Как мирные чеченцы относятся к своим партизанам?
"За что я Хаттаба уважаю - за его правду. Он никогда, понимаете, после боя он никогда не врет..."
Рубрика "Не должные параллели". Два имама. Того Шамиля призвал чеченский мехкел, он пользовался среди чеченцев непререкаемым авторитетом. Этого Шамиля никто не звал в Дагестан и он был изгнан оттуда самым бесславным образом. Если бы не последовавшая кровь, то его поход так бы и остался плохой опереттой.
Массовый расстрел в Алдах - свидетельства очевидца.
"А эта девочка катается по земле и хохочет, у нее истерика дикая, она по-русски и по-чеченски кричит: "Мою маму убили, ей 51 год, у нее день рождения сегодня было..."
Одно из непременных условий партизанской войны - поддержка, которую тайно или явно оказывает движению сопротивления население. Как относятся мирные чеченцы к своим воюющим соотечественникам? Об этом репортаж корреспондента Радио Свобода на Северном Кавказе Юрий Багрова.
Юрий Багров:
Затянувшаяся военная кампания в Чеченской республике изменила отношение жителей к своим бывшим лидерам, нынче - полевым командирам. Раньше их обвиняли в развязывании войны, в гибели близких, в отсутствии порядка в довоенной Чечне. Казалось, авторитет потерян навсегда. В течение года ситуация сильно изменилась. Командиры вооруженного сопротивления в очередной раз стали защитниками народа. Об их подвигах ходят разнообразные слухи и анекдоты. А фразы, якобы произнесенные кем-нибудь из воюющих чеченцев, стали цитатами.
Причин для столь радикального изменения отношения у вынужденных переселенцев много. Это - затяжной характер войны, обнищание населения, но, главным образом, произвол российских военных, который фактически поднимает, как на дрожжах, вес чеченских военачальников. Вот мнения некоторых беженцев по этому поводу:
"Например, я скажу одно, я Басаева или еще кого-то, вот этих командиров я никогда за людей не считал. В моих понятиях они были бандиты. На сегодняшний день, пришедшая федеральная власть - по сравнению с этой властью, они оказались ангелами. И на сегодняшний день, когда я вижу по телевизору, слышу от родственников, что ни в чем неповинных людей убивают, издеваются, руки связывают, расстреливают, насилуют такие, как Буданов, забирают все. Я, например, радуюсь, что есть такие люди, как Басаев, если нет никакой власти, что на них есть такие люди, как Басаев, чтобы их убивать".
"Мы живем в пригороде Грозного, у нас стоит пост. И вот как стемнеет, на посту которые стоят российские войска, они входят в село, требуют водку, скот забирают, чуть ли не издеваются над людьми. Например, наши лидеры, по крайней мере, этого не делали. За три года у нас такого не было, чтобы они издевались над простыми людьми. Конечно, были случаи, когда воровали людей, издевались, голову резали, мы знаем с вами, но это, мне кажется, совместно разработанный план".
"Ни Хаттабу, ни Басаеву никогда чеченский народ не простит. В последнее время мирное население все больше и больше понимает, что вчерашние бандиты, которые перед этой войной занимались похищением людей и другими преступлениями, оказались намного гуманнее по сравнению с федералами, которые воруют в массовом порядке людей".
"До начала войны, конечно, весь народ не признавал ни Басаева, ни Радуева, никого, а вот сейчас, мне кажется, те ребята, которые воюют, они большинство вынуждены на это, спровоцированы".
Юрий Багров:
Чеченцы многое готовы простить своим героям. Три года жизни при президентстве Аслана Масхадова вспоминаются ими с ностальгией, несмотря на разгул преступности, общее обнищание и расцвет ваххабизма. По крайней мере, в воспоминаниях об этом времени у них сохранилось ощущение относительного мира. Нынешняя ситуация вообще выглядит несколько парадоксально. Нет прежней ненависти к ваххабитам, некоторые чеченцы готовы считать их чуть ли не единственными людьми, которые знают, как навести порядок. Не так давно Хаттаб был продажным наемником, воюющим за деньги, нынче же, цитирую одного из беженцев, "наиболее честный из полевых командиров".
"Как я к Хаттабу отношусь? Я не знаю. Я, например, до сих пор не слышал, чтобы Хаттаб кого-то изнасиловал или убил кого-то или где-то зачистку провел. На сегодняшний день я слышу про Будановых, про Шамановых, про Ивановых, Петровых, которые насилуют, убивают. Про Хаттаба я такое не слышал".
"За что я Хаттаба уважаю - за его правду. Он никогда, после боя он никогда не врет. Он всегда честно признает, сколько у него людей полегло, какие потери понесли с его стороны, приблизительно какие потери понесли с российской стороны. И он никогда не преувеличивал никакие свои действия. До войны даже были времена, эти три года, но его имя нигде не запачкано, что он где-то кого-то украл или за кого-то выкуп попросил. В Чечне такого не было. Он действительно как воин, он обучал ребят воевать".
Юрий Багров:
В сложившееся положение ни одна боевая операция, даже взятие Грозного, не принесла бы лидерам чеченского сопротивления подобную популярность среди сограждан. Сейчас они оказывают серьезное влияние на умы и настроение соотечественников. Однако чеченцы вообще неохотно говорят о своих партизанах, предпочитая разговоры на другие темы. Негативных оценок вслух никто не высказывает, похоже, боятся. В лучшем случае чеченцы стараются выдержать нейтральную позицию. "Нам когда-нибудь возвращаться домой, а кто будет стоять у власти - неизвестно", - сказала мне пожилая чеченка Зулай. Но, очевидно, несмотря на страх перед военным чеченским командованием, федеральную власть в республике отвергают большинство чеченцев. Из двух зол выбирают меньшее. Басаев, Хаттаб, Гилаев, Масхадов нынче - спасители нации. Говорит беженка из Грозного Яха Идиева.
Яха Идиева:
Постоянное ощущение опасности, беспредела со стороны военные настраивает население против них самих же. Если брать только Грозный, то там ежедневно находят более десяти трупов. Я не могу с уверенностью сказать, при каком режиме будет лучше - если придут боевики или останутся федералы. И от тех, и от тех - много бед. Но боевики не будут уничтожать свой народ, хотя именно они его и подставили. Я уверена, что боевики не будут издеваться над людьми в таких масштабах.
Юрий Багров:
Общий враг в лице федеральной власти в очередной раз сплотил расколотое чеченское общество. Девушки в лагерях вынужденных переселенцев пишут письма своим женихам, воюющим в отрядах ополчения. Полевая почта работает без перебоев. В поселении беженцев распространяется нелегальная литература. Несмотря на все лишения, чеченцы упрямо верят в то, что российская армия не задержится в республике надолго, и с ее выводом связывают надежды на будущее.
Андрей Бабицкий:
Психологически реакция людей абсолютно понятна и логична. Кошмар происходящего, многократно перекрывающий по крови и произволу хаос довоенной жизни при Масхадове, уже почти полностью стер из памяти и обесценил те претензии, которые чеченцы имели к собственным властям. Сегодняшняя ситуация дает новую легитимность Масхадову. Старую он, по моему глубокому убеждению, еще до начала войны утратил в результате абсолютного паралича власти в республике. Президент, чье бездействие явилось одной из причин нынешнего кровопролития, автоматически теряет полномочия на лидерство, переданное ему народом на выборах 97-го года. Но сейчас, возвращая симпатии воюющим соотечественникам, мирные чеченцы просто реализуют свое право на сопротивление, поскольку никаких легальных способов протеста, кроме вооруженной борьбы, им не оставлено. Крайне важно понять, что право называть себя президентом, лидером всех чеченцев, обустраивать их будущее - Масхадов утратил навсегда. Его нынешняя легитимность очень локальна. Он может считать себя лишь главным партизаном. Сам факт существования сопротивления уберегает людей от разрушительного чувства полной растоптанности, от необходимости признать себя не только побежденными, но и уничтоженными - как народ. Архаичный обычай кровной мести может стать единственным инструментом возмездия по необходимости, когда отсутствуют правоохранительные органы и судебная система. И в этом смысле Масхадову доверены сегодня частные функции полевого пристава и судьи, который, если и не способен обеспечить реальную защиту, то хотя бы может продемонстрировать жизнеспособность самой системы наказаний. Очевидно, что Чечне еще только предстоит определить свое будущее. Где она окажется - в России, в самой себе, в созвездии Кассиопеи? Сейчас не до этого, все силы уходят на то, чтобы выжить и сопротивляться унижению. Тем не менее, в текущем потоке событий формируются контуры грядущего. Специальный корреспондент Радио Свобода на Северном Кавказе Хасин Радуев считает, что реальность дает чеченцам крайне мало шансов сделать выбор в пользу России. История вопроса.
