Никому из деревенских жителей, даже в состоянии не столь уж и редкого помутнения рассудка, происходившего в советские времена от зарплаты, а ныне по причине отсутствия таковой, не пришло бы в голову ставить дом там, где построился Василий Константинович Болтенков. Заболоченный овраг на самом краю деревни Костенки привычно обходили стороной и забулдыги, и влюбленные, ибо свернуть себе здесь шею было проще простого. Единственными посетителями опасного места оставались коровы, которых водили сюда пастухи. Водопой в вонючей яме был далеко не отменным, но загнать скотину в близкий овраг, даже рискуя переломать ей ноги, не всегда трезвому пастуху, согласитесь, гораздо проще, нежели добираться до водоема в нескольких километрах от околицы. Это место и облюбовал под строительство дома в начале 90-х годов Василий Болтенков, переехавший в Костенки Рамонского района Воронежской области из самого Воронежа. Насторожившиеся было местные жители враз успокоились, поскольку поняли, что имеют дело с безвредным прожектером и чудаком, толку от которого не будет. Однако уже через полгода, когда Болтенков в рекордно короткие сроки поставил дом, расчистил овраг и запустил на своем участке пилораму, деревенское общество начало проявлять первые признаки беспокойства. Вид цветущего болтенсковского подворья стал вызывать у него горестное недоумение.
Народ заподозрил нехорошее, что приезжий - отнюдь не безобидный мечтатель, а вошедший под его личиной в доверие лукавый и наглый капиталист, который того и гляди обрушит устои безмятежного деревенского мира. Ответные шаги последовали незамедлительно. Первой жертвой поборников социальной справедливости стали высаженные по склонам оврага саженцы фруктовых деревьев. Однажды утром Болтенков обнаружил, что по будущему саду прошлась чья-то безжалостная рука: по участку были раскиданы вырванные с корнем яблони, груши, ягодные кусты. Василий Константинович, человек вполне выдержанный и привыкший жить и принимать любые решения в соответствии с заранее разработанным планом. Поэтому он не стал ночами караулить злоумышленников, а просто перебросился парой слов с иными словоохотливыми аборигенами. Ни одна тайна в деревне не способна устоять перед бесконечной любовью местного жителя к самому процессу обмена информацией.
Выяснив имена организаторов акции возмездия, Болтенков прошелся по дворам. В свои почти 50 лет, бывший военный летчик, сохранивший отменное здоровье, человек недюжинной физической силы, Василий Константинович коротко объяснил деревенским, что в его овраге они побывали в первый и в последний раз. Так и получилось. С тех пор общество открыто свою враждебность не выражало, ограничиваясь косыми взглядами в болтенковскую спину и разнообразнейшими нелестными характеристиками в его адрес в приватных беседах.
Стоит сразу сказать, что сегодня, по прошествии более десяти лет с момента, как Болтенков поселился в Костенках, его отношения с мирными деревенскими гражданами выровнялись. Не то, чтобы его полюбили, но безусловно признали за ним право жить, как он хочет. Плюс ко всему Болтенков оказался человеком для деревни полезным.
Теперь же очевидный вопрос: почему дом и хозяйство, надо было ставить в овраге? Причин, говорит Болтенков, несколько. Здесь и самые общие предпочтения эстетического свойства и сугубо практические соображения. Неподалеку от Костенко в поселке Гремячье в советские времена располагался аэроклуб, в котором Болтенков в конце 60-х учился на парашютном отделении.
Василий Болтенков: И, прыгая в Гремячьем, вот эти места мне понравились. Действительно живописные места, рельефная местность с холмами, поросшими травами. Дивногорье вы видели - это же чудо. И вот здесь не меньшее чудо, только без обрамления. Немножечко любви и труда. Овраг, любой овраг, это срезанные водоносные пласты, в большой или в меньшей степени, но влага присутствует. И на склонах оврагов всегда будет великолепный сад и лесопарк, в зависимости от пожеланий. Обычно это бросовая земля, пригодная только, чтобы сбрасывать мусор.
Андрей Бабицкий: По корням Василий Константинович - человек не городской. Родился он в Орловской области в деревне Вышнедолгое. Однако в 66-го году, после окончания восьмилетки, он, по примеру многих сверстников, стремившихся всеми силами вырваться из села, отправился в город и устроился работать на завод. Одновременно учился в аэроклубе, а после его окончания поступил в летное училище. Почти двадцать лет он отлетал на МиГах: Средняя Азия, Венгрия, Белоруссия, Дальний Восток. Еще во время службы у Болтенкова проявилась не вполне характерная для военного тяга к независимым суждениям. Он отказался воевать в Афганистане, поскольку, как говорит, уже тогда понимал, что эта война обернется для его родины позором бедой и большой кровью. В запас Василий Константинович вышел в 88-м году, а в 90-м Министерство обороны выделило ему квартиру в Воронеже. Никаких сомнений относительно обустройства своего будущего у Болтенкова не было и в помине: “Я знал, - вспоминает он, - что у меня один путь. В деревню”. Он продал квартиру, отправился в Костенки.
