В программе участвуют: главный редактор журнала "Центральная Азия и Кавказ" Мурад Эссенов, ректор Исламского университета, который недавно открылся в Москве, Марат Муртазин, вице-президент Центра ближневосточных исследований, базирующегося в Киеве, Александр Богомолов, доцент Грозненского университета, философ Фатима Албакова и узбекский оппозиционер Анвар Усманов.
Тенгиз Гудава:
Большинство мировых конфликтов, с которыми человечество ныне вступает в третье тысячелетие нашей эры связаны с исламским фактором. Израильско-арабский конфликт на Ближнем Востоке, исламская революция в Иране, поддержка терроризма Ливией и Ираком, пакистанско-индийское ядерное соперничество и военные столкновения в Кашмире, война в Афганистане и торжество "Талибана", феномен Усамы Бен-Ладена, резня в Алжире и теракты в Париже, чеченские войны, ваххабизм на Северном Кавказе и в Ферганской долине Узбекистана - вот неполный перечень политических потрясений, в которых сквозит феномен пробуждения радикального ислама.
Ислам и государство - тема безбрежная, мы поговорим о некоторых ее аспектах.
В чем причина появления в конце 2-го тысячелетия на свет этого феномена -"исламского радикализма"? Говорит главный редактор журнала "Центральная Азия и Кавказ" Мурад Эссенов:
Мурад Эссенов:
Известно, что население индустриально развитых стран Запада составляет 20 процентов населения земного шара. В то же время оно употребляет 80 процентов производимых материальных благ. Население Востока, куда, в основном, и входят мусульманские страны, имея 80 процентов населения земного шара, употребляет только 20 процентов производимых материальных благ. Такая диспропорция создает у них чувство ущемленности, и у них появляется агрессивность. Эту агрессивность они направляют, прежде всего, против развитых стран. На мой взгляд, это первая причина. Вторая причина - чисто политическая. Есть исламское государство. В исламских государствах все сферы жизнедеятельности регулируются исламскими нормами. Раз так, то ислам, как религия, становится уже политическим фактором. Когда та или иная религия, независимо от того, ислам это, или христианство, или буддизм, начинает играть политическую роль, это всегда чревато большими конфликтами.
Тенгиз Гудава:
Ректор Исламского университета, который недавно открылся в Москве, Марат Муртазин, тоже выделяет экономический аспект в активизации исламского радикализма, но иной:
Марат Муртазин:
Я думаю, это всегда связано с какими-то экономическими моментами. Тот экономический ум, который был в арабских странах, нефтедобывающих странах, он, естественно, нашел проявление в таких, будем говорить, тенденциях к установлению своих интересов, проявлению своих интересов и влияния в целом в мире.
Тенгиз Гудава:
По мнению вице-президента Центра ближневосточных исследований, базирующегося в Киеве - Александра Богомолова, "беспрецедентный всплеск интереса СМИ к исламу в последнее время объясняется причиной сугубо негативного характера - деятельностью экстремистов".
Александр Богомолов:
Я считаю приоритетным кризис различных социальных проектов, которые осуществлялись в арабских странах, прежде всего, в ведущих арабских странах, я бы назвал, прежде всего, Египет. Можно сказать, что в значительной степени провалился арабский национализм. В значительной степени провалился проект различных форм социализма с арабским акцентом, в частности, "насеризма". Это, а также неуспешные действия арабских режимов в отношении Израиля в течение долгого периода, все это привело к кризису, на фоне этой кризисной ситуации рушатся многие идеологии, в частности, левые идеологии терпят крах в мире вообще, и в арабском мире, в частности. Все это приводит к тому, что происходит как бы переориентация, происходит исламизация политики или политизация ислама, это очень широкомасштабное явление, в котором, собственно радикализм, или даже терроризм, какие-то, скажем, экстремистские проявления представляют собой один из аспектов. Это как бы внешняя сторона, верхушка айсберга, наиболее очевидная для западного мира и для Восточной Европы, в том числе, но за этим следует видеть и весь айсберг. Процесс гораздо более сложный.
