Программу ведет Петр Вайль. В ней участвуют Директор Московского Бюро Радио Свобода Савик Шустер, парламентский корреспондент Радио Свобода Михаил Соколов, московские корреспонденты Радио Свобода Владимир Долин и Владимир Бабурин, корреспондент Радио Свобода в Париже Семен Мирский, который беседовал с главой европейского отдела организации "Репортеры без границ" Александром Леви, специальный корреспондент Радио Свобода в Москве Александр Батчан, который беседовал с фотографом Олегом Климовым, адвокат Андрея Бабицкого Генри Резник и супруга Андрея Бабицкого Людимла.
Петр Вайль:
Сегодня на закрытом заседании Государственной Думы России министр внутренних дел Владимир Рушайло никак не разъяснил ситуацию с местонахождением корреспондента Радио Свобода Андрея Бабицкого, но выдвинул против него новые обвинения. Рассказывает Михаил Соколов.
Михаил Соколов:
О закрытом заседании Государственной Думы писать трудно, пресса на него не допускается и приходиться верить депутатам на слово. Сегодня опрошенные говорят: министры обороны и внутренних дел, и наместник в Чечне ничего нового о ситуации не сказали. Была лишь новая попытка министра внутренних дел Владимира Рушайло дискредитировать корреспондента Радио Свобода Андрея Бабицкого. По мнению председателя Комитета по безопасности Александра Гурова, министр изложил лишь факты.
Александр Гуров:
Рушайло сказал: о том что в данный момент ему известно, и что было известно. Вот и все - что его задержали, задержали без документов, что при нем нашли и что он был обменян на пять человек.
Михаил Соколов:
Как считает депутат Владимир Лысенко, от имени власти прозвучала старая неубедительная версия:
Владимир Лысенко:
Когда Бабицкий был задержан, у него было несколько пропусков, подписанных полевыми командирами, из чего был сделан вывод, что он активно сотрудничает с боевиками. После этого Рушайло сказал, что по просьбе боевиков он был им возвращен в обмен на наших военнослужащих. Но на вопросы Ирины Хакамады - каковы были правовые основания, и что конкретно преступного сделал Бабицкий, передал ли он какую-то конкретную информацию, участвовал ли в расстреле российских военнослужащих - на эти вопросы ответы не прозвучали.
Михаил Соколов:
Суть выступления Владимира Рушайло изложила вице-спикер Думы Любовь Слиска. Как мы услышим, на вопрос о законности задержания Андрея Бабицкого министр отвечал весьма оригинально.
Любовь Слиска:
На вопрос Ирины Хакамады о том, совершено ли законно это задержание, и по какой статье Кодекса это можно прокомментировать, так как у нас фактически идет необъявленная война - просто локальный конфликт, в зале депутатам, тем, кто желал посмотреть, были показаны фотографии, которые были изъяты у Андрея Бабицкого, которые он сюда передал, чтобы их размножить. Я иду с тяжелым чувством после просмотра этих фотографий. На них выколотые глаза у наших солдат. Свежая кровь, которая еще продолжает течь, а Бабицкий снимал.
Михаил Соколов:
Вместо ответа на юридический вопрос министр внутренних дел похоже занимался пропагандой. Фотографии, которых мы не видели, и которые будто бы изъяты у корреспондента Радио Свобода, смотрела Ирина Хакамада.
Ирина Хакамада:
Эти фотографии Рушайло показал. На них зафиксированы, большей частью, моменты, где есть трупы наших солдат, ключевая фотография, которая вызвала подозрения, это фотография российского солдата с выколотыми глазами, на трупе свежая кровь.
Михаил Соколов:
Борис Немцов обратил внимание на некоторые обстоятельства выступления Владимира Рушайло:
Борис Немцов:
Все что есть в газетах, то и было исполнено. Единственное, что было новостью - показали фотографии, которые были изъяты у Бабицкого, и все. Фотографии наших убитых солдат. Эти фотографии могли быть, например, сделаны другим человеком. На самом деле, эти фотографии могли быть просто переданы для того, чтобы, в том числе и в наших войсках, могли опознать тела погибших. Но на эти вопросы министр внутренних дел, естественно, отвечать не стал.
Михаил Соколов:
Известный журналист и депутат Юрий Щекочихин говорит, что самые жуткие фотографии погибших на войне сами по себе ничего не доказывают.
Юрий Щекочихин:
Сколько таких фотографий я видел за свою жизнь, когда снимаешь, что видишь - кровь только что запекшаяся,значит, он присутствовал при этом расстреле - это главный довод Рушайло. Но дело в том, что делайте обвинение, делайте экспертизу, я просто повторяю, я таких фотографий видел очень много, я не вижу повода, и неясно, какое уголовное дело. Сказали, что он обменян уже на пять солдат, было три, потом не могут и одного найти. А где он -Рушайло так и не сказал.
Михаил Соколов:
Ирина Хакамада провела с министром внутренних дел Рушайло диалог.
Ирина Хакамада:
Я пояснила, что журналист всегда делает разные фотографии и доказать, что он преступник очень сложно, потому что его работа - фиксировать все, что он видит вокруг. Мой следующий вопрос уже в приватной беседе был - заведено ли Генпрокуратурой уголовное дело, будет ли оно объявлено и по какой статье Уголовного Кодекса, и тогда мы увидим суть всего происходящего. Рушайло сказал, что да, это будет объявлено, и пауза был связана с тем, что все-таки необходимо было обменять солдат на Бабицкого, потому что в противном случае операция была бы сорвана.
Михаил Соколов:
Александр Гуров считает, что Андрею Бабицкому можно при желании нечто инкриминировать:
Александр Гуров:
Если я являюсь участником преступления и оно совершается на моих глазах и я не доношу об этом, то есть статья в Уголовном Кодексе.
Михаил Соколов:
Таким образом, недоносительством деятели МВД считают передачу в пункт проявки пленки со свидетельствами преступлений, при этом сам журналист фотографий с этой пленки не видел - они были изъяты прямо после проявки - в это время Бабицкий был уже в Чечне. После спектакля, устроенного в Думе Рушайло, получается, что спецслужбы Бабицкого по дороге из Грозного в Москву явно ждали, чтобы предъявить, в том числе, и эти явно пропагандистские обвинения. Даже если поверить официальной версии, что же выходит? Вместо того, чтобы разбираться, кто подлинные убийцы солдат, трупы которых заснял Андрей Бабицкий, его - свидетеля преступления, отдали бандитам, возможно, тем самым, которые расстреливают военнопленных.
Петр Вайль:
За последнее время два юридически ответственных лица - министр внутренних дел России Владимир Рушайло и начальник Главного управления Генпрокуратуры по Северному Кавказу Юрий Бирюков, который выступал вчера в программе ОРТ, а сегодня в прямом эфире "Радио России", сделали целый ряд весьма сомнительных с юридической точки зрения заявлений. Я передаю линию Савику Шустеру.
Савик Шустер:
Со мной в прямом эфире по телефону адвокат Генри Резник, адвокат Андрея Бабицкого. Я обсужу с ним некоторые факты, которые приводит господин Бирюков. Во-первых, вот главное обвинение, которое выдвигается в адрес Андрея Бабицкого: имея возможность передвигаться по территории Чеченской республики он передавал боевикам информацию о расположении частей федеральных войск. Генри Маркович, что должно быть в руках у следствия, чтобы выдвинуть такое обвинение?