- Как начинали? - спрашиваю я.
Василий Болтенков: Я приехал в деревню, задумал строить дом. Но понимаю, что топором тесать бревно будет много-много пота, очень много-много щепок и одно-единственное бревно оквадраченное. Я сделал станки, которые нужны для работы - циркулярки, фуганки, потом приобрели пилорамы, для того, чтобы цивилизованно это дерево обрабатывать, потому что основная масса в строительстве это дерево. Нужно полы, рамы, двери, потолки, особенно для сельского строительства. Вот с этого я и начал - сделал станки и научился на них работать. Когда я свой дом сделал, то соседи увидели, как я быстро сделал и общем-то неплохо, спросили - а нельзя ли нам построить? Первый дом я поставил, а на средства от строительства дома я приобрел оборудование. Естественно, пригласил, один же работать не будешь. И вот мы немножко по чуть-чуть строим и немножко по чуть-чуть делаем столярные изделия. Скажем так, то, что мы делаем, нам и посильно, и интересно. Эту работу нельзя не любить, потому что люди, работающие здесь, они всегда для себя могут что-то сделать. Нет у него стола, он себе сделает стол, нет у него каких-то приспособлений, он всегда сделает. Мы не только с деревом, мы и с металлом работаем. У нас и резка, и сварка, и сверловка. То есть минимум оборудования, которое нужно на предприятии, у нас есть и делаем все сами.
Андрей Бабицкий: Сегодня в хозяйстве Болтенкова работает около тридцати человек. В большинстве своем - это беженцы, которых российская миграционная служба именует переселенцами. Еще тогда, в начале 90-х Болтенков решил сделать ставку именно на переселенцев и, как считает сейчас, не прогадал. Эти люди, уверен он, единственная, а, может быть, и последняя надежда российской деревни, переживающей глубокую демографическую катастрофу.
Василий Болтенков: Сегодняшняя Россия занимает 14% суши. Задумайтесь - на ней проживает 2% земного шара. В Германии живет 2 тысячи человек на квадратный километр, в Японии три тысячи. А в Репьевском районе 18 человек на квадратный километр. Вот наши беды. Если у нас неблагополучно в Репьевском районе, там очень неблагополучно, там 18 человек на квадратный километр. Это кошмар! В Хохольском 26, а в Лисинском за сорок. Но где демографическая ситуация ниже тридцати человек, там очень плохие показатели экономические, где выше тридцати, там лучше. У меня есть информация по всем 36-ти районам области, здесь прямая взаимосвязь демографии и экономики. Если вымирающие села. У нас, допустим, 450 пенсионеров и 16 школьников. Вы представляете - фантастика, и это все в 50-ти километрах от города Воронежа.
Андрей Бабицкий: Болтенков утверждает, что он еще до окончательного переезда в деревню знал, что работать будет именно с переселенцами. С одной стороны, он понимал, что эти люди рано или поздно потянутся в Россию, а с другой, видел, что в нынешней российской деревне ему крайне сложно будет найти надежную опору.
Василий Болтенков: Я сдал табельное оружие, когда был военным, а присягу не сдал. Это не высокие слова, все, что происходит в нашем большом доме, мне небезразлично. Я прекрасно понимал и понимаю сейчас, что происходит. М в общем-то все, что происходит, оно достаточно легко прогнозируется. И социальный состав селян мне тоже был известен е понаслышке. Есть такая зараза - синдром иждивенчества, которым 70 лет нас заражали. Сельские жители хорошие люди, добрые, но очень трудно адаптируются к новым условиям. И здесь, естественно, переселенцы более активная часть. Я жил в разных республиках и я знал, кто там живет, я знал, что побегут. И видел как здесь - ни дня без бутылки большинство аборигенов. Естественно, пойдут те, кто не может устроиться в городе, не все же устраиваются. Вот эти переселенцы и составили костяк. Америка-то все переселенцы. Пришли переселенцы, сброд всякий - шотландцы, британцы, французы и русаков там в общем-то хватало, сделали Соединенные Штаты Америки. Поэтому и у нас есть, мы можем с этими переселенцами работать, потому что для них это новая родина и они хотят восстановить свой статус имущественный и социальный статус не хуже, чем было там. А как жизнь показывает, если у человека сгорел дом, он выстраивает более лучший дом. Поэтому у меня мнение такое, что переселенцы это все-таки богатство, только с ними надо уметь работать, не надо их унижать и не надо их считать людьми второго сорта. Эта группа - она уже жизнеспособна, это десант. Я уверен, через 5-7 лет к этим поселенцам будут приходить занимать деньги в долг, просить оказать услуги, свататься, потому что детишки неплохие приехали. У нас сегодня девочки, парни, которые приехали, они часть уже попереженились, и, говорят, они лучше наших, потому что они больше умеют, меньше хулиганят, то есть более качественный человеческий материал, скажем.
