"Все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах. Они наделены разумом и должны поступать в отношении друг друга в духе братства". Статья 1 Всеобщей декларации прав человека.
В этом выпуске:
- Мать забирает сына, солдата-первогодка, из района боевых действий в Чечне. Репортаж Владимира Долина.
- Илья Дадашидзе. К столетию Надежды Мандельштам.
- Тамбовские правозащитники представляют себя.
- Правозащитные новости Альбины Лир.
- Защищает ли российский Закон о психиатрии права ребенка? На вопросы Марины Катыс отвечает президент Независимой ассоциации детских психиатров и психологов Анатолий Северный.
- Советы правоведа, судьи Московского городского суда Сергея Пашина.
- О дне политзаключенного - Сергей Ковалев.
- Марио Корти. Памяти Питера Дорнана.
Мать восемнадцатилетнего солдата-первогодка Андрея Мазуркова увезла сына из района боевых действий в Чечне. Репортаж Владимира Долина.
Владимир Долин:
Андрей Мазурков, в отличие от многих своих сверстников, в армию шел охотно. В январе исполнилось восемнадцать, а 25 мая - "Прощание славянки" и, что называется - "А для тебя, родная, есть почта полевая". И хотя по состоянию здоровья - повышенное внутричерепное давление, сердечная аритмия и гастрит - парень мог претендовать если не на освобождение от службы, то на ограничение по годности, однако Андрей медицинские документы в военкомат не понес.
Потому и оказался в минометной батарее мотострелковой части в Нижнем Новгороде.
Рассказывает мама Андрея Наталья Мазуркова.
Наталья Мазуркова:
У него очень было большое желание служить в армии. То есть, он вот этими всеми справками пренебрег и, значит, ничего не взял, и не жаловался на здоровье. То есть, он очень хотел, и он сказал, "Куда пошлют, туда и пойду". А здоровье-то, я считаю, у него не очень хорошее. Может быть, и нельзя ему было идти в армию, но так как хотел, поэтому пошел.
Владимир Долин:
Через три с половиной месяца новоиспеченный минометчик вместе со своей частью отправился в район боевых действий. К тому времени в изучении ратного ремесла он продвинулся ненамного.
Наталья Мазуркова:
За три с половиной месяца службы на присяге - 4 июля это было - держали автомат, принимали присягу с автоматом. Ну, и когда я спрашивала у него, он говорил, что стреляли всего один раз из автомата. Еще пошли на полигон, вторая батарея стреляла, а он сказал: "Мы посидели на солнышке, погрелись и поваляли дурака", вот. И больше - ничего существенного.
Но он вообще в минометной батарее, и миномет он видел только не боевой. Вот. Им показывали, значит. Рассказали, откуда стреляют, куда, чего закладывается, и все. Хотя он в район боевых действий попал в минометную батарею. Из него он ни одного раза не стрелял. Не было там никаких учений. Абсолютно не было.
Владимир Долин:
Отцы-командиры не удосужились сообщить родителям о том, что их сын отправлен на войну. О том, что что-то неладно, Наталья Мазуркова догадалась, когда перестали приходить письма по той самой полевой почте. Телефоны воинской части молчали.
Наталья Мазуркова:
Дали нам телефон в командовании части и сказали позвонить в конце второй недели, когда они поехали, о том, чтобы узнать, где находятся дети. Значит, я заказала разговор, никто не подошел. Второй раз заказываю разговор в Нижний Новгород, мне сказали, что телефон этот снят.
Владимир Долин:
Взволнованная мать стала звонить в Министерство обороны и в командование Московского военного округа. Там могли сообщить немногое. А если что и говорили, то информация мало соответствовала действительности.
Наталья Мазуркова:
Я стала звонить узнавать - и в Министерстве обороны, и в Московском военном округе, везде мне отвечали: где они, "ответить на этот вопрос не можем. Они не находятся в районе боевых действий, находятся в районе Моздока".
Владимир Долин:
К слову сказать, у офицеров и генералов в штабе группировки в Моздоке никакого сомнения в том, что они находятся в районе боевых действий, нет. Для солдат, очевидно, другой счет. К тому же, трудно поверить, что в Министерстве обороны не знали, что часть, в которой служил Андрей, к тому времени находилась уже не в Моздоке, а на территории самой что ни на есть Чечни, примерно в тридцати километрах от границы. С тем, что люди, облеченные высокими воинскими званиями, врут, Наталье Мазурковой пришлось столкнуться не раз.
Решение созрело быстро - ехать за сыном. Не найдя часть Андрея в Моздоке, Наталья Мазуркова, а с ней еще две солдатских мамы из Москвы, - двинулись вслед за своими детьми в Чечню. Где пешком, где добрые люди подвезли, однако до штаба дивизии, где служили сыновья, добрались.
О том, чтобы попасть на позиции, где в это время находились ребята, речи не было.
Наталья Мазуркова:
Ну, в общем, мы вышли потом на командование. Замполит переписал фамилии наших ребят и сказал: "Сейчас мы вас отправим в Моздок на вертолете, завтра мы вам детей привезем на свидание".
То есть мы приехали туда, где мы жили, пошли на следующий день туда, где находится главнокомандующий Казанцев. Там еще сидело девять родителей, которые ждали, когда привезут детей на свидание. Ну, здесь нас обманули очень здорово. Мы первый день просидели с утра до вечера, второй день мы просидели с утра до вечера, и только на третий день нам привезли ребят в восемь часов вечера.
Владимир Долин:
То, что сына Натальи Мазурковой на войну отправили незаконно, не отрицали даже высокие военные чины. Заместитель командующего Северокавказским военным округом ссылался не на закон, а на целесообразность.
Наталья Мазуркова:
Мы говорили с заместителем. Он нас убеждал в том, что ребят мы увидим. Но о том, что нарушен указ президента, о котором мы все говорили, он и говорит: "А кто же будет стоять за тем орудием, у которого они сейчас находятся? Пока не будет замены, их мы отправить из части не можем. Вот должны приехать шестьсот "контрактников", вот тогда мы их пришлем обратно". То есть, он даже нам говорил о том, чтобы мы сидели до шестого октября и ждали ребят вместе. Значит, 6 октября должны были "контрактники" приехать, и 6 октября вместе "вы поедете на прежнее место дислокации в Нижний Новгород".
Он сказал, что нарушен указ, но - "поймите нас правильно, что мы - военные, и бросить орудие в районе боевых действий мы просто не можем. Ждите, пока придет замена".
Владимир Долин:
Но юридически подкованные солдатские мамы, перед отъездом на Кавказ получившие исчерпывающие консультации в Комитете солдатских матерей, с аргументами командования не согласились. И тогда военные прибегли к юридической казуистике.
Наталья Мазуркова:
Начальство говорит, что это была командировка вообще. То есть, этот заместитель, Казанцев, он говорил: "Это командировка. А в командировку имеет право командир части взять тех, кого он считает нужным". Только какая командировка в район боевых действий ребят, отслуживших три с половиной месяца? То есть - они совершенно были не подготовлены.
Владимир Долин:
Наталья Мазуркова решила сына забирать, благо гражданскую одежду для парня и паспорт на всякий случай взяла с собой. Андрей колебался.
Наталья Мазуркова:
Ну, он колебался. Вроде, и ребята там остались, и он знал, что что-то может случиться, а случится - в восемнадцать лет оставаться инвалидом, наверное, ни к чему. И знают, каким образом у нас сейчас поступают с инвалидами, как относятся к ним, то есть - инвалиды Отечественной войны никому не нужны, а инвалиды этой - вообще, тем более. Они не у дел остаются.
Ну, может быть, взвесил все, решил и подумал, что, наверное, лучше уехать отсюда и заниматься каким-то другим делом, нежели быть на войне, в таком возрасте.
Владимир Долин:
У самой Натальи сомнений не было.
Наталья Мазуркова:
Я считаю, что был нарушен закон, указ президента Российской Федерации от 1999 года, и на этом основании я считала, что я правильно поступаю как мать, это мое законное право. Потому что в первую очередь он - мой сын, а потом уже он солдат. Я так считаю... Может быть... не знаю, может быть, я не правильно считаю.
Владимир Долин:
В Москве Андрей Мазурков написал заявление в прокуратуру о причинах, по которым он оставил свою часть. Очевидно, в отделе дознания военной прокуратуры эти объяснения сочли убедительными. Поэтому парня отправили не на гауптвахту, как это принято в случаях самовольного оставления части, а на сборный пункт военнослужащих.
Сейчас он на обследовании в госпитале, после чего и будет решен вопрос о его дальнейшей службе.
Наталья Мазуркова не возражает, чтобы ее сын служил в армии.
Наталья Мазуркова:
Я не против того, чтобы сын служил в армии, но соответствующая должна быть подготовка.
Владимир Долин:
Единственное, чего добивается солдатская мать - это чтобы государство, которое призван защищать ее сын, выполняло собственные законы в отношении солдата.