Генри Резник:
У следствия могут быть разные доказательства на этот счет. Но я думаю, абстрактно говоря, что основное наше внимание должно быть привлечено к другому - чего-то подобного тому, что заявил господин Бирюков, я ожидал. Мне кажется, власть осознала, в какую историю она вляпалась с этим принудительным обменом, и надо сказать, что сейчас предпринимаются все меры, чтобы все-таки дистанцироваться от этой правовой дикости. Господин Бирюков сообщил, дезавуируя все предшествующие заявления по данной ситуации, что имел место не обмен, затеянный по инициативе наших силовых ведомств, а акт волеизъявления свободного гражданина. Раньше утверждалось, что в отношении Бабицкого была избрана мера пресечения - содержание под стражей, а затем она была изменена на подписку о невыезде. Сейчас господин Бирюков утверждает, что мера пресечения была не изменена, а отменена. Вот эта вот, казалось бы, тонкость вообще должна иметь очень толстые и весьма весомые последствия, то есть если мера пресечения изменяется, то она связывает и самого Бабицкого, который совершенно не свободен, и связывает органы следствия, которые обязаны следовать принятым ими решениям. Но если мера пресечения отменяется, в таком случае сейчас обществу разъясняется: "Он стал свободным человеком - мог идти на все четыре стороны, мог улететь в Москву, но ему туда было не надо, и он захотел опять вернуться на сторону чеченцев и, видимо, продолжить там свою профессиональную деятельность. Одновременно он сам, не будучи в тюрьме и под подпиской о невыезде, решил, что надо это использовать, чтобы вызволить из плена наших ребят, а государство к этому никакого отношения не имеет". Вот смысл того, что нам сообщил господин Бирюков. Но дело в том, что слишком много до этого было заявлений, которые надо будет дезавуировать - надо будет дезавуировать предшествовавшие слова помощника и.о. президента, Сергея Ястржембского, необходимо будет, собственно говоря, как-то объяснять признания, которые сделал на всю страну генерал Голубев, который сказал, что к этому непосредственное отношение имели не только силовые ведомства, но и он лично участвовал в этом обмене. То есть, в данном случае, я бы сказал, что зашли очень далеко, но попытка такая предпринимается и мне она в общем абсолютно понятна, потому что если это происходило по инициативе власти, если она позволила себе менять мирного гражданина на плененного военнослужащего, то в таком случае она присваивает себе право оценивать сравнительную ценность своих граждан. Это, с точки зрения правовых и вообще всех цивилизованных норм - просто дикость.
Савик Шустер:
Генри Маркович, вы говорите абстрактно, с другой стороны утверждается, что видеокамеру и спутниковый телефон Андрей Бабицкий по его же признанию оставил в штабе полевого командира Хачукаева - это уже с точки зрения обвинения совсем не абстрактно?
Генри Резник:
Я не хочу вообще обсуждать эти чередующие друг друга совершенно разные утверждения. Для меня достаточно таких указаний, как для профессионального человека: ну, задерживают корреспондента, если есть в распоряжении следствия доказательства, которые изобличают Бабицкого в совершении довольно тяжких преступлений, в деятельности вооруженных формирований. А с чего начинается следствие, какая депеша летит в Москву, и очень быстро и оперативно - туда препровождается икона, которая все-таки, видимо. изъята у Бабицкого с требованием срочно организовать экспертизу - не представляет ли эта икона какой-либо культурной ценности. Цена ее 10 или 20 рублей. Это, кстати сказать, для меня проясняет полностью всю ситуацию. Дальше я вообще не хочу обсуждать никакие утверждения, которые делает власть в фактическое отсутствие Бабицкого и в отсутствие стороны защиты. Следующее - дай Бог, чтобы я ошибся, но мне представляется, что прокуратура, эксплуатируя новую версию об этом обмене, об этой ситуации, попытается принять все меры к тому, чтобы не допустить адвокатов к материалам дела. Должен сказать, что все-таки представителям разных ведомств надо было договариваться, потому что то, что сказал Бирюков противоречит тому, что сказал Рушайло. Он говорил об обмене Бабицкого на пять военнослужащих, но простите меня, это противоречит тому, что говорил господин Бирюков. И, наконец, я просто не могу оставить без внимания заявление моего доброго знакомого Саши Гурова. Дело в том, что генералу МВД надо знать Уголовный Кодекс, дело в том, что ответственность за недоносительство отменена в новом кодексе, и человек не обязан доносить о том, что он что-то такое видел. Но дело в том, что правовая дремучесть наших депутатов меня давно не удивляет. Но когда я слышу это утверждение из уст одного из лидеров фракции, причем надо сказать, все-таки юриста по образованию и генерала по званию, то я вправе этому удивиться.
Савик Шустер:
Скажите пожалуйста, Генри Маркович, вот еще один момент по поводу письма со стороны полевых командиров, которые выразили желание иметь у себя господина Бабицкого. Опять-таки господин Бирюков утверждает, что такое письмо было получено. Хотя, мы получили копию этого письма 3 февраля, там упоминался один командир, и письмо начиналось со слов: "Я полевой командир". Я уж не буду обсуждать стилистику, потому что я не знаю в мире ни одного полевого командира, который так бы начинал свое письмо, Он бы говорил: "Я руководитель Долины", "Я начальник чего-то", но "Я полевой командир", - это слишком самооскорбительно. Но меня интересует одно: если был один полевой командир, который обратился с такой просьбой, то как вдруг может получиться, что их было много?
Генри Резник:
Дело в том, что я все-таки буду подтверждать то, что я сказал. Может быть, очень интересно разбираться, я могу указать на десятки нестыковок и очень много признаков, которые указывают на то, что нас кормят весьма неправдивой информацией, но главное, все-таки заключается в том, что если такого рода обращение адресуют Бабицкому, который находится в тюрьме, я не знаю, как будет объяснено то, что нам говорил Ястржембский. 31 числа он еще находился в изоляторе. Не знаю, может и это каким-то образом будет еще опровергаться и нужно будет объяснять, но получается, что фактически государство эту ситуацию ставит под свой контроль и занимается операцией обмена. Вот ведь от чего сейчас хочет уйти прокуратура. Обсуждать сейчас вопрос о каких-либо доказательствах я считаю абсолютно бессмысленным. По той причине, что нет Андрея, нет стороны защиты, нет защитников, которые могли бы ознакомившись с материалами, на ознакомление с которыми мы, адвокаты, имеем право, доказательно их не только комментировать, но и что-то им противопоставить. Ведь, все, что сейчас заявляется, не имеет абсолютно для меня, как юриста и адвоката, никакой ценности - я просто не хочу тратить на это время. Вообще, все эти юридические тонкости и вопросы законности для меня отходят на задний план и думаю, должны отходить на задний план и для всех остальных, кто встревожен этой ситуацией. Сейчас мы должны молиться, чтобы Андрей вернулся живой и по возможности невредимый. Главный источник - доказательство, которое может прояснить все вопросы и доказательство, которое в наибольшей степени будет обладать достоверностью и прояснит все вопросы, может исходить от Бабицкого. В этой ситуации, когда появляется все больше и больше нестыковок и власть хочет скрыть правду, увеличивается опасность того, что они сделают все, чтобы не допустить прихода Андрея к нам. Вот что меня беспокоит прежде всего, как человека и гражданина. Дальше уже, когда появится Андрей, мы будем обсуждать, обсасывать все тонкости, ловить на противоречиях и откровенной лжи. Но сейчас в опасности жизнь человека, российского гражданина, который ничем не опорочен, которому не предъявлено никакое обвинение, который великолепный профессиональный журналист, и главное сейчас его судьба. На второй план отходит обсуждение противоречивой информации, которой нас кормят, видимо, не договорившись друг с другом, представители разных силовых ведомств.
