О телевидении в нашей жизни говорят те, кто делает телевидение, и те, кто его смотрят. Драма заложников в прямом эфире еще раз подтвердила, что телевидение в нашей жизни не просто телевидение - это, по сути, сама реальность. Все мы в буквальном смысле разделились на тех, кто участвовал в террористическом акте в прямом эфире, снимал его и смотрел. Как телевидение показывало кризис с заложниками? Нужен ли был прямой эфир в режиме нон-стоп, когда произошла такая трагедия? Помогало телевидение или мешало? Обо всем об этом мы разговариваем сегодня с обозревателем газеты "Moscow Times" Андреем Золотовым. Андрей, как вы оцениваете работу телевидения в эти трагические дни?
Андрей Золотов: Несмотря ни на что, конечно, было много ошибок, было много вещей неприемлемых. Но, в общем и целом, я считаю, что наше телевидение сработало хорошо, иногда великолепно, и, по крайней мере, несравненно лучше, чем это могло бы быть. Парадоксальность ситуации в том, что буквально за неделю до этих событий всю прошлую неделю я был на международном семинаре, посвященном средствам массовой информации, телевидению и дипломатии в условиях кризиса, где много об этом говорилось. Потом я вернулся, и мы имели такой, во многом, тоже первый для нас кризис.
Анна Качкаева: Абсолютно первый, потому что все предыдущие, и спецоперации, и взрывы домов - это по освещению принципиально иные вещи.
Андрей Золотов: Во-первых; во-вторых, это был первый кризис эпохи мобильных телефонов. В третьих, он происходил в Москве, где такое изобилие средств массовой информации. И, конечно, на первом этапе было некоторое замешательство, и, как уже многие говорили в эти дни, журналисты стали порой выполнять несвойственные им функции, но такова природа нашей профессии, что мы заполняем пустое пространство.
Анна Качкаева: Я в эти дни слышала очень много нелестных слов в адрес коллег, и от политиков, и от представителей власти, и от обычных людей, нас упрекали в безапелляционности в неделикатности, в том, что мы не думали о последствиях, давали непроверенную информацию, мешали спецслужбам, и, самое главное, и это всегда проблема морального выбора - разговаривать с бандитами, и иногда даже были вынуждены вести переговоры с ними, как делал Дмитрий Лисневский, как делали журналисты "Эха Москвы", мы давали в своем эфире людей из зала, предоставляя слово заложникам. Как вам кажется, мы должны были это делать, или все-таки, как рекомендуют очень многие инструкции, эксперты в западных странах - этого делать все-таки нельзя?
Андрей Золотов: По книжкам, конечно, не должны были. В реальности я не могу упрекнуть Дмитрия Лисневского в том, что он делал то, что он делал в то утро, в четверг, потому что в тот момент я считаю, что в целом ситуация от этого, если не проиграла, то главная задача, наверное, для всех, в том числе и для штаба была - попытаться установить хоть какой-то контакт и попытаться минимизировать жертвы. Попытаться вывести как можно больше людей. И я не думаю, что те переговоры, которые вел Лисневский, нанесли какой-то непоправимый ущерб тому, что произошло. Я, конечно, не специалист и не могу судить.
Анна Качкаева: А как вам кажется, вот РТР, например, показывая эти трагические события, в конце концов, перешло в режим непостоянных трансляций. Выпуски были каждые полчаса, и вообще государственные каналы в этом смысле были чуть более сдержанны. Вот НТВ полностью сломало сетку и выплескивало в эфир все, что было, совершенно сознательно, решив, что когда такая трагедия, то важно, чтобы картинка с места событий, даже если там ничего не происходит, была постоянной. Мне непрерывное вещание НТВ и отчасти ТВС не казалось излишним, а вам?
Андрей Золотов: Я не знаю, насколько мое мнение здесь будет представительным, потому что я сам журналист, и наша редакция была вся мобилизована или самомобилизована на освещение того, что происходило. Я в эти дни смотрел телевидение не как человек, пишущий о телевидении, а как репортер, собирал информацию из всех источников. И вообще, как бы у нас устроен так наш организм, что мы постоянно живем в потоке новостей, поэтому мой выбор, конечно, был на тех каналах, которые вели прямое вещание. Из этого вовсе не следует, что это можно признать в качестве рекомендации. Я могу сказать, что в первую ночь, со среды на четверг, я не понимал, почему телеканал "Россия", у которого прекрасный новостной потенциал, почему они не сделали в режиме нон-стоп вещание с Пролетарской. Мне это в тот момент показалось недостаточным. Потом я уже как бы, когда начинаешь что-то анализировать, я понимал, значит, такая позиция, может в этом есть своя правда, но все равно я больше смотрел НТВ и ТВС, про которые как бы буквально за несколько дней до этого пришлось писать очень болезненную такую статью, если вы помните, мы даже обсуждали с вами эту тему, о том, насколько все неблагополучно на канале ТВС, за который все так переживали, и вот, в ночь со среды на четверг я понял, что они на высоте.
Анна Качкаева: И вообще, мне показалось, что частные компании во всей этой трагедии были, как бы это сказать, чуть человечнее, оперативнее, живее и на острие, в них срабатывало вот это профессиональное чутье чуть больше, чем на государственных каналах, хотя, может, я, конечно, ошибаюсь. Андрей, а как вам кажется, я разговаривала со многими своими коллегами, которые были там, на Дубровке, особенно с теми ребятами, которые были там во время войны в Чечне, не один раз освещали трагические события, и они говорят, что в этот раз власти вели себя достаточно пристойно, не усугубляли, не жали, не давили и так далее. Как вам кажется, это действительно так, судя по информационной картинке, или это просто сил на это не было, или еще что-то?
Андрей Золотов: Мне кажется, что вообще в этой ситуации власти вели себя несравненно лучше и на голову выше, чем мы привыкли это от власти ожидать. И это относится ко всему. Вы посмотрите, какие появились государственные представители. Какие лица мы видели в виде "споуксменов", в виде людей, общающихся с журналистами - мы видели заместителя министра внутренних дел Владимира Васильева, мы видели Сергея Игнатченко из ЦОС ФСБ, и не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сказать, что это был уровень и профессионализма, и человеческого лица какого-то одновременно на голову выше, чем то, что мы видим в Чечне, чем то, что мы видели в лице некоторых наших прошлых "споуксменов" с гоголевскими фамилиями.
Анна Качкаева: Андрей, у нас звонок. Давайте послушаем нашего слушателя. Здравствуйте, представьтесь пожалуйста.
Рита Василькова: Здравствуйте, Рита Василькова, я дожидалась, у кого-нибудь все-таки хватит совести сказать, что чеченцы не террористы, во что бы они не оделись, по какому бы каналу они не передали то, что они хотят сказать. Идет тотальный, этнический геноцид, и чтобы России пособничать в этом деле, за которое стрелять надо все правительства, которые в этом участвуют, Запад растоптал все...