Хасин Радуев:
Сегодня, когда право чеченцев на участие в общественной жизни максимально ограничено, и люди элементарно пытаются выжить, говорить об их желании жить в составе России очень сложно. В свое время, десять лет назад, когда в Чечне стали разворачиваться события, которые условно можно назвать процессами национального самосознания чеченцев, некоторые политики настойчиво предлагали Джохару Дудаеву провести референдум с одним-единственным вопросом - хотите ли вы жить в составе Российской Федерации? Итоги такого опроса, по их мнению, могли бы лечь в основу правовой базы нового чеченского независимого государства, о создании которого было объявлено осенью 91-го года. Однако идея референдума по не совсем понятным причинам была отвергнута лидерами общенационального конгресса чеченского народа, пришедшими к власти на волне демократических преобразований в России. В центре Грозного в те дни собирались многотысячные митинги, которые, вероятно, должны были продемонстрировать, прежде всего, представителям российской политической элиты, приезжавшим на переговоры с Дудаевым, желание чеченцев жить в независимой стране. Как бы то ни было, абсолютное большинство чеченцев "на ура" приняли эту идею, хотя Дудаев не раз предупреждал их о том, что за свободу придется заплатить дорогую цену. С обретением независимости от федерального центра чеченцы связывали и надежду на свое экономическое благополучие. Тогда много говорилось о нефти, о том, что каждый житель республики получит чуть ли не свою долю от ее продажи. Но источником благосостояния для абсолютного большинства чеченцев стала не нефть, добыча которой за год снизилась в три раза, а новые экономические реалии. Чеченцы, в силу своего менталитета, без болезни вошли в новые рыночные отношения. Но все это кончилось в декабре 94-го года, когда российская армия начала военную операцию по так называемому "восстановлению конституционного порядка в Чеченской республике". Этому, как известно, предшествовали неудавшиеся попытки вооруженной оппозиции сменить Дудаева. Лидеры оппозиции откровенно заявляли, что они - против отделения Чечни от России. Именно этот лозунг и не был поддержан населением, хотя к осени 94-го года Джохар Дудаев имел далеко не такую поддержку в народе, как в момент своего прихода к власти. После окончания первой войны сторонников вхождения в состав Российской Федерации, кажется, и вовсе не осталось. Москва фактически признала независимость Чеченской республики и даже подписала с ней мирный договор, взяв на себя обязательства в дальнейшем, при решении спорных вопросов, не угрожать и не прибегать к силе. Но через три года началась новая чеченская война, названная на этот раз контртеррористической операцией. Но до этого в Чечне состоялись президентские выборы, организованные при участии ОБСЕ. В них приняло участие почти все взрослое население республики. Подавляющим большинством голосов выбрали Масхадова. Выбрали, в том числе, и потому, что с его именем люди связывали надежду на то, что война не повторится. В Москве кандидатура Масхадова не вызывала особых возражений, и это для многих людей имело немаловажное значение. Но именно во время президентских выборов бывшие полевые командиры, герои войны, затеяли спор, кому быть президентом. Затем начались баталии вокруг министерских портфелей, должностей префектов и так далее. У каждого известного и не очень известного полевого командира образовались свои вооруженные команды, многие из которых подкармливались за счет средств, полученных торговлей заложниками, продажей ворованной нефти, и которые к осени 99-го года стояли на грани междоусобной войны. Поэтому новая военная операция российских войск частью населения Чечни была воспринята как неизбежное наказание и, вместе с тем, с некоторой надеждой на то, что в республике будет наведен хоть какой-то порядок. Но они просчитались. Российская армия или российское государство, что для чеченцев одно и то же, повело себя как мститель. В любом населенном пункте Чечни вам расскажут десятки ужасных историй об издевательствах, грабежах и насилии, которым подвергается мирное население. Чечня превратилась в зону беззакония. Разрушены города и села, нищета, искалеченные войной и уставшие от безысходности люди. Практически нет ни одной семьи, которая не потеряла бы отца, брата, родственника. Российские военные, сосредоточив в своих руках всю полноту власти, лишили возможности гражданскую администрацию хоть как-то противостоять произволу человека с оружием. Гражданские институты власти в Чечне вроде бы существуют, но власть их фиктивна. И в этой ситуации говорить о том, что чеченцы приблизились к желанию влиться в многонациональную Россию, не приходится.
Андрей Бабицкий:
Очевидно, что чеченцы поставлены в условия, когда свободный выбор будущего невозможен. Однако есть безусловные точки, в которых, при сопоставлении прошлого и настоящего, дальнейший путь выглядит вполне очевидным.
Рубрика "Не должные параллели - имам Шамиль и Шамиль Басаев".
Имам Шамиль не просто проиграл сражение, покорился воле русского царя и сдался в плен, нет никаких сомнений, что человек такой силы духа принял бы смерть легко и спокойно, если полагал бы ее подвигом или обязанностью. Пленение Шамиля - это внешний план его внутренней капитуляции. Рубеж, обозначивший окончательное крушение идеи мусульманской теократии, которую он столько лет упорно строил. Его поздние, из калужской ссылки, уничижительные характеристики чеченцев как разбойников свидетельствуют о том, что главное поражение своей жизни он связывал не с пленением, а с вынужденной капитуляцией перед человеческим материалом, который он жестко и целенаправленно кроил по лекалам шариата. Этот человеческий материал - вольные чеченские общества - более двух тысячелетий подтачивавший безжалостно иерархию цивилизационного мусульманского проекта. Шамиль был не единственным, кто потерпел поражение в попытках обуздать горскую демократию, об нее разбились два цивилизационных потока - один с севера, в более широком смысле из Европы, другой с юга, из мусульманского мира. Сегодня Чечня вроде бы зажата теми же тисками, но это - внешнее сходство. В необязательной механической эволюции Басаева короткий путь от приверженности адату и старинной чеченской вольности до джихада и силы насаждаемого шариата, сведения о котором почерпнуты из дешевой брошюры для неофитов. Когда-то своим героем он считал соратника Шамиля Байсангура, который не сложил оружия и после пленения имама. Сегодня Басаев - амир маджалисуд шуры, верховного органа потенциальный карикатурной теократии для мусульман Чечни и Дагестана. Здесь все - фарс, стилизация в карликовых пропорциях. Того Шамиля призвал чеченский мехкел, он пользовался среди чеченцев непререкаемым авторитетом. Этого Шамиля никто не звал в Дагестан, и он был изгнан оттуда самым бесславным образом. Если бы не последовавшая кровь, то его поход так бы и остался плохой опереттой. Все - карикатура, кроме одного: для своих соотечественников Басаев, по факту, стал символом сопротивления, которое, в силу глубокой внутренней потребности. они обязаны оказывать произволу федеральных подразделений, пусть даже руками своих немногочисленных партизан. Ради этого на данном узком отрезке времени ему готовы простить самозвано присвоенную им роль другого имама, но только на этом отрезке. При всей нереальности таких планов, конечно же, Басаев хотел бы вернуться к соотечественникам в их умы не как партизанский командир, а как учитель жизни и политический лидер, как имам Чечни и Дагестана, которым он сам себя провозгласил в кругу совсем уж безвестных авантюристов. Но в этой точке органичное чеченское мироощущение, основанное на переживании жизни как вольного, никем не понуждаемого потока, должно легко, но вполне осознанно опрокинуть все попытки ложного имама загнать чеченцев в Прокрустово ложе примитивного и кровавого сектантства. Залог этой легкости - память о недавней беде и победа над великим имамом прошлого.
Чешская гуманитарная организация "Человек в беде" работает в Чечне уже вторую войну. Ее сотрудники доставляют в республику продовольственную помощь и строительные материалы. Для многих тысяч жителей Чечни и, главным образом, Грозного продовольственная помощь - едва ли не единственный источник существования. О ситуации в республике я беседовал с координатором "Человека в беде" Йозефом Поздерко, недавно вернувшимся из Грозного в Прагу.
- Я помню самое начало войны, чеченцы как-то рассчитывают на то, что установится некий, может быть не очень комфортный, но порядок. Сейчас, как вам кажется, изменились эти ощущения?
Йозеф Поздерко:
Мне кажется, что у людей эта надежда просто пропала. Я бывал в Грозном в начале 2000-го года и сейчас, в начале 2001-го года и, мне кажется, что ощущение между людьми, отношение к властям, надежда на то, что будут какие-то правила, уже пропали. Я думаю, это связано с тем, что сразу после войны люди думали, что будет какое-то восстановление, что будет работа, прекратится беспредел, который всегда связан с войной. Но сейчас, мне кажется, в связи с тем, что ничего не двигается, никаких ремонтов, помощи нет, что люди остаются без надежды.
Андрей Бабицкий:
А что местная власть, чеченская власть, она вообще не в состоянии что-либо делать?
