Андрей Бабицкий:
Грозный - город-призрак, застывший в ситуации между жизнью и смертью.
Петра Прохаскова:
Он производит впечатление мертвого города. Я иногда думаю, когда вижу отдельных лиц, которые хаотически стараются возобновить свой домик на этих руинах, такая картинка: лежит мертвый человек, а рядом его родственники, которые не верят, что он мертвый. И он старается бессмысленно дышать ему в рот, а все знают, что это бессмысленно, но оставляют его - пусть попробует, поймет через некоторое время.
Андрей Бабицкий:
Чеченская улыбка - как способ выживания. Массовые захоронения - не новость для Чечни. Последнее - обнаружено на окраине Грозного рядом с российской военной базой.
Усам Байсаев:
Все вывезенные из дачного поселка люди Грозного подвергнуты перед смертью жестоким пыткам. Среди них нет ни одного трупа без признаков глумления. У Одеса Метаева выколоты глаза и отрезано ухо. У Рамзана Висханова перерезано горло.
Андрей Бабицкий:
Передвигаться по Чечне дорого и опасно - утверждают чеченские водители.
Город-призрак, мертвый город - ставшие привычными определения Грозного фиксируют различные стадии умирания. В этом процессе уже почти поставлена точка. Чеченская столица не просто ассоциируется со смертью, она с ней связана неразрывно всеми приметами своего ежедневного конвульсивного, неестественного, эфемерного существования. Тем не менее, город все еще жив, поскольку все еще живы его люди. Почти полностью разрушенный, он живет вполне сознательно, задыхаясь, в параличе он стоит обрушившимся на него бедам. Ведет неравную и кажущуюся подчас бессмысленную борьбу, в том числе и с самим собою, за право быть. Если есть гордое мужество города, то это как раз мужество Грозного. У него также есть свои слабости и малодушие, отчаяние и депрессии. Но он сохранил удивительное достоинство, потому что научился редко, среди ненависти и нищеты, но очень по-своему улыбаться, демонстрируя уникальное чувство юмора. Корреспондент программы "Кавказские хроники" Руслан Калиев подготовил серию репортажей из чеченской столицы, сегодня первый. Он заметил эту грозненскую улыбку у женщины, торгующей пирожками на Центральном рынке у безымянного автора надписи на ее вагончике "Поддержим отечественного производителя".
Рустам Калиев:
Разумная жизнь в Грозном сосредоточена лишь в нескольких жилых кварталах - Центральный рынок, поселок Калинино, третий и шестой микрорайоны, часть Минутки, Заводской район и поселок Черноречье. И там, где эта жизнь начинает свою горестную пульсацию, немедленно возникает маленький рыночек. Иногда только по торговым рядам и можно определить, что окружающие и внешне безлюдные развалины обитаемы. Весь день в городе не затихают взрывы и автоматные очереди. Однако, у грозненцев они не вызывают никакого интереса. Они уже видели все и даже больше. Когда стрельба придвигается вплотную, рыночные торговцы, доведенными до автоматизма движениями в считанные мгновенья сворачивают свой нехитрый товар и исчезают, как будто бы их здесь никогда не было. Город как грязными оспинами обсыпан многочисленными блокпостами, главная забота которых - собственная безопасность. К вечеру страх становится особенно заметным. Любой припозднившийся человек или машина издалека берутся под прицел. Надо отдать им должное - стреляют военные не всегда. В Грозном два плана реальности - нищета и ощущение обреченности здесь фантастическим образом сплетены с приметами относительно обеспеченного современного городского быта. Открыты маленькие кафе, где-то в руинах работает парикмахерская. Чудо цивилизации - несколько косметических салонов для женщин. Чтобы понять это, надо знать чеченок. На разбитых улицах городские автомобили, но они совсем бесправные участники дорожного движения. Полноправный хозяин дорог - российская бронетехника и военный автотранспорт. Улыбки на лицах большая редкость на улицах мертвого города. Общая подавленность и какая-то тяжелая прострация в настроении людей как нельзя более соответствуют облику уничтоженной чеченской столицы. Уничтожен не Грозный, а надежда человека на то, что жизнь покоится на разумных и справедливых началах. Единственный производственный цикл, который удалось освоить городу, - выпечка пирожков. Ими торгуют везде, где снуют люди. "Бизнес, хотя и не слишком доходный, но не рискованный. Военные во время своих рейдов отбирают более дорогой товар, а нас не трогают", - говорит Хава. У нее маленький вагончик на Центральном рынке. На стенке вагончика выведено мелом: "Поддержим отечественного предпринимателя", сбоку нарисована падающая бомба. Кто автор надписи, Хава не знает, но ценит его специфический юмор. На уличных прилавках в основном дешевый турецкий ширпотреб, элитный крытый рынок торгует более качественным товаром, в том числе и известных марок. Цены, правда, выше московских. Рядом золотые ряды. "Золото покупают военные, но иногда предлагают нам купить то, что украли или отобрали у местных", - говорят женщины. Единственное место в Грозном, где много молодежи, университет. Его здание, разбитое за две войны, поэтому сейчас все факультеты теснятся в двух-трехэтажных корпусах бывшего интерната в Олимпийском районе. Университет своего рода барометр грозненской жизни. Если в аудиториях идут занятия - значит мир, если учеба прекратилась - в городе очередная беда. По расписанию учебный процесс мало чем отличается от обычной вузовской программы - пять дней в неделю с 9-ти до 17-ти. Но это на бумаге. В жизни основная часть студентов добирается до альма-матер только часам к 11-ти и уже к двум часам дня аудитории, бывшие интернатовские классы, пустеют. "Одну неделю учимся, вторую нет. Где-то зачистка или к очередной опасной дате в Грозном перекрывают все движение. Молодым ребятам просто опасно в такой ситуации выходить на улицу" - объясняет молоденькая методистка одного из факультетов. Она вспоминает, как полтора месяца назад военные стреляли по университету. Почему? Потому что - единственный ответ этой войны на все вопросы. Тогда убили 12 студентов и ранили 20. Какая после этого учеба? Почти на месяц университет погрузился в траур и депрессию. В педагогическом и нефтяном институтах занятия тоже через раз, а иногда и через два. Более половины учащихся пробираются в город из сел и далеких городов, через частокол КПП на всех дорогах. "Собственных Платонов и быстрых разумом Нефтонов" чеченская земля сегодня чаще хоронит, нежели рождает.
Андрей Бабицкий:
Я знаю чешскую журналистку Петру Прохаскову много лет. На двух чеченских войнах наши дороги часто пересекались. Мне кажется, мы одинаково верили в то, что журналистика, при всей ее поверхностности, неряшливости и приблизительности, не только профессия, но и нравственная миссия. Журналист рассказывает правду и, значит, отнимает жизненное пространство у лжи. Сегодня Петре Прохасковой кажется, что мы ошибались. В России слово вдруг потеряло смысл и силу, никого сегодня не пугают страшные картины чеченской войны. Около года назад Петра ушла из журналистики и нашла себе другое дело. На собственные средства она купила и отремонтировала дом в Грозном и организовала сиротский приют для детей. Кроме того, она стала развозить грозненским старикам продукты. Пятьдесят ее детей, потерявшие родителей, избавлены от голода и холода, а многим старикам она помогает выжить. Сейчас Петра на короткое время приехала в Прагу. Мы говорили с ней о Грозном и ее рассказ, веселый и горестный одновременно, может помочь разобраться в происходящем тем, кто еще как-то в этом нуждается.
Можно ли жить в Грозном, - я имею в виду, может быть, какие-то конкретные условия жизни людей - вода, электричество, свет, газ, ежедневные перемещения по городу, зарплаты. Если можно, какую-то картинку.
Петра Прохаскова:
Ну, о зарплатах я даже говорить не буду, это далекое будущее. Но с такими основными признаками цивилизации, как вода, например, канализация, электричество, там очень тяжело. Потому что кроме газа в принципе ничего нет. Самая большая проблема, по-моему, вода, потому что, как известно, без воды человек не очень долго может жить. И источников воды в Грозном очень мало. Кроме этого, Грозный имеет одну специфическую черту. Мы, например, когда старались копать воду у нас во дворе, несколько дней мы молились, чтобы было это или вода или нефть. Как известно, Грозный лежит на нефтяных скважинах, так что была надежда или это или это. Самое страшное, что может случиться, что это будет ни то, ни то, а, например, грязная вода, вода с нефтью, вода с соляркой. Конечно, это и случилось, как у многих других. Так что с водой очень тяжело. С электричеством тоже очень тяжело.
Андрей Бабицкий:
То есть - прокопать артезианскую скважину и получить воду можно далеко не везде?