Анна Качкаева: Я прошу вас быть чуть более сдержанной, если возможно, и все-таки помнить, что сегодня в стране траур. Безусловно, чеченский народ страдает чрезвычайно, никто этого и не скрывает, и особенно на волнах нашей радиостанции, но в Москве погибли 120 человек, и виной тому люди, которые по национальности чеченцы... Вот и такая точка зрения, Андрей, существует, но это не имеет отношения впрямую к нашей обсуждаемой теме.
Андрей Золотов: В какой-то степени имеет, вот в каком смысле: сейчас, я думаю, все наши коллеги и у вас наверняка были обсуждения - о том, как подавать, что говорить.
Анна Качкаева: Да. Безусловно.
Андрей Золотов: Наверняка у наших коллег на телевидении были не только инструкции, но и какое-то принятие решений в конкретный момент. Мы были свидетелями, когда на НТВ убрали из эфира уже готового выйти в эфир террориста. Вот у нас в газете другая вещь, которая, надо сказать, и у меня вызывает определенное неприятие, но чему я вынужден подчиняться: я вот в статье не имеют права назвать террористов террористами. Я их могу назвать "захватчиками заложников" или "боевиками". Там, где я цитирую кого-то, я могу сказать слово "террористы". Да, такая вот, скажем, цензура. Далеко не все сотрудники нашей редакции это принимают. Но это определенное правило игры, рассчитанное, как я теперь понимаю, услышав звонок этой радиослушательницы, в том числе и на то, чтобы, попади ей в руки наша газета, она бы читала ее с такой же степенью доверия, как и кто-то другой. Наверное, это так.
Анна Качкаева: Наверное, это так... Звонок, здравствуйте, мы вас слушаем.
Валерий: Меня зовут Валерий. Я очень коротко и без эмоций. Прежде всего, Российское государственное телевидение имеет свое лицо. Это отвратительное лицо Михаила Леонтьева. Это, по-моему, такое небольшое резюме. Второе, я, конечно, присоединяюсь к взволнованным чувствам этой женщины, но я полностью с ней согласен, в стране, которая ведет этнический, так сказать, этноцид, невозможно называть тех, кто этому сопротивляется, террористами. Да, они применяют методы террора, безусловно... И третий момент: убили все-таки заложников КГБ, а не террористы так называемые. И самое страшное, что ложь, которая постоянно нас окружают. Вы заметили, повылезали откуда-то чекистские хари, которых практически не было видно эти годы. Кругом одни чекисты, кругом их точка зрения.
Анна Качкаева: Мне кажется, вы немножко преувеличиваете, что значит, "кругом одни чекисты"? Много профессионалов в спецслужбах, наверное, их достаточно, и, тем не менее, не всех их нужно называть "харями". А о господине Леонтьеве, мы с вами, Андрей, поговорим чуть позже. Это, мне кажется, серьезная тема... Есть еще один звонок... Мы слушаем вас.
Алексей: Здравствуйте, это Алексей из Москвы. Средства массовой информации и их работа - я считаю, что они работали бездарно. В каком смысле - в том, что люди, сидящие там, жизнь их была под прицелом этих бандитов. Каждое сказанное слово средств массовой информации, необдуманно сказанное, могло быть, могло лишить жизни этих людей, любого человека, который там находился.
Анна Качкаева: Алексей, а можно вам задать вопрос, скажите, как должны были тогда работать средства массовой информации, нужно было запретить, ограничить вещание, как того требовали депутаты Государственной Думы, в пятницу или что?
Алексей: Они должны были работать именно так, профессионально, то есть, не такие люди с улицы и ребята молодые совершенно, которые - где-то что-то услышали, начали выдавать в эфир.
Андрей Золотов: Ну а хоть что-нибудь вам понравилось из того, что вы видели по телевидению в эти дни?
Анна Качкаева: Если это можно назвать "понравилось".
Андрей Золотов: Что- то вам показалось примером профессиональной работы?
Алексей: Примером профессиональной работы именно средств массовой информации?
Андрей Золотов: Да. Когда вы говорите о профессионализме, вы наверняка имеете в виду какой-то эталон, итак, что для вас было определенным эталоном в данной ситуации?
Алексей: Освещение событий тех, когда они встречались с боевиками, конкретно.
Анна Качкаева: То есть, когда группа НТВ пошла в здание, да?
Алексей: Да.
Андрей Золотов: Я правильно вас понимаю. что вас больше всего раздражали комментарии.
Алексей: Да.
Андрей Золотов: То есть, вас больше всего раздражали те люди, которые появлялись на экране, обсуждая на экране, что будет потом, какие могут быть последствия этого?
Алексей: Я же говорю, эти вещи выговаривались, необдуманные.
Анна Качкаева: Спасибо вам большое, Алексей, за ваше мнение. Я думаю, что оно безусловно имеет право на существование, и мы с вами об этом говорили, что особенно в первые часы хаос эфирный был действительно очень опасен, и мы во второй половине нашей программы будем специально говорить о тех рекомендациях, которые спецслужбы других стран мира предлагают использовать журналистам, когда происходят такие трагедии, и о кодексах телекомпаний, где записано, как журналистам себя вести. У нас еще один звонок. Представьтесь пожалуйста.
Тамара Семеновна: Здравствуйте, Тамара Семеновна, я хочу сказать, что когда в Америке разбомбили эти два высотных здания, после этого народ Америки консолидировался. У нас общество очень пестрое. И я против тех людей, которые сидят в теплых квартирах, особенно мужчины, и оценивают все это, на теплом горшке они сидят. Я хочу сказать: граждане, мы можем только что сделать - будьте бдительны, берегите свое государство, будьте настоящими гражданами, и не забывайте, что Россия дает кормиться всем народам, и Москва - тоже.
Анна Качкаева: Спасибо, Тамара Семеновна, за ваше мнение, но дело в том, что я то считаю, что большое счастье, что сотни и сотни мужчин могли это видеть только по телевизору, а не находиться в зале, хотя еще раз подчеркиваю, что, к сожалению, эти три трагических дня показали, что все мы можем поменяться местами. Кто-то будет снимать, кто-то участвовать в этом спектакле трагическом, драматическом, а кто-то по-прежнему смотреть. И в этом смысле, конечно, философия террористов все более понятна. Они рассчитывают на публичность, они рассчитывают на журналистов. И от того, как и что мы будем показывать, от нашей ответственности очень многое зависит.
