Анна Качкаева: Со мной в студии моя коллега Елена Афанасьева, телевизионный обозреватель журнала "Политбюро" а напротив меня человек, которого читатели самой тиражной газеты "Аргументы и факты" недавно назвали национальной гордостью, вместе с Патриархом, Никитой Михалковым и президентом России. Телевизионного президента в сообществе сокращенно называют "В.В.П.", гражданин России, Франции и Америки, Владимир Владимирович Познер.
Владимир Владимирович, я знаю, так случилось, что я знаю, что вы в детстве боитесь акул, потому что в детстве мальчиком видели, как пойманная акула отхватила руку у матроса. И это страх такой физический, на биологическом уровне, как я понимаю. А чего боится журналист Познер?
Владимир Познер: Прогнуться. Я все-таки много лет был в пропаганде и занимался делом, которое поначалу я считал праведным, потому что я верил в советскую власть, так меня папа воспитал, и я всячески на радио, в главной нашей редакции радиовещания на Англию, проповедовал пропагандировал ценности, советские ценности социализма, не желая поначалу видеть того, что не хотел видеть, а потом заглушая в себе то, что мешало мне.
Анна Качкаева: То есть, сейчас вы не прогибаетесь?
Владимир Познер: Нет, я не прогибаюсь, но когда я ушел, когда я, наконец, понял, что я так больше не могу, что это невозможно так жить, я не знаю, что со мной будет, просто, как с человеком, я дал себе слово, что больше я никогда не буду служить никакой партии, никакой власти, никакому обществу, и буду стараться служить, громко звучит, но все-таки слушателю, или зрителю, как журналист. И пока что, как мне кажется, мне это удается, но поскольку, несомненно, сейчас возрастает давление на средства массовой информации, в особенности на телевидение, я очень боюсь того момента, когда мне придется, если это произойдет, принять решение о том, что я больше не работаю в этой сфере. Это тяжелое может быть решение, и вот я боюсь, опасаюсь того, хватит ли у меня на это решимости и сил. Вот, пожалуй, это единственное, чего я боюсь.
Анна Качкаева: Как я понимаю, в пятницу вы совершили человеческий поступок, вы подписали, как и многие другие люди, со своими паспортными данными поручительство за Ходорковского. Потому что симпатизируете, потому что считаете?..
Владимир Познер: Не потому.
Анна Качкаева: Хорошо, может быть, это еще тогда вы сейчас объясните. Но может быть это своего рода компенсация за тот компромисс, на который вы вынуждены идти в профессии, потому что вы не можете об этом говорить в эфире, вы не обсуждаете эту тему.
Владимир Познер: Эту тему я не обсуждаю, это правда, поскольку на "Первом канале" эта тема, не то что она табуирована, но, во всяком случае, она не приветствуется, но дело не в моей симпатии к Ходорковскому. Я с ним знаком. Он, на самом деле, на мой взгляд, человек мне симпатичный, но есть вопрос справедливости, и я действительно поручился за то, что он, если он будет выпущен на свободу, никуда не убежит и не помешает следствию, поскольку следствие не завершено, насколько я знаю. Я поручился за это, был бы он мне антипатичен, я бы все равно поручился, если бы я чувствовал, считал, что он не сделает того, о чем я говорю. Симпатии все-таки в вопросах суда, закона и так далее, не причем. Можно симпатизировать, но если человек чего-то совершил, ну, что делать, значит совершил. Насчет компенсации - нет. Не в этом дело. Просто, когда ко мне обратились, для меня очевидный был ответ, конечно, я поручусь... Я хотел бы знать, в какой я компании, скажем, как это называется "Гордость России", или как - тут компания своеобразная. Те, кого вы называли, конечно, это одна группа. Были и другие, очень замечательные люди.
Анна Качкаева: Там еще товарищи из "Единой России" был, но были и люди достойные...
Владимир Познер: Люди разные. Что касается Ходорковского и тех людей, которые за него поручились, то это компания, в которой я нахожусь с большим удовольствием.
Елена Афанасьева: Владимир Владимирович, вы сказали, что больше всего боитесь прогнуться, и, наверное, когда вы соглашались на работу на канале, который на 51 процент, формально, принадлежит государству, и отстаивает позиции государства, вы для себя определяли какой-то люфт, что вы работаете до какого-то такого предела. Вы сказали, что? Я не совсем точно поняла, что вы боитесь не решиться уйти, что у вас не хватит мужества уйти из профессии, если вы дойдете до этой грани, или чего-то другого?
Владимир Познер: Небольшое уточнение, для меня очень принципиальное, поэтому я всегда его повторяю. Я не работаю на "Первом канале". "Первый канал" покупает продукт, который делает студия Фониной. У меня нет ни кабинета, ничего. Это важно для меня, потому что я сказал, кроме всего прочего, тогда когда принимал для себя, как говорил Михаил Сергеевич, судьбоносное решение, что я больше служить вообще не буду. Не буду служить, и не служу. В буквальном смысле - ходить на работу, получать эту зарплату, чтобы меня могли вызвать на ковер, и прочее. Это такое уточнение. Да, я очень люблю свою профессию. Я понимаю, что, кроме того, она мне дает очень хороший уровень жизни. И я, кроме того, отвечаю кое за кого, у меня есть жена, дети и прочее. Так что мой уход вообще из профессии будет сопряжен с определенными трудностями, даже просто житейскими, и не простое это будет решение. Но я для себя просто решил, что я знаю, когда это наступит, я знаю точно, какие вещи должны быть, чтобы это наступило. Когда мне запретят о чем-то говорить, когда мне запретят кого-то пригласить...
Елена Афанасьева: В последний предвыборный цикл вы сильно приблизились к этой нежелательной грани?
Владимир Познер: Как ни странно, нет, было такого, чтобы кто-то - ну, кроме Эрнста, генерального директора, мне никто ничего и не может сказать, не было такого, чтобы он сказал: "Этого не приглашайте", - такого не было.
Анна Качкаева: А как же с Ходорковским-то?
Владимир Познер: А с Ходорковским - запрета не было, но я и не предлагал. Я вам должен сказать совершенно откровенно, что для меня это вопрос не очевидный, пока что. Кстати, хочу сослаться на "Международную Амнистию", они все-таки пока не могут сказать окончательно, что он политзаключенный, и я этого не могу сказать, в том смысле, как я понимаю понятие "политзаключенного". Политзаключенный - это человек, который против данной системы власти. Политика замешана ли в том, что с ним произошло - разумеется, замешана. Но эта тема, которой я пока не очень понимаю, не очень понимаю, как ее поднимать и кого приглашать в гости. Кстати, я звонил генеральному прокурору непосредственно, кстати, в этом смысле он очень демократичен, он поднимает городскую трубку, что вообще совершенно неслыханно, он со мной долго разговаривал. Я говорю: "Надо объяснить ваши действия"... "Я должен посоветоваться. Меня просили, вот Кудрин, в частности. Может, и не надо сейчас говорить об этом"... Если бы он мне дал согласие, тема Ходорковского была бы у меня в программе, а без него я не видел, как ее сделать.
Елена Афанасьева: Если не брать тему Ходорковского, самоцензура чаще стала у вас срабатывать? Я почему так говорю: мне довелось съездить с вами на "Тэфи Регион", где вы были практически на всех турах, как президент, и общаться с нашими региональными коллегами, и для них Познер даже больше, чем для читателя "Аргументов и фактов", это символ в профессии. И для них очень показательно то, что делаете в эфире вы. И если два года назад они видели программы, посвященные "Курску", "НТВ", Чечне, то сейчас они, наверное, каких-то программ от вас не дождались. Не было перегибов в другую сторону, но чего-то, что Аня Качкаева называет охрабрением аудитории, тоже не было. Может поэтому они так часто задавали вопрос, уходить ли из профессии, или оставаться, про себя его задавали, не дождавшись какого-то верховного сигнала от вас.
Владимир Познер: Во-первых, я бы очень не хотел, чтобы от меня исходили сигналы, я на себя не брал этой должности и этой ответственности. Я хочу подчеркнуть, что я одинокий волк. Я ни за кого не отвечаю, кроме себя, я совершенно не желаю, чтобы говорили, вот, Познер так... Это они пускай решают, как Познер. Это не причем. Я не проповедник, который обращается к пастве и говорит, вот так-то и так то. К счастью, не было "Курска" второго. Не было для меня такой темы, кроме Ходорковского, который не получился именно потому, что не получился генпрокурор... Не забывайте, что на "Курске" кто только не пришел на программу. Но если бы отказали все адмиралы, и отказал бы вице-премьер, то не было бы программы.
Елена Афанасьева: Общество-то поменялось слегка. Тогда они понимали, что если не придут в эфир, то это вызовет реакцию общества...
Владимир Познер: Да ничего это не вызовет, только кажется. Когда мы хотели сделать программу по поводу того, что никак ничего не могут сделать с такими громкими убийствами, как убийство Влада Листьева, и так далее, мы делали втроем, с Киселевым и Сорокиной, называлось "Преступление без наказания", не пришли ни генеральный прокурор, ни начальник ФСБ, ни МВДшник, они прислали своих заместителей, но сами не пришли. Все трое были заняты, видимо, на рыбалке, или еще где-то... Я не думаю, что общество так уж отреагировало бы. Да, изменилось общество, в худшую сторону. Ген самосохранения, или страха, опять играет.
Елена Афанасьева: Сигнал, исходящий от телевидения, от центральных каналов, активизировал этот ген в последний сезон.
Анна Качкаева: У нас в эфире слушатель, добрый день, представьтесь пожалуйста.
Марина: Добрый день, меня зовут Марина. Уважаемая Анна, вы знаете, смотреть совершенно ничего, я практически ничего не смотрю. Во-первых, неприятно. Во-вторых, очень предсказуемо, просто смотрю выборочно. Вот, господин Познер, к вам вопрос: я смотрела последнюю вашу передачу. Я понимаю, что тема Ходорковского очень сильно раздражает нашего главнокомандующего, и тема Чечни тоже. Но вот такие люди, как вы, я вас очень уважаю, сидели и обсуждали грузинский вопрос... Я не понимаю слова "двойные стандарты". Это чистой воды аферизм. Когда говорят одно, а фактически делается, по отношению к Грузии, совсем другое. А почему вы не намекнули, не сказали: "Что вы говорите "целостность Грузии", а почему вот идет аннексия, вы даете гражданство, или визовый режим..."