Петра Прохаскова:
Можно далеко не везде. Первая проблема в том, что бесплатно вам это никто не сделает и своими силами, конечно, тяжело, потому что надо копать как минимум восемь метров. Сначала была такая программа МЧС, Министерства чрезвычайных ситуаций, российского Министерства, когда вода развозилась по тем точкам, где была самая большая концентрация людей. Сейчас, поскольку, я знаю, закончился у МЧС бензин, и они практически не развозят эту воду. Так что с водой очень тяжело. И есть люди, я знаю лично людей, старых людей (между прочим, русских), которые приносят воду пять-шесть километров своими силами, в ведрах. Это значит, что это имеет свои последствия. Пить можете сам себя снабжать, но надо мыться, между прочим. А это не так смешно, потому что с недостатком гигиены возникает опасность разных эпидемий. То, что нет в Грозном абсолютно никакой нормальной канализации, это, конечно, добавляет этой опасности. Это значит, что человек, который не может мыться, который пьет грязную воду, который кушает некачественную еду и который живет в канализации, потому что она везде, - и он, конечно, очень легко может заболеть. Там огромная эпидемия желтухи, которая длится уже несколько месяцев. Никто не знает, сколько точно зараженных людей, потому что нет таких врачей и нет такой статистики, которая бы сказала - вот, это желтуха. Канализация так разбита после этих двух войн, и никто этим не занимался, что она просто в критическом состоянии. И я знаю, что, например, у нас в поселке Калинино мы очень аккуратно выливаем воду и все отходы в какую-то дыру и триста метров от нас это все вытекает на поверхность. Так что смысл этого, конечно, теряется. И так живут большинство жителей. Конечно, в этих высотных домах, где живет, я думаю, большинство жителей Грозного, десятки тысяч людей, там физически стоят туалеты, но куда эти отходы из туалетов отходят, я даже боюсь сказать, это, конечно, выходит все на улицу. Представьте себе, что будет летом.
Андрей Бабицкий:
Скажите, а чем отапливаются жители Грозного, как они провели эту зиму?
Петра Прохаскова:
Слава Богу, в Грозном есть газ. Газ есть там потому, что сами жители старались как-то трубы ремонтировать, провести какими-то шлангами к себе домой чуть-чуть газа. Этим газом отапливаются и квартиры. Иногда это выглядит очень интересно. Например, в середине бывшей красивой квартиры горит костер из шланга, где проходит газ. Я иногда спрашиваю людей, не боятся ли они пожара, потому что везде вокруг какие-то тряпки, они там рядом спят. Они говорят, что уже все сгорело, так что нечему гореть.
Андрей Бабицкий:
Но вот прошел почти год, даже более года с того момента, как федеральные подразделения вошли в Грозный. Что-то существенно изменилось за этот год? Все-таки существует мэрия, существует местная администрация, какие-то службы, министерства, воссоздано правительство. Кто-то должен, очевидно, разбираться и с проблемами городских жителей, как-то решать их.
Петра Прохаскова:
Администрация старается, конечно, что-то делать, но вопрос в их возможностях, в финансах, которые получают они. Я точно не знаю, чем они располагают, но то, что видно, кажется, что немногим. Когда я спрашивала мэра города Грозного господина Гантамирова, около нового года я с ним говорила, я спрашивала его самое большое желание в жизни. Он так подумал где-то двадцать секунд и потом сказал: электричество и милиция. Тогда я поняла, что он душой солдат и чтобы хоть какой-то порядок в городе сделать, ему нужен свет и милиция, которая нормально вооружена. Потому что одна из огромнейших проблем в Грозном кроме воды, электричества, газа, это, конечно, криминальная обстановка. Это катастрофа.
Андрей Бабицкий:
Скажите, а какие-то новые явления появились за этот год? Мы знаем о традиционных видах преступности в довоенный период, как известно, они сейчас ушли, их фактически нет. Что сегодня можно взять у людей, на кого сегодня можно напасть, чем могут поживиться бандиты в Грозном?
Петра Прохаскова:
Вы знаете, я этот вопрос себе тоже долго задавала. Потому что, когда посмотрите на Грозный, вам кажется, что все, что можно было взять, уже давно взяли, унесли, увезли. Оказывается, что это глубочайшая ошибка, потому что мародерство продолжается. Изменилось то, что в этом очень редко участвуют, по-моему, русские солдаты. Скорее всего, это местные какие-то банды, которые и под влиянием наркотиков, и под влиянием ужасной нищеты грабят старые ковры, мебель. Поймали один раз мародера, это был пожилой человек, очень худой, явно бедный, который из соседнего дома, где никто не жил, мы его чуть-чуть охраняли, выносил старый ковер, под которым собака бы не спала, сломанный пылесос и какие-то фотоальбомы, я не знаю, хотел он их продавать или сжигать. Честно сказать, то, что сейчас грабят люди в Грозном и то, что изменилось это то, что сосед соседа грабит без всяких препятствий, просто моральная ситуация очень страшная.
Андрей Бабицкий:
Скажите, а голод, я знаю о том, что вы развозите гуманитарную помощь по жилым кварталам Грозного, голод это реальная проблема городского населения?
Петра Прохаскова:
У нас был случай, первый случай в моей жизни в Чечне, который я видела, как человек перед нашими глазами умер от голода. Я до сих пор помню его фамилию и имя, у нас в списках тысячи людей, но его я буду помнить, наверное, навсегда. Он был русский, его звали Петр Гладчук, год рождения 46-й, и он не получал долго никакую гуманитарную помощь. Он был типичный житель Грозного, который не входил ни в какую категорию людей, которые имеют право на гуманитарную помощь. Естественно, не все имеют право. Он, к сожалению, родился в 46-м, а не в 45-м, если бы родился в 45-м, может быть, он бы не умер. и он долго питался тем, что ему давали соседи. Конечно, он как русский, не имел никаких родственников, и соседи ему давали то, что у них осталось. Последнее время, это было где-то в ноябре, я видела, что он питался водой с отваренной вермишелью. Это воду он пил несколько недель. И мы ему чуть-чуть давали то, что могли дать, чай, сахар, но его организм, наверное, был в таком состоянии, что ни этот чай, ни этот сахар не помог, и он 26-го декабря умер. Нам это жители Грозного сообщили через несколько дней, потому что тогда был город закрыт, они к нам не могли пройти. Они его не могли похоронить. Он весил тогда 47 килограмм. Мужчина не очень маленького роста это был, так что, я думаю, что он действительно умер от голода. Я знаю конкретно десятки случаев, когда люди умирают от голода, наверное, таких там много не будет, но есть очень много людей, которые не доедают, а это может закончиться со временем тем же, что просто они умрут от воспаления легких. Потому что их организм будет в таком состоянии, что он не справится с гриппом. Есть одинокие люди, есть старые люди, которые, например, которые не смогут физически за этой гуманитарной помощью ходить на эти пункты раздачи. Есть дети, у которых нет родителей, которые хаотически бегают по Грозному и тоже не знают, что имеют право какую-то гуманитарную помощь получить. Я бы сказала, что этих людей, которые оказались без крыши гуманитарных организаций, их сотни, не тысячи, а сотни, но с этими людьми самая большая проблема. Потому что есть у нас русская бабушка, которая потеряла ногу во время первой войны, она живет в подвале, она из этого подвала практически не выходит. Ей положено десять килограмм муки, килограмм сахара, килограмм риса, чай, ей положено то, что ее бы спасло, но она физически просто не может это забрать. Конечно, мы ей это привозили, но физически мы не можем это привозить тысячам человек. Так что это огромная проблема. И нуждающихся, я думаю, что это каждый второй, если очень строгие критерии, а каждый, если это европейские мерки.
Андрей Бабицкий:
Очень часто приходится слышать такую точку зрения, что Грозный восстанавливать и невозможно, и в общем нет большого смысла. У вас есть ощущение, что этот город уже окончательно разрушенный и потерянный для чеченцев, для жителей этого же города?
Петра Прохаскова:
Вы знаете, это очень грустный вопрос и я страшно боюсь об этом разговаривать с чеченцами. Потому что, если очень честно, тогда я сомневаюсь, что этот город можно возродить в ближайшее время. Он производит впечатление мертвого города. Я иногда думаю, когда вижу отдельных лиц, которые хаотически стараются возобновить свой домик в этих руинах, мне кажется, это просто перед глазами такая картинка: лежит мертвый человек, а рядом его родственники, которые не верят, что он мертвый, старается бессмысленно дышать ему в рот. Все знают, что это бессмысленно, но оставляют его - пусть попробует, поймет через некоторое время. Иногда у меня такое ощущение. Но я знаю, что иногда бессмысленные действия они ведут к удивительным результатам. Так что я не хотела бы чеченцев как-то отталкивать, и говорить - уезжайте в Ингушетию или Россию и забудьте о Грозном. Пусть попробуют. Я этому не очень верю, но, я думаю, что это стремление делать бессмысленные вещи оно красивое. И я им, конечно, желаю успеха.
