История, любовь и фантазия по-русски и по-итальянски
Владимир Тольц:
В феврале этого года в итальянской газете "Corriere della sera" появилась статья молодого московского историка Ярослава Леонтьева, посвященная эпизоду истории коммунистического движения в Италии и связям его с Коминтерном и Москвой. Заголовок статьи попахивал нафталинным скандалом "Жена Грамши (речь идет об основателе и руководителе Итальянской компартии) была агентом советских спецслужб".
Ярослав Леонтьев:
Формально она числилась переводчицей Центрального отдела аппарата ОГПУ. Какие именно задания разведки она выполнила здесь, как и прежде, пока остается загадкой...
Владимир Тольц:
Связи заграничных коммунистов с советскими спецслужбами - не новость (Об этом мы говорили две недели назад). Вопрос в другом: как они - эти связи - сегодня исследуются и доказываются. Вот об этом-то (на примере статьи Леонтьева) и пойдет речь в программе.
Герой сегодняшней передачи - основатель и руководитель Итальянской компартии Антонио Грамши, в 1928-м приговоренный фашистами к 20-ти годам тюрьмы; его жена - Юлия Аполлоновна и современный нам исследователь ее биографии, российский историк Ярослав Леонтьев.
В канонических жизнеописаниях Антонио Грамши, - пишет Ярослав Леонтьев, - история знакомства итальянского марксиста с его будущей женой Юлией Шухт преподносится в романтическом свете. В мае 1922-го Грамши приехал в Москву для участия в работе Исполнительного Комитета Коммунистического Интернационала, но вскоре, заболев неврозом, очутился в подмосковном санатории, находившемся в известном дачном поселке Серебряный бор. Здесь он и познакомился с сестрами Шухт.
Старшая из сестер - Евгения, работавшая в Народном комиссариате просвещения вместе с Надеждой Крупской, также лечилась в санатории. Навещавшая ее Юлия Шухт однажды гуляла по саду и случайно столкнулась с иностранцем, который обратился к ней по-французски. По акценту она сразу узнала в нем итальянца и отвечала ему по-итальянски. Молодые люди разговорились и в пылком южном сердце Грамши сразу разгорелся любовный огонь.
Выступающий на страницах итальянской газеты в качества "разоблачителя" (а это, на мой вкус, не лучшее амплуа для историка) Ярослав Леонтьев говорит...
Ярослав Леонтьев:
Увы, существуют факты, позволяющие усомниться в этой красивой легенде. После того, как стало известно о сотрудничестве Юлии Шухт со спецслужбами, историк теперь вправе задаться вопросом: а не была ли спровоцирована их первая встреча?
Владимир Тольц:
Что ж, давайте зададимся и этим вопросом. Но прежде, следуя за автором статьи в "Corriere della sera", проследим генеалогию молодой дамы, которую Леонтьев считает агентом ОГПУ.
Одним из первых революционных знакомств 20-ти летнего Владимира Ленина стала встреча с 30-летним радикальным оппозиционером Аполлоном Шухтом. Этот Шухт, будучи сыном генерала, оказался замешен в дело антиправительственной пропаганды среди учащихся военных и морских училищ в Петербурге. По повелению императора Александра Третьего осенью 1887-го он был сослан в Западную Сибирь под надзор полиции на три года. Отбыв наказание, поселился в Самаре, где и встретил юного Володю Ульянова. Весной следующего года они вместе выехали в столицу и в течении нескольких лет поддерживали знакомство. Когда у Аполлона Шухта, женатого на революционерке Юлии Гиршфельд, в 1893-м родилась дочь Анна, то ее восприемным отцом при крещении стал никто иной, как будущий вождь большевиков. Еще через год Шухты уехали заграницу и поселились в Швейцарии.
В 1896-м году в Женеве у них родилась и героиня нашей передачи - Юлия Шухт.
Ярослав Леонтьев:
Ее родители продолжали заниматься активной оппозиционной деятельностью. В архиве политической полиции сохранились документы об участии матери Шухт в одной из демонстраций в апреле 1901-го года. Русские эмигранты, объединившиеся с итальянскими монархистами и швейцарскими социал-демократами, использовали для нее в качестве повода высылку федеральными властями одного анархиста и разгоны полицией студенческих манифестаций в Петербурге, Москве и Киеве. Одним из организаторов демонстрации был, между прочим, "отец" русского марксизма Георгий Плеханов. Радикалы с красными знаменами отправились к русскому консульству, скандируя "Долой деспота-царя!" и "Да здравствует свободная Россия!" Как явствует из документов полиции, до прибытия швейцарских блюстителей порядка демонстрантам удалось сорвать со здания консульства герб, который был сброшен в воду Роны. В результате расследования был, в частности, установлен факт участия в демонстрации 40-летней Шухт. Несколько радикалов было выслано из Швейцарии, но ее, как мать четверых детей, их которых младшему было 15 месяцев, эта мера не коснулась. В дальнейшем старшая Шухт присоединилась к самой радикальной группе политэмигрантов анархистам-коммунистам, которые начали издавать в Женеве газету "Хлеб и Воля".
Владимир Тольц:
8 первых лет жизни Юлия провела с родителями в Женеве, затем несколько лет во Франции и 7 лет в Италии. В 1915-м году она окончила Римскую консерваторию по классу скрипки и в следующем году вернулась в Россию. Она поселилась в Москве и начала работать музыкальным педагогом. Революцию Юлия встретила восторженно и еще до прихода большевиков к власти, в сентябре 1917-го вступила в РСДРП(б). В том же году членом ленинской партии стал и ее отец - Аполлон Шухт. Сначала Юлия работала в одном из молодежных партийных союзов, с начала 1919-го - в течении нескольких месяцев - секретарем коммунистической фракции Наркомата просвещения. Затем ей пришлось прервать партийную карьеру для того, чтобы сопровождать отца, выехавшего на работу в провинцию. Живя в Иваново-Вознесенске, Юлия Шухт работала на небольших должностях в губернском отделе народного образования и в губкоме партии до осени 1923-го года. Расстояние от Иваново-Вознесенска до Москвы позволяло часто бывать Юлии в столице. В середине 1922-го года Юлия знакомится там с Грамши.
Примерно тогда же на партийную работу в Иваново-Вознесенск прибыл новый аппаратчик - Владимир Деготь, которого Ярослав Леонтьев представляет нам как "Серого кардинала итальянских коммунистов".
