Сергей Юрьенен:
"Белое солнце пустыни". Экспериментальное творческое объединение, снят на производственной базе киностудии "Ленфильм", 1970 год.
(Сцена из фильма)
Режиссер - Владимир Мотыль...
Владимир Мотыль:
Чем больше я думаю о причинах этого непредсказуемого успеха одной из девяти сделанных мною картин, тем больше мне представляется, что я как бы исполнитель чьей-то воли, мне, так сказать, помогал, нерукотворно помогал Господь.
Сергей Юрьенен:
Сценарий - Рустам Ибрагимбеков и Валентин Иванович Ежов...
Валентин Ежов:
Сразу скажу, что потом, когда мы окончили работу над сценарием, Рустам мне признался, что в пустыне он, так же как и я, никогда не был.
Сергей Юрьенен:
Главный оператор - Эдуард Розовский. Композитор - Исаак Шварц. Текст писем - Марк Захаров. Текст песни - Булат Окуджава.
В ролях: Анатолий Кузнецов (красноармеец Федор Сухов), Спартак Мишулин (Саид), Павел Луспекаев (таможенник Верещагин), Раиса Куркина (его жена Настасья), Кахи Кавсадзе (Черный Абдулла)...
Кахи Кавсадзе:
Я никогда, когда играл этого человека, не считал его бандитом...
Сергей Юрьенен:
Гость передачи - дважды Герой Советского Союза летчик-космонавт Алексей Архипович Леонов - ныне президент Фонда "Альфа-капитал", входящего в российский "Альфа-банк". Генерал-майор Леонов впервые в истории человечества вышел - на пять минут - в открытый космос.
Алексей Леонов:
Мы хотим перед стартом смотреть этот фильм, он приносит нам удачу - такое вдруг создалось поверье. "Белое солнце пустыни" - это пропуск на полет в космос.
Сергей Юрьенен:
"Белое солнце пустыни" - одно из самых загадочных созданий отечественной "фабрики грез". Картина стала симптомом грядущего крушения системы. При этом "добро" дал ей в прокат не кто иной, как Брежнев. Ее цитировал Андропов - говорят, именно ту фразу, которая уже после коммунизма дала генералу Лебедю название для книги: "За державу обидно". Но вернемся к началу начал - сценарию. Из Москвы заслуженный деятель искусств Российской Федерации Валентин Ежов.
Валентин Ежов:
Соавтором я пригласил тогдашнего очень талантливого ученика, который кончал сценарные курсы, Рустама Ибрагимбекова, потому что я его очень хорошо знал, а главное было, что я никогда не был в пустыне, думаю, что Рустам вот как раз - Каспий, пустыня рядом - все пригодится. Первое, что его спросил, говорю: "Рустам, ты был в пустыне?" Он говорит: "А как же! Был, конечно". - "Знаешь?" - "Конечно, знаю". Сразу скажу, что потом, когда мы окончили работу над сценарием, Рустам мне признался, что в пустыне он тоже, как и я, никогда не был. Итак, мы, ориентируясь на фильм "Тринадцать" по пейзажу, и решили делать не такую уж пустыню невозможную, а какую-то рядом с Каспием. Отсюда и все пошли замыслы: Каспий, баркас, идет Сухов, который гарем получил. Сначала [фильм] назывался "Спасите гарем", но женщины наши в Комитете сказали, что это очень нехорошо. Я сказал: что вы, видимо, перепутали два института - гарем это совсем не бардак. Никакой особой идеологии в этом не было.
Сергей Юрьенен:
Недавний телеопрос явил, что за всю грандиозную историю отечественного кино - советского периода и после - "Белое солнце пустыни" - самая любимая картина россиян. К своему юбилею автор получил поздравления и "слева", и "справа" - в июне 97-го Владимиру Мотылю исполнилось 70.
Владимир Мотыль:
Чудеса с этим фильмом начались с самого начала. Когда я прочитал этот сценарий, я сразу от него отказался, потому что я никогда не думал о приключенческом кино. Я был болен декабристами, у меня закрыли уже 2 сценария на эту тему: видели первых русских диссидентов в декабристах, поэтому из ЦК КПСС всегда приходило "нет". Но при всем отчаянном положении я не мог представить себе, что это - для меня. И тогда Ежов и Ибрагимбеков, они со мной встретились и начали меня убеждать: "Мы тебе даем полную свободу, делай, как хочешь, мы не будем вмешиваться". Знаете, в советские времена это звучало совершенно невероятно, потому что драматург - это через него Госкино держал в узде режиссера. Вот тогда-то на рассвете вдруг увидел я в полусне Катерину Матвеевну, которой в сценарии не было. Я увидел женщину - бабу с коромыслом, каких я видел в своем раннем детстве, потому что жил с матерью в ссылке, в таких глухих местах, где сохранился быт, на Северном Урале, быт дореволюционной деревни. И я вдруг подумал, что в контрапункте картины она должна стать какой-то сквозной темой любви этого Сухова.
Сергей Юрьенен:
Парадокс: при абсолютном и непревзойденном советском рекорде посещаемости в 88 миллионов, всенародно любимый фильм собрал лишь 34 миллиона зрителей и после "Пиратов ХХ-го века" довольствуется 196-м местом.
Олег Ковалов:
Сложился твердый интеллигентский миф о том, что фильм Владимира Мотыля "Белое солнце пустыни" - истинно народная картина. Мне это кажется странным, потому что я помню первое свое впечатление после просмотра этого фильма. Фильм "Белое солнце пустыни" я смотрел впервые, находясь в рядах Советской Армии, смотрел в армейском клубе, и меня поразило то, насколько фильм отличается от того потока продукции, который смотрели воины. Я не мог отделаться от ощущения, что фильм обращен только ко мне, что фильм содержит личное, интимное послание, адресованное не неким миллионам зрителей, а именно лично мне, что в фильме есть некий тайный код.
(Сцена из фильма)
Кахи Кавсадзе:
Я никогда, когда играл этого человека, не считал его бандитом. Был нормальный человек, жил своей жизнью, своими законами, своими канонами, своими традициями, и вдруг приходит какой-то человек и говорит ему: "Вот давай, живи, как я живу". А ему это не понравилось. А кому какое дело, если мои законы дают мне право иметь 9 или 29 или 78 жен? Веками живут люди так, и вдруг приходит человек и говорит, что нет, должна у тебя быть одна жена, и так далее. Он никакой не бандит, он человек, который защищает свои традиции и свой дом. Он что, поехал к Сухову, говорит ему: почему ты сидишь и пьешь чай у самовара? Но я очень хорошо помню одну историю. Вы помните, была такая традиция, такие законы были, когда какая-то определенная часть фильма снята, приезжает какая-то комиссия, Госкино, или я не знаю, откуда-то приезжали люди и просматривали материал. Вот в один прекрасный день приехали люди, смотрят этот материал, я тоже сидел в зале, я очень хорошо помню, просто я слышу эти слова, одна женщина сказала очень категорично: "Этот отрицательный герой (она говорит про моего героя), вот этот отрицательный герой очень положительно смотрится. Надо сделать все, чтобы этого не было". И вот тогда режиссеру пришлось что-то там урезать, так что подсократили мою роль.