Андрей Бабицкий: После первых объявлений о работе и возможности переезда вместе с семьей, которые Василий Константинович разместил в Воронежских газетах, в Костенки потянулись беженцы. В начале 90-х в основном из республик Средней Азии, в последние годы - уже из беспокойных южных районов России. Большинство тех, кто начинал поднимать болтенковское хозяйство, продолжают работать и сегодня, хотя далеко не всех устраивают условия жизни и оплаты. Средняя заработная плата его работников выше, чем в целом по деревне, да и по району тоже, но не на порядок.
У Болтенкова есть и лодыри, и волынщики (он не спешит расставаться с людьми), но те, кто выкладывается на всю катушку зарабатывают около 3 тысяч рублей. Для сравнения, на частной маслобойне в тех же Костенках работница получает в день семьдесят рублей, соответственно, в месяц, если исключить выходные, она может заработать чуть более полутора тысяч рублей. Естественно возникает вопрос: в состоянии ли Василий Константинович платить больше и, если, да, не означает ли это, что он несправедливо распределяет доходы. Я, честно говоря, на такой вопрос ответить не в состоянии, так глубоко я в бухгалтерию Болтенкова не входил, да, боюсь, что мне и не позволили бы это сделать. На мой взгляд - здесь говорить особенно не о чем: фирма “Агрополк”, а так называется болтенковское хозяйство, стало отдельным поселением на краю Костенок, и живет оно заметно богаче, чем деревня в целом, из чего легко сделать вывод: имея в виду средний уровень жизни на селе, Болтенков, чтобы удержать людей, дает им несколько больше, чем остальным. Такой подход кажется вполне разумным, хотя, с распределительной точки зрения, и не вполне достаточным.
Один из его работников, 37-летний Сережа, просивший не указывать его фамилии, считает себя после встречи с Болтенковым абсолютно счастливым человеком. Год назад Сергей освободился из мест лишения свободы, где провел 13 лет за разбойное нападение. Помыкавшись в Воронеже, не нашел работы и уехал к матери на Украину. Там устроиться так же не удалось и он вновь вернулся в Воронеж. В редакции одной из воронежских газет ему дали телефон Болтенкова. Сергей позвонил и услышал в ответ: “Приезжай!”
Сергей: Когда я приехал, я же из города приехал, пообедали, туда-сюда, поговорили, потом кофе с чаем попили, посидели, время уже 9 вечера. Он: ну что, сейчас баньку растопим, помоемся. Сходили в баньку. Ну что, пристроимся на ночь, переночуем, а завтра с утра решим, как, чего, что, куда. Думаю: елки-палки, хоть бы побоялся, что ли, у меня же судимость, я 13 лет отсидел. Я ему все документы показал, он видел, смотрел статьи и все. Он же знает, он военный бывший, грамотный человек. Хоть бы позвонил куда, узнал. Нет, к телефону не подходил, не узнавал, ничего.
Андрей Бабицкий: Первый месяц Сергей прожил в дому у Болтенкова. Еще через два месяца женился, его мать, узнав, мать приехала на свадьбу и, увидев, что сын по-настоящему устроен, отдала ему свои “похоронные” деньги - 500 долларов, еще столько же прибавил брат, и этой суммы хватило на покупку домика-развалюхи из двух крохотных комнат. “Руки есть, отремонтируешь, - сказал Болтенков, - Да и я помогу”.
Сергей: Он пообещал помочь материалами, подешевле, если так сказать, процентов на 50 от стоимости, в счет зарплаты, постепенно. Такой материал беру, не заготовки, а готовый материал. После работы прихожу и из его материала делаю и забираю себе. Я же работаю на станках, и электроэнергию жгу. Получается для меня выгодно. Сейчас материал на полы в сушилке лежит уже. Другие, какие раньше меня приехали, кто строился, кто что, кто не достроился, ходят, обижаются. Он им обещал помочь, а не помогает. Он обещал помочь, я говорю: доски на полы надо. Ну надо, значит работай, я заработал эти доски. Но мне их надо просушить. Без проблем. Заложил в его сушилку свои доски. Они высохнут, я из них сделаю половую доску. Сам сделаю, не кто-то, он даст задание, а они в процессе работы сделают, нет, сам после работы приду сделаю. Так и получается, что кому он плохой, кому хороший. Говорят - вот зарплата маленькая, кто работает, тот и получает.
Андрей Бабицкий: Сергей уверен, что в ту редакцию, где ему подсказали координаты Болтенкова, его привело провидение.
Другой работник хозяйства Сергей Константинович Устинов, в прошлой своей жизни инженер. В начале 91-х он бежал из Баку и поначалу осел в соседнем районе, где устроился вместе с женой работать на мебельной фабрике. Пообещали жилье, но так ничего и не дали. О Болтенкове Устинов также узнал из газеты, решил съездить посмотреть.