Владимир Познер: Если вы действительно смотрели эту передачу, и не только смотрели, но и слушали, то я дважды в течение передачи спросил соответствующих лиц, в какую все-таки игру играет Россия. Сославшись именно на эти вещи, что вы говорите одно, а на самом деле ведь Абхазия вам выгодна, вы в это играете. Так что, в данном случае, если вы хотите, чтобы я выступал, как оппозиция, то это не моя роль. Вообще, я считаю, что телевидение не может быть оппозиционным, и нигде в мире, хотел бы подчеркнуть, оппозиционного телевидения нет. Есть оппозиционные газеты, а телевидение, ни в Америке, ни во Франции, ни в Великобритании, ни в Италии - нет такого понятия. Я пытаюсь быть сбалансированным, задавать вопросы, неприятные, а вы слушайте, как они отвечают. Не мое это дело с ними спорить. Когда меня пригласят, как сюда пригласили, не как ведущего, а как участника, можете быть уверены, что я скажу, что я думаю. Это разные роли. Это называется профессиональность, в той самой журналистике, в которой я пока нахожусь.
Анна Качкаева: У нас в эфире еще один слушатель. Добрый день, представьтесь пожалуйста.
Наталья: Это Наталья, и я хотела бы сказать следующее. Дело в том, что года два назад я пообщалась с уважаемым господином Познером по телефону. Из оргкомитета для Евразийского телефорума я делала обзор, и у меня такой осадок остался. Вы долго были для меня эталоном профессионализма, я Институт телевидения и радио закончила. И для меня тема социальной защиты, бедного человека, как бы она до сих пор со мной. Я вывела вас потихонечку на разговор о том, что в бедном, нищем состоянии находятся люди - рабочие. Вы мне открытым текстом сказали, что работать просто не хотят, я думала, я ослышалась. Я говорю, а как же, не платят? "Менять место надо, просто не хотят". А как семью бросать, ехать в такой же другой регион, где нет работы, в Москву, где все продано?.." То есть, у вас не было боли за бедного человека. То есть, я хочу сказать, что результат страхов ваших - деньги, нажитые на этом грязном всем. И теперь вы готовьтесь к тому, что вы получите то, что вы заслужили.
Анна Качкаева: Давайте все-таки не будем так...
Владимир Познер: Я все равно отреагирую, в конце концов, невежливые люди - они невежливые, это мама с папой плохо воспитали. Я на самом деле считаю, что коль скоро захотели иметь так называемую рыночную экономику, которая проще называется капитализмом - я жил в этих странах, эти проблемы, когда нет работы, существуют не только у нас, но во многих странах. Во-первых, у меня действительно ощущение, что многие у нас не очень-то хотят работать. Я еще раз говорю, хотят, чтобы дали, и ждут, чтобы дали очень многие, вообще, слово "халява" не переводится в языке. Это во-первых. Во-вторых, да, нужно уезжать и искать работу. Кстати, это делают во всем мире, уезжают и ищут. Неприятно? Неприятно. Но если вы хотите просто насчет сострадания и боли не вам судить о моих внутренних переживаниях, но реально дело обстоит так: если нет работы, то, выступая по телевидению, я ее не сделаю. И призывать к сожалению, или жалости - это тоже не дело. Постепенно, либо экономика будет разлаживаться, пока что она идет в плюс, но я очень осторожен в этой оценке, тогда у людей будет и работа, и больше денег, постепенный такой процесс. Но работу надо искать. Я в одном споре с человеком, видимо, в какой-то степени разделяющим ваши, Наталья, взгляды вспомнил пословицы, вообще русские пословицы замечательны по своей точности, я вспомнил одну: "Работа не волк, в лес не убежит". Тоже не переводится в языке.
Анна Качкаева: У нас в эфире слушатель:
Михаил Федорович: Владимир Владимирович, добрый день, я Михаил Федорович, так меня зовут, я уже пенсионер, и вы знаете, что меня волнует, это вроде вопроса будет, мне не нужно никакой, как сейчас говорят, дележка идет с олигархами. Мне от них ни доллара, ни рубля, ничего не нужно, мне хватает пенсии, кое-как. Но я хотел бы, чтобы вы через телевизор, когда вы ведете свою передачу, организовали такую передачу, чтобы мне простому мужику было понятно, откуда взялись эти деньги, как они купили все эти месторождения, и так далее, и почему деньги, которые тогда, помнится, траншами, называли - куда все они утекли? Из-за чего мы все такие должники стали колоссальные?
Владимир Познер: Вообще, я бы с удовольствием такую программу сделал, но тут есть одна вещь: все-таки "Времена" откликаются на события недели, и нужно найти какое-то событие, которое бы позволило об этом говорить.
Анна Качкаева: Ну как, Владимир Владимирович, поводов... А программа борьбы с бедностью, например?
Владимир Познер: Поводов масса... Странно, что вы не знаете, как произошла приватизация. Об этом много писали и говорили, и говорят, кстати, у нас она прошла не так, как в любой другой в прошлом социалистической стране, ни в Чехии, ни в Словакии, ни в Польше, ни в Болгарии такого обвала, так сказать, за копейки фактически продажи месторождений-не месторождений, но бизнеса, стоимость которого исчисляется миллионами и миллиардами, не было. Чубайс всегда говорил, что это бы единственный способ сделать так, чтобы коммунисты не вернулись к власти. Я не могу сказать, что я с ним согласен, но он так аргументировал, фактически отдали, и эти деньги там были очень большие, колоссальные. Это была серьезнейшая не просто ошибка, но это же Гайдар человек умный, и, на мой взгляд, совестливый разделял эту точку зрения... Кстати, наконец, вышло больше американское расследование, в котором признается, что то, как тогда мы слушали американские советы, причем, наверное, искренние, было серьезнейшей ошибкой, что надо было все не так делать. А сколько мы будем расхлебывать то, что все так сделано, я не знаю, и думаю, что это была колоссальная ошибка. Вот будем с этим жить еще долго.
Анна Качкаева: Владимир Владимирович я хочу, чтобы вы ответили на вопросы, пришедшие на пейджер. "Я хочу попросить Анну, чтобы она сказала, есть ли среди подписавших обращение Жириновский - думаю, что нет". Это в смысле про Ходорковского...
Владимир Познер: Нет.
Анна Качкаева: "Очень прошу, чтобы Познер никогда не приглашал его, - имеется в виду Жириновского, - в свои передачи, лично я всегда включая телевизор с этой программой. Лидия Алексеевна, Москва". "Уважаемый Владимир Владимирович, ответьте пожалуйста, почему в качестве аналитика на "Первом канале", в том числе и в ваших передачах, выступает Михаил Леонтьев. На мой взгляд, он аналитиком не является, есть более достойные и интересные люди, но их почему-то не приглашают. Екатерина Владимировна, с уважением". И у нас еще осталась минутка до перерыва выпуска новостей, я хочу чтобы на вопрос не по теме ответила Лена. Борис спрашивает: на прошлой неделе прошло сообщение, что журнал "Политбюро" закрывается, так ли это на самом деле?
Елена Афанасьева: Да, я как раз хотела сказать, что вряд ли меня уже можно называть обозревателем журнала "Политбюро", сегодня вышел последний номер нашего журнала, к сожалению, он вынужден попрощаться со своими читателями.
Анна Качкаева: Ирина написала: "Уважаемый Владимир Владимирович, почему бы вам такую передачу, о которой говорил предыдущий звонивший, о приватизации, откуда деньги взялись, не сделать на "Радио Семь", по понедельникам, часа на два, с приглашением соответствующих представителей, поскольку моя семья не пропускает ни одной передачи, это было бы неплохо..." У нас в эфире слушатель из Омска.
Александр: Здравствуйте. на проводе Александр, я хотел бы немножко возразить по поводу того, что русский человек - не желающий работать, ленивый, и про халяву, и все прочее, я побывал несколько лет назад в Америке, увидел их жизнь изнутри, и у меня сложилось впечатление, что на самом деле американцы, может, работают даже меньше, чем мы, но в связи с тем, что у них технологии немного другого уровня и производство намного более развито с научной точки зрения, то, соответственно, они меньше работают, но получают более весомые результаты своего труда. Немножко полемика такая к тому, что русский человек халяву чересчур любят. Я не согласен. У нас в России просто условий нет, чтобы работать нормально.
Владимир Познер: Я хочу сказать, что так, как работают американцы, мало кто работает. Они вкалывают до седьмого пота, этих перекуров, кофепитий, разговоры в коридорах - это в Америке абсолютно исключено, вы потеряете работу сразу же. Вообще, мне кажется, отношение к работе определяется культурой и в значительной степени религией. Там, где протестантизм взял верх, там совершенно другая этика работы, как и в скандинавских странах, и так далее, думаю, что православие имеет определенное отношение к тому, что происходит в России на протяжении многих веков. Я остаюсь при своем мнении.
Анна Качкаева: Я знаю, что этот вопрос - он не случайно возник, в одной из программ ваши гости, не вы, довольно жестко сформулировали свое отношение к этому, я еще очень многих слышала, кто по этому поводу обиделся.
Владимир Познер: Ну что ж, обижаться не надо.
Анна Качкаева: Владимир Владимирович, Сергей вам задает вопрос: "Если не секрет, за кого вы голосовали на прошлых выборах и будете ли голосовать на будущих?" Я знаю вашу точку зрения, вы обычно не говорите, за кого вы голосуете, но хотя бы скажите о том, будете ли голосовать, не проигнорируете ли следующие президентские выборы.
Владимир Познер: Я считаю, что право голоса - важнейшее право, и отказываться я от него не собираюсь.
Анна Качкаева: Господин Познер, Владимир Владимирович из Самары, ваш тезка, спрашивает...
Владимир Познер: Столько их появилось в последнее время, я удивляюсь...
Анна Качкаева: "Господин Познер, как вы относитесь к сильным противникам вашей программы, - странный вопрос, - будете ли вы дальше приглашать лишь тех, кто не способен и слова сказать?"
