Сергей Юрьенен:
"Новые времена", США, 1936-й год. Длительность картины 89 минут.
Сначала титры: Продюсер, режиссер постановщик, сценарист и композитор - Чарли Чаплин; операторы - Ролли Тотеро и Айра Морган. В ролях: Рабочий, а затем Бродяга - Чарли Чаплин, девушка-сирота - Полетт Годдар, хозяин ресторана - Генри Бергман, механик - Честер Конклин, взломщик - Луис Нато, президент сталелитейной корпорации - Аллан Гарсия и другие.
Свое начало эта мятежная картина берет в глубинах всеобъемлющего кризиса, который переживал художник с началом 30-х годов и завершением эпохи немого кино. Покоренный чаплинским искусством мир еще недавно видел в нем небожителя, Бога кино, каким он, примерявшейся к роли Христа, себя внутренне, вне всякого сомнения, и ощущал. Но кино для него, полагавшего, что смысл и цель этого вида искусства в замене речи и звука движением и мимикой, единственно и только могло быть немым. Когда Великий Немой заговорил, для Бога наступили сумерки.
Начало звуковой эры в истории кино Чаплин воспринял как конец киноискусства в целом. Свой статье 35-го года он дал название паническое - "Самоубийство кино".
"Никогда еще прогресс столь решительно не поворачивался вспять. Никогда еще в истории культуры не наблюдалось такого, как ожесточенная борьба кинематографа против самого себя. То, что делается с киноискусством за последние 6 лет, есть харакири, никем не осознанное".
Интересно, что писалось это Чаплиным на фоне успеха "Огней большого города". Этот шедевр - немой, но первый компромиссный, в смысле уступок "Новым временам", в виде шумовых эффектов и музыки, тогда уже принес чаплинской компании "Юнайтед Артистс" три миллиона долларов и продолжал приносить более ста тысяч ежемесячно. Материальных проблем у Бога не было, только экзистенциальные. После триумфального путешествия по миру и затяжного творческого простоя, в 34-м году он вернулся на круги своя. Откроем автобиографию Чаплина:
"Я вернулся в Беверли- Хиллс и, войдя в дом, остановился посреди гостиной. Был вечер, длинные тени покрывали ковром лужайку перед домом, а комнату освещали золотые лучи заходящего солнца. Все здесь, казалось, дышало безмятежностью, но мне хотелось заплакать. Я не был дома 8 месяцев и сам не знал, рад ли, что вернулся. На душе было смятение и неспокойно из-за отсутствия ясных творческих планов, а главное - я чувствовал себя ужасно одиноким. У меня была тайная надежда, что я встречу в Европе человека, который смог бы как-то направить мою жизнь, но ничего не вышло. Из всех женщин, которых мне там довелось встретить, очень немногие способны были это сделать, а этим немногим я был не нужен. И вот теперь я вернулся в Калифорнию, будто на кладбище. Мне пришла в голову мысль: а не уйти ли мне на покой, продать все, что у меня есть и уехать в Китай? Оставаться в Голливуде мне было не к чему, с немыми картинами несомненно было покончено, а вступать в единоборство со звуковыми мне не хотелось. К тому же я, что называется, вышел из обращения".
Голливуд изменился тоже. "С приходом звука в кино, - писал Чаплин - очарование и беззаботность Голливуда канули в лету, он превратился в серьезный деловой промышленный центр. Звукотехники переоборудовали студии, сооружались сложные звукозаписывающие установки, камеры, размером в комнату, двигались по павильонам. К сложнейшей аппаратуре тянулись тысячи электрических проводов, люди в наушникам, экипированные словно марсиане, сидели возле играющих актеров, над которыми свисали удилища микрофонов. Все это подавляло своей сложностью, разве можно было сохранять творческое состояние среди такого нагромождения металла?" Мысль об уходе из кино владела 46-летним Чаплиным до того момента, когда во время уик-энда на яхте у приятеля он не познакомился с Полетт Годдар, настоящее имя Полина Леви, разведенной актрисой 24-х лет, которую он отговорил от опрометчивого жеста - вложить полученные от мужа 50 тысяч долларов в постановку какого-то фильма: даже финансирование собственных картин - и то риск. "И с этого, - пишет Чаплин, - началась наша дружба".
"Мы с Полетт проводили время самым бессмысленным образом: ездили на скачки, посещали ночные кабаки, бывали на приемах. Словом, изо всех сил я старался убить время, только бы не остаться одному и не думать. И вдруг, когда я меньше всего этого ожидал, простая случайность пробудила у меня желание снять еще один немой фильм. В Полетт было что-то от gamine - девчонки-сорванца, это можно было чудесно обыграть в картине. И я уже представлял себе нашу встречу в фильме - Бродяги и уличной девчонки, в битком набитой тюремной карете, где Бродяга галантно уступает ей место. Это была та основа, на которой я мог уже создавать сюжет и придумывать всякие трюки".
Картина не родилась, но все ингредиенты уже были: пафос протеста против этих самых новых времен, разрешенная, может быть (кто знает?), до конца жизни новой любовью проблема одиночества и героиня будущего фильма. Проблемы жанра не существовало - это конечно же будет пантомимная комедия, в том смысле, как ее понимал Чаплин, любивший повторять: "Шутка не что иное, как трагедия, выпавшая на долю других людей". Противник умственных шарад на экране, он как мог защищал свое наивное искусство от элитарного презрения в адрес немого клоуна.
"Кто-то сказал, что если бы в мире не существовала бы наивность, ее следовало бы изобрести для кино. Наивный сюжет позволяет наилучшим образом показать четко продуманное действие, настолько простое, что в значении его невозможно ошибиться, настолько значительное по своему драматизму, что эффект его равен сотням слов. Даже трехлетний ребенок моментально воспримет такое действие, и лишь безнадежно тупоголовые люди не в состоянии оценить его. Возможно, в будущем мы настолько вырастем, что фильмы с наивными сюжетами уже перестанут нас удовлетворять. Но и тогда наш духовный рост будет лишь своего рода культурной оправой, внутренне мы никогда настолько не изменимся, чтобы разлюбить чистый юмор".
Цитата из статьи 36-го года с оптимистическим заголовком "Будущее немого кино", в котором Чаплин выражал надежду, что его искусству поможет выжить принципиальная наивность, элементарность, общедоступность, массовость, универсальность. И в этом не ошибался. А немому кино предрекал возрождение в форме, измененной звуком и минимальным количеством речи. Возрождения не состоялось, "Новые времена" стали последним немым фильмом Чаплина и первым, где мир наконец-то услышал с экрана его голос. Вот этот саркастический фрагмент абракадабры на вавилонской смеси французского, итальянского, польского, идиш...
(Сцена из фильма)
Вот так в пантомимной сцене впервые в истории мирового кино Чарли Чаплин прозвучал с экрана. Но вернемся к замыслу картины:
"Мне вспомнился один разговор с умным молодым репортером газеты "Нью-Йорк уолрд". Услышав, что я собираюсь посетить Детройт, он рассказал мне о конвейерной системе, страшную историю о том, как крупная промышленность сманивает здоровых молодых фермеров, которые после 4-5-ти лет работы на конвейере заболевают нервными расстройствами. Этот разговор подал мне идею фильма "Новые времена".
Итак, комедия, но социологическая. Из духовных сфер "Огней большого города" чаплинский Бродяга возвращается в реальный мир борьбы за существование и выживание в урбанистической Америке эпохи Великой депрессии.
"Я придумал кормящую машину - агрегат для экономии времени, который позволил бы рабочим даже во время завтрака не отвлекаться от конвейера. Эпизод на заводе заканчивался нервным припадком Бродяги, а дальше сюжет развивался, следуя естественному ходу событий. По выздоровлении Бродягу арестовывают, и тут он знакомится с девушкой, которую забрали за кражу хлеба. Бродяга и Малышка встречаются в полицейской машине, набитой преступниками. С его момента начинается тема двух бесприютных созданий, пытающихся как-то просуществовать в новые времена. Они страдают от депрессии и безработицы, участвуют в забастовках и бунтах".