Илья Дадашидзе:
Рассказ Владимира Долина мы попросили прокомментировать председателя правления Московского центра по правам человека, члена комиссии по правам человека при президенте Российской Федерации Валентину Мельникову.
Валентина Мельникова:
Сегодня каждый день мамы спрашивают: "Что нам делать?" Если об их сыновьях известно, что они попали туда, в Северокавказский округ, или если известно, что их отправляют, мы всегда говорим: "Пожалуйста, берите мальчика, если сможете, украдите и привезите. Будем смотреть, что с этим делать".
Потому что очень многие ребята, на наш взгляд, не должны были призываться по здоровью. Потому что существует совершенно четкое положение о военно-врачебной экспертизе, открытое, утвержденное постановлением правительства, где есть критерии. И вот этим критериям годности мальчик у нас совершенно не отвечает. Поэтому тут первая возможность и шаги - это медицинское обследование.
Причем, законодательство России построено так, что в принципе военные должны принимать во внимание и те результаты обследований, которые делаются обычными гражданскими врачами. И во многих случаях мы просим сначала, чтобы мама обследовала мальчика у специалистов, а потом уже принесла военным врачам эти документы. И все должно быть по закону.
Илья Дадашидзе:
Так считает Валентина Мельникова.
И еще один комментарий, Марии Федуловой, Комитет солдатских матерей.
Мария Федулова:
Согласно федеральному Закону о прохождении военной службы, в зону боевых действий направляются военнослужащие после года службы и по контракту. Ельцин в сентябре издал положение о прохождении военной службы, где он то же самое подтвердил, что написано в федеральном законе.
Но не прошло и месяца (а этот указ был подписан 16 сентября, положение принято), как 15 октября он издает новый указ, который вступает в действие с 6 октября. Хотя указ не опубликован, но военные его уже взяли на вооружение.
Мы обратились с открытым письмом в главную военную прокуратуру по поводу разъяснения этого указа. Потому что - по Конституции, любой указ, любой закон вступает в действие после публикации. Это пока не было нигде опубликовано. И мы считаем, что он - незаконный, и применять его не имеют права, потому что здесь нарушается Конституция, здесь нарушаются права военнослужащих.
Многие офицеры делают упорную ссылку на 1356 Закон от 15 октября, где наш президент отменил все предыдущие указы о добровольности - о том, что по контракту и после года службы. Я, например, считаю, что это совершенно людоедский указ - последний указ президента, потому что это полное уничтожение наших детей.
Понимаете, когда была война в Чечне, и все, что я там видела... Когда журналисты спрашивали мое мнение, я называла это одним словом - геноцид. Это был геноцид по отношению к чеченскому народу и по отношению к нашим военнослужащим. Потому что там шло массовое уничтожение людей.
И сейчас, я боюсь, повторяется та же самая история.
Илья Дадашидзе:
Это был комментарий Марии Федуловой к репортажу Владимира Долина.
Сегодня в нашей рубрике "Из истории правозащитного движения" - Надежда Мандельштам, столетие которой отмечалось 30 октября.
Надежда Яковлевна Мандельштам родилась в Саратове 30 октября 1899 года. В молодости увлекалась живописью, училась в студии знаменитой художницы Александры Экстер в Киеве. С Осипом Эмильевичем Мандельштамом познакомилась в 1919 году и вскоре навсегда связала свою судьбу с ним.
Это было "московское, злое жилье", как писал Мандельштам в одном из своих стихотворений. Плохо устроенный быт, враждебность советской писательской среды, постепенное вытеснение гениального поэта из литературы.
В 1933 году за антисталинское стихотворение "Мы живем, под собою не чуя страны", Мандельштам был арестован и выслан сначала в Чердынь, а затем в Воронеж. Надежда Яковлевна отправилась туда вместе с ним.
После второго ареста и гибели в 1937 году мужа в лагере на Дальнем Востоке вела жизнь беженки, полную лишений.
"Десятилетия эта женщина находилась в бегах, петляя по захолустным городишкам великой империи, устраиваясь на новом месте, лишь для того, чтобы сняться при первом же сигнале опасности", - писал в 1981 году в некрологе на смерть Надежды Мандельштам Иосиф Бродский.
Статус "несуществующей личности" постепенно стал ее второй натурой. Она была небольшого роста, худая, с годами она усыхала и съеживалась больше и больше, словно в попытке превратить себя в нечто невесомое, что можно быстренько сложить и сунуть в карман на случай бегства.
"Отщепенка, беженка, нищенка-подруга", как называл ее в одном из своих стихотворений Мандельштам, и чем она, в сущности, оставалась до конца жизни", - писал Иосиф Бродский.
"Я помню все, с чем свидеться пришлось, и вспоминаю наизусть и всуе", - сказал в одном из стихотворений Осип Мандельштам, имея в виду, как это и свойственно поэту, единственно себя. Но эти строки на полвека вперед определили жизнь и судьбу Надежды Яковлевны, его вдовы, сумевшей в годы сталинского террора сохранить литературное наследие своего великого мужа.
Не верящая в долговечность рукописей, которые могли затеряться, быть конфискованными при обыске, исчезнуть безвозвратно и навсегда, она заучила наизусть все написанное Мандельштамом, со всеми разночтениями и вариантами, и донесла его стихи до читателей.
Другим ее подвигом стали две выдающиеся книги - "Воспоминания" и "Вторая книга", об эпохе, в которой ей выпало жить. Вторая книга Надежды Мандельштам кончается словами: "Книга, которую я сейчас кончаю, может пропасть. Нет ничего легче, чем уничтожить книгу, пока она не распространилась в самиздате или не напечатана в типографии, как было в гуттенберговский период русской истории. Но, даже погибая, она не полностью пропадет. Ее прочтут, прежде чем бросить в печь, специалисты по уничтожению рукописей, слов и мыслей. Они ничего не поймут, но в их странных головах застрянет мысль, что чокнутая старуха ничего не боится и презирает силу. Пусть узнают хоть это".
Она не была диссидентом в прикладном значении этого слова, ни, тем более, правозащитником. Но она на собственном опыте учила нас, читателей, и в их числе - правозащитников, самому главному: как изжить в себе страх и обрести свободу.
Правозащитники представляют себя. На этот раз гость рубрики - Лидия Рыбина, руководитель Тамбовского правозащитного центра.
Лидия Рыбина: Тамбовский областной правозащитный центр создан в июне 1997 года и зарегистрирован отделом юстиции в сентябре этого же года. Мы начинали консультировать людей на дому, так как не было у нас помещения.
Первая проблема, которой мы занимались - это выплата детских пособий. Через месяц после того, как наши юристы начали консультировать родителей, которым не выплачивались пособия, в судах Тамбовской области уже было более тысячи исковых заявлений. Через три месяца - пять тысяч. Однако институт судебных исполнителей проходил реорганизацию, пособия не выплачивались и не взыскивались.
Мы организовали пикетирование областной администрации, пригласили прессу, подключили к решению этой проблемы торгово-промышленную палату, которая взяла на себя решение вопроса поступления налогов и выплаты пособий. Администрация не реагировала.
Организовали еще один пикет, с плакатом "Губернатора Рябова - в отставку!". И только после этого выплата пособий на детей началась.
Сегодня мы консультируем наших сограждан по трудовым отношениям, жилищным вопросам, другим аспектам гражданского законодательства, по Уголовному кодексу. Наша организация представляет интересы людей в органах государственной власти, в том числе - в судах.
Сегодня в России, на наш взгляд, самая острая проблема - это работа судов и прокуратуры. Мы занимаемся сбором фактического материала по нарушениям закона работниками судов и прокуратур. Систематизируем этот материал и после анализа направляем в соответствующие органы власти. Добиваемся, чтобы виновные несли ответственность.
Имеющиеся у нас данные говорят о грубейших нарушениях закона об оказании психиатрической помощи на Тамбовщине. В ближайшем будущем мы планируем проведение совместной с депутатами городской Думы работы - по устранению нарушений при помещении больных в психиатрические лечебные учреждения.
Наш правозащитный центр организовал общественную приемную, где работают студенты юридических факультетов Тамбова. Хотим создать молодежное правозащитное движение. Мы разработали - и с 1 сентября внедряем - образовательный проект "Права детей".
Тем, кто заинтересован в сотрудничестве с нами, или нуждается в нашей помощи, хочу сообщить наши координаты. Индекс: 392 000, Тамбов, улица Советская, дом 182, комната 48. Телефон: 8-0752-53-15-81.
Илья Дадашидзе:
Правозащитные новости конца октября-начала ноября читает Альбина Лир.
Альбина Лир:
- Около сорока трех миллионов человек были уничтожены в России и СССР с 1917 по 1953 год, в период правления Ленина и Сталина. Эти данные были обнародованы председателем комиссии по реабилитации жертв политических репрессий Александром Яковлевым и представителями общества "Мемориал".