Тенгиз Гудава:
На Западе часто говорят о культурных (или "этнокультурных") корнях исламского радикализма. Разговор идет о том, что восточная культура порой аллергична к западному культурному влиянию, например, эмансипации женщин, гомосексуализму и так далее - и все это выливается в идеологию исламского общества, как альтернативы западному. Вообще-то, после краха советской альтернативы западному образу жизни, вполне логично предположить образование какой-то иной альтернативы... свято место пусто не бывает. Можно ли сказать, что это - реальная альтернатива западному менталитету? Говорит ректор Исламского университета Марат Муртазин.
Марат Муртазин:
Я не совсем согласен с тем, что ислам является альтернативой. Исторически известно, что на земном шаре существовали две крупные цивилизационные системы, либо по разные стороны границы, либо в пределах определенных государств, в частности, примером такого государства является Россия, где в течение полутора тысяч лети мусульмане и христиане мирно уживались. Сейчас мне бы очень не хотелось, и я думаю, что этого не хотят и все россияне, чтобы Россия стала ареной межрелигиозного столкновения, поскольку это, я думаю, губительно для цивилизации в целом.
Тенгиз Гудава:
И все-таки мне кажется, разговор идет не о столкновении религий, хотя такое, наверное, имеет и имело место в истории человечества, но в данной ситуации, все-таки, по-моему, это в большей мере столкновение идеологий. Я в данной ситуации рассматриваю ислам именно с идеологической точки зрения. И вы согласитесь, что есть конкретное воплощение такого идеологизированного ислама - это опыт шариатских судов в Чечне, или, вот, допустим феномен "Талибана", а также, допустим Бен-Ладена, который весьма категорически выражает свое мнение относительно западной цивилизации, весьма в жестких терминах. Как бы вы могли определить, что это за феномен, Усама Бен-Ладен?
Марат Муртазин:
Мусульмане сегодня, это один миллиард двести пятьдесят миллионов человек, и я думаю, что те примеры, которые вы привели, они составляют максимум сотни тысяч представителей ислама. По ним, по их действиям, по их взглядам, нельзя в целом определять образ такой великой мировой религии, как ислам. Есть другие примеры, просто сегодня идет, я бы сказал, целенаправленная кампания по созданию образа злого ислама, и я не отрицаю, что есть люди и организации, которые проповедуют эти идеи. Но нельзя же по одному человеку судить о семье в целом, или по какой-то группе людей судить о национальности или религии в целом. Для меня Усама Бен-Ладен это не пример мусульманина. Он просто человек, который занимается какими-то экстремистскими, террористическими действиями, я бы скорее вывел бы его из сферы ислама, если действительно это есть. Я не могу судить, поскольку объективно не имел возможности ознакомиться с его взглядами.
Тенгиз Гудава:
Это был Марат Муртазин, ректор Исламского университета. Редактор журнала "Центральная Азия и Кавказ" Мурад Эссенов считает необходимым выделить специфику постсоветских мусульманских республик:
Мурад Эссенов:
Если мы будем вести речь о странах Ближнего Востока, которые испокон веков жили в этой среде и никогда не меняли культурной ориентации, то для них исламская ориентация вполне приемлема. Но если мы будем вести речь о постсоветском пространстве, где и до революции существовал "народный ислам", а не тот традиционный ислам, который проповедуется в странах Ближнего Востока, а потом, после революции, пришлось, в основном, менять идеологические ориентиры, то вряд ли чистый ислам может служить реальной альтернативой западным ценностям.