Йозеф Поздерко:
Чеченские власти - очень слабые. Это еще связано с тем, что армия присутствует. Тогда все-таки, если есть хорошее решение, оно просто пропадает между интересами одной или другой стороны, родственниками. Мне кажется, что до сих пор никаких государственных решений, которые были порядочные, просто нет. Чечня сегодня для меня - это самый лучший пример того, что война это самый хороший бизнес. Армия стоит уже год на месте, на месте стоят новые, так называемые "новые чеченцы", которые связаны с новой администрацией, с русскими, и их интересы - это то, что решает и что на самом деле происходит в Чечне. Тогда, если есть решение, что армия должна уйти, тогда должно быть решение, что с этими солдатами сделать. Потому что они зарабатывают на постах, есть группы людей, чеченцев и русских, которые очень хорошие деньги зарабатывают на связи с нефтью.
Андрей Бабицкий:
Ну, а вот, на ваш взгляд, на взгляд человека, который находится в Чечне, но все-таки постороннего, какой был бы лучший выход из это ситуации: выводить войска, оставлять какие-то ограниченные контингенты, найти какие-то иные подходы к этой ситуации?
Йозеф Поздерко:
Мне кажется, что это в первую очередь не связано с тем, что нет решений. Если просто говорить, например, со Станиславом Ильясовым, он вам прекрасно скажет, что надо сделать, как делать, когда надо делать. Но проблема в том, что у него власти нет, что у нет возможностей действительно что-нибудь изменить, просто нет. Я вспоминаю, когда он нам говорил, что в первую очередь собирается потушить вот эти скважины, которые горят вокруг Грозного, что он хочет правительство перенести в Грозный и что он хочет полевые банки сделать. Но если сегодня мы смотрим - скважины горят, правительство сидит в Гудермесе, некоторые министерства, может быть, перешли, но все-таки, в основном, они сидят в Гудермесе. Я думаю, надо хотя бы объединить один центр, который имеет возможность решать эту проблему и шаг за шагом передвигаться из этого страшного беспредела, который сегодня действует.
Андрей Бабицкий:
Кому, на ваш взгляд, сегодня доверяют жители Чечни, с кем они связывают свое будущее?
Йозеф Поздерко:
Сложный вопрос. Если честно сказать - никому. Многие люди просто существуют день за днем, ищут какой-то выход из этого положения, в котором они находятся. Многие просто не имеют возможности идти обратно домой, потому что Грозный разрушен. Некоторые возвращаются, но все-таки опасаются за своих парней, которые пропадают, которых задерживают. Если честно сказать, у многих я заметил такое ощущение, что они чувствуют себя заложниками обеих сторон. Например, если солдаты уйдут, придут другие, с этим у нас опыт тоже есть, тогда этого мы не хотим. Если армия ушла бы, многие проблемы были бы решены, может быть. Но какие проблемы придут, лучше не говорить. Если людей спросить, кто ваш лидер, кого вы поддерживаете, одни говорят - Масхадов, вторые - Сайдулаев, третьи - Кадыров, четвертые - Путин. Просто никто ничего не знает, никто не хочет говорить. Потому что не могут представить себе, что сразу появится какой-то лидер действительно мощный, который решает вопросы. Никто ничего не решает, только вокруг себя.
Андрей Бабицкий:
Скажите, что-нибудь поменялось в поведении военных за прошедший год? Ситуация ухудшилась, улучшилась - или просто как-то изменилась?
Йозеф Поздерко:
Это напряженная атмосфера, которую мы чувствовали в начале 2000-го года, чуть пропала, отношение солдат более-менее изменилось, даже пропускают чуть лучше, чуть побыстрее. Но, в основном, блокпосты не снимают, проезд опять по бумагам, так как людей контролируют. Ничего серьезно не изменилось.
Андрей Бабицкий:
Раньше мне казалось, что большинство чеченцев все-таки не очень мыслят себе жизни вне в России. А сегодня я не вижу никакой возможности для Чечни на обозримую перспективу остаться в составе России. У вас какие чувства?
Йозеф Поздерко:
На этот вопрос мне сложно ответить. Но насколько я заметил, например, у наших сотрудников, у людей, которые с нами более-менее связаны, которые раздают на пунктах раздачи, если дошло до того, что мы сидели вечером и говорили о надежде на будущее, как планировать и что вам надо, всегда доходило до того, что люди сказали: нам все-таки придется какое-то время побыть русскими, как-нибудь успокоить все эти эмоции, которые здесь возникли, добиться какого-то самостоятельного положения и потом, может быть, шаг за шагом передвигаться вперед. Но на сегодняшний день нет другого выхода. Это чувство остаться в Российской Федерации, как-нибудь сделать что-то необходимое, чтобы восстановить Чечню хотя бы в каких-то рамках. Основной ремонт, восстановить какое-то правительство, найти какого-то лидера, человека, на которого возможно надеяться. Если, с моей точки зрения, говорить, я думаю, чеченцам надо найти такого лидера как Руслан Аушев, который просто сумеет сыграть эту игру, которую играет. Он за своих говорит, но в Москве у него всегда достаточно контактов, чтобы обойтись без войны.
Андрей Бабицкий:
В Чечне ежедневно идет кровавая охота. Роль жертвы принадлежит молодым чеченцам военноспособного возраста, за которыми ведут неотступную безжалостную охоту федеральные военнослужащие. Убийства молодых людей совершаются с изощренной жестокостью. По мнению сотрудника правозащитного общества "Мемориал" Усама Байсаева, у этой проблемы появляется отчетливое демографическое измерение.
Усам Байсаев: 26-го марта на 10-м участке в Октябрьском районе города Грозный были убиты братья Назировы. Случилось это во время очередной зачистки. Ахмед и Магомет Назировы были дома одни, и поэтому, когда к ним зашла соседка и сообщила, что на улице находятся российские военнослужащие, встревожились. Они приготовили паспорта и вышли на всякий случай во двор, однако, жизнь им это не спасло. Российские военнослужащие расстреляли их, а затем, положив рядом с ними оружие, засняли все это на видеокамеру. Свидетелем съемки и всего, что случилось дальше, стала сестра убитых, прибежавшая на звуки выстрелов. Военные не допустили ее во двор дома под угрозой применения оружия. Видели происходящее и соседи Назировых. С их слов стало известно, что убитые были потом погружены на бронетранспортер и увезены в комендатуру Октябрьского района. Когда оцепление вокруг населенного пункта было снято, родственники Ахмеда и Магомета Назировых поехали в комендатуру с намерением забрать трупы для захоронения. Но военные через посредников предложили выкупить их. При этом родственникам намекнули, что один из братьев все еще жив. Через день трупы были обнаружены на базе Министерства по чрезвычайным ситуациям в Грозном. А еще спустя неделю прокуратура города Грозный за подписью старшего следователя, юриста первого класса Михаила Кадыжева выдала матери убитых парней справку о том, что ее сыновья были найдены с признаками огнестрельных ранений. Она не согласилась с подобной трактовкой событий, происшедших на 10-м участке, и написала ответное заявление в прокуратуру. Было возбуждено уголовное дело. Однако надежд на объективное расследование родственникам Ахмеда и Магомета Назировых это не прибавило. 26-го марта, то есть в день их убийства, в вечерней новостной программе российского телевидения были показаны кадры видеосъемки, произведенной военными на месте происшествия. Из комментария к ним следовало, что убитые являются ваххабитами и уничтожены в результате специальной операции российских силовых структур. Крупным планом демонстрировалось оружие, которое якобы было найдено у братьев.
С осени прошлого года жить в Чечне стало намного опаснее, особенно молодым мужчинам. По мнению российских военных, каждый молодой чеченец является потенциальным боевиком, и поэтому они десятками отлавливаются в населенных пунктах во время так называемых "зачисток". Заключаются в непредусмотренные законодательством Российской Федерации места заключения, в том числе и в ямы на территории воинских частей. Подвергаются пыткам и избиениям. Часто после задержания молодые люди исчезают, а потом их трупы находят в больших и маленьких захоронениях. Жители Чечни привыкли к такого рода сообщениям и не удивляются тому обстоятельству, что любой из них может быть захвачен и продан его же родственникам, живым или мертвым. Но до сих пор вызывает у них недоумение жестокость, с которой российские военные и сотрудники иных силовых структур расправляются со своими жертвами. За последние полгода правозащитные организации описали сотни убийств на территории Чечни. Нами зафиксированы случаи, когда трупы были скальпированы, может быть даже при жизни людей. У некоторых погибших оказались отрезанными носы и уши, выколоты глаза, отрублены пальцы. Часть из них, как, например, найденные в феврале этого года в дачном поселке недалеко от Ханкалы, имели резаные раны шеи. К жестокости население Чечни оказалось не подготовлено. При опросах родственники погибших часто задавали нам вопрос, на который сами не могли найти логического ответа - почему военные глумятся над людьми, разве уже мало лишить их жизни? Там, где нет логики, всегда господствуют слухи. Слух о поставленной перед военными задаче об уничтожении чеченской молодежи, думается, из их числа. Хотя на практике, может и без формального приказа сверху, он и воплощается в жизнь. Еще один год такого военного беспредела на территории республики, и демографическая ситуация для чеченского народа может измениться бесповоротно.