Правозащитники сообщили о подготовке общественного суда над Коммунистической партией Советского Союза, который должен состояться в 2000 году. Основные пункты обвинения: геноцид народа, подавление свободы слова, отсталость страны, поддержание прокоммунистических режимов в Восточной Европе, финансирование западных компартий.
- Председатель комиссии по правам человека при президенте России Владимир Карташкин заявил, что "Россия имеет право применять в Чечне любые меры. В 1994 году Комиссия по правам человека при президенте осуждала военные действия в Чечне, но сейчас ситуация изменилась. Для защиты национального единства и территориальной целостности страны можно применять военную силу", - добавил Карташкин.
- Руководство Чечни передаст в международный трибунал в Гааге материалы, связанные с массовым убийством граждан в республике. Речь идет о фактах гибели мирных граждан в ходе военных действий, - пояснил генеральный прокурор Чечни. О том, каким образом чеченское руководство намерено доставить материалы уголовных дел в международный трибунал, не сообщается.
- Министерство иностранных дел России потребовало от корреспондента чешского информационного агентства "Эпицентрум" Петры Прохазковой объяснений в связи с опубликованными ею материалами о событиях в Чечне. Руководитель отдела министерства Алексей Ридченко, курирующий деятельность иностранных журналистов, предупредил Прохазкову, что ее могут возникнуть проблемы с аккредитацией в России.
Петра Прохазкова опубликовала в газете "Лидови новини" интервью с чеченскими полевыми командирами, Шамилем Басаевым и Хоттабом.
- Ни один юноша, призванный на воинскую службу в Москве, не будет направлен в район боевых действий на Северном Кавказе, - пообещал военный комиссар столицы генерал-лейтенант Михаил Сорокин. Согласно указу президента России, в зону вооруженного конфликта могут направляться солдаты, прослужившие в армии не менее полугода. Сейчас, по данным Сорокина, в Чечне и приграничных районах служит около трех тысяч москвичей.
- Известный российский эколог Алексей Яблоков от имени свих коллег выразил озабоченность в связи с попытками российских спецслужб оказывать давление на ученых, занимающихся проблемами ядерно-радиационной безопасности. Яблоков сделал это заявление в связи с обыском, проведенным сотрудниками ФСБ в квартире Джошуа Хендлера, американского специалиста по экологической безопасности, проходящего стажировку в Москве. При обыске у него были изъяты научные материалы, рукописи и записные книжки.
Яблоков напомнил, что в России продолжается преследование Александра Никитина, Григория Пасько и других защитников экологических прав граждан.
- В Минске из-под стражи освобождены участники оппозиционной акции 17 октября. Одному из ее организаторов Валерию Щукину, и еще троим, оказавшим сопротивление милиции, мера пресечения изменена на подписку о невыезде. Во время марша свободы в Минске пострадали пятьдесят три человека. Прокуратура города возбудила уголовное дело по факту проведения несанкционированной демонстрации.
Илья Дадашидзе:
Это были правозащитные новости, которые подготовила и прочитала Альбина Лир.
Защищает ли Закон о психиатрической помощи населению права ребенка? В этом интервью наш корреспондент Марина Катыс продолжает постоянную в нашей программе тему "Дети и права человека". На этот раз на ее вопросы отвечает президент Независимой ассоциации детских психиатров и психологов Анатолий Северный.
Марина Катыс:
Принятый в 1992 году в России Закон о психиатрической помощи населению многими оценивается как наиболее прогрессивный из даже европейских законов. И, тем не менее, ряд психиатров не согласен с такой оценкой. Я прошу прокомментировать ситуацию, сложившуюся в детской психиатрии, президента Независимой ассоциации детских психиатров и психологов Анатолия Северного.
Анатолий Северный:
Ну, вот если сказать об этом законе, и именно по отношению к детям, то он, конечно, абсолютно неприемлем. Ну, во-первых, мы должны понять, что этот закон был принят на волне анти-психиатрической истерии, которая вот в то время была чрезвычайно высока, и пафос закона, в основном, тот нелепый, что надо защитить пациента от врача. То есть, надо поставить максимально высокие барьеры на оказание помощи психически больному врачом. И с другой стороны, закон полностью снимает ответственность врача за состояние психического здоровья населения вот на том участке, который он обслуживает.
Если говорить о детях, то детей в этом законе вообще нет. Они по закону приравнены к слабоумным, недееспособным старикам, они там идут одной строкой, а при этом ведь особенность детства в том, что ребенок, во-первых, не правоспособен, во-вторых, у него не сформировано самосознание. То есть, ждать, пока ребенок сам заявит о своих проблемах психических, не приходится.
Система, которая облегчит оказание помощи ребенку ни в законе, ни в организации детской психиатрии в России, - ничего подобного нет. Вообще надо сказать, что вот уже четыре года детской психиатрии как бы вообще у нас не существует. Потому что четыре года назад специальность детского психиатра была исключена из официальной номенклатуры специальностей Минздравом.
Это сразу ударило по системе подготовки кадров, ударило по повышению профессионализма детской психиатрии.
Марина Катыс:
Наиболее характерные нарушения прав ребенка, с которыми вам приходилось сталкиваться в ходе работы в вашей ассоциации?
Анатолий Северный:
Самое главное нарушение прав психически больного ребенка - это то, что психически больной ребенок не имеет возможности получить своевременную и адекватную помощь. Это - самое тяжелое нарушение его прав. По официальному признанию Министерства здравоохранения, только десять процентов детей, нуждающихся в психиатрической помощи, могут ее получить в государственной системе. А негосударственной системы у нас практически нет, если не считать полу-подпольной, а в основном - подпольной частной практики, которая не может рассматриваться как система.
Марина Катыс:
Но качество этой практики - достаточно хорошее? То есть - родители могут доверять таким вот подпольным консультациям у психиатра?
Анатолий Северный:
Ну, конечно - нет, если они практически не легализованы. Раз они не легализованы, значит, они - вне контроля. То есть, там могут попасться и хорошие специалисты, но попадаются и любые шарлатаны, и кто угодно. И они - вне системы контроля. И поэтому, конечно, родитель никогда не знает, к кому он попадет. Если он еще своевременно поймет, что надо обратиться за этой помощью. Это ведь тоже особая проблема.
Марина Катыс:
Для того, чтобы ребенок получил необходимую ему психологическую или психиатрическую помощь, он, по крайней мере, должен действительно обратиться к врачу, а решение принимает не он, а родители. Насколько родители компетентны в определении того момента, когда им необходимо повести их ребенка к врачу?
Анатолий Северный:
Родители абсолютно не компетентны. Их никто не учит. У нас нет... популярной, доступной литературы в достаточном количестве, которая бы помогала родителям понимать, что с ребенком. Нужна пропаганда этих знаний.
Мы не говорим сейчас о грубых психозах, когда сразу видно, - ну, грубо говоря, что вот, ребенок сумасшедший, да? Там - голоса, бред, галлюцинации, и так далее. Это - минимальная доля. А подавляющее большинство, вот эти девяносто процентов, о которых мы говорили, которые не могут получить помощь в государственной системе, это кто такие? Это так называемые пограничные состояния. Они не грубо выражены, они плохо различимы. Даже специалисты их далеко не всегда различают. А что уж говорить о педагогах, родителях, и так далее? Конечно, тут нужна колоссальная просветительская работа.
Марина Катыс:
Если говорить о поведенческих реакциях ребенка - если возможен такой термин, - то где эта грань, когда ребенок просто ленится, или когда он болен, и поэтому ему трудно учиться, когда он просто капризничает, или же когда у него внутренний стресс, который он не может иначе выразить?
Анатолий Северный:
Эта тонкая грань там, где родитель должен начинать понимать, что его заинтересованное, эмоционально теплое воздействие не дает результата. И вот когда вы с открытой душой пытаетесь на ребенка воздействовать, помочь ему... не навязать, а - помочь, и вы видите, что вы не достигаете результата, вот это - та грань, за которой вы должны пойти к специалисту. И объяснить ему: "Вот у меня не получается". Это может понять только специалист.
Марина Катыс:
Ну, вот к вам в ассоциацию на прием приходят родители с детьми, и какие наиболее характерные случаи вы могли бы привести?
Анатолий Северный:
Вы знаете, я должен сказать, что к нам в ассоциацию на прием не приходят. К сожалению, вот за семь лет существования ассоциации нам никак не удается найти средства для того, чтобы организовать собственную систему консультативную, хотя у нас проекты разработаны, и мы активно ищем эти средства, но - не получается.
Членами ассоциации являются специалисты, которые работают на своих рабочих местах и постоянно с этими проблемами сталкиваются. Чаще всего - да, это отклонение в поведении и обучении. Ребенок вдруг начинает хуже учиться. Ребенок вдруг начинает убегать из школы, из дома. Ребенок почему-то становится агрессивным, или, наоборот, становится вялым, безразличным, ну, и так далее.