Смелая социологичность нового Чаплина вызвала недоумение у критики. Из автобиографии:
"Перед премьерой "Новых времен" кое-кто из газетчиков писал, что по слухам это коммунистический фильм. Я думаю, что слухи породило краткое изложение его сюжета, опубликованное в печати. Однако либеральные обозреватели указывали, что фильм не агитирует ни за, ни против коммунизма, и что я, образно говоря, сижу на двух стульях, то есть занимаю нейтральную позицию".
Тем не менее, в фашистской Италии и национал-социалистической Германии идеологический нейтралитет Чаплина оправданием не послужил - фильм был запрещен за коммунистические тенденции. С другой стороны, в СССР "Новые времена" были приняты на "ура" партийно-советской печатью, где появились десятки хвалебных рецензий, в самый канун, заметим, кровавых пароксизмов большого террора 37-го года. Итак, стал ли в "Новых временах" гуманист Чаплин попутчиком "красных"? В нашей пражской штаб-квартире, готовясь к передаче, мы посмотрели видеозапись "Новых времен", на мой вопрос ответит Юрий Гендлер.
Юрий Гендлер:
Первый раз я посмотрел "Новые времена" довольно поздно, где-то в начале 60-х годов в клубе "Первой пятилетки" в Ленинграде. Вообще у фильмов Чаплина довольно странная сложилась судьба в Советском Союзе. В 20-30-е годы их показывали почти что сразу после выхода на экраны в самой Америке, но вот после "Великого диктатора" в 40-м году на два десятилетия они пропали из широкого проката. Это тем более странно, что именно в эти два десятилетия, особенно после 46-го года и до смерти Сталина, в Союзе шли десятки американских фильмов, если не сотни. Они придали особый характер, особый колорит всей послевоенной эпохе. Возможно, одно из объяснений в том, что все эти американские, как, впрочем, и немецкие фильмы, шли с титрами "Фильм взят Советской Армией в качестве трофея", а назвать фильмы Чаплина трофейными было, видимо, как-то неудобно. У Чаплина был свой особый имидж, имидж в терминах западной прессы "красного попутчика". И тем не менее, образ Чаплина - Маленького Бродяги не исчез окончательно из повседневного сознания. Образ этот часто имитировался. Помню, как где-то в 52-м году Аркадий Райкин, выступал в нашей 155-й школе на Греческом проспекте в Ленинграде, школы тогда были раздельные, и дочь Аркадия Райкина училась в соседней женской школе, Аркадий Райкин жил на углу Некрасова и Греческого, и в организованном порядке юношам и девушкам разрешено было встречаться. Вот концерт Аркадия Райкина для двух школ и был таким организованным мероприятием, где он в костюме Чарли пел куплеты и надо признать, делал это хорошо, на знаменитую мелодию из фильма "Новые времена": "За то, что был не вместе с людьми без всякой чести, они теперь из мести работать не дают". Я сразу же вспомнил этот текст, когда побывал в Беверли-Хиллс, в Голливуде и увидел особняк, какой особняк - дворец Чарли Чаплина. Так или иначе, я впервые посмотрел "Новые времена" в начале 60-х годов и удивляюсь сейчас своей собственной глупости, но фильм мне тогда не понравился. И не понравился по идеологическим соображениям, и не только мне, но и многим моим друзьям. Мы были тогда чуть сдвинутыми по фазе увлечения Соединенными Штатами и свободно-рыночной экономикой. Любая критика по адресу Америка воспринималась как инспирированная пропаганда. Не то, чтобы эти наши идеологические взгляды были неправильными, наоборот, жизнь меня убедила в том, что они были более, чем правильными. Но вся беда в том, что всякая идеология, пусть хорошая и правильная, искажает и затуманивает перспективу. Идеология, что оптика, неважно, пусть у вас в руках лучший фотоаппарат в мире, все равно ваш глаз видит все глубже и четче всякой оптики. И в этом я еще раз убедился, когда посмотрел "Новые времена" уже в Соединенных Штатах в Нью-Йорке. Чаплин, все его творчество, прежде всего всечеловечен, внеидеологичен, и в этом, на мой взгляд, главная причина его невероятного успеха и тогда, 60 лет назад, и сегодня, во всех странах и при всех режимах. Все, над чем смеется Чаплин в "Новых временах", достойно осмеяния. Правда ж, ну что хорошего в конвейерах? Это унизительно и нечеловечно работать всю жизнь на конвейере. Что хорошего в тяжелой индустрии, в заводской архитектуре, которую так визуально точно показывает Чарли Чаплин в своем фильме? Что еще более важно, это то, что все, над чем смеялся Чарли Чаплин в "Новых временах", постепенно исчезает из нашей жизни, прежде всего в Соединенных Штатах. Люди на конвейерах заменяются роботами и автоматами, исчезают громадные заводы, это порождает другие проблемы, но это тема уже другая. Важно то, что Чарли Чаплин был прав, а прав он был потому, что он был внеидеологичен, потому что не претендовал на сиюминутное решение социальных проблем. Посмотрев "Новые времена" в Америке, я сразу же понял, откуда Джордж Оруэлл взял образ Большого Брата. Вот вы помните эту сцену, когда Чарли Чаплин заходит в туалет покурить, и в этот момент вдруг вспыхивает громадный телеэкран и президент компании, прообраз Большого Брата, приказывает ему немедленно вернуться на рабочее место. Не было тогда в 36-м году ни развитого телевидения, ни больших телеэкранов, но гений Чарли Чаплина увидел, увидел какие возможности окажутся в руках тоталитаризма. И одновременно Чарли Чаплин иронизирует над "Броненосцем "Потемкиным", Чаплин называл этот фильм "Броненосец "Потемкин" лучшим из когда-либо им виденных, но это не помешало ему в "Новых временах" спародировать всю сцену с красным флагом. И последнее замечание о "Новых временах": когда мы здесь, еще перед подготовкой этой программы, решили выбрать из фильма несколько сцен, то с первого кадра уже не могли оторваться, постепенно у экрана собралась чуть ли не вся редакция Русской службы Радио Свобода в середине рабочего дня. Возможно, это грубое нарушение трудовой дисциплины, но и показатель неувядаемости и величия "Новых времен".
Сергей Юрьенен:
На фоне циферблата старинных часов подзаголовок картины: "История о производстве, о частной инициативе, крестовой поход человечества в поисках счастья". Первый кадр - стадо баранов; кадр второй - утром люди идут на работу. Завод, цеха... На переднем плане машины. Кабинет директора, который на телеэкране в полстены контролирует производственный процесс. Конвейер, за которым Чарли орудует гаечным ключом. Попытку перекура прерывает директор, возникающий на телеэкране даже в туалете, стерильно чистом. Чарли возвращается за конвейер, а директору тем временем представляют новое изобретение - "Кормящую машину".
(Сцена из фильма)
Во время ланч-тайма изобретение испытывают на Чарли. Машина, которая утирает рот и на бешеной скорости вращает кукурузный початок, превращается в орудие пытки, и директор возвращает ее для доработки. Пропущенный через механизм, Чарли впадает в бурное нервное расстройство, пытаясь завинчивать все, напоминающее гайки, вплоть до пуговиц на высоком крупе секретарши или на грудях тучной прохожей. Марает смазочной эмульсией коллег и директора и попадает в психбольницу. Излеченный от нервного расстройства, он начинает искать работу. Документальные кадры эпохи Великой депрессии сменяет сцена, о которой рассказывал Юрий Гендлер. Чаплин, назвавший "Броненосца "Потемкина" лучшим в мире фильмом, заставляет своего героя чисто машинально поднять предупредительный флажок, упавший с грузовика, нагруженного досками. Вдруг за героем возникает толпа демонстрантов с плакатами, где написано "Единство!", "Свобода или смерть", по-английски и по-испански, а на одном и по-русски - "Свобода!". Полиция разгоняет демонстрацию и забирает Чарли, как зачинщика. Тем временем на экране возникает Малышка - портовая девушка, которая отказывается голодать. Во время съемок Чаплин платил Полетт Годдар 2 500 долларов в неделю. Из автобиографии:
"Полетт пришлось надеть лохмотья, она почти плакала, когда я накладывал ей на лицо грязные пятна грима, чтобы она выглядела неумытой. "Считай, что это мушки" - уговаривал я ее. Костюм Полетт в "Новых временах" потребовал от меня не меньше выдумки и тонкости вкуса, чем творения Диора. Если к одежде уличной девчонки отнестись небрежно, ее лохмотья будут выглядеть театрально и неубедительно. Одевая актрису, как уличного сорванца или цветочницу, я старался добиться поэтичности, не лишив ее обаяния".