Ярослав Леонтьев:
Это был старый большевик, с 18-летним стажем членства в партии. Родившись в Одессе, в бедной еврейской семье, он присоединился к большевикам совсем юным и, будучи типографским рабочим, помогал им печатать нелегальные издания. Спасаясь от преследований полиции, после провала тайной типографии, Деготь эмигрировал в Париж, где познакомился с главными вождями большевиков - Лениным, Зиновьевым, Каменевым. Партийные теоретики читали эмигрантам-рабочим лекции - это обстоятельство дало Дегтю повод гордо называть себя "учеником Ленина". Проведя во Франции один год, он вернулся в Одессу и стал секретарем большевистской организации. В 1910-м году Деготь был арестован и затем сослан в одну из сибирских губерний. Из Сибири ему удалось бежать снова во Францию, воспользовавшись документами, которые были присланы не кем иной, как Надеждой Крупской. В июле 1938-го года, много лет спустя, Деготь, занимавший влиятельный пост в сталинской номенклатуре (к этому времени он стал старшим помощником прокурора РСФСР), был арестован теперь уже энкавэдэшниками прямо на работе. Санкцию на арест высокопоставленного работника прокуратуры дал лично Николай Ежов. Мотивы на арест были с одной стороны стандартны; с другой стороны - необычны, даже по-своему уникальны. Итак, Деготь обвинялся, во-первых, в связях с троцкистами и анархистами и, во-вторых, что благодаря ему, Бенито Муссолини захватил власть в Италии. В марте 1940-го года военной коллегией Верховного Суда СССР Деготь был осужден на 10 лет лагерей. Осенью того же года к нему на свидание в лагерь в селе Межог приехал 14-ти летний сын-пионер. По-видимому, у Дегтя был заранее заготовлен черновик письма на имя нового союзного прокурора Бочкова, который его сын аккуратно переписал неровным детским почерком в двух экземплярах. Вероятно, один экземпляр был отправлен адресату, а второй остался у сына Дегтя, умершего в 1989-м году.
Владимир Тольц:
Вот часть заявления, которое относится к итальянским событиям:
"Коммунистическим Интернационалом в 1920-м году я был послан на подпольную работу в Италию и Францию, как представитель Коминтерна, то есть лично Лениным. Прибыв в Италию, Рим, в январе 1920-го года я застал следующую ситуацию в Италии: социалистической партией, объединявшей сотни тысяч членов партии и миллионы, входящие в профессиональные союзы, руководили не коммунисты, а реформисты во главе с Турати. Партия называлась Социалистическая, а не Коммунистическая, несмотря на то, что под давлением масс, она вошла в Коммунистический Интернационал. Партия объединяла реформистов и коммунистов. Во главе коммунистической части были Серрати, Бомбаччи, Дженари и Грамши.
Восстание за восстанием крестьян, захват помещичьих земель, сжигание помещичьих усадеб, забастовка за забастовкой в промышленных районах (Милан и Турин). Организация фабзавкомов, организация Красной Гвардии. Стихийно выдвигались лозунги "Да здравствует диктатура рабочего класса!", "Да здравствует Ленин!". В это время Социалистическая партия занималась тем, что тушила пожар революции.
Первое, что я предложил от имени Коммунистического Интернационала - объявить себя Коммунистической партией (это было до Второго Конгресса Коминтерна). Второе - всех реформистов исключить из партии, которые не состоят на точке зрения диктатуры рабочего класса и захватом власти посредством вооруженного восстания рабоче-крестьянских масс под руководством Коммунистической партии. В это время, приблизительно в марте месяце 1920-го года, Председатель Совета министров Нитти предложил депутатам парламента (а их было 126) от Социалистической партии принять участие в перевороте парламентском; отстранить короля и объявить буржуазную республику, на что дали согласие Турати и Серрати.
Большинство депутатов парламента было за ними. Бомбаччи и другие возражали и обратились ко мне, как к представителю Коминтерна. Я решительно возражал Серрати и другим. Указал, что Нитти, как хитрый буржуазный политик, хочет отвлечь революционные массы от правильного пути, пустив пыль в глаза тем, что будет отстранен король, объявлена республика. Я указал, что вопрос стоит о захвате власти рабочим классом посредством классовой революционной борьбы. Мое предложение было принято большинством Центрального Комитета партии.
Мои предложения в дальнейшем лично Лениным и Конгрессом Коминтерна были полностью одобрены, несмотря на возражения Серрати, который был в дальнейшем исключен из партии Коминтерном по предложению Ленина.
В личной беседе с товарищем Лениным в Кремле в 1920-м году он не только одобрил мое поведение, но по его же предложению я был послан еще раз в Италию и во Францию, несмотря на возражения Бухарина и Бела Куна".
Владимир Тольц:
Давайте подведем промежуточный баланс: на основании документов и воспоминаний, которыми оперирует Леонтьев, ясно - где-то в 22-м году 26-летняя Юлия Шухт, живущая в Иваново-Воскресенске, знакомится там с партаппаратчиком еще год назад представлявшим Москву в Италии, а затем засыпавшимся как "агент Коминтерна" во Франции и теперь продолжающим свою парткарьеру в российской провинциальной глуши. Наградой за успешную службу и знаком доверия такие ломку карьеры и перемещение в пространстве не назовешь. Примерно в тоже время в Москве Юлия знакомится со своим будущим мужем Грамши.
Можно ли, подобно Леонтьеву, предположить, что первая встреча будущих супругов была неслучайной и более того, спровоцированной органами, сотрудницей которых Юлия, впоследствии, стала? - Можно, конечно. Надо только отдавать себе отчет, что документами это пока никак не подтверждается. Можно ли предполагать, что в организации этой предположительно неслучайной встречи в Москве сыграл роль находящийся в Иваново-Вознесенской тьмутаракани бывший представитель Коминтерна в Италии, по роду этой деятельности с органами связанный? - Тоже можно. (Ведь из истории ЧК-ГПУ-НКВД и враждебных им служб мы знаем, что использование амурных отношений, как средство влияния и сбора информации, обычное для них дело.) Но опять же, нужно помнить при этом, что все это лишь предположение, не имеющее для нас документального подтверждения. Вопрос: ну при чем тут Деготь? - будет по-прежнему требовать ответа.
Чтобы придать убедительность своей версии о его (Дегтя) и ОГПУ причастности к знакомству Юлии Шухт с Грамши Ярослав Леонтьев апеллирует к изданным в СССР изданиям Владимира Дегтя. В них речь идет, в частности, о беседе с Лениным, состоявшейся в декабре 1920-го года. Скрытая логика тут такова: из воспоминаний Дегтя явствует сколь значительную роль сыграл он в развитии итальянского коммунистического движения, а значит, не мог не повлиять на встречу Юлии Шухт с Грамши. Вот что еще примечательно: Леонтьев, по его собственному замечанию, прибегает к приблизительной реконструкции разговора.