Андрей Бабицкий:
Во второй половине февраля на окраине Грозного на территории одного из дачных поселков неподалеку от российской военной базы в Ханкале был обнаружен могильник - останки десятков людей, ранее бесследно исчезнувших. Подобные находки делались в Чечне и раньше, однако, именно этот случай получил широкую огласку. Уже в марте военные власти сделали все для того, чтобы скрыть масштабы трагедии. Они полностью перекрыли доступ к захоронению, опознанные трупы были выданы родственникам, остальных спешно похоронили. Никаких серьезных следственных действий проведено не было и, по всей вероятности, следствие, как обычно, не установит виновных в массовой гибели мирных граждан. Объяснения, с которыми выступили некоторые военные и политики, были очевидной и плохо продуманной ложью. Так утверждалось, что погибшие - члены незаконных вооруженных формирований, смерть которых - результат выяснения отношений между конкурирующими группами. Правозащитное общество "Мемориал" сумело собрать разрозненные данные, которые проливают свет на обстоятельства исчезновения и смерти людей, чьи останки были обнаружены в дачном поселке рядом с российской военной базой. Рассказывает сотрудник чеченского отделения общества "Мемориал" Усам Байсаев:
Усам Байсаев:
Первый известный правозащитному центру "Мемориал" случай опознания родственниками и вывоза с территории дачного поселка тела убитого человека датируется 15-м февраля 2001-го года. Речь идет о жители города Шали Адаме Эмилевиче Чимаеве 63-го года рождения, исчезнувшем бесследно 3-го декабря прошлого года на блокпосту у села Герменчук. В начале февраля уже этого года родители Чимаева узнали по слухам, что на дачных участках рядом с Ханкалой лежат трупы расстрелянных людей, они выехали туда, и найдя в одном из домиков труп пропавшего сына, выкупили его у военных. Окончательно завесу молчания над захоронением в районе Ханкалы приподняли жители поселка Долинский Грозненского района. 12-го декабря из этого поселка и из близлежащего села Радужное были увезены в неизвестном направлении, а затем отпущены после жестоких побоев около двадцати человек. Не вернулись домой Саид-Рахман Мусаев, 84-го года рождения и 27-летний Магомед Магомадов и Одес Метаев. 19-го февраля к Зарган Метаевой, матери одного из пропавших, пришла женщина, сумевшая проникнуть в дачный поселок. Она сообщила, что среди убитых и брошенных там людей, видимо, находится и ее сын. 21-го февраля, в сопровождении российских омоновцев, родственники пропавших бесследно парней проехали на территорию поселка и обнаружили там останки десятков людей. Они лежали в канавах, на обочинах дорог, в подвалах и на крыльцах полуразвалившихся домиков. Накануне выпал снег и у людей создалось впечатление, что трупы лежат везде. Зарган Метаева так описывает свои чувства при посещении поселка: "Снег лежал повсюду и под каждым кустиком мне чудился сын. Бог нам помог, мы нашли его. Я три месяца дома не ночевала, все искала Одеса, теперь немного отдохну". Трупы находились в различной стадии разложения, часть из них можно было опознать визуально, некоторые только по косвенным признакам - по остаткам одежды, обуви, по зубам. Например, на крыльце домика, где были обнаружены останки Одеса Метаева, лежали еще два трупа. Один без головы с оторванными, видимо одичавшими собаками, кистями рук и другой, более сохранившийся, хотя так же объеденный животными. Согласно сведениям работников МЧС, данный поселок кишит одичавшими кошками и собаками. Одес Метаев, Магомед Маготмадов и Саид-Рахман Мусаев были обнаружены недалеко от въезда в поселок. Их трупы были в ужасном состоянии. По всей видимости, еще при жизни они подверглись жестоким пыткам. На лицах и телах парней остались следы запекшейся крови и глубоких колотых ранений. У Одеса Метаева были отрезаны два пальца и ухо, Магомеду Магомадову палачи выкололи глаза и скальпировали щеку до подбородка. Не было глаза и у Саид-Рахмана Мусаева. У всех троих руки сзади были связаны веревками. В тот же день родственники вывезли трупы замученных парней с территории дачного поселка и придали их земле. Однако информация о захоронении, а если точнее - о свалке трупов, вышла далеко за пределы поселка Долинский. Из разных районов Чечни к Ханкале потянулись родные и близкие пропавших без вести людей. Однако вокруг поселка подразделением внутренних войск было выставлено оцепление. В результате чего о подлинных масштабах развернувшейся здесь трагедии, видимо, никто никогда до конца не узнает. 24-го февраля в дачный поселок вынуждены были выехать прокурор Чеченской республики Всеволод Чернов и представители администрации Ахмада Кадырова. Выехали к месту трагедии и жители поселка Долинский, за два дня до этого обнаружившие здесь трупы своих пропавших родственников. Они утверждают, что Всеволод Чернов возмущался не самим фактом убийства такого количества людей, совершенного под боком у командования российских войск в Чечне, а его огласке. 25-го февраля начался организованный вывоз останков людей, умерщвленных поблизости от базы в Ханкале. По последним данным, всего из Ханкалы вывезено 58 трупов. По нашим, возможно неполным данным, 14 трупов людей, умерших насильственной смертью, опознаны родственниками и уже захоронены. Среди них оказались люди, захваченные сотрудниками российских силовых структур в разные периоды и в различных регионах Чечни. Некоторые из них увезены из своих домов в результате разовых спецопераций, другие задержаны во время зачисток в населенных пунктах и на блокпостах. Все задержания, за исключением разве что одного, происходили в присутствии большого числа свидетелей. В некоторых случаях свидетелям удавалось зафиксировать номера машин, на которых приезжали работники российских силовых структур. В двух случаях из 14-ти, известных нам на сегодняшний день, прибывшие на задержание военные заявляли, что они проводят спецоперацию ГРУ или ФСБ. Так случилось в декабре в поселке Долинский, примерно то же самое произошло при задержании в июне 2000-го года в центре Грозного Нуры Улаевой, Мархи и Раисы Гакаевых. О задержании жителей села Алхан-Юрт Рамзана и Рустама Ресхановых, а также уроженца города Шали Адама Чимаева сообщалось по российскому телевидению. Они обвинялись в сотрудничестве с боевиками, но это не было доказано в судебном порядке. Следственные же мероприятия не проводились вообще. Убийства этих людей можно квалифицировать как внесудебные, незаконные казни. Все вывезенные из дачного поселка люди подвергнуты перед смертью жестоким пыткам. Среди них нет ни одного трупа без признаков глумления. У Одеса Метаева выколоты глаза и отрезано ухо, у Рамзана Висханова перерезано горло. Тела в дачный поселок, расположенный в сотне метров от военной базы, не могли быть доставлены чеченскими боевиками. Ханакала была занята российскими войсками в декабре 99-го года. В последующие месяцы все территории, которые к ней прилегают, были неоднократно зачищены. Если бы боевики и попытались доставить тела убитых людей в дачный поселок, то их наверняка обнаружили бы и, скорее всего, уничтожили. Абсолютное большинство обнаруженных тел принадлежали людям, убитым менее года назад. С начала прошлого года и по сегодняшний день кроме самих российских военных проникнуть незамеченным на территорию дачного поселка могли разве что дикие животные и самоубийцы. 12-го марта 38 неопознанных трупов были захоронены на кладбище села Пригородное. Вывоз трупов из Ханкалы прекращен неделей раньше, хотя в приватных беседах сотрудники МЧС подчеркивали, что на территории дач их еще очень и очень много.
Андрей Бабицкий:
Жители Чечни не могут сегодня свободно передвигаться по территории республики. Причин множество: нежелание терпеть заурядные издевательства на блокпостах, страх перед арестом, а также бесконечные поборы. Люди, издерганные, измученные, многие, может быть, просто оставались бы дома, никуда не выезжая, в ожидании лучших времен, но нищета гонит на улицу в поисках заработка. Деньги нужны каждый день, и каждый день тысячи и тысячи жителей республики вынуждены совершать опасное и мучительное путешествие по дорогам Чечни. Корреспондент Радио Свобода на Северном Кавказе Юрий Багров побывал на границе Чечни и Ингушетии. Он поговорил с людьми, которые, по роду своей деятельности, вынуждены постоянно передвигаться по республике.
Юрий Багров:
Только на 50-километровом участке федеральной трассы Ростов-Баку, соединяющем Грозный с Ингушетией, 16 различных КПП. Это значит, что расстояние между пунктами пропуска составляет не более трех-четырех километров. Сегодня можно проехать в любую точку республики, не выходя из машины и не предъявляя документов. В Чечне бумагой, удостоверяющей любую личность, являются денежные купюры, а иногда и пара бутылок водки. Но мало кто из чеченцев может позволить платить на каждом блокпосту. В среднем плата за проезд невелика - 10-20 рублей с человека. Однако в целом поездка в Грозный и обратно в Ингушетию обходится в сумму около пятисот рублей. Семьи, живущие в палаточных лагерях, скидываются, чтобы отправить одного человека навестить родственников и отвезти им продукты питания. Палатки в лагере беженцев "Спутник", что недалеко от станицы Орджоникидзовская, я поговорил с 30-летней чеченкой Яхой из Урус-Мартана. Мать троих детей, потерявшая мужа еще в первую военную кампанию, поведала мне о своих злоключениях. Яха с сестрой в течение двух месяцев собирала деньги, чтобы отвезти пакеты с гуманитарной помощью, полученной от "Красного Креста", своим престарелым родителям в Урус-Мартан.