Андрей Бабицкий:
В докладе Верховного комиссара ООН по правам человека, представленном на рассмотрение 57-й сессии комиссии ООН по правам человека в марте этого года, содержится собственные наблюдения сотрудников ООН, а также факты, собранные различными правозащитными организациями. Несмотря на внешне сдержанную тональность доклада, эксперты считают, что он демонстрирует непривычно жесткий подход в оценке действия России в Чечне.
Ирина Лагунина:
Специальный представитель ООН по предотвращению пыток направил российскому правительству запрос по 61-й жалобе, получил ответ относительно семи случаев. Специальный представитель ООН по предотвращению внесудебных массовых и произвольных убийств направил запрос по 98-ми индивидуальным случаям, ответ пришел по поводу трех жалоб. Третьего марта прошлого года эти два органа ООН совместно с представителями по предотвращению насилия против женщин, рабочей группы по предотвращению незаконных задержаний направили совместное обращение к российским властям касательно ситуации в Чечне и в особенности в фильтрационных лагерях. Ответа получено не было. Международные организации, работа которых, так или иначе, связана с Чечней, предоставили в комиссию ООН по правам человека следующую информацию. Европейский суд по правам человека заявляет, что на его рассмотрении находятся 90 дел, связанных с нарушением прав человека в Чечне. Из неправительственных организаций постоянную работу в Чечне ведут "Human Rights Watch", "Международная амнистия", "Врачи мира", общество "Мемориал". В докладах, представленных ООН, все они говорят о продолжающихся нарушениях прав человека в Чечне, о необходимости создать независимую следственную группу, о практике внесудебных арестов, массовых расстрелов и убийств гражданских жителей. Общество "Мемориал" считает, что самая серьезная проблема сейчас - исчезновение людей, задержанных российскими военными и милицией и отсутствие у военной и гражданской прокуратуры желание расследовать эти инциденты даже в том случае, когда есть свидетели и свидетельские показания. В связи с этим Верховный комиссар ООН по правам человека рекомендует провести широкое и независимое расследование всех преступлений, совершенных в Чечне. Даже несмотря на то, что какие-то юридические механизмы для расследования уже созданы, их вряд ли можно назвать независимыми, отмечается в докладе. Серьезное беспокойство вызывает и различие в количестве жалоб, поданных в органы охраны порядка и количестве возбужденных уголовных дел и расследований. Нарушения прав человека не должны оставаться безнаказанными - отмечается в докладе. Комиссар ООН выражает уверенность, что поездки представителей различных отделений комиссий ООН по правам человека в Чечню и соседние республики могут играть важную роль для защиты прав человека в Чечне. В связи с этим важно, чтобы российские власти продлили приглашение делегациям ООН - говорится в докладе.
Андрей Бабицкий:
Трагические события двух минувших войн не стираются из памяти. Массовый расстрел жителей селения Алды на окраине Грозного в феврале 99-го года. Свидетельства очевидца.
Олег Кусов:
Среди знаковых событий второй военной кампании в Чечне часто называют спецоперацию в Новых Алдах. Она прошла в начале февраля 2000-го года, у многих чеченцев в эти дни окончательно исчезли сомнения в том, что все они, независимо от убеждений, записаны в противники, которых необходимо уничтожать по законам военного времени, без суда и следствия. Только что освобожденные от основных отрядов чеченского сопротивления Грозный и его окрестности подвергались тщательным зачисткам. Город лежал в развалинах, но многие из уцелевших жителей воспринимались военными как остатки сопротивления. Жительница Новых Алдов Асет Чадаева - наиболее информированная из живых оставшихся свидетелей. Медицинская сестра из местной больницы, после зачистки она оказывала помощь людям в их домах. Короткую беседу с Асет я записал в московском бюро Радио Свобода.
Асет Чадаева:
После всех этих бомбежек у меня никаких иллюзий не было, что они зайдут и будут просто так вежливо проверять паспорта, потому что настрой был такой, что буквально не было никаких различий - мирный чеченец, боевик-чеченец или какой-то нейтральной позиции. Мы были все одинаковы. Тот же самый Басаев и я были в одном положении. Они заходили, в упор расстреливали моих больных, они в упор расстреливали стариков 70-летних. Это абсолютно, сходу они начали расстреливать мирное население, начали поджигать дома. С самого начала, как я услышала, что боевики покинули город, я поняла, что теперь мы абсолютно беззащитны.
Олег Кусов:
Как говорит Асет, откровенна она сегодня с журналистами в силу нескольких причин - в тот день гибли ее родственники и знакомые. Молчать сегодня ей уже нет смысла, к тому же и не говорить об этом ей нельзя. После трагической зачистки в Новые Алды приехала комиссия, сплошь состоящая из военных. Один из офицеров записывал показания Асет на портативную видеокамеру, якобы для следствия. Но через несколько дней эту видеозапись показал один из российских общенациональных каналов.
- Вот, на ваш взгляд, это была спонтанная спецоперация или она планировалась заранее?
Асет Чадаева:
Это заранее спланированная акция была. Потому что они прекрасно были информированы о расположении этого поселка, у них были какие-то карты. Они даже знали, когда проверяли паспорта, я же с ними несколько часов общалась, буквально за каждый паспорт боролась, за каждого мужчину, это была заранее спланированная акция, не спонтанная, не стихийная пьяная толпа хлынула в поселок, а так равномерно, планомерно зашли со всех сторон. У них было определенное время, у них была рация, связь между собой. Создалось такое впечатление, что у них какой-то приказ. И действительно, командир сказал - у меня приказ сравнять этот поселок с землей, чтобы ни одна мышь отсюда не выскочила. Когда я с ним начала говорить о том, чтобы старики, женщины, это зона беженцев - действительно, этот поселок был зоной беженцев, негласно. Боевики заходили, приносили свои трупы, но непосредственно никаких укреплений, боевых позиций там не было. И они обходили, потому что там было очень большое количество женщин и детей. Эти женщины пошли к ним и сказали: тут очень много мирного населения, вы не заходите сюда, потому что начнут бомбить. Они не заходили, но нас все равно бомбили.
Олег Кусов:
Но ведь в итоге все равно поселок не был уничтожен, с землей не сравняли?
Асет Чадаева:
Полпоселка было сожжено, очень много людей было убито, и я не знаю, что их удержало, но они ушли оттуда. Потом уже нас не выпускали в течение месяца из поселка и не впускали. Снайпер отстреливал тех, кто хотел выйти из поселка. Можно я расскажу про один эпизод? Я эту семью знала три-четыре месяца, вдова, ей 51 год исполнился в тот день 5-го февраля. И она с 9-летней девочкой своей находилась в подвале. И когда они стали заходить, с ними еще были трое мужчин предпенсионного возраста, эта женщина вышла первая, и девочка видела, как в ее мать стрелял солдат, огромного роста солдат. И она говорит: ее подбросило, и вся стена была буквально в крови. Когда я зашла в этот дом, я увидела лежит эта Кейпа, пожилая женщина, я ее поднимаю, она у меня разваливается на куски. Буквально разрезана таким ручным пулеметом. И тут же рядом лежат трупы, разорванная голова буквально, мозги рядом, а третий мужчина горит в доме. А эта девочка катается по земле и хохочет, у нее истерика дикая, и она на русском и на чеченском кричит: "Мою маму убили, ей 51 год, у нее день рождения сегодня был". Брат забрал ее к нам домой, я уколола ее транквилизатором, они девять суток не могла без уколов заснуть. Она сама подходила вечером и просила: Асет, сделай мне укол, я не могу заснуть. Днем, вечером она нормально себя ведет, а утром, как только просыпается, она подходит к моему брату и говорит: Тимур, убей всех русских. Не просто всех солдат, а - "убей всех русских", - она говорит. Российская власть так всех мужчин в бандиты записала. Этот человек, буквально у него руки опускались, когда он видел этого ребенка, которого российская власть "освободила" от детства, от будущего, от матери.
Олег Кусов:
Комиссия приехала в Новые Алды тогда, когда слухи о трагедии распространились за пределы Чечни. Но уже в то время было ясно, что военные юристы далеки от непредвзятости. К тому же многие из них ссылались на то, что погибшие чеченцы давно захоронены, и установить причины их гибели невозможно.
Асет Чадаева:
Эти трупы, которых я не хотела хоронить, мы решили, чтобы до какой-то комиссии показать. Потому что чеченцы очень быстро хоронят свои трупы, потом уже не доказать, что это действительно российскими солдатами они были убиты. Мы быстро так закапывали эти трупы. Этот русский офицер, оскорбляя меня нецензурными словами, кричал: ты видела город? Весь ваш город лежит в солдатских трупах. Ты видела моих солдат, сожженных по городу? А что я, я своих теплыми кусками хоронила, еще кровь не остывала, мы их обмываем и хороним.
Олег Кусов:
В дальнейшем следствие о спецоперации в Новых Алдах фактически было прекращено.