Малышка ворует бананы с судна, чтобы накормить сестер, брата и отца, одного из безработных. Тем временем, задержанный как коммунистический лидер, Чарли в тюрьме сначала прозябает, а потом, во время бунта заключенных, спасает своих тюремщиков и оказывается в одиночной камере. "Заключенный № 7 проживает в комфорте и добре" - с сочувствием читает газетные сообщения о забастовках. Талышка на воле тем временем лишается отца, ее сестер и брата забирают в детский дом, сама он сбегает от полиции. Тюрьму посещает пастор со своей чопорной женой, которая в ожидании его сидит рядом с Чарли у открытого окна, из которого доносится пение птиц.
Оператор картины Ролли Тотеро в книге "35 лет с Чаплиным" вспоминает:
"Никогда не забуду, как мы работали со звуком для "Новых времен". Он придумал много шумов и звуков. В сцене, где он сидит с пожилой женщиной, он хотел, чтобы у него урчало в животе, а он делает вид, что это у женщины. Для этого он пробовал принимать специальные таблетки, потом велел плотнику соорудить большую бадью, наполнил ее до половины водой, накрыл тряпкой и стал выдыхать через воду. Когда я увидел это впервые, думал, помру со смеху. "Ну, брат, ты перестарался, это не похоже, звук такой, будто из пушки палят" - говорю ему. А он в ответ: "Зрители будут так хохотать, что чем громче, тем лучше".
Чистый юмор у Чаплина бывал крутым не только в "Новых временах". О природе его остроумия Петр Вайль.
Петр Вайль:
"Новые времена" - фильм философический и провиденциальный, в этом его величие, помимо кинематографических достоинств. Но он еще необычайно трогателен, он щемит сердце, как никакая другая чаплинская картина, за исключением, быть может, "Малыша" и "Золотой лихорадки". Чарли здесь жертва, явная и несомненная жертва всяческих социально-механических несправедливостей. Чего стоит одна только сцена автоматического кормления или эпизод с гигантской машиной. Но даже тут Чарли верен себе - он дает сдачи, не обидчику, так тому, кто попадется под руку. Это вообще его манера, его стиль, его, пожалуй, мировоззрение. Маленький человек Чаплина вовсе не Акакий Акакиевич, он маленький лишь в силу обстоятельств, но не по духу. По духу-то он как раз антималенький человек. Виртуозное мастерство, с которым Чарли раздает оплеухи на протяжении всей своей кинокарьеры, самой назойливой неутомимостью убеждает, что это не просто комедийный трюк. Более того, оплеухи он норовит раздать в превентивном порядке, часто не дожидаясь, пока его обидят. Вот тут следует сказать важное, напомнить, где возникло и развилось кино - это Калифорния, американский запад. Если бы волею судеб кинематограф обосновался бы в Новой Англии, он был бы совершенно иным. Но, видимо, такого не могло бы и быть - пуритане не уважали актерство, и это на востоке Соединенных Штатов придумали законы, в силу которых американское телевидение и пресса по сей день самые целомудренные во всем западном мире, про Россию и говорить нечего. Так или иначе, дух Калифорнии, дух запада определил господствующий - нет, не жанр, а способ мышления кино, его мировоззрение, потому что вестерн - на самом деле это позиция. Поэтика вестерна универсальна для американского кино любого жанра, потому что органична для человека, пришедшего на Запад за быстрым и большим успехом, - так, как это произошло с самим Чарли Чаплиным. Он-то и есть самый влиятельный представитель Дальнего Запада - неунывающий, стремительный, безжалостный, неразборчивый в средствах, сам устанавливающий для себя законы. Подходя к его герою с презумпцией симпатии, как-то не сразу замечаешь, что он бьет вовсе не только хамов и богачей. Нет видимых причин, по которым он раздает пинки чистильщику сапог и уборщику в фильме "Банк", терроризирует целую киностудию в картине "Его новая работа", колет вилами приютившего его фермера в "Бродяге", подло кладет подкову в боксерскую перчатку в "Чемпионе", бьет по больной ноге потенциального, всего лишь потенциального, соперника в короткометражке "Лечении". А уж когда Чарли борется за человеческое достоинство, хруст костей слышен даже в немых фильмах. И чувство достоинства так обострено, что он бьет первым. Он агрессивен и свиреп даже в том, что можно назвать чаплинским чистым искусством, - может быть лучшем, что есть у раннего Чаплина, - в фильмах-балетах, как это сразу назвали критики, сравнивая Чарли с Нижинским. Но и в образцовой кино-балетной сюите "У моря" мы наблюдаем избиение случайного прохожего, то есть преступление, которое сейчас бы назвали немотивированным. А мотив один - удаль, лихость, самоутверждение. Попутно выскажу крамольную мысль: может один из источников сегодняшней жестокости на экране, той самой, с которой так борются теперь, это как раз Чаплин, учитывая его исключительную роль для развития мирового кино. Он - всеобщий любимец Чарли, маленький человечек в котелке, злобный, как мышиный король. Опубликованы любопытные воспоминания советской девушки-снайпера Людмилы Павличенко, которая в 42-м году приехала в Соединенные Штаты и была принята союзниками как герой. Она посетила и Голливуд, и в частности была на приеме у Чаплина:
"Я сама поразилась, когда Чаплин, немолодой уже человек, пройдясь на руках к корзине с напитками, принес мне в зубах бутылку шампанского. И еще больше удивилась, когда он на виду у всех бережно усадил меня на диван и принялся целовать мне пальцы. "Просто невероятно, - приговаривал он, - что эта ручка убивала нацистов, косила их сотнями, била без промахов, в упор". Репортеры начали фотографировать мою руку крупным планом, в диафрагму, потом через некоторое время я увидела этот снимок во многих американских газетах. Тогда я не понимала, чем заслужила у него такое доброе расположение к себе, почему он был так внимателен и ласков. В самом деле, столько очаровательных женщин находилось в гостиной, столько голливудских красавиц дарили ему свои ослепительные улыбки, а он не обращал на них никакого внимания и занимался только моей скромной особой. Помнится, миловидная супруга Чаплина осторожно пыталась урезонить его, шепнув, что остальные гости могут обидеться".
Когда читаешь о столь возбужденном интересе Чаплина к женщине, убившей 309 человек (врагов, разумеется, врагов), не оставляет мысль, что вряд ли все можно объяснить антифашизмом. И еще, Чаплина вероятно привлекало несоответствие облика сути, столь важное в понимании его собственного образа. Агрессивность Чарли не всегда и не сразу различима за кургузым пиджачком и семенящей походкой. Жалость конечно же ведома ему, но жалость выборочная. В фильме "Тихая улица" Чарли легко превращается из Бродяги в полицейского, наводя ужас на обывателей и переворачивая все принятые представления о милости к падшим. Вообще традиционная, которую принято называть русской, трактовка маленького человека у самого Чарльза Чаплина вызывает большие сомнения. Он писал: "Я не нахожу у Эдгара По (моего любимого писателя) ни намека на любовь к обездоленным. А Шекспир с его вечным невыносимым высмеиванием простого человека?" "Жестокость - неотъемлемая часть комедии" - формулировал Чаплин, настаивая на том, что "цель кино - вызвать смех". Оттого он не любил психологизма, избегая крупных планов, оттого восстал так от появления звука: "На экране важнее всего пластическая красота. Мой герой не реальный человек, а юмористическая идея, комическая абстракция. Для меня выражение рук и ног не менее важно, чем выражение лица". Ясно, что в таком понимании своего дела нет места традиции шинели и бедных людей. И кстати, именно за русскими Чаплин знал способность находить глубокую гуманистическую идею под любым мордобоем. Он писал: "Их (русских) менее всего притягивает ко мне забавное". Сентиментальность же лишь оттеняет смех, делая его более искренним - вот роль жалости у Чаплина. Он говорил о своих комедиях : "Они элементарны как сама жизнь и порождены житейской необходимостью". А жизнь, давая вам банальность, жестока и величайший актер был честно жесток, как в жизни. Так вот, приняв во внимание все это, мы, возможно, вправе увидеть в "Новых временах" времена всегдашние, вечные, нескончаемые, в которых жизнь идет по несправедливым, но единственно существующим правилам игры.