Савик Шустер:
Кроме всяких совершенно акробатических юридических действий Генпокуратуры, конечно, московское бюро Радио Свобода живет в атмосфере постоянного "триллера", идут анонимные звонки, люди предлагают услуги, пленки, видеозаписи. Как бы, все то, что происходит вокруг Андрея Бабицкого имеет не одно, а много измерений. Никто из власть предержащих нам до сих пор не позвонил и ничего не сказал р судьбе Андрея Бабицкого, и более того, до сих пор никто не позвонил и ничего не сказал его жене Людмиле.
Петр Вайль:
Генри Резник своим юридическим глазом выхватил одну очень красноречивую деталь с этой иконой, то есть, совершенно ясно, как власть лихорадочно пытается найти хоть какие-то обвинения в адрес Андрея Бабицкого, не зная, за что ей схватиться. Сегодня Владимир Рушайло схватился за фотографии, сделанные Андреем, и поставил их в вину. Наш корреспондент Александр Батчан связался по телефону с военным фотографом нидерландской газеты "НРК Хандельсблатт" Олегом Климовым и попросил его прокомментировать заявления Рушайло по поводу фотографий, которые инкриминируются Андрею.
Александр Батчан:
Какие есть ограничения, может быть, юридические или профессиональные у фотографов, которые снимают на войне погибших или обезображенных?
Олег Климов:
Ну, во-первых, я сразу должен сказать, что это ни в коем случае не может инкриминироваться с точки зрения профессионального фотографа. Это - личное дело каждого профессионального фотографа и личное дело его профессионализма - снимать или не снимать. Но, как правило, настоящие фотографы в любых ситуациях снимают, это - во-первых. Во-вторых, это тоже, наверное, право издателя - публиковать такие фотографии или не публиковать. Я могу со своей стороны сказать, что неоднократно пресс-центр в Моздоке - пресс-центр Министерства обороны предлагал снимать трупы чеченских солдат, то есть, в принципе, это тоже можно инкриминировать с точки зрения этой ситуации. Но в любом случае, я повторяю, это - личное право фотографа и инкриминироваться ни в коем случае это не может.
Александр Батчан:
Олег, а вы сами, когда сейчас снимаете, учитывая нынешнюю ситуацию в России, вы не опасаетесь, что вам тоже могут что-то такое инкриминировать?
Олег Климов:
Для меня эта ситуация с Бабицким - я его лично не знаю, но это просто шок. Я думаю, это - первый сигнал к тому, что у нас будет несколько иное государство. По крайней мере, для СМИ. Я, естественно, опасаюсь этого.
Петр Вайль:
Каковы вообще законные права и обязанности военного корреспондента, находящегося в зоне боевых действий? С этим вопросом наш корреспондент в Париже Семен Мирский обратился к директору европейского отдела международной организации "Репортеры без границ" Александру Леви. Эта организация защищает свободу прессы и права журналистов во всем мире, и располагает собственной юридической службой.
Семен Мирский:
Господин Леви, напомните пожалуйста слушателям Радио Свобода основные международные тексты и законы, регламентирующие работу военных корреспондентов?
Александр Леви:
Первый документ, это, разумеется, Женевская конвенция, к которой присоединились все страны, включая Россию. - самая старая и знаменитая из всех конвенций, подписанных после окончания 2-й мировой войны. Статья 79-я этой конвенции совершенно четко гласит, что журналисты должны рассматриваться в качестве людей не участвующих в военных действиях и в названном качестве они должны быть защищены в ходе вооруженных конфликтов. Это напоминание об основополагающем документе Женевской Конвенции, подписанной 12 августа 1949-го года, посвящено конкретному случаю - случаю Андрея Бабицкого. В настоящее время для того, чтобы журналист мог работать на территории России он должен иметь аккредитацию МИД. Бабицкий , равно как и другие журналисты, работающие в Чечне, имеет такую аккредитацию, но российские власти, занимающиеся отловом журналистов из иностранных СМИ, требуют от них также аккредитации, выданной военным командованием. Но общеизвестно, что эту военную аккредитацию получить невозможно, и в любом случае подобная аккредитация не имеет под собой никакой правовой основы, ибо Чечня не объявлена зоной войны. Российское правительство как мы знаем, не объявило Чечню территорией на которой действуют законы военного времени, и даже не ввело там чрезвычайного положения. Поэтому, российские власти требуют от журналистов, работающих в Чечне, предъявления документа, не имеющего под собой никакой законной причины.
Семен Мирский:
Александр Леви поведал также об очередном злостном нарушении права журналиста на работу в зоне чеченского конфликта. Речь идет о специальном корреспонденте парижской газеты "Либерасьон", гражданке Франции Анн Нива, у которой агенты ФСБ устроили в понедельник на южных подступах к Грозному обыск, конфисковав телефон спутниковой связи, журналистский блокнот и записную книжку с адресами. Анн Нива осталась на свободе, но были арестованы люди, в доме у которых она сняла комнату. Речь идет о семье депутата чеченского парламента Ривзана Варсанова. Несмотря на конфискацию телефона спутниковой связи Анн Нива сумела передать свою корреспонденцию через московское бюро газеты "Либерасьон", и ее репортаж напечатан в номере газеты за 11 февраля. В письме министру юстиции России Юрию Чайке "Репортеры без границ" пишут, что в случае с Анн Нива власти России в очередной раз нарушают законы о свободе печати, и напоминают о необходимости немедленного освобождения Андрея Бабицкого.
Петр Вайль:
Я снова обращаюсь к Савику Шустеру как к военному корреспонденту. Вы много работали на разных войнах, насколько я помню, это были Чад, Никарагуа, Афганистан, Чечня. По вашему опыту было ли такое, что корреспонденту, который фотографировал убитых или писал репортажи в местах, где лилась кровь, могли быть предъявлены подобные обвинения, как те, которые предъявлены Андрею Бабицкому?
