Передача четвертая >>>
...Слово, как известно, не воробей... Но произнеся на заключительном закрытом от постороннего глаза, заседании ХХ съезда свою антисталинскую речь и предупредив слушателей о недопустимости выхода обсуждения этого вопроса за пределы КПСС, Никита Сергеевич Хрущев на самом деле (и об этом мы говорили в предыдущих передачах) и не собирался делать из своего выступления о культе личности внутрипартийной тайны. Замысел его, мне думается, был иным - антисталинские слова должны были превратиться в оружие борьбы с друзьями-соперниками в Президиуме ЦК и стать орудием для преобразования мирового коммунизма. Сегодня речь пойдет о первых раскатах эха доклада Хрущева в Советском Союзе.
ХХ съезд. Эхо несуществующего секрета.
Через 8 дней после завершения Съезда - 5 марта 1956-го года, то есть точно в третью годовщину смерти Сталина, Президиум ЦК КПСС принял постановление, озаглавленное с обычной уродливо-бюрократической вычурностью так: "Об ознакомлении с докладом товарища Хрущева Никиты Сергеевича "О культе личности и его последствиях" на ХХ съезде КПСС." Почему же вдруг руководство партии еще за неделю до того не планировавшее "полоскать свое грязное белье" на виду у врага, решилось на такой ход, заранее предполагающий утечку информации и растекание ее по миру.
На этот вопрос вопрос отвечает постоянный участник этой юбилейной серии передач, хорошо изучивший архивы ЦК КПСС, профессор Рудольф Пихоя.
Пихоя:
Доклад на ХХ съезде был привлекательным для политической элиты прежде всего потому, что он означал отказ от использования репрессий и террора во внутрипартийной борьбе. Гарантировалась безопасность высшему и среднему слоям парт.-госноменклатуры, исключалась возможность не только массовых погромов по образцу 1937-1938-го годов, но и повторение "ленинградского дела". Важно и то, что осуждение периода "культа личности" и лично Берии, снимали ответственность с местных исполнителей и организаторов политических процессов, сохранявших свои посты в партийно-государственной системе. Чем суровее раздавалась критика в адрес Сталина и Берии, тем меньше оставалось спроса с других.
Но был у решений ХХ съезда и другой аспект: доклад Хрущева уничтожил однозначность оценок роли партии в истории страны. Хотел или не хотел этого Первый Секретарь ЦК КПСС, он спровоцировал обсуждение вопроса о цене преобразования, о том, что из трагедий прошлого было порождено лично Сталиным и о том, что было предопределено самой партией - идея строительства светлого будущего. Разрушение одномерности восприятия прошлого, отход от канонов краткого курса истории ВКП(б) не мог не порождать критичности в оценках.
Последствия выступления Хрущева для общественного сознания трудно переоценить. Несомненна роль ХХ съезда КПСС и секретного доклада, прочитанного Хрущевым, в создании качественно новых условий развития общественного сознания страны.
Попытки открытой критики Сталина предпринимались и до выступления Хрущева, в частности в докладе Микояна, прочитанном на третий день работы съезда. В выступлении Микояна осуждалось отсутствие коллективного руководства при Сталине, его теоретические работы - это немедленно вызвало протест части делегатов и гостей съезда. В Президиум Съезда пришла записка от одного из чешских депутатов следующего содержания:
"Я не согласен с выступлением правого Микояна, которое является оскорблением светлой памяти Сталина, живущей в сердцах всех сознательных рабочих и будет радостно воспринята буржуазией.Нас воспитал Сталин!"
После секретного доклада Хрущева, подобные записки становились просто невозможными. Зато появились другие письма, направленные в адрес съезда. Письма шли и из-за границы, и от делегатов съезда, и от многочисленных слушателей. Беспрецедентная акция: ознакомление практически всего взрослого населения страны с докладом Хрущева, а также рассылка доклада руководителям компартий стран мира, вызвала широчайший резонанс. В Москву, в Президиум ЦК КПСС шли письма от руководства исполкома IV Интернационала с предложением реабилитировать Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина, Раковского, тысячи других большевиков, пересмотреть дела ряда руководителей компартий стран Центральной и Восточной Европы: Райка, Сланского, Костова и других. Наталья Седова-Троцкая, в письме из Мексики, просила реабилитировать ее мужа - Льва Троцкого. Делегаты съезда задавали Хрущеву вопрос: "После Вашего выступления достоин ли товарищ Сталин лежать вместе с Лениным?" Большинство писем шло от тех коммунистов, которые были ознакомлены с докладом Хрущева в своих организациях. Письма были разные, много их было от репрессированных, большое число писем пришло от ленинградцев, в разной степени пострадавших или затронутых событиями, последовавшими за убийством Кирова.
Однако уже первое знакомство с письмами свидетельствовало о неудовлетворенности тем, как вопрос о культе личности был поставлен на ХХ съезде. Буквально в первые дни после принятия решения Президиума: зачитывать текст доклада в партийных организациях, в ЦК пришло письмо из Ленинграда от сотрудников Института Русской литературы Академии Наук СССР, члена КПСС с 20-го года Алексеева. Это письмо было написано на второй день после партийного собрания.
"Впечатление от прослушанного доклада, - писал Алексеев, - было для всех присутствующих настолько ошеломляющим, что трудно выразить в немногих словах."
Он специально подчеркивал - ни он сам, ни его родственники не испытали на себе террора. Он верил Сталину. Но в переоценке ценностей, начавшейся после смерти Сталина и ареста Берии, он пришел к выводам гораздо более радикальным, чем те, которые содержались в докладе Хрущева.
"Истинной трагедией, - писал Алексеев, - надо рассматривать не трагедию личности Сталина. Исторический факт единовластия надо считать большей трагедией для нас - коммунистов, настоящей трагедией для масс, партии и народа."
Отсюда его выводы, предложения, которые он адресовал Президиуму ЦК КПСС:
"Партия, - считал он, - должна осудить Сталина посмертно. Нельзя ограничится тем, чтобы прослушать доклад и отойти с поникшей головой. Доклад зачитывался не для обсуждения, а доводился до сведения".
Автор письма протестовал и против форм преподнесения секретного доклада:
"Партия должна осудить Сталина партийным судом. Предоставьте возможность каждой низовой партийной организации высказаться специально по поводу о Сталине. Пусть каждый коммунист выскажется на партийном собрании: является ли Сталин государственным преступником? "Да! - ответит партия при этом плебисците, - преступник против человечности".
Нетрудно увидеть, что размышления этого коммуниста шли гораздо дальше установок ХХ съезда. Безмолвное выслушивание установок, содержащихся в докладе Хрущева на съезде, заменялось обсуждением: почему произошло то, что называлось культом личности? Кто виноват и что нужно делать, чтобы трагедия партийного самовластия не повторилась? Эти вопросы и попытки найти на них ответы вступали в противоречие с монопольным правом партии, а точнее высшего партийного руководства - давать ответы на все вопросы. Демонополизация партии в ее правах на истину, оценивалась как покушение на права партии, как политическое преступление. Партийное руководство, приказывая организовывать собрания, заставляя выслушивать партийные решения, знакомиться с спорами, которые велись на партийном Олимпе, невольно само для себя создавало оппозицию, причем оппозицию из тех членов своей же партии, тех людей, которые имели наивность всерьез поверить в ее благие намерения. Невольно формулируется тема: роль ЦК КПСС в создании политической оппозиции в стране.