(Сцена из фильма)
Майя Туровская:
Говоря киноведческим языком - это историко-революционный фильм по жанру. Я думаю, что историко-революционный фильм - это единственный в собственном смысле жанр, который создало вообще советское кино. Все остальные жанры так или иначе существовали без него, а историко-революционный фильм стал в советском кино таким же жанром, как, предположим, в американском кино жанр вестерна. "Белое солнце пустыни" очень интересная веха на этом пути, потому что к тому времени, когда оно делалось, историко-революционный жанр претерпел существенные изменения, к нему стали относиться с юмором, он стал пародировать самого себя как жанр.
Алексей Леонов:
Первый раз я этот фильм увидел на Пленуме Центрального Комитета комсомола. Фильм еще на экраны не вышел, но тогда все наши ведущие режиссеры старались показать нашей молодежной элите то, что они сделали. Фильм вышел только спустя где-то полгода. Я был членом Центрального Комитета комсомола, и когда я увидел этот фильм, я раскрыл рот, когда его смотрел и после фильма только лишь закрыл - от удивления. Настолько было там много всего нового! Великолепная игра актеров всех, даже роль Екатерины Матвеевны исполняла монтажер, женщина, которая никогда не была актрисой, но в ней столько облика русской женщины, столько достоинства, нежности и красоты, что ты забываешь, она там ничего не говорит, ее только лишь показывают, Екатерину Матвеевну, ее большие голубые глаза, большое русское такое лицо деревенской женщины и все - и в этом все сказано.
Сергей Юрьенен:
Кстати, в середине 70-х на Черноморском побережье Крыма космонавт Леонов спорил о советском кино с испанской аспиранткой Института Мировой литературы имени Горького - ныне сотрудницей Отдела новостей и текущих событий Радио Свобода/Свободная Европа Авророй Гальего.
Аврора Гальего:
Когда я приехала из Парижа учиться русской культуре в МГУ, в огромном общежитии на Ленинских горах только и говорилось, что об ужасах советского прошлого. Мои новообретенные сверстники были одержимы тем, что на Западе и по другому поводу называли коллективным чувством вины. Со всех их допотопных магнитофонов звучало, с одной стороны - большая грусть Окуджавы, с другой - саморазрушительный бунт Высоцкого, а по ночам, запершись в комнатах, которые здесь по-лагерному назывались блоками, вместе с моими интеллектуальными подругами я получала удары по сознанию, которые наносил стране и вождям Советского Союза Мухаммед Али мирового инакомыслия - Солженицын. Поэтому с недоумением я наблюдала за взрывами восторга по поводу "Белого солнца пустыни" - мне было не смешно. Я жила в Париже во время алжирской войны, когда массовый французский зритель хохотал над комедиями де Фюнеса. Франция в целом (про Сартра я не говорю) еще была не в силах осознать, что колониальная идиллия уходит в прошлое. "Белое солнце пустыни" снимало чувство вины по поводу создания империи советской. Мы - не они, мы шашками Восток не рубали, это они - лежащие в Мавзолее и замурованные в Кремлевской стене. Федор Иванович Сухов - какой же он освободитель женщин Востока? Какой же Петруха завоеватель и насильник? И вообще, на самом деле, наше самое заветное желание, от Брежнева до пивного ларька у метро Университет, где у меня регулярно просили 20 копеек, бежать отсюда без оглядки. С Востока, из Чехословакии, Вьетнама, Кубы, из коммунизма вообще - в Америку, в Израиль, в эмиграцию. Или, как предлагалось в фильме, вернуться в "голубое и зеленое". В Россию, которая тогда уже снилась каждому, к Екатерине, можно сказать, Великой - к Екатерине Матвеевне.
(Сцена из фильма)
Владимир Тольц. Мир в 1970-м - в год выхода на экраны фильма "Белое солнце пустыни":
(Сцена из фильма)
Олег Ковалов:
А что за сюжет? Сюжет весьма двусмысленный. Есть жесткая социальная схема - солдат несет на своих штыках идеи мировой революции. Эта схема могла бы дать невероятно чудовищное произведение. В этом фильме оно стало мягким и задушевным. Дело в том, что Мотыль был человеком 60-х годов, и поразительно, что фильм "Белое солнце пустыни", и это невозможно было не чувствовать в 70 году, когда я смотрел картину, он по-своему выражал идеи того самого социализма с человеческим лицом, который был раздавлен советскими танками на улицах Праги. Поразительно, что картина, она одновременно воспринимается и как пародийная, и как невероятно серьезная. Ибо солдат Федор Сухов, заявленный как лубочный персонаж по началу, действительно совершает подвиг - он действительно спасает женщин. Таможенник Верещагин в гениальном исполнении актера Луспекаева, он действительно гибнет, выполняя свой мужской долг. И зритель переживает всерьез, а не переживает пародийно, и, по сути дела, зритель причащается к тем самым идеям социализма с человеческим лицом, который носит в своем сердце автор этого фильма. Польский сатирик Станислав Ежи Лец говорил о том, что ирония восстанавливает то, что разрушил пафос: совершенно гениальная фраза, относящаяся в полной мере к этой картине.
Владимир Мотыль:
Сухова у меня должен был играть другой актер, очень популярный, известный Георгий Юматов. У него была отличная проба, но рядом с ним была такая же прекрасная проба Анатолия Кузнецова. С Толей мы дружили с давних пор, но я склонился тогда к Юматову, вот он больше мне тогда понравился, и члены худсовета, которые непременно принимали пробы, разделились между двумя этими актерами. И что происходит? В первый съемочный день, когда мы уже выехали на съемку, чтобы снимать видения Сухова как раз с Катериной Матвеевной, в Ленинграде, в гостинице "Октябрьской", в номере, который был закрыт, и на стук никто не отвечал, еле-еле сорвали дверь и вломились туда, нашли Юматова побитого, с синяками на лице. Были поминки, оказывается. Такие русские поминки, с очень большими возлияниями, и была пьяная драка, и он не только сниматься не мог, но в ближайшую неделю трудно было ожидать, что он снова вернется. Директор картины говорит: "Ну что, возвращаемся домой" (а мы ехали в Лугу). Я говорю: "Нет, мы едем на съемку". Вызываем Кузнецова, я ему такую слезную телеграмму отбил: "Толя, прости, не обижайся, мы все-таки были с тобой и остаемся друзьями". Кузнецов, не моргнув глазом, отказал картине, которая его приглашала, другая, и тут же выехал на съемку. Просто в этот же день я получил указание от чего-то сверху, что не снимай этого актера, снимай этого актера. Сама судьба вмешалась. Второе чудо - это Павел Борисович Луспекаев. Это ведь, в общем, успех фильма во многом зависел от Верещагина, от этой роли. Накануне моей работы, на пробах с актерами, когда я перепробовал уже очень много кандидатов на эту очень важную роль, он угодил в больницу, ему ампутировали обе стопы - эндертерит, и он лежал дома, передвигался на одних пятках, с еще с незарубцевавшимися ранами после этой ампутации, и к нему попал сценарий. Мне передали: он хочет попробоваться, если режиссер к нему приедет, он хочет договориться. И вы знаете, когда я приехал к нему, когда я увидел его просто фанатический порыв к этой работе, он как предчувствовал, что это будет его "лебединая песня": потому что через две недели после того, как фильм вышел на экраны, Павел Борисович скончался от разрыва сердца, это сказался эндертерит.