Но вот, к примеру, процитирую: "По воспоминаниям Дегтя, публиковавшимся в Советском Союзе, можно реконструировать приблизительный ход их разговора. Далее Деготь должен был сказать Ленину о том, как он пытался повлиять на недавно прошедший в Венеции съезд Итальянской Социалистической партии, призывая к создания Итальянской Советской Социалистической Республики, и как Серрати противился опубликованию текста этого воззвания в "Аванти". Можно не сомневаться, что Деготь рассказал своему патрону как Филиппо Турати, Модильяне и другие члены реформистов сговаривались с Нитти о республиканском перевороте, как Никола Бомбаччи обращался к нему за советом.
Отправившись с одобрения Ленина снова в Италию, Деготь сразу же провел совещание с Грамши и Бомбаччи, а затем принял участие в знаменитом съезде ИСП в Ливорно, на котором произошел грандиозный раскол".
Вы обратили внимание на эти словесные обороты нашего историка: "Деготь должен был рассказать Ленину"; "Можно не сомневаться, что Деготь рассказал своему патрону". Вообще-то, можно и усомниться в том, что он сделал именно то, что, по мнению Леонтьева, он был "должен" сделать, а точнее, этого нет в интерпретируемых историком мемуарах, это его догадка, основанная на других сведениях, используемая в тексте статьи для подтверждения значимости роли Дегтя, как в истории итальянского комдвижения, так и в романтической истории знакомства Грамши с Юлией Шухт. По этой логике для доказательства того, о чем догадываешься, каждое лыко в строку. Но, процитируем статью далее:
"Какой парадоксальный факт! Фальшивая и демагогическая сталинская юстиция оказалась права, обвиняя Дегтя в косвенной помощи Муссолини в захвате власти. Действительно в Манифесте, с принятия которого началось создание ИКП, не было ни одного слова о фашистской угрозе. Деготь и остальные представители Коминтерна близоруко не замечали эту проблему. Еще один парадокс заключается в том, что ответственность за дальнейшее развитие событий на Дегтя возлагали полярные политические группы: задолго до следователей НКВД об этом говорили реформисты (Модильяни), левые социалисты (Ненни), русские меньшевики в эмигрантском "Социалистическом вестнике".
Деготь находился в Риме до мая 1921-го года, проживая по документом коммерсанта. Он тайно руководил первыми шагами ИКП, пока не получил директивы из Москвы на поездку в Париж с последующим возвращением в Россию. Однако в Ницце он был арестован и через некоторое время выслан из Франции, как агент Коминтерна. Вскоре после его возвращения на родину, Кремль направил Дегтя в числе других опытных партийных работников на работу в провинцию".
Владимир Тольц:
Ознакомившийся со статьей Ярослава Леонтьева директор римского Института Грамши Сильвио Понс говорит мне:
Сильвио Понс:
Я думаю, что это интересная статья. Хотя, конечно же, было бы лучше знать глубину своей документации, иногда я точно не понимаю какого рода документацию он использовал. И кроме того, мне кажется, что есть некоторые его оценки, которые нужно было более подробно обосновать. Например, он говорит о том, что Деготь находится в Риме до мая 1921-го года, он тайно руководит первыми шагами Итальянской Коммунистической Партии.- Я не знаю, может быть он тайно руководил, но здесь надо было узнать откуда автор принял это заключение.
Владимир Тольц:
Итак, что же было дальше - слово Ярославу Леонтьеву.
Ярослав Леонтьев:
Все произошедшее затем покрыто густым мраком и остается лишь догадываться на какой политической кухне и какие именно повара замесили тесто для того, чтобы испечь свадебный торт для Антонио и Юлии. Безошибочно можно отгадать только начало тайны: Владимир Деготь был первым, кто подробно рассказал Юлии Шухт о всех последних событиях в Италии и о Грамши, которого он называл своим другом. Какое странное совпадение в теории математической вероятности: самый осведомленный в отношении теневой истории создания ИКП человек, попав на работу в небольшой провинциальный город, случайно сделался прямым шефом будущей матери детей Грамши. Нельзя упустить из вида еще одно обстоятельство: и Деготь, и все семейство Шухт постоянно находились в поле зрения нового революционного Демиурга (как его полуофициально называли в партийной печати), Владимира Ленина. Известен, например, такой факт: в ноябре 1920-го года Ленин распорядился назначить брата Юлии Виктора Шухта дипкурьером. Конечно, нельзя стопроцентно считать, что встреча Юлии с Грамши была подстроена от начала и до конца. Но во всей этой истории слишком много таинственных совпадений.
Владимир Тольц:
С профессором Сильвио Понсом говорили мы и об этом...
Сильвио Понс:
Я хотел бы разделить между различными вопросами. Первый вопрос, это - была ли случайна или нет встреча между Юлией и Грамши, когда Грамши находится в Москве? - Конечно, роль Юлии в ОГПУ означает, что может быть надо передумать об этом. С другой стороны, надо отметить, что мы очень мало знаем о ее роли, все-таки, и трудно сказать, что в 1922-й году, когда Грамши с ней встретился, он уже являлся первостепенной фигурой, хотя он был конечно очень важным уже в Итальянской Коммунистической Партии... Но почему именно к нему надо было принять такие меры, такую форму контроля над ним - трудно сказать. Может быть, это возникло попозже, с 24-го года, например.
Надо иметь в виду, что самая важная фигура, когда Грамши находится в тюрьме, уже стала сестра Юлии Татьяна, которая имела определенные связи с Грамши, Юлия уже была в Москве и заболела. Влияние Юлии на это время было не прямое, она могла соединиться с Грамши только через сестру или письменно.
Владимир Тольц:
В нашей с Сильвио Понсом беседе мы вновь и вновь возвращались к теме слабо, по нашему общему мнению, документально и логически аргументированной Леонтьевым, к роли Владимира Дегтя, как в знакомстве Грамши с Юлией, так и к его деятельности и значению в создании коммунистического движения в Италии.
Сильвио Понс:
Об этом я очень мало могу сказать, потому что я не знаю эти документы, которые видел Леонтьев. То что я могу сказать, у меня есть ощущение, что есть переоценка этого человека, хотя, конечно, он был важный человек, я в этом не сомневаюсь, но трудно сказать, что он был единственный человек, который из Москвы имел влияние на итальянский социализм и коммунизм, по-моему, это преувеличение, это слишком много.
Я хотел по этому поводу сказать одну вещь: мне кажется, очень странно и очень нереально, что, поскольку я могу видеть из статьи Леонтьева, никогда не упоминается имя Медео Бордиго, который был на самом деле самый важный лидер, руководитель Коммунистической партии с 21-го года, основатель коммунистической партии. Он представлял радикальную линию, против которой и Грамши, и его группа боролись и могли выиграть только с 24-25-го года. Это, мне кажется, очень странно на самом деле, что никогда не упоминается Бордиго, из-за этого возникает много сомнений об этом документе.