Савик Шустер:
Когда я приехал из Никарагуа, мои фотографии купил еженедельник "Экспресс" во Франции, и они опубликовали около 20 фотографий и обозначили меня как фоторепортера. Я таковым не являлся. Но я в самом деле неплохо снимаю. И я должен сказать, что в нашем жаргоне кровь для фоторепортера - это публикация. Мы же прекрасно знаем, что для журналов и телевидения, я буду говорить чисто о фотографии, конечно, нужны драматичные съемки, которые доказывают то, что описывают пишущие корреспонденты. Это очень важно - текст должен сопровождаться соответствующими кадрами, иначе он недостоверен. Это очень часто происходит в журналистике. Если говорить о фоторепортере, то иногда в адрес фоторепортеров были обвинения за то, что они "заказывают бои". Это - серьезное обвинение - когда на любой войне ты просишь того или иного полевого командира сделать что-то для тебя, потому что тебе нужны фотографии - это я считаю настоящим преступлением. Такие случаи были, эти репортеры больше не работают в нашей профессии. Были такие случаи, когда затеивался бой, и, значит, были убитые и раненые, чтобы снимать. Но если человек находится на месте события, то он не солдат, его профессия - рассказывать и сообщать, и он не должен ни доносить, ни общаться с властями, а должен рассказывать общественности, журналист работает на общественность, на людей, не на власть и не на полевых командиров. Он снимает то, что видит, чтобы люди понимали, что происходит. Вот его профессия. Это министр Рушайло может считать, что каждый журналист должен служить у него в ведомстве, но это не так. У меня вопрос к жене Андрея Бабицкого, Людмиле, которая у нас в прямом эфире - Людмила, я даже не знал, что Андрей умеет снимать, что у него есть камера и он умеет делать фотографии? Для меня это вообще какой-то сюрприз. Я знаю, что у него была видеокамера, но я не знал, что у него был фотоаппарат?
Людмила Бабицкая:
У Андрея не было фотоаппарата, когда он был в Грозном. Это снимки декабря месяца, того момента, который был и на видеокассетах и показывался, где пленный солдатик, а рядом с ним несколько убитых, по-моему, четыре БМП там что ли, так я это понимаю. У Андрея фотоаппарата не было, он был у одного из журналистов, не знаю у кого точно, но это можно узнать, потому что он там был не один, а их было восемь человек. Снимал ли это Андрей, я не знаю, он привез эти фотографии, чтобы напечатать и если бы он считал, что это вообще нельзя печатать, то он бы не сказал мне: "Пойди, сдай эти пленки, пусть напечатают": Там же, по-моему, четыре снимка с трупами солдатиков и фотографии их документов, может быть, чтобы подтвердить, что они не пропали без вести, там еще был пленный мальчик. Говорят, что это был допрос, но его просто спрашивали - : "Откуда ты, что и почему"? Но у Андрея не было вообще фотоаппарата. Аппарат этот вообще не профессиональный, по-моему, это был "Кодак", как мне объяснил начальник криминальной милиции 8-го числа, когда меня из лаборатории отвели в милицию. Он мне сказал: "Зачем он это снимал - если бы он хотел давать это в журналы или газеты, то это не профессиональная камера"? "Я откуда знаю, Андрей приедет, он вам ответит на эти вопросы", - отвечала я. Андрей эти фотографии вообще не видел. Если ко мне приходили сотрудники ФСБ и забирали у меня эти негативы, то там действительно черным фломастером было обведено четыре кадра. Может они пересняли. Я просто сижу, слушаю эфир и прихожу в ужас от того. что приходили ко мне такие милые люди, говорили, что это все нужно для расследования взрывов в Москве, что им нужны чеченцы, потом они объяснили программе "Сегоднячко", что все-таки им были нужны погибшие ребята, так, может быть, вообще эти фотографии Андрею вообще каким-то образом подкинули - он не приезжал домой и вообще их не видел.
Савик Шустер:
Еще несколько моментов по поводу работы фоторепортера, хотя об этом бессмысленно говорить, потому что явно фабрикуется дело, пытаются найти то, чего нет, разные ведомства фабрикуют дело и получается юридический монстр. Но если говорить чисто журналистки, то принципы нашей работы не подлежат вообще объяснению людям, которые представляют силовые ведомства. Это не их дело, мы не говорим им, как они должны вести боевые действия и не вмешиваемся в их работу. Мы ее отражаем. Если они начинают оценивать нашу работу, контролировать ее и даже выражают какие-то творческие мысли об этом деле, то они пытаются убить нашу профессию. А имея в виду. что в России эта профессия - дитя, которое рождается на наших глазах, то убить его очень легко, но это все равно очень большое преступление.
Петр Вайль:
В заключение такой детектив, о котором упомянул Савик Шустер - сегодня Радио Свобода предложили приобрести еще одну видеокассету, на которой, по утверждению звонившего, изображен Андрей Бабицкий. Рассказывает Владимир Бабурин.
Владимир Бабурин:
Сегодня мы чуть было не получили еще одну видеокассету, на которой, как утверждал позвонивший нам молодой человек, был изображен Андрей Бабицкий, он говорил, что эта кассета - неопровержимое доказательство того, что он жив и можно понять, где он находится. Молодой человек назвал цену - 30 тысяч долларов. Я вел с ним переговоры все утро, после чего отошел на некоторое время, когда был митинг, меня не было в бюро, и переговоры с ним продолжали мои коллеги.
Владимир Долин:
Слушаю вас.
Неизвестный:
А Бабурина можно?
Владимир Долин:
Вы знаете, Бабурина сейчас нет, моя фамилия Долин.
Неизвестный:
А когда он будет ?
Владимир Долин:
Бабурин будет может через полчаса или через час.
Неизвестный:
Нет, мне обещали просто, что через полчаса он уже будет.
Владимир Долин:
Извините, я говорю, когда он может быть, что вы хотели сказать Бабурину, я достаточно, скажем так, полномочный представитель.
Неизвестный:
А кто вы, можете представиться?
Владимир Долин:
Я корреспондент Владимир Долин.
Неизвестный:
Нет, спасибо.
Владимир Долин:
Когда вы перезвоните?
Неизвестный:
Ну, видимо, тогда, когда будет Бабурин.
Владимир Долин:
Хорошо, он будет через полчаса или час.
Неизвестный:
Но это еще не факт, что я перезвоню.
Владимир Долин:
Ну, что делать.
Владимир Бабурин:
Молодой человек перезвонил и еще не раз. Я сказал ему, что за 30 тысяч долларов мы не можем покупать кота в мешке и хотели бы посмотреть, что изображено на видеокассете. На что он мне ответил - если вы это увидите, вам все сразу станет ясно, и вы мне не заплатите, но потом он перезвонил еще раз.
Неизвестный:
Алло, значит мы согласны с вашим условием, можем продемонстрировать вам часть кассеты, только это уже будет стоить 50 тысяч долларов, встречаемся на том же месте, вы меня слышите.
Владимир Бабурин:
Да, я вас слышу.
Владимир Бабурин:
Полагая, что сумма в 50 тысяч долларов может заинтересовать правоохранительные органы, я набрал 02, и вот что из этого получилось.
Владимир Бабурин:
Добрый день, это Радио Свобода, я редактор московского бюро Владимир Бабурин. Мы получили звонок с предложением купить кассету, на которой содержатся сведения, как нам утверждают, где находится Андрей Бабицкий. С нас требуют 50:
Дежурный:
Я сейчас вам дам телефончик, это Московское управление, а вам же нужно российское.
Владимир Бабурин:
Я не знаю, кто этим занимается.
Дежурный:
Сейчас, запишите телефон: Это главное управление. Там есть Северокавказское отделение, они этим вопросом занимаются.
Владимир Бабурин:
Спасибо.
Дежурный:
Пожалуйста.
Владимир Бабурин:
Это московское бюро Радио Свобода, к нам поступило сейчас несколько звонков, мы даже сумели их записать, где нам предлагается купить кассету, на которой, как утверждают звонившие, есть неопровержимые свидетельства того, где сейчас находится наш корреспондент Андрей Бабицкий. Они требуют за это 50 тысяч долларов, назначили встречу.