Чаще всего обращаются с этим. Это вот та самая, так называемая пограничная область. В громадном числе случаев состояние ребенка отражает состояние семьи. Ребенок может подсознательно вести себя таким образом, чтобы вызвать агрессию родителя, с единственной целью, чтобы родитель обратил на него внимание, чтобы родитель проявил хоть какую-то эмоцию. Вот недостаток эмоционального контакта - это одна из наиболее частых причин нарушения поведения, состояния ребенка.
Марина Катыс:
Анатолий Алексеевич, но можем ли мы говорить о том, что большинство российских детей фактически оказались лишенными квалифицированной психиатрической помощи?
Анатолий Северный:
Мы можем это утверждать с абсолютной уверенностью. Но опять же, я приведу официальные цифры, что к окончанию школы только четырнадцать процентов выпускников могут считаться полностью психически здоровыми. А восемьдесят шесть - это с теми или иными отклонениями, которые требуют коррекции. Психологической, психотерапевтической, психиатрической. Но, так или иначе, требуют вмешательства соответствующего специалиста.
А у нас просто нет системы, которая бы им оказывала эту помощь. Потому что школьная психологическая служба абсолютно несостоятельна в том виде, в котором она существует. Детская психиатрия, как я вам сказал, она - на задворках.
Илья Дадашидзе:
На вопросы нашего корреспондента Марины Катыс отвечал Анатолий Северный.
Следующая наша рубрика - "Советы правоведа", в которой кандидат юридических наук, судья Московского городского суда Сергей Пашин рассказывает о процедуре вынесения приговора.
Сергей Пашин:
Приговор суда бывает обвинительным и оправдательным. Понятно, что в одном приговоре могут совмещаться и обвинения, и оправдания, - когда человек обвиняется и признается виновным по одной статье Уголовного кодекса, и оправдывается - по другой статье Уголовного кодекса.
Некогда Кафка в своем романе "Процесс" писал о том, что даже если человек оправдывается, он никогда не может быть уверен в том, что оправдание действительно состоялось, что оправдательный приговор не будет пересмотрен.
Вот для Российской Федерации характерна примерно такая же ситуация. Если приговор суда - оправдательный, то существует сорок два процента решений вышестоящих инстанций, которыми оправдательные приговоры отменяются. Если же человек осужден, то обвинительный приговор будет отменен лишь в пяти сотых процента случаев.
Поэтому - если обвиняемый получил судебное решение, если он осужден или он оправдан, он должен готовиться к борьбе. Если приговор оправдательный, то - за то, чтобы этот оправдательный приговор, как говорят юристы, устоял. А если приговор обвинительный, то - за то, чтобы он не был документом, который определит дальнейшую судьбу человека, чтобы он был отменен, чтобы дело было пересмотрено, чтобы оно, может быть, было прекращено вышестоящей инстанцией.
Очень важно, знакомясь с приговором, сравнить его текст с текстом приговора судебного заседания. Сплошь и рядом допускаются ошибки, когда в тексте приговора свидетельские показания изложены не так, как они излагаются в протоколе судебного заседания. И это дает возможность жаловаться на такой приговор, поскольку он основан не на тех доказательствах, которые были исследованы в судебном заседании.
Иногда судьи по окончании судебного заседания спрашивают: "Будете ли вы знакомиться с протоколом судебного заседания?" Я думаю, что надо всегда отвечать - "буду". И в этом случае суд обязан доставить осужденного, даже если он находится в следственном изоляторе, и предъявить ему все необходимые документы по делу.
Независимо от того, кто, как и когда вручит копию приговора, с ним надо очень внимательно ознакомиться, сделать из него выписки, при необходимости, и проверить, так ли излагаются доказательства в приговоре, как они, во-первых, вам запомнились, и во-вторых, как они изложены в протоколе.
Проделав эту работу, можно надеяться, что вы получите шанс выиграть дело в вышестоящей инстанции.
Илья Дадашидзе:
Это был судья Московского городского суда Сергей Пашин.
30 октября в России в двадцать пятый раз отмечался день памяти жертв политических репрессий. Слово депутату Государственной Думы Сергею Ковалеву.
Сергей Ковалев:
Публичное заявление об этом дне было 30 октября 1974 года на квартире Андрея Дмитриевича Сахарова, точнее, его тещи, на улице Чкалова, теперь - Земляной вал. Это тот дом, где висит теперь мемориальная доска Андрея Дмитриевича.
Там собрались корреспонденты, разумеется, только иностранные, корреспондента Радио Свобода там не было, потому что тогда в Москве не могло быть такого пункта. И эта пресс-конференция была организована совместно Сахаровым и инициативной группой по правам человека в СССР, ее остатками, осколками - теми, кто еще был на свободе, а если я не ошибаюсь, на свободе были тогда - Таня Великанова, Татьяна Сергеевна Ходорович, Саша Лавот, Гриша Подъяпольский и я, всего пять человек.
Корреспондентам были предъявлены заявления инициативной группы, а главное - большой пакет документов, пришедших из лагерей. Это были заявления, в которых была сформулирована воля политзаключенных учредить этот День политзаключенного.
И остается только, если говорить об истории, вспомнить самое главное: как возникла эта воля заключенных учредить этот день. Насколько я понимаю, первому в голову эта идея пришла Крониду Аркадьевичу Любарскому. Она была поддержана другими его товарищами, а дальше пошло совпадение благоприятных обстоятельств. Любарский в то время оказался на "больничке" лагерной, и - люди из других мордовских зон. И таким образом идея распространилась по Мордовии.
Потом ее вывезли с очередным этапом во Владимир, кроме того, через свидания эта мордовская инициатива, достигла и пермских зон, уже тогда существовавших, и стала вообще общей идеей. Поэтому 30 октября 1974 года была однодневная голодовка во всех без исключения зонах и тюрьме.
Если можно теперь добавить два слова о том, что сейчас представляет собой этот день. С моей точки зрения, этот день и то, как его отмечают в Москве и в других городах... это - день, который называется теперь День памяти жертв политических репрессий, таково стало его официальное название. Вот - то, что происходит в этот день, это отчаянная, я бы сказал, попытка, по-видимому - безнадежная пока попытка опровергнуть старый трюизм: "История никогда никого ничему не учит".
Вот если нас, помнящих этот день и переживающих историю так, как будто бы она происходит вот прямо сейчас, соберется некоторая критическая масса, - это будет значить, что в стране уже есть гражданское общество. Общество, способное потребовать от власти, чтобы она, власть, училась на печальных, а кровавых примерах истории.
Вот тогда и произойдет то, что происходило в нескольких странах после второй мировой войны, во всяком случае, в Германии и Японии. Вот их история кое-чему научила.
Илья Дадашидзе:
О Дне памяти жертв политических репрессий и истории его возникновения рассказывал Сергей Ковалев.
1 ноября, в День всех святых, в Пенсильвании скончался от рака давний сотрудник Радио Свобода Петер Дорнан. Вспоминает Марио Корти.
Марио Корти:
Питер Дорнан был основателем отдела самиздата радиостанции Свобода и первым издателем и редактором еженедельника "Материалы самиздата", ставшего самым большим сводом о нарушениях прав человека в Советском Союзе, включая стенограммы судебных процессов, заявления правозащитников, политзаключенных, протоколы допросов и обысков, а также другие материалы, отражающие борьбу советских инакомыслящих за индивидуальные, политические, социальные, национальные и культурные права.
В разгар борьбы правозащитников за осуществление прав человека явочным порядком и репрессии по отношению к ним советской власти, Питер Дорнан внес, действительно, неоценимый вклад в распространение самиздатских документов на Западе. Работа западных исследователей, статьи западных журналистов о нарушениях прав человека в Советском Союзе, поддержка западных правозащитных организаций советских диссидентов были в те времена немыслимы без скромной, кропотливой и вместе с тем огромной работы Питера Дорнана.
Эти документы передавались в эфир. И в том, что советские слушатели говорили о Радио Свобода как о "своей" радиостанции, большая заслуга Питера Дорнана. К работе он относился, как стереотипный американец: трудился, буквально, днем и ночью.
Чтобы было легче понять, что это за человек, расскажу об одном-единственном эпизоде, который, впрочем, повторялся неоднократно. В отделе самиздата работали эмигранты из Советского Союза, бывшие диссиденты. Когда поступали сообщения об очередном аресте, тот или иной сотрудник отдела, лично знакомый с арестованным, хватался за сердце, начинал хватать ртом воздух и уходил домой, переживать и болеть.
Питер же немедленно бросался искать материалы об арестованном и не уходил с работы до тех пор, пока очередное собрание материалов о нем не было перепечатано, аннотировано и готово для эфира. Так же он поступал и когда, например, приходила хроника текущих событий. Нередко он работал по несколько суток подряд.
При всей кажущейся резкости его поведения в общении с коллегами, подчиненными, посетителями, Питер в душе - человек чрезвычайно мягкий, чувствительный, чуткий к чужой беде.
Многим он помогал материально. Всю свою жизнь на "Свободе" (а на "Свободе" он был тридцать пять лет) Питер Дорнан посвятил делу самиздата, защите прав человека в СССР и человеческого достоинства людей, которых он никогда в жизни не встречал.