Обстоятельства появления интеллектуальной оппозиции режиму становятся очевидными на примере обсуждения секретного доклада на закрытом партийном собрании в Теплотехнической лаборатории Академии наук СССР.
Тольц:
Собрание это шло два дня - 23 и 26 марта 1956-го года. Здесь, среди научно-технической интеллигенции, доклад породил политическую дискуссию, которую ЦК вскоре в своем закрытом решении оценил как "политически ошибочную, содержащую клевету на партию, ХХ съезд, ЦК и его руководителей".
Направленный в ЦК донос сохранил высказывания участников собрания:
"Младший научный сотрудник Овалов: Народ бессилен, поэтому небольшой группе людей удалось установить свою диктатуру.
Техник Щедрин: Мы говорим о силе партии в власти народа - ее не было и нет. Мы со Сталиным пошли бы и к фашизму. Мы и сейчас повторяем культ личности, возвеличивая Хрущева. Его доклад "О культе личности" с умом на съезде не обсуждался. Хрущев навалил нам великую кучу всяких фактов, а нам надо разобраться - почему этого не сделали на съезде?
Смолянкин, младший научный сотрудник, высказывал недоумение: почему вопрос о культе личности не обсуждался на съезде? "Неправильно, - утверждал, - что члены партии потеряли самостоятельность и партийность. Партбилет для многих является средством для получения в жизни лучшего места."
Тольц:
В центре обсуждения на собрание оказалось выступление младшего научного сотрудника Юрия Орлова.
"Он заявил, что наша страна социалистическая, но не демократическая. "Неправильно делаем, когда сравниваем социализм с капитализмом. Тогда почему бы не сравнивать с рабовладельческим строем? У нас такое положение, когда собственность принадлежит всему народу, а власть - какой-то кучке прохвостов. Наша партия пронизана духом рабства. Большинство членов партии приспосабливаются - так получилось и на ХХ съезде партии. Заседание Верховного Совета производит жалкое впечатление. Смешно сказать, что доклад товарища Хрущева не обсуждался на Съезде. В основном в нашей партии все осталось по-прежнему: старый дух подхалимства (наш аппарат завален такими людьми), пресса состоит из проходимцев и приспособленцев, в лице госбезопасности мы вырастили такого ребенка, который бьет нас по морде."
Тольц:
За Орловым пошли многие участники собрания. Попытки партийного руководства переломить ход собрания особого успеха не имели. При голосовании предложение осудить выступление Орлова и ряда его сторонников получило только на два голоса больше, чем то, которое, по сути дела, поддерживало Орлова. Орлова вызвали в политотдел Теплотехнической лаборатории. Там он продолжал отстаивать то , что высказал на собрании. Более того, он добавил, что эти мысли появились у него еще в 46-м году, когда он служил в армии. Еще в те годы он говорил с офицерами, что неправильно, когда в партии все подчинено одному человеку и, что поступив в московский Университет в 1947-м году, он высказывал свои сомнения студентам-однокурсникам. Но стать открытым политическим противником системы, -сказал Орлов,- его вынудило обсуждение секретного доклада на ХХ съезде.
Вот что рассказывает о последствиях событий в Теплотехнической лаборатории профессор Пихоя:
Пихоя:
Скандал на этом собрании привлек внимание Президиума ЦК КПСС, было принято специальное постановление "О враждебных вылазках на собрании парторганизации Теплотехнической лаборатории Академии Наук СССР по итогам ХХ съезда". Овалов, Орлов, Нестеров, Щедрин были обвинены в восхвалении фальшивых буржуазных свобод, в клевете на партию и советские органы, в недопустимом для коммунистов либерализме. Я напомню, что Юрий Орлов - это тот самых талантливый физик, в будущем член-корреспондент Армянской Академии Наук, который в 1976-м году создал группу, обеспечивавшую контроль за выполнением Хельсинкских соглашений.
Тольц:
Профессор Пихоя, прошерстивший хранящиеся в цековских архивах материалы о реакции на сообщения о закрытом докладе Хрущева, считает, что то, что произошло в 56-м в Теплотехнической лаборатории было достаточно типично.
Пихоя:
Подобные разговоры были зафиксированы в городе Чкалове и в Киеве, на Сахалине и в Свердловске - по сути по всей стране.
Летом развернулись острые споры среди писателей и литературоведов. В центре внимания стала книга Дудинцева "Не хлебом единым". И вновь поднимались вопросы об ответственности людей за культ личности, о том, за что отвечал Сталин и за что должна нести ответственность система. Потребовалось уточнить саму норму - что такое культ личности Сталина? Какую роль он сыграл в истории страны? По этому поводу велась подготовка к специальному Пленуму ЦК.
Заслуживает быть специально отмеченным, что на этом Пленуме готовился доклад Жукова (маршала Жукова) с обстоятельнейшей критикой Сталина по тем вопросам, которые традиционно после 1945-го года оценивались как сильные стороны генералиссимуса, его роли в Великой Отечественной войне. 19 мая 1956-го года, маршал направил Хрущеву по-военному короткое письмо. В нем он сообщал, что подал Хрущеву проект своего выступления на предстоящем Пленуме ЦК КПСС и просил просмотреть и дать свои замечания. В будущем выступлении Жукова содержалась развернутая критика культа личности Сталина. Выступление открывалось утверждением: "Во всей военной идеологической работе у нас в стране до последнего времени проявлялось засилье культа личности."
Тольц:
Георгий Константинович Жуков писал: "Должен заметить, что у некоторых товарищей имеется мнение о нецелесообразности и дальше, и глубже ворошить вопросы, связанные с культом личности, так как по их мнению, углубление критики в этих вопросах наносит вред делу партии, нашим вооруженным силам, принижает авторитет Советского народа и тому подобное ..." Жуков не был согласен с таким подходом. Он дал свою, развернутую оценку роли Сталина накануне и в годы войны. При этом критика маршала Жукова коснулась не только усопшего генералиссимуса, но и здравствовавших тогда в составе высших партийных и государственных органов его сподвижников. Отмечая неготовность Красной армии к нападению гитлеровской Германии, Георгий Жуков писал: "Знал ли Сталин и председатель совнаркома Молотов о концентрации гитлеровских войск у наших границ? Да, знали!" Следом за этим утверждением Жуков цитировал разведдонесения, адресованные Сталину и Молотову, свидетельствующие о подготовке к нападению на Советский Союз.
Жуков сообщал сенсационные сведения о том, что Сталин, получив лично от него- Жукова, в 3 часа 25 минут утра 22 июня 1941-го года, сообщения о том, что Германия начала боевые действия против СССР, приказал Жукову не открывать ответного огня, считая, что это не война, а провокация немецких военных. Только в 6 часов 30 минут утра, он решился отдать приказ о начале боевых действий. Вся история Великой Отечественной войны, таким образом, представала в новом свете. В старые военные песни вписывались новые слова, а имя Сталина исчезало.
Изучивший текст несостоявшегося выступления маршала Жукова, профессор Пихоя рассказывает:
Пихоя:
Маршал Жуков полагал так же необходимым отказаться от чванливой самоуверенности в оценке военных достижений СССР и настаивал на тщательном изучении того опыта, который накопился в капиталистических странах. Он отметил низкое качество, а порой и отрыв военно-идеологической работы в Советской армии от конкретных задач подготовки войск.