(Сцена из фильма)
Сергей Юрьенен:
Фильм, кстати, был и остается предметом разногласий обеих столиц России. Свидетельство изнутри. Бывший звукооператор "Ленфильма", ныне продюсер Радио Свобода в Праге Лев Ежов.
Лев Ежов:
Работник киностудии оценивает картину, над которой работает, обычно по трем категориям: первое - командировка, горделиво называемая в кино экспедицией, второе - творческая группа, то есть, степень приятности в общении трех китов производства - режиссера, оператора и директора, и третье - конечный результат. Типичная оценка конечного результата звучит примерно так: кино дерьмо, творцы мерзавцы, зато экспедиция была чудная. "Белое солнце пустыни", по воспоминаниям моих старших коллег, не вписывалось ни в одну из этих категорий. Экспедиция тянулась более полутора лет, что может вымотать самого смиренного осветителя. Творческая группа была, говоря мягко, не самая приятная, а конечный результат стал известен не сразу, так как смонтированное кино, без показа на студии, тут же было увезено в Москву. Собственно говоря, ничего необычного: на "Ленфильме" одна-две картины в год исчезали бесследно, либо просто закрывались в съемочном периоде, либо, уже готовые, укладывались на полку. Но в случае с "Белым солнцем пустыни" грянул успех, и "Ленфильм" почувствовал себя обойденным. Картина вышла под маркой "Мосфильма", и лишь после протеста тогдашнего директора студии Киселева в конце титров появилась небольшая строчка: фильм снят на производственной базе киностудии "Ленфильм", что на взгляд работников студии, было оскорбительней полного неупоминания. Что и говорить, это весьма усугубило давний киноантагонизм между Питером и Москвой. Говоря о производстве: на картину московского режиссера были брошены далеко не лучшие силы "Ленфильма", главный ее оператор Эдуард Розовский, который в ту пору имел кличку "человек-амфибия", из-за приведения в любом споре в качестве последнего аргумента: "Я снимал "Человека-амфибию", представлял типичную операторскую школу 70 годов - блеклая картинка, бесконечные наезды и отъезды транслокатора и кадры с немотивированным использованием крана. Поскольку большинство советских режиссеров (и Мотыль, боюсь, не исключение) понимали в операторском искусстве немного, то все это отчетливо видно в "Белом солнце пустыни". Звук сделан кое-как, а самое, на мой взгляд, непростительное - монтаж. Тем не менее, в последнюю четверть века заключительный аргумент Розовского в спорах звучит иначе: "Я снимал "Белое солнце пустыни". Иэта гордость оправдана: несмотря ни на что, всенародная любовь к картине не проходит.
Майя Туровская:
Уже внутри сюжета - красноармеец, который везет гарем - лежал этот вот пародийный ключ ко всему фильму. Но это было не только в сюжете, это было в том, как весь этот сюжет был замечательно снят в революционном жанре историко-революционной темы. Я думаю, что это самое интересное время, это уже принадлежит к тому, что было после 60-х годов: известный цинизм в обращении с темой, поиски другого героя. Не то, что отклонение, а перевертыш к тому, как строился историко-революционный фильм раньше. Есть, конечно, еще такие вещи в каждом фильме, как скажем, актерский расклад. Вот то, что в фильм попал Павел Луспекаев - совершенно удивительный актер, который очень рано погиб, но которого все невероятно любили, и до сих пор, конечно, центром этого фильма является именно Луспекаев, то есть, вовсе не человек, выражающий идеологию. Очень видно на этом фильме как сместилась идеологическая ось, насколько чистота идеологии могла быть потерянной, если именно этот человек стал самым любимым героем фильма и самой любимой его фигурой. Там есть эти невинные страдающие, очень смешные барышни - женщины Востока: вот эта тема, которая в начале советской власти была одной из самых таких, я бы сказала, агитационно-эффективных тем, женщина, которая сняла чадру и так далее, и так далее, - здесь она тоже в пародийном ключе предстает. То есть, фильм, с этой точки зрения, поразительно интересен. Я думаю, что его попадание в народный вкус заключалось именно в этой, условно назовем его, "швейковской" такой традиции.
(Сцена из фильма)
Сергей Юрьенен:
Пародия или нет, но для космонавтов сверхдержавы картина Мотыля стала своего рода талисманом. Генерал и президент Фонда "Альфа-капитал" Алексей Архипович Леонов.
Алексей Леонов:
Впервые мы его смотрели плотно, и я доставлял его на космодром перед стартом Андриана Николаева и Виталия Севастьянова. В то время у нас уже был видеомагнитофон, мы его записали на пленку. И следующий полет, я спрашиваю: что бы вы хотели, экипаж, посмотреть? Они говорят: "Белое солнце пустыни". Так родилась традиция - перед стартом смотреть этот фильм, он приносит нам удачу. Вот такое вдруг создалось поверье - не посмотрев "Белое солнце пустыни", никто... было два случая: не смотрел фильм - он не полетел. И с тех пор стали думать: "Белое солнце пустыни" - это пропуск на полет в космос. Составили викторину, например, вопрос: какие гранаты используют в этом фильме? Гранаты не той системы. Или: какого размера было бедро у Екатерины Матвеевны? Ее показывают, она входит в воду и наплыв такой идет - полэкрана. Или: сколько осетров плавало до в корыте, а сколько после? Сколько выстрелов сделал из обычного карабина в режиме автомата Спартак Мишулин? Или: назови, пожалуйста, имена жен, сколько их было? "Молчишь? Язык тебе вырву сейчас!" - "Когда это сейчас? Желательно попозже", - Сухов отвечает. Вот этот весь диалог мы знали. Потом, когда мы встретились, была такая встреча Спартака Мишулина, Толи Кузнецова с космонавтами, то оказалось, что мы (и с Ежовым), мы знаем сценарий лучше, чем они.
(Сцена из фильма)
Сергей Юрьенен:
На третьем десятилетии существования фильма можно развернуть российскую газету и увидеть заголовок "За сверхдержаву обидно" - это про Китай. О том, как рождались непреходящие реплики фильма - Валентин Ежов.
