы. В исправительной колонии 6 я находился на карантине, когда туда пришел инспектор и приказал идти на хозяйственные работы. Несмотря на болезнь, я от хозработ не отказался и вышел со всеми в коридор, где нас поставили на колени и стали беспричинно избивать ногами и резиновыми дубинками. За что со мной так обошлись - мне не понятно, ведь я выполнял все требования инспекторов".
И еще одно письмо. От Косаревой З.А., Москва. "Обращаюсь к вам в связи с тем, что Сбербанк Российской Федерации с 1 октября 1999 года и по сию пору отказывает мне в праве распоряжаться моим личным пенсионным вкладом "до востребования", чем злостно нарушает мои права вкладчика Сбербанка, а также ряд прав, гарантированных Конституцией Российской Федерации. Свой произвол в отношении меня Сбербанк Российской Федерации прикрывает грубой и злонамеренной ложью о том, что у меня якобы нет документов, удостоверяющих мою личность. На самом же деле, у меня есть документы, удостоверяющие мою личность, выданные мне ОВИРом ГУВД Москвы: 1. мой паспорт - удостоверение лица без гражданства серии "А", 2. выездная виза, выданная в качестве приложения к моему паспорту.
Основная цель противоправных действий Сбербанка Российской Федерации по отношению ко мне заключается в том, чтобы не просто сорвать мой выезд за границу (это Сбербанк уже сделал), а чтобы сделать мой выезд абсолютно невозможным.
С жалобами на произвол Сбербанка Российской Федерации я обращалась в различные инстанции, вплоть до президента, но все безрезультатно. Помощь, оказанная мне Уполномоченным по правам человека в Российской Федерации, даже еще больше запутала и осложнила ситуацию, так как Сбербанк теперь согласен, в виде какого-то непонятного исключения, выдать мне все мои деньги, но только с обязательным условием, что я напишу заявление-обязательство с отказом от предъявления к Сбербанку каких бы то ни было претензий, а также с условием полного закрытия моего сбербанковского пенсионного счета "до востребования". При этом Сбербанк продолжает отказываться признавать мой действительный паспорт в качестве документа, удостоверяющего личность.
В связи с этим я многократно заявляла и заявляю, что никакого обязательства перед Сбербанком брать на себя не буду, и что мой пенсионный счет "до востребования" полностью закрывать тоже не буду, а буду добиваться только одного, - чтобы Сбербанк Российской Федерации признал очевидное: что мой действительный паспорт - удостоверение лица без гражданства серии "А" является документом, удостоверяющим личность.
Единственная инстанция, в которую я пока не обращалась с данным делом, это суд. Причина тому в том, что я не испытываю ни малейшего доверия к суду, так как имею собственный негативный опыт обращений в суды и не понаслышке знаю, что это такое. Хотя я вполне допускаю мысль, что данное дело не просто могло бы, а обязательно должно было быть предметом рассмотрения в уголовном суде.
С уважением,
З.А. Косарева".
Косарева просит нас сообщить адреса российских и международных правозащитных организаций.
С этой же просьбой к нам обращаются многие другие слушатели передачи "Человек имеет право".
Слово Ольге Новиковой.
Ольга Новикова:
Организация "Общероссийское движение за права человека" образована в 1997 году. Ее отделения действуют в 49 российских регионах. Здесь можно получить правовую поддержку и консультацию юриста по всем вопросам, касающимся нарушения прав человека в Российской Федерации.
Московское отделение "Общероссийского движения за права человека" находится по адресу: г. Москва. Малый Кисловский переулок, дом 7, помещение 21. Станция метро "Арбатская". Прием граждан по четвергам с 14:00 часов. "Горячая линия" "Движения" работает по понедельникам, средам и пятницам с 13:00 до 21:00 часа. Телефон 291-70-11.
Региональная правозащитная благотворительная организация "Комитет за гражданские права" также действует с 1997 года и имеет отделения в ряде городов России, в том числе, в Санкт-Петербурге, Орле, Екатеринбурге, Перми, Брянске.
Адрес "Комитета" в Москве: 129224, г. Москва, проезд Шокальского, дом 61. Прием граждан с 15:00 часов ежедневно, кроме воскресенья и понедельника. Телефон 478-95-15.
Союз комитетов солдатских матерей России имеет около трехсот региональных организаций в областных и районных центрах. Он оказывает помощь тем, кто из-за преследований вынужден оставлять воинские части, отстаивает права призывников и их родителей, рассматривает жалобы на условия военной службы. Обратиться за помощью в Комитет могут не только солдаты, но и офицеры.
Адрес московского офиса: 101000, г. Москва, Малый Лучников переулок, дом 4, комната 5. Прием граждан в рабочие дни с 11:00 до 19:00 часов. В эти же часы можно также позвонить в московский офис по телефонам 928-25-06 и 206-09-23.
Илья Дадашидзе:
С адресами и телефонами столичных правозащитных организаций наших слушателей знакомила Ольга Новикова.
Завершая на этом нашу программу, напоминаем слушателям наш адрес: 103006, Москва, Старопименовский переулок, д. 13, к. 1, московская редакция Радио Свобода. Пишите нам.