Нетрудно сделать вывод, что Жуков был заинтересован в углублении критики Сталина, которая для него (Жукова) становилась оправданием деятельности командного состава армии, профессионализации офицерского корпуса, непредвзятого изучения опыта войск потенциального противника, сокращение влияния партийного аппарата в войсках.
Однако политический ветер на Старой площади подул в другую сторону - этот Пленум так и не состоялся. Проект доклада Жукова оказался спрятанным на сорок лет в архиве Политбюро, чему способствовали новый теоретик партии Шепилов и давний соперник Жукова, так же маршал Булганин. Очевидно, не без согласия самого Никиты Сергеевича Хрущева.
Тольц:
Итак, 5 марта 1956-го года, в третью годовщину смерти Сталина, руководство КПСС решило ознакомить рядовых партийцев с антисталинской речью Хрущева. Но крылья молвы резвее решений ЦК...
В Грузии к тому времени уже прослышали, что московский партийный вождь тайно выступил против Сталина. В Грузии - где людей ненавидевших Сталина, тех, в чьи семьи он принес слезы, скорбь и страдания, было куда больше, чем в иных других концах советской империи. У генералиссимуса из Гори имелось немало врагов. Однако, прилетевшие из Москвы слухи радовали не многих. Подробности хрущевского доклада еще почти никому не были известны в Тбилиси, но молва уже разносила, что в лице Сталина, Хрущев оскорбил всех грузин. И даже прежние хрущевские слова о "великом сыне грузинского народа" воспринимались ныне, как скрытое издевательство. Как и в 54-м, и в 55-м, 5 марта 56-го - в день смерти Сталина - у его памятников в Тбилиси, Гори, Батуми и других местах Грузии стал собираться народ.
Рассказывает сотрудник грузинской службы Радио Свобода Давид Кахабадзе, по моей просьбе пытающийся представить картину событий сорокалетней давности.
Давид Кахабадзе:
Они возлагали венки к памятнику и читали стихи собственные, и стихи, которые сочинил Сталин в свое время. И это было просто проявлением той симпатии, которая в определенной части населения Грузии была жива.
Тольц:
Но такие траурные церемонии были и в предшествующие годы? Почему эта демонстрация затянулась до 9-го, до трагической развязки?
Давид Кахабадзе:
Но Вы знаете, этому предшествовал ХХ съезд партии, он был в феврале, так что эмоции были накалены, можно сказать, до предела, потому что в Грузии ходили слухи, что Хрущев выступил на этом съезде с речью, в которой он оскорблял грузинский народ, что это была речь, направленная не только против Сталина, против Берия и определенного количества партийных деятелей и функционеров, но, что в этой речи он оскорблял грузинский народ.
Текст речи, вы знаете, не был опубликован и его зачитали только после этих событий. Опубликован о так и не был в то время. Поэтому слухи распространялись: люди рассказывали друг другу такие вещи, о которых в этой речи Хрущева вообще не было разговора. И потом, 5, 6 и 7 (марта) уже обстановка постепенно накалилась и начались выступления уже политического характера, с требованием отделиться от Советского Союза, объявить независимость и так далее... Лозунги, которые были в начале, в первые дни, то они были чисто сталинские, коммунистические. Были даже такие лозунги: "Да здравствует Партия, Ленин и Сталин!" и так далее...
Очень интересный такой момент мне рассказывал один очевидец этих событий, что из Гори, из горийского театра привезли двух актеров - один был загримирован под Ленина, другой - под Сталина, и их весь день развозили от одного памятника к другому и заставляли каждые пять минут целоваться, обниматься. Из народа им кричали: "Сейчас обнимитесь!" И они обнимались весь день, даже присутствовал такой комический момент...
Тольц:
А вот, что рассказал мне по телефону, живущий сейчас в Москве один из участников мартовских манифестаций 56-го года Гурам Деканаидзе:
Гурам Деканаидзе:
Считается, что это было выступлением в защиту Сталина, раскритикованного на ХХ съезде партии. Внешне возможно это выглядело так, но на самом деле там были более глубокие течения, в которых мы попытаемся сейчас разобраться. События разворачивались следующим образом: митинги у памятника Сталину в Тбилиси начались 5 марта 1956-го года, в начале митингующие в основном выступали с лозунгами в защиту Сталина.
Тольц:
Спрашиваю, (опять же по телефону), участников демонстрации: ну, а что это были за лозунги? Вспоминают не сразу. Поначалу напирают на то, что были лозунги об отделении Грузии, затем как бы нехотя вспоминают: "Сталин - наше знамя!" "Сталин - это победа!"
Гурам Деканаидзе:
Среди митингующих большинство было молодежь, в основном старшеклассники и студенты. Старшее поколение, пропитанное страхом, пока что боялось еще. Митинги шли днем и ночью, количество митингующих все больше увеличивалось. В основном были лозунги в защиту Сталина. Но надо учесть следующее: Сталин воспринимался и воспринимается в Грузии в двух уровнях. Первый уровень - он всегда воспринимался как грузин, а на втором - как создатель коммунистической империи. Если на первом уровне он выглядел как положительный герой своего народа, то на втором, практически всеми воспринимался, в том числе и в Грузии, отрицательно.
Тольц:
Тут опять какая-то неувязка, связанная вероятно с соединением воспоминаний о событиях сорокалетней давности с теми изменениями в восприятии Сталина, которые в умах подросших участников демонстрации произошли позднее. Ведь если они тогда уже плохо думали об Иосифе Виссарионовиче, что ж тогда вышли с лозунгами "Сталин - наше знамя!"?
Но вернемся к сегодняшним воспоминанием Гурама Деканаидзе.
Гурам Деканаидзе:
С нарастанием митинговых страстей менялись и появлялись новые лозунги. В частности были лозунги о свободе, об отделении Грузии. Надо учитывать, что все это происходило 40 лет назад, когда и думать об этих категориях было преступно. Выступая против центра и решений Президиума ЦК КПСС митинги перерастали в антикоммунистические выступления, а 9 марта принял характер невооруженного восстания народа.
До 9 марта 1956-го года официальные власти Грузии игнорировали митинги. А 9 марта утром, часов в 11, выступил на митинге Первый секретарь ЦК компартии Грузии Мжеванадзе. Он начал речь по-русски, но по требованию митингующих перешел на грузинский язык. В основном он призывал митингующих разойтись. И 9 марта вышли местные газеты со статьями о Сталине - это было одно из требований митингующих в начале митинга. Но народ уже этим не довольствовался и снова прозвучали требования о свободе, и снова прозвучали требования об отделении Грузии.
9 марта аналогичные митинги были и в других районах Грузии, в частности, я сам присутствовал на митинге в городе Гори. Можно ли было закончить эти митинги мирно? Я думаю, что можно было, но режиму в Москве надо было напугать народ, надо было наказать непокорных грузин. Нужна была кровь - и решение было принято в Кремле. 9 марта к вечеру все уже было готово.
И когда часть митингующих подошла к зданию телеграфа на проспекте Руставели в Тбилиси, прозвучали выстрелы. Без всякого предупреждения. Стреляли без разбора - и в тех, кто стоял, и в тех, кто бежал. Морги, больницы заполнились трупами, многих захоронили в ту же ночь в общей могиле и спустя некоторое время с трудом удавалось родственникам получить разрешение на перезахоронение трупов.
Я больше 40 лет уже хожу на кладбище и рядом с могилой моего отца похоронен один юноша, убитый 9 марта 1956-го года, и 40 лет на эту могилу ходят люди. Никто не забыт и ничто не забыто.