Анна Качкаева: Пока нас не было в эфире, пришел факс, анонимный, правда, но я не могу не сказать, что там написано, обращен он ко мне и Анне Политковской, хотя ее нет в студии - "на обоих телефонах, данных для звонков в прямой эфир, стоят автоответчики. Подобный подмен недопустим, что за финты, что за имитация прямого эфира?" Никакой имитации нет, вы можете нам звонить по телефонам 796-96-44 и 796-96-45. И еще один абзац, это, наверное, касается вашего, Андрей, высказывания о том, как называть бандитов - террористами, бандитами, повстанцами или бойцами. "Террористов не надо называть бойцами, они при Дудаеве истребляли русских и теперь получают сполна. Россию вам расчленить не удастся". Вот такой факс пришел нам за то время, пока нас не было в эфире. Давайте все-таки уточним, я еще раз подчеркиваю, в эфире Радио Свобода все эти дни террористов и бандитов называли террористами и бандитами. У Андрея Золотова в редакции ситуация немножко иная.
Андрей Золотов: Я же уже объяснил. Во-первых, газета наша англоязычная и издается по стандартам американской журналистики, и ситуация с этим наименованием была очень четкая. Она заключалась в том, что в репортаже, который должен быть по правилу, по идеалу максимально отстраненным, в ситуации, где позиция самого журналиста не должна как бы считаться, там мы не могли называть группу Бараева террористами, в том месте, где мы от себя излагаем ход событий. Мы также не могли называть их повстанцами или борцами за свободу. Да, выбирались некие нейтральные слова, в том виде, как они звучат на английском языке. Здесь, конечно, есть еще очень важная языковая ситуация. То есть, я с трудом себе представляю, как бы в газете или радио на русском языке можно было бы этого не делать.
Анна Качкаева: Тем не менее, в цитатах, насколько я знаю, слово "террорист" употреблялось и в вашей газете.
Андрей Золотов: И в цитатах, и в оценочных комментариях, там, где есть место оценке, там, конечно, мы их называли террористами. Мы не имели права называть их террористами, лишь там, где мы не имели права оценивать их личность.
Анна Качкаева: У нас звонок, мы вас слушаем, представьтесь пожалуйста.
Татьяна Андреевна: Добрый день. Меня зовут Татьяна Андреевна. Я хочу сказать спасибо большое за передачу, я вас люблю, ваше радио, и хочу сказать о телевидении. На меня произвела передача впечатление очень сильное... с Марком Розовским...
Анна Качкаева: А как вы полагаете, было правильным приглашать в такой ситуации Марка Розовского в студию?
Татьяна Андреевна: Конечно, обязательно... Мне бы очень хотелось, чтобы вместо девочек Розовского, Нечаева, были бы внуки, сыновья, дочки Ельцина, Путина, Грачева, Жириновского, Ястржембского, Чубайса, Рогозина...
Анна Качкаева: Спасибо вам за ваше мнение. А я хочу вернуться к теме, которую затронул Андрей - об отстраненности. И в первой половине нашей программы от одного из наших слушателей прозвучало мнение о недопустимости комментария Михаила Леонтьева в его программе "Однако". В четверг, это были первые сутки всей драмы, дважды в эфире первого канала был повторен комментарий программы "Однако" где Михаил довольно жестко, и я бы сказала, чрезвычайно безапелляционно судил о том, что происходит, во-первых, он говорил от нашего с вами имени, называл бандитов выродками и уродами...
Андрей Золотов: Это другая крайность.
Анна Качкаева: Да, другая крайность. И не сомневался, что все делается правильно, и называл все, что происходит "тягомотиной", которая будет длиться какое-то время, потому что это даже отчасти полезно, чтобы она продлилась, отлично зная, что организаторы этой "тягомотины" смотрят телевизор и готовы на все. Мне кажется, что, в общем, телевидение и господин Леонтьев могли бы повременить с таким комментарием. А вам, Андрей?
Андрей Золотов: Мне тоже так кажется. И вообще, в том, что касается комментариев, здесь очень много вопросов. Вопросов - какие комментарии выпускать, какие не выпускать, к кому обращаться, и, в частности, не только, когда речь идет о журналистах, представляющих определенную точку зрения, о журналистах, работающих в жанре мнения, как господин Леонтьев, некоторые мнения стоит попридержать до разрешения кризиса. Естественно, что каким-то главным принципом, руководящим в этот момент должно быть - никак не навредить заложникам, не спровоцировать бандитов на какие-то действия, которые они на данный момент, может, без того или иного комментария не предприняли бы.
Анна Качкаева: У нас еще звонок. Пожалуйста, мы вас слушаем.
Слушательница: Добрый день, я москвичка во многих поколениях и коренная русская, я считаю невозможным назвать Бараева и тех, кто был с ними, несмотря на тот ужас, который там происходил, называть их бандитами, потому что мы должны отдавать себе отчет, что загнали этих людей в угол, за их спиной убитые дети, разрушенная страна, и это не бандиты. Когда была Отечественная война, наши партизаны пускали под откос поезда и так далее, и это считалось героизмом. Существуют две правды и две точки зрения. До тех пор, пока мы будем уничтожать всей огромной мощью своей страны вот эту маленькую землю -Чечню, мы должны быть готовы к тому, что... Они по-своему герои, как это ни страшно сказать.
Анна Качкаева: По-моему, это действительно страшно, и опять же, учитывая, что сегодня в стране траур по людям.
Слушательница: Я все это понимаю, но мы должны отдавать себе отчет. Это не бандит, который вышел к вам из за угла и требует от вас кошелек. Ведь мы не знаем, что стоит за спиной этих молодых женщин, может, у них убиты и погибли дети.
Анна Качкаева: Это правда. Вероятно, погибли, и нам говорили о том, что там были вдовы чеченских командиров, но разве это может быть оправданием тому, что в этом зале были чьи-то дети, дочери? И я еще раз хочу обратиться к нашим слушателям - подумайте, о чем вы говорите, вы говорите - "жаль, что на месте тех детей не было детей Путина, Ельцина". Подумайте просто, как вы произносите эти слова?! Какие дети виноваты в том, что произошло в эти три дня?!
Андрей Золотов: Видите, какие страсти.
Анна Качкаева: Да, и если возвращаться все-таки к комментарийным рубрикам, как вы полагаете, какого рода люди должны быть в такие трагические дни в эфире? Политики, эксперты, мне кажется, что, скорее они, чем необязательные какие-то телевизионные знаменитые, которых довольно много было в эфире в эти дни?
Андрей Золотов: Во-первых, конечно, должны быть представители штаба, представители правительства, которые должны выдавать не только информацию, но и комментарий, и какой-то бэкграунд, информацию общего характера, контекстуальную, и они должны знать, что если они этого не сделают, то это пространство неизбежно будет заполнено другими комментариями. И кто знает, насколько компетентными будут эти комментарии, поэтому, конечно, с одной стороны здесь большая ответственность лежит на тех людях, которые занимаются как бы информационной составляющей антитеррористической операции, с тем, чтобы они не оставляли этого информационного голода ненасыщенным.