Владимир Познер: Ну, если вы мне подскажете по пейджеру, кого бы я пригласил, кто способен что-то сказать, я бы посмотрел.
Анна Качкаева: "Приглашайте предпринимателей, чтобы рассказывали о российской приватизации. Надежда из Москвы".
Владимир Познер: Предприниматели ничего плохого о приватизации не скажут. Они скажут только хорошее, в своем большинстве, так что не знаю, правильно ли это. Хотелось бы вообще разобраться с этим вопросом. На "Радио Семь" это проще, у меня там два часа, меня никто не торопит, и идея поговорить об этом в эфире "Радио Семь" - хорошая идея, но аудитория - это Москва и несколько городов, а "Первый канал" - это совершенно другой охват.
Анна Качкаева: Давайте все-таки ответим на вопросы о том, зачем приглашать Жириновского в программу, и по поводу Леонтьева.
Владимир Познер: Не надо забывать, что Жириновский все-таки был вице-спикером, это официальное лицо, и я его не приглашал, в отличие от многих других, потому что он дает рейтинг. (А рейтинг-то он дает, это надо признать, а телевидение заинтересовано в том, чтобы как можно больше народу смотрело, это связано с деньгами). Но мне кажется, что когда я его приглашал, то приглашал по делу, и в какой-то степени я горжусь тем, что в моей передаче он ведет себя все-таки прилично, не отлично, но прилично. Когда будет повод, я его буду приглашать. Игнорировать кого-либо потому, что он мне не нравится, а мне, уверяю вас, многие не нравятся, я этого делать не могу. Это не моя личная станция, где я приглашаю только тех, с кем мне хочется говорить. Там есть куча тех, с кем мне говорить не хочется
Анна Качкаева: То есть, вы убеждены, что у вас в программе он никогда морду никому бить не будет?
Владимир Познер: Не только это, он даже грубить не будет.
Елена Афанасьева: Он прекрасно знает, где и как себя вести, и какую маску в какой момент одевать.
Анна Качкаева: А вот вопрос про Михаила Леонтьева, что он не аналитик.
Владимир Познер: Я как раз считаю, что он вполне аналитик, очень неглупый человек, очень знающий человек, другое дело, что его точка зрения совершенно расходится с моей, он умеет лавировать, все это есть, и он у меня в передаче был два раза за три с половиной года, согласитесь, что это не очень много.
Анна Качкаева: "Владимир Владимирович, по телевидению вы выступаете иногда в галстуке, а иногда нет. По-моему,без галстука нельзя, это неуважение к стране. Анатолий".
Владимир Познер: Ну, уж прямо неуважение к стране. Ну что ж вы, Анатолий, такое отхватили. "Он не уважает страну, потому что появился без галстука"... Кстати, мой коллега по журналистскому ремеслу Александр Евгеньевич Бовин всегда ходит без галстука, но думаю, что он страну уважает. Серьезно говоря, программа воскресная, и у меня была идея: ну, воскресенье, вроде выходной день, неформальный, давайте я буду выходить без галстука, и выходил два года с хвостиком. Потом меня как-то увидела руководитель программы в галстуке и сказал: "Владимир Владимирович, вам так идет галстук, ну, пожалуйста, наденьте его, ради меня". Так как это была женщина, то отказать я ей не смог. Теперь я только в галстуке, но сейчас я без галстука.
Анна Качкаева: "Не планируете вы сделать какую-нибудь новую авторскую программу", - спрашивает Ирина из Москвы.
Владимир Познер: Нет, мне вполне хватает того, что я делаю. Другое дело, что у меня задумка есть очень серьезная, большая, я о ней говорить не буду, но может мне удастся это сделать. А пока авторская программа у меня будет только "Времена".
Анна Качкаева: В эфире рубрика "Смотритель", в которой дежурный телезритель всматривается в телепейзаж недели и высказывает свое личное мнение. У телевизора дежурил на минувшей неделе студент Антон Губанов, ему 31 год.
Антон Губанов: Так сложилось, что в четверг наблюдал я за общением народа с главным его избранником все неполные три часа. Основное впечатление: на этой неделе в третий раз вся страна узнала, что раз в году президент - не только гарант, но и волшебник. Сеанс точечных чудес заодно с отчетно-предвыборным выступлением наверняка добавил Путину несколько пунктов рейтинга. Не знаю, как у кого, но у меня некоторые ответы президента вызвали чувство удивления. Например, Владимир Владимирович, отвечая на вопрос из Кабардино-Балкарии, дал понять, что телик он смотрит редко и про лозунг одной из победивших на выборах партий - "Россия для русских" - слышит впервые. Зато Путин дружит с прокурором, который тоже, похоже, телевизор не смотрит, и может лично попросить Устинова с подобным безобразием разобраться. Одно обидно - что выборы уже прошли.
Еще одно чудо: кого-то в российской глубинке до сих пор преследуют за прошлогодний звонок президенту, видимо, целый год человек не мог добиться справедливости, пришлось сообщать наверх еще раз, и вот чудесная картина: гарант решительно хлопнул ладонью по челобитной и грозно пообещал разобраться. Жалко только стало президента. Ведь не хватит на всех справедливости из телевизора. Были к Владимиру Владимировичу просьбы и попроще - щенка от своей собаки подарить, были и помочь квартиру семье погибшего в Чечне солдата выхлопотать. Но как не вовремя в эти дни вооруженные чеченцы 9 пограничников расстреляли - ведь придется еще 9 квартир искать. Узнал я из выступления, в чем Владимир Владимирович не согласен со своим далеким предшественником Владимиром Ильичом, утверждавшим, что русский человек - плохой работник. Ответил Путин Ульянову: там, где современные подходы к экономике, там результаты блестящие. Однако, про блестящие результаты "ЮКОСа" президент почему-то не вспомнил. Видимо, блестеть надо в меру.
Оказалось, что и портреты символического президента надо в кабинетах развешивать. Только непонятно, как. Может, если ты министр, то цветной форматом А1, если зам министра, то А2, глав бух - А3, если председатель колхоза, то черно белый 3 на 4... Этакая система пропусков на властную вертикаль, чтобы ходил посетитель по чиновникам и четко понимал, у кого вертикаль вертикальнее.
В конце эфира оказалось, что вопрошающих президента насчитали около 2 миллионов, а удовлетворенных всего 70 человек. Я охотно верю в рассказ виртуального гражданина Моржова с Красной Стрелы, что позвонил он президенту и спросил, а куда же мы все идем. Куда же мы идем ему так и не ответили, а куда идет конкретно он - объяснили доходчиво. Вообще это железнодорожный Моржов с его свиным рылом мне крайне симпатичен, хамоват, правда, зато выражается в точку. Вот и три недели назад он про наше телевидение точно подметил: "Скоро, - говорит, - останется у нас две программы: "Счастливое время" и "Добрые вести". Когда закончилось шоу "Путин и россияне", ненароком в моей голове всплыло обращение президента к членам партии "Единая Россия", больше, правда, похожее на приказ: "Надо укреплять партийную дисциплину", - тогда на меня сразу холодком из моей комсомольской юности повеяло, и подумал я, правильно, надо укреплять, тогда вопросы ненужные сами собой отпадут, а ненужные люди из страны уедут.
Анна Качкаева: Владимир Владимирович, а как вы смотрели прямую линию с президентом?
Владимир Познер: Я смотрел далеко не все. Я, конечно, отметил, что он научился очень хорошо все это делать, говорит грамотно по-русски, умеет смотреть в камеру
Анна Качкаева: Знает, где улыбнуться, а где смутиться
Владимир Познер: Да, и в этом смысле он вполне на уровне президентов многих других стран, которые делают такие вещи именно для этого, чтобы набрать очки, иметь поддержку населения, и так далее. Всерьез смотреть такую программу я не стал бы, потому что знаю ее цель. Единственно, что меня смущает больше, видимо, чем господина Губанова - это то, что до сих пор жители России обращаются у президенту, как к царю - помогите мне с квартирой, с тем, с этим. Это не задача президента. И до тех пор, пока этот менталитет сохранится, что это вот вседержавец, который должен мне лично помочь, он и будет не совсем президент, а что-то чуть-чуть другое.
Анна Качкаева: Вообще очень забавно, Владимир Владимирович, потому что в день в прямой линии мы тоже делали эфир, комментировали, потому что, понятно, знали, как готовится это, рассказывали, какая это масштабная, потрясающая, очень целенаправленная многотысячная акция, и был записан комментарий американского эксперта, человека, не чуждого политтехнологиями, который, выслушав все это, сказал, что вообще ничего страшного, что вопросы придуманы, то другое, пятое, десятое, вообще это уникальная история, и поскольку американские президенты никогда в интерактивном режиме не общались со своим народом, может, мы возьмем этот опыт на вооружение...
Владимир Познер: Да, это правильно, только с Бушем это не очень получится, а с Клинтоном бы получилось колоссально, надо признать.
Анна Качкаева: А вы думаете, что американский телезритель тоже приблизительно также смотрел бы, или общался?
Владимир Познер: Я думаю, что в Америке было бы почти невозможно заранее готовить вопросы, все-таки американец на это не пойдет, он по этому поводу будет кричать, спорить, и прочее. И американец не станет задавать вопросы: "Помогите мне с этим, бюрократ там-то не дает мне того-то". Задавали бы вопросы, несомненно, по экономике, конечно, по Ираку... И думаю, что умный президент на этом крупно бы выиграл, пока там есть обращения к народу, разговоры с народом - да, но не интерактивные.
Анна Качкаева: Именно поэтому, видимо, так с интересом наблюдают. Ну, все переплелось, Дарио Фо сделал "Берло-Путина", замечательная итальянская история, теперь они полюбили друг друга... У нас в эфире слушатель, добрый день, представьтесь пожалуйста:
Иван Данилович: Добрый вечер, Владимир Владимирович Иван Данилович вопрос вам задает. Не кажется ли вам, что сейчас всем нашим разношерстным демократам, начиная даже от коммунистов, СПС, "Яблока", всем надо объединиться против Путина, по линии, вы за диктатуру, или за демократию?
