С Хасином Баевым беседовала корреспондент Радио Свобода в Вашингтоне Ирина Лагунина.
Ведущий программы "Liberty Live" Савик Шустер:
Нет даже приблизительных оценок того, сколько людей погибли в Чечне в ходе нынешней военной кампании. Однако, есть свидетельские показания тех, кто в силу своей профессии остается между воюющими сторонами и видит страдания всех. Я имею в виду врачей. Правда, этого врача разыскивают по обвинению в том, что он был личным врачом Шамиля Басаева, поскольку именно он проводил ампутацию ноги, после того, как Басаев подорвался на мине при выходе из Грозного. С Хасином Баевым в Вашингтоне встретилась корреспондент Радио Свобода Ирина Лагунина.
Ирина Лагунина:
Рассказ врача - стоматолога по профессии, которого война сделала хирургом - Хасина Баева, о районе в пригороде Грозного, куда он в прошлом году привез свой операционный стол и организовал госпиталь, обслуживавший семь окрестных селений. Свидетельство о войне хирурга Хасина Баева:
Хасин Баев:
12 октября, как раз в селе проходили похороны, и прямо вот обстреляли из минометов, и сразу привезли в крайне тяжелом состоянии 17 человек. С этого числа и начался обстрел, и не прекращался в течение двух с половиной месяцев В течение всего этого времени у нас в селе не было ни одного боевика, и каждый день мы ходили на переговоры с федералами, говорили, что там нет целей, что вы обстреливаете и убиваете мирное население - женщин, детей, стариков, молодых ребят. В день к нам привозили по 30,40,50,60 человек. Приходилось ампутировать конечности обычной металлической пилой, трепанации черепа приходилось делать домашней обычной ручной дрелью, не было тепла, горячей воды и канализации. Руки приходилось обрабатывать ледяной водой.
Мы часто менялись и делали прямое переливание крови. Вся моя бригада стала, скажем, профессиональными донорами. 2 января - есть такой известный бандит Арби Бараева, меня разбудили в 6 утра, и сказали, что село захвачено. Я побежал в госпиталь, чтобы своих больных - там было около 70 тяжело раненых... я переправил их в соседнее село в более безопасное место, потому что после такого нашествия я знал, что начнется обстрел. Я вернулся в госпиталь, увидел там скопление этих ваххабитов и там стоял как раз Бараев. Они меня скрутили, затащили в госпиталь и начали стрелять из автоматов под ноги и в потолок, что "я открыл госпиталь для русских солдат". Я сказал, что я открыл госпиталь для больных...
Пришли федералы, я вышел в операционном костюме, в халате, в крови весь. Меня эти схватили и поставили к стенке и говорят: "Что, ваххабитов оперировал"? - говорят, что за то, что я им помогал, надо расстрелять. Потом один говорит: "Расстрелять успеем, его надо, - говорит, - по улицам..." Там шли уличные бои, и они меня вместо щита, говорят: "В доктора не будут стрелять", - и за моей спиной... меня вели по улице. И когда меня поставили к стенке, и там женщины старики, даже и дети - человек 30, стали вперед меня и сказали: "Если будете расстреливать нашего доктора, значит, расстреливайте нас всех вместе".
31 января после этого из города вышли около 4 тысяч. Это покидали город ополченцы - подорвались на минном поле. Это минное поле находилось от нашего села в трех километрах - вот так. Утром меня разбудили, в 7 утра я уже зашел в операционную. Первый у меня был парень молодой, которому проампутировали обе ноги, второй у меня был Шамиль Басаев, уже через несколько часов, когда вышел в коридор, я увидел страшную картину - первый и второй этаж были забиты. Негде было класть раненых, очередь шла с улицы, и двое суток не вылазил с операционной, мне пришлось оперировать. Я прошел и первую войну, и видел очень много страшных картин, и на второй войне, но то, что я увидел 31 января и 1, и 2 февраля - это была самая ужасная картина в моей жизни. Полными тазиками выносили конечности. За двое суток было 67 ампутаций, 7 трепанаций черепа и проникающие осколочные ранения легких и брюшной полости.
Утром 2-го числа вызвали авиацию, и началась паника на улице. После этого началась "зачистка", и во время "зачистки" искали меня, говорили: "Бандитский хирург". Для меня нет ни террористов, ни бандитов, никого. Для меня они - больные. И я не следователь. И я считаю, что я выполнял клятву Гиппократа.