Анна Качкаева: В эфире слушатель, мы ждем вашего мнения.
Елена Александровна: Елена Александровна из города Королев, Подмосковье. Я считаю, что, прежде всего, в такие трагические минуты следует отказаться от штампов в манере подачи телевизионного материала. Картинка ужаса становится в прямой трансляции и нон-стоп, она становится уже бездействующей, привычной. Надо учесть, что наша молодежь вообще напичкана картинками насилия на телевидении, приобрела какой-то иммунитет к этому, и весь накал трагизма смазывается при передаче нон-стоп,
Это, во-первых. А в прямой трансляции главные моменты - профессионализм должен помочь зрителю. И второе, что я хотела сказать: да, конечно, драма которая назревает и переходит в трагедию, но, учитывая, что мы видим постоянно кошмарное на экране, а не лучше ли наряду с отдельными моментами трансляции прямой показывать радость жизни?
Анна Качкаева: Это как вы себе представляете? Я так себе живо представила. Между прочим, на некоторых каналах это происходило. Например, "Большой куш", "Окна" - они не отменялись в некотором эфире в четверг на каналах, которые мы меньше смотрели, это вам кажется естественным?
Елена Александровна: Нет. Это кажется противоестественным даже в обычные дни. Пошлость, конечно, тоже льется с экрана. Но ведь есть же прекрасные передачи, даже вот "Нашу гавань" я люблю, вот такого типа передачи, которые и не нарушат настрой тех, кто страдает в эти минуты, и все-таки напомнят всем остальным, что жизнь прекрасна и стоит за нее бороться. Иначе очень уж она темная и страшная, все время.
Андрей Золотов: Скажите пожалуйста, а вы сами что смотрели в эти дни?
Елена Александровна: Я вынуждена была, конечно, смотреть нон-стоп. Но дело в том, что я работаю с молодежью, и я должна смотреть не то, что мне хочется, а то, что смотрят они.
Андрей Золотов: А хотелось смотреть что?
Елена Александровна: Не хотелось мне этого смотреть. Вот я вам говорю, что хотелось смотреть "В нашу гавань заходили корабли". Мне хотелось больше старых комедий наших в эту минуту. И новых комедий прекрасных.
Андрей Золотов: Я спрашиваю, потому что я себя ловил на мысли, что просто ничего другого смотреть не могу, но, может, это следствие моей профессии.
Анна Качкаева: Вы знаете, конечно, сколько людей, столько и мнений. Но, к сожалению, или, не знаю, к сожалению или к чему-то другому, мнение нашей слушательницы не единичное, я знаю, что очень-очень многие наши сограждане говорят, что не хотели всего этого смотреть и лучше был ничего не слушать и не читать, и вообще поменьше, потому что вот эта амнезия - забыться, не думать, не допускать, но ведь от того, что мы с вами не будем думать, смотреть, не реагировать, от этого не закончится весь этот кошмар, и война в Чечне не закончится, и надо ли быть вот такими страусами, которые, чтобы успокаиваться, между штурмом готовы смотреть комедию? Я не убеждена в этом.
Андрей Золотов: Я думаю, что один из моментов, который, безусловно, присутствует в нашем отношении, отношении нас, журналистов, к освещению кризиса заключается в том, что в какой-то степени и мы сами, и многие наши зрители, находясь в положении, когда они ничего сами сделать не могут, а через освещение то или иное освещение событий они, безусловно, сопереживают, они участвуют, они как бы преодолевают свой внутренний конфликт между ужасом происходящего и тем, что они сами лично по этому поводу ничего сделать не могут. И мне кажется, что здесь мы подходим к такой очень важной и достаточно философской теме - я могу сказать, что я об этом задумывался в эти дни. Когда ты прикасаешься к таким конечным вещам, то неизбежно задаешь себе вопрос, зачем мы делаем то, что мы делаем.
Анна Качкаева: У нас еще одно мнение здравствуйте, представьтесь пожалуйста.
Наталья: Меня зовут Наталья. Скажите пожалуйста, в первой части вашей передачи у вас конкретно стояли автоответчики по обоим телефонам. Это как объяснить?
Анна Качкаева: Наталья, еще раз подчеркиваю, что автоответчики не стояли.
Наталья: Вы что меня считаете за идиотку, что ли?
Анна Качкаева: Нет, никоим образом. Звонили такие же, как и вы, слушатели и дозванивались до нас, и у меня нет никаких оснований предполагать, что где-то специально, в отличие от меня, и мне об этом неизвестно, поставили автоответчики. Еще раз говорю, вы можете дозваниваться в нашу студию, и только что это сделали... Андрей, и все-таки давайте попытаемся вернуться к теме, мы не любим этого слова, самоцензуры, самоограничений.
Андрей Золотов: Я люблю.
Анна Качкаева: Да?
Андрей Золотов: Я считаю, что самоцензура - это гораздо лучше, чем внешняя цензура. Конечно, можно говорить о том, как это слово толковать, но если самоцензура есть проявление ответственности, то я за такую самоцензуру.
Анна Качкаева: У нас на проводе слушатель. Представьтесь пожалуйста.
Михаил: Здравствуйте, я Михаил. Во-первых, хотел сказать, что кто бы люди эти ни были, что захватили это здание, ими командуют люди, которые не ради Аллаха или погибших мужей, а все ради денег. Это, во-первых. А, во-вторых, у возникло у меня сомнение, что средства массовой информации, наши, говорили всю правду. Потому что, например, когда газ пустили, что мешало террористам нажать на кнопку?
Анна Качкаева: Ну, это специалисты должны сказать. Я думаю просто, что этот газ очень быстро и сильно действовал, и эксперты, кажется, в течение последних суток об этом говорили. Но, разумеется, вопросов еще остается очень много, и я не сомневаюсь, что в течение этой недели и следующих мы будем возвращаться к оценкам, к разговорам со специалистами, с врачами, с людьми, которые понимают, как проводятся подобного рода акции. Но это единственный факт, когда вам показалось, что средств массовой информации, говорили неправду?
Михаил: Не то, что неправду. Может, они просто не знали, о чем говорили.
Анна Качкаева: И в том числе.
Михаил: В том числе... И в самом начале, еще когда только штурм произошел, ведь говорили, выносили людей, никто о газе ничего еще не знал, а говорили... Даже непонятно, что говорили...