Владимир Познер: Вообще, когда вы употребляете слово "демократ" применительно к коммунистам, я уже как бы не очень понимаю, как вам ответить. КПРФ демократию не признает, то есть, признает, очевидно, так называемую социалистическую демократию, как вы помните, такая была. Как они могут объединиться на одной платформе - я не знаю. Объединиться против президента - я не очень понимаю, что вы имеете в виду. Выдвинуть свою кандидатуру на пост президента, у которого будет другая программа, другие идеи - это я понимаю. То есть, политическая борьба - это очень даже хорошая вещь, она должна быть. Только, как эти рак, лебедь и щука могут объединиться, на самом деле, мне не совсем понятно, вот если будет демократическая коалиция какая-то, то это будет важно, нужно, даже если бы они в пух и прах проиграли выборы в марте это неважно, а они проиграют, а важно, чтобы была альтернатива, которой сегодня нет. Это серьезная проблема.
Анна Качкаева: "Владимир Владимирович, согласны ли вы с бывшим тележурналистом Патриком Бьюкененом, что рейтинговая ориентация телевидения приводит к замене властителей дум на властителей инстинктов и, в свою очередь, к вырождению аудитории телезрителей, что он подтвердил подробными фактическими расчетами. Георгий Николаевич, Подмосковье".
Владимир Познер: Я очень хорошо знаю Пэта Бьюкенена, он вообще-то в прошлом и телеведущий, а до этого был пресс-секретарем президента Рейгана. Он человек довольно крайних, радикальных взглядов. Он за то, чтобы резко уменьшить приток иммигрантов в США, поскольку происходит размывание американских идеалов, и даже американской основной религии. Человек он своеобразный, неглупый и, думаю, в чем-то он прав. То, что происходит с телевидением, не только в Америке, на самом деле, не приводит к большему пониманию населением того, что на самом деле происходит в стране. Происходит определенное оглупление, в отсутствии общественного телевидения особенно это так. Так что отчасти я с ним согласен, хотя сколько бы раз мы с ним не встречались, всегда дело заканчивалось спором.
Елена Афанасьева: Владимир Владимирович, мы все с вами понимаем, что для большинства населения страны реальность - это то, что показывает телевидение. Всегда мы говорим, что и событие существует тогда, когда его показывают по телевидению, и осознание образа страны, и народа идет по телевидению. В общем, многие люди задумываются над тем, как моделировать какое-то новое сознание, новую страну. Как бы вам хотелось моделировать эти сценарии для России, прописывать это сознание в своей программе, осознавая, что это не какая-то абстрактная идея, а конкретная, реальная ваша программа? Что вы себе можете наметить на какой-то ближайший срок и к чему стремиться?
Владимир Познер: Это очень трудный вопрос, может, он даже вне моей компетенции. Я считал и считаю, что смысл телевидения все-таки помогать людям понимать, что на самом деле происходит, больше ничего. Я только так и вижу свою работу. Насчет моделирования - не знаю, что вам ответить. С одной стороны, да, если нет события на телевидении, то и нет события, а с другой все-таки телевидение - это зеркало, так или иначе. оно же не выдумывает того, чего нет, как правило, а только истолковывает, так или иначе, что-то умалчивает... Тем не менее, в общем и целом, это все-таки зеркало, и не совсем кривое. Вот и надо быть этим зеркалом. Так я это понимаю.
Анна Качкаева: Вы сказали, неделю назад в своей программе, вы там любите в финале делать такие изысканные, с цитатами "моралите", и вы упомянули роман Мэри Шелли "Франкенштенйн", кто может его не читал и забыл - это роман о том, как монстр, созданный из ткани и кусков умерших людей ученым Виктором Франкенштейном, в итоге убил своего создателя, вот вы сказали об этом, и произнесли потом, будто спохватившись, чтобы никаких дурных ассоциаций, или не знаю чего в голове не возникло, вы добавили: "Но у нас-то сейчас, конечно, другие времена", - и поставили точку. Здесь в эфире, объясните пожалуйста, на какие аналогии вы рассчитывали?
Владимир Познер: Ну, я говорил о Франкенштейне, для меня было совершенно очевидно, что я довольно прозрачно намекаю на блок "Родина". Этот блок был созда, несомненно, сверху для того, чтобы отнять голоса у КПРФ, расчет был таким, что они наберут где-то 4,5 процента, но не 5 никак, то есть, они в Думу не проходят, отнимают у коммунистов голоса, и все замечательно. А вот то, что они набрали почти 10 процентов - это и был этот самый монстр, и потому, что они были созданы из разных трупов, на мой взгляд, и вот они и возникли, как такой монстр. И я говорил, что этот монстр вполне возможно может восстать против своего Франкенштейна и прибить его.
Анна Качкаева: Вы имели в виду кремлевскую администрацию?
Владимир Познер: Я имел в виду, естественно, тех, кто создал. А то, что я сказал, что у нас другие времена, мне казалось, что моя улыбка должна была показать иронию, которая мне в какой-то степени свойственна. Кстати, как мне сказали, этот финал вызвал недовольство в верхах.
Анна Качкаева: То есть, кремлевские зрители не поняли, на что вы намекаете, или буквально поняли?
Владимир Познер: Я думаю, что они поняли по-своему. Я с ними не разговаривал, но знаю, что они были очень недовольны этой концовкой, которой они и не видели поначалу, ведь это было сказано в 10 часов утра, на Дальний Восток, они не видели, но, видимо, быстро кто-то доложил. Ближе к 6 часам вечера по Москве было выражено это недовольство, и, насколько мне известно из весьма хорошо осведомленных источников, они потребовали вообще снять эту концовку. Надо отдать должное все-таки генеральному директору "Первого канала", который не стал этого делать, хотя, думаю, на него давили очень сильно. Я хочу вам сказать, что если бы это сделали, это был бы как раз тот случай, когда нужно было бы писать заявление. Как раз тот самый случай. К счастью, этого не произошло. Но это лишний показатель того, насколько они обостренно воспринимают то, что говорится с экрана, насколько они опасаются этого. Вот я тут уверен, что Путин и в голову не брал, он и не знал об этом, но вот эти люди, которые смотрят, отсматривают и принимают решения, я не могу сказать точно ли это господин Сурков, или господин еще кто-то, но то, что это было, это я знаю точно.
Анна Качкаева: А как вы тогда относитесь к тому, что в эфире во многом вашей программы выпестовали многих героев этого блока "Родина"?
Владимир Познер: Давайте возьмем, кто? Ну, начнем с...
Анна Качкаева: Нарочницкой.
Владимир Познер: Начнем с Глазьева. Ну, Глазьев есть Глазьев, и, собственно говоря, он мне интересен был всегда, как экономист со своей точкой зрения, и он и без меня был известен, надо отдать ему должное. То же самое - Рогозин, все-таки возглавлял комитет в Думе
Анна Качкаева: Ну, Владимир Владимирович, вы же понимаете, что они плотнее стали появляться в эфире...
Владимир Познер: Да... А вот Нарочницкая - это для меня совершенное удивление. Потому что хотя мы с ней имеем совершенно разные взгляды, я считал ее интересным персонажем...
Анна Качкаева: Она интересная, такая пассионарная очень женщина...
Владимир Познер: Интересным очень персонажем и ученым. А тут оказалось, что нет, она мне показалась абсолютно неинтересной, во-первых, во-вторых - злобной, злобной просто, и я потерял к ней всякий интерес. Да, она была у меня в программе, я считал, что вот эта точка зрения должна звучать, потому что она есть...
Анна Качкаева: Владимир Владимирович, только вы считали, или все-таки руководство "Первого канала", которое "Родину" создавало, и Гельман, и Эрнст?..
Владимир Познер: Наша группа влюблена была в Нарочницкую. "Вот, давайте Наталью Алексеевну, с ней интересно". А как только она появилась в этой тусовке, что ли, мы ее не стали звать. Мы ее не звали. А не звать Глазьева - ну, по этому поводу тоже не завали. Заметьте, что все-таки в моей программе дебатов не было.
Анна Качкаева: Нет, у вас не было. Я говорю, что в течение полугода предыдущих вы их подтягивали, вероятно, вы не знали...
Владимир Познер: Тогда и "Родины" не было
Анна Качкаева: А вот это вот вопрос, была, или нет.
Владимир Познер: По крайней мере, мы были не в курсе.
Анна Качкаева: Не в ваших головах, конечно
Елена Афанасьева: Владимир Владимирович, вот мы заговорили о последних ваших фразах - все чаще складывается ощущение, что главное вы можете себе позволить только в этой иносказательной форме, в этих последних фразах. Мы снова дожили до времени, когда надо обходить препоны и рогатки цензуры, и другого выхода нет?
Владимир Познер: Это мой стиль, я люблю так говорить, с иронией. Я не люблю сразу вот в глаз, я люблю немножко поиграться. Это на самом деле мой стиль. Я это всегда так делал и делаю. Когда что-то меня возмущает, скажем, как-то у меня была программа, где я говорил об антисемитизме, деле Бейлиса, я там называю вещи своими именами. Кстати, и в этой программе последней я тоже сказал: "Неужели не стыдно, ребята?!" Но я люблю иронию, я люблю вот так это оформлять. Это разница между рапирой и топором. Я действую рапирой, а некоторые, кстати говоря, и на "Первом канале", действуют топором. Кому что нравится...
Елена Афанасьева: На "Первом канале" особенно.
Анна Качкаева: Это кстати, к моему вопросу: мне все время кажется, что вы своей репутацией, талантом и именем отчасти прикрываете пропагандистскую махину, чтобы она кондовой такой не выглядела. Я не права?
Владимир Познер: И что же делать? Я могу просто уйти. Тогда на "Первом канале" и этого не будет. Ну и что, это хорошо? Тогда куда я денусь? На "Второй канал", даже при том, что предложат, не знаю, что, я просто не пойду.
Елена Афанасьева: Для вас есть разница между "Первым" и "Вторым" каналами?
Владимир Познер: Как ни странно, да.
Елена Афанасьева: В чем? Это очень интересно.
Владимир Познер: Я вам скажу: мне проще договариваться с Эрнстом, чем с Добродеевым.
Елена Афанасьева: То есть, это чисто персональная разница, а не каналы, не их политика.
Владимир Познер: Несомненно. И последнее: на "НТВ" я тоже не пойду, потому что там я вообще не найду общего языка.