Дежурный:
Сейчас, минуточку:.Але, слушаю.
Владимир Бабурин:
К нам сейчас было несколько звонков, мы сумели записать, звонившие утверждают, что у них есть кассета, на которой неопровержимые свидетельства того, где сейчас находится наш корреспондент Андрей Бабицкий. Они предлагают нам купить эту кассету за 50 тысяч долларов.
Дежурный:
Я вам сейчас дам начальника отдела по Закавказью, Позняков Юрий Николаевич.
Владимир Бабурин:
Юрий Николаевич, к нам поступило несколько звонков, мы даже сумели их записать. Люди предлагают кассету. По их утверждениям, на ней неопровержимые доказательства того, где находится Андрей Бабицкий.
Юрий Позняков:
Вы знаете, ы Бабицким не занимаемся
Владимир Бабурин:
А к кому нам обратиться
Юрий Позняков:
Ну и что они требуют?
Владимир Бабурин:
Они требуют 50 тысяч долларов.
Юрий Позняков:
Ну, я не знаю, он добровольно там куда-то попросился и все.
Владимир Бабурин:
И вы им не занимаетесь.
Юрий Позняков:
Нет мы не занимаемся.
Владимир Бабурин:
А кому звонить, это же, по-моему факт вымогательства, вам не кажется?
Юрий Позняков:
Мы вымогательством не занимаемся, а кто звонит - чеченцы?
Владимир Бабурин:
Нет, голос без какого-либо акцента.
Юрий Позняков:
Без какого-либо акцента.. не знаю:
Владимир Бабурин:
То есть, вас это не интересует?
Юрий Позняков:
Нет.
Владимир Бабурин:
Спасибо.
Владимир Бабурин:
Я отправился на встречу, но, видимо, не произвел впечатления человека, у которого может быть 50 тысяч долларов, в назначенное время, на назначенное место никто не пришел.
Петр Вайль:
Сегодня на закрытом заседании Государственной Думы России министр внутренних дел Владимир Рушайло никак не разъяснил ситуацию с местонахождением корреспондента Радио Свобода Андрея Бабицкого, но выдвинул против него новые обвинения. Рассказывает Михаил Соколов.
Михаил Соколов:
О закрытом заседании Государственной Думы писать трудно, пресса на него не допускается и приходиться верить депутатам на слово. Сегодня опрошенные говорят: министры обороны и внутренних дел, и наместник в Чечне ничего нового о ситуации не сказали. Была лишь новая попытка министра внутренних дел Владимира Рушайло дискредитировать корреспондента Радио Свобода Андрея Бабицкого. По мнению председателя Комитета по безопасности Александра Гурова, министр изложил лишь факты.
Александр Гуров:
Рушайло сказал: о том что в данный момент ему известно, и что было известно. Вот и все - что его задержали, задержали без документов, что при нем нашли и что он был обменян на пять человек.
Михаил Соколов:
Как считает депутат Владимир Лысенко, от имени власти прозвучала старая неубедительная версия:
Владимир Лысенко:
Когда Бабицкий был задержан, у него было несколько пропусков, подписанных полевыми командирами, из чего был сделан вывод, что он активно сотрудничает с боевиками. После этого Рушайло сказал, что по просьбе боевиков он был им возвращен в обмен на наших военнослужащих. Но на вопросы Ирины Хакамады - каковы были правовые основания, и что конкретно преступного сделал Бабицкий, передал ли он какую-то конкретную информацию, участвовал ли в расстреле российских военнослужащих - на эти вопросы ответы не прозвучали.
Михаил Соколов:
Суть выступления Владимира Рушайло изложила вице-спикер Думы Любовь Слиска. Как мы услышим, на вопрос о законности задержания Андрея Бабицкого министр отвечал весьма оригинально.
Любовь Слиска:
На вопрос Ирины Хакамады о том, совершено ли законно это задержание, и по какой статье Кодекса это можно прокомментировать, так как у нас фактически идет необъявленная война - просто локальный конфликт, в зале депутатам, тем, кто желал посмотреть, были показаны фотографии, которые были изъяты у Андрея Бабицкого, которые он сюда передал, чтобы их размножить. Я иду с тяжелым чувством после просмотра этих фотографий. На них выколотые глаза у наших солдат. Свежая кровь, которая еще продолжает течь, а Бабицкий снимал.
Михаил Соколов:
Вместо ответа на юридический вопрос министр внутренних дел похоже занимался пропагандой. Фотографии, которых мы не видели, и которые будто бы изъяты у корреспондента Радио Свобода, смотрела Ирина Хакамада.
Ирина Хакамада:
Эти фотографии Рушайло показал. На них зафиксированы, большей частью, моменты, где есть трупы наших солдат, ключевая фотография, которая вызвала подозрения, это фотография российского солдата с выколотыми глазами, на трупе свежая кровь.
Михаил Соколов:
Борис Немцов обратил внимание на некоторые обстоятельства выступления Владимира Рушайло:
Борис Немцов:
Все что есть в газетах, то и было исполнено. Единственное, что было новостью - показали фотографии, которые были изъяты у Бабицкого, и все. Фотографии наших убитых солдат. Эти фотографии могли быть, например, сделаны другим человеком. На самом деле, эти фотографии могли быть просто переданы для того, чтобы, в том числе и в наших войсках, могли опознать тела погибших. Но на эти вопросы министр внутренних дел, естественно, отвечать не стал.
Михаил Соколов:
Известный журналист и депутат Юрий Щекочихин говорит, что самые жуткие фотографии погибших на войне сами по себе ничего не доказывают.
Юрий Щекочихин:
Сколько таких фотографий я видел за свою жизнь, когда снимаешь, что видишь - кровь только что запекшаяся,значит, он присутствовал при этом расстреле - это главный довод Рушайло. Но дело в том, что делайте обвинение, делайте экспертизу, я просто повторяю, я таких фотографий видел очень много, я не вижу повода, и неясно, какое уголовное дело. Сказали, что он обменян уже на пять солдат, было три, потом не могут и одного найти. А где он -Рушайло так и не сказал.
Михаил Соколов:
Ирина Хакамада провела с министром внутренних дел Рушайло диалог.
Ирина Хакамада:
Я пояснила, что журналист всегда делает разные фотографии и доказать, что он преступник очень сложно, потому что его работа - фиксировать все, что он видит вокруг. Мой следующий вопрос уже в приватной беседе был - заведено ли Генпрокуратурой уголовное дело, будет ли оно объявлено и по какой статье Уголовного Кодекса, и тогда мы увидим суть всего происходящего. Рушайло сказал, что да, это будет объявлено, и пауза был связана с тем, что все-таки необходимо было обменять солдат на Бабицкого, потому что в противном случае операция была бы сорвана.
Михаил Соколов:
Александр Гуров считает, что Андрею Бабицкому можно при желании нечто инкриминировать:
Александр Гуров:
Если я являюсь участником преступления и оно совершается на моих глазах и я не доношу об этом, то есть статья в Уголовном Кодексе.