Сергей Устинов: Пообщались, пригласили меня, собственно, как и всех здесь - пожалуйста, живи, работай. Покажешь себя, понравишься ты нам, мы тебе понравимся, останешься, не останешься - все от тебя зависит. Вот и все, понравилось. Я, правда, здесь год прожил, семья тут всего сто верст, недалеко. Зарплата намного лучше, чем на комбинате, в два-три раза больше сразу Константиныч положил. Вроде прижились друг к другу.
Андрей Бабицкий: Сергей Константинович, хотя и тоскует по Баку, по городской жизни и своей городской специальности, другой доли для себя уже не мыслит. Не потому, что ему очень нравится его нынешнее деревенское существование, нет, ему мечтает только о прошлом, просто поздно менять судьбу, да и вряд ли получится.
Так совпало, что, когда я гостил в Костенках, переселенцы создали новую семью. Владимир и Людмила Данилины, он из Туркмении, она из Дагестана, с утра зарегистрировали брак в районном центре. Болтенков сватал? - спросил я Людмилу.
Людмила Данилина: Ну как сосватал? Мы сами познакомились. Он считает, что если бы не он, то мы бы не нашли друг друга. И сегодня он присутствовал на нашей регистрации, спасибо ему большое. Мой муж тоже приехал из Туркмении. Я всю жизнь стремилась переехать в Россию, именно в такой сельский уголок, чтобы создать свой дом. Это как райский уголок. Сами же видите, сколько здесь зелени, все свое, и живность своя, и огород, и сад.
Андрей Бабицкий: Муж Люды Данилиной Виктор собственными руками выстроил дом в Костенках. Вообще Болтенков считает, что деревня сегодня привлекательна для переселенцев прежде всего потому, что только здесь они в состоянии обзавестись жильем.
Василий Болтенков: Город, скажем так, пересыщен, наполнен людьми достаточно. Меньше вероятности трудоустроиться. Ведь здесь можно по-хорошему, семья из двух человек, они могут без проблем построить небольшой нормальный домик за три года, не влезая в долги, используя только свой труд. И я знаю, как это делать.
Андрей Бабицкий: С местными властями у Болтенкова отношения поначалу складывались тяжело, так же как и с соседями. В течение долгих лет он не мог выбить землю под поселение переселенцев, его многочисленные ходатайства и просьбы ни в районной администрации, ни в области успеха не имели. Положительного решения он добился только в администрации президента. Зато теперь все, кто приезжают по его приглашению, имеют право на участок земли под дом и личное хозяйство.
Василия Константиновича часто называют фермером, хотя по сути это и неверно. Землю он не обрабатывает, хотя и пытался трижды добиться выделения земельного надела. В комитете по земельным ресурсам ему каждый раз отказывали под тем предлогом, что вся земля уже перераспределена. Тем не менее, Болтенков абсолютно не теряет уверенности в том, что нынешние распорядители земли, хотя еще по инерции и удерживают колоссальную власть на селе, уже не в состоянии остановить неумолимый ход времени.
Василий Болтенков: Как только земля станет предметом купли-продажи, как только появятся ипотечные банки, то есть процесс передачи земли это непременное условие от неэффективного собственника к более эффективному. Я думаю, этот процесс будет, окаменелости здесь не появится. Человек застолбил, оформил, если он неэффективно работает, государство поможет ему от этого участка избавиться, передаст его методом купли-продажи, просто конкуренция выдавит неэффективных собственников.
Андрей Бабицкий: Серьезные перемены в деревне - уже свершившийся факт, считает Василий Болтенков. Время колхозов вышло, свободная экономика уже проникла в сельское хозяйство.
Василий Болтенков: В рыночных условиях колхозы - инородное тело, он не может существовать по одной простой причине - там нет хозяина. А если меня избирают на два-три года, то, по опыту предшественника, я должен как можно больше скоммуниздить. Вот вся логика существования колхоза. При этом 33 прилипалы с района, которые тоже хотели бы с этого процесса поиметь что-то. Я думаю, что колхозы они так же естественно отомрут как мамонты, условия для них не подходят климатические и прочее. Скажем, это нонсенс для рыночной экономики - коллективное хозяйство.
Андрей Бабицкий: Василий Константинович Болтенков будет обрабатывать землю, не сегодня, так завтра. В этом он уверен точно так же, как и в том, что сельское хозяйство, вопреки очень распространенному еще с советских времен мнению, это высоко рентабельное производство.
Василий Болтенков: Я думаю момент, когда это произойдет, сама жизнь подскажет. То есть здесь не нужно торопиться, это как когда в море выходить, чтобы не в шторм попасть и знать, когда путина идет, где сети забрасывать. Так и земля, ее нужно понять, когда нужно на ней работать. На сегодня нам нужно немножечко окрепнуть, я бы сказал, получить большую финансовую независимость, чтобы решать эти вещи автономно. Сегодня земля будет убыточной только у нерадивых хозяев.