Анна Качкаева: Ну что ж, лицо "Первого канала", наш телевизионный В.В.П. - Владимир Владимирович Познер... Кто-то из великих сказал: "Одиночки могут быть толерантны, толпа - никогда". Познер, видимо, из их числа.
Владимир Владимирович, я знаю, так случилось, что я знаю, что вы в детстве боитесь акул, потому что в детстве мальчиком видели, как пойманная акула отхватила руку у матроса. И это страх такой физический, на биологическом уровне, как я понимаю. А чего боится журналист Познер?
Владимир Познер: Прогнуться. Я все-таки много лет был в пропаганде и занимался делом, которое поначалу я считал праведным, потому что я верил в советскую власть, так меня папа воспитал, и я всячески на радио, в главной нашей редакции радиовещания на Англию, проповедовал пропагандировал ценности, советские ценности социализма, не желая поначалу видеть того, что не хотел видеть, а потом заглушая в себе то, что мешало мне.
Анна Качкаева: То есть, сейчас вы не прогибаетесь?
Владимир Познер: Нет, я не прогибаюсь, но когда я ушел, когда я, наконец, понял, что я так больше не могу, что это невозможно так жить, я не знаю, что со мной будет, просто, как с человеком, я дал себе слово, что больше я никогда не буду служить никакой партии, никакой власти, никакому обществу, и буду стараться служить, громко звучит, но все-таки слушателю, или зрителю, как журналист. И пока что, как мне кажется, мне это удается, но поскольку, несомненно, сейчас возрастает давление на средства массовой информации, в особенности на телевидение, я очень боюсь того момента, когда мне придется, если это произойдет, принять решение о том, что я больше не работаю в этой сфере. Это тяжелое может быть решение, и вот я боюсь, опасаюсь того, хватит ли у меня на это решимости и сил. Вот, пожалуй, это единственное, чего я боюсь.
Анна Качкаева: Как я понимаю, в пятницу вы совершили человеческий поступок, вы подписали, как и многие другие люди, со своими паспортными данными поручительство за Ходорковского. Потому что симпатизируете, потому что считаете?..
Владимир Познер: Не потому.
Анна Качкаева: Хорошо, может быть, это еще тогда вы сейчас объясните. Но может быть это своего рода компенсация за тот компромисс, на который вы вынуждены идти в профессии, потому что вы не можете об этом говорить в эфире, вы не обсуждаете эту тему.
Владимир Познер: Эту тему я не обсуждаю, это правда, поскольку на "Первом канале" эта тема, не то что она табуирована, но, во всяком случае, она не приветствуется, но дело не в моей симпатии к Ходорковскому. Я с ним знаком. Он, на самом деле, на мой взгляд, человек мне симпатичный, но есть вопрос справедливости, и я действительно поручился за то, что он, если он будет выпущен на свободу, никуда не убежит и не помешает следствию, поскольку следствие не завершено, насколько я знаю. Я поручился за это, был бы он мне антипатичен, я бы все равно поручился, если бы я чувствовал, считал, что он не сделает того, о чем я говорю. Симпатии все-таки в вопросах суда, закона и так далее, не причем. Можно симпатизировать, но если человек чего-то совершил, ну, что делать, значит совершил. Насчет компенсации - нет. Не в этом дело. Просто, когда ко мне обратились, для меня очевидный был ответ, конечно, я поручусь... Я хотел бы знать, в какой я компании, скажем, как это называется "Гордость России", или как - тут компания своеобразная. Те, кого вы называли, конечно, это одна группа. Были и другие, очень замечательные люди.
Анна Качкаева: Там еще товарищи из "Единой России" был, но были и люди достойные...
Владимир Познер: Люди разные. Что касается Ходорковского и тех людей, которые за него поручились, то это компания, в которой я нахожусь с большим удовольствием.
Елена Афанасьева: Владимир Владимирович, вы сказали, что больше всего боитесь прогнуться, и, наверное, когда вы соглашались на работу на канале, который на 51 процент, формально, принадлежит государству, и отстаивает позиции государства, вы для себя определяли какой-то люфт, что вы работаете до какого-то такого предела. Вы сказали, что? Я не совсем точно поняла, что вы боитесь не решиться уйти, что у вас не хватит мужества уйти из профессии, если вы дойдете до этой грани, или чего-то другого?
Владимир Познер: Небольшое уточнение, для меня очень принципиальное, поэтому я всегда его повторяю. Я не работаю на "Первом канале". "Первый канал" покупает продукт, который делает студия Фониной. У меня нет ни кабинета, ничего. Это важно для меня, потому что я сказал, кроме всего прочего, тогда когда принимал для себя, как говорил Михаил Сергеевич, судьбоносное решение, что я больше служить вообще не буду. Не буду служить, и не служу. В буквальном смысле - ходить на работу, получать эту зарплату, чтобы меня могли вызвать на ковер, и прочее. Это такое уточнение. Да, я очень люблю свою профессию. Я понимаю, что, кроме того, она мне дает очень хороший уровень жизни. И я, кроме того, отвечаю кое за кого, у меня есть жена, дети и прочее. Так что мой уход вообще из профессии будет сопряжен с определенными трудностями, даже просто житейскими, и не простое это будет решение. Но я для себя просто решил, что я знаю, когда это наступит, я знаю точно, какие вещи должны быть, чтобы это наступило. Когда мне запретят о чем-то говорить, когда мне запретят кого-то пригласить...
Елена Афанасьева: В последний предвыборный цикл вы сильно приблизились к этой нежелательной грани?
Владимир Познер: Как ни странно, нет, было такого, чтобы кто-то - ну, кроме Эрнста, генерального директора, мне никто ничего и не может сказать, не было такого, чтобы он сказал: "Этого не приглашайте", - такого не было.
Анна Качкаева: А как же с Ходорковским-то?
Владимир Познер: А с Ходорковским - запрета не было, но я и не предлагал. Я вам должен сказать совершенно откровенно, что для меня это вопрос не очевидный, пока что. Кстати, хочу сослаться на "Международную Амнистию", они все-таки пока не могут сказать окончательно, что он политзаключенный, и я этого не могу сказать, в том смысле, как я понимаю понятие "политзаключенного". Политзаключенный - это человек, который против данной системы власти. Политика замешана ли в том, что с ним произошло - разумеется, замешана. Но эта тема, которой я пока не очень понимаю, не очень понимаю, как ее поднимать и кого приглашать в гости. Кстати, я звонил генеральному прокурору непосредственно, кстати, в этом смысле он очень демократичен, он поднимает городскую трубку, что вообще совершенно неслыханно, он со мной долго разговаривал. Я говорю: "Надо объяснить ваши действия"... "Я должен посоветоваться. Меня просили, вот Кудрин, в частности. Может, и не надо сейчас говорить об этом"... Если бы он мне дал согласие, тема Ходорковского была бы у меня в программе, а без него я не видел, как ее сделать.
Елена Афанасьева: Если не брать тему Ходорковского, самоцензура чаще стала у вас срабатывать? Я почему так говорю: мне довелось съездить с вами на "Тэфи Регион", где вы были практически на всех турах, как президент, и общаться с нашими региональными коллегами, и для них Познер даже больше, чем для читателя "Аргументов и фактов", это символ в профессии. И для них очень показательно то, что делаете в эфире вы. И если два года назад они видели программы, посвященные "Курску", "НТВ", Чечне, то сейчас они, наверное, каких-то программ от вас не дождались. Не было перегибов в другую сторону, но чего-то, что Аня Качкаева называет охрабрением аудитории, тоже не было. Может поэтому они так часто задавали вопрос, уходить ли из профессии, или оставаться, про себя его задавали, не дождавшись какого-то верховного сигнала от вас.
Владимир Познер: Во-первых, я бы очень не хотел, чтобы от меня исходили сигналы, я на себя не брал этой должности и этой ответственности. Я хочу подчеркнуть, что я одинокий волк. Я ни за кого не отвечаю, кроме себя, я совершенно не желаю, чтобы говорили, вот, Познер так... Это они пускай решают, как Познер. Это не причем. Я не проповедник, который обращается к пастве и говорит, вот так-то и так то. К счастью, не было "Курска" второго. Не было для меня такой темы, кроме Ходорковского, который не получился именно потому, что не получился генпрокурор... Не забывайте, что на "Курске" кто только не пришел на программу. Но если бы отказали все адмиралы, и отказал бы вице-премьер, то не было бы программы.
Елена Афанасьева: Общество-то поменялось слегка. Тогда они понимали, что если не придут в эфир, то это вызовет реакцию общества...
Владимир Познер: Да ничего это не вызовет, только кажется. Когда мы хотели сделать программу по поводу того, что никак ничего не могут сделать с такими громкими убийствами, как убийство Влада Листьева, и так далее, мы делали втроем, с Киселевым и Сорокиной, называлось "Преступление без наказания", не пришли ни генеральный прокурор, ни начальник ФСБ, ни МВДшник, они прислали своих заместителей, но сами не пришли. Все трое были заняты, видимо, на рыбалке, или еще где-то... Я не думаю, что общество так уж отреагировало бы. Да, изменилось общество, в худшую сторону. Ген самосохранения, или страха, опять играет.
Елена Афанасьева: Сигнал, исходящий от телевидения, от центральных каналов, активизировал этот ген в последний сезон.
Анна Качкаева: У нас в эфире слушатель, добрый день, представьтесь пожалуйста.
Марина: Добрый день, меня зовут Марина. Уважаемая Анна, вы знаете, смотреть совершенно ничего, я практически ничего не смотрю. Во-первых, неприятно. Во-вторых, очень предсказуемо, просто смотрю выборочно. Вот, господин Познер, к вам вопрос: я смотрела последнюю вашу передачу. Я понимаю, что тема Ходорковского очень сильно раздражает нашего главнокомандующего, и тема Чечни тоже. Но вот такие люди, как вы, я вас очень уважаю, сидели и обсуждали грузинский вопрос... Я не понимаю слова "двойные стандарты". Это чистой воды аферизм. Когда говорят одно, а фактически делается, по отношению к Грузии, совсем другое. А почему вы не намекнули, не сказали: "Что вы говорите "целостность Грузии", а почему вот идет аннексия, вы даете гражданство, или визовый режим..."