В этом выпуске:
- Мать забирает сына, солдата-первогодка, из района боевых действий в Чечне. Репортаж Владимира Долина.
- Илья Дадашидзе. К столетию Надежды Мандельштам.
- Тамбовские правозащитники представляют себя.
- Правозащитные новости Альбины Лир.
- Защищает ли российский Закон о психиатрии права ребенка? На вопросы Марины Катыс отвечает президент Независимой ассоциации детских психиатров и психологов Анатолий Северный.
- Советы правоведа, судьи Московского городского суда Сергея Пашина.
- О дне политзаключенного - Сергей Ковалев.
- Марио Корти. Памяти Питера Дорнана.
Мать восемнадцатилетнего солдата-первогодка Андрея Мазуркова увезла сына из района боевых действий в Чечне. Репортаж Владимира Долина.
Владимир Долин:
Андрей Мазурков, в отличие от многих своих сверстников, в армию шел охотно. В январе исполнилось восемнадцать, а 25 мая - "Прощание славянки" и, что называется - "А для тебя, родная, есть почта полевая". И хотя по состоянию здоровья - повышенное внутричерепное давление, сердечная аритмия и гастрит - парень мог претендовать если не на освобождение от службы, то на ограничение по годности, однако Андрей медицинские документы в военкомат не понес.
Потому и оказался в минометной батарее мотострелковой части в Нижнем Новгороде.
Рассказывает мама Андрея Наталья Мазуркова.
Наталья Мазуркова:
У него очень было большое желание служить в армии. То есть, он вот этими всеми справками пренебрег и, значит, ничего не взял, и не жаловался на здоровье. То есть, он очень хотел, и он сказал, "Куда пошлют, туда и пойду". А здоровье-то, я считаю, у него не очень хорошее. Может быть, и нельзя ему было идти в армию, но так как хотел, поэтому пошел.
Владимир Долин:
Через три с половиной месяца новоиспеченный минометчик вместе со своей частью отправился в район боевых действий. К тому времени в изучении ратного ремесла он продвинулся ненамного.
Наталья Мазуркова:
За три с половиной месяца службы на присяге - 4 июля это было - держали автомат, принимали присягу с автоматом. Ну, и когда я спрашивала у него, он говорил, что стреляли всего один раз из автомата. Еще пошли на полигон, вторая батарея стреляла, а он сказал: "Мы посидели на солнышке, погрелись и поваляли дурака", вот. И больше - ничего существенного.
Но он вообще в минометной батарее, и миномет он видел только не боевой. Вот. Им показывали, значит. Рассказали, откуда стреляют, куда, чего закладывается, и все. Хотя он в район боевых действий попал в минометную батарею. Из него он ни одного раза не стрелял. Не было там никаких учений. Абсолютно не было.
Владимир Долин:
Отцы-командиры не удосужились сообщить родителям о том, что их сын отправлен на войну. О том, что что-то неладно, Наталья Мазуркова догадалась, когда перестали приходить письма по той самой полевой почте. Телефоны воинской части молчали.
Наталья Мазуркова:
Дали нам телефон в командовании части и сказали позвонить в конце второй недели, когда они поехали, о том, чтобы узнать, где находятся дети. Значит, я заказала разговор, никто не подошел. Второй раз заказываю разговор в Нижний Новгород, мне сказали, что телефон этот снят.
Владимир Долин:
Взволнованная мать стала звонить в Министерство обороны и в командование Московского военного округа. Там могли сообщить немногое. А если что и говорили, то информация мало соответствовала действительности.
Наталья Мазуркова:
Я стала звонить узнавать - и в Министерстве обороны, и в Московском военном округе, везде мне отвечали: где они, "ответить на этот вопрос не можем. Они не находятся в районе боевых действий, находятся в районе Моздока".
Владимир Долин:
К слову сказать, у офицеров и генералов в штабе группировки в Моздоке никакого сомнения в том, что они находятся в районе боевых действий, нет. Для солдат, очевидно, другой счет. К тому же, трудно поверить, что в Министерстве обороны не знали, что часть, в которой служил Андрей, к тому времени находилась уже не в Моздоке, а на территории самой что ни на есть Чечни, примерно в тридцати километрах от границы. С тем, что люди, облеченные высокими воинскими званиями, врут, Наталье Мазурковой пришлось столкнуться не раз.
Решение созрело быстро - ехать за сыном. Не найдя часть Андрея в Моздоке, Наталья Мазуркова, а с ней еще две солдатских мамы из Москвы, - двинулись вслед за своими детьми в Чечню. Где пешком, где добрые люди подвезли, однако до штаба дивизии, где служили сыновья, добрались.
О том, чтобы попасть на позиции, где в это время находились ребята, речи не было.
Наталья Мазуркова:
Ну, в общем, мы вышли потом на командование. Замполит переписал фамилии наших ребят и сказал: "Сейчас мы вас отправим в Моздок на вертолете, завтра мы вам детей привезем на свидание".
То есть мы приехали туда, где мы жили, пошли на следующий день туда, где находится главнокомандующий Казанцев. Там еще сидело девять родителей, которые ждали, когда привезут детей на свидание. Ну, здесь нас обманули очень здорово. Мы первый день просидели с утра до вечера, второй день мы просидели с утра до вечера, и только на третий день нам привезли ребят в восемь часов вечера.
Владимир Долин:
То, что сына Натальи Мазурковой на войну отправили незаконно, не отрицали даже высокие военные чины. Заместитель командующего Северокавказским военным округом ссылался не на закон, а на целесообразность.
Наталья Мазуркова:
Мы говорили с заместителем. Он нас убеждал в том, что ребят мы увидим. Но о том, что нарушен указ президента, о котором мы все говорили, он и говорит: "А кто же будет стоять за тем орудием, у которого они сейчас находятся? Пока не будет замены, их мы отправить из части не можем. Вот должны приехать шестьсот "контрактников", вот тогда мы их пришлем обратно". То есть, он даже нам говорил о том, чтобы мы сидели до шестого октября и ждали ребят вместе. Значит, 6 октября должны были "контрактники" приехать, и 6 октября вместе "вы поедете на прежнее место дислокации в Нижний Новгород".
Он сказал, что нарушен указ, но - "поймите нас правильно, что мы - военные, и бросить орудие в районе боевых действий мы просто не можем. Ждите, пока придет замена".
Владимир Долин:
Но юридически подкованные солдатские мамы, перед отъездом на Кавказ получившие исчерпывающие консультации в Комитете солдатских матерей, с аргументами командования не согласились. И тогда военные прибегли к юридической казуистике.
Наталья Мазуркова:
Начальство говорит, что это была командировка вообще. То есть, этот заместитель, Казанцев, он говорил: "Это командировка. А в командировку имеет право командир части взять тех, кого он считает нужным". Только какая командировка в район боевых действий ребят, отслуживших три с половиной месяца? То есть - они совершенно были не подготовлены.
Владимир Долин:
Наталья Мазуркова решила сына забирать, благо гражданскую одежду для парня и паспорт на всякий случай взяла с собой. Андрей колебался.
Наталья Мазуркова:
Ну, он колебался. Вроде, и ребята там остались, и он знал, что что-то может случиться, а случится - в восемнадцать лет оставаться инвалидом, наверное, ни к чему. И знают, каким образом у нас сейчас поступают с инвалидами, как относятся к ним, то есть - инвалиды Отечественной войны никому не нужны, а инвалиды этой - вообще, тем более. Они не у дел остаются.
Ну, может быть, взвесил все, решил и подумал, что, наверное, лучше уехать отсюда и заниматься каким-то другим делом, нежели быть на войне, в таком возрасте.
Владимир Долин:
У самой Натальи сомнений не было.
Наталья Мазуркова:
Я считаю, что был нарушен закон, указ президента Российской Федерации от 1999 года, и на этом основании я считала, что я правильно поступаю как мать, это мое законное право. Потому что в первую очередь он - мой сын, а потом уже он солдат. Я так считаю... Может быть... не знаю, может быть, я не правильно считаю.
Владимир Долин:
В Москве Андрей Мазурков написал заявление в прокуратуру о причинах, по которым он оставил свою часть. Очевидно, в отделе дознания военной прокуратуры эти объяснения сочли убедительными. Поэтому парня отправили не на гауптвахту, как это принято в случаях самовольного оставления части, а на сборный пункт военнослужащих.
Сейчас он на обследовании в госпитале, после чего и будет решен вопрос о его дальнейшей службе.
Наталья Мазуркова не возражает, чтобы ее сын служил в армии.
Наталья Мазуркова:
Я не против того, чтобы сын служил в армии, но соответствующая должна быть подготовка.
Владимир Долин:
Единственное, чего добивается солдатская мать - это чтобы государство, которое призван защищать ее сын, выполняло собственные законы в отношении солдата.