Владимир Тольц:
В ноябре 1923-го, как сообщает нам Ярослав Леонтьев, Грамши выехал из России навстречу своей славе и трагедии. В том же месяце Юлию Шухт перевели на партийную работу в Москву. Меньше чем через год Грамши стал депутатом и Генеральным секретарем Итальянской Коммунистической Партии. У Юлии тоже произошли важные перемены: в августе 24-го у нее родился первый сын - Делио, а в декабре она была зачислена на новую работу в качестве сотрудника главной советской спецслужбы - ОГПУ (Объединенного Государственного Политического Управления), во главе которой стоял Феликс Дзержинский. Еще через год Юлия приезжает в Рим и живет там с сестрами Татьяной и Евгенией на Виа Трапани. С самой младшей из сестер, Татьяной Шухт, жившей в Риме и раньше, Грамши познакомился летом 1924-го года. Это обстоятельство Леонтьев может подтвердить найденными им документами.
А вот какие задания ОГПУ должна была выполнять жена Грамши, и до какой степени об этом были осведомлены ее муж и сестры, - тут, пишет Леонтьев, "вопросов пока больше, чем ответов".
Ярослав Леонтьев:
Зато известно главное: Юлия Шухт официально оставалась агентом Лубянки до августа 1930-го года. Также известно, что приблизительно в это время она заболела психически и была больна до самой смерти в июле 1980-го. Евгения Шухт, издавшая в 1957-м в Москве "Письма из тюрьмы", писала в предисловии книги о Юлии: "Вслед за сильным нервным потрясением наступил длительный период тяжелого нервного заболевания, продолжающегося и поныне".
Здесь важно отметить вот какую метаморфозу: из "сотрудника ОГПУ", каким Юлия стала в 1924-м году, супруга Грамши превращается в тексте Леонтьева в "агента Лубянки". Но произошла ли эта трансформации в действительности? Если у автора статьи в "Corriere della sera" документальные подтверждения того, что Юлия стала агентом? На этот мой вопрос питерский историк Александр Колпакиди, занимавшийся делами ОГПУ и Коминтерна, задумчиво мне ответил: "По агентурным делам не припомню, чтобы она проходила". Ну, а автор статьи Ярослав Леонтьев уточняет...
Ярослав Леонтьев:
Новые поиски в архивах не только подтвердили сведения о службе Юлии Шухт в политической разведке, но и позволили уточнить ее статус. Формально она числилась переводчицей Иностранного отдела Центрального аппарата ОГПУ, после возвращения Грамши в Италию, в следствии избрания в парламент, новоиспеченная сотрудница ИНО, вместе с сыном Делио, своим отцом и сестрой Евгенией приехала в Рим. В течении года Юлия шухт работала в советском посольстве. Какие именно задания разведки она выполнила здесь, как и прежде, пока остается загадкой. Отчеты о ее деятельности, конечно, должны были сохраниться, но не в советских партийных архивах, а в Архиве Службы внешней разведки России. Увы, эта служба не спешит широко распахнуть двери для историков.
Владимир Тольц:
Закрытые часто архивы - всеобщая беда исследователей еще незавершившейся советской истории. Другая их беда - нарушение логики исследований, связанное со стремлением домыслить непрочитанное. Статья Ярослава Леонтьева - хороший, на мой взгляд, этому пример: не доказав документально главного тезиса, содержавшегося в названии (Юлия Шухт - агент разведки), он предлагает нам гадать о тех разведзаданиях, которые она могла выполнять.
Я спросил у Ярослава: чувствует ли он отмеченные мной особенности своего сочинения?
Ярослав Леонтьев:
Естественно, я понимаю, что все изложенное мною на основании весьма косвенных источников, не более, чем версия, попытка реконструкции, никоим образом не претендующая на безапелляционность. Я допускаю, что все могло быть чуточку иначе или даже совсем не так. Допустим, что в знакомство Грамши с Юлией действительно вмешался господин случай, а фигура Дегтя мною слишком демонизирована. В конце концов в историко-архивном институте меня учили критике исторических источников. И все-таки я полагаюсь на свою интуицию, и, если угодно, на архивный нюх, а они меня редко подводили. Ну и, пожалуй, последнее - до какой-то степени я воспринимаю историю своей публикации и тот резонанс, который она вызвала в Италии, а теперь-то это тоже факт историографии, так вот я склонен ее оценивать до какой-то степени как провокацию. Может быть теперь двери архивов спецслужб чуть-чуть раскроются, мысли историков расшевелятся, и вместе мы сможем реконструировать доподлинную историю.
Владимир Тольц:
У исследований (и исследователей) недавнего прошлого есть и еще одна беда, с которой я столкнулся, разбирая итальянскую статью Ярослава Леонтьева. Как ни странно это звучит сегодня, их (исследований и исследователей) неизживаемая партийность, односторонняя вовлеченность в события, которые историку следует изучать, по словам Тацита, "без гнева и пристрастия". Именно она, партийность эта, не позволила выступить в нашей программе некоторым противникам версии Леонтьева: одни не хотят публичной дискуссии неприятным им сюжетом, другие боятся, что еще труднее будет им с архивными материалами. Отказался говорить на эту тему и сын Грамши - Делио. (Вы можете представить себе потомков Пушкина, которые отказываются публично говорить о своем славном предке и его супруге?) Но именно эта же партийность приводит к логическим ошибкам и Ярослава Леонтьева в его статье: теперь общепринято утверждать то, что раньше запрещалось: пресловутые "органы" - бяка, а значит и для доказательства этого очевидного, а потому трехкопеечного, в общем, тезиса, на любом материале все дозволено.
В заключение несколько слов о судьбах героев этой передачи:
Антонио Грамши, приговоренный фашистами в 28-м к 20-ти годам заключения (позже этот срок скостили до 10-ти лет) в тюрьме страшно болел и в 37-м, через три дня после окончания тюремного срока, умер в римской больнице. Страдавшая с начала 30-х годов тяжелым нервным расстройством его жена Юлия успешно выдержала две партчистки и с середины 36-го была на пенсии. В хрущевское правление ей, как старой коммунистке, дали персональную; при Брежневе наградили орденом "Знак Почета" и медалью "За доблестный труд" в честь 100-летия со дня рождения Ленина.
Владимир Деготь из Иваново-Вознесенска добравшийся до высокого поста старшего помощника прокурора РСФСР, через год после смерти Грамши был, как уже говорилось, арестован по обвинению в содействии Муссолини и сгинул в лагерях.
Вместе с ними уходят в небытие остающаяся неразгаданной, так и назавершившаяся история, частью которой они были. Слабеет наш интерес к ней, но гальванизировать его спекуляциями, "провокациями" и политизированными домыслами все же не стоит.