Тенгиз Гудава:
Александр Богомолов отмечает общие черты левых и исламских идеологий:
Александр Богомолов:
И те, и другие имеют между собой нечто общее. В публикациях и книгах теоретиков радикального ислама, если взять например Сэйда Кудба и других, то мы находим часто общую с левыми лексику. Я обратил внимание, например, на совпадение некоторых ключевых терминов. Скажем, у Сэйда Кудба есть понятие о руководящей роли, нам очень хорошо знакомое по руководящей роли коммунистической партии. В случае Сэйда Кудба, это - руководящая роль исламской уммы, то есть исламской общины в мире. Действительно есть определенное родство и общая антизападная направленность. Кроме того, подтверждением связи между этими процессами, тем, что политизированный ислам начинает выполнять те функции, которые в исламском мире раньше выполняли левые идеологии, служит судьба некоторых ранее левых политических организаций, в частности, в Палестине. То же самое происходит с левыми мыслителями. Можно назвать целый ряд марксистов, которые ныне считаются фундаменталистами.
Тенгиз Гудава:
На днях стало известно, что Шамиль Басаев привел в дом вторую и третью жену. Все это по законам шариата. Мой вопрос ректору Марату Муртазину: как вы считаете, возможен ли синтез, или симбиоз шариата или западного права?
Марат Муртазин:
Вопрос не в синтезе. Это процесс строительства государства. Строительства законодательной системы, строительства какой-то системы права, которое, естественно, будет отличаться от французского, английского или американского права. Но в то же время, если представители государства, народа, живущего в государстве, выбирают для себя шариатское право, как приемлемое, то почему-то кто-то может им запрещать это?
Тенгиз Гудава:
Господин Муртазин, вопрос не о том, что это будут разные системы права, а в том, что это будут прямо противоречащие друг другу системы права. Допустим, в отношении женщин, дискриминация женщин с точки зрения западного права, в шариате это - норма.
Марат Муртазин:
Я с вами согласен, но ведь это же, в конце концов, люди сами выбирают, если женщинам нравится такой образ жизни, почему же нам будут запрещать жить так, как мы хотим. Если женщина хочет носить хиджаб и покрываться, хотя так в 17-м веке было во всей Европе и в России, то почему сегодня кто-то должен навязывать мини-юбки, и, простите, голые телеса. Я не считаю, что европейская система отношения к женщине и других вещей, что она более хорошая, чем мусульманская система.
Тенгиз Гудава:
Это мнение Марата Муртазина, Но вот спросим доцента Грозненского университета, философа, госпожу Фатиму Албакову: как она рассматривает роль женщины в исламском обществе: это дискриминация или привилегия?
Фатима Албакова:
Существование женщины в исламском обществе не может рассматриваться как дискриминационное или, наоборот, привилегированное. Она - женщина. Она - человек. Этот вопрос, я думаю, следует рассматривать в зависимости от того, какая система ценностей является приоритетной в обществе. В этом контексте следует рассматривать место женщины в обществе и ее роль. К примеру, в западноевропейском обществе, где на первый план выходят исключительно индивидуализированные ценности, женщина, независимо от ее психо-физиологических и биологических особенностей, это - стандартная индивидуальность, которая пользуется всеми исходящими отсюда общими благами, свободами, ограничениями, правами.
Тенгиз Гудава:
Скажите. Фатима, такое явление, как многоженство, как вы к нему относитесь?
Фатима Албакова:
Я, скажу честно, я отношусь к нему нормально, потому что я воспитана в такой же культуре, о которой идет речь, где адаты прекрасно уживаются и сосуществуют с исламскими культурными феноменами, такими как многоженство.
Тенгиз Гудава:
Насколько я понимаю, главным свидетельством возрождения радикального ислама или политизированного ислама, или "исламского фактора" в политике послужила Исламская революция в Иране 1979 года. И вот что примечательно: эта революция выглядит реакцией на активную вестернизацию Ирана шахским режимом. Потом был Афганистан, где советское вторжение спровоцировало исламизацию сопротивления и военизацию ислама. Иными словами, можно предположить такую схему: обычный, "народный" ислам экономически отсталых обществ превращается в исламский радикализм тогда и там, где и когда наблюдается искусственное (или насильственное!) вытеснение исламских начал, где наблюдается агрессия против ценностей ислама.