Илья Дадашидзе:
Рассказ Владимира Долина мы попросили прокомментировать председателя правления Московского центра по правам человека, члена комиссии по правам человека при президенте Российской Федерации Валентину Мельникову.
Валентина Мельникова:
Сегодня каждый день мамы спрашивают: "Что нам делать?" Если об их сыновьях известно, что они попали туда, в Северокавказский округ, или если известно, что их отправляют, мы всегда говорим: "Пожалуйста, берите мальчика, если сможете, украдите и привезите. Будем смотреть, что с этим делать".
Потому что очень многие ребята, на наш взгляд, не должны были призываться по здоровью. Потому что существует совершенно четкое положение о военно-врачебной экспертизе, открытое, утвержденное постановлением правительства, где есть критерии. И вот этим критериям годности мальчик у нас совершенно не отвечает. Поэтому тут первая возможность и шаги - это медицинское обследование.
Причем, законодательство России построено так, что в принципе военные должны принимать во внимание и те результаты обследований, которые делаются обычными гражданскими врачами. И во многих случаях мы просим сначала, чтобы мама обследовала мальчика у специалистов, а потом уже принесла военным врачам эти документы. И все должно быть по закону.
Илья Дадашидзе:
Так считает Валентина Мельникова.
И еще один комментарий, Марии Федуловой, Комитет солдатских матерей.
Мария Федулова:
Согласно федеральному Закону о прохождении военной службы, в зону боевых действий направляются военнослужащие после года службы и по контракту. Ельцин в сентябре издал положение о прохождении военной службы, где он то же самое подтвердил, что написано в федеральном законе.
Но не прошло и месяца (а этот указ был подписан 16 сентября, положение принято), как 15 октября он издает новый указ, который вступает в действие с 6 октября. Хотя указ не опубликован, но военные его уже взяли на вооружение.
Мы обратились с открытым письмом в главную военную прокуратуру по поводу разъяснения этого указа. Потому что - по Конституции, любой указ, любой закон вступает в действие после публикации. Это пока не было нигде опубликовано. И мы считаем, что он - незаконный, и применять его не имеют права, потому что здесь нарушается Конституция, здесь нарушаются права военнослужащих.
Многие офицеры делают упорную ссылку на 1356 Закон от 15 октября, где наш президент отменил все предыдущие указы о добровольности - о том, что по контракту и после года службы. Я, например, считаю, что это совершенно людоедский указ - последний указ президента, потому что это полное уничтожение наших детей.
Понимаете, когда была война в Чечне, и все, что я там видела... Когда журналисты спрашивали мое мнение, я называла это одним словом - геноцид. Это был геноцид по отношению к чеченскому народу и по отношению к нашим военнослужащим. Потому что там шло массовое уничтожение людей.
И сейчас, я боюсь, повторяется та же самая история.
Илья Дадашидзе:
Это был комментарий Марии Федуловой к репортажу Владимира Долина.
Сегодня в нашей рубрике "Из истории правозащитного движения" - Надежда Мандельштам, столетие которой отмечалось 30 октября.
Надежда Яковлевна Мандельштам родилась в Саратове 30 октября 1899 года. В молодости увлекалась живописью, училась в студии знаменитой художницы Александры Экстер в Киеве. С Осипом Эмильевичем Мандельштамом познакомилась в 1919 году и вскоре навсегда связала свою судьбу с ним.
Это было "московское, злое жилье", как писал Мандельштам в одном из своих стихотворений. Плохо устроенный быт, враждебность советской писательской среды, постепенное вытеснение гениального поэта из литературы.
В 1933 году за антисталинское стихотворение "Мы живем, под собою не чуя страны", Мандельштам был арестован и выслан сначала в Чердынь, а затем в Воронеж. Надежда Яковлевна отправилась туда вместе с ним.
После второго ареста и гибели в 1937 году мужа в лагере на Дальнем Востоке вела жизнь беженки, полную лишений.
"Десятилетия эта женщина находилась в бегах, петляя по захолустным городишкам великой империи, устраиваясь на новом месте, лишь для того, чтобы сняться при первом же сигнале опасности", - писал в 1981 году в некрологе на смерть Надежды Мандельштам Иосиф Бродский.
Статус "несуществующей личности" постепенно стал ее второй натурой. Она была небольшого роста, худая, с годами она усыхала и съеживалась больше и больше, словно в попытке превратить себя в нечто невесомое, что можно быстренько сложить и сунуть в карман на случай бегства.
"Отщепенка, беженка, нищенка-подруга", как называл ее в одном из своих стихотворений Мандельштам, и чем она, в сущности, оставалась до конца жизни", - писал Иосиф Бродский.
"Я помню все, с чем свидеться пришлось, и вспоминаю наизусть и всуе", - сказал в одном из стихотворений Осип Мандельштам, имея в виду, как это и свойственно поэту, единственно себя. Но эти строки на полвека вперед определили жизнь и судьбу Надежды Яковлевны, его вдовы, сумевшей в годы сталинского террора сохранить литературное наследие своего великого мужа.
Не верящая в долговечность рукописей, которые могли затеряться, быть конфискованными при обыске, исчезнуть безвозвратно и навсегда, она заучила наизусть все написанное Мандельштамом, со всеми разночтениями и вариантами, и донесла его стихи до читателей.
Другим ее подвигом стали две выдающиеся книги - "Воспоминания" и "Вторая книга", об эпохе, в которой ей выпало жить. Вторая книга Надежды Мандельштам кончается словами: "Книга, которую я сейчас кончаю, может пропасть. Нет ничего легче, чем уничтожить книгу, пока она не распространилась в самиздате или не напечатана в типографии, как было в гуттенберговский период русской истории. Но, даже погибая, она не полностью пропадет. Ее прочтут, прежде чем бросить в печь, специалисты по уничтожению рукописей, слов и мыслей. Они ничего не поймут, но в их странных головах застрянет мысль, что чокнутая старуха ничего не боится и презирает силу. Пусть узнают хоть это".
Она не была диссидентом в прикладном значении этого слова, ни, тем более, правозащитником. Но она на собственном опыте учила нас, читателей, и в их числе - правозащитников, самому главному: как изжить в себе страх и обрести свободу.
Правозащитники представляют себя. На этот раз гость рубрики - Лидия Рыбина, руководитель Тамбовского правозащитного центра.
Лидия Рыбина: Тамбовский областной правозащитный центр создан в июне 1997 года и зарегистрирован отделом юстиции в сентябре этого же года. Мы начинали консультировать людей на дому, так как не было у нас помещения.
Первая проблема, которой мы занимались - это выплата детских пособий. Через месяц после того, как наши юристы начали консультировать родителей, которым не выплачивались пособия, в судах Тамбовской области уже было более тысячи исковых заявлений. Через три месяца - пять тысяч. Однако институт судебных исполнителей проходил реорганизацию, пособия не выплачивались и не взыскивались.
Мы организовали пикетирование областной администрации, пригласили прессу, подключили к решению этой проблемы торгово-промышленную палату, которая взяла на себя решение вопроса поступления налогов и выплаты пособий. Администрация не реагировала.
Организовали еще один пикет, с плакатом "Губернатора Рябова - в отставку!". И только после этого выплата пособий на детей началась.
Сегодня мы консультируем наших сограждан по трудовым отношениям, жилищным вопросам, другим аспектам гражданского законодательства, по Уголовному кодексу. Наша организация представляет интересы людей в органах государственной власти, в том числе - в судах.
Сегодня в России, на наш взгляд, самая острая проблема - это работа судов и прокуратуры. Мы занимаемся сбором фактического материала по нарушениям закона работниками судов и прокуратур. Систематизируем этот материал и после анализа направляем в соответствующие органы власти. Добиваемся, чтобы виновные несли ответственность.
Имеющиеся у нас данные говорят о грубейших нарушениях закона об оказании психиатрической помощи на Тамбовщине. В ближайшем будущем мы планируем проведение совместной с депутатами городской Думы работы - по устранению нарушений при помещении больных в психиатрические лечебные учреждения.
Наш правозащитный центр организовал общественную приемную, где работают студенты юридических факультетов Тамбова. Хотим создать молодежное правозащитное движение. Мы разработали - и с 1 сентября внедряем - образовательный проект "Права детей".
Тем, кто заинтересован в сотрудничестве с нами, или нуждается в нашей помощи, хочу сообщить наши координаты. Индекс: 392 000, Тамбов, улица Советская, дом 182, комната 48. Телефон: 8-0752-53-15-81.
Илья Дадашидзе:
Правозащитные новости конца октября-начала ноября читает Альбина Лир.
Альбина Лир:
- Около сорока трех миллионов человек были уничтожены в России и СССР с 1917 по 1953 год, в период правления Ленина и Сталина. Эти данные были обнародованы председателем комиссии по реабилитации жертв политических репрессий Александром Яковлевым и представителями общества "Мемориал".
Правозащитники сообщили о подготовке общественного суда над Коммунистической партией Советского Союза, который должен состояться в 2000 году. Основные пункты обвинения: геноцид народа, подавление свободы слова, отсталость страны, поддержание прокоммунистических режимов в Восточной Европе, финансирование западных компартий.