Яха:
Когда мы ехали домой, я везла коробки "Красного Креста", мне сказали на посту предъявить документы на коробки, паспорта, как ты получила. Я сказала: нет у меня никаких документов, это родственники попросили отвезти. Они сказали, тогда заплати за каждый ящик по десять рублей. У меня таких денег не было, и я шла, чтобы себе на еду заработать. Потом стали меня оскорблять, матом покрывать. А потом, когда я заплатила, что у меня было - 30 рублей, меня пропустили.
Юрий Багров:
У блокпоста "Кавказ-1" на чечено-ингушской административной границе практически постоянно находятся пять-шесть легковых автомашин. Это чеченцы, занимающиеся частным извозом. Их автомашины выглядят весьма плачевно. На всех легковушках есть вмятины и сквозные пулевые отверстия. Житель Грозного Лема "таксует" вот уже полгода, но не многие из беженцев могут позволить себе воспользоваться его услугами. Обнищавшие чеченцы предпочитают ездить в автобусах. Но иногда и у Лемы появляются клиенты, желающие проехать в Чечню. Его зеленоватый "ГАЗ-24" давно потерял товарный вид, а из-за многочисленных, вручную, грубо и наспех заштукатуренных дыр, автомобиль пошел пятнами и теперь выглядит по-военному камуфлированным. Семья Лемы, состоящая из 12-ти человек, проживает в палаточном лагере "Согласие" в Ингушетии. Он единственный, кто сумел найти работу. По утверждению Лемы, почти каждая поездка в республику связана с немалым риском для жизни.
Лема:
Багажник открывают, всю обшивку с машины вытаскивают, резину разбортируют. Я целый день не могу резину разбортировать. И всю обшивку с потолка снимают. Чем такую работу произвести, лучше десять рублей отдаешь, едешь дальше. Инспектор стоит, жезла нет, я не останавливаюсь, я же не должен останавливаться и докладывать. Я проехал, он мне сзади стрелять. Остановился, каждая пуля, выпущенная из автомата, стоит сто рублей. Вот такое было.
Юрий Багров:
По-настоящему таксист боится только одного - ареста и отправки в фильтропункт. Для этого военным не требуется никаких оснований. Три месяца назад бесследно пропал его брат. Попытки его разыскать среди заключенных и по спискам пропавших без вести пока безрезультатны. Коллега Лемы Ильяс, видный чеченец, подошел к нам стрельнуть сигарету.
Ильяс:
Сейчас то, что они собираются уходить, больше собираются вылавливать, больше брать денег. Делают деньги, одним словом. Ловят людей, это же минимум, самое малое пять тысяч. Если ты вовремя эти деньги не дашь, то человек, которого забрали, он пропадет. И они сейчас то, что уходят, стараются внаглую накапливать себе деньги. Деньги делают, с людей тянут последнюю копейку. Даже то, что мы зарабатываем, даже они могут вычислить примерно, кто ездит. Вы на нас жалуетесь - мы вам устроим. И начинают издеваться, высаживать всех людей из машины.
Юрий Багров:
Российские военнослужащие в Чечне уже почти легально вымогают деньги за проезд через блокпост, вывешивая объявления, порой на чеченском языке. Об этом мне рассказал водитель грузовика Адам Ахматов.
Адам Ахматов:
У них на блокпостах прямо написано на чеченском языке сверху большими буквами белыми, можете даже убедиться, поехать на этот пост "Кавказ" по этой дороге. "Деньги давай". И внизу на русском написано, тоже большими буквами: "Проезд без проблем". Вот этим лозунгом все сказано, чем они там занимаются. Если любой генерал приедет, они же не видит, что наверху написано, а там написано "Проезд без проблем". Он скажет - молодцы, хорошо сотрудничаете с местным населением.
Юрий Багров:
Практически все чеченцы, которым приходится ездить в республику, отмечают, что в последний месяц военнослужащие, которые занимаются вымогательством на блокпостах, ведут себя особенно жестоко. Если раньше на беспрепятственный проезд могли рассчитывать женщины и дети, то сейчас и они лишились этой привилегии. Жители Чечни связывают это с участившимися в последнее время разговорами о сокращении на территории республики блокпостов и контрольно-пропускных пунктов.
Андрей Бабицкий:
У военнослужащих федеральной группировки нет серьезных оснований опасаться ответственности за совершаемые ими в Чечне преступления. С самого начала военных действий, в результате авиационных и артиллерийских обстрелов населенных пунктов, погибли тысячи мирных жителей. Широкое распространение имеет и по сей день практика внесудебной казни, в местах заключения применяются пытки и истязания. Тем не менее, до суда доходят единичные случаи, самое известное из которых - дело полковника Буданова, убившего молодую чеченку из селения Тангичу. Сбором информации о преступлениях занимаются сегодня исключительно правозащитные организации, одна из которых - "Human Rights Watch" подготовила четыре доклада о нарушениях прав человека в Чечне. В начале этого года "Human Rights Watch" представила два меморандума. С содержанием январского документа мы познакомили вас в прошлой программе. Второй меморандум, датированный 13-м февраля, посвящен проблеме уголовной ответственности военнослужащих. Как на практике возбуждаются и расследуются дела органами прокуратуры России? С содержанием меморандума вас познакомит Ирина Лагунина.
Ирина Лагунина:
По данным "Human Rights Watch" ни один из командиров, ответственных за убийство мирных жителей, не был разжалован или уволен. Напротив, генерал Шаманов, командовавший войсками во время массовых убийств в Алхан-Юрте, награжден медалью "Герой России". Официальные данные на февраль этого года таковы: как утверждает спецпредставитель президента по правам человека в Чечне Владимир Каламанов, военная прокуратура возбудила в общей сложности 35 дел по фактам преступлений, совершенных военными. В 11-ти случаях речь якобы шла о незначительных проступках, 8 дел все еще находятся в судах, а 5 были по разным причинам закрыты еще на стадии следствия. Эти цифры разительно расходятся с данными правозащитных организаций. Собственно, управление Каламанова уже приняло тысячу заявлений от местного населения. 357 жалоб связаны со случаями незаконных арестов и задержаний. В 853-х говорится о бесследном исчезновении людей, еще 212 посвящены вымогательствам на блокпостах и проблемам, связанным с нарушениями права на свободу передвижения. Правозащитники и пострадавшие в ходе военных действий обращались также с жалобами в прокуратуру и другие государственные органы. 5-го февраля 2000-го года во время зачистки российские военные расстреляли как минимум 60 мирных жителей селения Новые Алды в пригороде Грозного. Следствие установило, что убийство было совершено частями рязанского ОМОНа. Несмотря на это, командир одного из подразделений публично заявил, что никого его подчиненных следователи ни разу не допросили. Свидетели, опрошенные правозащитниками, утверждают, что могли бы без труда опознать убийц, однако к ним никто не обращался. Российские власти не сделали ничего для того, чтобы виновные в массовых убийствах в Новых Алдах попали на скамью подсудимых. более того, официально не был признан сам факт массовых расстрелов. В сентябре прошлого года "Human Rights Watch" направила запрос Генеральному прокурору по 96-ти документально подтвержденным случаям массовых убийств в Чечне - в Шами-Юрте, Алханкале, Урус-Мартане, Ачхой-Мартане, Дуба-Юрте, Джугарты, Чечен-Ауле и Грозном. Запрос остался без ответа. "Human Rights Watch" не знает ни одного уголовного дела, возбужденного по факту применения пыток, которые используются в Чечне повсеместно - в местах заключения, на КПП, во время зачисток. Несмотря на прямые рекомендации комитета Совета Европы по предотвращению пыток, российская прокуратура обошла своим вниманием многочисленные случаи истязания заключенных в следственном изоляторе Чернокозово. На данный момент прокуратура ведет лишь шесть дел о бомбардировке мирных селений и жилых кварталов в чеченских городах, включая Грозный. Два из них были возбуждены лишь тогда, когда родственники погибших обратились в Европейский суд по правам человека. В расследовании одного из самых известных случаев массовой гибели людей в результате обстрела Центрального рынка Грозного 21-го октября 99-го года, жертвами которого стали более ста человек, было отказано. 3-го января сего года Главная военная прокуратура информировала "Human Rights Watch" о том, что военная операция в Чечне была проведена в полном соответствии с нормами международного права. 29-го декабря российский военный конвой обстрелял колонну беженцев из Грозного, погибли около ста человек, в том числе и двое сотрудников международного комитета "Красного Креста". Несмотря на то, что международный "Красный Крест" немедленно известил об этом российские власти, уголовное дело было возбуждено лишь через несколько месяцев, когда оставшиеся в живых свидетели расстрела колонны обратились в Европейский суд по правам человека. По официальным российским данным, на сегодняшний день в стадии следствия находится лишь 34 дела по фактам бесследного исчезновения людей, которые были задержаны сотрудниками милициями или военными. Опрашивая родственников пропавших, правозащитники выяснили, что во всех этих случаях прокуратура начинала следственные действия лишь месяцы спустя после исчезновения человека, или просто оставляла заявления без рассмотрения.
Андрей Бабицкий:
И, в заключение: я рассчитываю, что к следующему выпуску "Кавказских хроник" мне удастся записать интервью с президентом Чеченской республики Ичкерия Асланом Масхадовым. Мы планируем регулярно давать в программе точку зрения лидеров чеченского сопротивления.