Андрей Бабицкий: “Агрополк” выдержал испытание временем. Болтенкова пытались взять под свою опеку местные криминальные авторитеты, хотела подмять под себя власть, было несколько попыток (дело вполне обычное) выбить деньги на нужды правоохранительных органов. Он отбился, с бывшим военным, которому не занимать уверенности в себе как-то никто не захотел связываться. Сегодня необходимость держать постоянную оборону отпала. Он уже хозяин: и своего собственного дела, и будущего, которое, о чем он говорит без тени сомнения, принадлежит ему и таким, как он.
Этому, похоже, не в состоянии возразить и деревенское общество, которое, однако, нет-нет, да и помянет незлым, тихим словом чудные времена, когда на месте болтенковского дома паслись коровы. А за ними с пригорка следили веселые пастухи.
Народ заподозрил нехорошее, что приезжий - отнюдь не безобидный мечтатель, а вошедший под его личиной в доверие лукавый и наглый капиталист, который того и гляди обрушит устои безмятежного деревенского мира. Ответные шаги последовали незамедлительно. Первой жертвой поборников социальной справедливости стали высаженные по склонам оврага саженцы фруктовых деревьев. Однажды утром Болтенков обнаружил, что по будущему саду прошлась чья-то безжалостная рука: по участку были раскиданы вырванные с корнем яблони, груши, ягодные кусты. Василий Константинович, человек вполне выдержанный и привыкший жить и принимать любые решения в соответствии с заранее разработанным планом. Поэтому он не стал ночами караулить злоумышленников, а просто перебросился парой слов с иными словоохотливыми аборигенами. Ни одна тайна в деревне не способна устоять перед бесконечной любовью местного жителя к самому процессу обмена информацией.
Выяснив имена организаторов акции возмездия, Болтенков прошелся по дворам. В свои почти 50 лет, бывший военный летчик, сохранивший отменное здоровье, человек недюжинной физической силы, Василий Константинович коротко объяснил деревенским, что в его овраге они побывали в первый и в последний раз. Так и получилось. С тех пор общество открыто свою враждебность не выражало, ограничиваясь косыми взглядами в болтенковскую спину и разнообразнейшими нелестными характеристиками в его адрес в приватных беседах.
Стоит сразу сказать, что сегодня, по прошествии более десяти лет с момента, как Болтенков поселился в Костенках, его отношения с мирными деревенскими гражданами выровнялись. Не то, чтобы его полюбили, но безусловно признали за ним право жить, как он хочет. Плюс ко всему Болтенков оказался человеком для деревни полезным.
Теперь же очевидный вопрос: почему дом и хозяйство, надо было ставить в овраге? Причин, говорит Болтенков, несколько. Здесь и самые общие предпочтения эстетического свойства и сугубо практические соображения. Неподалеку от Костенко в поселке Гремячье в советские времена располагался аэроклуб, в котором Болтенков в конце 60-х учился на парашютном отделении.
Василий Болтенков: И, прыгая в Гремячьем, вот эти места мне понравились. Действительно живописные места, рельефная местность с холмами, поросшими травами. Дивногорье вы видели - это же чудо. И вот здесь не меньшее чудо, только без обрамления. Немножечко любви и труда. Овраг, любой овраг, это срезанные водоносные пласты, в большой или в меньшей степени, но влага присутствует. И на склонах оврагов всегда будет великолепный сад и лесопарк, в зависимости от пожеланий. Обычно это бросовая земля, пригодная только, чтобы сбрасывать мусор.
Андрей Бабицкий: По корням Василий Константинович - человек не городской. Родился он в Орловской области в деревне Вышнедолгое. Однако в 66-го году, после окончания восьмилетки, он, по примеру многих сверстников, стремившихся всеми силами вырваться из села, отправился в город и устроился работать на завод. Одновременно учился в аэроклубе, а после его окончания поступил в летное училище. Почти двадцать лет он отлетал на МиГах: Средняя Азия, Венгрия, Белоруссия, Дальний Восток. Еще во время службы у Болтенкова проявилась не вполне характерная для военного тяга к независимым суждениям. Он отказался воевать в Афганистане, поскольку, как говорит, уже тогда понимал, что эта война обернется для его родины позором бедой и большой кровью. В запас Василий Константинович вышел в 88-м году, а в 90-м Министерство обороны выделило ему квартиру в Воронеже. Никаких сомнений относительно обустройства своего будущего у Болтенкова не было и в помине: “Я знал, - вспоминает он, - что у меня один путь. В деревню”. Он продал квартиру, отправился в Костенки.
- Как начинали? - спрашиваю я.