Говорит узбекский оппозиционер Анвар Усманов:
Анвар Усманов:
Весьма показательна история с Партией исламского возрождения Узбекистана. Эта партия родилась как всесоюзная партия в Москве. Затем она перешла на национальные квартиры. Возглавлял ее Абдулла Утаев, довольно умеренный исламский лидер. Требования у них были довольно умеренные, они не требовали исламской республики, они просто требовали свободы вероисповедания. Что же получилось в дальнейшем. Власти фактически разгромили эту партию. Абдулла Утаев исчез. Пять лет о нем нет никаких вестей. Очень многие лидеры и активисты этой партии также исчезли. Это, естественно, вызвало негативную реакцию верующих, особенно, активистов. Такое фронтальное наступление узбекского правительства на позиции довольно умеренных исламистов, я подчеркиваю, это не ваххабиты, это просто умеренные исламисты, которые требовали мизера, строительства мечетей, открытия воскресных религиозных школ и не более, преследование за религиозные убеждения и привело во многом к радикализации ислама. Конечно же, в ответ появились и исламские группы боевиков. Они были малочисленные. Вы помните, была такая религиозная организация "Адолат Намангани", Ферганская долина была наиболее религиозна, и в этом отношении, конечно, появилась ответная реакция. Тем не менее, узбекское правительство постоянно твердило: "Вы же видите, исламисты наступают, выбирайте - мы или они". Конечно же, западные страны, и Россия в том числе, в страхе перед тем, что эта исламская опасность объединится с Афганистаном и будет представлять определенную угрозу, естественно, закрывали глаза на многие вещи, происходящие в Узбекистане.
Тенгиз Гудава:
Политический ислам. Есть мнение, что ислам не признает деление на политику и религию и тесно переплетен со всеми аспектами общественной жизни, т.е. это самая житейская, самая идеологическая религия. Очень напоминает мне сегодняшний ваххабизм - движение левых эсеров вековой давности. Возможно крайности отойдут, но как большевизм в России, исламизм в ряде стран все-таки добьется победы. Или нет? Прогноз доцента Фатимы Албаковой:
Фатима Албакова:
Сразу скажу, что утвердиться на Кавказе, на Северном Кавказе ваххабизм имеет шанс. Особенно, при условии если политики и властные структуры сделают ставку на эту идеологию. Сегодня в определенной степени это очевидно. На мой взгляд, ревизионистское течение, каким изначально, исторически является ваххабизм - прежде, чем появиться и функционировать, предполагает наполненность общества религиозностью, насыщенность религиозной духовностью, как только эта насыщенность, наполненность состоялась, за этим следует как бы спад. Так вот ситуация спада в обществе и может предопределить возникновение ревизионистского религиозного течения, которое призвано либо очищать, либо возрождать веру. Поэтому, я предполагаю, что появление ваххабитов и их явно политизированная деятельность на Кавказе, это - не закономерное для Кавказа явление, а привнесенное. Сегодня была бы более естественной, нежели деятельность ваххабитов, тех, кто собирается, образно выражаясь, очистить от сорняков поле вместе с молодыми остатками будущего урожая - религиозного просвещения, более естественной была бы просвещенческая деятельность благочестивых устазов, учителей ислама..
Тенгиз Гудава:
Теперь - мнение вице-президента Института ближневосточных исследований Александра Богомолова:
Александр Богомолов:
Да, возможно, собственно, эти радикалы, они же и апеллируют к тому, что в Иране победил радикализм и создано государство - исламская республика. Это совершенно конкретное явление, другой вопрос, как дальше, какова будет дальнейшая судьба такого образования. Победа - да, победа возможна, должна сложиться такая, как Ленин говорил, "революционная ситуация", и она возможна во многих точках исламского мира. Что будет дальше - это другой вопрос. Есть одно свойство, которое отмечают многие, в том числе и арабские наблюдатели - отсутствие у исламских радикалов реальных позитивных программ.
Тенгиз Гудава:
Интересную деталь подметил Александр Богомолов в статье "Политический ислам", опубликованной в очередном номере журнала "Новости Центральной Азии и Кавказа".