Валентин Ежов:
Ну вот вам пример, что такое придумывать такие реплики: во-первых, они идут по жизни из твоего опыта, очень много, во-вторых, решили писать очень короткими фразами, для того, чтобы понятны были всем картины, поменьше разговоров, а в-третьих, например, вот вам история. Был замминистра Баскаков, писатель военный, человек очень-очень умный, я тогда к нему, помню, пришел, он говорит: "Слушай, что вы там написали?" А у нас была такая реплика - не реплика, а абзац в сценарии: в отряде было 5 узбеков, 3 туркмена, 7 казахов, 4 киргиза, 15 пулеметов, 30 винтовок, 20 гранат и прочее. Он говорит: "Ну ладно, это все понятно. Но, ради Бога, ни в коем случае! Будут сейчас звонить секретари ЦК из каждой республики и спрашивать: почему это наших узбеков 7 бандитов, а казахов только 3? Нет, их было больше, наших меньше". Он говорит: "Знаете что, давайте сделайте всех ровно по 5 человек, и тогда не будут мне звонить, потому что никаких претензий - всех одинаково. А в общем-то, лучше сделать всех русскими бандитов, за это я отвечу". Вот вам примерно национальная политика. И он тогда сказал: "Восток - это очень тонкая вещь".
(Сцена из фильма)
Сергей Юрьенен:
Лилия Хуснутдинова родилась в Советском Союзе в год создания "Белого солнца". Лилия - эксперт и по Востоку и кандидат психологических наук: иной взгляд на любимейший фильм россиян.
Лилия Хуснутдинова:
На мой взгляд, психологическая подоплека зрительской любви к картине, снятой за 10 лет до советского вторжения в Афганистан, подсознательный страх и стремление его подавить. Стах перед непонятной силой Востока и стремление убедить себя в собственном могуществе. Сила русского характера утверждается в фильме через унижение Востока. Но есть и второе измерение - картина пародирует распространенное примитивное представление о человеческих взаимоотношениях на Востоке, и, в частности, о психологии восточной женщины. "Первое общежитие свободных женщин Востока" - вывеска, которую читаем в фильме, это то, что предлагает новая свободная жизнь женщинам гарема. Пародиен и мужчина, который предлагается новой жизнью: с одной стороны, магнетизм взгляда бывшего господина Абдуллы, под которым каждая из его женщин автоматически занимает отведенное ей место, с другой - робкие приставания Петрухи, которые непонятны и не могут дать защищенности: "Открой личико. Открой личико". Зритель смеется, когда гарем закрывает лица, обнажая животы, но юмор этот печален. В отличие от стайки насильно освобожденных женщин, зритель знает, что их ждет: лозунги и призывы на чужом языке, каторжный труд и подчинение не только любимому мужу-эксплуататору.
(Сцена из фильма)
Сергей Юрьенен:
Из пражской студии Радио Свобода в Нью-Йорк, где Борис Михайлович Парамонов для "Русской кинодвадцатки" еще раз посмотрел картину.
Борис Парамонов:
По моим, советских времен, киновпечатлениям, фильм "Белое солнце пустыни" относился к ряду тех фильмов, в которых довольно тонко, с подтекстом, что называется, пародировалась революция и гражданская война. Посмотрев фильм в этот раз, я понял, что он, включая, конечно, элемент пародии, все же сложнее. Сейчас мне фильм показался подспудно не то что антиориентальным, но изоляционистским. Все в один голос говорили и говорят, что герой фильма Федор Сухов - это сказочный персонаж, герой, который не горит и не тонет, выходит сухим из воды, потому и Сухов. Но здесь героя русских сказок перенесли на Восток в атмосферу "Тысячи и одной ночи", это создает некоторые комические, пародийные эффекты. Смешно рассуждать об освобождении женщин Востока, ведя за собой гарем, каждая из насельниц которого мечтает стать любимой женой господина. Но тут возникает и основная тема: не нужно Сухову быть здесь, не наше это дело. Мораль: нужно жить дома, а не шататься по чужбинам, любая из которых - пустыня. В этом контексте становится понятной линия Верещагина: дома может быть и скучно, но безопасно, человек, уходящий из дома, от жены - погибает. Место Сухова не в Туркестане, а в саратовской деревне, с женой Катериной Матвеевной. В фильме, может быть, невольно и бессознательно, сказалась русская усталость от мировой революции и прочих утопических проектов. Это мечта о доме, о русском доме.
(Сцена из фильма)
Сергей Юрьенен:
Пора воздать должное генеральному секретарю ЦК КПСС, главному автору хэппи энда с картиной.
Владимир Мотыль:
Когда картина была закончена, "Мосфильм" вместе с Госкино нагрузили меня 27 поправками, которые должны были просто уничтожить фильм. Я отказался, картина должна была лечь на полку, и она лежала там два с лишним месяца. И вдруг в воскресный день был потерян западный зарубежный боевик, который ждали на даче №1 у Брежнева, скандал, не могут найти по другим дачам, где этот боевик. И тогда в этой панике завскладом забросил непринятую картину, которая нравилась уборщицам и киномеханикам, забросил в машину, которая шла на дачу №1. Ночью раздался звонок министру тогдашнему, Романову, и Брежнев сказал: "Спасибо за хорошее кино. Хорошее кино делаешь".
(Сцена из фильма)
Олег Ковалов:
Фильм Мотыля "Белое солнце пустыни" бессознательно, может быть, для самого автора выражал тот самый дух свободы, на который возлагала большие надежды интеллигенция 60-х годов. Именно поэтому фильм имел огромный успех среди интеллигенции, он был разобран на пароли, люди по паролям, по песням Окуджавы узнавали себя, узнавали близких, узнавали свои тайные мысли и стремления. Это был пароль свободы - тем более поразительно, что он был упакован в жанровую популярную, общеупотребительную форму. Это была интеллигентская картина, которая говорила интеллигенту о надежде и о свободе. Фильм был своеобразным "письмецом в конверте", адресованный мыслящему человеку 60-х годов. Интересно, что он не только сохранил свое обаяние, но и наращивает его. В каждом из нас живет надежда на то, что мы когда-то будем свободны.
"Белое солнце пустыни". Экспериментальное творческое объединение, снят на производственной базе киностудии "Ленфильм", 1970 год.
(Сцена из фильма)
Режиссер - Владимир Мотыль...
Владимир Мотыль:
Чем больше я думаю о причинах этого непредсказуемого успеха одной из девяти сделанных мною картин, тем больше мне представляется, что я как бы исполнитель чьей-то воли, мне, так сказать, помогал, нерукотворно помогал Господь.
Сергей Юрьенен:
Сценарий - Рустам Ибрагимбеков и Валентин Иванович Ежов...
Валентин Ежов:
Сразу скажу, что потом, когда мы окончили работу над сценарием, Рустам мне признался, что в пустыне он, так же как и я, никогда не был.
Сергей Юрьенен:
Главный оператор - Эдуард Розовский. Композитор - Исаак Шварц. Текст писем - Марк Захаров. Текст песни - Булат Окуджава.
В ролях: Анатолий Кузнецов (красноармеец Федор Сухов), Спартак Мишулин (Саид), Павел Луспекаев (таможенник Верещагин), Раиса Куркина (его жена Настасья), Кахи Кавсадзе (Черный Абдулла)...