Сергей Юрьенен:
Вернемся к развитию сюжета. Итак, несмотря на желание Чарли остаться в тюрьме, его выгоняют на волю с рекомендательным письмом, которое должно помочь ему найти работу. На судоверфи, куда его берут, он в поисках подходящей деревяшки, выбивает клин, спуская со стапелей на воду недостроенное судно и в отчаянии решает вернуться в тюрьму. Тем временем одинокая и голодная Малышка (Полетт Годдар) крадет буханку хлеба, сталкивается с Чарли и падает на него - это их первая встреча в картине. Он принимает вину на себя, его уводят полицейские, но женщина свидетельствует на Малышку, его отпускают, забирают Полетт. Чтобы попасть в тюрьму, Чарли, у которого в кармане ни цента, съедает роскошный обед в ресторане, а пока полицейский, приковав его к себе наручниками, звонит в участок, угощается заодно и сигарой в табачном киоске. Вторая встреча с Малышкой происходит там, где и было впервые задумано Чаплиным - в полицейском фургоне, где он галантно уступает место девушке, а потом сбегает вместе с ней. Сидя на лужайке возле чужого дома и мечтая о райской в нем жизни, Чарли клянется Малышке: "У меня будет дом, даже если я должен буду ради этого работать". Ночной сторож в универмаге, помощник механика штамповочного пресса - очередная забастовка прервет и эту карьеру. А мы - изложение сюжета...
Чаплин - пророк постиндустриальной революции. У микрофона Александр Генис.
Александр Генис:
В Праге, говорят, тысяча башен и каждую из них венчают башенные часы. Эти хитроумные устройства прекрасны своей затейливостью, красоты в них не меньше, чем пользы - этакая механика, оплодотворенная скульптурой и театром. Пражские куранты - элегантное сочетание необходимого с лишним. Часы, такие как те знаменитые, что украшают ратушу Старого Города, способны были сообщить зеваке массу посторонних сведений, не только астрономических, но и астрологических, так что пражанам они служили сразу и календарем и гороскопом. Тем интереснее, что при таком часовом энциклопедизме на старинных циферблатах пражских, как и вообще всех средневековых часов, нет минутной стрелки, есть только стрелка часовая. Эта картинка из моих путевых впечатлений послужила удачным контрастом к фильму "Новые времена", обсуждать который мне пришлось здесь в Праге. Дело в том, что часы любые - водяные, песочные, башенные, электронные - служат лучшей метафорой своей эпохи. Это символ, который туго сворачивает вокруг себя жизненную философию в одну емкую формулу. Время - важный персонаж и того фильма, который так и называется - "Новые времена". В сущности, все приключения Чарли - это борьба с часами, которые тщетно пытаются навязать ему свою волю, то есть заставить жить по фабричному гудку. Гений Чаплина в том, что он строил свои фильмы из универсальных архетипов: каждый персонаж, каждая мизансцена, каждый жест тут отточен до символа. При этом Чаплин, в отличии от других титанов раннего кинематографа, например того же Эйзенштейна, не раскрывает, а напротив прячет свой глубинный символизм. Он его растворяет в естественном комизме ситуации, оборачивая нравоучительную пилюлю в смешную мизансцену. Главный прием у Чаплина - овеществление метафоры. Что разобраться в том, как это делается, вспомним тот чудной эпизод, в котором Чарли взяли в помощники старому механику. Это опытный мастер, индустриальный зубр, таких при Ленине называли рабочей аристократией, все у него путем - аккуратная спецовка, ладный инструмент, заботливо собранный обед, но самая красноречивая деталь - карманные часы. Эту-то фамильную драгоценность Чарли и кладет под пресс, превращая карманные часы в плоский блин. Так штампуется центральная метафора фильма - новые времена это расплющенные старые. Чаплин как бы говорит: жизнь шла своим, соразмерно людскому, темпом до тех пор, пока часы знали свое место - в жилетном кармане своего владельца. Но вот происходит кошмарная комическая и сюрреалистическая инверсия - человек оказался внутри часов. В фильме это изображено очень наглядно: старого механика втягивают в себя шестеренки гигантской машины. Часы вырвались из узды, они стали гиперболой времени, подчинив человека чуждому ему ритму - ритму конвейера. Обычно на этой анафеме прогресса ставят точку, но сегодня, полвека спустя, изменился культурный контекст, на дворе у нас другие новые времена и на носу у нас другая революция, уже не индустриальная, жертвой которой был Чарли, а постиндустриальная, чьим пророком можно считать его же. Чаплин первый показал, что конвейер плох не только потому, что безнравственен, но и потому, что нерентабелен: по частям человека невыгодно использовать, целиком он куда удобней и полезней. И тут в фильме начинается другая, незамеченная современниками тема: Чаплин ведь показал не только пропасть индустриальной цивилизации, но и выход из нее. Чарли герой не своего, а нашего времени. Сила его в его слабости, он не вписывается в окружающую жизнь потому, что она слишком проста для его сложной натуры. В механическом царстве заводов, где конвейеру только нужны рабочие руки, один Чарли сохранил ненужное украшение - целостность своей натуры, которую он так и не позволил расчленить на винтики. Чаплин опять так очень буквально овеществляет эту метафору целостности - Чарли все время что-нибудь ест, в фильме больше десяти раз изображается трапеза. Еда - это дань природы, голод - это глас той натуры, которая всегда берет свое. Не зря даже жадные фабриканты находят непрактичной идею механизированного питания. Именно цельность натуры мешает Чарли жить, но именно она помогает ему выжить. Пока Чарли пытается вписаться в машинный ритм конвейера, он обречен на неудачу. Другое дело, когда он стал играть не по чужим, а по своим правилам. Триумф Чарли - концертный номер в кафе, песня, которую он исполняет в качестве поющего официанта. Тут злая пародия на прогресс становится лирической притчей о поэте. Ведь получается, что Чарли нашел свое призвание тогда, когда из винтика он превратился в артиста. Эта предшествующая финалу сцена и позволяет дать конкретную интерпретацию знаменитой открытой концовки фильма - знаменитой чаплинской дороги. Короче говоря, мне кажется, что я знаю, куда в последнем кадре идут на встречу освещенным восходящим солнцем горам герои фильма. Но в самом деле, куда они могут идти? Конечно, в Голливуд.
Сергей Юрьенен:
Возвращаясь к знаменитому последнему кадру: выход Бродяги на большую дорогу не в привычном одиночестве, а вместе с Малышкой, стал завершением кинопути Бродяги, больше он не появится в чаплинских фильмах. Прощание с Бродягой, прощание с немой эпохой кино и начало новой жизни для режиссера. Во сяком случае, так тогда казалось Чаплину. Именно в год выхода "Новых времен" он женился на своей героине. Что касается Полетт Годдар - этот третий брак Чаплина кончился разводом в 42 году. Роли в "Новых временах" и "Великом диктаторе" были вершиной кинокарьеры Полетт, хотя она продолжала сниматься еще долго, была женой писателя Эриха-Мария Ремарка и умерла в 76-летнем возрасте, пережив Чаплина на 10 лет. Но вернемся к моменту премьеры "Новых времен".
"Нет ничего ужаснее сначала услышать, что первая неделя проката фильма побила все рекорды, а потом узнать, что на второй неделе интерес публики ослабел. Поэтому после премьеры в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе единственным моим желанием было удрать как можно дальше. Я решил уехать в Гонолулу, взяв с собой Полетт и ее мать и оставил в студии распоряжение, чтобы мне не пересылали никаких сообщений. Когда мы вернулись в Беверли-Хиллс, из студии мне сообщили приятные новости: "Новые времена" пользовались огромным успехом.
В 75-м году тяжело больной Чаплин предстал в своем инвалидном кресле перед королевой Елизаветой, чтобы быть удостоенным Рыцарского креста. Оркестр вдруг затих, а потом одинокий пианист, солдат Уэльской гвардии, заиграл сочиненную Чаплиным знаменитую композицию из "Новых времен" - "Смайл": "Пусть сердце твое разбито - улыбайся!"