- Председатель комиссии по правам человека при президенте России Владимир Карташкин заявил, что "Россия имеет право применять в Чечне любые меры. В 1994 году Комиссия по правам человека при президенте осуждала военные действия в Чечне, но сейчас ситуация изменилась. Для защиты национального единства и территориальной целостности страны можно применять военную силу", - добавил Карташкин.
- Руководство Чечни передаст в международный трибунал в Гааге материалы, связанные с массовым убийством граждан в республике. Речь идет о фактах гибели мирных граждан в ходе военных действий, - пояснил генеральный прокурор Чечни. О том, каким образом чеченское руководство намерено доставить материалы уголовных дел в международный трибунал, не сообщается.
- Министерство иностранных дел России потребовало от корреспондента чешского информационного агентства "Эпицентрум" Петры Прохазковой объяснений в связи с опубликованными ею материалами о событиях в Чечне. Руководитель отдела министерства Алексей Ридченко, курирующий деятельность иностранных журналистов, предупредил Прохазкову, что ее могут возникнуть проблемы с аккредитацией в России.
Петра Прохазкова опубликовала в газете "Лидови новини" интервью с чеченскими полевыми командирами, Шамилем Басаевым и Хоттабом.
- Ни один юноша, призванный на воинскую службу в Москве, не будет направлен в район боевых действий на Северном Кавказе, - пообещал военный комиссар столицы генерал-лейтенант Михаил Сорокин. Согласно указу президента России, в зону вооруженного конфликта могут направляться солдаты, прослужившие в армии не менее полугода. Сейчас, по данным Сорокина, в Чечне и приграничных районах служит около трех тысяч москвичей.
- Известный российский эколог Алексей Яблоков от имени свих коллег выразил озабоченность в связи с попытками российских спецслужб оказывать давление на ученых, занимающихся проблемами ядерно-радиационной безопасности. Яблоков сделал это заявление в связи с обыском, проведенным сотрудниками ФСБ в квартире Джошуа Хендлера, американского специалиста по экологической безопасности, проходящего стажировку в Москве. При обыске у него были изъяты научные материалы, рукописи и записные книжки.
Яблоков напомнил, что в России продолжается преследование Александра Никитина, Григория Пасько и других защитников экологических прав граждан.
- В Минске из-под стражи освобождены участники оппозиционной акции 17 октября. Одному из ее организаторов Валерию Щукину, и еще троим, оказавшим сопротивление милиции, мера пресечения изменена на подписку о невыезде. Во время марша свободы в Минске пострадали пятьдесят три человека. Прокуратура города возбудила уголовное дело по факту проведения несанкционированной демонстрации.
Илья Дадашидзе:
Это были правозащитные новости, которые подготовила и прочитала Альбина Лир.
Защищает ли Закон о психиатрической помощи населению права ребенка? В этом интервью наш корреспондент Марина Катыс продолжает постоянную в нашей программе тему "Дети и права человека". На этот раз на ее вопросы отвечает президент Независимой ассоциации детских психиатров и психологов Анатолий Северный.
Марина Катыс:
Принятый в 1992 году в России Закон о психиатрической помощи населению многими оценивается как наиболее прогрессивный из даже европейских законов. И, тем не менее, ряд психиатров не согласен с такой оценкой. Я прошу прокомментировать ситуацию, сложившуюся в детской психиатрии, президента Независимой ассоциации детских психиатров и психологов Анатолия Северного.
Анатолий Северный:
Ну, вот если сказать об этом законе, и именно по отношению к детям, то он, конечно, абсолютно неприемлем. Ну, во-первых, мы должны понять, что этот закон был принят на волне анти-психиатрической истерии, которая вот в то время была чрезвычайно высока, и пафос закона, в основном, тот нелепый, что надо защитить пациента от врача. То есть, надо поставить максимально высокие барьеры на оказание помощи психически больному врачом. И с другой стороны, закон полностью снимает ответственность врача за состояние психического здоровья населения вот на том участке, который он обслуживает.
Если говорить о детях, то детей в этом законе вообще нет. Они по закону приравнены к слабоумным, недееспособным старикам, они там идут одной строкой, а при этом ведь особенность детства в том, что ребенок, во-первых, не правоспособен, во-вторых, у него не сформировано самосознание. То есть, ждать, пока ребенок сам заявит о своих проблемах психических, не приходится.
Система, которая облегчит оказание помощи ребенку ни в законе, ни в организации детской психиатрии в России, - ничего подобного нет. Вообще надо сказать, что вот уже четыре года детской психиатрии как бы вообще у нас не существует. Потому что четыре года назад специальность детского психиатра была исключена из официальной номенклатуры специальностей Минздравом.
Это сразу ударило по системе подготовки кадров, ударило по повышению профессионализма детской психиатрии.
Марина Катыс:
Наиболее характерные нарушения прав ребенка, с которыми вам приходилось сталкиваться в ходе работы в вашей ассоциации?
Анатолий Северный:
Самое главное нарушение прав психически больного ребенка - это то, что психически больной ребенок не имеет возможности получить своевременную и адекватную помощь. Это - самое тяжелое нарушение его прав. По официальному признанию Министерства здравоохранения, только десять процентов детей, нуждающихся в психиатрической помощи, могут ее получить в государственной системе. А негосударственной системы у нас практически нет, если не считать полу-подпольной, а в основном - подпольной частной практики, которая не может рассматриваться как система.
Марина Катыс:
Но качество этой практики - достаточно хорошее? То есть - родители могут доверять таким вот подпольным консультациям у психиатра?
Анатолий Северный:
Ну, конечно - нет, если они практически не легализованы. Раз они не легализованы, значит, они - вне контроля. То есть, там могут попасться и хорошие специалисты, но попадаются и любые шарлатаны, и кто угодно. И они - вне системы контроля. И поэтому, конечно, родитель никогда не знает, к кому он попадет. Если он еще своевременно поймет, что надо обратиться за этой помощью. Это ведь тоже особая проблема.
Марина Катыс:
Для того, чтобы ребенок получил необходимую ему психологическую или психиатрическую помощь, он, по крайней мере, должен действительно обратиться к врачу, а решение принимает не он, а родители. Насколько родители компетентны в определении того момента, когда им необходимо повести их ребенка к врачу?
Анатолий Северный:
Родители абсолютно не компетентны. Их никто не учит. У нас нет... популярной, доступной литературы в достаточном количестве, которая бы помогала родителям понимать, что с ребенком. Нужна пропаганда этих знаний.
Мы не говорим сейчас о грубых психозах, когда сразу видно, - ну, грубо говоря, что вот, ребенок сумасшедший, да? Там - голоса, бред, галлюцинации, и так далее. Это - минимальная доля. А подавляющее большинство, вот эти девяносто процентов, о которых мы говорили, которые не могут получить помощь в государственной системе, это кто такие? Это так называемые пограничные состояния. Они не грубо выражены, они плохо различимы. Даже специалисты их далеко не всегда различают. А что уж говорить о педагогах, родителях, и так далее? Конечно, тут нужна колоссальная просветительская работа.
Марина Катыс:
Если говорить о поведенческих реакциях ребенка - если возможен такой термин, - то где эта грань, когда ребенок просто ленится, или когда он болен, и поэтому ему трудно учиться, когда он просто капризничает, или же когда у него внутренний стресс, который он не может иначе выразить?
Анатолий Северный:
Эта тонкая грань там, где родитель должен начинать понимать, что его заинтересованное, эмоционально теплое воздействие не дает результата. И вот когда вы с открытой душой пытаетесь на ребенка воздействовать, помочь ему... не навязать, а - помочь, и вы видите, что вы не достигаете результата, вот это - та грань, за которой вы должны пойти к специалисту. И объяснить ему: "Вот у меня не получается". Это может понять только специалист.
Марина Катыс:
Ну, вот к вам в ассоциацию на прием приходят родители с детьми, и какие наиболее характерные случаи вы могли бы привести?
Анатолий Северный:
Вы знаете, я должен сказать, что к нам в ассоциацию на прием не приходят. К сожалению, вот за семь лет существования ассоциации нам никак не удается найти средства для того, чтобы организовать собственную систему консультативную, хотя у нас проекты разработаны, и мы активно ищем эти средства, но - не получается.
Членами ассоциации являются специалисты, которые работают на своих рабочих местах и постоянно с этими проблемами сталкиваются. Чаще всего - да, это отклонение в поведении и обучении. Ребенок вдруг начинает хуже учиться. Ребенок вдруг начинает убегать из школы, из дома. Ребенок почему-то становится агрессивным, или, наоборот, становится вялым, безразличным, ну, и так далее.
Чаще всего обращаются с этим. Это вот та самая, так называемая пограничная область. В громадном числе случаев состояние ребенка отражает состояние семьи. Ребенок может подсознательно вести себя таким образом, чтобы вызвать агрессию родителя, с единственной целью, чтобы родитель обратил на него внимание, чтобы родитель проявил хоть какую-то эмоцию. Вот недостаток эмоционального контакта - это одна из наиболее частых причин нарушения поведения, состояния ребенка.