Кахи Кавсадзе:
Я никогда, когда играл этого человека, не считал его бандитом...
Сергей Юрьенен:
Гость передачи - дважды Герой Советского Союза летчик-космонавт Алексей Архипович Леонов - ныне президент Фонда "Альфа-капитал", входящего в российский "Альфа-банк". Генерал-майор Леонов впервые в истории человечества вышел - на пять минут - в открытый космос.
Алексей Леонов:
Мы хотим перед стартом смотреть этот фильм, он приносит нам удачу - такое вдруг создалось поверье. "Белое солнце пустыни" - это пропуск на полет в космос.
Сергей Юрьенен:
"Белое солнце пустыни" - одно из самых загадочных созданий отечественной "фабрики грез". Картина стала симптомом грядущего крушения системы. При этом "добро" дал ей в прокат не кто иной, как Брежнев. Ее цитировал Андропов - говорят, именно ту фразу, которая уже после коммунизма дала генералу Лебедю название для книги: "За державу обидно". Но вернемся к началу начал - сценарию. Из Москвы заслуженный деятель искусств Российской Федерации Валентин Ежов.
Валентин Ежов:
Соавтором я пригласил тогдашнего очень талантливого ученика, который кончал сценарные курсы, Рустама Ибрагимбекова, потому что я его очень хорошо знал, а главное было, что я никогда не был в пустыне, думаю, что Рустам вот как раз - Каспий, пустыня рядом - все пригодится. Первое, что его спросил, говорю: "Рустам, ты был в пустыне?" Он говорит: "А как же! Был, конечно". - "Знаешь?" - "Конечно, знаю". Сразу скажу, что потом, когда мы окончили работу над сценарием, Рустам мне признался, что в пустыне он тоже, как и я, никогда не был. Итак, мы, ориентируясь на фильм "Тринадцать" по пейзажу, и решили делать не такую уж пустыню невозможную, а какую-то рядом с Каспием. Отсюда и все пошли замыслы: Каспий, баркас, идет Сухов, который гарем получил. Сначала [фильм] назывался "Спасите гарем", но женщины наши в Комитете сказали, что это очень нехорошо. Я сказал: что вы, видимо, перепутали два института - гарем это совсем не бардак. Никакой особой идеологии в этом не было.
Сергей Юрьенен:
Недавний телеопрос явил, что за всю грандиозную историю отечественного кино - советского периода и после - "Белое солнце пустыни" - самая любимая картина россиян. К своему юбилею автор получил поздравления и "слева", и "справа" - в июне 97-го Владимиру Мотылю исполнилось 70.
Владимир Мотыль:
Чудеса с этим фильмом начались с самого начала. Когда я прочитал этот сценарий, я сразу от него отказался, потому что я никогда не думал о приключенческом кино. Я был болен декабристами, у меня закрыли уже 2 сценария на эту тему: видели первых русских диссидентов в декабристах, поэтому из ЦК КПСС всегда приходило "нет". Но при всем отчаянном положении я не мог представить себе, что это - для меня. И тогда Ежов и Ибрагимбеков, они со мной встретились и начали меня убеждать: "Мы тебе даем полную свободу, делай, как хочешь, мы не будем вмешиваться". Знаете, в советские времена это звучало совершенно невероятно, потому что драматург - это через него Госкино держал в узде режиссера. Вот тогда-то на рассвете вдруг увидел я в полусне Катерину Матвеевну, которой в сценарии не было. Я увидел женщину - бабу с коромыслом, каких я видел в своем раннем детстве, потому что жил с матерью в ссылке, в таких глухих местах, где сохранился быт, на Северном Урале, быт дореволюционной деревни. И я вдруг подумал, что в контрапункте картины она должна стать какой-то сквозной темой любви этого Сухова.
Сергей Юрьенен:
Парадокс: при абсолютном и непревзойденном советском рекорде посещаемости в 88 миллионов, всенародно любимый фильм собрал лишь 34 миллиона зрителей и после "Пиратов ХХ-го века" довольствуется 196-м местом.
Олег Ковалов:
Сложился твердый интеллигентский миф о том, что фильм Владимира Мотыля "Белое солнце пустыни" - истинно народная картина. Мне это кажется странным, потому что я помню первое свое впечатление после просмотра этого фильма. Фильм "Белое солнце пустыни" я смотрел впервые, находясь в рядах Советской Армии, смотрел в армейском клубе, и меня поразило то, насколько фильм отличается от того потока продукции, который смотрели воины. Я не мог отделаться от ощущения, что фильм обращен только ко мне, что фильм содержит личное, интимное послание, адресованное не неким миллионам зрителей, а именно лично мне, что в фильме есть некий тайный код.
(Сцена из фильма)
Кахи Кавсадзе:
Я никогда, когда играл этого человека, не считал его бандитом. Был нормальный человек, жил своей жизнью, своими законами, своими канонами, своими традициями, и вдруг приходит какой-то человек и говорит ему: "Вот давай, живи, как я живу". А ему это не понравилось. А кому какое дело, если мои законы дают мне право иметь 9 или 29 или 78 жен? Веками живут люди так, и вдруг приходит человек и говорит, что нет, должна у тебя быть одна жена, и так далее. Он никакой не бандит, он человек, который защищает свои традиции и свой дом. Он что, поехал к Сухову, говорит ему: почему ты сидишь и пьешь чай у самовара? Но я очень хорошо помню одну историю. Вы помните, была такая традиция, такие законы были, когда какая-то определенная часть фильма снята, приезжает какая-то комиссия, Госкино, или я не знаю, откуда-то приезжали люди и просматривали материал. Вот в один прекрасный день приехали люди, смотрят этот материал, я тоже сидел в зале, я очень хорошо помню, просто я слышу эти слова, одна женщина сказала очень категорично: "Этот отрицательный герой (она говорит про моего героя), вот этот отрицательный герой очень положительно смотрится. Надо сделать все, чтобы этого не было". И вот тогда режиссеру пришлось что-то там урезать, так что подсократили мою роль.
(Сцена из фильма)
Майя Туровская:
Говоря киноведческим языком - это историко-революционный фильм по жанру. Я думаю, что историко-революционный фильм - это единственный в собственном смысле жанр, который создало вообще советское кино. Все остальные жанры так или иначе существовали без него, а историко-революционный фильм стал в советском кино таким же жанром, как, предположим, в американском кино жанр вестерна. "Белое солнце пустыни" очень интересная веха на этом пути, потому что к тому времени, когда оно делалось, историко-революционный жанр претерпел существенные изменения, к нему стали относиться с юмором, он стал пародировать самого себя как жанр.