"За что я Хаттаба уважаю - за его правду. Он никогда, понимаете, после боя он никогда не врет..."
Рубрика "Не должные параллели". Два имама. Того Шамиля призвал чеченский мехкел, он пользовался среди чеченцев непререкаемым авторитетом. Этого Шамиля никто не звал в Дагестан и он был изгнан оттуда самым бесславным образом. Если бы не последовавшая кровь, то его поход так бы и остался плохой опереттой.
Массовый расстрел в Алдах - свидетельства очевидца.
"А эта девочка катается по земле и хохочет, у нее истерика дикая, она по-русски и по-чеченски кричит: "Мою маму убили, ей 51 год, у нее день рождения сегодня было..."
Одно из непременных условий партизанской войны - поддержка, которую тайно или явно оказывает движению сопротивления население. Как относятся мирные чеченцы к своим воюющим соотечественникам? Об этом репортаж корреспондента Радио Свобода на Северном Кавказе Юрий Багрова.
Юрий Багров:
Затянувшаяся военная кампания в Чеченской республике изменила отношение жителей к своим бывшим лидерам, нынче - полевым командирам. Раньше их обвиняли в развязывании войны, в гибели близких, в отсутствии порядка в довоенной Чечне. Казалось, авторитет потерян навсегда. В течение года ситуация сильно изменилась. Командиры вооруженного сопротивления в очередной раз стали защитниками народа. Об их подвигах ходят разнообразные слухи и анекдоты. А фразы, якобы произнесенные кем-нибудь из воюющих чеченцев, стали цитатами.
Причин для столь радикального изменения отношения у вынужденных переселенцев много. Это - затяжной характер войны, обнищание населения, но, главным образом, произвол российских военных, который фактически поднимает, как на дрожжах, вес чеченских военачальников. Вот мнения некоторых беженцев по этому поводу:
"Например, я скажу одно, я Басаева или еще кого-то, вот этих командиров я никогда за людей не считал. В моих понятиях они были бандиты. На сегодняшний день, пришедшая федеральная власть - по сравнению с этой властью, они оказались ангелами. И на сегодняшний день, когда я вижу по телевизору, слышу от родственников, что ни в чем неповинных людей убивают, издеваются, руки связывают, расстреливают, насилуют такие, как Буданов, забирают все. Я, например, радуюсь, что есть такие люди, как Басаев, если нет никакой власти, что на них есть такие люди, как Басаев, чтобы их убивать".
"Мы живем в пригороде Грозного, у нас стоит пост. И вот как стемнеет, на посту которые стоят российские войска, они входят в село, требуют водку, скот забирают, чуть ли не издеваются над людьми. Например, наши лидеры, по крайней мере, этого не делали. За три года у нас такого не было, чтобы они издевались над простыми людьми. Конечно, были случаи, когда воровали людей, издевались, голову резали, мы знаем с вами, но это, мне кажется, совместно разработанный план".
"Ни Хаттабу, ни Басаеву никогда чеченский народ не простит. В последнее время мирное население все больше и больше понимает, что вчерашние бандиты, которые перед этой войной занимались похищением людей и другими преступлениями, оказались намного гуманнее по сравнению с федералами, которые воруют в массовом порядке людей".
"До начала войны, конечно, весь народ не признавал ни Басаева, ни Радуева, никого, а вот сейчас, мне кажется, те ребята, которые воюют, они большинство вынуждены на это, спровоцированы".
Юрий Багров:
Чеченцы многое готовы простить своим героям. Три года жизни при президентстве Аслана Масхадова вспоминаются ими с ностальгией, несмотря на разгул преступности, общее обнищание и расцвет ваххабизма. По крайней мере, в воспоминаниях об этом времени у них сохранилось ощущение относительного мира. Нынешняя ситуация вообще выглядит несколько парадоксально. Нет прежней ненависти к ваххабитам, некоторые чеченцы готовы считать их чуть ли не единственными людьми, которые знают, как навести порядок. Не так давно Хаттаб был продажным наемником, воюющим за деньги, нынче же, цитирую одного из беженцев, "наиболее честный из полевых командиров".
"Как я к Хаттабу отношусь? Я не знаю. Я, например, до сих пор не слышал, чтобы Хаттаб кого-то изнасиловал или убил кого-то или где-то зачистку провел. На сегодняшний день я слышу про Будановых, про Шамановых, про Ивановых, Петровых, которые насилуют, убивают. Про Хаттаба я такое не слышал".
"За что я Хаттаба уважаю - за его правду. Он никогда, после боя он никогда не врет. Он всегда честно признает, сколько у него людей полегло, какие потери понесли с его стороны, приблизительно какие потери понесли с российской стороны. И он никогда не преувеличивал никакие свои действия. До войны даже были времена, эти три года, но его имя нигде не запачкано, что он где-то кого-то украл или за кого-то выкуп попросил. В Чечне такого не было. Он действительно как воин, он обучал ребят воевать".
Юрий Багров:
В сложившееся положение ни одна боевая операция, даже взятие Грозного, не принесла бы лидерам чеченского сопротивления подобную популярность среди сограждан. Сейчас они оказывают серьезное влияние на умы и настроение соотечественников. Однако чеченцы вообще неохотно говорят о своих партизанах, предпочитая разговоры на другие темы. Негативных оценок вслух никто не высказывает, похоже, боятся. В лучшем случае чеченцы стараются выдержать нейтральную позицию. "Нам когда-нибудь возвращаться домой, а кто будет стоять у власти - неизвестно", - сказала мне пожилая чеченка Зулай. Но, очевидно, несмотря на страх перед военным чеченским командованием, федеральную власть в республике отвергают большинство чеченцев. Из двух зол выбирают меньшее. Басаев, Хаттаб, Гилаев, Масхадов нынче - спасители нации. Говорит беженка из Грозного Яха Идиева.
Яха Идиева:
Постоянное ощущение опасности, беспредела со стороны военные настраивает население против них самих же. Если брать только Грозный, то там ежедневно находят более десяти трупов. Я не могу с уверенностью сказать, при каком режиме будет лучше - если придут боевики или останутся федералы. И от тех, и от тех - много бед. Но боевики не будут уничтожать свой народ, хотя именно они его и подставили. Я уверена, что боевики не будут издеваться над людьми в таких масштабах.
Юрий Багров:
Общий враг в лице федеральной власти в очередной раз сплотил расколотое чеченское общество. Девушки в лагерях вынужденных переселенцев пишут письма своим женихам, воюющим в отрядах ополчения. Полевая почта работает без перебоев. В поселении беженцев распространяется нелегальная литература. Несмотря на все лишения, чеченцы упрямо верят в то, что российская армия не задержится в республике надолго, и с ее выводом связывают надежды на будущее.
Андрей Бабицкий:
Психологически реакция людей абсолютно понятна и логична. Кошмар происходящего, многократно перекрывающий по крови и произволу хаос довоенной жизни при Масхадове, уже почти полностью стер из памяти и обесценил те претензии, которые чеченцы имели к собственным властям. Сегодняшняя ситуация дает новую легитимность Масхадову. Старую он, по моему глубокому убеждению, еще до начала войны утратил в результате абсолютного паралича власти в республике. Президент, чье бездействие явилось одной из причин нынешнего кровопролития, автоматически теряет полномочия на лидерство, переданное ему народом на выборах 97-го года. Но сейчас, возвращая симпатии воюющим соотечественникам, мирные чеченцы просто реализуют свое право на сопротивление, поскольку никаких легальных способов протеста, кроме вооруженной борьбы, им не оставлено. Крайне важно понять, что право называть себя президентом, лидером всех чеченцев, обустраивать их будущее - Масхадов утратил навсегда. Его нынешняя легитимность очень локальна. Он может считать себя лишь главным партизаном. Сам факт существования сопротивления уберегает людей от разрушительного чувства полной растоптанности, от необходимости признать себя не только побежденными, но и уничтоженными - как народ. Архаичный обычай кровной мести может стать единственным инструментом возмездия по необходимости, когда отсутствуют правоохранительные органы и судебная система. И в этом смысле Масхадову доверены сегодня частные функции полевого пристава и судьи, который, если и не способен обеспечить реальную защиту, то хотя бы может продемонстрировать жизнеспособность самой системы наказаний. Очевидно, что Чечне еще только предстоит определить свое будущее. Где она окажется - в России, в самой себе, в созвездии Кассиопеи? Сейчас не до этого, все силы уходят на то, чтобы выжить и сопротивляться унижению. Тем не менее, в текущем потоке событий формируются контуры грядущего. Специальный корреспондент Радио Свобода на Северном Кавказе Хасин Радуев считает, что реальность дает чеченцам крайне мало шансов сделать выбор в пользу России. История вопроса.