"Новые времена", США, 1936-й год. Длительность картины 89 минут.
Сначала титры: Продюсер, режиссер постановщик, сценарист и композитор - Чарли Чаплин; операторы - Ролли Тотеро и Айра Морган. В ролях: Рабочий, а затем Бродяга - Чарли Чаплин, девушка-сирота - Полетт Годдар, хозяин ресторана - Генри Бергман, механик - Честер Конклин, взломщик - Луис Нато, президент сталелитейной корпорации - Аллан Гарсия и другие.
Свое начало эта мятежная картина берет в глубинах всеобъемлющего кризиса, который переживал художник с началом 30-х годов и завершением эпохи немого кино. Покоренный чаплинским искусством мир еще недавно видел в нем небожителя, Бога кино, каким он, примерявшейся к роли Христа, себя внутренне, вне всякого сомнения, и ощущал. Но кино для него, полагавшего, что смысл и цель этого вида искусства в замене речи и звука движением и мимикой, единственно и только могло быть немым. Когда Великий Немой заговорил, для Бога наступили сумерки.
Начало звуковой эры в истории кино Чаплин воспринял как конец киноискусства в целом. Свой статье 35-го года он дал название паническое - "Самоубийство кино".
"Никогда еще прогресс столь решительно не поворачивался вспять. Никогда еще в истории культуры не наблюдалось такого, как ожесточенная борьба кинематографа против самого себя. То, что делается с киноискусством за последние 6 лет, есть харакири, никем не осознанное".
Интересно, что писалось это Чаплиным на фоне успеха "Огней большого города". Этот шедевр - немой, но первый компромиссный, в смысле уступок "Новым временам", в виде шумовых эффектов и музыки, тогда уже принес чаплинской компании "Юнайтед Артистс" три миллиона долларов и продолжал приносить более ста тысяч ежемесячно. Материальных проблем у Бога не было, только экзистенциальные. После триумфального путешествия по миру и затяжного творческого простоя, в 34-м году он вернулся на круги своя. Откроем автобиографию Чаплина:
"Я вернулся в Беверли- Хиллс и, войдя в дом, остановился посреди гостиной. Был вечер, длинные тени покрывали ковром лужайку перед домом, а комнату освещали золотые лучи заходящего солнца. Все здесь, казалось, дышало безмятежностью, но мне хотелось заплакать. Я не был дома 8 месяцев и сам не знал, рад ли, что вернулся. На душе было смятение и неспокойно из-за отсутствия ясных творческих планов, а главное - я чувствовал себя ужасно одиноким. У меня была тайная надежда, что я встречу в Европе человека, который смог бы как-то направить мою жизнь, но ничего не вышло. Из всех женщин, которых мне там довелось встретить, очень немногие способны были это сделать, а этим немногим я был не нужен. И вот теперь я вернулся в Калифорнию, будто на кладбище. Мне пришла в голову мысль: а не уйти ли мне на покой, продать все, что у меня есть и уехать в Китай? Оставаться в Голливуде мне было не к чему, с немыми картинами несомненно было покончено, а вступать в единоборство со звуковыми мне не хотелось. К тому же я, что называется, вышел из обращения".
Голливуд изменился тоже. "С приходом звука в кино, - писал Чаплин - очарование и беззаботность Голливуда канули в лету, он превратился в серьезный деловой промышленный центр. Звукотехники переоборудовали студии, сооружались сложные звукозаписывающие установки, камеры, размером в комнату, двигались по павильонам. К сложнейшей аппаратуре тянулись тысячи электрических проводов, люди в наушникам, экипированные словно марсиане, сидели возле играющих актеров, над которыми свисали удилища микрофонов. Все это подавляло своей сложностью, разве можно было сохранять творческое состояние среди такого нагромождения металла?" Мысль об уходе из кино владела 46-летним Чаплиным до того момента, когда во время уик-энда на яхте у приятеля он не познакомился с Полетт Годдар, настоящее имя Полина Леви, разведенной актрисой 24-х лет, которую он отговорил от опрометчивого жеста - вложить полученные от мужа 50 тысяч долларов в постановку какого-то фильма: даже финансирование собственных картин - и то риск. "И с этого, - пишет Чаплин, - началась наша дружба".
"Мы с Полетт проводили время самым бессмысленным образом: ездили на скачки, посещали ночные кабаки, бывали на приемах. Словом, изо всех сил я старался убить время, только бы не остаться одному и не думать. И вдруг, когда я меньше всего этого ожидал, простая случайность пробудила у меня желание снять еще один немой фильм. В Полетт было что-то от gamine - девчонки-сорванца, это можно было чудесно обыграть в картине. И я уже представлял себе нашу встречу в фильме - Бродяги и уличной девчонки, в битком набитой тюремной карете, где Бродяга галантно уступает ей место. Это была та основа, на которой я мог уже создавать сюжет и придумывать всякие трюки".
Картина не родилась, но все ингредиенты уже были: пафос протеста против этих самых новых времен, разрешенная, может быть (кто знает?), до конца жизни новой любовью проблема одиночества и героиня будущего фильма. Проблемы жанра не существовало - это конечно же будет пантомимная комедия, в том смысле, как ее понимал Чаплин, любивший повторять: "Шутка не что иное, как трагедия, выпавшая на долю других людей". Противник умственных шарад на экране, он как мог защищал свое наивное искусство от элитарного презрения в адрес немого клоуна.
"Кто-то сказал, что если бы в мире не существовала бы наивность, ее следовало бы изобрести для кино. Наивный сюжет позволяет наилучшим образом показать четко продуманное действие, настолько простое, что в значении его невозможно ошибиться, настолько значительное по своему драматизму, что эффект его равен сотням слов. Даже трехлетний ребенок моментально воспримет такое действие, и лишь безнадежно тупоголовые люди не в состоянии оценить его. Возможно, в будущем мы настолько вырастем, что фильмы с наивными сюжетами уже перестанут нас удовлетворять. Но и тогда наш духовный рост будет лишь своего рода культурной оправой, внутренне мы никогда настолько не изменимся, чтобы разлюбить чистый юмор".
Цитата из статьи 36-го года с оптимистическим заголовком "Будущее немого кино", в котором Чаплин выражал надежду, что его искусству поможет выжить принципиальная наивность, элементарность, общедоступность, массовость, универсальность. И в этом не ошибался. А немому кино предрекал возрождение в форме, измененной звуком и минимальным количеством речи. Возрождения не состоялось, "Новые времена" стали последним немым фильмом Чаплина и первым, где мир наконец-то услышал с экрана его голос. Вот этот саркастический фрагмент абракадабры на вавилонской смеси французского, итальянского, польского, идиш...
(Сцена из фильма)
Вот так в пантомимной сцене впервые в истории мирового кино Чарли Чаплин прозвучал с экрана. Но вернемся к замыслу картины:
"Мне вспомнился один разговор с умным молодым репортером газеты "Нью-Йорк уолрд". Услышав, что я собираюсь посетить Детройт, он рассказал мне о конвейерной системе, страшную историю о том, как крупная промышленность сманивает здоровых молодых фермеров, которые после 4-5-ти лет работы на конвейере заболевают нервными расстройствами. Этот разговор подал мне идею фильма "Новые времена".
Итак, комедия, но социологическая. Из духовных сфер "Огней большого города" чаплинский Бродяга возвращается в реальный мир борьбы за существование и выживание в урбанистической Америке эпохи Великой депрессии.
"Я придумал кормящую машину - агрегат для экономии времени, который позволил бы рабочим даже во время завтрака не отвлекаться от конвейера. Эпизод на заводе заканчивался нервным припадком Бродяги, а дальше сюжет развивался, следуя естественному ходу событий. По выздоровлении Бродягу арестовывают, и тут он знакомится с девушкой, которую забрали за кражу хлеба. Бродяга и Малышка встречаются в полицейской машине, набитой преступниками. С его момента начинается тема двух бесприютных созданий, пытающихся как-то просуществовать в новые времена. Они страдают от депрессии и безработицы, участвуют в забастовках и бунтах".