Тольц:
Сколько же народу погибло тогда, 9 марта в Тбилиси?
Гурам Деканаидзе:
По разным данным было убито от 200 до 600 человек. Точных цифр и сегодня не знает никто. На тбилисских кладбищах и сегодня можно видеть много могил молодых людей, дата смерти которых - 9 марта 1956-го года. Побоище в Тбилиси 9 марта - это одно из забытых преступлений коммунистического режима. Это первое широкое выступление народа против советских властей. И не важно, какие были лозунги - важно, что грузинский народ первым нашел в себе силы хотя бы в течение нескольких дней противостоять коммунистической империи.
Тольц:
Рассказывает еще одна участница этого митинга, тогда студентка тбилисского университета Екатерина Гомилаури.
Екатерина Гомилаури:
Когда началась стрельба, мы были у памятника Сталину. Знаете, стрельба началась у здания главпочтамта, говорили, что в нас еще будут стрелять. И пока до нас не дошли, не хотели, чтобы вся молодежь там погибла. Народ все же стоял. И потом и там стреляли, люди и там погибли.
Тольц:
Из чего стреляли?
Екатерина Гомилаури:
Знаете, было не видно - было темно. Мы днем и ночью стояли там. Я сейчас не могу вспомнить, я сама очень плохо разбиралась в этих вопросах. Знаете, я думаю, из пушек стреляли, вот так я припоминаю. И все стены были простреляны тоже - эти следы же остались. И потом мы все это видели.
Тольц:
Началась стрельба, и толпа стала разбегаться, да?
Екатерина Гомилаури:
Нет, как раз не разбегалась толпа. Мы стояли на набережной у памятника Сталину. И вот, когда нам сказали: "Разойдитесь!" (потом они умоляли), но все же мы стояли. Потом потихоньку какая-то часть разошлась, я тоже ушла. Меня два парня забрали, потому что мне было трудно, они попросили и вывели. А те которые остались, на другое утро я узнала, что их расстреляли.
Тольц:
А почему толпа не расходилась, как Вы думаете?
Екатерина Гомилаури:
По убеждениям. И за смелось тоже, и за преданность этим идеям.
Тольц:
Идеям верности Сталину?
Екатерина Гомилаури:
Сталину и свободе Родины.
Тольц:
Кровавый март 56-го в Тбилиси. Вот что размышляя над событиями сорокалетней давности, говорит сегодня по телефону из Тбилиси грузинский историк Джумбер Адишели.
Джумбер Адишели:
Советская армия - армия, которая имела славу освободительницы Европы от фашизма, открыла огонь в невооруженный народ - в народ, выступающий с лозунгами в защиту чести и достоинства генералиссимуса этой армии Иосифа Виссарионовича Сталина. Были жертвы. Погибли в основном молодые люди: юноши, дети, учащиеся средней школы. Поколение советских людей воспитывалось в духе безграничной веры в дело коммунистической партии, в божественную непогрешимость ее лидера - Сталина. К сожалению, у некоторых людей такая вера сохранилась и по сей день. Недовольство политикой Хрущева, его критика, направленная против культа личности Сталина распространилось на всю территорию тогдашней советской империи, однако побоище
9 марта, устроенное армией в Тбилиси, было обусловлено тем, что Сталин был грузином. Была затронута честь и достоинство грузинского народа. В докладе Хрущева тенденциозно, я бы сказал, хитро довольно подчеркивалось нерусское происхождение Сталина и упрекали во всех восточных его недостатках. Думается, что к сегодняшнему дню здравомыслящее человечество весьма правильно и недвусмысленно оценивает чудовищное влияние этой зловещей фигуры на историю советской империи - империи фактически им самим же созданной. И тенденциозное развенчание только что величественной фигуры Сталина, в сердцах многих людей отозвалось болью. Естественно очень болезненно было воспринято грузинами.
Тольц:
23-х летний тогда аспирант Адишели, сам принимал участие в демонстрациях 1956-го года.
Джумбер Адишели:
Тогда я, помню, шел к своему профессору на семинар, и тот мне сказал, что не время сейчас заниматься научными семинарами, что история твориться на улице. Толпа была опьянена каким-то сознанием собственной силы и несмотря на это, никаких бесчинств на улице не было. Грузины своей природной артистичностью выступали на трибунах, часто выступали артисты, просто артисты, которые призывали народ защитить своего соотечественника. ЦК довольно точно установило, что антибольшевицкого и антикоммунистического тогда в Грузии ничего не было и тогда только начиналось просветление ментальности народа. Я бы не сказал, что многие тогда прозрели. По сей день у нас имеются в Грузии сталинисты. Но то, что произошло 40 лет назад в Тбилиси, в некотором плане осталось раной, незарубцевавшейся в сердцах многих людей.
Тольц:
Тоже по телефону, и тоже из Тбилиси Коба Имедиашвили, доктор наук, главный государственный советник Президента Грузии.
Коба Имедиашвили:
Знаете, эмоциональный заряд был огромен. Это была демонстрация, участники которой начали свое выступление, защищая поруганное имя Сталина. Это был протест против неблагодарных - в этом-то и парадокс. Те, кто должен был бы, казалось, более всего быть благодарен Сталину за создание сильной империи, начали поносить его. Но потом, все это вылилось в манифестацию в защиту уязвленного национального самолюбия.
Ни тогда, ни сейчас я не разделяю чувств демонстрантов. Но с позиции сегодняшнего дня, я смотрю на пролитую там кровь, как на святую и невинную. Я никак не могу избавиться от чувства, что эта трагедия устраивала тогдашнее руководство Советского Союза, поскольку оно хотело наказать Грузию за Сталина и за Берию. А отношение Хрущева к Грузии ни для кого не было секретом: "Грузия без грузин".
Тольц:
И все-таки даже теперь, выслушав немало участников и очевидцев кровавых мартовских событий 56-го в Грузии, узнав немало неизвестных мне доселе эпизодов этой бойни: здесь и расстрел толпы, вывалившей после окончания сеанса из кинотеатра, и убийство юноши, родителей которого расстреляли по приказу Сталина еще в 30-х, и рассказы о том, как тайно топили в Куре трупы погибших, и как родственникам их запрещали служить панихиды. Даже теперь, зная и мемуары Хрущева, и содержание некоторых (лишь некоторых, к сожалению) секретных документов КПСС той далекой поры, я не готов согласиться с предположением уважаемого господина Имедиашвили, что тбилисская трагедия марта 56-го устраивала руководство тогдашнего Советского Союза. Во-первых, московское руководство - это, как мы знаем, не было однородным. Может быть кому-то из тогдашних "насельников" Кремля и на руку была такая реплика на недавнюю антисталинскую речь Хрущева, но ему самому - вряд ли . И приписываемый Хрущеву тезис "Грузия без грузин" не находит пока никакого документального подтверждения. Не является ли и он отголоском тех сумеречных слухов, которые бродили по тбилисским площадям в марте 56-го?
В истории рассекреченной антисталинской речи Хрущева и ее последствий, одним из которых явилась кровавая грузинская драма марта 56-го, остается немало секретов, еще подлежащих разгадке. Этот груз достался нам всем в наследство от тех, кого Хрущев посмертно реабилитировал в своем докладе на ХХ съезде и от тех, кто пал на площадях Тбилиси, протестуя против первых отголосков этой речи.
И сегодняшняя наша передача, не только дань их памяти, но и напоминание об этой ноше.