Владимир Тольц:
В феврале этого года в итальянской газете "Corriere della sera" появилась статья молодого московского историка Ярослава Леонтьева, посвященная эпизоду истории коммунистического движения в Италии и связям его с Коминтерном и Москвой. Заголовок статьи попахивал нафталинным скандалом "Жена Грамши (речь идет об основателе и руководителе Итальянской компартии) была агентом советских спецслужб".
Ярослав Леонтьев:
Формально она числилась переводчицей Центрального отдела аппарата ОГПУ. Какие именно задания разведки она выполнила здесь, как и прежде, пока остается загадкой...
Владимир Тольц:
Связи заграничных коммунистов с советскими спецслужбами - не новость (Об этом мы говорили две недели назад). Вопрос в другом: как они - эти связи - сегодня исследуются и доказываются. Вот об этом-то (на примере статьи Леонтьева) и пойдет речь в программе.
Герой сегодняшней передачи - основатель и руководитель Итальянской компартии Антонио Грамши, в 1928-м приговоренный фашистами к 20-ти годам тюрьмы; его жена - Юлия Аполлоновна и современный нам исследователь ее биографии, российский историк Ярослав Леонтьев.
В канонических жизнеописаниях Антонио Грамши, - пишет Ярослав Леонтьев, - история знакомства итальянского марксиста с его будущей женой Юлией Шухт преподносится в романтическом свете. В мае 1922-го Грамши приехал в Москву для участия в работе Исполнительного Комитета Коммунистического Интернационала, но вскоре, заболев неврозом, очутился в подмосковном санатории, находившемся в известном дачном поселке Серебряный бор. Здесь он и познакомился с сестрами Шухт.
Старшая из сестер - Евгения, работавшая в Народном комиссариате просвещения вместе с Надеждой Крупской, также лечилась в санатории. Навещавшая ее Юлия Шухт однажды гуляла по саду и случайно столкнулась с иностранцем, который обратился к ней по-французски. По акценту она сразу узнала в нем итальянца и отвечала ему по-итальянски. Молодые люди разговорились и в пылком южном сердце Грамши сразу разгорелся любовный огонь.
Выступающий на страницах итальянской газеты в качества "разоблачителя" (а это, на мой вкус, не лучшее амплуа для историка) Ярослав Леонтьев говорит...
Ярослав Леонтьев:
Увы, существуют факты, позволяющие усомниться в этой красивой легенде. После того, как стало известно о сотрудничестве Юлии Шухт со спецслужбами, историк теперь вправе задаться вопросом: а не была ли спровоцирована их первая встреча?
Владимир Тольц:
Что ж, давайте зададимся и этим вопросом. Но прежде, следуя за автором статьи в "Corriere della sera", проследим генеалогию молодой дамы, которую Леонтьев считает агентом ОГПУ.
Одним из первых революционных знакомств 20-ти летнего Владимира Ленина стала встреча с 30-летним радикальным оппозиционером Аполлоном Шухтом. Этот Шухт, будучи сыном генерала, оказался замешен в дело антиправительственной пропаганды среди учащихся военных и морских училищ в Петербурге. По повелению императора Александра Третьего осенью 1887-го он был сослан в Западную Сибирь под надзор полиции на три года. Отбыв наказание, поселился в Самаре, где и встретил юного Володю Ульянова. Весной следующего года они вместе выехали в столицу и в течении нескольких лет поддерживали знакомство. Когда у Аполлона Шухта, женатого на революционерке Юлии Гиршфельд, в 1893-м родилась дочь Анна, то ее восприемным отцом при крещении стал никто иной, как будущий вождь большевиков. Еще через год Шухты уехали заграницу и поселились в Швейцарии.
В 1896-м году в Женеве у них родилась и героиня нашей передачи - Юлия Шухт.
Ярослав Леонтьев:
Ее родители продолжали заниматься активной оппозиционной деятельностью. В архиве политической полиции сохранились документы об участии матери Шухт в одной из демонстраций в апреле 1901-го года. Русские эмигранты, объединившиеся с итальянскими монархистами и швейцарскими социал-демократами, использовали для нее в качестве повода высылку федеральными властями одного анархиста и разгоны полицией студенческих манифестаций в Петербурге, Москве и Киеве. Одним из организаторов демонстрации был, между прочим, "отец" русского марксизма Георгий Плеханов. Радикалы с красными знаменами отправились к русскому консульству, скандируя "Долой деспота-царя!" и "Да здравствует свободная Россия!" Как явствует из документов полиции, до прибытия швейцарских блюстителей порядка демонстрантам удалось сорвать со здания консульства герб, который был сброшен в воду Роны. В результате расследования был, в частности, установлен факт участия в демонстрации 40-летней Шухт. Несколько радикалов было выслано из Швейцарии, но ее, как мать четверых детей, их которых младшему было 15 месяцев, эта мера не коснулась. В дальнейшем старшая Шухт присоединилась к самой радикальной группе политэмигрантов анархистам-коммунистам, которые начали издавать в Женеве газету "Хлеб и Воля".
Владимир Тольц:
8 первых лет жизни Юлия провела с родителями в Женеве, затем несколько лет во Франции и 7 лет в Италии. В 1915-м году она окончила Римскую консерваторию по классу скрипки и в следующем году вернулась в Россию. Она поселилась в Москве и начала работать музыкальным педагогом. Революцию Юлия встретила восторженно и еще до прихода большевиков к власти, в сентябре 1917-го вступила в РСДРП(б). В том же году членом ленинской партии стал и ее отец - Аполлон Шухт. Сначала Юлия работала в одном из молодежных партийных союзов, с начала 1919-го - в течении нескольких месяцев - секретарем коммунистической фракции Наркомата просвещения. Затем ей пришлось прервать партийную карьеру для того, чтобы сопровождать отца, выехавшего на работу в провинцию. Живя в Иваново-Вознесенске, Юлия Шухт работала на небольших должностях в губернском отделе народного образования и в губкоме партии до осени 1923-го года. Расстояние от Иваново-Вознесенска до Москвы позволяло часто бывать Юлии в столице. В середине 1922-го года Юлия знакомится там с Грамши.
Примерно тогда же на партийную работу в Иваново-Вознесенск прибыл новый аппаратчик - Владимир Деготь, которого Ярослав Леонтьев представляет нам как "Серого кардинала итальянских коммунистов".