Смелая социологичность нового Чаплина вызвала недоумение у критики. Из автобиографии:
"Перед премьерой "Новых времен" кое-кто из газетчиков писал, что по слухам это коммунистический фильм. Я думаю, что слухи породило краткое изложение его сюжета, опубликованное в печати. Однако либеральные обозреватели указывали, что фильм не агитирует ни за, ни против коммунизма, и что я, образно говоря, сижу на двух стульях, то есть занимаю нейтральную позицию".
Тем не менее, в фашистской Италии и национал-социалистической Германии идеологический нейтралитет Чаплина оправданием не послужил - фильм был запрещен за коммунистические тенденции. С другой стороны, в СССР "Новые времена" были приняты на "ура" партийно-советской печатью, где появились десятки хвалебных рецензий, в самый канун, заметим, кровавых пароксизмов большого террора 37-го года. Итак, стал ли в "Новых временах" гуманист Чаплин попутчиком "красных"? В нашей пражской штаб-квартире, готовясь к передаче, мы посмотрели видеозапись "Новых времен", на мой вопрос ответит Юрий Гендлер.
Юрий Гендлер:
Первый раз я посмотрел "Новые времена" довольно поздно, где-то в начале 60-х годов в клубе "Первой пятилетки" в Ленинграде. Вообще у фильмов Чаплина довольно странная сложилась судьба в Советском Союзе. В 20-30-е годы их показывали почти что сразу после выхода на экраны в самой Америке, но вот после "Великого диктатора" в 40-м году на два десятилетия они пропали из широкого проката. Это тем более странно, что именно в эти два десятилетия, особенно после 46-го года и до смерти Сталина, в Союзе шли десятки американских фильмов, если не сотни. Они придали особый характер, особый колорит всей послевоенной эпохе. Возможно, одно из объяснений в том, что все эти американские, как, впрочем, и немецкие фильмы, шли с титрами "Фильм взят Советской Армией в качестве трофея", а назвать фильмы Чаплина трофейными было, видимо, как-то неудобно. У Чаплина был свой особый имидж, имидж в терминах западной прессы "красного попутчика". И тем не менее, образ Чаплина - Маленького Бродяги не исчез окончательно из повседневного сознания. Образ этот часто имитировался. Помню, как где-то в 52-м году Аркадий Райкин, выступал в нашей 155-й школе на Греческом проспекте в Ленинграде, школы тогда были раздельные, и дочь Аркадия Райкина училась в соседней женской школе, Аркадий Райкин жил на углу Некрасова и Греческого, и в организованном порядке юношам и девушкам разрешено было встречаться. Вот концерт Аркадия Райкина для двух школ и был таким организованным мероприятием, где он в костюме Чарли пел куплеты и надо признать, делал это хорошо, на знаменитую мелодию из фильма "Новые времена": "За то, что был не вместе с людьми без всякой чести, они теперь из мести работать не дают". Я сразу же вспомнил этот текст, когда побывал в Беверли-Хиллс, в Голливуде и увидел особняк, какой особняк - дворец Чарли Чаплина. Так или иначе, я впервые посмотрел "Новые времена" в начале 60-х годов и удивляюсь сейчас своей собственной глупости, но фильм мне тогда не понравился. И не понравился по идеологическим соображениям, и не только мне, но и многим моим друзьям. Мы были тогда чуть сдвинутыми по фазе увлечения Соединенными Штатами и свободно-рыночной экономикой. Любая критика по адресу Америка воспринималась как инспирированная пропаганда. Не то, чтобы эти наши идеологические взгляды были неправильными, наоборот, жизнь меня убедила в том, что они были более, чем правильными. Но вся беда в том, что всякая идеология, пусть хорошая и правильная, искажает и затуманивает перспективу. Идеология, что оптика, неважно, пусть у вас в руках лучший фотоаппарат в мире, все равно ваш глаз видит все глубже и четче всякой оптики. И в этом я еще раз убедился, когда посмотрел "Новые времена" уже в Соединенных Штатах в Нью-Йорке. Чаплин, все его творчество, прежде всего всечеловечен, внеидеологичен, и в этом, на мой взгляд, главная причина его невероятного успеха и тогда, 60 лет назад, и сегодня, во всех странах и при всех режимах. Все, над чем смеется Чаплин в "Новых временах", достойно осмеяния. Правда ж, ну что хорошего в конвейерах? Это унизительно и нечеловечно работать всю жизнь на конвейере. Что хорошего в тяжелой индустрии, в заводской архитектуре, которую так визуально точно показывает Чарли Чаплин в своем фильме? Что еще более важно, это то, что все, над чем смеялся Чарли Чаплин в "Новых временах", постепенно исчезает из нашей жизни, прежде всего в Соединенных Штатах. Люди на конвейерах заменяются роботами и автоматами, исчезают громадные заводы, это порождает другие проблемы, но это тема уже другая. Важно то, что Чарли Чаплин был прав, а прав он был потому, что он был внеидеологичен, потому что не претендовал на сиюминутное решение социальных проблем. Посмотрев "Новые времена" в Америке, я сразу же понял, откуда Джордж Оруэлл взял образ Большого Брата. Вот вы помните эту сцену, когда Чарли Чаплин заходит в туалет покурить, и в этот момент вдруг вспыхивает громадный телеэкран и президент компании, прообраз Большого Брата, приказывает ему немедленно вернуться на рабочее место. Не было тогда в 36-м году ни развитого телевидения, ни больших телеэкранов, но гений Чарли Чаплина увидел, увидел какие возможности окажутся в руках тоталитаризма. И одновременно Чарли Чаплин иронизирует над "Броненосцем "Потемкиным", Чаплин называл этот фильм "Броненосец "Потемкин" лучшим из когда-либо им виденных, но это не помешало ему в "Новых временах" спародировать всю сцену с красным флагом. И последнее замечание о "Новых временах": когда мы здесь, еще перед подготовкой этой программы, решили выбрать из фильма несколько сцен, то с первого кадра уже не могли оторваться, постепенно у экрана собралась чуть ли не вся редакция Русской службы Радио Свобода в середине рабочего дня. Возможно, это грубое нарушение трудовой дисциплины, но и показатель неувядаемости и величия "Новых времен".
Сергей Юрьенен:
На фоне циферблата старинных часов подзаголовок картины: "История о производстве, о частной инициативе, крестовой поход человечества в поисках счастья". Первый кадр - стадо баранов; кадр второй - утром люди идут на работу. Завод, цеха... На переднем плане машины. Кабинет директора, который на телеэкране в полстены контролирует производственный процесс. Конвейер, за которым Чарли орудует гаечным ключом. Попытку перекура прерывает директор, возникающий на телеэкране даже в туалете, стерильно чистом. Чарли возвращается за конвейер, а директору тем временем представляют новое изобретение - "Кормящую машину".
(Сцена из фильма)
Во время ланч-тайма изобретение испытывают на Чарли. Машина, которая утирает рот и на бешеной скорости вращает кукурузный початок, превращается в орудие пытки, и директор возвращает ее для доработки. Пропущенный через механизм, Чарли впадает в бурное нервное расстройство, пытаясь завинчивать все, напоминающее гайки, вплоть до пуговиц на высоком крупе секретарши или на грудях тучной прохожей. Марает смазочной эмульсией коллег и директора и попадает в психбольницу. Излеченный от нервного расстройства, он начинает искать работу. Документальные кадры эпохи Великой депрессии сменяет сцена, о которой рассказывал Юрий Гендлер. Чаплин, назвавший "Броненосца "Потемкина" лучшим в мире фильмом, заставляет своего героя чисто машинально поднять предупредительный флажок, упавший с грузовика, нагруженного досками. Вдруг за героем возникает толпа демонстрантов с плакатами, где написано "Единство!", "Свобода или смерть", по-английски и по-испански, а на одном и по-русски - "Свобода!". Полиция разгоняет демонстрацию и забирает Чарли, как зачинщика. Тем временем на экране возникает Малышка - портовая девушка, которая отказывается голодать. Во время съемок Чаплин платил Полетт Годдар 2 500 долларов в неделю. Из автобиографии:
"Полетт пришлось надеть лохмотья, она почти плакала, когда я накладывал ей на лицо грязные пятна грима, чтобы она выглядела неумытой. "Считай, что это мушки" - уговаривал я ее. Костюм Полетт в "Новых временах" потребовал от меня не меньше выдумки и тонкости вкуса, чем творения Диора. Если к одежде уличной девчонки отнестись небрежно, ее лохмотья будут выглядеть театрально и неубедительно. Одевая актрису, как уличного сорванца или цветочницу, я старался добиться поэтичности, не лишив ее обаяния".