Алексей Леонов:
Первый раз я этот фильм увидел на Пленуме Центрального Комитета комсомола. Фильм еще на экраны не вышел, но тогда все наши ведущие режиссеры старались показать нашей молодежной элите то, что они сделали. Фильм вышел только спустя где-то полгода. Я был членом Центрального Комитета комсомола, и когда я увидел этот фильм, я раскрыл рот, когда его смотрел и после фильма только лишь закрыл - от удивления. Настолько было там много всего нового! Великолепная игра актеров всех, даже роль Екатерины Матвеевны исполняла монтажер, женщина, которая никогда не была актрисой, но в ней столько облика русской женщины, столько достоинства, нежности и красоты, что ты забываешь, она там ничего не говорит, ее только лишь показывают, Екатерину Матвеевну, ее большие голубые глаза, большое русское такое лицо деревенской женщины и все - и в этом все сказано.
Сергей Юрьенен:
Кстати, в середине 70-х на Черноморском побережье Крыма космонавт Леонов спорил о советском кино с испанской аспиранткой Института Мировой литературы имени Горького - ныне сотрудницей Отдела новостей и текущих событий Радио Свобода/Свободная Европа Авророй Гальего.
Аврора Гальего:
Когда я приехала из Парижа учиться русской культуре в МГУ, в огромном общежитии на Ленинских горах только и говорилось, что об ужасах советского прошлого. Мои новообретенные сверстники были одержимы тем, что на Западе и по другому поводу называли коллективным чувством вины. Со всех их допотопных магнитофонов звучало, с одной стороны - большая грусть Окуджавы, с другой - саморазрушительный бунт Высоцкого, а по ночам, запершись в комнатах, которые здесь по-лагерному назывались блоками, вместе с моими интеллектуальными подругами я получала удары по сознанию, которые наносил стране и вождям Советского Союза Мухаммед Али мирового инакомыслия - Солженицын. Поэтому с недоумением я наблюдала за взрывами восторга по поводу "Белого солнца пустыни" - мне было не смешно. Я жила в Париже во время алжирской войны, когда массовый французский зритель хохотал над комедиями де Фюнеса. Франция в целом (про Сартра я не говорю) еще была не в силах осознать, что колониальная идиллия уходит в прошлое. "Белое солнце пустыни" снимало чувство вины по поводу создания империи советской. Мы - не они, мы шашками Восток не рубали, это они - лежащие в Мавзолее и замурованные в Кремлевской стене. Федор Иванович Сухов - какой же он освободитель женщин Востока? Какой же Петруха завоеватель и насильник? И вообще, на самом деле, наше самое заветное желание, от Брежнева до пивного ларька у метро Университет, где у меня регулярно просили 20 копеек, бежать отсюда без оглядки. С Востока, из Чехословакии, Вьетнама, Кубы, из коммунизма вообще - в Америку, в Израиль, в эмиграцию. Или, как предлагалось в фильме, вернуться в "голубое и зеленое". В Россию, которая тогда уже снилась каждому, к Екатерине, можно сказать, Великой - к Екатерине Матвеевне.
(Сцена из фильма)
Владимир Тольц. Мир в 1970-м - в год выхода на экраны фильма "Белое солнце пустыни":
- 15 января в СССР проведена очередная перепись населения, которая свидетельствует о падении рождаемости русского населения и демографическом взрыве в республиках Средней Азии. В январе "Правда" излагает тезисы доклада Брежнева на минувшем пленуме ЦК, обещанное Хрущевым коммунистическое завтра откладывается, страна переходит в реальный социализм. 20 мая Мао Дзе Дун призывает к всемирному восстанию против американского империализма. 11 июня на 90 году жизни в Соединенных Штатах умирает Александр Семенович Керенский, бывший глава Временного правительства России. 15 июня на аэродроме Смольный под Ленинградом перед посадкой в 12-местный самолет АН-2 арестована группа евреев, обвиненная в измене родине и хищении государственного имущества в особо крупных размерах. 28 июня в Нью-Йорке проходит многотысячная демонстрация гомосексуалистов под лозунгом: "Скажи во весь голос: гей - это звучит гордо!" 8 октября Нобелевская премия по литературе присуждается Александру Солженицыну. 28 октября Соединенные Штаты и Советский Союз подписывают соглашение о разработке совместных космических проектов. 25 ноября в Токио после неудачной попытки военного переворота писатель Юкио Месима совершает харакири. 15 декабря в Ленинграде начинается процесс над группой евреев, обвиняемых в попытке захватить самолет для бегства из Советского Союза. 17 декабря "Правда" публикует статью "Нищета антикоммунизма" с осуждением лауреата Нобелевской премии Солженицына. Испанский суд в Бургосе выносит смертные приговоры шести баскским террористам. 24 декабря суд в Ленинграде признает виновными в попытке угона самолета всех 11 обвиняемых евреев, 9 приговариваются к лишению свободы, двое - к смертной казни. На Западе начинается публикация мемуаров Хрущева. Под давлением мировой общественности 30 декабря Франко отменяет смертный приговор баскам. Под давлением мировой общественности 31 декабря в Советском Союзе смертные приговоры "самолетчикам" Марку Дымшицу и Эдуарду Кузнецову заменяются лишением свободы на 15 лет. В 70 году советское правительство разрешает эмиграцию. К концу года из Советского Союза эмигрируют 1000 человек. Одна из самых популярных песен 70 года, когда вышел фильм "Белое солнце пустыни", песня "Битлов" "Let it be".
(Сцена из фильма)
Олег Ковалов:
А что за сюжет? Сюжет весьма двусмысленный. Есть жесткая социальная схема - солдат несет на своих штыках идеи мировой революции. Эта схема могла бы дать невероятно чудовищное произведение. В этом фильме оно стало мягким и задушевным. Дело в том, что Мотыль был человеком 60-х годов, и поразительно, что фильм "Белое солнце пустыни", и это невозможно было не чувствовать в 70 году, когда я смотрел картину, он по-своему выражал идеи того самого социализма с человеческим лицом, который был раздавлен советскими танками на улицах Праги. Поразительно, что картина, она одновременно воспринимается и как пародийная, и как невероятно серьезная. Ибо солдат Федор Сухов, заявленный как лубочный персонаж по началу, действительно совершает подвиг - он действительно спасает женщин. Таможенник Верещагин в гениальном исполнении актера Луспекаева, он действительно гибнет, выполняя свой мужской долг. И зритель переживает всерьез, а не переживает пародийно, и, по сути дела, зритель причащается к тем самым идеям социализма с человеческим лицом, который носит в своем сердце автор этого фильма. Польский сатирик Станислав Ежи Лец говорил о том, что ирония восстанавливает то, что разрушил пафос: совершенно гениальная фраза, относящаяся в полной мере к этой картине.