"Необходимо помнить - пишет Александр Богомолов, - что каковы бы ни были методы (введения шариата) - терроризм и так далее, - люди участвующие в этом процессе - верующие".
Так вот, есть старая истина: с верой состязаться может только вера.
Тенгиз Гудава:
Большинство мировых конфликтов, с которыми человечество ныне вступает в третье тысячелетие нашей эры связаны с исламским фактором. Израильско-арабский конфликт на Ближнем Востоке, исламская революция в Иране, поддержка терроризма Ливией и Ираком, пакистанско-индийское ядерное соперничество и военные столкновения в Кашмире, война в Афганистане и торжество "Талибана", феномен Усамы Бен-Ладена, резня в Алжире и теракты в Париже, чеченские войны, ваххабизм на Северном Кавказе и в Ферганской долине Узбекистана - вот неполный перечень политических потрясений, в которых сквозит феномен пробуждения радикального ислама.
Ислам и государство - тема безбрежная, мы поговорим о некоторых ее аспектах.
В чем причина появления в конце 2-го тысячелетия на свет этого феномена -"исламского радикализма"? Говорит главный редактор журнала "Центральная Азия и Кавказ" Мурад Эссенов:
Мурад Эссенов:
Известно, что население индустриально развитых стран Запада составляет 20 процентов населения земного шара. В то же время оно употребляет 80 процентов производимых материальных благ. Население Востока, куда, в основном, и входят мусульманские страны, имея 80 процентов населения земного шара, употребляет только 20 процентов производимых материальных благ. Такая диспропорция создает у них чувство ущемленности, и у них появляется агрессивность. Эту агрессивность они направляют, прежде всего, против развитых стран. На мой взгляд, это первая причина. Вторая причина - чисто политическая. Есть исламское государство. В исламских государствах все сферы жизнедеятельности регулируются исламскими нормами. Раз так, то ислам, как религия, становится уже политическим фактором. Когда та или иная религия, независимо от того, ислам это, или христианство, или буддизм, начинает играть политическую роль, это всегда чревато большими конфликтами.
Тенгиз Гудава:
Ректор Исламского университета, который недавно открылся в Москве, Марат Муртазин, тоже выделяет экономический аспект в активизации исламского радикализма, но иной:
Марат Муртазин:
Я думаю, это всегда связано с какими-то экономическими моментами. Тот экономический ум, который был в арабских странах, нефтедобывающих странах, он, естественно, нашел проявление в таких, будем говорить, тенденциях к установлению своих интересов, проявлению своих интересов и влияния в целом в мире.
Тенгиз Гудава:
По мнению вице-президента Центра ближневосточных исследований, базирующегося в Киеве - Александра Богомолова, "беспрецедентный всплеск интереса СМИ к исламу в последнее время объясняется причиной сугубо негативного характера - деятельностью экстремистов".
Александр Богомолов:
Я считаю приоритетным кризис различных социальных проектов, которые осуществлялись в арабских странах, прежде всего, в ведущих арабских странах, я бы назвал, прежде всего, Египет. Можно сказать, что в значительной степени провалился арабский национализм. В значительной степени провалился проект различных форм социализма с арабским акцентом, в частности, "насеризма". Это, а также неуспешные действия арабских режимов в отношении Израиля в течение долгого периода, все это привело к кризису, на фоне этой кризисной ситуации рушатся многие идеологии, в частности, левые идеологии терпят крах в мире вообще, и в арабском мире, в частности. Все это приводит к тому, что происходит как бы переориентация, происходит исламизация политики или политизация ислама, это очень широкомасштабное явление, в котором, собственно радикализм, или даже терроризм, какие-то, скажем, экстремистские проявления представляют собой один из аспектов. Это как бы внешняя сторона, верхушка айсберга, наиболее очевидная для западного мира и для Восточной Европы, в том числе, но за этим следует видеть и весь айсберг. Процесс гораздо более сложный.