Василий Болтенков: Я приехал в деревню, задумал строить дом. Но понимаю, что топором тесать бревно будет много-много пота, очень много-много щепок и одно-единственное бревно оквадраченное. Я сделал станки, которые нужны для работы - циркулярки, фуганки, потом приобрели пилорамы, для того, чтобы цивилизованно это дерево обрабатывать, потому что основная масса в строительстве это дерево. Нужно полы, рамы, двери, потолки, особенно для сельского строительства. Вот с этого я и начал - сделал станки и научился на них работать. Когда я свой дом сделал, то соседи увидели, как я быстро сделал и общем-то неплохо, спросили - а нельзя ли нам построить? Первый дом я поставил, а на средства от строительства дома я приобрел оборудование. Естественно, пригласил, один же работать не будешь. И вот мы немножко по чуть-чуть строим и немножко по чуть-чуть делаем столярные изделия. Скажем так, то, что мы делаем, нам и посильно, и интересно. Эту работу нельзя не любить, потому что люди, работающие здесь, они всегда для себя могут что-то сделать. Нет у него стола, он себе сделает стол, нет у него каких-то приспособлений, он всегда сделает. Мы не только с деревом, мы и с металлом работаем. У нас и резка, и сварка, и сверловка. То есть минимум оборудования, которое нужно на предприятии, у нас есть и делаем все сами.
Андрей Бабицкий: Сегодня в хозяйстве Болтенкова работает около тридцати человек. В большинстве своем - это беженцы, которых российская миграционная служба именует переселенцами. Еще тогда, в начале 90-х Болтенков решил сделать ставку именно на переселенцев и, как считает сейчас, не прогадал. Эти люди, уверен он, единственная, а, может быть, и последняя надежда российской деревни, переживающей глубокую демографическую катастрофу.
Василий Болтенков: Сегодняшняя Россия занимает 14% суши. Задумайтесь - на ней проживает 2% земного шара. В Германии живет 2 тысячи человек на квадратный километр, в Японии три тысячи. А в Репьевском районе 18 человек на квадратный километр. Вот наши беды. Если у нас неблагополучно в Репьевском районе, там очень неблагополучно, там 18 человек на квадратный километр. Это кошмар! В Хохольском 26, а в Лисинском за сорок. Но где демографическая ситуация ниже тридцати человек, там очень плохие показатели экономические, где выше тридцати, там лучше. У меня есть информация по всем 36-ти районам области, здесь прямая взаимосвязь демографии и экономики. Если вымирающие села. У нас, допустим, 450 пенсионеров и 16 школьников. Вы представляете - фантастика, и это все в 50-ти километрах от города Воронежа.
Андрей Бабицкий: Болтенков утверждает, что он еще до окончательного переезда в деревню знал, что работать будет именно с переселенцами. С одной стороны, он понимал, что эти люди рано или поздно потянутся в Россию, а с другой, видел, что в нынешней российской деревне ему крайне сложно будет найти надежную опору.
Василий Болтенков: Я сдал табельное оружие, когда был военным, а присягу не сдал. Это не высокие слова, все, что происходит в нашем большом доме, мне небезразлично. Я прекрасно понимал и понимаю сейчас, что происходит. М в общем-то все, что происходит, оно достаточно легко прогнозируется. И социальный состав селян мне тоже был известен е понаслышке. Есть такая зараза - синдром иждивенчества, которым 70 лет нас заражали. Сельские жители хорошие люди, добрые, но очень трудно адаптируются к новым условиям. И здесь, естественно, переселенцы более активная часть. Я жил в разных республиках и я знал, кто там живет, я знал, что побегут. И видел как здесь - ни дня без бутылки большинство аборигенов. Естественно, пойдут те, кто не может устроиться в городе, не все же устраиваются. Вот эти переселенцы и составили костяк. Америка-то все переселенцы. Пришли переселенцы, сброд всякий - шотландцы, британцы, французы и русаков там в общем-то хватало, сделали Соединенные Штаты Америки. Поэтому и у нас есть, мы можем с этими переселенцами работать, потому что для них это новая родина и они хотят восстановить свой статус имущественный и социальный статус не хуже, чем было там. А как жизнь показывает, если у человека сгорел дом, он выстраивает более лучший дом. Поэтому у меня мнение такое, что переселенцы это все-таки богатство, только с ними надо уметь работать, не надо их унижать и не надо их считать людьми второго сорта. Эта группа - она уже жизнеспособна, это десант. Я уверен, через 5-7 лет к этим поселенцам будут приходить занимать деньги в долг, просить оказать услуги, свататься, потому что детишки неплохие приехали. У нас сегодня девочки, парни, которые приехали, они часть уже попереженились, и, говорят, они лучше наших, потому что они больше умеют, меньше хулиганят, то есть более качественный человеческий материал, скажем.
Андрей Бабицкий: После первых объявлений о работе и возможности переезда вместе с семьей, которые Василий Константинович разместил в Воронежских газетах, в Костенки потянулись беженцы. В начале 90-х в основном из республик Средней Азии, в последние годы - уже из беспокойных южных районов России. Большинство тех, кто начинал поднимать болтенковское хозяйство, продолжают работать и сегодня, хотя далеко не всех устраивают условия жизни и оплаты. Средняя заработная плата его работников выше, чем в целом по деревне, да и по району тоже, но не на порядок.