Владимир Мотыль:
Сухова у меня должен был играть другой актер, очень популярный, известный Георгий Юматов. У него была отличная проба, но рядом с ним была такая же прекрасная проба Анатолия Кузнецова. С Толей мы дружили с давних пор, но я склонился тогда к Юматову, вот он больше мне тогда понравился, и члены худсовета, которые непременно принимали пробы, разделились между двумя этими актерами. И что происходит? В первый съемочный день, когда мы уже выехали на съемку, чтобы снимать видения Сухова как раз с Катериной Матвеевной, в Ленинграде, в гостинице "Октябрьской", в номере, который был закрыт, и на стук никто не отвечал, еле-еле сорвали дверь и вломились туда, нашли Юматова побитого, с синяками на лице. Были поминки, оказывается. Такие русские поминки, с очень большими возлияниями, и была пьяная драка, и он не только сниматься не мог, но в ближайшую неделю трудно было ожидать, что он снова вернется. Директор картины говорит: "Ну что, возвращаемся домой" (а мы ехали в Лугу). Я говорю: "Нет, мы едем на съемку". Вызываем Кузнецова, я ему такую слезную телеграмму отбил: "Толя, прости, не обижайся, мы все-таки были с тобой и остаемся друзьями". Кузнецов, не моргнув глазом, отказал картине, которая его приглашала, другая, и тут же выехал на съемку. Просто в этот же день я получил указание от чего-то сверху, что не снимай этого актера, снимай этого актера. Сама судьба вмешалась. Второе чудо - это Павел Борисович Луспекаев. Это ведь, в общем, успех фильма во многом зависел от Верещагина, от этой роли. Накануне моей работы, на пробах с актерами, когда я перепробовал уже очень много кандидатов на эту очень важную роль, он угодил в больницу, ему ампутировали обе стопы - эндертерит, и он лежал дома, передвигался на одних пятках, с еще с незарубцевавшимися ранами после этой ампутации, и к нему попал сценарий. Мне передали: он хочет попробоваться, если режиссер к нему приедет, он хочет договориться. И вы знаете, когда я приехал к нему, когда я увидел его просто фанатический порыв к этой работе, он как предчувствовал, что это будет его "лебединая песня": потому что через две недели после того, как фильм вышел на экраны, Павел Борисович скончался от разрыва сердца, это сказался эндертерит.
(Сцена из фильма)
Сергей Юрьенен:
Фильм, кстати, был и остается предметом разногласий обеих столиц России. Свидетельство изнутри. Бывший звукооператор "Ленфильма", ныне продюсер Радио Свобода в Праге Лев Ежов.
Лев Ежов:
Работник киностудии оценивает картину, над которой работает, обычно по трем категориям: первое - командировка, горделиво называемая в кино экспедицией, второе - творческая группа, то есть, степень приятности в общении трех китов производства - режиссера, оператора и директора, и третье - конечный результат. Типичная оценка конечного результата звучит примерно так: кино дерьмо, творцы мерзавцы, зато экспедиция была чудная. "Белое солнце пустыни", по воспоминаниям моих старших коллег, не вписывалось ни в одну из этих категорий. Экспедиция тянулась более полутора лет, что может вымотать самого смиренного осветителя. Творческая группа была, говоря мягко, не самая приятная, а конечный результат стал известен не сразу, так как смонтированное кино, без показа на студии, тут же было увезено в Москву. Собственно говоря, ничего необычного: на "Ленфильме" одна-две картины в год исчезали бесследно, либо просто закрывались в съемочном периоде, либо, уже готовые, укладывались на полку. Но в случае с "Белым солнцем пустыни" грянул успех, и "Ленфильм" почувствовал себя обойденным. Картина вышла под маркой "Мосфильма", и лишь после протеста тогдашнего директора студии Киселева в конце титров появилась небольшая строчка: фильм снят на производственной базе киностудии "Ленфильм", что на взгляд работников студии, было оскорбительней полного неупоминания. Что и говорить, это весьма усугубило давний киноантагонизм между Питером и Москвой. Говоря о производстве: на картину московского режиссера были брошены далеко не лучшие силы "Ленфильма", главный ее оператор Эдуард Розовский, который в ту пору имел кличку "человек-амфибия", из-за приведения в любом споре в качестве последнего аргумента: "Я снимал "Человека-амфибию", представлял типичную операторскую школу 70 годов - блеклая картинка, бесконечные наезды и отъезды транслокатора и кадры с немотивированным использованием крана. Поскольку большинство советских режиссеров (и Мотыль, боюсь, не исключение) понимали в операторском искусстве немного, то все это отчетливо видно в "Белом солнце пустыни". Звук сделан кое-как, а самое, на мой взгляд, непростительное - монтаж. Тем не менее, в последнюю четверть века заключительный аргумент Розовского в спорах звучит иначе: "Я снимал "Белое солнце пустыни". Иэта гордость оправдана: несмотря ни на что, всенародная любовь к картине не проходит.
Майя Туровская:
Уже внутри сюжета - красноармеец, который везет гарем - лежал этот вот пародийный ключ ко всему фильму. Но это было не только в сюжете, это было в том, как весь этот сюжет был замечательно снят в революционном жанре историко-революционной темы. Я думаю, что это самое интересное время, это уже принадлежит к тому, что было после 60-х годов: известный цинизм в обращении с темой, поиски другого героя. Не то, что отклонение, а перевертыш к тому, как строился историко-революционный фильм раньше. Есть, конечно, еще такие вещи в каждом фильме, как скажем, актерский расклад. Вот то, что в фильм попал Павел Луспекаев - совершенно удивительный актер, который очень рано погиб, но которого все невероятно любили, и до сих пор, конечно, центром этого фильма является именно Луспекаев, то есть, вовсе не человек, выражающий идеологию. Очень видно на этом фильме как сместилась идеологическая ось, насколько чистота идеологии могла быть потерянной, если именно этот человек стал самым любимым героем фильма и самой любимой его фигурой. Там есть эти невинные страдающие, очень смешные барышни - женщины Востока: вот эта тема, которая в начале советской власти была одной из самых таких, я бы сказала, агитационно-эффективных тем, женщина, которая сняла чадру и так далее, и так далее, - здесь она тоже в пародийном ключе предстает. То есть, фильм, с этой точки зрения, поразительно интересен. Я думаю, что его попадание в народный вкус заключалось именно в этой, условно назовем его, "швейковской" такой традиции.
(Сцена из фильма)
Сергей Юрьенен:
Пародия или нет, но для космонавтов сверхдержавы картина Мотыля стала своего рода талисманом. Генерал и президент Фонда "Альфа-капитал" Алексей Архипович Леонов.
Алексей Леонов:
Впервые мы его смотрели плотно, и я доставлял его на космодром перед стартом Андриана Николаева и Виталия Севастьянова. В то время у нас уже был видеомагнитофон, мы его записали на пленку. И следующий полет, я спрашиваю: что бы вы хотели, экипаж, посмотреть? Они говорят: "Белое солнце пустыни". Так родилась традиция - перед стартом смотреть этот фильм, он приносит нам удачу. Вот такое вдруг создалось поверье - не посмотрев "Белое солнце пустыни", никто... было два случая: не смотрел фильм - он не полетел. И с тех пор стали думать: "Белое солнце пустыни" - это пропуск на полет в космос. Составили викторину, например, вопрос: какие гранаты используют в этом фильме? Гранаты не той системы. Или: какого размера было бедро у Екатерины Матвеевны? Ее показывают, она входит в воду и наплыв такой идет - полэкрана. Или: сколько осетров плавало до в корыте, а сколько после? Сколько выстрелов сделал из обычного карабина в режиме автомата Спартак Мишулин? Или: назови, пожалуйста, имена жен, сколько их было? "Молчишь? Язык тебе вырву сейчас!" - "Когда это сейчас? Желательно попозже", - Сухов отвечает. Вот этот весь диалог мы знали. Потом, когда мы встретились, была такая встреча Спартака Мишулина, Толи Кузнецова с космонавтами, то оказалось, что мы (и с Ежовым), мы знаем сценарий лучше, чем они.