Передача пятая
...Слово, как известно, не воробей... Но произнеся на заключительном закрытом от постороннего глаза, заседании ХХ съезда свою антисталинскую речь и предупредив слушателей о недопустимости выхода обсуждения этого вопроса за пределы КПСС, Никита Сергеевич Хрущев на самом деле (и об этом мы говорили в предыдущих передачах) и не собирался делать из своего выступления о культе личности внутрипартийной тайны. Замысел его, мне думается, был иным - антисталинские слова должны были превратиться в оружие борьбы с друзьями-соперниками в Президиуме ЦК и стать орудием для преобразования мирового коммунизма. Сегодня речь пойдет о первых раскатах эха доклада Хрущева в Советском Союзе.
ХХ съезд. Эхо несуществующего секрета.
Через 8 дней после завершения Съезда - 5 марта 1956-го года, то есть точно в третью годовщину смерти Сталина, Президиум ЦК КПСС принял постановление, озаглавленное с обычной уродливо-бюрократической вычурностью так: "Об ознакомлении с докладом товарища Хрущева Никиты Сергеевича "О культе личности и его последствиях" на ХХ съезде КПСС." Почему же вдруг руководство партии еще за неделю до того не планировавшее "полоскать свое грязное белье" на виду у врага, решилось на такой ход, заранее предполагающий утечку информации и растекание ее по миру.
На этот вопрос вопрос отвечает постоянный участник этой юбилейной серии передач, хорошо изучивший архивы ЦК КПСС, профессор Рудольф Пихоя.
Пихоя:
Доклад на ХХ съезде был привлекательным для политической элиты прежде всего потому, что он означал отказ от использования репрессий и террора во внутрипартийной борьбе. Гарантировалась безопасность высшему и среднему слоям парт.-госноменклатуры, исключалась возможность не только массовых погромов по образцу 1937-1938-го годов, но и повторение "ленинградского дела". Важно и то, что осуждение периода "культа личности" и лично Берии, снимали ответственность с местных исполнителей и организаторов политических процессов, сохранявших свои посты в партийно-государственной системе. Чем суровее раздавалась критика в адрес Сталина и Берии, тем меньше оставалось спроса с других.
Но был у решений ХХ съезда и другой аспект: доклад Хрущева уничтожил однозначность оценок роли партии в истории страны. Хотел или не хотел этого Первый Секретарь ЦК КПСС, он спровоцировал обсуждение вопроса о цене преобразования, о том, что из трагедий прошлого было порождено лично Сталиным и о том, что было предопределено самой партией - идея строительства светлого будущего. Разрушение одномерности восприятия прошлого, отход от канонов краткого курса истории ВКП(б) не мог не порождать критичности в оценках.
Последствия выступления Хрущева для общественного сознания трудно переоценить. Несомненна роль ХХ съезда КПСС и секретного доклада, прочитанного Хрущевым, в создании качественно новых условий развития общественного сознания страны.
Попытки открытой критики Сталина предпринимались и до выступления Хрущева, в частности в докладе Микояна, прочитанном на третий день работы съезда. В выступлении Микояна осуждалось отсутствие коллективного руководства при Сталине, его теоретические работы - это немедленно вызвало протест части делегатов и гостей съезда. В Президиум Съезда пришла записка от одного из чешских депутатов следующего содержания:
"Я не согласен с выступлением правого Микояна, которое является оскорблением светлой памяти Сталина, живущей в сердцах всех сознательных рабочих и будет радостно воспринята буржуазией.Нас воспитал Сталин!"
После секретного доклада Хрущева, подобные записки становились просто невозможными. Зато появились другие письма, направленные в адрес съезда. Письма шли и из-за границы, и от делегатов съезда, и от многочисленных слушателей. Беспрецедентная акция: ознакомление практически всего взрослого населения страны с докладом Хрущева, а также рассылка доклада руководителям компартий стран мира, вызвала широчайший резонанс. В Москву, в Президиум ЦК КПСС шли письма от руководства исполкома IV Интернационала с предложением реабилитировать Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина, Раковского, тысячи других большевиков, пересмотреть дела ряда руководителей компартий стран Центральной и Восточной Европы: Райка, Сланского, Костова и других. Наталья Седова-Троцкая, в письме из Мексики, просила реабилитировать ее мужа - Льва Троцкого. Делегаты съезда задавали Хрущеву вопрос: "После Вашего выступления достоин ли товарищ Сталин лежать вместе с Лениным?" Большинство писем шло от тех коммунистов, которые были ознакомлены с докладом Хрущева в своих организациях. Письма были разные, много их было от репрессированных, большое число писем пришло от ленинградцев, в разной степени пострадавших или затронутых событиями, последовавшими за убийством Кирова.
Однако уже первое знакомство с письмами свидетельствовало о неудовлетворенности тем, как вопрос о культе личности был поставлен на ХХ съезде. Буквально в первые дни после принятия решения Президиума: зачитывать текст доклада в партийных организациях, в ЦК пришло письмо из Ленинграда от сотрудников Института Русской литературы Академии Наук СССР, члена КПСС с 20-го года Алексеева. Это письмо было написано на второй день после партийного собрания.
"Впечатление от прослушанного доклада, - писал Алексеев, - было для всех присутствующих настолько ошеломляющим, что трудно выразить в немногих словах."
Он специально подчеркивал - ни он сам, ни его родственники не испытали на себе террора. Он верил Сталину. Но в переоценке ценностей, начавшейся после смерти Сталина и ареста Берии, он пришел к выводам гораздо более радикальным, чем те, которые содержались в докладе Хрущева.
"Истинной трагедией, - писал Алексеев, - надо рассматривать не трагедию личности Сталина. Исторический факт единовластия надо считать большей трагедией для нас - коммунистов, настоящей трагедией для масс, партии и народа."
Отсюда его выводы, предложения, которые он адресовал Президиуму ЦК КПСС:
"Партия, - считал он, - должна осудить Сталина посмертно. Нельзя ограничится тем, чтобы прослушать доклад и отойти с поникшей головой. Доклад зачитывался не для обсуждения, а доводился до сведения".
Автор письма протестовал и против форм преподнесения секретного доклада:
"Партия должна осудить Сталина партийным судом. Предоставьте возможность каждой низовой партийной организации высказаться специально по поводу о Сталине. Пусть каждый коммунист выскажется на партийном собрании: является ли Сталин государственным преступником? "Да! - ответит партия при этом плебисците, - преступник против человечности".
Нетрудно увидеть, что размышления этого коммуниста шли гораздо дальше установок ХХ съезда. Безмолвное выслушивание установок, содержащихся в докладе Хрущева на съезде, заменялось обсуждением: почему произошло то, что называлось культом личности? Кто виноват и что нужно делать, чтобы трагедия партийного самовластия не повторилась? Эти вопросы и попытки найти на них ответы вступали в противоречие с монопольным правом партии, а точнее высшего партийного руководства - давать ответы на все вопросы. Демонополизация партии в ее правах на истину, оценивалась как покушение на права партии, как политическое преступление. Партийное руководство, приказывая организовывать собрания, заставляя выслушивать партийные решения, знакомиться с спорами, которые велись на партийном Олимпе, невольно само для себя создавало оппозицию, причем оппозицию из тех членов своей же партии, тех людей, которые имели наивность всерьез поверить в ее благие намерения. Невольно формулируется тема: роль ЦК КПСС в создании политической оппозиции в стране.