Хасин Радуев:
Сегодня, когда право чеченцев на участие в общественной жизни максимально ограничено, и люди элементарно пытаются выжить, говорить об их желании жить в составе России очень сложно. В свое время, десять лет назад, когда в Чечне стали разворачиваться события, которые условно можно назвать процессами национального самосознания чеченцев, некоторые политики настойчиво предлагали Джохару Дудаеву провести референдум с одним-единственным вопросом - хотите ли вы жить в составе Российской Федерации? Итоги такого опроса, по их мнению, могли бы лечь в основу правовой базы нового чеченского независимого государства, о создании которого было объявлено осенью 91-го года. Однако идея референдума по не совсем понятным причинам была отвергнута лидерами общенационального конгресса чеченского народа, пришедшими к власти на волне демократических преобразований в России. В центре Грозного в те дни собирались многотысячные митинги, которые, вероятно, должны были продемонстрировать, прежде всего, представителям российской политической элиты, приезжавшим на переговоры с Дудаевым, желание чеченцев жить в независимой стране. Как бы то ни было, абсолютное большинство чеченцев "на ура" приняли эту идею, хотя Дудаев не раз предупреждал их о том, что за свободу придется заплатить дорогую цену. С обретением независимости от федерального центра чеченцы связывали и надежду на свое экономическое благополучие. Тогда много говорилось о нефти, о том, что каждый житель республики получит чуть ли не свою долю от ее продажи. Но источником благосостояния для абсолютного большинства чеченцев стала не нефть, добыча которой за год снизилась в три раза, а новые экономические реалии. Чеченцы, в силу своего менталитета, без болезни вошли в новые рыночные отношения. Но все это кончилось в декабре 94-го года, когда российская армия начала военную операцию по так называемому "восстановлению конституционного порядка в Чеченской республике". Этому, как известно, предшествовали неудавшиеся попытки вооруженной оппозиции сменить Дудаева. Лидеры оппозиции откровенно заявляли, что они - против отделения Чечни от России. Именно этот лозунг и не был поддержан населением, хотя к осени 94-го года Джохар Дудаев имел далеко не такую поддержку в народе, как в момент своего прихода к власти. После окончания первой войны сторонников вхождения в состав Российской Федерации, кажется, и вовсе не осталось. Москва фактически признала независимость Чеченской республики и даже подписала с ней мирный договор, взяв на себя обязательства в дальнейшем, при решении спорных вопросов, не угрожать и не прибегать к силе. Но через три года началась новая чеченская война, названная на этот раз контртеррористической операцией. Но до этого в Чечне состоялись президентские выборы, организованные при участии ОБСЕ. В них приняло участие почти все взрослое население республики. Подавляющим большинством голосов выбрали Масхадова. Выбрали, в том числе, и потому, что с его именем люди связывали надежду на то, что война не повторится. В Москве кандидатура Масхадова не вызывала особых возражений, и это для многих людей имело немаловажное значение. Но именно во время президентских выборов бывшие полевые командиры, герои войны, затеяли спор, кому быть президентом. Затем начались баталии вокруг министерских портфелей, должностей префектов и так далее. У каждого известного и не очень известного полевого командира образовались свои вооруженные команды, многие из которых подкармливались за счет средств, полученных торговлей заложниками, продажей ворованной нефти, и которые к осени 99-го года стояли на грани междоусобной войны. Поэтому новая военная операция российских войск частью населения Чечни была воспринята как неизбежное наказание и, вместе с тем, с некоторой надеждой на то, что в республике будет наведен хоть какой-то порядок. Но они просчитались. Российская армия или российское государство, что для чеченцев одно и то же, повело себя как мститель. В любом населенном пункте Чечни вам расскажут десятки ужасных историй об издевательствах, грабежах и насилии, которым подвергается мирное население. Чечня превратилась в зону беззакония. Разрушены города и села, нищета, искалеченные войной и уставшие от безысходности люди. Практически нет ни одной семьи, которая не потеряла бы отца, брата, родственника. Российские военные, сосредоточив в своих руках всю полноту власти, лишили возможности гражданскую администрацию хоть как-то противостоять произволу человека с оружием. Гражданские институты власти в Чечне вроде бы существуют, но власть их фиктивна. И в этой ситуации говорить о том, что чеченцы приблизились к желанию влиться в многонациональную Россию, не приходится.
Андрей Бабицкий:
Очевидно, что чеченцы поставлены в условия, когда свободный выбор будущего невозможен. Однако есть безусловные точки, в которых, при сопоставлении прошлого и настоящего, дальнейший путь выглядит вполне очевидным.
Рубрика "Не должные параллели - имам Шамиль и Шамиль Басаев".
Имам Шамиль не просто проиграл сражение, покорился воле русского царя и сдался в плен, нет никаких сомнений, что человек такой силы духа принял бы смерть легко и спокойно, если полагал бы ее подвигом или обязанностью. Пленение Шамиля - это внешний план его внутренней капитуляции. Рубеж, обозначивший окончательное крушение идеи мусульманской теократии, которую он столько лет упорно строил. Его поздние, из калужской ссылки, уничижительные характеристики чеченцев как разбойников свидетельствуют о том, что главное поражение своей жизни он связывал не с пленением, а с вынужденной капитуляцией перед человеческим материалом, который он жестко и целенаправленно кроил по лекалам шариата. Этот человеческий материал - вольные чеченские общества - более двух тысячелетий подтачивавший безжалостно иерархию цивилизационного мусульманского проекта. Шамиль был не единственным, кто потерпел поражение в попытках обуздать горскую демократию, об нее разбились два цивилизационных потока - один с севера, в более широком смысле из Европы, другой с юга, из мусульманского мира. Сегодня Чечня вроде бы зажата теми же тисками, но это - внешнее сходство. В необязательной механической эволюции Басаева короткий путь от приверженности адату и старинной чеченской вольности до джихада и силы насаждаемого шариата, сведения о котором почерпнуты из дешевой брошюры для неофитов. Когда-то своим героем он считал соратника Шамиля Байсангура, который не сложил оружия и после пленения имама. Сегодня Басаев - амир маджалисуд шуры, верховного органа потенциальный карикатурной теократии для мусульман Чечни и Дагестана. Здесь все - фарс, стилизация в карликовых пропорциях. Того Шамиля призвал чеченский мехкел, он пользовался среди чеченцев непререкаемым авторитетом. Этого Шамиля никто не звал в Дагестан, и он был изгнан оттуда самым бесславным образом. Если бы не последовавшая кровь, то его поход так бы и остался плохой опереттой. Все - карикатура, кроме одного: для своих соотечественников Басаев, по факту, стал символом сопротивления, которое, в силу глубокой внутренней потребности. они обязаны оказывать произволу федеральных подразделений, пусть даже руками своих немногочисленных партизан. Ради этого на данном узком отрезке времени ему готовы простить самозвано присвоенную им роль другого имама, но только на этом отрезке. При всей нереальности таких планов, конечно же, Басаев хотел бы вернуться к соотечественникам в их умы не как партизанский командир, а как учитель жизни и политический лидер, как имам Чечни и Дагестана, которым он сам себя провозгласил в кругу совсем уж безвестных авантюристов. Но в этой точке органичное чеченское мироощущение, основанное на переживании жизни как вольного, никем не понуждаемого потока, должно легко, но вполне осознанно опрокинуть все попытки ложного имама загнать чеченцев в Прокрустово ложе примитивного и кровавого сектантства. Залог этой легкости - память о недавней беде и победа над великим имамом прошлого.
Чешская гуманитарная организация "Человек в беде" работает в Чечне уже вторую войну. Ее сотрудники доставляют в республику продовольственную помощь и строительные материалы. Для многих тысяч жителей Чечни и, главным образом, Грозного продовольственная помощь - едва ли не единственный источник существования. О ситуации в республике я беседовал с координатором "Человека в беде" Йозефом Поздерко, недавно вернувшимся из Грозного в Прагу.
- Я помню самое начало войны, чеченцы как-то рассчитывают на то, что установится некий, может быть не очень комфортный, но порядок. Сейчас, как вам кажется, изменились эти ощущения?
Йозеф Поздерко:
Мне кажется, что у людей эта надежда просто пропала. Я бывал в Грозном в начале 2000-го года и сейчас, в начале 2001-го года и, мне кажется, что ощущение между людьми, отношение к властям, надежда на то, что будут какие-то правила, уже пропали. Я думаю, это связано с тем, что сразу после войны люди думали, что будет какое-то восстановление, что будет работа, прекратится беспредел, который всегда связан с войной. Но сейчас, мне кажется, в связи с тем, что ничего не двигается, никаких ремонтов, помощи нет, что люди остаются без надежды.
Андрей Бабицкий:
А что местная власть, чеченская власть, она вообще не в состоянии что-либо делать?