Ведущий программы "Liberty Live" Савик Шустер:
Нет даже приблизительных оценок того, сколько людей погибли в Чечне в ходе нынешней военной кампании. Однако, есть свидетельские показания тех, кто в силу своей профессии остается между воюющими сторонами и видит страдания всех. Я имею в виду врачей. Правда, этого врача разыскивают по обвинению в том, что он был личным врачом Шамиля Басаева, поскольку именно он проводил ампутацию ноги, после того, как Басаев подорвался на мине при выходе из Грозного. С Хасином Баевым в Вашингтоне встретилась корреспондент Радио Свобода Ирина Лагунина.
Ирина Лагунина:
Рассказ врача - стоматолога по профессии, которого война сделала хирургом - Хасина Баева, о районе в пригороде Грозного, куда он в прошлом году привез свой операционный стол и организовал госпиталь, обслуживавший семь окрестных селений. Свидетельство о войне хирурга Хасина Баева:
Хасин Баев:
12 октября, как раз в селе проходили похороны, и прямо вот обстреляли из минометов, и сразу привезли в крайне тяжелом состоянии 17 человек. С этого числа и начался обстрел, и не прекращался в течение двух с половиной месяцев В течение всего этого времени у нас в селе не было ни одного боевика, и каждый день мы ходили на переговоры с федералами, говорили, что там нет целей, что вы обстреливаете и убиваете мирное население - женщин, детей, стариков, молодых ребят. В день к нам привозили по 30,40,50,60 человек. Приходилось ампутировать конечности обычной металлической пилой, трепанации черепа приходилось делать домашней обычной ручной дрелью, не было тепла, горячей воды и канализации. Руки приходилось обрабатывать ледяной водой.
Мы часто менялись и делали прямое переливание крови. Вся моя бригада стала, скажем, профессиональными донорами. 2 января - есть такой известный бандит Арби Бараева, меня разбудили в 6 утра, и сказали, что село захвачено. Я побежал в госпиталь, чтобы своих больных - там было около 70 тяжело раненых... я переправил их в соседнее село в более безопасное место, потому что после такого нашествия я знал, что начнется обстрел. Я вернулся в госпиталь, увидел там скопление этих ваххабитов и там стоял как раз Бараев. Они меня скрутили, затащили в госпиталь и начали стрелять из автоматов под ноги и в потолок, что "я открыл госпиталь для русских солдат". Я сказал, что я открыл госпиталь для больных...
Пришли федералы, я вышел в операционном костюме, в халате, в крови весь. Меня эти схватили и поставили к стенке и говорят: "Что, ваххабитов оперировал"? - говорят, что за то, что я им помогал, надо расстрелять. Потом один говорит: "Расстрелять успеем, его надо, - говорит, - по улицам..." Там шли уличные бои, и они меня вместо щита, говорят: "В доктора не будут стрелять", - и за моей спиной... меня вели по улице. И когда меня поставили к стенке, и там женщины старики, даже и дети - человек 30, стали вперед меня и сказали: "Если будете расстреливать нашего доктора, значит, расстреливайте нас всех вместе".
31 января после этого из города вышли около 4 тысяч. Это покидали город ополченцы - подорвались на минном поле. Это минное поле находилось от нашего села в трех километрах - вот так. Утром меня разбудили, в 7 утра я уже зашел в операционную. Первый у меня был парень молодой, которому проампутировали обе ноги, второй у меня был Шамиль Басаев, уже через несколько часов, когда вышел в коридор, я увидел страшную картину - первый и второй этаж были забиты. Негде было класть раненых, очередь шла с улицы, и двое суток не вылазил с операционной, мне пришлось оперировать. Я прошел и первую войну, и видел очень много страшных картин, и на второй войне, но то, что я увидел 31 января и 1, и 2 февраля - это была самая ужасная картина в моей жизни. Полными тазиками выносили конечности. За двое суток было 67 ампутаций, 7 трепанаций черепа и проникающие осколочные ранения легких и брюшной полости.
Утром 2-го числа вызвали авиацию, и началась паника на улице. После этого началась "зачистка", и во время "зачистки" искали меня, говорили: "Бандитский хирург". Для меня нет ни террористов, ни бандитов, никого. Для меня они - больные. И я не следователь. И я считаю, что я выполнял клятву Гиппократа.