Михаил Соколов:
Таким образом, недоносительством деятели МВД считают передачу в пункт проявки пленки со свидетельствами преступлений, при этом сам журналист фотографий с этой пленки не видел - они были изъяты прямо после проявки - в это время Бабицкий был уже в Чечне. После спектакля, устроенного в Думе Рушайло, получается, что спецслужбы Бабицкого по дороге из Грозного в Москву явно ждали, чтобы предъявить, в том числе, и эти явно пропагандистские обвинения. Даже если поверить официальной версии, что же выходит? Вместо того, чтобы разбираться, кто подлинные убийцы солдат, трупы которых заснял Андрей Бабицкий, его - свидетеля преступления, отдали бандитам, возможно, тем самым, которые расстреливают военнопленных.
Петр Вайль:
За последнее время два юридически ответственных лица - министр внутренних дел России Владимир Рушайло и начальник Главного управления Генпрокуратуры по Северному Кавказу Юрий Бирюков, который выступал вчера в программе ОРТ, а сегодня в прямом эфире "Радио России", сделали целый ряд весьма сомнительных с юридической точки зрения заявлений. Я передаю линию Савику Шустеру.
Савик Шустер:
Со мной в прямом эфире по телефону адвокат Генри Резник, адвокат Андрея Бабицкого. Я обсужу с ним некоторые факты, которые приводит господин Бирюков. Во-первых, вот главное обвинение, которое выдвигается в адрес Андрея Бабицкого: имея возможность передвигаться по территории Чеченской республики он передавал боевикам информацию о расположении частей федеральных войск. Генри Маркович, что должно быть в руках у следствия, чтобы выдвинуть такое обвинение?
Генри Резник:
У следствия могут быть разные доказательства на этот счет. Но я думаю, абстрактно говоря, что основное наше внимание должно быть привлечено к другому - чего-то подобного тому, что заявил господин Бирюков, я ожидал. Мне кажется, власть осознала, в какую историю она вляпалась с этим принудительным обменом, и надо сказать, что сейчас предпринимаются все меры, чтобы все-таки дистанцироваться от этой правовой дикости. Господин Бирюков сообщил, дезавуируя все предшествующие заявления по данной ситуации, что имел место не обмен, затеянный по инициативе наших силовых ведомств, а акт волеизъявления свободного гражданина. Раньше утверждалось, что в отношении Бабицкого была избрана мера пресечения - содержание под стражей, а затем она была изменена на подписку о невыезде. Сейчас господин Бирюков утверждает, что мера пресечения была не изменена, а отменена. Вот эта вот, казалось бы, тонкость вообще должна иметь очень толстые и весьма весомые последствия, то есть если мера пресечения изменяется, то она связывает и самого Бабицкого, который совершенно не свободен, и связывает органы следствия, которые обязаны следовать принятым ими решениям. Но если мера пресечения отменяется, в таком случае сейчас обществу разъясняется: "Он стал свободным человеком - мог идти на все четыре стороны, мог улететь в Москву, но ему туда было не надо, и он захотел опять вернуться на сторону чеченцев и, видимо, продолжить там свою профессиональную деятельность. Одновременно он сам, не будучи в тюрьме и под подпиской о невыезде, решил, что надо это использовать, чтобы вызволить из плена наших ребят, а государство к этому никакого отношения не имеет". Вот смысл того, что нам сообщил господин Бирюков. Но дело в том, что слишком много до этого было заявлений, которые надо будет дезавуировать - надо будет дезавуировать предшествовавшие слова помощника и.о. президента, Сергея Ястржембского, необходимо будет, собственно говоря, как-то объяснять признания, которые сделал на всю страну генерал Голубев, который сказал, что к этому непосредственное отношение имели не только силовые ведомства, но и он лично участвовал в этом обмене. То есть, в данном случае, я бы сказал, что зашли очень далеко, но попытка такая предпринимается и мне она в общем абсолютно понятна, потому что если это происходило по инициативе власти, если она позволила себе менять мирного гражданина на плененного военнослужащего, то в таком случае она присваивает себе право оценивать сравнительную ценность своих граждан. Это, с точки зрения правовых и вообще всех цивилизованных норм - просто дикость.
Савик Шустер:
Генри Маркович, вы говорите абстрактно, с другой стороны утверждается, что видеокамеру и спутниковый телефон Андрей Бабицкий по его же признанию оставил в штабе полевого командира Хачукаева - это уже с точки зрения обвинения совсем не абстрактно?
Генри Резник:
Я не хочу вообще обсуждать эти чередующие друг друга совершенно разные утверждения. Для меня достаточно таких указаний, как для профессионального человека: ну, задерживают корреспондента, если есть в распоряжении следствия доказательства, которые изобличают Бабицкого в совершении довольно тяжких преступлений, в деятельности вооруженных формирований. А с чего начинается следствие, какая депеша летит в Москву, и очень быстро и оперативно - туда препровождается икона, которая все-таки, видимо. изъята у Бабицкого с требованием срочно организовать экспертизу - не представляет ли эта икона какой-либо культурной ценности. Цена ее 10 или 20 рублей. Это, кстати сказать, для меня проясняет полностью всю ситуацию. Дальше я вообще не хочу обсуждать никакие утверждения, которые делает власть в фактическое отсутствие Бабицкого и в отсутствие стороны защиты. Следующее - дай Бог, чтобы я ошибся, но мне представляется, что прокуратура, эксплуатируя новую версию об этом обмене, об этой ситуации, попытается принять все меры к тому, чтобы не допустить адвокатов к материалам дела. Должен сказать, что все-таки представителям разных ведомств надо было договариваться, потому что то, что сказал Бирюков противоречит тому, что сказал Рушайло. Он говорил об обмене Бабицкого на пять военнослужащих, но простите меня, это противоречит тому, что говорил господин Бирюков. И, наконец, я просто не могу оставить без внимания заявление моего доброго знакомого Саши Гурова. Дело в том, что генералу МВД надо знать Уголовный Кодекс, дело в том, что ответственность за недоносительство отменена в новом кодексе, и человек не обязан доносить о том, что он что-то такое видел. Но дело в том, что правовая дремучесть наших депутатов меня давно не удивляет. Но когда я слышу это утверждение из уст одного из лидеров фракции, причем надо сказать, все-таки юриста по образованию и генерала по званию, то я вправе этому удивиться.
Савик Шустер:
Скажите пожалуйста, Генри Маркович, вот еще один момент по поводу письма со стороны полевых командиров, которые выразили желание иметь у себя господина Бабицкого. Опять-таки господин Бирюков утверждает, что такое письмо было получено. Хотя, мы получили копию этого письма 3 февраля, там упоминался один командир, и письмо начиналось со слов: "Я полевой командир". Я уж не буду обсуждать стилистику, потому что я не знаю в мире ни одного полевого командира, который так бы начинал свое письмо, Он бы говорил: "Я руководитель Долины", "Я начальник чего-то", но "Я полевой командир", - это слишком самооскорбительно. Но меня интересует одно: если был один полевой командир, который обратился с такой просьбой, то как вдруг может получиться, что их было много?