Анна Качкаева: Да, Михаил, вы правы. Я тоже обратила на это внимание, и, например, тоже нервничала, и знала, что мои коллеги тоже нервничают, и видно, что ведущие боялись, что утром, когда пошли картинки о штурме, боялись произнести это слово - спецсредства или газ, и все время говорили, что это стресс, шок и так далее, это вопросы к организаторам акции, к тем специалистам, к штабу, которые обязаны, когда есть картинка и подтверждение документальное, обязаны выходить в эфир.
Андрей Золотов: Несмотря ни на что, конечно, было много ошибок, было много вещей неприемлемых. Но, в общем и целом, я считаю, что наше телевидение сработало хорошо, иногда великолепно, и, по крайней мере, несравненно лучше, чем это могло бы быть. Парадоксальность ситуации в том, что буквально за неделю до этих событий всю прошлую неделю я был на международном семинаре, посвященном средствам массовой информации, телевидению и дипломатии в условиях кризиса, где много об этом говорилось. Потом я вернулся, и мы имели такой, во многом, тоже первый для нас кризис.
Анна Качкаева: Абсолютно первый, потому что все предыдущие, и спецоперации, и взрывы домов - это по освещению принципиально иные вещи.
Андрей Золотов: Во-первых; во-вторых, это был первый кризис эпохи мобильных телефонов. В третьих, он происходил в Москве, где такое изобилие средств массовой информации. И, конечно, на первом этапе было некоторое замешательство, и, как уже многие говорили в эти дни, журналисты стали порой выполнять несвойственные им функции, но такова природа нашей профессии, что мы заполняем пустое пространство.
Анна Качкаева: Я в эти дни слышала очень много нелестных слов в адрес коллег, и от политиков, и от представителей власти, и от обычных людей, нас упрекали в безапелляционности в неделикатности, в том, что мы не думали о последствиях, давали непроверенную информацию, мешали спецслужбам, и, самое главное, и это всегда проблема морального выбора - разговаривать с бандитами, и иногда даже были вынуждены вести переговоры с ними, как делал Дмитрий Лисневский, как делали журналисты "Эха Москвы", мы давали в своем эфире людей из зала, предоставляя слово заложникам. Как вам кажется, мы должны были это делать, или все-таки, как рекомендуют очень многие инструкции, эксперты в западных странах - этого делать все-таки нельзя?
Андрей Золотов: По книжкам, конечно, не должны были. В реальности я не могу упрекнуть Дмитрия Лисневского в том, что он делал то, что он делал в то утро, в четверг, потому что в тот момент я считаю, что в целом ситуация от этого, если не проиграла, то главная задача, наверное, для всех, в том числе и для штаба была - попытаться установить хоть какой-то контакт и попытаться минимизировать жертвы. Попытаться вывести как можно больше людей. И я не думаю, что те переговоры, которые вел Лисневский, нанесли какой-то непоправимый ущерб тому, что произошло. Я, конечно, не специалист и не могу судить.
Анна Качкаева: А как вам кажется, вот РТР, например, показывая эти трагические события, в конце концов, перешло в режим непостоянных трансляций. Выпуски были каждые полчаса, и вообще государственные каналы в этом смысле были чуть более сдержанны. Вот НТВ полностью сломало сетку и выплескивало в эфир все, что было, совершенно сознательно, решив, что когда такая трагедия, то важно, чтобы картинка с места событий, даже если там ничего не происходит, была постоянной. Мне непрерывное вещание НТВ и отчасти ТВС не казалось излишним, а вам?
Андрей Золотов: Я не знаю, насколько мое мнение здесь будет представительным, потому что я сам журналист, и наша редакция была вся мобилизована или самомобилизована на освещение того, что происходило. Я в эти дни смотрел телевидение не как человек, пишущий о телевидении, а как репортер, собирал информацию из всех источников. И вообще, как бы у нас устроен так наш организм, что мы постоянно живем в потоке новостей, поэтому мой выбор, конечно, был на тех каналах, которые вели прямое вещание. Из этого вовсе не следует, что это можно признать в качестве рекомендации. Я могу сказать, что в первую ночь, со среды на четверг, я не понимал, почему телеканал "Россия", у которого прекрасный новостной потенциал, почему они не сделали в режиме нон-стоп вещание с Пролетарской. Мне это в тот момент показалось недостаточным. Потом я уже как бы, когда начинаешь что-то анализировать, я понимал, значит, такая позиция, может в этом есть своя правда, но все равно я больше смотрел НТВ и ТВС, про которые как бы буквально за несколько дней до этого пришлось писать очень болезненную такую статью, если вы помните, мы даже обсуждали с вами эту тему, о том, насколько все неблагополучно на канале ТВС, за который все так переживали, и вот, в ночь со среды на четверг я понял, что они на высоте.
Анна Качкаева: И вообще, мне показалось, что частные компании во всей этой трагедии были, как бы это сказать, чуть человечнее, оперативнее, живее и на острие, в них срабатывало вот это профессиональное чутье чуть больше, чем на государственных каналах, хотя, может, я, конечно, ошибаюсь. Андрей, а как вам кажется, я разговаривала со многими своими коллегами, которые были там, на Дубровке, особенно с теми ребятами, которые были там во время войны в Чечне, не один раз освещали трагические события, и они говорят, что в этот раз власти вели себя достаточно пристойно, не усугубляли, не жали, не давили и так далее. Как вам кажется, это действительно так, судя по информационной картинке, или это просто сил на это не было, или еще что-то?
Андрей Золотов: Мне кажется, что вообще в этой ситуации власти вели себя несравненно лучше и на голову выше, чем мы привыкли это от власти ожидать. И это относится ко всему. Вы посмотрите, какие появились государственные представители. Какие лица мы видели в виде "споуксменов", в виде людей, общающихся с журналистами - мы видели заместителя министра внутренних дел Владимира Васильева, мы видели Сергея Игнатченко из ЦОС ФСБ, и не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сказать, что это был уровень и профессионализма, и человеческого лица какого-то одновременно на голову выше, чем то, что мы видим в Чечне, чем то, что мы видели в лице некоторых наших прошлых "споуксменов" с гоголевскими фамилиями.
Анна Качкаева: Андрей, у нас звонок. Давайте послушаем нашего слушателя. Здравствуйте, представьтесь пожалуйста.
Рита Василькова: Здравствуйте, Рита Василькова, я дожидалась, у кого-нибудь все-таки хватит совести сказать, что чеченцы не террористы, во что бы они не оделись, по какому бы каналу они не передали то, что они хотят сказать. Идет тотальный, этнический геноцид, и чтобы России пособничать в этом деле, за которое стрелять надо все правительства, которые в этом участвуют, Запад растоптал все...