Владимир Познер: Если вы действительно смотрели эту передачу, и не только смотрели, но и слушали, то я дважды в течение передачи спросил соответствующих лиц, в какую все-таки игру играет Россия. Сославшись именно на эти вещи, что вы говорите одно, а на самом деле ведь Абхазия вам выгодна, вы в это играете. Так что, в данном случае, если вы хотите, чтобы я выступал, как оппозиция, то это не моя роль. Вообще, я считаю, что телевидение не может быть оппозиционным, и нигде в мире, хотел бы подчеркнуть, оппозиционного телевидения нет. Есть оппозиционные газеты, а телевидение, ни в Америке, ни во Франции, ни в Великобритании, ни в Италии - нет такого понятия. Я пытаюсь быть сбалансированным, задавать вопросы, неприятные, а вы слушайте, как они отвечают. Не мое это дело с ними спорить. Когда меня пригласят, как сюда пригласили, не как ведущего, а как участника, можете быть уверены, что я скажу, что я думаю. Это разные роли. Это называется профессиональность, в той самой журналистике, в которой я пока нахожусь.
Анна Качкаева: У нас в эфире еще один слушатель. Добрый день, представьтесь пожалуйста.
Наталья: Это Наталья, и я хотела бы сказать следующее. Дело в том, что года два назад я пообщалась с уважаемым господином Познером по телефону. Из оргкомитета для Евразийского телефорума я делала обзор, и у меня такой осадок остался. Вы долго были для меня эталоном профессионализма, я Институт телевидения и радио закончила. И для меня тема социальной защиты, бедного человека, как бы она до сих пор со мной. Я вывела вас потихонечку на разговор о том, что в бедном, нищем состоянии находятся люди - рабочие. Вы мне открытым текстом сказали, что работать просто не хотят, я думала, я ослышалась. Я говорю, а как же, не платят? "Менять место надо, просто не хотят". А как семью бросать, ехать в такой же другой регион, где нет работы, в Москву, где все продано?.." То есть, у вас не было боли за бедного человека. То есть, я хочу сказать, что результат страхов ваших - деньги, нажитые на этом грязном всем. И теперь вы готовьтесь к тому, что вы получите то, что вы заслужили.
Анна Качкаева: Давайте все-таки не будем так...
Владимир Познер: Я все равно отреагирую, в конце концов, невежливые люди - они невежливые, это мама с папой плохо воспитали. Я на самом деле считаю, что коль скоро захотели иметь так называемую рыночную экономику, которая проще называется капитализмом - я жил в этих странах, эти проблемы, когда нет работы, существуют не только у нас, но во многих странах. Во-первых, у меня действительно ощущение, что многие у нас не очень-то хотят работать. Я еще раз говорю, хотят, чтобы дали, и ждут, чтобы дали очень многие, вообще, слово "халява" не переводится в языке. Это во-первых. Во-вторых, да, нужно уезжать и искать работу. Кстати, это делают во всем мире, уезжают и ищут. Неприятно? Неприятно. Но если вы хотите просто насчет сострадания и боли не вам судить о моих внутренних переживаниях, но реально дело обстоит так: если нет работы, то, выступая по телевидению, я ее не сделаю. И призывать к сожалению, или жалости - это тоже не дело. Постепенно, либо экономика будет разлаживаться, пока что она идет в плюс, но я очень осторожен в этой оценке, тогда у людей будет и работа, и больше денег, постепенный такой процесс. Но работу надо искать. Я в одном споре с человеком, видимо, в какой-то степени разделяющим ваши, Наталья, взгляды вспомнил пословицы, вообще русские пословицы замечательны по своей точности, я вспомнил одну: "Работа не волк, в лес не убежит". Тоже не переводится в языке.
Анна Качкаева: У нас в эфире слушатель:
Михаил Федорович: Владимир Владимирович, добрый день, я Михаил Федорович, так меня зовут, я уже пенсионер, и вы знаете, что меня волнует, это вроде вопроса будет, мне не нужно никакой, как сейчас говорят, дележка идет с олигархами. Мне от них ни доллара, ни рубля, ничего не нужно, мне хватает пенсии, кое-как. Но я хотел бы, чтобы вы через телевизор, когда вы ведете свою передачу, организовали такую передачу, чтобы мне простому мужику было понятно, откуда взялись эти деньги, как они купили все эти месторождения, и так далее, и почему деньги, которые тогда, помнится, траншами, называли - куда все они утекли? Из-за чего мы все такие должники стали колоссальные?
Владимир Познер: Вообще, я бы с удовольствием такую программу сделал, но тут есть одна вещь: все-таки "Времена" откликаются на события недели, и нужно найти какое-то событие, которое бы позволило об этом говорить.
Анна Качкаева: Ну как, Владимир Владимирович, поводов... А программа борьбы с бедностью, например?
Владимир Познер: Поводов масса... Странно, что вы не знаете, как произошла приватизация. Об этом много писали и говорили, и говорят, кстати, у нас она прошла не так, как в любой другой в прошлом социалистической стране, ни в Чехии, ни в Словакии, ни в Польше, ни в Болгарии такого обвала, так сказать, за копейки фактически продажи месторождений-не месторождений, но бизнеса, стоимость которого исчисляется миллионами и миллиардами, не было. Чубайс всегда говорил, что это бы единственный способ сделать так, чтобы коммунисты не вернулись к власти. Я не могу сказать, что я с ним согласен, но он так аргументировал, фактически отдали, и эти деньги там были очень большие, колоссальные. Это была серьезнейшая не просто ошибка, но это же Гайдар человек умный, и, на мой взгляд, совестливый разделял эту точку зрения... Кстати, наконец, вышло больше американское расследование, в котором признается, что то, как тогда мы слушали американские советы, причем, наверное, искренние, было серьезнейшей ошибкой, что надо было все не так делать. А сколько мы будем расхлебывать то, что все так сделано, я не знаю, и думаю, что это была колоссальная ошибка. Вот будем с этим жить еще долго.
Анна Качкаева: Владимир Владимирович я хочу, чтобы вы ответили на вопросы, пришедшие на пейджер. "Я хочу попросить Анну, чтобы она сказала, есть ли среди подписавших обращение Жириновский - думаю, что нет". Это в смысле про Ходорковского...
Владимир Познер: Нет.
Анна Качкаева: "Очень прошу, чтобы Познер никогда не приглашал его, - имеется в виду Жириновского, - в свои передачи, лично я всегда включая телевизор с этой программой. Лидия Алексеевна, Москва". "Уважаемый Владимир Владимирович, ответьте пожалуйста, почему в качестве аналитика на "Первом канале", в том числе и в ваших передачах, выступает Михаил Леонтьев. На мой взгляд, он аналитиком не является, есть более достойные и интересные люди, но их почему-то не приглашают. Екатерина Владимировна, с уважением". И у нас еще осталась минутка до перерыва выпуска новостей, я хочу чтобы на вопрос не по теме ответила Лена. Борис спрашивает: на прошлой неделе прошло сообщение, что журнал "Политбюро" закрывается, так ли это на самом деле?
Елена Афанасьева: Да, я как раз хотела сказать, что вряд ли меня уже можно называть обозревателем журнала "Политбюро", сегодня вышел последний номер нашего журнала, к сожалению, он вынужден попрощаться со своими читателями.
Анна Качкаева: Ирина написала: "Уважаемый Владимир Владимирович, почему бы вам такую передачу, о которой говорил предыдущий звонивший, о приватизации, откуда деньги взялись, не сделать на "Радио Семь", по понедельникам, часа на два, с приглашением соответствующих представителей, поскольку моя семья не пропускает ни одной передачи, это было бы неплохо..." У нас в эфире слушатель из Омска.
Александр: Здравствуйте. на проводе Александр, я хотел бы немножко возразить по поводу того, что русский человек - не желающий работать, ленивый, и про халяву, и все прочее, я побывал несколько лет назад в Америке, увидел их жизнь изнутри, и у меня сложилось впечатление, что на самом деле американцы, может, работают даже меньше, чем мы, но в связи с тем, что у них технологии немного другого уровня и производство намного более развито с научной точки зрения, то, соответственно, они меньше работают, но получают более весомые результаты своего труда. Немножко полемика такая к тому, что русский человек халяву чересчур любят. Я не согласен. У нас в России просто условий нет, чтобы работать нормально.
Владимир Познер: Я хочу сказать, что так, как работают американцы, мало кто работает. Они вкалывают до седьмого пота, этих перекуров, кофепитий, разговоры в коридорах - это в Америке абсолютно исключено, вы потеряете работу сразу же. Вообще, мне кажется, отношение к работе определяется культурой и в значительной степени религией. Там, где протестантизм взял верх, там совершенно другая этика работы, как и в скандинавских странах, и так далее, думаю, что православие имеет определенное отношение к тому, что происходит в России на протяжении многих веков. Я остаюсь при своем мнении.
Анна Качкаева: Я знаю, что этот вопрос - он не случайно возник, в одной из программ ваши гости, не вы, довольно жестко сформулировали свое отношение к этому, я еще очень многих слышала, кто по этому поводу обиделся.
Владимир Познер: Ну что ж, обижаться не надо.
Анна Качкаева: Владимир Владимирович, Сергей вам задает вопрос: "Если не секрет, за кого вы голосовали на прошлых выборах и будете ли голосовать на будущих?" Я знаю вашу точку зрения, вы обычно не говорите, за кого вы голосуете, но хотя бы скажите о том, будете ли голосовать, не проигнорируете ли следующие президентские выборы.
Владимир Познер: Я считаю, что право голоса - важнейшее право, и отказываться я от него не собираюсь.
Анна Качкаева: Господин Познер, Владимир Владимирович из Самары, ваш тезка, спрашивает...
Владимир Познер: Столько их появилось в последнее время, я удивляюсь...
Анна Качкаева: "Господин Познер, как вы относитесь к сильным противникам вашей программы, - странный вопрос, - будете ли вы дальше приглашать лишь тех, кто не способен и слова сказать?"
Владимир Познер: Ну, если вы мне подскажете по пейджеру, кого бы я пригласил, кто способен что-то сказать, я бы посмотрел.
Анна Качкаева: "Приглашайте предпринимателей, чтобы рассказывали о российской приватизации. Надежда из Москвы".