Марина Катыс:
Анатолий Алексеевич, но можем ли мы говорить о том, что большинство российских детей фактически оказались лишенными квалифицированной психиатрической помощи?
Анатолий Северный:
Мы можем это утверждать с абсолютной уверенностью. Но опять же, я приведу официальные цифры, что к окончанию школы только четырнадцать процентов выпускников могут считаться полностью психически здоровыми. А восемьдесят шесть - это с теми или иными отклонениями, которые требуют коррекции. Психологической, психотерапевтической, психиатрической. Но, так или иначе, требуют вмешательства соответствующего специалиста.
А у нас просто нет системы, которая бы им оказывала эту помощь. Потому что школьная психологическая служба абсолютно несостоятельна в том виде, в котором она существует. Детская психиатрия, как я вам сказал, она - на задворках.
Илья Дадашидзе:
На вопросы нашего корреспондента Марины Катыс отвечал Анатолий Северный.
Следующая наша рубрика - "Советы правоведа", в которой кандидат юридических наук, судья Московского городского суда Сергей Пашин рассказывает о процедуре вынесения приговора.
Сергей Пашин:
Приговор суда бывает обвинительным и оправдательным. Понятно, что в одном приговоре могут совмещаться и обвинения, и оправдания, - когда человек обвиняется и признается виновным по одной статье Уголовного кодекса, и оправдывается - по другой статье Уголовного кодекса.
Некогда Кафка в своем романе "Процесс" писал о том, что даже если человек оправдывается, он никогда не может быть уверен в том, что оправдание действительно состоялось, что оправдательный приговор не будет пересмотрен.
Вот для Российской Федерации характерна примерно такая же ситуация. Если приговор суда - оправдательный, то существует сорок два процента решений вышестоящих инстанций, которыми оправдательные приговоры отменяются. Если же человек осужден, то обвинительный приговор будет отменен лишь в пяти сотых процента случаев.
Поэтому - если обвиняемый получил судебное решение, если он осужден или он оправдан, он должен готовиться к борьбе. Если приговор оправдательный, то - за то, чтобы этот оправдательный приговор, как говорят юристы, устоял. А если приговор обвинительный, то - за то, чтобы он не был документом, который определит дальнейшую судьбу человека, чтобы он был отменен, чтобы дело было пересмотрено, чтобы оно, может быть, было прекращено вышестоящей инстанцией.
Очень важно, знакомясь с приговором, сравнить его текст с текстом приговора судебного заседания. Сплошь и рядом допускаются ошибки, когда в тексте приговора свидетельские показания изложены не так, как они излагаются в протоколе судебного заседания. И это дает возможность жаловаться на такой приговор, поскольку он основан не на тех доказательствах, которые были исследованы в судебном заседании.
Иногда судьи по окончании судебного заседания спрашивают: "Будете ли вы знакомиться с протоколом судебного заседания?" Я думаю, что надо всегда отвечать - "буду". И в этом случае суд обязан доставить осужденного, даже если он находится в следственном изоляторе, и предъявить ему все необходимые документы по делу.
Независимо от того, кто, как и когда вручит копию приговора, с ним надо очень внимательно ознакомиться, сделать из него выписки, при необходимости, и проверить, так ли излагаются доказательства в приговоре, как они, во-первых, вам запомнились, и во-вторых, как они изложены в протоколе.
Проделав эту работу, можно надеяться, что вы получите шанс выиграть дело в вышестоящей инстанции.
Илья Дадашидзе:
Это был судья Московского городского суда Сергей Пашин.
30 октября в России в двадцать пятый раз отмечался день памяти жертв политических репрессий. Слово депутату Государственной Думы Сергею Ковалеву.
Сергей Ковалев:
Публичное заявление об этом дне было 30 октября 1974 года на квартире Андрея Дмитриевича Сахарова, точнее, его тещи, на улице Чкалова, теперь - Земляной вал. Это тот дом, где висит теперь мемориальная доска Андрея Дмитриевича.
Там собрались корреспонденты, разумеется, только иностранные, корреспондента Радио Свобода там не было, потому что тогда в Москве не могло быть такого пункта. И эта пресс-конференция была организована совместно Сахаровым и инициативной группой по правам человека в СССР, ее остатками, осколками - теми, кто еще был на свободе, а если я не ошибаюсь, на свободе были тогда - Таня Великанова, Татьяна Сергеевна Ходорович, Саша Лавот, Гриша Подъяпольский и я, всего пять человек.
Корреспондентам были предъявлены заявления инициативной группы, а главное - большой пакет документов, пришедших из лагерей. Это были заявления, в которых была сформулирована воля политзаключенных учредить этот День политзаключенного.
И остается только, если говорить об истории, вспомнить самое главное: как возникла эта воля заключенных учредить этот день. Насколько я понимаю, первому в голову эта идея пришла Крониду Аркадьевичу Любарскому. Она была поддержана другими его товарищами, а дальше пошло совпадение благоприятных обстоятельств. Любарский в то время оказался на "больничке" лагерной, и - люди из других мордовских зон. И таким образом идея распространилась по Мордовии.
Потом ее вывезли с очередным этапом во Владимир, кроме того, через свидания эта мордовская инициатива, достигла и пермских зон, уже тогда существовавших, и стала вообще общей идеей. Поэтому 30 октября 1974 года была однодневная голодовка во всех без исключения зонах и тюрьме.
Если можно теперь добавить два слова о том, что сейчас представляет собой этот день. С моей точки зрения, этот день и то, как его отмечают в Москве и в других городах... это - день, который называется теперь День памяти жертв политических репрессий, таково стало его официальное название. Вот - то, что происходит в этот день, это отчаянная, я бы сказал, попытка, по-видимому - безнадежная пока попытка опровергнуть старый трюизм: "История никогда никого ничему не учит".
Вот если нас, помнящих этот день и переживающих историю так, как будто бы она происходит вот прямо сейчас, соберется некоторая критическая масса, - это будет значить, что в стране уже есть гражданское общество. Общество, способное потребовать от власти, чтобы она, власть, училась на печальных, а кровавых примерах истории.
Вот тогда и произойдет то, что происходило в нескольких странах после второй мировой войны, во всяком случае, в Германии и Японии. Вот их история кое-чему научила.
Илья Дадашидзе:
О Дне памяти жертв политических репрессий и истории его возникновения рассказывал Сергей Ковалев.
1 ноября, в День всех святых, в Пенсильвании скончался от рака давний сотрудник Радио Свобода Петер Дорнан. Вспоминает Марио Корти.
Марио Корти:
Питер Дорнан был основателем отдела самиздата радиостанции Свобода и первым издателем и редактором еженедельника "Материалы самиздата", ставшего самым большим сводом о нарушениях прав человека в Советском Союзе, включая стенограммы судебных процессов, заявления правозащитников, политзаключенных, протоколы допросов и обысков, а также другие материалы, отражающие борьбу советских инакомыслящих за индивидуальные, политические, социальные, национальные и культурные права.
В разгар борьбы правозащитников за осуществление прав человека явочным порядком и репрессии по отношению к ним советской власти, Питер Дорнан внес, действительно, неоценимый вклад в распространение самиздатских документов на Западе. Работа западных исследователей, статьи западных журналистов о нарушениях прав человека в Советском Союзе, поддержка западных правозащитных организаций советских диссидентов были в те времена немыслимы без скромной, кропотливой и вместе с тем огромной работы Питера Дорнана.
Эти документы передавались в эфир. И в том, что советские слушатели говорили о Радио Свобода как о "своей" радиостанции, большая заслуга Питера Дорнана. К работе он относился, как стереотипный американец: трудился, буквально, днем и ночью.
Чтобы было легче понять, что это за человек, расскажу об одном-единственном эпизоде, который, впрочем, повторялся неоднократно. В отделе самиздата работали эмигранты из Советского Союза, бывшие диссиденты. Когда поступали сообщения об очередном аресте, тот или иной сотрудник отдела, лично знакомый с арестованным, хватался за сердце, начинал хватать ртом воздух и уходил домой, переживать и болеть.
Питер же немедленно бросался искать материалы об арестованном и не уходил с работы до тех пор, пока очередное собрание материалов о нем не было перепечатано, аннотировано и готово для эфира. Так же он поступал и когда, например, приходила хроника текущих событий. Нередко он работал по несколько суток подряд.
При всей кажущейся резкости его поведения в общении с коллегами, подчиненными, посетителями, Питер в душе - человек чрезвычайно мягкий, чувствительный, чуткий к чужой беде.
Многим он помогал материально. Всю свою жизнь на "Свободе" (а на "Свободе" он был тридцать пять лет) Питер Дорнан посвятил делу самиздата, защите прав человека в СССР и человеческого достоинства людей, которых он никогда в жизни не встречал.