Малышка ворует бананы с судна, чтобы накормить сестер, брата и отца, одного из безработных. Тем временем, задержанный как коммунистический лидер, Чарли в тюрьме сначала прозябает, а потом, во время бунта заключенных, спасает своих тюремщиков и оказывается в одиночной камере. "Заключенный № 7 проживает в комфорте и добре" - с сочувствием читает газетные сообщения о забастовках. Талышка на воле тем временем лишается отца, ее сестер и брата забирают в детский дом, сама он сбегает от полиции. Тюрьму посещает пастор со своей чопорной женой, которая в ожидании его сидит рядом с Чарли у открытого окна, из которого доносится пение птиц.
Оператор картины Ролли Тотеро в книге "35 лет с Чаплиным" вспоминает:
"Никогда не забуду, как мы работали со звуком для "Новых времен". Он придумал много шумов и звуков. В сцене, где он сидит с пожилой женщиной, он хотел, чтобы у него урчало в животе, а он делает вид, что это у женщины. Для этого он пробовал принимать специальные таблетки, потом велел плотнику соорудить большую бадью, наполнил ее до половины водой, накрыл тряпкой и стал выдыхать через воду. Когда я увидел это впервые, думал, помру со смеху. "Ну, брат, ты перестарался, это не похоже, звук такой, будто из пушки палят" - говорю ему. А он в ответ: "Зрители будут так хохотать, что чем громче, тем лучше".
Чистый юмор у Чаплина бывал крутым не только в "Новых временах". О природе его остроумия Петр Вайль.
Петр Вайль:
"Новые времена" - фильм философический и провиденциальный, в этом его величие, помимо кинематографических достоинств. Но он еще необычайно трогателен, он щемит сердце, как никакая другая чаплинская картина, за исключением, быть может, "Малыша" и "Золотой лихорадки". Чарли здесь жертва, явная и несомненная жертва всяческих социально-механических несправедливостей. Чего стоит одна только сцена автоматического кормления или эпизод с гигантской машиной. Но даже тут Чарли верен себе - он дает сдачи, не обидчику, так тому, кто попадется под руку. Это вообще его манера, его стиль, его, пожалуй, мировоззрение. Маленький человек Чаплина вовсе не Акакий Акакиевич, он маленький лишь в силу обстоятельств, но не по духу. По духу-то он как раз антималенький человек. Виртуозное мастерство, с которым Чарли раздает оплеухи на протяжении всей своей кинокарьеры, самой назойливой неутомимостью убеждает, что это не просто комедийный трюк. Более того, оплеухи он норовит раздать в превентивном порядке, часто не дожидаясь, пока его обидят. Вот тут следует сказать важное, напомнить, где возникло и развилось кино - это Калифорния, американский запад. Если бы волею судеб кинематограф обосновался бы в Новой Англии, он был бы совершенно иным. Но, видимо, такого не могло бы и быть - пуритане не уважали актерство, и это на востоке Соединенных Штатов придумали законы, в силу которых американское телевидение и пресса по сей день самые целомудренные во всем западном мире, про Россию и говорить нечего. Так или иначе, дух Калифорнии, дух запада определил господствующий - нет, не жанр, а способ мышления кино, его мировоззрение, потому что вестерн - на самом деле это позиция. Поэтика вестерна универсальна для американского кино любого жанра, потому что органична для человека, пришедшего на Запад за быстрым и большим успехом, - так, как это произошло с самим Чарли Чаплиным. Он-то и есть самый влиятельный представитель Дальнего Запада - неунывающий, стремительный, безжалостный, неразборчивый в средствах, сам устанавливающий для себя законы. Подходя к его герою с презумпцией симпатии, как-то не сразу замечаешь, что он бьет вовсе не только хамов и богачей. Нет видимых причин, по которым он раздает пинки чистильщику сапог и уборщику в фильме "Банк", терроризирует целую киностудию в картине "Его новая работа", колет вилами приютившего его фермера в "Бродяге", подло кладет подкову в боксерскую перчатку в "Чемпионе", бьет по больной ноге потенциального, всего лишь потенциального, соперника в короткометражке "Лечении". А уж когда Чарли борется за человеческое достоинство, хруст костей слышен даже в немых фильмах. И чувство достоинства так обострено, что он бьет первым. Он агрессивен и свиреп даже в том, что можно назвать чаплинским чистым искусством, - может быть лучшем, что есть у раннего Чаплина, - в фильмах-балетах, как это сразу назвали критики, сравнивая Чарли с Нижинским. Но и в образцовой кино-балетной сюите "У моря" мы наблюдаем избиение случайного прохожего, то есть преступление, которое сейчас бы назвали немотивированным. А мотив один - удаль, лихость, самоутверждение. Попутно выскажу крамольную мысль: может один из источников сегодняшней жестокости на экране, той самой, с которой так борются теперь, это как раз Чаплин, учитывая его исключительную роль для развития мирового кино. Он - всеобщий любимец Чарли, маленький человечек в котелке, злобный, как мышиный король. Опубликованы любопытные воспоминания советской девушки-снайпера Людмилы Павличенко, которая в 42-м году приехала в Соединенные Штаты и была принята союзниками как герой. Она посетила и Голливуд, и в частности была на приеме у Чаплина:
"Я сама поразилась, когда Чаплин, немолодой уже человек, пройдясь на руках к корзине с напитками, принес мне в зубах бутылку шампанского. И еще больше удивилась, когда он на виду у всех бережно усадил меня на диван и принялся целовать мне пальцы. "Просто невероятно, - приговаривал он, - что эта ручка убивала нацистов, косила их сотнями, била без промахов, в упор". Репортеры начали фотографировать мою руку крупным планом, в диафрагму, потом через некоторое время я увидела этот снимок во многих американских газетах. Тогда я не понимала, чем заслужила у него такое доброе расположение к себе, почему он был так внимателен и ласков. В самом деле, столько очаровательных женщин находилось в гостиной, столько голливудских красавиц дарили ему свои ослепительные улыбки, а он не обращал на них никакого внимания и занимался только моей скромной особой. Помнится, миловидная супруга Чаплина осторожно пыталась урезонить его, шепнув, что остальные гости могут обидеться".
Когда читаешь о столь возбужденном интересе Чаплина к женщине, убившей 309 человек (врагов, разумеется, врагов), не оставляет мысль, что вряд ли все можно объяснить антифашизмом. И еще, Чаплина вероятно привлекало несоответствие облика сути, столь важное в понимании его собственного образа. Агрессивность Чарли не всегда и не сразу различима за кургузым пиджачком и семенящей походкой. Жалость конечно же ведома ему, но жалость выборочная. В фильме "Тихая улица" Чарли легко превращается из Бродяги в полицейского, наводя ужас на обывателей и переворачивая все принятые представления о милости к падшим. Вообще традиционная, которую принято называть русской, трактовка маленького человека у самого Чарльза Чаплина вызывает большие сомнения. Он писал: "Я не нахожу у Эдгара По (моего любимого писателя) ни намека на любовь к обездоленным. А Шекспир с его вечным невыносимым высмеиванием простого человека?" "Жестокость - неотъемлемая часть комедии" - формулировал Чаплин, настаивая на том, что "цель кино - вызвать смех". Оттого он не любил психологизма, избегая крупных планов, оттого восстал так от появления звука: "На экране важнее всего пластическая красота. Мой герой не реальный человек, а юмористическая идея, комическая абстракция. Для меня выражение рук и ног не менее важно, чем выражение лица". Ясно, что в таком понимании своего дела нет места традиции шинели и бедных людей. И кстати, именно за русскими Чаплин знал способность находить глубокую гуманистическую идею под любым мордобоем. Он писал: "Их (русских) менее всего притягивает ко мне забавное". Сентиментальность же лишь оттеняет смех, делая его более искренним - вот роль жалости у Чаплина. Он говорил о своих комедиях : "Они элементарны как сама жизнь и порождены житейской необходимостью". А жизнь, давая вам банальность, жестока и величайший актер был честно жесток, как в жизни. Так вот, приняв во внимание все это, мы, возможно, вправе увидеть в "Новых временах" времена всегдашние, вечные, нескончаемые, в которых жизнь идет по несправедливым, но единственно существующим правилам игры.