Ярослав Леонтьев:
Это был старый большевик, с 18-летним стажем членства в партии. Родившись в Одессе, в бедной еврейской семье, он присоединился к большевикам совсем юным и, будучи типографским рабочим, помогал им печатать нелегальные издания. Спасаясь от преследований полиции, после провала тайной типографии, Деготь эмигрировал в Париж, где познакомился с главными вождями большевиков - Лениным, Зиновьевым, Каменевым. Партийные теоретики читали эмигрантам-рабочим лекции - это обстоятельство дало Дегтю повод гордо называть себя "учеником Ленина". Проведя во Франции один год, он вернулся в Одессу и стал секретарем большевистской организации. В 1910-м году Деготь был арестован и затем сослан в одну из сибирских губерний. Из Сибири ему удалось бежать снова во Францию, воспользовавшись документами, которые были присланы не кем иной, как Надеждой Крупской. В июле 1938-го года, много лет спустя, Деготь, занимавший влиятельный пост в сталинской номенклатуре (к этому времени он стал старшим помощником прокурора РСФСР), был арестован теперь уже энкавэдэшниками прямо на работе. Санкцию на арест высокопоставленного работника прокуратуры дал лично Николай Ежов. Мотивы на арест были с одной стороны стандартны; с другой стороны - необычны, даже по-своему уникальны. Итак, Деготь обвинялся, во-первых, в связях с троцкистами и анархистами и, во-вторых, что благодаря ему, Бенито Муссолини захватил власть в Италии. В марте 1940-го года военной коллегией Верховного Суда СССР Деготь был осужден на 10 лет лагерей. Осенью того же года к нему на свидание в лагерь в селе Межог приехал 14-ти летний сын-пионер. По-видимому, у Дегтя был заранее заготовлен черновик письма на имя нового союзного прокурора Бочкова, который его сын аккуратно переписал неровным детским почерком в двух экземплярах. Вероятно, один экземпляр был отправлен адресату, а второй остался у сына Дегтя, умершего в 1989-м году.
Владимир Тольц:
Вот часть заявления, которое относится к итальянским событиям:
"Коммунистическим Интернационалом в 1920-м году я был послан на подпольную работу в Италию и Францию, как представитель Коминтерна, то есть лично Лениным. Прибыв в Италию, Рим, в январе 1920-го года я застал следующую ситуацию в Италии: социалистической партией, объединявшей сотни тысяч членов партии и миллионы, входящие в профессиональные союзы, руководили не коммунисты, а реформисты во главе с Турати. Партия называлась Социалистическая, а не Коммунистическая, несмотря на то, что под давлением масс, она вошла в Коммунистический Интернационал. Партия объединяла реформистов и коммунистов. Во главе коммунистической части были Серрати, Бомбаччи, Дженари и Грамши.
Восстание за восстанием крестьян, захват помещичьих земель, сжигание помещичьих усадеб, забастовка за забастовкой в промышленных районах (Милан и Турин). Организация фабзавкомов, организация Красной Гвардии. Стихийно выдвигались лозунги "Да здравствует диктатура рабочего класса!", "Да здравствует Ленин!". В это время Социалистическая партия занималась тем, что тушила пожар революции.
Первое, что я предложил от имени Коммунистического Интернационала - объявить себя Коммунистической партией (это было до Второго Конгресса Коминтерна). Второе - всех реформистов исключить из партии, которые не состоят на точке зрения диктатуры рабочего класса и захватом власти посредством вооруженного восстания рабоче-крестьянских масс под руководством Коммунистической партии. В это время, приблизительно в марте месяце 1920-го года, Председатель Совета министров Нитти предложил депутатам парламента (а их было 126) от Социалистической партии принять участие в перевороте парламентском; отстранить короля и объявить буржуазную республику, на что дали согласие Турати и Серрати.
Большинство депутатов парламента было за ними. Бомбаччи и другие возражали и обратились ко мне, как к представителю Коминтерна. Я решительно возражал Серрати и другим. Указал, что Нитти, как хитрый буржуазный политик, хочет отвлечь революционные массы от правильного пути, пустив пыль в глаза тем, что будет отстранен король, объявлена республика. Я указал, что вопрос стоит о захвате власти рабочим классом посредством классовой революционной борьбы. Мое предложение было принято большинством Центрального Комитета партии.
Мои предложения в дальнейшем лично Лениным и Конгрессом Коминтерна были полностью одобрены, несмотря на возражения Серрати, который был в дальнейшем исключен из партии Коминтерном по предложению Ленина.
В личной беседе с товарищем Лениным в Кремле в 1920-м году он не только одобрил мое поведение, но по его же предложению я был послан еще раз в Италию и во Францию, несмотря на возражения Бухарина и Бела Куна".
Владимир Тольц:
Давайте подведем промежуточный баланс: на основании документов и воспоминаний, которыми оперирует Леонтьев, ясно - где-то в 22-м году 26-летняя Юлия Шухт, живущая в Иваново-Воскресенске, знакомится там с партаппаратчиком еще год назад представлявшим Москву в Италии, а затем засыпавшимся как "агент Коминтерна" во Франции и теперь продолжающим свою парткарьеру в российской провинциальной глуши. Наградой за успешную службу и знаком доверия такие ломку карьеры и перемещение в пространстве не назовешь. Примерно в тоже время в Москве Юлия знакомится со своим будущим мужем Грамши.
Можно ли, подобно Леонтьеву, предположить, что первая встреча будущих супругов была неслучайной и более того, спровоцированной органами, сотрудницей которых Юлия, впоследствии, стала? - Можно, конечно. Надо только отдавать себе отчет, что документами это пока никак не подтверждается. Можно ли предполагать, что в организации этой предположительно неслучайной встречи в Москве сыграл роль находящийся в Иваново-Вознесенской тьмутаракани бывший представитель Коминтерна в Италии, по роду этой деятельности с органами связанный? - Тоже можно. (Ведь из истории ЧК-ГПУ-НКВД и враждебных им служб мы знаем, что использование амурных отношений, как средство влияния и сбора информации, обычное для них дело.) Но опять же, нужно помнить при этом, что все это лишь предположение, не имеющее для нас документального подтверждения. Вопрос: ну при чем тут Деготь? - будет по-прежнему требовать ответа.
Чтобы придать убедительность своей версии о его (Дегтя) и ОГПУ причастности к знакомству Юлии Шухт с Грамши Ярослав Леонтьев апеллирует к изданным в СССР изданиям Владимира Дегтя. В них речь идет, в частности, о беседе с Лениным, состоявшейся в декабре 1920-го года. Скрытая логика тут такова: из воспоминаний Дегтя явствует сколь значительную роль сыграл он в развитии итальянского коммунистического движения, а значит, не мог не повлиять на встречу Юлии Шухт с Грамши. Вот что еще примечательно: Леонтьев, по его собственному замечанию, прибегает к приблизительной реконструкции разговора.