Обстоятельства появления интеллектуальной оппозиции режиму становятся очевидными на примере обсуждения секретного доклада на закрытом партийном собрании в Теплотехнической лаборатории Академии наук СССР.
Тольц:
Собрание это шло два дня - 23 и 26 марта 1956-го года. Здесь, среди научно-технической интеллигенции, доклад породил политическую дискуссию, которую ЦК вскоре в своем закрытом решении оценил как "политически ошибочную, содержащую клевету на партию, ХХ съезд, ЦК и его руководителей".
Направленный в ЦК донос сохранил высказывания участников собрания:
"Младший научный сотрудник Овалов: Народ бессилен, поэтому небольшой группе людей удалось установить свою диктатуру.
Техник Щедрин: Мы говорим о силе партии в власти народа - ее не было и нет. Мы со Сталиным пошли бы и к фашизму. Мы и сейчас повторяем культ личности, возвеличивая Хрущева. Его доклад "О культе личности" с умом на съезде не обсуждался. Хрущев навалил нам великую кучу всяких фактов, а нам надо разобраться - почему этого не сделали на съезде?
Смолянкин, младший научный сотрудник, высказывал недоумение: почему вопрос о культе личности не обсуждался на съезде? "Неправильно, - утверждал, - что члены партии потеряли самостоятельность и партийность. Партбилет для многих является средством для получения в жизни лучшего места."
Тольц:
В центре обсуждения на собрание оказалось выступление младшего научного сотрудника Юрия Орлова.
"Он заявил, что наша страна социалистическая, но не демократическая. "Неправильно делаем, когда сравниваем социализм с капитализмом. Тогда почему бы не сравнивать с рабовладельческим строем? У нас такое положение, когда собственность принадлежит всему народу, а власть - какой-то кучке прохвостов. Наша партия пронизана духом рабства. Большинство членов партии приспосабливаются - так получилось и на ХХ съезде партии. Заседание Верховного Совета производит жалкое впечатление. Смешно сказать, что доклад товарища Хрущева не обсуждался на Съезде. В основном в нашей партии все осталось по-прежнему: старый дух подхалимства (наш аппарат завален такими людьми), пресса состоит из проходимцев и приспособленцев, в лице госбезопасности мы вырастили такого ребенка, который бьет нас по морде."
Тольц:
За Орловым пошли многие участники собрания. Попытки партийного руководства переломить ход собрания особого успеха не имели. При голосовании предложение осудить выступление Орлова и ряда его сторонников получило только на два голоса больше, чем то, которое, по сути дела, поддерживало Орлова. Орлова вызвали в политотдел Теплотехнической лаборатории. Там он продолжал отстаивать то , что высказал на собрании. Более того, он добавил, что эти мысли появились у него еще в 46-м году, когда он служил в армии. Еще в те годы он говорил с офицерами, что неправильно, когда в партии все подчинено одному человеку и, что поступив в московский Университет в 1947-м году, он высказывал свои сомнения студентам-однокурсникам. Но стать открытым политическим противником системы, -сказал Орлов,- его вынудило обсуждение секретного доклада на ХХ съезде.
Вот что рассказывает о последствиях событий в Теплотехнической лаборатории профессор Пихоя:
Пихоя:
Скандал на этом собрании привлек внимание Президиума ЦК КПСС, было принято специальное постановление "О враждебных вылазках на собрании парторганизации Теплотехнической лаборатории Академии Наук СССР по итогам ХХ съезда". Овалов, Орлов, Нестеров, Щедрин были обвинены в восхвалении фальшивых буржуазных свобод, в клевете на партию и советские органы, в недопустимом для коммунистов либерализме. Я напомню, что Юрий Орлов - это тот самых талантливый физик, в будущем член-корреспондент Армянской Академии Наук, который в 1976-м году создал группу, обеспечивавшую контроль за выполнением Хельсинкских соглашений.
Тольц:
Профессор Пихоя, прошерстивший хранящиеся в цековских архивах материалы о реакции на сообщения о закрытом докладе Хрущева, считает, что то, что произошло в 56-м в Теплотехнической лаборатории было достаточно типично.
Пихоя:
Подобные разговоры были зафиксированы в городе Чкалове и в Киеве, на Сахалине и в Свердловске - по сути по всей стране.
Летом развернулись острые споры среди писателей и литературоведов. В центре внимания стала книга Дудинцева "Не хлебом единым". И вновь поднимались вопросы об ответственности людей за культ личности, о том, за что отвечал Сталин и за что должна нести ответственность система. Потребовалось уточнить саму норму - что такое культ личности Сталина? Какую роль он сыграл в истории страны? По этому поводу велась подготовка к специальному Пленуму ЦК.
Заслуживает быть специально отмеченным, что на этом Пленуме готовился доклад Жукова (маршала Жукова) с обстоятельнейшей критикой Сталина по тем вопросам, которые традиционно после 1945-го года оценивались как сильные стороны генералиссимуса, его роли в Великой Отечественной войне. 19 мая 1956-го года, маршал направил Хрущеву по-военному короткое письмо. В нем он сообщал, что подал Хрущеву проект своего выступления на предстоящем Пленуме ЦК КПСС и просил просмотреть и дать свои замечания. В будущем выступлении Жукова содержалась развернутая критика культа личности Сталина. Выступление открывалось утверждением: "Во всей военной идеологической работе у нас в стране до последнего времени проявлялось засилье культа личности."
Тольц:
Георгий Константинович Жуков писал: "Должен заметить, что у некоторых товарищей имеется мнение о нецелесообразности и дальше, и глубже ворошить вопросы, связанные с культом личности, так как по их мнению, углубление критики в этих вопросах наносит вред делу партии, нашим вооруженным силам, принижает авторитет Советского народа и тому подобное ..." Жуков не был согласен с таким подходом. Он дал свою, развернутую оценку роли Сталина накануне и в годы войны. При этом критика маршала Жукова коснулась не только усопшего генералиссимуса, но и здравствовавших тогда в составе высших партийных и государственных органов его сподвижников. Отмечая неготовность Красной армии к нападению гитлеровской Германии, Георгий Жуков писал: "Знал ли Сталин и председатель совнаркома Молотов о концентрации гитлеровских войск у наших границ? Да, знали!" Следом за этим утверждением Жуков цитировал разведдонесения, адресованные Сталину и Молотову, свидетельствующие о подготовке к нападению на Советский Союз.
Жуков сообщал сенсационные сведения о том, что Сталин, получив лично от него- Жукова, в 3 часа 25 минут утра 22 июня 1941-го года, сообщения о том, что Германия начала боевые действия против СССР, приказал Жукову не открывать ответного огня, считая, что это не война, а провокация немецких военных. Только в 6 часов 30 минут утра, он решился отдать приказ о начале боевых действий. Вся история Великой Отечественной войны, таким образом, представала в новом свете. В старые военные песни вписывались новые слова, а имя Сталина исчезало.
Изучивший текст несостоявшегося выступления маршала Жукова, профессор Пихоя рассказывает:
Пихоя:
Маршал Жуков полагал так же необходимым отказаться от чванливой самоуверенности в оценке военных достижений СССР и настаивал на тщательном изучении того опыта, который накопился в капиталистических странах. Он отметил низкое качество, а порой и отрыв военно-идеологической работы в Советской армии от конкретных задач подготовки войск.