Анна Качкаева: Я прошу вас быть чуть более сдержанной, если возможно, и все-таки помнить, что сегодня в стране траур. Безусловно, чеченский народ страдает чрезвычайно, никто этого и не скрывает, и особенно на волнах нашей радиостанции, но в Москве погибли 120 человек, и виной тому люди, которые по национальности чеченцы... Вот и такая точка зрения, Андрей, существует, но это не имеет отношения впрямую к нашей обсуждаемой теме.
Андрей Золотов: В какой-то степени имеет, вот в каком смысле: сейчас, я думаю, все наши коллеги и у вас наверняка были обсуждения - о том, как подавать, что говорить.
Анна Качкаева: Да. Безусловно.
Андрей Золотов: Наверняка у наших коллег на телевидении были не только инструкции, но и какое-то принятие решений в конкретный момент. Мы были свидетелями, когда на НТВ убрали из эфира уже готового выйти в эфир террориста. Вот у нас в газете другая вещь, которая, надо сказать, и у меня вызывает определенное неприятие, но чему я вынужден подчиняться: я вот в статье не имеют права назвать террористов террористами. Я их могу назвать "захватчиками заложников" или "боевиками". Там, где я цитирую кого-то, я могу сказать слово "террористы". Да, такая вот, скажем, цензура. Далеко не все сотрудники нашей редакции это принимают. Но это определенное правило игры, рассчитанное, как я теперь понимаю, услышав звонок этой радиослушательницы, в том числе и на то, чтобы, попади ей в руки наша газета, она бы читала ее с такой же степенью доверия, как и кто-то другой. Наверное, это так.
Анна Качкаева: Наверное, это так... Звонок, здравствуйте, мы вас слушаем.
Валерий: Меня зовут Валерий. Я очень коротко и без эмоций. Прежде всего, Российское государственное телевидение имеет свое лицо. Это отвратительное лицо Михаила Леонтьева. Это, по-моему, такое небольшое резюме. Второе, я, конечно, присоединяюсь к взволнованным чувствам этой женщины, но я полностью с ней согласен, в стране, которая ведет этнический, так сказать, этноцид, невозможно называть тех, кто этому сопротивляется, террористами. Да, они применяют методы террора, безусловно... И третий момент: убили все-таки заложников КГБ, а не террористы так называемые. И самое страшное, что ложь, которая постоянно нас окружают. Вы заметили, повылезали откуда-то чекистские хари, которых практически не было видно эти годы. Кругом одни чекисты, кругом их точка зрения.
Анна Качкаева: Мне кажется, вы немножко преувеличиваете, что значит, "кругом одни чекисты"? Много профессионалов в спецслужбах, наверное, их достаточно, и, тем не менее, не всех их нужно называть "харями". А о господине Леонтьеве, мы с вами, Андрей, поговорим чуть позже. Это, мне кажется, серьезная тема... Есть еще один звонок... Мы слушаем вас.
Алексей: Здравствуйте, это Алексей из Москвы. Средства массовой информации и их работа - я считаю, что они работали бездарно. В каком смысле - в том, что люди, сидящие там, жизнь их была под прицелом этих бандитов. Каждое сказанное слово средств массовой информации, необдуманно сказанное, могло быть, могло лишить жизни этих людей, любого человека, который там находился.
Анна Качкаева: Алексей, а можно вам задать вопрос, скажите, как должны были тогда работать средства массовой информации, нужно было запретить, ограничить вещание, как того требовали депутаты Государственной Думы, в пятницу или что?
Алексей: Они должны были работать именно так, профессионально, то есть, не такие люди с улицы и ребята молодые совершенно, которые - где-то что-то услышали, начали выдавать в эфир.
Андрей Золотов: Ну а хоть что-нибудь вам понравилось из того, что вы видели по телевидению в эти дни?
Анна Качкаева: Если это можно назвать "понравилось".
Андрей Золотов: Что- то вам показалось примером профессиональной работы?
Алексей: Примером профессиональной работы именно средств массовой информации?
Андрей Золотов: Да. Когда вы говорите о профессионализме, вы наверняка имеете в виду какой-то эталон, итак, что для вас было определенным эталоном в данной ситуации?
Алексей: Освещение событий тех, когда они встречались с боевиками, конкретно.
Анна Качкаева: То есть, когда группа НТВ пошла в здание, да?
Алексей: Да.
Андрей Золотов: Я правильно вас понимаю. что вас больше всего раздражали комментарии.
Алексей: Да.
Андрей Золотов: То есть, вас больше всего раздражали те люди, которые появлялись на экране, обсуждая на экране, что будет потом, какие могут быть последствия этого?
Алексей: Я же говорю, эти вещи выговаривались, необдуманные.
Анна Качкаева: Спасибо вам большое, Алексей, за ваше мнение. Я думаю, что оно безусловно имеет право на существование, и мы с вами об этом говорили, что особенно в первые часы хаос эфирный был действительно очень опасен, и мы во второй половине нашей программы будем специально говорить о тех рекомендациях, которые спецслужбы других стран мира предлагают использовать журналистам, когда происходят такие трагедии, и о кодексах телекомпаний, где записано, как журналистам себя вести. У нас еще один звонок. Представьтесь пожалуйста.
Тамара Семеновна: Здравствуйте, Тамара Семеновна, я хочу сказать, что когда в Америке разбомбили эти два высотных здания, после этого народ Америки консолидировался. У нас общество очень пестрое. И я против тех людей, которые сидят в теплых квартирах, особенно мужчины, и оценивают все это, на теплом горшке они сидят. Я хочу сказать: граждане, мы можем только что сделать - будьте бдительны, берегите свое государство, будьте настоящими гражданами, и не забывайте, что Россия дает кормиться всем народам, и Москва - тоже.
Анна Качкаева: Спасибо, Тамара Семеновна, за ваше мнение, но дело в том, что я то считаю, что большое счастье, что сотни и сотни мужчин могли это видеть только по телевизору, а не находиться в зале, хотя еще раз подчеркиваю, что, к сожалению, эти три трагических дня показали, что все мы можем поменяться местами. Кто-то будет снимать, кто-то участвовать в этом спектакле трагическом, драматическом, а кто-то по-прежнему смотреть. И в этом смысле, конечно, философия террористов все более понятна. Они рассчитывают на публичность, они рассчитывают на журналистов. И от того, как и что мы будем показывать, от нашей ответственности очень многое зависит.