Но вот, к примеру, процитирую: "По воспоминаниям Дегтя, публиковавшимся в Советском Союзе, можно реконструировать приблизительный ход их разговора. Далее Деготь должен был сказать Ленину о том, как он пытался повлиять на недавно прошедший в Венеции съезд Итальянской Социалистической партии, призывая к создания Итальянской Советской Социалистической Республики, и как Серрати противился опубликованию текста этого воззвания в "Аванти". Можно не сомневаться, что Деготь рассказал своему патрону как Филиппо Турати, Модильяне и другие члены реформистов сговаривались с Нитти о республиканском перевороте, как Никола Бомбаччи обращался к нему за советом.
Отправившись с одобрения Ленина снова в Италию, Деготь сразу же провел совещание с Грамши и Бомбаччи, а затем принял участие в знаменитом съезде ИСП в Ливорно, на котором произошел грандиозный раскол".
Вы обратили внимание на эти словесные обороты нашего историка: "Деготь должен был рассказать Ленину"; "Можно не сомневаться, что Деготь рассказал своему патрону". Вообще-то, можно и усомниться в том, что он сделал именно то, что, по мнению Леонтьева, он был "должен" сделать, а точнее, этого нет в интерпретируемых историком мемуарах, это его догадка, основанная на других сведениях, используемая в тексте статьи для подтверждения значимости роли Дегтя, как в истории итальянского комдвижения, так и в романтической истории знакомства Грамши с Юлией Шухт. По этой логике для доказательства того, о чем догадываешься, каждое лыко в строку. Но, процитируем статью далее:
"Какой парадоксальный факт! Фальшивая и демагогическая сталинская юстиция оказалась права, обвиняя Дегтя в косвенной помощи Муссолини в захвате власти. Действительно в Манифесте, с принятия которого началось создание ИКП, не было ни одного слова о фашистской угрозе. Деготь и остальные представители Коминтерна близоруко не замечали эту проблему. Еще один парадокс заключается в том, что ответственность за дальнейшее развитие событий на Дегтя возлагали полярные политические группы: задолго до следователей НКВД об этом говорили реформисты (Модильяни), левые социалисты (Ненни), русские меньшевики в эмигрантском "Социалистическом вестнике".
Деготь находился в Риме до мая 1921-го года, проживая по документом коммерсанта. Он тайно руководил первыми шагами ИКП, пока не получил директивы из Москвы на поездку в Париж с последующим возвращением в Россию. Однако в Ницце он был арестован и через некоторое время выслан из Франции, как агент Коминтерна. Вскоре после его возвращения на родину, Кремль направил Дегтя в числе других опытных партийных работников на работу в провинцию".
Владимир Тольц:
Ознакомившийся со статьей Ярослава Леонтьева директор римского Института Грамши Сильвио Понс говорит мне:
Сильвио Понс:
Я думаю, что это интересная статья. Хотя, конечно же, было бы лучше знать глубину своей документации, иногда я точно не понимаю какого рода документацию он использовал. И кроме того, мне кажется, что есть некоторые его оценки, которые нужно было более подробно обосновать. Например, он говорит о том, что Деготь находится в Риме до мая 1921-го года, он тайно руководит первыми шагами Итальянской Коммунистической Партии.- Я не знаю, может быть он тайно руководил, но здесь надо было узнать откуда автор принял это заключение.
Владимир Тольц:
Итак, что же было дальше - слово Ярославу Леонтьеву.
Ярослав Леонтьев:
Все произошедшее затем покрыто густым мраком и остается лишь догадываться на какой политической кухне и какие именно повара замесили тесто для того, чтобы испечь свадебный торт для Антонио и Юлии. Безошибочно можно отгадать только начало тайны: Владимир Деготь был первым, кто подробно рассказал Юлии Шухт о всех последних событиях в Италии и о Грамши, которого он называл своим другом. Какое странное совпадение в теории математической вероятности: самый осведомленный в отношении теневой истории создания ИКП человек, попав на работу в небольшой провинциальный город, случайно сделался прямым шефом будущей матери детей Грамши. Нельзя упустить из вида еще одно обстоятельство: и Деготь, и все семейство Шухт постоянно находились в поле зрения нового революционного Демиурга (как его полуофициально называли в партийной печати), Владимира Ленина. Известен, например, такой факт: в ноябре 1920-го года Ленин распорядился назначить брата Юлии Виктора Шухта дипкурьером. Конечно, нельзя стопроцентно считать, что встреча Юлии с Грамши была подстроена от начала и до конца. Но во всей этой истории слишком много таинственных совпадений.
Владимир Тольц:
С профессором Сильвио Понсом говорили мы и об этом...
Сильвио Понс:
Я хотел бы разделить между различными вопросами. Первый вопрос, это - была ли случайна или нет встреча между Юлией и Грамши, когда Грамши находится в Москве? - Конечно, роль Юлии в ОГПУ означает, что может быть надо передумать об этом. С другой стороны, надо отметить, что мы очень мало знаем о ее роли, все-таки, и трудно сказать, что в 1922-й году, когда Грамши с ней встретился, он уже являлся первостепенной фигурой, хотя он был конечно очень важным уже в Итальянской Коммунистической Партии... Но почему именно к нему надо было принять такие меры, такую форму контроля над ним - трудно сказать. Может быть, это возникло попозже, с 24-го года, например.
Надо иметь в виду, что самая важная фигура, когда Грамши находится в тюрьме, уже стала сестра Юлии Татьяна, которая имела определенные связи с Грамши, Юлия уже была в Москве и заболела. Влияние Юлии на это время было не прямое, она могла соединиться с Грамши только через сестру или письменно.
Владимир Тольц:
В нашей с Сильвио Понсом беседе мы вновь и вновь возвращались к теме слабо, по нашему общему мнению, документально и логически аргументированной Леонтьевым, к роли Владимира Дегтя, как в знакомстве Грамши с Юлией, так и к его деятельности и значению в создании коммунистического движения в Италии.
Сильвио Понс:
Об этом я очень мало могу сказать, потому что я не знаю эти документы, которые видел Леонтьев. То что я могу сказать, у меня есть ощущение, что есть переоценка этого человека, хотя, конечно, он был важный человек, я в этом не сомневаюсь, но трудно сказать, что он был единственный человек, который из Москвы имел влияние на итальянский социализм и коммунизм, по-моему, это преувеличение, это слишком много.
Я хотел по этому поводу сказать одну вещь: мне кажется, очень странно и очень нереально, что, поскольку я могу видеть из статьи Леонтьева, никогда не упоминается имя Медео Бордиго, который был на самом деле самый важный лидер, руководитель Коммунистической партии с 21-го года, основатель коммунистической партии. Он представлял радикальную линию, против которой и Грамши, и его группа боролись и могли выиграть только с 24-25-го года. Это, мне кажется, очень странно на самом деле, что никогда не упоминается Бордиго, из-за этого возникает много сомнений об этом документе.