Нетрудно сделать вывод, что Жуков был заинтересован в углублении критики Сталина, которая для него (Жукова) становилась оправданием деятельности командного состава армии, профессионализации офицерского корпуса, непредвзятого изучения опыта войск потенциального противника, сокращение влияния партийного аппарата в войсках.
Однако политический ветер на Старой площади подул в другую сторону - этот Пленум так и не состоялся. Проект доклада Жукова оказался спрятанным на сорок лет в архиве Политбюро, чему способствовали новый теоретик партии Шепилов и давний соперник Жукова, так же маршал Булганин. Очевидно, не без согласия самого Никиты Сергеевича Хрущева.
Тольц:
Итак, 5 марта 1956-го года, в третью годовщину смерти Сталина, руководство КПСС решило ознакомить рядовых партийцев с антисталинской речью Хрущева. Но крылья молвы резвее решений ЦК...
В Грузии к тому времени уже прослышали, что московский партийный вождь тайно выступил против Сталина. В Грузии - где людей ненавидевших Сталина, тех, в чьи семьи он принес слезы, скорбь и страдания, было куда больше, чем в иных других концах советской империи. У генералиссимуса из Гори имелось немало врагов. Однако, прилетевшие из Москвы слухи радовали не многих. Подробности хрущевского доклада еще почти никому не были известны в Тбилиси, но молва уже разносила, что в лице Сталина, Хрущев оскорбил всех грузин. И даже прежние хрущевские слова о "великом сыне грузинского народа" воспринимались ныне, как скрытое издевательство. Как и в 54-м, и в 55-м, 5 марта 56-го - в день смерти Сталина - у его памятников в Тбилиси, Гори, Батуми и других местах Грузии стал собираться народ.
Рассказывает сотрудник грузинской службы Радио Свобода Давид Кахабадзе, по моей просьбе пытающийся представить картину событий сорокалетней давности.
Давид Кахабадзе:
Они возлагали венки к памятнику и читали стихи собственные, и стихи, которые сочинил Сталин в свое время. И это было просто проявлением той симпатии, которая в определенной части населения Грузии была жива.
Тольц:
Но такие траурные церемонии были и в предшествующие годы? Почему эта демонстрация затянулась до 9-го, до трагической развязки?
Давид Кахабадзе:
Но Вы знаете, этому предшествовал ХХ съезд партии, он был в феврале, так что эмоции были накалены, можно сказать, до предела, потому что в Грузии ходили слухи, что Хрущев выступил на этом съезде с речью, в которой он оскорблял грузинский народ, что это была речь, направленная не только против Сталина, против Берия и определенного количества партийных деятелей и функционеров, но, что в этой речи он оскорблял грузинский народ.
Текст речи, вы знаете, не был опубликован и его зачитали только после этих событий. Опубликован о так и не был в то время. Поэтому слухи распространялись: люди рассказывали друг другу такие вещи, о которых в этой речи Хрущева вообще не было разговора. И потом, 5, 6 и 7 (марта) уже обстановка постепенно накалилась и начались выступления уже политического характера, с требованием отделиться от Советского Союза, объявить независимость и так далее... Лозунги, которые были в начале, в первые дни, то они были чисто сталинские, коммунистические. Были даже такие лозунги: "Да здравствует Партия, Ленин и Сталин!" и так далее...
Очень интересный такой момент мне рассказывал один очевидец этих событий, что из Гори, из горийского театра привезли двух актеров - один был загримирован под Ленина, другой - под Сталина, и их весь день развозили от одного памятника к другому и заставляли каждые пять минут целоваться, обниматься. Из народа им кричали: "Сейчас обнимитесь!" И они обнимались весь день, даже присутствовал такой комический момент...
Тольц:
А вот, что рассказал мне по телефону, живущий сейчас в Москве один из участников мартовских манифестаций 56-го года Гурам Деканаидзе:
Гурам Деканаидзе:
Считается, что это было выступлением в защиту Сталина, раскритикованного на ХХ съезде партии. Внешне возможно это выглядело так, но на самом деле там были более глубокие течения, в которых мы попытаемся сейчас разобраться. События разворачивались следующим образом: митинги у памятника Сталину в Тбилиси начались 5 марта 1956-го года, в начале митингующие в основном выступали с лозунгами в защиту Сталина.
Тольц:
Спрашиваю, (опять же по телефону), участников демонстрации: ну, а что это были за лозунги? Вспоминают не сразу. Поначалу напирают на то, что были лозунги об отделении Грузии, затем как бы нехотя вспоминают: "Сталин - наше знамя!" "Сталин - это победа!"
Гурам Деканаидзе:
Среди митингующих большинство было молодежь, в основном старшеклассники и студенты. Старшее поколение, пропитанное страхом, пока что боялось еще. Митинги шли днем и ночью, количество митингующих все больше увеличивалось. В основном были лозунги в защиту Сталина. Но надо учесть следующее: Сталин воспринимался и воспринимается в Грузии в двух уровнях. Первый уровень - он всегда воспринимался как грузин, а на втором - как создатель коммунистической империи. Если на первом уровне он выглядел как положительный герой своего народа, то на втором, практически всеми воспринимался, в том числе и в Грузии, отрицательно.
Тольц:
Тут опять какая-то неувязка, связанная вероятно с соединением воспоминаний о событиях сорокалетней давности с теми изменениями в восприятии Сталина, которые в умах подросших участников демонстрации произошли позднее. Ведь если они тогда уже плохо думали об Иосифе Виссарионовиче, что ж тогда вышли с лозунгами "Сталин - наше знамя!"?
Но вернемся к сегодняшним воспоминанием Гурама Деканаидзе.
Гурам Деканаидзе:
С нарастанием митинговых страстей менялись и появлялись новые лозунги. В частности были лозунги о свободе, об отделении Грузии. Надо учитывать, что все это происходило 40 лет назад, когда и думать об этих категориях было преступно. Выступая против центра и решений Президиума ЦК КПСС митинги перерастали в антикоммунистические выступления, а 9 марта принял характер невооруженного восстания народа.
До 9 марта 1956-го года официальные власти Грузии игнорировали митинги. А 9 марта утром, часов в 11, выступил на митинге Первый секретарь ЦК компартии Грузии Мжеванадзе. Он начал речь по-русски, но по требованию митингующих перешел на грузинский язык. В основном он призывал митингующих разойтись. И 9 марта вышли местные газеты со статьями о Сталине - это было одно из требований митингующих в начале митинга. Но народ уже этим не довольствовался и снова прозвучали требования о свободе, и снова прозвучали требования об отделении Грузии.
9 марта аналогичные митинги были и в других районах Грузии, в частности, я сам присутствовал на митинге в городе Гори. Можно ли было закончить эти митинги мирно? Я думаю, что можно было, но режиму в Москве надо было напугать народ, надо было наказать непокорных грузин. Нужна была кровь - и решение было принято в Кремле. 9 марта к вечеру все уже было готово.
И когда часть митингующих подошла к зданию телеграфа на проспекте Руставели в Тбилиси, прозвучали выстрелы. Без всякого предупреждения. Стреляли без разбора - и в тех, кто стоял, и в тех, кто бежал. Морги, больницы заполнились трупами, многих захоронили в ту же ночь в общей могиле и спустя некоторое время с трудом удавалось родственникам получить разрешение на перезахоронение трупов.
Я больше 40 лет уже хожу на кладбище и рядом с могилой моего отца похоронен один юноша, убитый 9 марта 1956-го года, и 40 лет на эту могилу ходят люди. Никто не забыт и ничто не забыто.