Грозный - город-призрак, застывший в ситуации между жизнью и смертью.
Петра Прохаскова:
Он производит впечатление мертвого города. Я иногда думаю, когда вижу отдельных лиц, которые хаотически стараются возобновить свой домик на этих руинах, такая картинка: лежит мертвый человек, а рядом его родственники, которые не верят, что он мертвый. И он старается бессмысленно дышать ему в рот, а все знают, что это бессмысленно, но оставляют его - пусть попробует, поймет через некоторое время.
Андрей Бабицкий:
Чеченская улыбка - как способ выживания. Массовые захоронения - не новость для Чечни. Последнее - обнаружено на окраине Грозного рядом с российской военной базой.
Усам Байсаев:
Все вывезенные из дачного поселка люди Грозного подвергнуты перед смертью жестоким пыткам. Среди них нет ни одного трупа без признаков глумления. У Одеса Метаева выколоты глаза и отрезано ухо. У Рамзана Висханова перерезано горло.
Андрей Бабицкий:
Передвигаться по Чечне дорого и опасно - утверждают чеченские водители.
Город-призрак, мертвый город - ставшие привычными определения Грозного фиксируют различные стадии умирания. В этом процессе уже почти поставлена точка. Чеченская столица не просто ассоциируется со смертью, она с ней связана неразрывно всеми приметами своего ежедневного конвульсивного, неестественного, эфемерного существования. Тем не менее, город все еще жив, поскольку все еще живы его люди. Почти полностью разрушенный, он живет вполне сознательно, задыхаясь, в параличе он стоит обрушившимся на него бедам. Ведет неравную и кажущуюся подчас бессмысленную борьбу, в том числе и с самим собою, за право быть. Если есть гордое мужество города, то это как раз мужество Грозного. У него также есть свои слабости и малодушие, отчаяние и депрессии. Но он сохранил удивительное достоинство, потому что научился редко, среди ненависти и нищеты, но очень по-своему улыбаться, демонстрируя уникальное чувство юмора. Корреспондент программы "Кавказские хроники" Руслан Калиев подготовил серию репортажей из чеченской столицы, сегодня первый. Он заметил эту грозненскую улыбку у женщины, торгующей пирожками на Центральном рынке у безымянного автора надписи на ее вагончике "Поддержим отечественного производителя".
Рустам Калиев:
Разумная жизнь в Грозном сосредоточена лишь в нескольких жилых кварталах - Центральный рынок, поселок Калинино, третий и шестой микрорайоны, часть Минутки, Заводской район и поселок Черноречье. И там, где эта жизнь начинает свою горестную пульсацию, немедленно возникает маленький рыночек. Иногда только по торговым рядам и можно определить, что окружающие и внешне безлюдные развалины обитаемы. Весь день в городе не затихают взрывы и автоматные очереди. Однако, у грозненцев они не вызывают никакого интереса. Они уже видели все и даже больше. Когда стрельба придвигается вплотную, рыночные торговцы, доведенными до автоматизма движениями в считанные мгновенья сворачивают свой нехитрый товар и исчезают, как будто бы их здесь никогда не было. Город как грязными оспинами обсыпан многочисленными блокпостами, главная забота которых - собственная безопасность. К вечеру страх становится особенно заметным. Любой припозднившийся человек или машина издалека берутся под прицел. Надо отдать им должное - стреляют военные не всегда. В Грозном два плана реальности - нищета и ощущение обреченности здесь фантастическим образом сплетены с приметами относительно обеспеченного современного городского быта. Открыты маленькие кафе, где-то в руинах работает парикмахерская. Чудо цивилизации - несколько косметических салонов для женщин. Чтобы понять это, надо знать чеченок. На разбитых улицах городские автомобили, но они совсем бесправные участники дорожного движения. Полноправный хозяин дорог - российская бронетехника и военный автотранспорт. Улыбки на лицах большая редкость на улицах мертвого города. Общая подавленность и какая-то тяжелая прострация в настроении людей как нельзя более соответствуют облику уничтоженной чеченской столицы. Уничтожен не Грозный, а надежда человека на то, что жизнь покоится на разумных и справедливых началах. Единственный производственный цикл, который удалось освоить городу, - выпечка пирожков. Ими торгуют везде, где снуют люди. "Бизнес, хотя и не слишком доходный, но не рискованный. Военные во время своих рейдов отбирают более дорогой товар, а нас не трогают", - говорит Хава. У нее маленький вагончик на Центральном рынке. На стенке вагончика выведено мелом: "Поддержим отечественного предпринимателя", сбоку нарисована падающая бомба. Кто автор надписи, Хава не знает, но ценит его специфический юмор. На уличных прилавках в основном дешевый турецкий ширпотреб, элитный крытый рынок торгует более качественным товаром, в том числе и известных марок. Цены, правда, выше московских. Рядом золотые ряды. "Золото покупают военные, но иногда предлагают нам купить то, что украли или отобрали у местных", - говорят женщины. Единственное место в Грозном, где много молодежи, университет. Его здание, разбитое за две войны, поэтому сейчас все факультеты теснятся в двух-трехэтажных корпусах бывшего интерната в Олимпийском районе. Университет своего рода барометр грозненской жизни. Если в аудиториях идут занятия - значит мир, если учеба прекратилась - в городе очередная беда. По расписанию учебный процесс мало чем отличается от обычной вузовской программы - пять дней в неделю с 9-ти до 17-ти. Но это на бумаге. В жизни основная часть студентов добирается до альма-матер только часам к 11-ти и уже к двум часам дня аудитории, бывшие интернатовские классы, пустеют. "Одну неделю учимся, вторую нет. Где-то зачистка или к очередной опасной дате в Грозном перекрывают все движение. Молодым ребятам просто опасно в такой ситуации выходить на улицу" - объясняет молоденькая методистка одного из факультетов. Она вспоминает, как полтора месяца назад военные стреляли по университету. Почему? Потому что - единственный ответ этой войны на все вопросы. Тогда убили 12 студентов и ранили 20. Какая после этого учеба? Почти на месяц университет погрузился в траур и депрессию. В педагогическом и нефтяном институтах занятия тоже через раз, а иногда и через два. Более половины учащихся пробираются в город из сел и далеких городов, через частокол КПП на всех дорогах. "Собственных Платонов и быстрых разумом Нефтонов" чеченская земля сегодня чаще хоронит, нежели рождает.
Андрей Бабицкий:
Я знаю чешскую журналистку Петру Прохаскову много лет. На двух чеченских войнах наши дороги часто пересекались. Мне кажется, мы одинаково верили в то, что журналистика, при всей ее поверхностности, неряшливости и приблизительности, не только профессия, но и нравственная миссия. Журналист рассказывает правду и, значит, отнимает жизненное пространство у лжи. Сегодня Петре Прохасковой кажется, что мы ошибались. В России слово вдруг потеряло смысл и силу, никого сегодня не пугают страшные картины чеченской войны. Около года назад Петра ушла из журналистики и нашла себе другое дело. На собственные средства она купила и отремонтировала дом в Грозном и организовала сиротский приют для детей. Кроме того, она стала развозить грозненским старикам продукты. Пятьдесят ее детей, потерявшие родителей, избавлены от голода и холода, а многим старикам она помогает выжить. Сейчас Петра на короткое время приехала в Прагу. Мы говорили с ней о Грозном и ее рассказ, веселый и горестный одновременно, может помочь разобраться в происходящем тем, кто еще как-то в этом нуждается.
Можно ли жить в Грозном, - я имею в виду, может быть, какие-то конкретные условия жизни людей - вода, электричество, свет, газ, ежедневные перемещения по городу, зарплаты. Если можно, какую-то картинку.
Петра Прохаскова:
Ну, о зарплатах я даже говорить не буду, это далекое будущее. Но с такими основными признаками цивилизации, как вода, например, канализация, электричество, там очень тяжело. Потому что кроме газа в принципе ничего нет. Самая большая проблема, по-моему, вода, потому что, как известно, без воды человек не очень долго может жить. И источников воды в Грозном очень мало. Кроме этого, Грозный имеет одну специфическую черту. Мы, например, когда старались копать воду у нас во дворе, несколько дней мы молились, чтобы было это или вода или нефть. Как известно, Грозный лежит на нефтяных скважинах, так что была надежда или это или это. Самое страшное, что может случиться, что это будет ни то, ни то, а, например, грязная вода, вода с нефтью, вода с соляркой. Конечно, это и случилось, как у многих других. Так что с водой очень тяжело. С электричеством тоже очень тяжело.
Андрей Бабицкий:
То есть - прокопать артезианскую скважину и получить воду можно далеко не везде?