Тенгиз Гудава:
На Западе часто говорят о культурных (или "этнокультурных") корнях исламского радикализма. Разговор идет о том, что восточная культура порой аллергична к западному культурному влиянию, например, эмансипации женщин, гомосексуализму и так далее - и все это выливается в идеологию исламского общества, как альтернативы западному. Вообще-то, после краха советской альтернативы западному образу жизни, вполне логично предположить образование какой-то иной альтернативы... свято место пусто не бывает. Можно ли сказать, что это - реальная альтернатива западному менталитету? Говорит ректор Исламского университета Марат Муртазин.
Марат Муртазин:
Я не совсем согласен с тем, что ислам является альтернативой. Исторически известно, что на земном шаре существовали две крупные цивилизационные системы, либо по разные стороны границы, либо в пределах определенных государств, в частности, примером такого государства является Россия, где в течение полутора тысяч лети мусульмане и христиане мирно уживались. Сейчас мне бы очень не хотелось, и я думаю, что этого не хотят и все россияне, чтобы Россия стала ареной межрелигиозного столкновения, поскольку это, я думаю, губительно для цивилизации в целом.
Тенгиз Гудава:
И все-таки мне кажется, разговор идет не о столкновении религий, хотя такое, наверное, имеет и имело место в истории человечества, но в данной ситуации, все-таки, по-моему, это в большей мере столкновение идеологий. Я в данной ситуации рассматриваю ислам именно с идеологической точки зрения. И вы согласитесь, что есть конкретное воплощение такого идеологизированного ислама - это опыт шариатских судов в Чечне, или, вот, допустим феномен "Талибана", а также, допустим Бен-Ладена, который весьма категорически выражает свое мнение относительно западной цивилизации, весьма в жестких терминах. Как бы вы могли определить, что это за феномен, Усама Бен-Ладен?
Марат Муртазин:
Мусульмане сегодня, это один миллиард двести пятьдесят миллионов человек, и я думаю, что те примеры, которые вы привели, они составляют максимум сотни тысяч представителей ислама. По ним, по их действиям, по их взглядам, нельзя в целом определять образ такой великой мировой религии, как ислам. Есть другие примеры, просто сегодня идет, я бы сказал, целенаправленная кампания по созданию образа злого ислама, и я не отрицаю, что есть люди и организации, которые проповедуют эти идеи. Но нельзя же по одному человеку судить о семье в целом, или по какой-то группе людей судить о национальности или религии в целом. Для меня Усама Бен-Ладен это не пример мусульманина. Он просто человек, который занимается какими-то экстремистскими, террористическими действиями, я бы скорее вывел бы его из сферы ислама, если действительно это есть. Я не могу судить, поскольку объективно не имел возможности ознакомиться с его взглядами.
Тенгиз Гудава:
Это был Марат Муртазин, ректор Исламского университета. Редактор журнала "Центральная Азия и Кавказ" Мурад Эссенов считает необходимым выделить специфику постсоветских мусульманских республик:
Мурад Эссенов:
Если мы будем вести речь о странах Ближнего Востока, которые испокон веков жили в этой среде и никогда не меняли культурной ориентации, то для них исламская ориентация вполне приемлема. Но если мы будем вести речь о постсоветском пространстве, где и до революции существовал "народный ислам", а не тот традиционный ислам, который проповедуется в странах Ближнего Востока, а потом, после революции, пришлось, в основном, менять идеологические ориентиры, то вряд ли чистый ислам может служить реальной альтернативой западным ценностям.
Тенгиз Гудава:
Александр Богомолов отмечает общие черты левых и исламских идеологий:
Александр Богомолов:
И те, и другие имеют между собой нечто общее. В публикациях и книгах теоретиков радикального ислама, если взять например Сэйда Кудба и других, то мы находим часто общую с левыми лексику. Я обратил внимание, например, на совпадение некоторых ключевых терминов. Скажем, у Сэйда Кудба есть понятие о руководящей роли, нам очень хорошо знакомое по руководящей роли коммунистической партии. В случае Сэйда Кудба, это - руководящая роль исламской уммы, то есть исламской общины в мире. Действительно есть определенное родство и общая антизападная направленность. Кроме того, подтверждением связи между этими процессами, тем, что политизированный ислам начинает выполнять те функции, которые в исламском мире раньше выполняли левые идеологии, служит судьба некоторых ранее левых политических организаций, в частности, в Палестине. То же самое происходит с левыми мыслителями. Можно назвать целый ряд марксистов, которые ныне считаются фундаменталистами.