Йозеф Поздерко:
Чеченские власти - очень слабые. Это еще связано с тем, что армия присутствует. Тогда все-таки, если есть хорошее решение, оно просто пропадает между интересами одной или другой стороны, родственниками. Мне кажется, что до сих пор никаких государственных решений, которые были порядочные, просто нет. Чечня сегодня для меня - это самый лучший пример того, что война это самый хороший бизнес. Армия стоит уже год на месте, на месте стоят новые, так называемые "новые чеченцы", которые связаны с новой администрацией, с русскими, и их интересы - это то, что решает и что на самом деле происходит в Чечне. Тогда, если есть решение, что армия должна уйти, тогда должно быть решение, что с этими солдатами сделать. Потому что они зарабатывают на постах, есть группы людей, чеченцев и русских, которые очень хорошие деньги зарабатывают на связи с нефтью.
Андрей Бабицкий:
Ну, а вот, на ваш взгляд, на взгляд человека, который находится в Чечне, но все-таки постороннего, какой был бы лучший выход из это ситуации: выводить войска, оставлять какие-то ограниченные контингенты, найти какие-то иные подходы к этой ситуации?
Йозеф Поздерко:
Мне кажется, что это в первую очередь не связано с тем, что нет решений. Если просто говорить, например, со Станиславом Ильясовым, он вам прекрасно скажет, что надо сделать, как делать, когда надо делать. Но проблема в том, что у него власти нет, что у нет возможностей действительно что-нибудь изменить, просто нет. Я вспоминаю, когда он нам говорил, что в первую очередь собирается потушить вот эти скважины, которые горят вокруг Грозного, что он хочет правительство перенести в Грозный и что он хочет полевые банки сделать. Но если сегодня мы смотрим - скважины горят, правительство сидит в Гудермесе, некоторые министерства, может быть, перешли, но все-таки, в основном, они сидят в Гудермесе. Я думаю, надо хотя бы объединить один центр, который имеет возможность решать эту проблему и шаг за шагом передвигаться из этого страшного беспредела, который сегодня действует.
Андрей Бабицкий:
Кому, на ваш взгляд, сегодня доверяют жители Чечни, с кем они связывают свое будущее?
Йозеф Поздерко:
Сложный вопрос. Если честно сказать - никому. Многие люди просто существуют день за днем, ищут какой-то выход из этого положения, в котором они находятся. Многие просто не имеют возможности идти обратно домой, потому что Грозный разрушен. Некоторые возвращаются, но все-таки опасаются за своих парней, которые пропадают, которых задерживают. Если честно сказать, у многих я заметил такое ощущение, что они чувствуют себя заложниками обеих сторон. Например, если солдаты уйдут, придут другие, с этим у нас опыт тоже есть, тогда этого мы не хотим. Если армия ушла бы, многие проблемы были бы решены, может быть. Но какие проблемы придут, лучше не говорить. Если людей спросить, кто ваш лидер, кого вы поддерживаете, одни говорят - Масхадов, вторые - Сайдулаев, третьи - Кадыров, четвертые - Путин. Просто никто ничего не знает, никто не хочет говорить. Потому что не могут представить себе, что сразу появится какой-то лидер действительно мощный, который решает вопросы. Никто ничего не решает, только вокруг себя.
Андрей Бабицкий:
Скажите, что-нибудь поменялось в поведении военных за прошедший год? Ситуация ухудшилась, улучшилась - или просто как-то изменилась?
Йозеф Поздерко:
Это напряженная атмосфера, которую мы чувствовали в начале 2000-го года, чуть пропала, отношение солдат более-менее изменилось, даже пропускают чуть лучше, чуть побыстрее. Но, в основном, блокпосты не снимают, проезд опять по бумагам, так как людей контролируют. Ничего серьезно не изменилось.
Андрей Бабицкий:
Раньше мне казалось, что большинство чеченцев все-таки не очень мыслят себе жизни вне в России. А сегодня я не вижу никакой возможности для Чечни на обозримую перспективу остаться в составе России. У вас какие чувства?
Йозеф Поздерко:
На этот вопрос мне сложно ответить. Но насколько я заметил, например, у наших сотрудников, у людей, которые с нами более-менее связаны, которые раздают на пунктах раздачи, если дошло до того, что мы сидели вечером и говорили о надежде на будущее, как планировать и что вам надо, всегда доходило до того, что люди сказали: нам все-таки придется какое-то время побыть русскими, как-нибудь успокоить все эти эмоции, которые здесь возникли, добиться какого-то самостоятельного положения и потом, может быть, шаг за шагом передвигаться вперед. Но на сегодняшний день нет другого выхода. Это чувство остаться в Российской Федерации, как-нибудь сделать что-то необходимое, чтобы восстановить Чечню хотя бы в каких-то рамках. Основной ремонт, восстановить какое-то правительство, найти какого-то лидера, человека, на которого возможно надеяться. Если, с моей точки зрения, говорить, я думаю, чеченцам надо найти такого лидера как Руслан Аушев, который просто сумеет сыграть эту игру, которую играет. Он за своих говорит, но в Москве у него всегда достаточно контактов, чтобы обойтись без войны.
Андрей Бабицкий:
В Чечне ежедневно идет кровавая охота. Роль жертвы принадлежит молодым чеченцам военноспособного возраста, за которыми ведут неотступную безжалостную охоту федеральные военнослужащие. Убийства молодых людей совершаются с изощренной жестокостью. По мнению сотрудника правозащитного общества "Мемориал" Усама Байсаева, у этой проблемы появляется отчетливое демографическое измерение.
Усам Байсаев: 26-го марта на 10-м участке в Октябрьском районе города Грозный были убиты братья Назировы. Случилось это во время очередной зачистки. Ахмед и Магомет Назировы были дома одни, и поэтому, когда к ним зашла соседка и сообщила, что на улице находятся российские военнослужащие, встревожились. Они приготовили паспорта и вышли на всякий случай во двор, однако, жизнь им это не спасло. Российские военнослужащие расстреляли их, а затем, положив рядом с ними оружие, засняли все это на видеокамеру. Свидетелем съемки и всего, что случилось дальше, стала сестра убитых, прибежавшая на звуки выстрелов. Военные не допустили ее во двор дома под угрозой применения оружия. Видели происходящее и соседи Назировых. С их слов стало известно, что убитые были потом погружены на бронетранспортер и увезены в комендатуру Октябрьского района. Когда оцепление вокруг населенного пункта было снято, родственники Ахмеда и Магомета Назировых поехали в комендатуру с намерением забрать трупы для захоронения. Но военные через посредников предложили выкупить их. При этом родственникам намекнули, что один из братьев все еще жив. Через день трупы были обнаружены на базе Министерства по чрезвычайным ситуациям в Грозном. А еще спустя неделю прокуратура города Грозный за подписью старшего следователя, юриста первого класса Михаила Кадыжева выдала матери убитых парней справку о том, что ее сыновья были найдены с признаками огнестрельных ранений. Она не согласилась с подобной трактовкой событий, происшедших на 10-м участке, и написала ответное заявление в прокуратуру. Было возбуждено уголовное дело. Однако надежд на объективное расследование родственникам Ахмеда и Магомета Назировых это не прибавило. 26-го марта, то есть в день их убийства, в вечерней новостной программе российского телевидения были показаны кадры видеосъемки, произведенной военными на месте происшествия. Из комментария к ним следовало, что убитые являются ваххабитами и уничтожены в результате специальной операции российских силовых структур. Крупным планом демонстрировалось оружие, которое якобы было найдено у братьев.
С осени прошлого года жить в Чечне стало намного опаснее, особенно молодым мужчинам. По мнению российских военных, каждый молодой чеченец является потенциальным боевиком, и поэтому они десятками отлавливаются в населенных пунктах во время так называемых "зачисток". Заключаются в непредусмотренные законодательством Российской Федерации места заключения, в том числе и в ямы на территории воинских частей. Подвергаются пыткам и избиениям. Часто после задержания молодые люди исчезают, а потом их трупы находят в больших и маленьких захоронениях. Жители Чечни привыкли к такого рода сообщениям и не удивляются тому обстоятельству, что любой из них может быть захвачен и продан его же родственникам, живым или мертвым. Но до сих пор вызывает у них недоумение жестокость, с которой российские военные и сотрудники иных силовых структур расправляются со своими жертвами. За последние полгода правозащитные организации описали сотни убийств на территории Чечни. Нами зафиксированы случаи, когда трупы были скальпированы, может быть даже при жизни людей. У некоторых погибших оказались отрезанными носы и уши, выколоты глаза, отрублены пальцы. Часть из них, как, например, найденные в феврале этого года в дачном поселке недалеко от Ханкалы, имели резаные раны шеи. К жестокости население Чечни оказалось не подготовлено. При опросах родственники погибших часто задавали нам вопрос, на который сами не могли найти логического ответа - почему военные глумятся над людьми, разве уже мало лишить их жизни? Там, где нет логики, всегда господствуют слухи. Слух о поставленной перед военными задаче об уничтожении чеченской молодежи, думается, из их числа. Хотя на практике, может и без формального приказа сверху, он и воплощается в жизнь. Еще один год такого военного беспредела на территории республики, и демографическая ситуация для чеченского народа может измениться бесповоротно.