Петра Прохаскова:
Можно далеко не везде. Первая проблема в том, что бесплатно вам это никто не сделает и своими силами, конечно, тяжело, потому что надо копать как минимум восемь метров. Сначала была такая программа МЧС, Министерства чрезвычайных ситуаций, российского Министерства, когда вода развозилась по тем точкам, где была самая большая концентрация людей. Сейчас, поскольку, я знаю, закончился у МЧС бензин, и они практически не развозят эту воду. Так что с водой очень тяжело. И есть люди, я знаю лично людей, старых людей (между прочим, русских), которые приносят воду пять-шесть километров своими силами, в ведрах. Это значит, что это имеет свои последствия. Пить можете сам себя снабжать, но надо мыться, между прочим. А это не так смешно, потому что с недостатком гигиены возникает опасность разных эпидемий. То, что нет в Грозном абсолютно никакой нормальной канализации, это, конечно, добавляет этой опасности. Это значит, что человек, который не может мыться, который пьет грязную воду, который кушает некачественную еду и который живет в канализации, потому что она везде, - и он, конечно, очень легко может заболеть. Там огромная эпидемия желтухи, которая длится уже несколько месяцев. Никто не знает, сколько точно зараженных людей, потому что нет таких врачей и нет такой статистики, которая бы сказала - вот, это желтуха. Канализация так разбита после этих двух войн, и никто этим не занимался, что она просто в критическом состоянии. И я знаю, что, например, у нас в поселке Калинино мы очень аккуратно выливаем воду и все отходы в какую-то дыру и триста метров от нас это все вытекает на поверхность. Так что смысл этого, конечно, теряется. И так живут большинство жителей. Конечно, в этих высотных домах, где живет, я думаю, большинство жителей Грозного, десятки тысяч людей, там физически стоят туалеты, но куда эти отходы из туалетов отходят, я даже боюсь сказать, это, конечно, выходит все на улицу. Представьте себе, что будет летом.
Андрей Бабицкий:
Скажите, а чем отапливаются жители Грозного, как они провели эту зиму?
Петра Прохаскова:
Слава Богу, в Грозном есть газ. Газ есть там потому, что сами жители старались как-то трубы ремонтировать, провести какими-то шлангами к себе домой чуть-чуть газа. Этим газом отапливаются и квартиры. Иногда это выглядит очень интересно. Например, в середине бывшей красивой квартиры горит костер из шланга, где проходит газ. Я иногда спрашиваю людей, не боятся ли они пожара, потому что везде вокруг какие-то тряпки, они там рядом спят. Они говорят, что уже все сгорело, так что нечему гореть.
Андрей Бабицкий:
Но вот прошел почти год, даже более года с того момента, как федеральные подразделения вошли в Грозный. Что-то существенно изменилось за этот год? Все-таки существует мэрия, существует местная администрация, какие-то службы, министерства, воссоздано правительство. Кто-то должен, очевидно, разбираться и с проблемами городских жителей, как-то решать их.
Петра Прохаскова:
Администрация старается, конечно, что-то делать, но вопрос в их возможностях, в финансах, которые получают они. Я точно не знаю, чем они располагают, но то, что видно, кажется, что немногим. Когда я спрашивала мэра города Грозного господина Гантамирова, около нового года я с ним говорила, я спрашивала его самое большое желание в жизни. Он так подумал где-то двадцать секунд и потом сказал: электричество и милиция. Тогда я поняла, что он душой солдат и чтобы хоть какой-то порядок в городе сделать, ему нужен свет и милиция, которая нормально вооружена. Потому что одна из огромнейших проблем в Грозном кроме воды, электричества, газа, это, конечно, криминальная обстановка. Это катастрофа.
Андрей Бабицкий:
Скажите, а какие-то новые явления появились за этот год? Мы знаем о традиционных видах преступности в довоенный период, как известно, они сейчас ушли, их фактически нет. Что сегодня можно взять у людей, на кого сегодня можно напасть, чем могут поживиться бандиты в Грозном?
Петра Прохаскова:
Вы знаете, я этот вопрос себе тоже долго задавала. Потому что, когда посмотрите на Грозный, вам кажется, что все, что можно было взять, уже давно взяли, унесли, увезли. Оказывается, что это глубочайшая ошибка, потому что мародерство продолжается. Изменилось то, что в этом очень редко участвуют, по-моему, русские солдаты. Скорее всего, это местные какие-то банды, которые и под влиянием наркотиков, и под влиянием ужасной нищеты грабят старые ковры, мебель. Поймали один раз мародера, это был пожилой человек, очень худой, явно бедный, который из соседнего дома, где никто не жил, мы его чуть-чуть охраняли, выносил старый ковер, под которым собака бы не спала, сломанный пылесос и какие-то фотоальбомы, я не знаю, хотел он их продавать или сжигать. Честно сказать, то, что сейчас грабят люди в Грозном и то, что изменилось это то, что сосед соседа грабит без всяких препятствий, просто моральная ситуация очень страшная.
Андрей Бабицкий:
Скажите, а голод, я знаю о том, что вы развозите гуманитарную помощь по жилым кварталам Грозного, голод это реальная проблема городского населения?
Петра Прохаскова:
У нас был случай, первый случай в моей жизни в Чечне, который я видела, как человек перед нашими глазами умер от голода. Я до сих пор помню его фамилию и имя, у нас в списках тысячи людей, но его я буду помнить, наверное, навсегда. Он был русский, его звали Петр Гладчук, год рождения 46-й, и он не получал долго никакую гуманитарную помощь. Он был типичный житель Грозного, который не входил ни в какую категорию людей, которые имеют право на гуманитарную помощь. Естественно, не все имеют право. Он, к сожалению, родился в 46-м, а не в 45-м, если бы родился в 45-м, может быть, он бы не умер. и он долго питался тем, что ему давали соседи. Конечно, он как русский, не имел никаких родственников, и соседи ему давали то, что у них осталось. Последнее время, это было где-то в ноябре, я видела, что он питался водой с отваренной вермишелью. Это воду он пил несколько недель. И мы ему чуть-чуть давали то, что могли дать, чай, сахар, но его организм, наверное, был в таком состоянии, что ни этот чай, ни этот сахар не помог, и он 26-го декабря умер. Нам это жители Грозного сообщили через несколько дней, потому что тогда был город закрыт, они к нам не могли пройти. Они его не могли похоронить. Он весил тогда 47 килограмм. Мужчина не очень маленького роста это был, так что, я думаю, что он действительно умер от голода. Я знаю конкретно десятки случаев, когда люди умирают от голода, наверное, таких там много не будет, но есть очень много людей, которые не доедают, а это может закончиться со временем тем же, что просто они умрут от воспаления легких. Потому что их организм будет в таком состоянии, что он не справится с гриппом. Есть одинокие люди, есть старые люди, которые, например, которые не смогут физически за этой гуманитарной помощью ходить на эти пункты раздачи. Есть дети, у которых нет родителей, которые хаотически бегают по Грозному и тоже не знают, что имеют право какую-то гуманитарную помощь получить. Я бы сказала, что этих людей, которые оказались без крыши гуманитарных организаций, их сотни, не тысячи, а сотни, но с этими людьми самая большая проблема. Потому что есть у нас русская бабушка, которая потеряла ногу во время первой войны, она живет в подвале, она из этого подвала практически не выходит. Ей положено десять килограмм муки, килограмм сахара, килограмм риса, чай, ей положено то, что ее бы спасло, но она физически просто не может это забрать. Конечно, мы ей это привозили, но физически мы не можем это привозить тысячам человек. Так что это огромная проблема. И нуждающихся, я думаю, что это каждый второй, если очень строгие критерии, а каждый, если это европейские мерки.
Андрей Бабицкий:
Очень часто приходится слышать такую точку зрения, что Грозный восстанавливать и невозможно, и в общем нет большого смысла. У вас есть ощущение, что этот город уже окончательно разрушенный и потерянный для чеченцев, для жителей этого же города?
Петра Прохаскова:
Вы знаете, это очень грустный вопрос и я страшно боюсь об этом разговаривать с чеченцами. Потому что, если очень честно, тогда я сомневаюсь, что этот город можно возродить в ближайшее время. Он производит впечатление мертвого города. Я иногда думаю, когда вижу отдельных лиц, которые хаотически стараются возобновить свой домик в этих руинах, мне кажется, это просто перед глазами такая картинка: лежит мертвый человек, а рядом его родственники, которые не верят, что он мертвый, старается бессмысленно дышать ему в рот. Все знают, что это бессмысленно, но оставляют его - пусть попробует, поймет через некоторое время. Иногда у меня такое ощущение. Но я знаю, что иногда бессмысленные действия они ведут к удивительным результатам. Так что я не хотела бы чеченцев как-то отталкивать, и говорить - уезжайте в Ингушетию или Россию и забудьте о Грозном. Пусть попробуют. Я этому не очень верю, но, я думаю, что это стремление делать бессмысленные вещи оно красивое. И я им, конечно, желаю успеха.