Генри Резник:
Дело в том, что я все-таки буду подтверждать то, что я сказал. Может быть, очень интересно разбираться, я могу указать на десятки нестыковок и очень много признаков, которые указывают на то, что нас кормят весьма неправдивой информацией, но главное, все-таки заключается в том, что если такого рода обращение адресуют Бабицкому, который находится в тюрьме, я не знаю, как будет объяснено то, что нам говорил Ястржембский. 31 числа он еще находился в изоляторе. Не знаю, может и это каким-то образом будет еще опровергаться и нужно будет объяснять, но получается, что фактически государство эту ситуацию ставит под свой контроль и занимается операцией обмена. Вот ведь от чего сейчас хочет уйти прокуратура. Обсуждать сейчас вопрос о каких-либо доказательствах я считаю абсолютно бессмысленным. По той причине, что нет Андрея, нет стороны защиты, нет защитников, которые могли бы ознакомившись с материалами, на ознакомление с которыми мы, адвокаты, имеем право, доказательно их не только комментировать, но и что-то им противопоставить. Ведь, все, что сейчас заявляется, не имеет абсолютно для меня, как юриста и адвоката, никакой ценности - я просто не хочу тратить на это время. Вообще, все эти юридические тонкости и вопросы законности для меня отходят на задний план и думаю, должны отходить на задний план и для всех остальных, кто встревожен этой ситуацией. Сейчас мы должны молиться, чтобы Андрей вернулся живой и по возможности невредимый. Главный источник - доказательство, которое может прояснить все вопросы и доказательство, которое в наибольшей степени будет обладать достоверностью и прояснит все вопросы, может исходить от Бабицкого. В этой ситуации, когда появляется все больше и больше нестыковок и власть хочет скрыть правду, увеличивается опасность того, что они сделают все, чтобы не допустить прихода Андрея к нам. Вот что меня беспокоит прежде всего, как человека и гражданина. Дальше уже, когда появится Андрей, мы будем обсуждать, обсасывать все тонкости, ловить на противоречиях и откровенной лжи. Но сейчас в опасности жизнь человека, российского гражданина, который ничем не опорочен, которому не предъявлено никакое обвинение, который великолепный профессиональный журналист, и главное сейчас его судьба. На второй план отходит обсуждение противоречивой информации, которой нас кормят, видимо, не договорившись друг с другом, представители разных силовых ведомств.
Савик Шустер:
Кроме всяких совершенно акробатических юридических действий Генпокуратуры, конечно, московское бюро Радио Свобода живет в атмосфере постоянного "триллера", идут анонимные звонки, люди предлагают услуги, пленки, видеозаписи. Как бы, все то, что происходит вокруг Андрея Бабицкого имеет не одно, а много измерений. Никто из власть предержащих нам до сих пор не позвонил и ничего не сказал р судьбе Андрея Бабицкого, и более того, до сих пор никто не позвонил и ничего не сказал его жене Людмиле.
Петр Вайль:
Генри Резник своим юридическим глазом выхватил одну очень красноречивую деталь с этой иконой, то есть, совершенно ясно, как власть лихорадочно пытается найти хоть какие-то обвинения в адрес Андрея Бабицкого, не зная, за что ей схватиться. Сегодня Владимир Рушайло схватился за фотографии, сделанные Андреем, и поставил их в вину. Наш корреспондент Александр Батчан связался по телефону с военным фотографом нидерландской газеты "НРК Хандельсблатт" Олегом Климовым и попросил его прокомментировать заявления Рушайло по поводу фотографий, которые инкриминируются Андрею.
Александр Батчан:
Какие есть ограничения, может быть, юридические или профессиональные у фотографов, которые снимают на войне погибших или обезображенных?
Олег Климов:
Ну, во-первых, я сразу должен сказать, что это ни в коем случае не может инкриминироваться с точки зрения профессионального фотографа. Это - личное дело каждого профессионального фотографа и личное дело его профессионализма - снимать или не снимать. Но, как правило, настоящие фотографы в любых ситуациях снимают, это - во-первых. Во-вторых, это тоже, наверное, право издателя - публиковать такие фотографии или не публиковать. Я могу со своей стороны сказать, что неоднократно пресс-центр в Моздоке - пресс-центр Министерства обороны предлагал снимать трупы чеченских солдат, то есть, в принципе, это тоже можно инкриминировать с точки зрения этой ситуации. Но в любом случае, я повторяю, это - личное право фотографа и инкриминироваться ни в коем случае это не может.
Александр Батчан:
Олег, а вы сами, когда сейчас снимаете, учитывая нынешнюю ситуацию в России, вы не опасаетесь, что вам тоже могут что-то такое инкриминировать?
Олег Климов:
Для меня эта ситуация с Бабицким - я его лично не знаю, но это просто шок. Я думаю, это - первый сигнал к тому, что у нас будет несколько иное государство. По крайней мере, для СМИ. Я, естественно, опасаюсь этого.
Петр Вайль:
Каковы вообще законные права и обязанности военного корреспондента, находящегося в зоне боевых действий? С этим вопросом наш корреспондент в Париже Семен Мирский обратился к директору европейского отдела международной организации "Репортеры без границ" Александру Леви. Эта организация защищает свободу прессы и права журналистов во всем мире, и располагает собственной юридической службой.
Семен Мирский:
Господин Леви, напомните пожалуйста слушателям Радио Свобода основные международные тексты и законы, регламентирующие работу военных корреспондентов?
Александр Леви:
Первый документ, это, разумеется, Женевская конвенция, к которой присоединились все страны, включая Россию. - самая старая и знаменитая из всех конвенций, подписанных после окончания 2-й мировой войны. Статья 79-я этой конвенции совершенно четко гласит, что журналисты должны рассматриваться в качестве людей не участвующих в военных действиях и в названном качестве они должны быть защищены в ходе вооруженных конфликтов. Это напоминание об основополагающем документе Женевской Конвенции, подписанной 12 августа 1949-го года, посвящено конкретному случаю - случаю Андрея Бабицкого. В настоящее время для того, чтобы журналист мог работать на территории России он должен иметь аккредитацию МИД. Бабицкий , равно как и другие журналисты, работающие в Чечне, имеет такую аккредитацию, но российские власти, занимающиеся отловом журналистов из иностранных СМИ, требуют от них также аккредитации, выданной военным командованием. Но общеизвестно, что эту военную аккредитацию получить невозможно, и в любом случае подобная аккредитация не имеет под собой никакой правовой основы, ибо Чечня не объявлена зоной войны. Российское правительство как мы знаем, не объявило Чечню территорией на которой действуют законы военного времени, и даже не ввело там чрезвычайного положения. Поэтому, российские власти требуют от журналистов, работающих в Чечне, предъявления документа, не имеющего под собой никакой законной причины.
Семен Мирский:
Александр Леви поведал также об очередном злостном нарушении права журналиста на работу в зоне чеченского конфликта. Речь идет о специальном корреспонденте парижской газеты "Либерасьон", гражданке Франции Анн Нива, у которой агенты ФСБ устроили в понедельник на южных подступах к Грозному обыск, конфисковав телефон спутниковой связи, журналистский блокнот и записную книжку с адресами. Анн Нива осталась на свободе, но были арестованы люди, в доме у которых она сняла комнату. Речь идет о семье депутата чеченского парламента Ривзана Варсанова. Несмотря на конфискацию телефона спутниковой связи Анн Нива сумела передать свою корреспонденцию через московское бюро газеты "Либерасьон", и ее репортаж напечатан в номере газеты за 11 февраля. В письме министру юстиции России Юрию Чайке "Репортеры без границ" пишут, что в случае с Анн Нива власти России в очередной раз нарушают законы о свободе печати, и напоминают о необходимости немедленного освобождения Андрея Бабицкого.