Тенгиз Гудава:
На днях стало известно, что Шамиль Басаев привел в дом вторую и третью жену. Все это по законам шариата. Мой вопрос ректору Марату Муртазину: как вы считаете, возможен ли синтез, или симбиоз шариата или западного права?
Марат Муртазин:
Вопрос не в синтезе. Это процесс строительства государства. Строительства законодательной системы, строительства какой-то системы права, которое, естественно, будет отличаться от французского, английского или американского права. Но в то же время, если представители государства, народа, живущего в государстве, выбирают для себя шариатское право, как приемлемое, то почему-то кто-то может им запрещать это?
Тенгиз Гудава:
Господин Муртазин, вопрос не о том, что это будут разные системы права, а в том, что это будут прямо противоречащие друг другу системы права. Допустим, в отношении женщин, дискриминация женщин с точки зрения западного права, в шариате это - норма.
Марат Муртазин:
Я с вами согласен, но ведь это же, в конце концов, люди сами выбирают, если женщинам нравится такой образ жизни, почему же нам будут запрещать жить так, как мы хотим. Если женщина хочет носить хиджаб и покрываться, хотя так в 17-м веке было во всей Европе и в России, то почему сегодня кто-то должен навязывать мини-юбки, и, простите, голые телеса. Я не считаю, что европейская система отношения к женщине и других вещей, что она более хорошая, чем мусульманская система.
Тенгиз Гудава:
Это мнение Марата Муртазина, Но вот спросим доцента Грозненского университета, философа, госпожу Фатиму Албакову: как она рассматривает роль женщины в исламском обществе: это дискриминация или привилегия?
Фатима Албакова:
Существование женщины в исламском обществе не может рассматриваться как дискриминационное или, наоборот, привилегированное. Она - женщина. Она - человек. Этот вопрос, я думаю, следует рассматривать в зависимости от того, какая система ценностей является приоритетной в обществе. В этом контексте следует рассматривать место женщины в обществе и ее роль. К примеру, в западноевропейском обществе, где на первый план выходят исключительно индивидуализированные ценности, женщина, независимо от ее психо-физиологических и биологических особенностей, это - стандартная индивидуальность, которая пользуется всеми исходящими отсюда общими благами, свободами, ограничениями, правами.
Тенгиз Гудава:
Скажите. Фатима, такое явление, как многоженство, как вы к нему относитесь?
Фатима Албакова:
Я, скажу честно, я отношусь к нему нормально, потому что я воспитана в такой же культуре, о которой идет речь, где адаты прекрасно уживаются и сосуществуют с исламскими культурными феноменами, такими как многоженство.
Тенгиз Гудава:
Насколько я понимаю, главным свидетельством возрождения радикального ислама или политизированного ислама, или "исламского фактора" в политике послужила Исламская революция в Иране 1979 года. И вот что примечательно: эта революция выглядит реакцией на активную вестернизацию Ирана шахским режимом. Потом был Афганистан, где советское вторжение спровоцировало исламизацию сопротивления и военизацию ислама. Иными словами, можно предположить такую схему: обычный, "народный" ислам экономически отсталых обществ превращается в исламский радикализм тогда и там, где и когда наблюдается искусственное (или насильственное!) вытеснение исламских начал, где наблюдается агрессия против ценностей ислама.