Владимир Познер: Предприниматели ничего плохого о приватизации не скажут. Они скажут только хорошее, в своем большинстве, так что не знаю, правильно ли это. Хотелось бы вообще разобраться с этим вопросом. На "Радио Семь" это проще, у меня там два часа, меня никто не торопит, и идея поговорить об этом в эфире "Радио Семь" - хорошая идея, но аудитория - это Москва и несколько городов, а "Первый канал" - это совершенно другой охват.
Анна Качкаева: Давайте все-таки ответим на вопросы о том, зачем приглашать Жириновского в программу, и по поводу Леонтьева.
Владимир Познер: Не надо забывать, что Жириновский все-таки был вице-спикером, это официальное лицо, и я его не приглашал, в отличие от многих других, потому что он дает рейтинг. (А рейтинг-то он дает, это надо признать, а телевидение заинтересовано в том, чтобы как можно больше народу смотрело, это связано с деньгами). Но мне кажется, что когда я его приглашал, то приглашал по делу, и в какой-то степени я горжусь тем, что в моей передаче он ведет себя все-таки прилично, не отлично, но прилично. Когда будет повод, я его буду приглашать. Игнорировать кого-либо потому, что он мне не нравится, а мне, уверяю вас, многие не нравятся, я этого делать не могу. Это не моя личная станция, где я приглашаю только тех, с кем мне хочется говорить. Там есть куча тех, с кем мне говорить не хочется
Анна Качкаева: То есть, вы убеждены, что у вас в программе он никогда морду никому бить не будет?
Владимир Познер: Не только это, он даже грубить не будет.
Елена Афанасьева: Он прекрасно знает, где и как себя вести, и какую маску в какой момент одевать.
Анна Качкаева: А вот вопрос про Михаила Леонтьева, что он не аналитик.
Владимир Познер: Я как раз считаю, что он вполне аналитик, очень неглупый человек, очень знающий человек, другое дело, что его точка зрения совершенно расходится с моей, он умеет лавировать, все это есть, и он у меня в передаче был два раза за три с половиной года, согласитесь, что это не очень много.
Анна Качкаева: "Владимир Владимирович, по телевидению вы выступаете иногда в галстуке, а иногда нет. По-моему,без галстука нельзя, это неуважение к стране. Анатолий".
Владимир Познер: Ну, уж прямо неуважение к стране. Ну что ж вы, Анатолий, такое отхватили. "Он не уважает страну, потому что появился без галстука"... Кстати, мой коллега по журналистскому ремеслу Александр Евгеньевич Бовин всегда ходит без галстука, но думаю, что он страну уважает. Серьезно говоря, программа воскресная, и у меня была идея: ну, воскресенье, вроде выходной день, неформальный, давайте я буду выходить без галстука, и выходил два года с хвостиком. Потом меня как-то увидела руководитель программы в галстуке и сказал: "Владимир Владимирович, вам так идет галстук, ну, пожалуйста, наденьте его, ради меня". Так как это была женщина, то отказать я ей не смог. Теперь я только в галстуке, но сейчас я без галстука.
Анна Качкаева: "Не планируете вы сделать какую-нибудь новую авторскую программу", - спрашивает Ирина из Москвы.
Владимир Познер: Нет, мне вполне хватает того, что я делаю. Другое дело, что у меня задумка есть очень серьезная, большая, я о ней говорить не буду, но может мне удастся это сделать. А пока авторская программа у меня будет только "Времена".
Анна Качкаева: В эфире рубрика "Смотритель", в которой дежурный телезритель всматривается в телепейзаж недели и высказывает свое личное мнение. У телевизора дежурил на минувшей неделе студент Антон Губанов, ему 31 год.
Антон Губанов: Так сложилось, что в четверг наблюдал я за общением народа с главным его избранником все неполные три часа. Основное впечатление: на этой неделе в третий раз вся страна узнала, что раз в году президент - не только гарант, но и волшебник. Сеанс точечных чудес заодно с отчетно-предвыборным выступлением наверняка добавил Путину несколько пунктов рейтинга. Не знаю, как у кого, но у меня некоторые ответы президента вызвали чувство удивления. Например, Владимир Владимирович, отвечая на вопрос из Кабардино-Балкарии, дал понять, что телик он смотрит редко и про лозунг одной из победивших на выборах партий - "Россия для русских" - слышит впервые. Зато Путин дружит с прокурором, который тоже, похоже, телевизор не смотрит, и может лично попросить Устинова с подобным безобразием разобраться. Одно обидно - что выборы уже прошли.
Еще одно чудо: кого-то в российской глубинке до сих пор преследуют за прошлогодний звонок президенту, видимо, целый год человек не мог добиться справедливости, пришлось сообщать наверх еще раз, и вот чудесная картина: гарант решительно хлопнул ладонью по челобитной и грозно пообещал разобраться. Жалко только стало президента. Ведь не хватит на всех справедливости из телевизора. Были к Владимиру Владимировичу просьбы и попроще - щенка от своей собаки подарить, были и помочь квартиру семье погибшего в Чечне солдата выхлопотать. Но как не вовремя в эти дни вооруженные чеченцы 9 пограничников расстреляли - ведь придется еще 9 квартир искать. Узнал я из выступления, в чем Владимир Владимирович не согласен со своим далеким предшественником Владимиром Ильичом, утверждавшим, что русский человек - плохой работник. Ответил Путин Ульянову: там, где современные подходы к экономике, там результаты блестящие. Однако, про блестящие результаты "ЮКОСа" президент почему-то не вспомнил. Видимо, блестеть надо в меру.
Оказалось, что и портреты символического президента надо в кабинетах развешивать. Только непонятно, как. Может, если ты министр, то цветной форматом А1, если зам министра, то А2, глав бух - А3, если председатель колхоза, то черно белый 3 на 4... Этакая система пропусков на властную вертикаль, чтобы ходил посетитель по чиновникам и четко понимал, у кого вертикаль вертикальнее.
В конце эфира оказалось, что вопрошающих президента насчитали около 2 миллионов, а удовлетворенных всего 70 человек. Я охотно верю в рассказ виртуального гражданина Моржова с Красной Стрелы, что позвонил он президенту и спросил, а куда же мы все идем. Куда же мы идем ему так и не ответили, а куда идет конкретно он - объяснили доходчиво. Вообще это железнодорожный Моржов с его свиным рылом мне крайне симпатичен, хамоват, правда, зато выражается в точку. Вот и три недели назад он про наше телевидение точно подметил: "Скоро, - говорит, - останется у нас две программы: "Счастливое время" и "Добрые вести". Когда закончилось шоу "Путин и россияне", ненароком в моей голове всплыло обращение президента к членам партии "Единая Россия", больше, правда, похожее на приказ: "Надо укреплять партийную дисциплину", - тогда на меня сразу холодком из моей комсомольской юности повеяло, и подумал я, правильно, надо укреплять, тогда вопросы ненужные сами собой отпадут, а ненужные люди из страны уедут.
Анна Качкаева: Владимир Владимирович, а как вы смотрели прямую линию с президентом?
Владимир Познер: Я смотрел далеко не все. Я, конечно, отметил, что он научился очень хорошо все это делать, говорит грамотно по-русски, умеет смотреть в камеру
Анна Качкаева: Знает, где улыбнуться, а где смутиться
Владимир Познер: Да, и в этом смысле он вполне на уровне президентов многих других стран, которые делают такие вещи именно для этого, чтобы набрать очки, иметь поддержку населения, и так далее. Всерьез смотреть такую программу я не стал бы, потому что знаю ее цель. Единственно, что меня смущает больше, видимо, чем господина Губанова - это то, что до сих пор жители России обращаются у президенту, как к царю - помогите мне с квартирой, с тем, с этим. Это не задача президента. И до тех пор, пока этот менталитет сохранится, что это вот вседержавец, который должен мне лично помочь, он и будет не совсем президент, а что-то чуть-чуть другое.
Анна Качкаева: Вообще очень забавно, Владимир Владимирович, потому что в день в прямой линии мы тоже делали эфир, комментировали, потому что, понятно, знали, как готовится это, рассказывали, какая это масштабная, потрясающая, очень целенаправленная многотысячная акция, и был записан комментарий американского эксперта, человека, не чуждого политтехнологиями, который, выслушав все это, сказал, что вообще ничего страшного, что вопросы придуманы, то другое, пятое, десятое, вообще это уникальная история, и поскольку американские президенты никогда в интерактивном режиме не общались со своим народом, может, мы возьмем этот опыт на вооружение...
Владимир Познер: Да, это правильно, только с Бушем это не очень получится, а с Клинтоном бы получилось колоссально, надо признать.
Анна Качкаева: А вы думаете, что американский телезритель тоже приблизительно также смотрел бы, или общался?
Владимир Познер: Я думаю, что в Америке было бы почти невозможно заранее готовить вопросы, все-таки американец на это не пойдет, он по этому поводу будет кричать, спорить, и прочее. И американец не станет задавать вопросы: "Помогите мне с этим, бюрократ там-то не дает мне того-то". Задавали бы вопросы, несомненно, по экономике, конечно, по Ираку... И думаю, что умный президент на этом крупно бы выиграл, пока там есть обращения к народу, разговоры с народом - да, но не интерактивные.
Анна Качкаева: Именно поэтому, видимо, так с интересом наблюдают. Ну, все переплелось, Дарио Фо сделал "Берло-Путина", замечательная итальянская история, теперь они полюбили друг друга... У нас в эфире слушатель, добрый день, представьтесь пожалуйста:
Иван Данилович: Добрый вечер, Владимир Владимирович Иван Данилович вопрос вам задает. Не кажется ли вам, что сейчас всем нашим разношерстным демократам, начиная даже от коммунистов, СПС, "Яблока", всем надо объединиться против Путина, по линии, вы за диктатуру, или за демократию?