Сергей Юрьенен:
Вернемся к развитию сюжета. Итак, несмотря на желание Чарли остаться в тюрьме, его выгоняют на волю с рекомендательным письмом, которое должно помочь ему найти работу. На судоверфи, куда его берут, он в поисках подходящей деревяшки, выбивает клин, спуская со стапелей на воду недостроенное судно и в отчаянии решает вернуться в тюрьму. Тем временем одинокая и голодная Малышка (Полетт Годдар) крадет буханку хлеба, сталкивается с Чарли и падает на него - это их первая встреча в картине. Он принимает вину на себя, его уводят полицейские, но женщина свидетельствует на Малышку, его отпускают, забирают Полетт. Чтобы попасть в тюрьму, Чарли, у которого в кармане ни цента, съедает роскошный обед в ресторане, а пока полицейский, приковав его к себе наручниками, звонит в участок, угощается заодно и сигарой в табачном киоске. Вторая встреча с Малышкой происходит там, где и было впервые задумано Чаплиным - в полицейском фургоне, где он галантно уступает место девушке, а потом сбегает вместе с ней. Сидя на лужайке возле чужого дома и мечтая о райской в нем жизни, Чарли клянется Малышке: "У меня будет дом, даже если я должен буду ради этого работать". Ночной сторож в универмаге, помощник механика штамповочного пресса - очередная забастовка прервет и эту карьеру. А мы - изложение сюжета...
Чаплин - пророк постиндустриальной революции. У микрофона Александр Генис.
Александр Генис:
В Праге, говорят, тысяча башен и каждую из них венчают башенные часы. Эти хитроумные устройства прекрасны своей затейливостью, красоты в них не меньше, чем пользы - этакая механика, оплодотворенная скульптурой и театром. Пражские куранты - элегантное сочетание необходимого с лишним. Часы, такие как те знаменитые, что украшают ратушу Старого Города, способны были сообщить зеваке массу посторонних сведений, не только астрономических, но и астрологических, так что пражанам они служили сразу и календарем и гороскопом. Тем интереснее, что при таком часовом энциклопедизме на старинных циферблатах пражских, как и вообще всех средневековых часов, нет минутной стрелки, есть только стрелка часовая. Эта картинка из моих путевых впечатлений послужила удачным контрастом к фильму "Новые времена", обсуждать который мне пришлось здесь в Праге. Дело в том, что часы любые - водяные, песочные, башенные, электронные - служат лучшей метафорой своей эпохи. Это символ, который туго сворачивает вокруг себя жизненную философию в одну емкую формулу. Время - важный персонаж и того фильма, который так и называется - "Новые времена". В сущности, все приключения Чарли - это борьба с часами, которые тщетно пытаются навязать ему свою волю, то есть заставить жить по фабричному гудку. Гений Чаплина в том, что он строил свои фильмы из универсальных архетипов: каждый персонаж, каждая мизансцена, каждый жест тут отточен до символа. При этом Чаплин, в отличии от других титанов раннего кинематографа, например того же Эйзенштейна, не раскрывает, а напротив прячет свой глубинный символизм. Он его растворяет в естественном комизме ситуации, оборачивая нравоучительную пилюлю в смешную мизансцену. Главный прием у Чаплина - овеществление метафоры. Что разобраться в том, как это делается, вспомним тот чудной эпизод, в котором Чарли взяли в помощники старому механику. Это опытный мастер, индустриальный зубр, таких при Ленине называли рабочей аристократией, все у него путем - аккуратная спецовка, ладный инструмент, заботливо собранный обед, но самая красноречивая деталь - карманные часы. Эту-то фамильную драгоценность Чарли и кладет под пресс, превращая карманные часы в плоский блин. Так штампуется центральная метафора фильма - новые времена это расплющенные старые. Чаплин как бы говорит: жизнь шла своим, соразмерно людскому, темпом до тех пор, пока часы знали свое место - в жилетном кармане своего владельца. Но вот происходит кошмарная комическая и сюрреалистическая инверсия - человек оказался внутри часов. В фильме это изображено очень наглядно: старого механика втягивают в себя шестеренки гигантской машины. Часы вырвались из узды, они стали гиперболой времени, подчинив человека чуждому ему ритму - ритму конвейера. Обычно на этой анафеме прогресса ставят точку, но сегодня, полвека спустя, изменился культурный контекст, на дворе у нас другие новые времена и на носу у нас другая революция, уже не индустриальная, жертвой которой был Чарли, а постиндустриальная, чьим пророком можно считать его же. Чаплин первый показал, что конвейер плох не только потому, что безнравственен, но и потому, что нерентабелен: по частям человека невыгодно использовать, целиком он куда удобней и полезней. И тут в фильме начинается другая, незамеченная современниками тема: Чаплин ведь показал не только пропасть индустриальной цивилизации, но и выход из нее. Чарли герой не своего, а нашего времени. Сила его в его слабости, он не вписывается в окружающую жизнь потому, что она слишком проста для его сложной натуры. В механическом царстве заводов, где конвейеру только нужны рабочие руки, один Чарли сохранил ненужное украшение - целостность своей натуры, которую он так и не позволил расчленить на винтики. Чаплин опять так очень буквально овеществляет эту метафору целостности - Чарли все время что-нибудь ест, в фильме больше десяти раз изображается трапеза. Еда - это дань природы, голод - это глас той натуры, которая всегда берет свое. Не зря даже жадные фабриканты находят непрактичной идею механизированного питания. Именно цельность натуры мешает Чарли жить, но именно она помогает ему выжить. Пока Чарли пытается вписаться в машинный ритм конвейера, он обречен на неудачу. Другое дело, когда он стал играть не по чужим, а по своим правилам. Триумф Чарли - концертный номер в кафе, песня, которую он исполняет в качестве поющего официанта. Тут злая пародия на прогресс становится лирической притчей о поэте. Ведь получается, что Чарли нашел свое призвание тогда, когда из винтика он превратился в артиста. Эта предшествующая финалу сцена и позволяет дать конкретную интерпретацию знаменитой открытой концовки фильма - знаменитой чаплинской дороги. Короче говоря, мне кажется, что я знаю, куда в последнем кадре идут на встречу освещенным восходящим солнцем горам герои фильма. Но в самом деле, куда они могут идти? Конечно, в Голливуд.
Сергей Юрьенен:
Возвращаясь к знаменитому последнему кадру: выход Бродяги на большую дорогу не в привычном одиночестве, а вместе с Малышкой, стал завершением кинопути Бродяги, больше он не появится в чаплинских фильмах. Прощание с Бродягой, прощание с немой эпохой кино и начало новой жизни для режиссера. Во сяком случае, так тогда казалось Чаплину. Именно в год выхода "Новых времен" он женился на своей героине. Что касается Полетт Годдар - этот третий брак Чаплина кончился разводом в 42 году. Роли в "Новых временах" и "Великом диктаторе" были вершиной кинокарьеры Полетт, хотя она продолжала сниматься еще долго, была женой писателя Эриха-Мария Ремарка и умерла в 76-летнем возрасте, пережив Чаплина на 10 лет. Но вернемся к моменту премьеры "Новых времен".
"Нет ничего ужаснее сначала услышать, что первая неделя проката фильма побила все рекорды, а потом узнать, что на второй неделе интерес публики ослабел. Поэтому после премьеры в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе единственным моим желанием было удрать как можно дальше. Я решил уехать в Гонолулу, взяв с собой Полетт и ее мать и оставил в студии распоряжение, чтобы мне не пересылали никаких сообщений. Когда мы вернулись в Беверли-Хиллс, из студии мне сообщили приятные новости: "Новые времена" пользовались огромным успехом.
В 75-м году тяжело больной Чаплин предстал в своем инвалидном кресле перед королевой Елизаветой, чтобы быть удостоенным Рыцарского креста. Оркестр вдруг затих, а потом одинокий пианист, солдат Уэльской гвардии, заиграл сочиненную Чаплиным знаменитую композицию из "Новых времен" - "Смайл": "Пусть сердце твое разбито - улыбайся!"