Андрей Бабицкий:
Во второй половине февраля на окраине Грозного на территории одного из дачных поселков неподалеку от российской военной базы в Ханкале был обнаружен могильник - останки десятков людей, ранее бесследно исчезнувших. Подобные находки делались в Чечне и раньше, однако, именно этот случай получил широкую огласку. Уже в марте военные власти сделали все для того, чтобы скрыть масштабы трагедии. Они полностью перекрыли доступ к захоронению, опознанные трупы были выданы родственникам, остальных спешно похоронили. Никаких серьезных следственных действий проведено не было и, по всей вероятности, следствие, как обычно, не установит виновных в массовой гибели мирных граждан. Объяснения, с которыми выступили некоторые военные и политики, были очевидной и плохо продуманной ложью. Так утверждалось, что погибшие - члены незаконных вооруженных формирований, смерть которых - результат выяснения отношений между конкурирующими группами. Правозащитное общество "Мемориал" сумело собрать разрозненные данные, которые проливают свет на обстоятельства исчезновения и смерти людей, чьи останки были обнаружены в дачном поселке рядом с российской военной базой. Рассказывает сотрудник чеченского отделения общества "Мемориал" Усам Байсаев:
Усам Байсаев:
Первый известный правозащитному центру "Мемориал" случай опознания родственниками и вывоза с территории дачного поселка тела убитого человека датируется 15-м февраля 2001-го года. Речь идет о жители города Шали Адаме Эмилевиче Чимаеве 63-го года рождения, исчезнувшем бесследно 3-го декабря прошлого года на блокпосту у села Герменчук. В начале февраля уже этого года родители Чимаева узнали по слухам, что на дачных участках рядом с Ханкалой лежат трупы расстрелянных людей, они выехали туда, и найдя в одном из домиков труп пропавшего сына, выкупили его у военных. Окончательно завесу молчания над захоронением в районе Ханкалы приподняли жители поселка Долинский Грозненского района. 12-го декабря из этого поселка и из близлежащего села Радужное были увезены в неизвестном направлении, а затем отпущены после жестоких побоев около двадцати человек. Не вернулись домой Саид-Рахман Мусаев, 84-го года рождения и 27-летний Магомед Магомадов и Одес Метаев. 19-го февраля к Зарган Метаевой, матери одного из пропавших, пришла женщина, сумевшая проникнуть в дачный поселок. Она сообщила, что среди убитых и брошенных там людей, видимо, находится и ее сын. 21-го февраля, в сопровождении российских омоновцев, родственники пропавших бесследно парней проехали на территорию поселка и обнаружили там останки десятков людей. Они лежали в канавах, на обочинах дорог, в подвалах и на крыльцах полуразвалившихся домиков. Накануне выпал снег и у людей создалось впечатление, что трупы лежат везде. Зарган Метаева так описывает свои чувства при посещении поселка: "Снег лежал повсюду и под каждым кустиком мне чудился сын. Бог нам помог, мы нашли его. Я три месяца дома не ночевала, все искала Одеса, теперь немного отдохну". Трупы находились в различной стадии разложения, часть из них можно было опознать визуально, некоторые только по косвенным признакам - по остаткам одежды, обуви, по зубам. Например, на крыльце домика, где были обнаружены останки Одеса Метаева, лежали еще два трупа. Один без головы с оторванными, видимо одичавшими собаками, кистями рук и другой, более сохранившийся, хотя так же объеденный животными. Согласно сведениям работников МЧС, данный поселок кишит одичавшими кошками и собаками. Одес Метаев, Магомед Маготмадов и Саид-Рахман Мусаев были обнаружены недалеко от въезда в поселок. Их трупы были в ужасном состоянии. По всей видимости, еще при жизни они подверглись жестоким пыткам. На лицах и телах парней остались следы запекшейся крови и глубоких колотых ранений. У Одеса Метаева были отрезаны два пальца и ухо, Магомеду Магомадову палачи выкололи глаза и скальпировали щеку до подбородка. Не было глаза и у Саид-Рахмана Мусаева. У всех троих руки сзади были связаны веревками. В тот же день родственники вывезли трупы замученных парней с территории дачного поселка и придали их земле. Однако информация о захоронении, а если точнее - о свалке трупов, вышла далеко за пределы поселка Долинский. Из разных районов Чечни к Ханкале потянулись родные и близкие пропавших без вести людей. Однако вокруг поселка подразделением внутренних войск было выставлено оцепление. В результате чего о подлинных масштабах развернувшейся здесь трагедии, видимо, никто никогда до конца не узнает. 24-го февраля в дачный поселок вынуждены были выехать прокурор Чеченской республики Всеволод Чернов и представители администрации Ахмада Кадырова. Выехали к месту трагедии и жители поселка Долинский, за два дня до этого обнаружившие здесь трупы своих пропавших родственников. Они утверждают, что Всеволод Чернов возмущался не самим фактом убийства такого количества людей, совершенного под боком у командования российских войск в Чечне, а его огласке. 25-го февраля начался организованный вывоз останков людей, умерщвленных поблизости от базы в Ханкале. По последним данным, всего из Ханкалы вывезено 58 трупов. По нашим, возможно неполным данным, 14 трупов людей, умерших насильственной смертью, опознаны родственниками и уже захоронены. Среди них оказались люди, захваченные сотрудниками российских силовых структур в разные периоды и в различных регионах Чечни. Некоторые из них увезены из своих домов в результате разовых спецопераций, другие задержаны во время зачисток в населенных пунктах и на блокпостах. Все задержания, за исключением разве что одного, происходили в присутствии большого числа свидетелей. В некоторых случаях свидетелям удавалось зафиксировать номера машин, на которых приезжали работники российских силовых структур. В двух случаях из 14-ти, известных нам на сегодняшний день, прибывшие на задержание военные заявляли, что они проводят спецоперацию ГРУ или ФСБ. Так случилось в декабре в поселке Долинский, примерно то же самое произошло при задержании в июне 2000-го года в центре Грозного Нуры Улаевой, Мархи и Раисы Гакаевых. О задержании жителей села Алхан-Юрт Рамзана и Рустама Ресхановых, а также уроженца города Шали Адама Чимаева сообщалось по российскому телевидению. Они обвинялись в сотрудничестве с боевиками, но это не было доказано в судебном порядке. Следственные же мероприятия не проводились вообще. Убийства этих людей можно квалифицировать как внесудебные, незаконные казни. Все вывезенные из дачного поселка люди подвергнуты перед смертью жестоким пыткам. Среди них нет ни одного трупа без признаков глумления. У Одеса Метаева выколоты глаза и отрезано ухо, у Рамзана Висханова перерезано горло. Тела в дачный поселок, расположенный в сотне метров от военной базы, не могли быть доставлены чеченскими боевиками. Ханакала была занята российскими войсками в декабре 99-го года. В последующие месяцы все территории, которые к ней прилегают, были неоднократно зачищены. Если бы боевики и попытались доставить тела убитых людей в дачный поселок, то их наверняка обнаружили бы и, скорее всего, уничтожили. Абсолютное большинство обнаруженных тел принадлежали людям, убитым менее года назад. С начала прошлого года и по сегодняшний день кроме самих российских военных проникнуть незамеченным на территорию дачного поселка могли разве что дикие животные и самоубийцы. 12-го марта 38 неопознанных трупов были захоронены на кладбище села Пригородное. Вывоз трупов из Ханкалы прекращен неделей раньше, хотя в приватных беседах сотрудники МЧС подчеркивали, что на территории дач их еще очень и очень много.
Андрей Бабицкий:
Жители Чечни не могут сегодня свободно передвигаться по территории республики. Причин множество: нежелание терпеть заурядные издевательства на блокпостах, страх перед арестом, а также бесконечные поборы. Люди, издерганные, измученные, многие, может быть, просто оставались бы дома, никуда не выезжая, в ожидании лучших времен, но нищета гонит на улицу в поисках заработка. Деньги нужны каждый день, и каждый день тысячи и тысячи жителей республики вынуждены совершать опасное и мучительное путешествие по дорогам Чечни. Корреспондент Радио Свобода на Северном Кавказе Юрий Багров побывал на границе Чечни и Ингушетии. Он поговорил с людьми, которые, по роду своей деятельности, вынуждены постоянно передвигаться по республике.
Юрий Багров:
Только на 50-километровом участке федеральной трассы Ростов-Баку, соединяющем Грозный с Ингушетией, 16 различных КПП. Это значит, что расстояние между пунктами пропуска составляет не более трех-четырех километров. Сегодня можно проехать в любую точку республики, не выходя из машины и не предъявляя документов. В Чечне бумагой, удостоверяющей любую личность, являются денежные купюры, а иногда и пара бутылок водки. Но мало кто из чеченцев может позволить платить на каждом блокпосту. В среднем плата за проезд невелика - 10-20 рублей с человека. Однако в целом поездка в Грозный и обратно в Ингушетию обходится в сумму около пятисот рублей. Семьи, живущие в палаточных лагерях, скидываются, чтобы отправить одного человека навестить родственников и отвезти им продукты питания. Палатки в лагере беженцев "Спутник", что недалеко от станицы Орджоникидзовская, я поговорил с 30-летней чеченкой Яхой из Урус-Мартана. Мать троих детей, потерявшая мужа еще в первую военную кампанию, поведала мне о своих злоключениях. Яха с сестрой в течение двух месяцев собирала деньги, чтобы отвезти пакеты с гуманитарной помощью, полученной от "Красного Креста", своим престарелым родителям в Урус-Мартан.