У Болтенкова есть и лодыри, и волынщики (он не спешит расставаться с людьми), но те, кто выкладывается на всю катушку зарабатывают около 3 тысяч рублей. Для сравнения, на частной маслобойне в тех же Костенках работница получает в день семьдесят рублей, соответственно, в месяц, если исключить выходные, она может заработать чуть более полутора тысяч рублей. Естественно возникает вопрос: в состоянии ли Василий Константинович платить больше и, если, да, не означает ли это, что он несправедливо распределяет доходы. Я, честно говоря, на такой вопрос ответить не в состоянии, так глубоко я в бухгалтерию Болтенкова не входил, да, боюсь, что мне и не позволили бы это сделать. На мой взгляд - здесь говорить особенно не о чем: фирма “Агрополк”, а так называется болтенковское хозяйство, стало отдельным поселением на краю Костенок, и живет оно заметно богаче, чем деревня в целом, из чего легко сделать вывод: имея в виду средний уровень жизни на селе, Болтенков, чтобы удержать людей, дает им несколько больше, чем остальным. Такой подход кажется вполне разумным, хотя, с распределительной точки зрения, и не вполне достаточным.
Один из его работников, 37-летний Сережа, просивший не указывать его фамилии, считает себя после встречи с Болтенковым абсолютно счастливым человеком. Год назад Сергей освободился из мест лишения свободы, где провел 13 лет за разбойное нападение. Помыкавшись в Воронеже, не нашел работы и уехал к матери на Украину. Там устроиться так же не удалось и он вновь вернулся в Воронеж. В редакции одной из воронежских газет ему дали телефон Болтенкова. Сергей позвонил и услышал в ответ: “Приезжай!”
Сергей: Когда я приехал, я же из города приехал, пообедали, туда-сюда, поговорили, потом кофе с чаем попили, посидели, время уже 9 вечера. Он: ну что, сейчас баньку растопим, помоемся. Сходили в баньку. Ну что, пристроимся на ночь, переночуем, а завтра с утра решим, как, чего, что, куда. Думаю: елки-палки, хоть бы побоялся, что ли, у меня же судимость, я 13 лет отсидел. Я ему все документы показал, он видел, смотрел статьи и все. Он же знает, он военный бывший, грамотный человек. Хоть бы позвонил куда, узнал. Нет, к телефону не подходил, не узнавал, ничего.
Андрей Бабицкий: Первый месяц Сергей прожил в дому у Болтенкова. Еще через два месяца женился, его мать, узнав, мать приехала на свадьбу и, увидев, что сын по-настоящему устроен, отдала ему свои “похоронные” деньги - 500 долларов, еще столько же прибавил брат, и этой суммы хватило на покупку домика-развалюхи из двух крохотных комнат. “Руки есть, отремонтируешь, - сказал Болтенков, - Да и я помогу”.
Сергей: Он пообещал помочь материалами, подешевле, если так сказать, процентов на 50 от стоимости, в счет зарплаты, постепенно. Такой материал беру, не заготовки, а готовый материал. После работы прихожу и из его материала делаю и забираю себе. Я же работаю на станках, и электроэнергию жгу. Получается для меня выгодно. Сейчас материал на полы в сушилке лежит уже. Другие, какие раньше меня приехали, кто строился, кто что, кто не достроился, ходят, обижаются. Он им обещал помочь, а не помогает. Он обещал помочь, я говорю: доски на полы надо. Ну надо, значит работай, я заработал эти доски. Но мне их надо просушить. Без проблем. Заложил в его сушилку свои доски. Они высохнут, я из них сделаю половую доску. Сам сделаю, не кто-то, он даст задание, а они в процессе работы сделают, нет, сам после работы приду сделаю. Так и получается, что кому он плохой, кому хороший. Говорят - вот зарплата маленькая, кто работает, тот и получает.
Андрей Бабицкий: Сергей уверен, что в ту редакцию, где ему подсказали координаты Болтенкова, его привело провидение.
Другой работник хозяйства Сергей Константинович Устинов, в прошлой своей жизни инженер. В начале 91-х он бежал из Баку и поначалу осел в соседнем районе, где устроился вместе с женой работать на мебельной фабрике. Пообещали жилье, но так ничего и не дали. О Болтенкове Устинов также узнал из газеты, решил съездить посмотреть.
Сергей Устинов: Пообщались, пригласили меня, собственно, как и всех здесь - пожалуйста, живи, работай. Покажешь себя, понравишься ты нам, мы тебе понравимся, останешься, не останешься - все от тебя зависит. Вот и все, понравилось. Я, правда, здесь год прожил, семья тут всего сто верст, недалеко. Зарплата намного лучше, чем на комбинате, в два-три раза больше сразу Константиныч положил. Вроде прижились друг к другу.
Андрей Бабицкий: Сергей Константинович, хотя и тоскует по Баку, по городской жизни и своей городской специальности, другой доли для себя уже не мыслит. Не потому, что ему очень нравится его нынешнее деревенское существование, нет, ему мечтает только о прошлом, просто поздно менять судьбу, да и вряд ли получится.