Владимир Тольц:
В ноябре 1923-го, как сообщает нам Ярослав Леонтьев, Грамши выехал из России навстречу своей славе и трагедии. В том же месяце Юлию Шухт перевели на партийную работу в Москву. Меньше чем через год Грамши стал депутатом и Генеральным секретарем Итальянской Коммунистической Партии. У Юлии тоже произошли важные перемены: в августе 24-го у нее родился первый сын - Делио, а в декабре она была зачислена на новую работу в качестве сотрудника главной советской спецслужбы - ОГПУ (Объединенного Государственного Политического Управления), во главе которой стоял Феликс Дзержинский. Еще через год Юлия приезжает в Рим и живет там с сестрами Татьяной и Евгенией на Виа Трапани. С самой младшей из сестер, Татьяной Шухт, жившей в Риме и раньше, Грамши познакомился летом 1924-го года. Это обстоятельство Леонтьев может подтвердить найденными им документами.
А вот какие задания ОГПУ должна была выполнять жена Грамши, и до какой степени об этом были осведомлены ее муж и сестры, - тут, пишет Леонтьев, "вопросов пока больше, чем ответов".
Ярослав Леонтьев:
Зато известно главное: Юлия Шухт официально оставалась агентом Лубянки до августа 1930-го года. Также известно, что приблизительно в это время она заболела психически и была больна до самой смерти в июле 1980-го. Евгения Шухт, издавшая в 1957-м в Москве "Письма из тюрьмы", писала в предисловии книги о Юлии: "Вслед за сильным нервным потрясением наступил длительный период тяжелого нервного заболевания, продолжающегося и поныне".
Здесь важно отметить вот какую метаморфозу: из "сотрудника ОГПУ", каким Юлия стала в 1924-м году, супруга Грамши превращается в тексте Леонтьева в "агента Лубянки". Но произошла ли эта трансформации в действительности? Если у автора статьи в "Corriere della sera" документальные подтверждения того, что Юлия стала агентом? На этот мой вопрос питерский историк Александр Колпакиди, занимавшийся делами ОГПУ и Коминтерна, задумчиво мне ответил: "По агентурным делам не припомню, чтобы она проходила". Ну, а автор статьи Ярослав Леонтьев уточняет...
Ярослав Леонтьев:
Новые поиски в архивах не только подтвердили сведения о службе Юлии Шухт в политической разведке, но и позволили уточнить ее статус. Формально она числилась переводчицей Иностранного отдела Центрального аппарата ОГПУ, после возвращения Грамши в Италию, в следствии избрания в парламент, новоиспеченная сотрудница ИНО, вместе с сыном Делио, своим отцом и сестрой Евгенией приехала в Рим. В течении года Юлия шухт работала в советском посольстве. Какие именно задания разведки она выполнила здесь, как и прежде, пока остается загадкой. Отчеты о ее деятельности, конечно, должны были сохраниться, но не в советских партийных архивах, а в Архиве Службы внешней разведки России. Увы, эта служба не спешит широко распахнуть двери для историков.
Владимир Тольц:
Закрытые часто архивы - всеобщая беда исследователей еще незавершившейся советской истории. Другая их беда - нарушение логики исследований, связанное со стремлением домыслить непрочитанное. Статья Ярослава Леонтьева - хороший, на мой взгляд, этому пример: не доказав документально главного тезиса, содержавшегося в названии (Юлия Шухт - агент разведки), он предлагает нам гадать о тех разведзаданиях, которые она могла выполнять.
Я спросил у Ярослава: чувствует ли он отмеченные мной особенности своего сочинения?
Ярослав Леонтьев:
Естественно, я понимаю, что все изложенное мною на основании весьма косвенных источников, не более, чем версия, попытка реконструкции, никоим образом не претендующая на безапелляционность. Я допускаю, что все могло быть чуточку иначе или даже совсем не так. Допустим, что в знакомство Грамши с Юлией действительно вмешался господин случай, а фигура Дегтя мною слишком демонизирована. В конце концов в историко-архивном институте меня учили критике исторических источников. И все-таки я полагаюсь на свою интуицию, и, если угодно, на архивный нюх, а они меня редко подводили. Ну и, пожалуй, последнее - до какой-то степени я воспринимаю историю своей публикации и тот резонанс, который она вызвала в Италии, а теперь-то это тоже факт историографии, так вот я склонен ее оценивать до какой-то степени как провокацию. Может быть теперь двери архивов спецслужб чуть-чуть раскроются, мысли историков расшевелятся, и вместе мы сможем реконструировать доподлинную историю.
Владимир Тольц:
У исследований (и исследователей) недавнего прошлого есть и еще одна беда, с которой я столкнулся, разбирая итальянскую статью Ярослава Леонтьева. Как ни странно это звучит сегодня, их (исследований и исследователей) неизживаемая партийность, односторонняя вовлеченность в события, которые историку следует изучать, по словам Тацита, "без гнева и пристрастия". Именно она, партийность эта, не позволила выступить в нашей программе некоторым противникам версии Леонтьева: одни не хотят публичной дискуссии неприятным им сюжетом, другие боятся, что еще труднее будет им с архивными материалами. Отказался говорить на эту тему и сын Грамши - Делио. (Вы можете представить себе потомков Пушкина, которые отказываются публично говорить о своем славном предке и его супруге?) Но именно эта же партийность приводит к логическим ошибкам и Ярослава Леонтьева в его статье: теперь общепринято утверждать то, что раньше запрещалось: пресловутые "органы" - бяка, а значит и для доказательства этого очевидного, а потому трехкопеечного, в общем, тезиса, на любом материале все дозволено.
В заключение несколько слов о судьбах героев этой передачи:
Антонио Грамши, приговоренный фашистами в 28-м к 20-ти годам заключения (позже этот срок скостили до 10-ти лет) в тюрьме страшно болел и в 37-м, через три дня после окончания тюремного срока, умер в римской больнице. Страдавшая с начала 30-х годов тяжелым нервным расстройством его жена Юлия успешно выдержала две партчистки и с середины 36-го была на пенсии. В хрущевское правление ей, как старой коммунистке, дали персональную; при Брежневе наградили орденом "Знак Почета" и медалью "За доблестный труд" в честь 100-летия со дня рождения Ленина.
Владимир Деготь из Иваново-Вознесенска добравшийся до высокого поста старшего помощника прокурора РСФСР, через год после смерти Грамши был, как уже говорилось, арестован по обвинению в содействии Муссолини и сгинул в лагерях.
Вместе с ними уходят в небытие остающаяся неразгаданной, так и назавершившаяся история, частью которой они были. Слабеет наш интерес к ней, но гальванизировать его спекуляциями, "провокациями" и политизированными домыслами все же не стоит.