Анна Качкаева: Пока нас не было в эфире, пришел факс, анонимный, правда, но я не могу не сказать, что там написано, обращен он ко мне и Анне Политковской, хотя ее нет в студии - "на обоих телефонах, данных для звонков в прямой эфир, стоят автоответчики. Подобный подмен недопустим, что за финты, что за имитация прямого эфира?" Никакой имитации нет, вы можете нам звонить по телефонам 796-96-44 и 796-96-45. И еще один абзац, это, наверное, касается вашего, Андрей, высказывания о том, как называть бандитов - террористами, бандитами, повстанцами или бойцами. "Террористов не надо называть бойцами, они при Дудаеве истребляли русских и теперь получают сполна. Россию вам расчленить не удастся". Вот такой факс пришел нам за то время, пока нас не было в эфире. Давайте все-таки уточним, я еще раз подчеркиваю, в эфире Радио Свобода все эти дни террористов и бандитов называли террористами и бандитами. У Андрея Золотова в редакции ситуация немножко иная.
Андрей Золотов: Я же уже объяснил. Во-первых, газета наша англоязычная и издается по стандартам американской журналистики, и ситуация с этим наименованием была очень четкая. Она заключалась в том, что в репортаже, который должен быть по правилу, по идеалу максимально отстраненным, в ситуации, где позиция самого журналиста не должна как бы считаться, там мы не могли называть группу Бараева террористами, в том месте, где мы от себя излагаем ход событий. Мы также не могли называть их повстанцами или борцами за свободу. Да, выбирались некие нейтральные слова, в том виде, как они звучат на английском языке. Здесь, конечно, есть еще очень важная языковая ситуация. То есть, я с трудом себе представляю, как бы в газете или радио на русском языке можно было бы этого не делать.
Анна Качкаева: Тем не менее, в цитатах, насколько я знаю, слово "террорист" употреблялось и в вашей газете.
Андрей Золотов: И в цитатах, и в оценочных комментариях, там, где есть место оценке, там, конечно, мы их называли террористами. Мы не имели права называть их террористами, лишь там, где мы не имели права оценивать их личность.
Анна Качкаева: У нас звонок, мы вас слушаем, представьтесь пожалуйста.
Татьяна Андреевна: Добрый день. Меня зовут Татьяна Андреевна. Я хочу сказать спасибо большое за передачу, я вас люблю, ваше радио, и хочу сказать о телевидении. На меня произвела передача впечатление очень сильное... с Марком Розовским...
Анна Качкаева: А как вы полагаете, было правильным приглашать в такой ситуации Марка Розовского в студию?
Татьяна Андреевна: Конечно, обязательно... Мне бы очень хотелось, чтобы вместо девочек Розовского, Нечаева, были бы внуки, сыновья, дочки Ельцина, Путина, Грачева, Жириновского, Ястржембского, Чубайса, Рогозина...
Анна Качкаева: Спасибо вам за ваше мнение. А я хочу вернуться к теме, которую затронул Андрей - об отстраненности. И в первой половине нашей программы от одного из наших слушателей прозвучало мнение о недопустимости комментария Михаила Леонтьева в его программе "Однако". В четверг, это были первые сутки всей драмы, дважды в эфире первого канала был повторен комментарий программы "Однако" где Михаил довольно жестко, и я бы сказала, чрезвычайно безапелляционно судил о том, что происходит, во-первых, он говорил от нашего с вами имени, называл бандитов выродками и уродами...
Андрей Золотов: Это другая крайность.
Анна Качкаева: Да, другая крайность. И не сомневался, что все делается правильно, и называл все, что происходит "тягомотиной", которая будет длиться какое-то время, потому что это даже отчасти полезно, чтобы она продлилась, отлично зная, что организаторы этой "тягомотины" смотрят телевизор и готовы на все. Мне кажется, что, в общем, телевидение и господин Леонтьев могли бы повременить с таким комментарием. А вам, Андрей?
Андрей Золотов: Мне тоже так кажется. И вообще, в том, что касается комментариев, здесь очень много вопросов. Вопросов - какие комментарии выпускать, какие не выпускать, к кому обращаться, и, в частности, не только, когда речь идет о журналистах, представляющих определенную точку зрения, о журналистах, работающих в жанре мнения, как господин Леонтьев, некоторые мнения стоит попридержать до разрешения кризиса. Естественно, что каким-то главным принципом, руководящим в этот момент должно быть - никак не навредить заложникам, не спровоцировать бандитов на какие-то действия, которые они на данный момент, может, без того или иного комментария не предприняли бы.
Анна Качкаева: У нас еще звонок. Пожалуйста, мы вас слушаем.
Слушательница: Добрый день, я москвичка во многих поколениях и коренная русская, я считаю невозможным назвать Бараева и тех, кто был с ними, несмотря на тот ужас, который там происходил, называть их бандитами, потому что мы должны отдавать себе отчет, что загнали этих людей в угол, за их спиной убитые дети, разрушенная страна, и это не бандиты. Когда была Отечественная война, наши партизаны пускали под откос поезда и так далее, и это считалось героизмом. Существуют две правды и две точки зрения. До тех пор, пока мы будем уничтожать всей огромной мощью своей страны вот эту маленькую землю -Чечню, мы должны быть готовы к тому, что... Они по-своему герои, как это ни страшно сказать.
Анна Качкаева: По-моему, это действительно страшно, и опять же, учитывая, что сегодня в стране траур по людям.
Слушательница: Я все это понимаю, но мы должны отдавать себе отчет. Это не бандит, который вышел к вам из за угла и требует от вас кошелек. Ведь мы не знаем, что стоит за спиной этих молодых женщин, может, у них убиты и погибли дети.
Анна Качкаева: Это правда. Вероятно, погибли, и нам говорили о том, что там были вдовы чеченских командиров, но разве это может быть оправданием тому, что в этом зале были чьи-то дети, дочери? И я еще раз хочу обратиться к нашим слушателям - подумайте, о чем вы говорите, вы говорите - "жаль, что на месте тех детей не было детей Путина, Ельцина". Подумайте просто, как вы произносите эти слова?! Какие дети виноваты в том, что произошло в эти три дня?!
Андрей Золотов: Видите, какие страсти.
Анна Качкаева: Да, и если возвращаться все-таки к комментарийным рубрикам, как вы полагаете, какого рода люди должны быть в такие трагические дни в эфире? Политики, эксперты, мне кажется, что, скорее они, чем необязательные какие-то телевизионные знаменитые, которых довольно много было в эфире в эти дни?
Андрей Золотов: Во-первых, конечно, должны быть представители штаба, представители правительства, которые должны выдавать не только информацию, но и комментарий, и какой-то бэкграунд, информацию общего характера, контекстуальную, и они должны знать, что если они этого не сделают, то это пространство неизбежно будет заполнено другими комментариями. И кто знает, насколько компетентными будут эти комментарии, поэтому, конечно, с одной стороны здесь большая ответственность лежит на тех людях, которые занимаются как бы информационной составляющей антитеррористической операции, с тем, чтобы они не оставляли этого информационного голода ненасыщенным.
Анна Качкаева: В эфире слушатель, мы ждем вашего мнения.