Так совпало, что, когда я гостил в Костенках, переселенцы создали новую семью. Владимир и Людмила Данилины, он из Туркмении, она из Дагестана, с утра зарегистрировали брак в районном центре. Болтенков сватал? - спросил я Людмилу.
Людмила Данилина: Ну как сосватал? Мы сами познакомились. Он считает, что если бы не он, то мы бы не нашли друг друга. И сегодня он присутствовал на нашей регистрации, спасибо ему большое. Мой муж тоже приехал из Туркмении. Я всю жизнь стремилась переехать в Россию, именно в такой сельский уголок, чтобы создать свой дом. Это как райский уголок. Сами же видите, сколько здесь зелени, все свое, и живность своя, и огород, и сад.
Андрей Бабицкий: Муж Люды Данилиной Виктор собственными руками выстроил дом в Костенках. Вообще Болтенков считает, что деревня сегодня привлекательна для переселенцев прежде всего потому, что только здесь они в состоянии обзавестись жильем.
Василий Болтенков: Город, скажем так, пересыщен, наполнен людьми достаточно. Меньше вероятности трудоустроиться. Ведь здесь можно по-хорошему, семья из двух человек, они могут без проблем построить небольшой нормальный домик за три года, не влезая в долги, используя только свой труд. И я знаю, как это делать.
Андрей Бабицкий: С местными властями у Болтенкова отношения поначалу складывались тяжело, так же как и с соседями. В течение долгих лет он не мог выбить землю под поселение переселенцев, его многочисленные ходатайства и просьбы ни в районной администрации, ни в области успеха не имели. Положительного решения он добился только в администрации президента. Зато теперь все, кто приезжают по его приглашению, имеют право на участок земли под дом и личное хозяйство.
Василия Константиновича часто называют фермером, хотя по сути это и неверно. Землю он не обрабатывает, хотя и пытался трижды добиться выделения земельного надела. В комитете по земельным ресурсам ему каждый раз отказывали под тем предлогом, что вся земля уже перераспределена. Тем не менее, Болтенков абсолютно не теряет уверенности в том, что нынешние распорядители земли, хотя еще по инерции и удерживают колоссальную власть на селе, уже не в состоянии остановить неумолимый ход времени.
Василий Болтенков: Как только земля станет предметом купли-продажи, как только появятся ипотечные банки, то есть процесс передачи земли это непременное условие от неэффективного собственника к более эффективному. Я думаю, этот процесс будет, окаменелости здесь не появится. Человек застолбил, оформил, если он неэффективно работает, государство поможет ему от этого участка избавиться, передаст его методом купли-продажи, просто конкуренция выдавит неэффективных собственников.
Андрей Бабицкий: Серьезные перемены в деревне - уже свершившийся факт, считает Василий Болтенков. Время колхозов вышло, свободная экономика уже проникла в сельское хозяйство.
Василий Болтенков: В рыночных условиях колхозы - инородное тело, он не может существовать по одной простой причине - там нет хозяина. А если меня избирают на два-три года, то, по опыту предшественника, я должен как можно больше скоммуниздить. Вот вся логика существования колхоза. При этом 33 прилипалы с района, которые тоже хотели бы с этого процесса поиметь что-то. Я думаю, что колхозы они так же естественно отомрут как мамонты, условия для них не подходят климатические и прочее. Скажем, это нонсенс для рыночной экономики - коллективное хозяйство.
Андрей Бабицкий: Василий Константинович Болтенков будет обрабатывать землю, не сегодня, так завтра. В этом он уверен точно так же, как и в том, что сельское хозяйство, вопреки очень распространенному еще с советских времен мнению, это высоко рентабельное производство.
Василий Болтенков: Я думаю момент, когда это произойдет, сама жизнь подскажет. То есть здесь не нужно торопиться, это как когда в море выходить, чтобы не в шторм попасть и знать, когда путина идет, где сети забрасывать. Так и земля, ее нужно понять, когда нужно на ней работать. На сегодня нам нужно немножечко окрепнуть, я бы сказал, получить большую финансовую независимость, чтобы решать эти вещи автономно. Сегодня земля будет убыточной только у нерадивых хозяев.
Андрей Бабицкий: “Агрополк” выдержал испытание временем. Болтенкова пытались взять под свою опеку местные криминальные авторитеты, хотела подмять под себя власть, было несколько попыток (дело вполне обычное) выбить деньги на нужды правоохранительных органов. Он отбился, с бывшим военным, которому не занимать уверенности в себе как-то никто не захотел связываться. Сегодня необходимость держать постоянную оборону отпала. Он уже хозяин: и своего собственного дела, и будущего, которое, о чем он говорит без тени сомнения, принадлежит ему и таким, как он.
Этому, похоже, не в состоянии возразить и деревенское общество, которое, однако, нет-нет, да и помянет незлым, тихим словом чудные времена, когда на месте болтенковского дома паслись коровы. А за ними с пригорка следили веселые пастухи.