Андрей Бабицкий:
В докладе Верховного комиссара ООН по правам человека, представленном на рассмотрение 57-й сессии комиссии ООН по правам человека в марте этого года, содержится собственные наблюдения сотрудников ООН, а также факты, собранные различными правозащитными организациями. Несмотря на внешне сдержанную тональность доклада, эксперты считают, что он демонстрирует непривычно жесткий подход в оценке действия России в Чечне.
Ирина Лагунина:
Специальный представитель ООН по предотвращению пыток направил российскому правительству запрос по 61-й жалобе, получил ответ относительно семи случаев. Специальный представитель ООН по предотвращению внесудебных массовых и произвольных убийств направил запрос по 98-ми индивидуальным случаям, ответ пришел по поводу трех жалоб. Третьего марта прошлого года эти два органа ООН совместно с представителями по предотвращению насилия против женщин, рабочей группы по предотвращению незаконных задержаний направили совместное обращение к российским властям касательно ситуации в Чечне и в особенности в фильтрационных лагерях. Ответа получено не было. Международные организации, работа которых, так или иначе, связана с Чечней, предоставили в комиссию ООН по правам человека следующую информацию. Европейский суд по правам человека заявляет, что на его рассмотрении находятся 90 дел, связанных с нарушением прав человека в Чечне. Из неправительственных организаций постоянную работу в Чечне ведут "Human Rights Watch", "Международная амнистия", "Врачи мира", общество "Мемориал". В докладах, представленных ООН, все они говорят о продолжающихся нарушениях прав человека в Чечне, о необходимости создать независимую следственную группу, о практике внесудебных арестов, массовых расстрелов и убийств гражданских жителей. Общество "Мемориал" считает, что самая серьезная проблема сейчас - исчезновение людей, задержанных российскими военными и милицией и отсутствие у военной и гражданской прокуратуры желание расследовать эти инциденты даже в том случае, когда есть свидетели и свидетельские показания. В связи с этим Верховный комиссар ООН по правам человека рекомендует провести широкое и независимое расследование всех преступлений, совершенных в Чечне. Даже несмотря на то, что какие-то юридические механизмы для расследования уже созданы, их вряд ли можно назвать независимыми, отмечается в докладе. Серьезное беспокойство вызывает и различие в количестве жалоб, поданных в органы охраны порядка и количестве возбужденных уголовных дел и расследований. Нарушения прав человека не должны оставаться безнаказанными - отмечается в докладе. Комиссар ООН выражает уверенность, что поездки представителей различных отделений комиссий ООН по правам человека в Чечню и соседние республики могут играть важную роль для защиты прав человека в Чечне. В связи с этим важно, чтобы российские власти продлили приглашение делегациям ООН - говорится в докладе.
Андрей Бабицкий:
Трагические события двух минувших войн не стираются из памяти. Массовый расстрел жителей селения Алды на окраине Грозного в феврале 99-го года. Свидетельства очевидца.
Олег Кусов:
Среди знаковых событий второй военной кампании в Чечне часто называют спецоперацию в Новых Алдах. Она прошла в начале февраля 2000-го года, у многих чеченцев в эти дни окончательно исчезли сомнения в том, что все они, независимо от убеждений, записаны в противники, которых необходимо уничтожать по законам военного времени, без суда и следствия. Только что освобожденные от основных отрядов чеченского сопротивления Грозный и его окрестности подвергались тщательным зачисткам. Город лежал в развалинах, но многие из уцелевших жителей воспринимались военными как остатки сопротивления. Жительница Новых Алдов Асет Чадаева - наиболее информированная из живых оставшихся свидетелей. Медицинская сестра из местной больницы, после зачистки она оказывала помощь людям в их домах. Короткую беседу с Асет я записал в московском бюро Радио Свобода.
Асет Чадаева:
После всех этих бомбежек у меня никаких иллюзий не было, что они зайдут и будут просто так вежливо проверять паспорта, потому что настрой был такой, что буквально не было никаких различий - мирный чеченец, боевик-чеченец или какой-то нейтральной позиции. Мы были все одинаковы. Тот же самый Басаев и я были в одном положении. Они заходили, в упор расстреливали моих больных, они в упор расстреливали стариков 70-летних. Это абсолютно, сходу они начали расстреливать мирное население, начали поджигать дома. С самого начала, как я услышала, что боевики покинули город, я поняла, что теперь мы абсолютно беззащитны.
Олег Кусов:
Как говорит Асет, откровенна она сегодня с журналистами в силу нескольких причин - в тот день гибли ее родственники и знакомые. Молчать сегодня ей уже нет смысла, к тому же и не говорить об этом ей нельзя. После трагической зачистки в Новые Алды приехала комиссия, сплошь состоящая из военных. Один из офицеров записывал показания Асет на портативную видеокамеру, якобы для следствия. Но через несколько дней эту видеозапись показал один из российских общенациональных каналов.
- Вот, на ваш взгляд, это была спонтанная спецоперация или она планировалась заранее?
Асет Чадаева:
Это заранее спланированная акция была. Потому что они прекрасно были информированы о расположении этого поселка, у них были какие-то карты. Они даже знали, когда проверяли паспорта, я же с ними несколько часов общалась, буквально за каждый паспорт боролась, за каждого мужчину, это была заранее спланированная акция, не спонтанная, не стихийная пьяная толпа хлынула в поселок, а так равномерно, планомерно зашли со всех сторон. У них было определенное время, у них была рация, связь между собой. Создалось такое впечатление, что у них какой-то приказ. И действительно, командир сказал - у меня приказ сравнять этот поселок с землей, чтобы ни одна мышь отсюда не выскочила. Когда я с ним начала говорить о том, чтобы старики, женщины, это зона беженцев - действительно, этот поселок был зоной беженцев, негласно. Боевики заходили, приносили свои трупы, но непосредственно никаких укреплений, боевых позиций там не было. И они обходили, потому что там было очень большое количество женщин и детей. Эти женщины пошли к ним и сказали: тут очень много мирного населения, вы не заходите сюда, потому что начнут бомбить. Они не заходили, но нас все равно бомбили.
Олег Кусов:
Но ведь в итоге все равно поселок не был уничтожен, с землей не сравняли?
Асет Чадаева:
Полпоселка было сожжено, очень много людей было убито, и я не знаю, что их удержало, но они ушли оттуда. Потом уже нас не выпускали в течение месяца из поселка и не впускали. Снайпер отстреливал тех, кто хотел выйти из поселка. Можно я расскажу про один эпизод? Я эту семью знала три-четыре месяца, вдова, ей 51 год исполнился в тот день 5-го февраля. И она с 9-летней девочкой своей находилась в подвале. И когда они стали заходить, с ними еще были трое мужчин предпенсионного возраста, эта женщина вышла первая, и девочка видела, как в ее мать стрелял солдат, огромного роста солдат. И она говорит: ее подбросило, и вся стена была буквально в крови. Когда я зашла в этот дом, я увидела лежит эта Кейпа, пожилая женщина, я ее поднимаю, она у меня разваливается на куски. Буквально разрезана таким ручным пулеметом. И тут же рядом лежат трупы, разорванная голова буквально, мозги рядом, а третий мужчина горит в доме. А эта девочка катается по земле и хохочет, у нее истерика дикая, и она на русском и на чеченском кричит: "Мою маму убили, ей 51 год, у нее день рождения сегодня был". Брат забрал ее к нам домой, я уколола ее транквилизатором, они девять суток не могла без уколов заснуть. Она сама подходила вечером и просила: Асет, сделай мне укол, я не могу заснуть. Днем, вечером она нормально себя ведет, а утром, как только просыпается, она подходит к моему брату и говорит: Тимур, убей всех русских. Не просто всех солдат, а - "убей всех русских", - она говорит. Российская власть так всех мужчин в бандиты записала. Этот человек, буквально у него руки опускались, когда он видел этого ребенка, которого российская власть "освободила" от детства, от будущего, от матери.
Олег Кусов:
Комиссия приехала в Новые Алды тогда, когда слухи о трагедии распространились за пределы Чечни. Но уже в то время было ясно, что военные юристы далеки от непредвзятости. К тому же многие из них ссылались на то, что погибшие чеченцы давно захоронены, и установить причины их гибели невозможно.
Асет Чадаева:
Эти трупы, которых я не хотела хоронить, мы решили, чтобы до какой-то комиссии показать. Потому что чеченцы очень быстро хоронят свои трупы, потом уже не доказать, что это действительно российскими солдатами они были убиты. Мы быстро так закапывали эти трупы. Этот русский офицер, оскорбляя меня нецензурными словами, кричал: ты видела город? Весь ваш город лежит в солдатских трупах. Ты видела моих солдат, сожженных по городу? А что я, я своих теплыми кусками хоронила, еще кровь не остывала, мы их обмываем и хороним.
Олег Кусов:
В дальнейшем следствие о спецоперации в Новых Алдах фактически было прекращено.