Говорит узбекский оппозиционер Анвар Усманов:
Анвар Усманов:
Весьма показательна история с Партией исламского возрождения Узбекистана. Эта партия родилась как всесоюзная партия в Москве. Затем она перешла на национальные квартиры. Возглавлял ее Абдулла Утаев, довольно умеренный исламский лидер. Требования у них были довольно умеренные, они не требовали исламской республики, они просто требовали свободы вероисповедания. Что же получилось в дальнейшем. Власти фактически разгромили эту партию. Абдулла Утаев исчез. Пять лет о нем нет никаких вестей. Очень многие лидеры и активисты этой партии также исчезли. Это, естественно, вызвало негативную реакцию верующих, особенно, активистов. Такое фронтальное наступление узбекского правительства на позиции довольно умеренных исламистов, я подчеркиваю, это не ваххабиты, это просто умеренные исламисты, которые требовали мизера, строительства мечетей, открытия воскресных религиозных школ и не более, преследование за религиозные убеждения и привело во многом к радикализации ислама. Конечно же, в ответ появились и исламские группы боевиков. Они были малочисленные. Вы помните, была такая религиозная организация "Адолат Намангани", Ферганская долина была наиболее религиозна, и в этом отношении, конечно, появилась ответная реакция. Тем не менее, узбекское правительство постоянно твердило: "Вы же видите, исламисты наступают, выбирайте - мы или они". Конечно же, западные страны, и Россия в том числе, в страхе перед тем, что эта исламская опасность объединится с Афганистаном и будет представлять определенную угрозу, естественно, закрывали глаза на многие вещи, происходящие в Узбекистане.
Тенгиз Гудава:
Политический ислам. Есть мнение, что ислам не признает деление на политику и религию и тесно переплетен со всеми аспектами общественной жизни, т.е. это самая житейская, самая идеологическая религия. Очень напоминает мне сегодняшний ваххабизм - движение левых эсеров вековой давности. Возможно крайности отойдут, но как большевизм в России, исламизм в ряде стран все-таки добьется победы. Или нет? Прогноз доцента Фатимы Албаковой:
Фатима Албакова:
Сразу скажу, что утвердиться на Кавказе, на Северном Кавказе ваххабизм имеет шанс. Особенно, при условии если политики и властные структуры сделают ставку на эту идеологию. Сегодня в определенной степени это очевидно. На мой взгляд, ревизионистское течение, каким изначально, исторически является ваххабизм - прежде, чем появиться и функционировать, предполагает наполненность общества религиозностью, насыщенность религиозной духовностью, как только эта насыщенность, наполненность состоялась, за этим следует как бы спад. Так вот ситуация спада в обществе и может предопределить возникновение ревизионистского религиозного течения, которое призвано либо очищать, либо возрождать веру. Поэтому, я предполагаю, что появление ваххабитов и их явно политизированная деятельность на Кавказе, это - не закономерное для Кавказа явление, а привнесенное. Сегодня была бы более естественной, нежели деятельность ваххабитов, тех, кто собирается, образно выражаясь, очистить от сорняков поле вместе с молодыми остатками будущего урожая - религиозного просвещения, более естественной была бы просвещенческая деятельность благочестивых устазов, учителей ислама..
Тенгиз Гудава:
Теперь - мнение вице-президента Института ближневосточных исследований Александра Богомолова:
Александр Богомолов:
Да, возможно, собственно, эти радикалы, они же и апеллируют к тому, что в Иране победил радикализм и создано государство - исламская республика. Это совершенно конкретное явление, другой вопрос, как дальше, какова будет дальнейшая судьба такого образования. Победа - да, победа возможна, должна сложиться такая, как Ленин говорил, "революционная ситуация", и она возможна во многих точках исламского мира. Что будет дальше - это другой вопрос. Есть одно свойство, которое отмечают многие, в том числе и арабские наблюдатели - отсутствие у исламских радикалов реальных позитивных программ.
Тенгиз Гудава:
Интересную деталь подметил Александр Богомолов в статье "Политический ислам", опубликованной в очередном номере журнала "Новости Центральной Азии и Кавказа".
"Необходимо помнить - пишет Александр Богомолов, - что каковы бы ни были методы (введения шариата) - терроризм и так далее, - люди участвующие в этом процессе - верующие".
Так вот, есть старая истина: с верой состязаться может только вера.