(Сцена из фильма)
Сергей Юрьенен:
На третьем десятилетии существования фильма можно развернуть российскую газету и увидеть заголовок "За сверхдержаву обидно" - это про Китай. О том, как рождались непреходящие реплики фильма - Валентин Ежов.
Валентин Ежов:
Ну вот вам пример, что такое придумывать такие реплики: во-первых, они идут по жизни из твоего опыта, очень много, во-вторых, решили писать очень короткими фразами, для того, чтобы понятны были всем картины, поменьше разговоров, а в-третьих, например, вот вам история. Был замминистра Баскаков, писатель военный, человек очень-очень умный, я тогда к нему, помню, пришел, он говорит: "Слушай, что вы там написали?" А у нас была такая реплика - не реплика, а абзац в сценарии: в отряде было 5 узбеков, 3 туркмена, 7 казахов, 4 киргиза, 15 пулеметов, 30 винтовок, 20 гранат и прочее. Он говорит: "Ну ладно, это все понятно. Но, ради Бога, ни в коем случае! Будут сейчас звонить секретари ЦК из каждой республики и спрашивать: почему это наших узбеков 7 бандитов, а казахов только 3? Нет, их было больше, наших меньше". Он говорит: "Знаете что, давайте сделайте всех ровно по 5 человек, и тогда не будут мне звонить, потому что никаких претензий - всех одинаково. А в общем-то, лучше сделать всех русскими бандитов, за это я отвечу". Вот вам примерно национальная политика. И он тогда сказал: "Восток - это очень тонкая вещь".
(Сцена из фильма)
Сергей Юрьенен:
Лилия Хуснутдинова родилась в Советском Союзе в год создания "Белого солнца". Лилия - эксперт и по Востоку и кандидат психологических наук: иной взгляд на любимейший фильм россиян.
Лилия Хуснутдинова:
На мой взгляд, психологическая подоплека зрительской любви к картине, снятой за 10 лет до советского вторжения в Афганистан, подсознательный страх и стремление его подавить. Стах перед непонятной силой Востока и стремление убедить себя в собственном могуществе. Сила русского характера утверждается в фильме через унижение Востока. Но есть и второе измерение - картина пародирует распространенное примитивное представление о человеческих взаимоотношениях на Востоке, и, в частности, о психологии восточной женщины. "Первое общежитие свободных женщин Востока" - вывеска, которую читаем в фильме, это то, что предлагает новая свободная жизнь женщинам гарема. Пародиен и мужчина, который предлагается новой жизнью: с одной стороны, магнетизм взгляда бывшего господина Абдуллы, под которым каждая из его женщин автоматически занимает отведенное ей место, с другой - робкие приставания Петрухи, которые непонятны и не могут дать защищенности: "Открой личико. Открой личико". Зритель смеется, когда гарем закрывает лица, обнажая животы, но юмор этот печален. В отличие от стайки насильно освобожденных женщин, зритель знает, что их ждет: лозунги и призывы на чужом языке, каторжный труд и подчинение не только любимому мужу-эксплуататору.
(Сцена из фильма)
Сергей Юрьенен:
Из пражской студии Радио Свобода в Нью-Йорк, где Борис Михайлович Парамонов для "Русской кинодвадцатки" еще раз посмотрел картину.
Борис Парамонов:
По моим, советских времен, киновпечатлениям, фильм "Белое солнце пустыни" относился к ряду тех фильмов, в которых довольно тонко, с подтекстом, что называется, пародировалась революция и гражданская война. Посмотрев фильм в этот раз, я понял, что он, включая, конечно, элемент пародии, все же сложнее. Сейчас мне фильм показался подспудно не то что антиориентальным, но изоляционистским. Все в один голос говорили и говорят, что герой фильма Федор Сухов - это сказочный персонаж, герой, который не горит и не тонет, выходит сухим из воды, потому и Сухов. Но здесь героя русских сказок перенесли на Восток в атмосферу "Тысячи и одной ночи", это создает некоторые комические, пародийные эффекты. Смешно рассуждать об освобождении женщин Востока, ведя за собой гарем, каждая из насельниц которого мечтает стать любимой женой господина. Но тут возникает и основная тема: не нужно Сухову быть здесь, не наше это дело. Мораль: нужно жить дома, а не шататься по чужбинам, любая из которых - пустыня. В этом контексте становится понятной линия Верещагина: дома может быть и скучно, но безопасно, человек, уходящий из дома, от жены - погибает. Место Сухова не в Туркестане, а в саратовской деревне, с женой Катериной Матвеевной. В фильме, может быть, невольно и бессознательно, сказалась русская усталость от мировой революции и прочих утопических проектов. Это мечта о доме, о русском доме.
(Сцена из фильма)
Сергей Юрьенен:
Пора воздать должное генеральному секретарю ЦК КПСС, главному автору хэппи энда с картиной.
Владимир Мотыль:
Когда картина была закончена, "Мосфильм" вместе с Госкино нагрузили меня 27 поправками, которые должны были просто уничтожить фильм. Я отказался, картина должна была лечь на полку, и она лежала там два с лишним месяца. И вдруг в воскресный день был потерян западный зарубежный боевик, который ждали на даче №1 у Брежнева, скандал, не могут найти по другим дачам, где этот боевик. И тогда в этой панике завскладом забросил непринятую картину, которая нравилась уборщицам и киномеханикам, забросил в машину, которая шла на дачу №1. Ночью раздался звонок министру тогдашнему, Романову, и Брежнев сказал: "Спасибо за хорошее кино. Хорошее кино делаешь".
(Сцена из фильма)
Олег Ковалов:
Фильм Мотыля "Белое солнце пустыни" бессознательно, может быть, для самого автора выражал тот самый дух свободы, на который возлагала большие надежды интеллигенция 60-х годов. Именно поэтому фильм имел огромный успех среди интеллигенции, он был разобран на пароли, люди по паролям, по песням Окуджавы узнавали себя, узнавали близких, узнавали свои тайные мысли и стремления. Это был пароль свободы - тем более поразительно, что он был упакован в жанровую популярную, общеупотребительную форму. Это была интеллигентская картина, которая говорила интеллигенту о надежде и о свободе. Фильм был своеобразным "письмецом в конверте", адресованный мыслящему человеку 60-х годов. Интересно, что он не только сохранил свое обаяние, но и наращивает его. В каждом из нас живет надежда на то, что мы когда-то будем свободны.