Владимир Познер: Вообще, когда вы употребляете слово "демократ" применительно к коммунистам, я уже как бы не очень понимаю, как вам ответить. КПРФ демократию не признает, то есть, признает, очевидно, так называемую социалистическую демократию, как вы помните, такая была. Как они могут объединиться на одной платформе - я не знаю. Объединиться против президента - я не очень понимаю, что вы имеете в виду. Выдвинуть свою кандидатуру на пост президента, у которого будет другая программа, другие идеи - это я понимаю. То есть, политическая борьба - это очень даже хорошая вещь, она должна быть. Только, как эти рак, лебедь и щука могут объединиться, на самом деле, мне не совсем понятно, вот если будет демократическая коалиция какая-то, то это будет важно, нужно, даже если бы они в пух и прах проиграли выборы в марте это неважно, а они проиграют, а важно, чтобы была альтернатива, которой сегодня нет. Это серьезная проблема.
Анна Качкаева: "Владимир Владимирович, согласны ли вы с бывшим тележурналистом Патриком Бьюкененом, что рейтинговая ориентация телевидения приводит к замене властителей дум на властителей инстинктов и, в свою очередь, к вырождению аудитории телезрителей, что он подтвердил подробными фактическими расчетами. Георгий Николаевич, Подмосковье".
Владимир Познер: Я очень хорошо знаю Пэта Бьюкенена, он вообще-то в прошлом и телеведущий, а до этого был пресс-секретарем президента Рейгана. Он человек довольно крайних, радикальных взглядов. Он за то, чтобы резко уменьшить приток иммигрантов в США, поскольку происходит размывание американских идеалов, и даже американской основной религии. Человек он своеобразный, неглупый и, думаю, в чем-то он прав. То, что происходит с телевидением, не только в Америке, на самом деле, не приводит к большему пониманию населением того, что на самом деле происходит в стране. Происходит определенное оглупление, в отсутствии общественного телевидения особенно это так. Так что отчасти я с ним согласен, хотя сколько бы раз мы с ним не встречались, всегда дело заканчивалось спором.
Елена Афанасьева: Владимир Владимирович, мы все с вами понимаем, что для большинства населения страны реальность - это то, что показывает телевидение. Всегда мы говорим, что и событие существует тогда, когда его показывают по телевидению, и осознание образа страны, и народа идет по телевидению. В общем, многие люди задумываются над тем, как моделировать какое-то новое сознание, новую страну. Как бы вам хотелось моделировать эти сценарии для России, прописывать это сознание в своей программе, осознавая, что это не какая-то абстрактная идея, а конкретная, реальная ваша программа? Что вы себе можете наметить на какой-то ближайший срок и к чему стремиться?
Владимир Познер: Это очень трудный вопрос, может, он даже вне моей компетенции. Я считал и считаю, что смысл телевидения все-таки помогать людям понимать, что на самом деле происходит, больше ничего. Я только так и вижу свою работу. Насчет моделирования - не знаю, что вам ответить. С одной стороны, да, если нет события на телевидении, то и нет события, а с другой все-таки телевидение - это зеркало, так или иначе. оно же не выдумывает того, чего нет, как правило, а только истолковывает, так или иначе, что-то умалчивает... Тем не менее, в общем и целом, это все-таки зеркало, и не совсем кривое. Вот и надо быть этим зеркалом. Так я это понимаю.
Анна Качкаева: Вы сказали, неделю назад в своей программе, вы там любите в финале делать такие изысканные, с цитатами "моралите", и вы упомянули роман Мэри Шелли "Франкенштенйн", кто может его не читал и забыл - это роман о том, как монстр, созданный из ткани и кусков умерших людей ученым Виктором Франкенштейном, в итоге убил своего создателя, вот вы сказали об этом, и произнесли потом, будто спохватившись, чтобы никаких дурных ассоциаций, или не знаю чего в голове не возникло, вы добавили: "Но у нас-то сейчас, конечно, другие времена", - и поставили точку. Здесь в эфире, объясните пожалуйста, на какие аналогии вы рассчитывали?
Владимир Познер: Ну, я говорил о Франкенштейне, для меня было совершенно очевидно, что я довольно прозрачно намекаю на блок "Родина". Этот блок был созда, несомненно, сверху для того, чтобы отнять голоса у КПРФ, расчет был таким, что они наберут где-то 4,5 процента, но не 5 никак, то есть, они в Думу не проходят, отнимают у коммунистов голоса, и все замечательно. А вот то, что они набрали почти 10 процентов - это и был этот самый монстр, и потому, что они были созданы из разных трупов, на мой взгляд, и вот они и возникли, как такой монстр. И я говорил, что этот монстр вполне возможно может восстать против своего Франкенштейна и прибить его.
Анна Качкаева: Вы имели в виду кремлевскую администрацию?
Владимир Познер: Я имел в виду, естественно, тех, кто создал. А то, что я сказал, что у нас другие времена, мне казалось, что моя улыбка должна была показать иронию, которая мне в какой-то степени свойственна. Кстати, как мне сказали, этот финал вызвал недовольство в верхах.
Анна Качкаева: То есть, кремлевские зрители не поняли, на что вы намекаете, или буквально поняли?
Владимир Познер: Я думаю, что они поняли по-своему. Я с ними не разговаривал, но знаю, что они были очень недовольны этой концовкой, которой они и не видели поначалу, ведь это было сказано в 10 часов утра, на Дальний Восток, они не видели, но, видимо, быстро кто-то доложил. Ближе к 6 часам вечера по Москве было выражено это недовольство, и, насколько мне известно из весьма хорошо осведомленных источников, они потребовали вообще снять эту концовку. Надо отдать должное все-таки генеральному директору "Первого канала", который не стал этого делать, хотя, думаю, на него давили очень сильно. Я хочу вам сказать, что если бы это сделали, это был бы как раз тот случай, когда нужно было бы писать заявление. Как раз тот самый случай. К счастью, этого не произошло. Но это лишний показатель того, насколько они обостренно воспринимают то, что говорится с экрана, насколько они опасаются этого. Вот я тут уверен, что Путин и в голову не брал, он и не знал об этом, но вот эти люди, которые смотрят, отсматривают и принимают решения, я не могу сказать точно ли это господин Сурков, или господин еще кто-то, но то, что это было, это я знаю точно.
Анна Качкаева: А как вы тогда относитесь к тому, что в эфире во многом вашей программы выпестовали многих героев этого блока "Родина"?
Владимир Познер: Давайте возьмем, кто? Ну, начнем с...
Анна Качкаева: Нарочницкой.
Владимир Познер: Начнем с Глазьева. Ну, Глазьев есть Глазьев, и, собственно говоря, он мне интересен был всегда, как экономист со своей точкой зрения, и он и без меня был известен, надо отдать ему должное. То же самое - Рогозин, все-таки возглавлял комитет в Думе
Анна Качкаева: Ну, Владимир Владимирович, вы же понимаете, что они плотнее стали появляться в эфире...
Владимир Познер: Да... А вот Нарочницкая - это для меня совершенное удивление. Потому что хотя мы с ней имеем совершенно разные взгляды, я считал ее интересным персонажем...
Анна Качкаева: Она интересная, такая пассионарная очень женщина...
Владимир Познер: Интересным очень персонажем и ученым. А тут оказалось, что нет, она мне показалась абсолютно неинтересной, во-первых, во-вторых - злобной, злобной просто, и я потерял к ней всякий интерес. Да, она была у меня в программе, я считал, что вот эта точка зрения должна звучать, потому что она есть...
Анна Качкаева: Владимир Владимирович, только вы считали, или все-таки руководство "Первого канала", которое "Родину" создавало, и Гельман, и Эрнст?..
Владимир Познер: Наша группа влюблена была в Нарочницкую. "Вот, давайте Наталью Алексеевну, с ней интересно". А как только она появилась в этой тусовке, что ли, мы ее не стали звать. Мы ее не звали. А не звать Глазьева - ну, по этому поводу тоже не завали. Заметьте, что все-таки в моей программе дебатов не было.
Анна Качкаева: Нет, у вас не было. Я говорю, что в течение полугода предыдущих вы их подтягивали, вероятно, вы не знали...
Владимир Познер: Тогда и "Родины" не было
Анна Качкаева: А вот это вот вопрос, была, или нет.
Владимир Познер: По крайней мере, мы были не в курсе.
Анна Качкаева: Не в ваших головах, конечно
Елена Афанасьева: Владимир Владимирович, вот мы заговорили о последних ваших фразах - все чаще складывается ощущение, что главное вы можете себе позволить только в этой иносказательной форме, в этих последних фразах. Мы снова дожили до времени, когда надо обходить препоны и рогатки цензуры, и другого выхода нет?
Владимир Познер: Это мой стиль, я люблю так говорить, с иронией. Я не люблю сразу вот в глаз, я люблю немножко поиграться. Это на самом деле мой стиль. Я это всегда так делал и делаю. Когда что-то меня возмущает, скажем, как-то у меня была программа, где я говорил об антисемитизме, деле Бейлиса, я там называю вещи своими именами. Кстати, и в этой программе последней я тоже сказал: "Неужели не стыдно, ребята?!" Но я люблю иронию, я люблю вот так это оформлять. Это разница между рапирой и топором. Я действую рапирой, а некоторые, кстати говоря, и на "Первом канале", действуют топором. Кому что нравится...
Елена Афанасьева: На "Первом канале" особенно.
Анна Качкаева: Это кстати, к моему вопросу: мне все время кажется, что вы своей репутацией, талантом и именем отчасти прикрываете пропагандистскую махину, чтобы она кондовой такой не выглядела. Я не права?
Владимир Познер: И что же делать? Я могу просто уйти. Тогда на "Первом канале" и этого не будет. Ну и что, это хорошо? Тогда куда я денусь? На "Второй канал", даже при том, что предложат, не знаю, что, я просто не пойду.
Елена Афанасьева: Для вас есть разница между "Первым" и "Вторым" каналами?
Владимир Познер: Как ни странно, да.
Елена Афанасьева: В чем? Это очень интересно.
Владимир Познер: Я вам скажу: мне проще договариваться с Эрнстом, чем с Добродеевым.
Елена Афанасьева: То есть, это чисто персональная разница, а не каналы, не их политика.
Владимир Познер: Несомненно. И последнее: на "НТВ" я тоже не пойду, потому что там я вообще не найду общего языка.
Анна Качкаева: Ну что ж, лицо "Первого канала", наш телевизионный В.В.П. - Владимир Владимирович Познер... Кто-то из великих сказал: "Одиночки могут быть толерантны, толпа - никогда". Познер, видимо, из их числа.