Яха:
Когда мы ехали домой, я везла коробки "Красного Креста", мне сказали на посту предъявить документы на коробки, паспорта, как ты получила. Я сказала: нет у меня никаких документов, это родственники попросили отвезти. Они сказали, тогда заплати за каждый ящик по десять рублей. У меня таких денег не было, и я шла, чтобы себе на еду заработать. Потом стали меня оскорблять, матом покрывать. А потом, когда я заплатила, что у меня было - 30 рублей, меня пропустили.
Юрий Багров:
У блокпоста "Кавказ-1" на чечено-ингушской административной границе практически постоянно находятся пять-шесть легковых автомашин. Это чеченцы, занимающиеся частным извозом. Их автомашины выглядят весьма плачевно. На всех легковушках есть вмятины и сквозные пулевые отверстия. Житель Грозного Лема "таксует" вот уже полгода, но не многие из беженцев могут позволить себе воспользоваться его услугами. Обнищавшие чеченцы предпочитают ездить в автобусах. Но иногда и у Лемы появляются клиенты, желающие проехать в Чечню. Его зеленоватый "ГАЗ-24" давно потерял товарный вид, а из-за многочисленных, вручную, грубо и наспех заштукатуренных дыр, автомобиль пошел пятнами и теперь выглядит по-военному камуфлированным. Семья Лемы, состоящая из 12-ти человек, проживает в палаточном лагере "Согласие" в Ингушетии. Он единственный, кто сумел найти работу. По утверждению Лемы, почти каждая поездка в республику связана с немалым риском для жизни.
Лема:
Багажник открывают, всю обшивку с машины вытаскивают, резину разбортируют. Я целый день не могу резину разбортировать. И всю обшивку с потолка снимают. Чем такую работу произвести, лучше десять рублей отдаешь, едешь дальше. Инспектор стоит, жезла нет, я не останавливаюсь, я же не должен останавливаться и докладывать. Я проехал, он мне сзади стрелять. Остановился, каждая пуля, выпущенная из автомата, стоит сто рублей. Вот такое было.
Юрий Багров:
По-настоящему таксист боится только одного - ареста и отправки в фильтропункт. Для этого военным не требуется никаких оснований. Три месяца назад бесследно пропал его брат. Попытки его разыскать среди заключенных и по спискам пропавших без вести пока безрезультатны. Коллега Лемы Ильяс, видный чеченец, подошел к нам стрельнуть сигарету.
Ильяс:
Сейчас то, что они собираются уходить, больше собираются вылавливать, больше брать денег. Делают деньги, одним словом. Ловят людей, это же минимум, самое малое пять тысяч. Если ты вовремя эти деньги не дашь, то человек, которого забрали, он пропадет. И они сейчас то, что уходят, стараются внаглую накапливать себе деньги. Деньги делают, с людей тянут последнюю копейку. Даже то, что мы зарабатываем, даже они могут вычислить примерно, кто ездит. Вы на нас жалуетесь - мы вам устроим. И начинают издеваться, высаживать всех людей из машины.
Юрий Багров:
Российские военнослужащие в Чечне уже почти легально вымогают деньги за проезд через блокпост, вывешивая объявления, порой на чеченском языке. Об этом мне рассказал водитель грузовика Адам Ахматов.
Адам Ахматов:
У них на блокпостах прямо написано на чеченском языке сверху большими буквами белыми, можете даже убедиться, поехать на этот пост "Кавказ" по этой дороге. "Деньги давай". И внизу на русском написано, тоже большими буквами: "Проезд без проблем". Вот этим лозунгом все сказано, чем они там занимаются. Если любой генерал приедет, они же не видит, что наверху написано, а там написано "Проезд без проблем". Он скажет - молодцы, хорошо сотрудничаете с местным населением.
Юрий Багров:
Практически все чеченцы, которым приходится ездить в республику, отмечают, что в последний месяц военнослужащие, которые занимаются вымогательством на блокпостах, ведут себя особенно жестоко. Если раньше на беспрепятственный проезд могли рассчитывать женщины и дети, то сейчас и они лишились этой привилегии. Жители Чечни связывают это с участившимися в последнее время разговорами о сокращении на территории республики блокпостов и контрольно-пропускных пунктов.
Андрей Бабицкий:
У военнослужащих федеральной группировки нет серьезных оснований опасаться ответственности за совершаемые ими в Чечне преступления. С самого начала военных действий, в результате авиационных и артиллерийских обстрелов населенных пунктов, погибли тысячи мирных жителей. Широкое распространение имеет и по сей день практика внесудебной казни, в местах заключения применяются пытки и истязания. Тем не менее, до суда доходят единичные случаи, самое известное из которых - дело полковника Буданова, убившего молодую чеченку из селения Тангичу. Сбором информации о преступлениях занимаются сегодня исключительно правозащитные организации, одна из которых - "Human Rights Watch" подготовила четыре доклада о нарушениях прав человека в Чечне. В начале этого года "Human Rights Watch" представила два меморандума. С содержанием январского документа мы познакомили вас в прошлой программе. Второй меморандум, датированный 13-м февраля, посвящен проблеме уголовной ответственности военнослужащих. Как на практике возбуждаются и расследуются дела органами прокуратуры России? С содержанием меморандума вас познакомит Ирина Лагунина.
Ирина Лагунина:
По данным "Human Rights Watch" ни один из командиров, ответственных за убийство мирных жителей, не был разжалован или уволен. Напротив, генерал Шаманов, командовавший войсками во время массовых убийств в Алхан-Юрте, награжден медалью "Герой России". Официальные данные на февраль этого года таковы: как утверждает спецпредставитель президента по правам человека в Чечне Владимир Каламанов, военная прокуратура возбудила в общей сложности 35 дел по фактам преступлений, совершенных военными. В 11-ти случаях речь якобы шла о незначительных проступках, 8 дел все еще находятся в судах, а 5 были по разным причинам закрыты еще на стадии следствия. Эти цифры разительно расходятся с данными правозащитных организаций. Собственно, управление Каламанова уже приняло тысячу заявлений от местного населения. 357 жалоб связаны со случаями незаконных арестов и задержаний. В 853-х говорится о бесследном исчезновении людей, еще 212 посвящены вымогательствам на блокпостах и проблемам, связанным с нарушениями права на свободу передвижения. Правозащитники и пострадавшие в ходе военных действий обращались также с жалобами в прокуратуру и другие государственные органы. 5-го февраля 2000-го года во время зачистки российские военные расстреляли как минимум 60 мирных жителей селения Новые Алды в пригороде Грозного. Следствие установило, что убийство было совершено частями рязанского ОМОНа. Несмотря на это, командир одного из подразделений публично заявил, что никого его подчиненных следователи ни разу не допросили. Свидетели, опрошенные правозащитниками, утверждают, что могли бы без труда опознать убийц, однако к ним никто не обращался. Российские власти не сделали ничего для того, чтобы виновные в массовых убийствах в Новых Алдах попали на скамью подсудимых. более того, официально не был признан сам факт массовых расстрелов. В сентябре прошлого года "Human Rights Watch" направила запрос Генеральному прокурору по 96-ти документально подтвержденным случаям массовых убийств в Чечне - в Шами-Юрте, Алханкале, Урус-Мартане, Ачхой-Мартане, Дуба-Юрте, Джугарты, Чечен-Ауле и Грозном. Запрос остался без ответа. "Human Rights Watch" не знает ни одного уголовного дела, возбужденного по факту применения пыток, которые используются в Чечне повсеместно - в местах заключения, на КПП, во время зачисток. Несмотря на прямые рекомендации комитета Совета Европы по предотвращению пыток, российская прокуратура обошла своим вниманием многочисленные случаи истязания заключенных в следственном изоляторе Чернокозово. На данный момент прокуратура ведет лишь шесть дел о бомбардировке мирных селений и жилых кварталов в чеченских городах, включая Грозный. Два из них были возбуждены лишь тогда, когда родственники погибших обратились в Европейский суд по правам человека. В расследовании одного из самых известных случаев массовой гибели людей в результате обстрела Центрального рынка Грозного 21-го октября 99-го года, жертвами которого стали более ста человек, было отказано. 3-го января сего года Главная военная прокуратура информировала "Human Rights Watch" о том, что военная операция в Чечне была проведена в полном соответствии с нормами международного права. 29-го декабря российский военный конвой обстрелял колонну беженцев из Грозного, погибли около ста человек, в том числе и двое сотрудников международного комитета "Красного Креста". Несмотря на то, что международный "Красный Крест" немедленно известил об этом российские власти, уголовное дело было возбуждено лишь через несколько месяцев, когда оставшиеся в живых свидетели расстрела колонны обратились в Европейский суд по правам человека. По официальным российским данным, на сегодняшний день в стадии следствия находится лишь 34 дела по фактам бесследного исчезновения людей, которые были задержаны сотрудниками милициями или военными. Опрашивая родственников пропавших, правозащитники выяснили, что во всех этих случаях прокуратура начинала следственные действия лишь месяцы спустя после исчезновения человека, или просто оставляла заявления без рассмотрения.
Андрей Бабицкий:
И, в заключение: я рассчитываю, что к следующему выпуску "Кавказских хроник" мне удастся записать интервью с президентом Чеченской республики Ичкерия Асланом Масхадовым. Мы планируем регулярно давать в программе точку зрения лидеров чеченского сопротивления.