Елена Александровна: Елена Александровна из города Королев, Подмосковье. Я считаю, что, прежде всего, в такие трагические минуты следует отказаться от штампов в манере подачи телевизионного материала. Картинка ужаса становится в прямой трансляции и нон-стоп, она становится уже бездействующей, привычной. Надо учесть, что наша молодежь вообще напичкана картинками насилия на телевидении, приобрела какой-то иммунитет к этому, и весь накал трагизма смазывается при передаче нон-стоп,
Это, во-первых. А в прямой трансляции главные моменты - профессионализм должен помочь зрителю. И второе, что я хотела сказать: да, конечно, драма которая назревает и переходит в трагедию, но, учитывая, что мы видим постоянно кошмарное на экране, а не лучше ли наряду с отдельными моментами трансляции прямой показывать радость жизни?
Анна Качкаева: Это как вы себе представляете? Я так себе живо представила. Между прочим, на некоторых каналах это происходило. Например, "Большой куш", "Окна" - они не отменялись в некотором эфире в четверг на каналах, которые мы меньше смотрели, это вам кажется естественным?
Елена Александровна: Нет. Это кажется противоестественным даже в обычные дни. Пошлость, конечно, тоже льется с экрана. Но ведь есть же прекрасные передачи, даже вот "Нашу гавань" я люблю, вот такого типа передачи, которые и не нарушат настрой тех, кто страдает в эти минуты, и все-таки напомнят всем остальным, что жизнь прекрасна и стоит за нее бороться. Иначе очень уж она темная и страшная, все время.
Андрей Золотов: Скажите пожалуйста, а вы сами что смотрели в эти дни?
Елена Александровна: Я вынуждена была, конечно, смотреть нон-стоп. Но дело в том, что я работаю с молодежью, и я должна смотреть не то, что мне хочется, а то, что смотрят они.
Андрей Золотов: А хотелось смотреть что?
Елена Александровна: Не хотелось мне этого смотреть. Вот я вам говорю, что хотелось смотреть "В нашу гавань заходили корабли". Мне хотелось больше старых комедий наших в эту минуту. И новых комедий прекрасных.
Андрей Золотов: Я спрашиваю, потому что я себя ловил на мысли, что просто ничего другого смотреть не могу, но, может, это следствие моей профессии.
Анна Качкаева: Вы знаете, конечно, сколько людей, столько и мнений. Но, к сожалению, или, не знаю, к сожалению или к чему-то другому, мнение нашей слушательницы не единичное, я знаю, что очень-очень многие наши сограждане говорят, что не хотели всего этого смотреть и лучше был ничего не слушать и не читать, и вообще поменьше, потому что вот эта амнезия - забыться, не думать, не допускать, но ведь от того, что мы с вами не будем думать, смотреть, не реагировать, от этого не закончится весь этот кошмар, и война в Чечне не закончится, и надо ли быть вот такими страусами, которые, чтобы успокаиваться, между штурмом готовы смотреть комедию? Я не убеждена в этом.
Андрей Золотов: Я думаю, что один из моментов, который, безусловно, присутствует в нашем отношении, отношении нас, журналистов, к освещению кризиса заключается в том, что в какой-то степени и мы сами, и многие наши зрители, находясь в положении, когда они ничего сами сделать не могут, а через освещение то или иное освещение событий они, безусловно, сопереживают, они участвуют, они как бы преодолевают свой внутренний конфликт между ужасом происходящего и тем, что они сами лично по этому поводу ничего сделать не могут. И мне кажется, что здесь мы подходим к такой очень важной и достаточно философской теме - я могу сказать, что я об этом задумывался в эти дни. Когда ты прикасаешься к таким конечным вещам, то неизбежно задаешь себе вопрос, зачем мы делаем то, что мы делаем.
Анна Качкаева: У нас еще одно мнение здравствуйте, представьтесь пожалуйста.
Наталья: Меня зовут Наталья. Скажите пожалуйста, в первой части вашей передачи у вас конкретно стояли автоответчики по обоим телефонам. Это как объяснить?
Анна Качкаева: Наталья, еще раз подчеркиваю, что автоответчики не стояли.
Наталья: Вы что меня считаете за идиотку, что ли?
Анна Качкаева: Нет, никоим образом. Звонили такие же, как и вы, слушатели и дозванивались до нас, и у меня нет никаких оснований предполагать, что где-то специально, в отличие от меня, и мне об этом неизвестно, поставили автоответчики. Еще раз говорю, вы можете дозваниваться в нашу студию, и только что это сделали... Андрей, и все-таки давайте попытаемся вернуться к теме, мы не любим этого слова, самоцензуры, самоограничений.
Андрей Золотов: Я люблю.
Анна Качкаева: Да?
Андрей Золотов: Я считаю, что самоцензура - это гораздо лучше, чем внешняя цензура. Конечно, можно говорить о том, как это слово толковать, но если самоцензура есть проявление ответственности, то я за такую самоцензуру.
Анна Качкаева: У нас на проводе слушатель. Представьтесь пожалуйста.
Михаил: Здравствуйте, я Михаил. Во-первых, хотел сказать, что кто бы люди эти ни были, что захватили это здание, ими командуют люди, которые не ради Аллаха или погибших мужей, а все ради денег. Это, во-первых. А, во-вторых, у возникло у меня сомнение, что средства массовой информации, наши, говорили всю правду. Потому что, например, когда газ пустили, что мешало террористам нажать на кнопку?
Анна Качкаева: Ну, это специалисты должны сказать. Я думаю просто, что этот газ очень быстро и сильно действовал, и эксперты, кажется, в течение последних суток об этом говорили. Но, разумеется, вопросов еще остается очень много, и я не сомневаюсь, что в течение этой недели и следующих мы будем возвращаться к оценкам, к разговорам со специалистами, с врачами, с людьми, которые понимают, как проводятся подобного рода акции. Но это единственный факт, когда вам показалось, что средств массовой информации, говорили неправду?
Михаил: Не то, что неправду. Может, они просто не знали, о чем говорили.
Анна Качкаева: И в том числе.
Михаил: В том числе... И в самом начале, еще когда только штурм произошел, ведь говорили, выносили людей, никто о газе ничего еще не знал, а говорили... Даже непонятно, что говорили...
Анна Качкаева: Да, Михаил, вы правы. Я тоже обратила на это внимание, и, например, тоже нервничала, и знала, что мои коллеги тоже нервничают, и видно, что ведущие боялись, что утром, когда пошли картинки о штурме, боялись произнести это слово - спецсредства или газ, и все время говорили, что это стресс, шок и так далее, это вопросы к организаторам акции, к тем специалистам, к штабу, которые обязаны, когда есть картинка и подтверждение документальное, обязаны выходить в эфир.