Тольц:
Сколько же народу погибло тогда, 9 марта в Тбилиси?
Гурам Деканаидзе:
По разным данным было убито от 200 до 600 человек. Точных цифр и сегодня не знает никто. На тбилисских кладбищах и сегодня можно видеть много могил молодых людей, дата смерти которых - 9 марта 1956-го года. Побоище в Тбилиси 9 марта - это одно из забытых преступлений коммунистического режима. Это первое широкое выступление народа против советских властей. И не важно, какие были лозунги - важно, что грузинский народ первым нашел в себе силы хотя бы в течение нескольких дней противостоять коммунистической империи.
Тольц:
Рассказывает еще одна участница этого митинга, тогда студентка тбилисского университета Екатерина Гомилаури.
Екатерина Гомилаури:
Когда началась стрельба, мы были у памятника Сталину. Знаете, стрельба началась у здания главпочтамта, говорили, что в нас еще будут стрелять. И пока до нас не дошли, не хотели, чтобы вся молодежь там погибла. Народ все же стоял. И потом и там стреляли, люди и там погибли.
Тольц:
Из чего стреляли?
Екатерина Гомилаури:
Знаете, было не видно - было темно. Мы днем и ночью стояли там. Я сейчас не могу вспомнить, я сама очень плохо разбиралась в этих вопросах. Знаете, я думаю, из пушек стреляли, вот так я припоминаю. И все стены были простреляны тоже - эти следы же остались. И потом мы все это видели.
Тольц:
Началась стрельба, и толпа стала разбегаться, да?
Екатерина Гомилаури:
Нет, как раз не разбегалась толпа. Мы стояли на набережной у памятника Сталину. И вот, когда нам сказали: "Разойдитесь!" (потом они умоляли), но все же мы стояли. Потом потихоньку какая-то часть разошлась, я тоже ушла. Меня два парня забрали, потому что мне было трудно, они попросили и вывели. А те которые остались, на другое утро я узнала, что их расстреляли.
Тольц:
А почему толпа не расходилась, как Вы думаете?
Екатерина Гомилаури:
По убеждениям. И за смелось тоже, и за преданность этим идеям.
Тольц:
Идеям верности Сталину?
Екатерина Гомилаури:
Сталину и свободе Родины.
Тольц:
Кровавый март 56-го в Тбилиси. Вот что размышляя над событиями сорокалетней давности, говорит сегодня по телефону из Тбилиси грузинский историк Джумбер Адишели.
Джумбер Адишели:
Советская армия - армия, которая имела славу освободительницы Европы от фашизма, открыла огонь в невооруженный народ - в народ, выступающий с лозунгами в защиту чести и достоинства генералиссимуса этой армии Иосифа Виссарионовича Сталина. Были жертвы. Погибли в основном молодые люди: юноши, дети, учащиеся средней школы. Поколение советских людей воспитывалось в духе безграничной веры в дело коммунистической партии, в божественную непогрешимость ее лидера - Сталина. К сожалению, у некоторых людей такая вера сохранилась и по сей день. Недовольство политикой Хрущева, его критика, направленная против культа личности Сталина распространилось на всю территорию тогдашней советской империи, однако побоище
9 марта, устроенное армией в Тбилиси, было обусловлено тем, что Сталин был грузином. Была затронута честь и достоинство грузинского народа. В докладе Хрущева тенденциозно, я бы сказал, хитро довольно подчеркивалось нерусское происхождение Сталина и упрекали во всех восточных его недостатках. Думается, что к сегодняшнему дню здравомыслящее человечество весьма правильно и недвусмысленно оценивает чудовищное влияние этой зловещей фигуры на историю советской империи - империи фактически им самим же созданной. И тенденциозное развенчание только что величественной фигуры Сталина, в сердцах многих людей отозвалось болью. Естественно очень болезненно было воспринято грузинами.
Тольц:
23-х летний тогда аспирант Адишели, сам принимал участие в демонстрациях 1956-го года.
Джумбер Адишели:
Тогда я, помню, шел к своему профессору на семинар, и тот мне сказал, что не время сейчас заниматься научными семинарами, что история твориться на улице. Толпа была опьянена каким-то сознанием собственной силы и несмотря на это, никаких бесчинств на улице не было. Грузины своей природной артистичностью выступали на трибунах, часто выступали артисты, просто артисты, которые призывали народ защитить своего соотечественника. ЦК довольно точно установило, что антибольшевицкого и антикоммунистического тогда в Грузии ничего не было и тогда только начиналось просветление ментальности народа. Я бы не сказал, что многие тогда прозрели. По сей день у нас имеются в Грузии сталинисты. Но то, что произошло 40 лет назад в Тбилиси, в некотором плане осталось раной, незарубцевавшейся в сердцах многих людей.
Тольц:
Тоже по телефону, и тоже из Тбилиси Коба Имедиашвили, доктор наук, главный государственный советник Президента Грузии.
Коба Имедиашвили:
Знаете, эмоциональный заряд был огромен. Это была демонстрация, участники которой начали свое выступление, защищая поруганное имя Сталина. Это был протест против неблагодарных - в этом-то и парадокс. Те, кто должен был бы, казалось, более всего быть благодарен Сталину за создание сильной империи, начали поносить его. Но потом, все это вылилось в манифестацию в защиту уязвленного национального самолюбия.
Ни тогда, ни сейчас я не разделяю чувств демонстрантов. Но с позиции сегодняшнего дня, я смотрю на пролитую там кровь, как на святую и невинную. Я никак не могу избавиться от чувства, что эта трагедия устраивала тогдашнее руководство Советского Союза, поскольку оно хотело наказать Грузию за Сталина и за Берию. А отношение Хрущева к Грузии ни для кого не было секретом: "Грузия без грузин".
Тольц:
И все-таки даже теперь, выслушав немало участников и очевидцев кровавых мартовских событий 56-го в Грузии, узнав немало неизвестных мне доселе эпизодов этой бойни: здесь и расстрел толпы, вывалившей после окончания сеанса из кинотеатра, и убийство юноши, родителей которого расстреляли по приказу Сталина еще в 30-х, и рассказы о том, как тайно топили в Куре трупы погибших, и как родственникам их запрещали служить панихиды. Даже теперь, зная и мемуары Хрущева, и содержание некоторых (лишь некоторых, к сожалению) секретных документов КПСС той далекой поры, я не готов согласиться с предположением уважаемого господина Имедиашвили, что тбилисская трагедия марта 56-го устраивала руководство тогдашнего Советского Союза. Во-первых, московское руководство - это, как мы знаем, не было однородным. Может быть кому-то из тогдашних "насельников" Кремля и на руку была такая реплика на недавнюю антисталинскую речь Хрущева, но ему самому - вряд ли . И приписываемый Хрущеву тезис "Грузия без грузин" не находит пока никакого документального подтверждения. Не является ли и он отголоском тех сумеречных слухов, которые бродили по тбилисским площадям в марте 56-го?
В истории рассекреченной антисталинской речи Хрущева и ее последствий, одним из которых явилась кровавая грузинская драма марта 56-го, остается немало секретов, еще подлежащих разгадке. Этот груз достался нам всем в наследство от тех, кого Хрущев посмертно реабилитировал в своем докладе на ХХ съезде и от тех, кто пал на площадях Тбилиси, протестуя против первых отголосков этой речи.
И сегодняшняя наша передача, не только дань их памяти, но и напоминание об этой ноше.
Передача пятая