Петр Вайль:
Я снова обращаюсь к Савику Шустеру как к военному корреспонденту. Вы много работали на разных войнах, насколько я помню, это были Чад, Никарагуа, Афганистан, Чечня. По вашему опыту было ли такое, что корреспонденту, который фотографировал убитых или писал репортажи в местах, где лилась кровь, могли быть предъявлены подобные обвинения, как те, которые предъявлены Андрею Бабицкому?
Савик Шустер:
Когда я приехал из Никарагуа, мои фотографии купил еженедельник "Экспресс" во Франции, и они опубликовали около 20 фотографий и обозначили меня как фоторепортера. Я таковым не являлся. Но я в самом деле неплохо снимаю. И я должен сказать, что в нашем жаргоне кровь для фоторепортера - это публикация. Мы же прекрасно знаем, что для журналов и телевидения, я буду говорить чисто о фотографии, конечно, нужны драматичные съемки, которые доказывают то, что описывают пишущие корреспонденты. Это очень важно - текст должен сопровождаться соответствующими кадрами, иначе он недостоверен. Это очень часто происходит в журналистике. Если говорить о фоторепортере, то иногда в адрес фоторепортеров были обвинения за то, что они "заказывают бои". Это - серьезное обвинение - когда на любой войне ты просишь того или иного полевого командира сделать что-то для тебя, потому что тебе нужны фотографии - это я считаю настоящим преступлением. Такие случаи были, эти репортеры больше не работают в нашей профессии. Были такие случаи, когда затеивался бой, и, значит, были убитые и раненые, чтобы снимать. Но если человек находится на месте события, то он не солдат, его профессия - рассказывать и сообщать, и он не должен ни доносить, ни общаться с властями, а должен рассказывать общественности, журналист работает на общественность, на людей, не на власть и не на полевых командиров. Он снимает то, что видит, чтобы люди понимали, что происходит. Вот его профессия. Это министр Рушайло может считать, что каждый журналист должен служить у него в ведомстве, но это не так. У меня вопрос к жене Андрея Бабицкого, Людмиле, которая у нас в прямом эфире - Людмила, я даже не знал, что Андрей умеет снимать, что у него есть камера и он умеет делать фотографии? Для меня это вообще какой-то сюрприз. Я знаю, что у него была видеокамера, но я не знал, что у него был фотоаппарат?
Людмила Бабицкая:
У Андрея не было фотоаппарата, когда он был в Грозном. Это снимки декабря месяца, того момента, который был и на видеокассетах и показывался, где пленный солдатик, а рядом с ним несколько убитых, по-моему, четыре БМП там что ли, так я это понимаю. У Андрея фотоаппарата не было, он был у одного из журналистов, не знаю у кого точно, но это можно узнать, потому что он там был не один, а их было восемь человек. Снимал ли это Андрей, я не знаю, он привез эти фотографии, чтобы напечатать и если бы он считал, что это вообще нельзя печатать, то он бы не сказал мне: "Пойди, сдай эти пленки, пусть напечатают": Там же, по-моему, четыре снимка с трупами солдатиков и фотографии их документов, может быть, чтобы подтвердить, что они не пропали без вести, там еще был пленный мальчик. Говорят, что это был допрос, но его просто спрашивали - : "Откуда ты, что и почему"? Но у Андрея не было вообще фотоаппарата. Аппарат этот вообще не профессиональный, по-моему, это был "Кодак", как мне объяснил начальник криминальной милиции 8-го числа, когда меня из лаборатории отвели в милицию. Он мне сказал: "Зачем он это снимал - если бы он хотел давать это в журналы или газеты, то это не профессиональная камера"? "Я откуда знаю, Андрей приедет, он вам ответит на эти вопросы", - отвечала я. Андрей эти фотографии вообще не видел. Если ко мне приходили сотрудники ФСБ и забирали у меня эти негативы, то там действительно черным фломастером было обведено четыре кадра. Может они пересняли. Я просто сижу, слушаю эфир и прихожу в ужас от того. что приходили ко мне такие милые люди, говорили, что это все нужно для расследования взрывов в Москве, что им нужны чеченцы, потом они объяснили программе "Сегоднячко", что все-таки им были нужны погибшие ребята, так, может быть, вообще эти фотографии Андрею вообще каким-то образом подкинули - он не приезжал домой и вообще их не видел.
Савик Шустер:
Еще несколько моментов по поводу работы фоторепортера, хотя об этом бессмысленно говорить, потому что явно фабрикуется дело, пытаются найти то, чего нет, разные ведомства фабрикуют дело и получается юридический монстр. Но если говорить чисто журналистки, то принципы нашей работы не подлежат вообще объяснению людям, которые представляют силовые ведомства. Это не их дело, мы не говорим им, как они должны вести боевые действия и не вмешиваемся в их работу. Мы ее отражаем. Если они начинают оценивать нашу работу, контролировать ее и даже выражают какие-то творческие мысли об этом деле, то они пытаются убить нашу профессию. А имея в виду. что в России эта профессия - дитя, которое рождается на наших глазах, то убить его очень легко, но это все равно очень большое преступление.
Петр Вайль:
В заключение такой детектив, о котором упомянул Савик Шустер - сегодня Радио Свобода предложили приобрести еще одну видеокассету, на которой, по утверждению звонившего, изображен Андрей Бабицкий. Рассказывает Владимир Бабурин.
Владимир Бабурин:
Сегодня мы чуть было не получили еще одну видеокассету, на которой, как утверждал позвонивший нам молодой человек, был изображен Андрей Бабицкий, он говорил, что эта кассета - неопровержимое доказательство того, что он жив и можно понять, где он находится. Молодой человек назвал цену - 30 тысяч долларов. Я вел с ним переговоры все утро, после чего отошел на некоторое время, когда был митинг, меня не было в бюро, и переговоры с ним продолжали мои коллеги.
Владимир Долин:
Слушаю вас.
Неизвестный:
А Бабурина можно?
Владимир Долин:
Вы знаете, Бабурина сейчас нет, моя фамилия Долин.
Неизвестный:
А когда он будет ?
Владимир Долин:
Бабурин будет может через полчаса или через час.
Неизвестный:
Нет, мне обещали просто, что через полчаса он уже будет.
Владимир Долин:
Извините, я говорю, когда он может быть, что вы хотели сказать Бабурину, я достаточно, скажем так, полномочный представитель.
Неизвестный:
А кто вы, можете представиться?
Владимир Долин:
Я корреспондент Владимир Долин.
Неизвестный:
Нет, спасибо.
Владимир Долин:
Когда вы перезвоните?
Неизвестный:
Ну, видимо, тогда, когда будет Бабурин.
Владимир Долин:
Хорошо, он будет через полчаса или час.
Неизвестный:
Но это еще не факт, что я перезвоню.
Владимир Долин:
Ну, что делать.
Владимир Бабурин:
Молодой человек перезвонил и еще не раз. Я сказал ему, что за 30 тысяч долларов мы не можем покупать кота в мешке и хотели бы посмотреть, что изображено на видеокассете. На что он мне ответил - если вы это увидите, вам все сразу станет ясно, и вы мне не заплатите, но потом он перезвонил еще раз.
Неизвестный:
Алло, значит мы согласны с вашим условием, можем продемонстрировать вам часть кассеты, только это уже будет стоить 50 тысяч долларов, встречаемся на том же месте, вы меня слышите.
Владимир Бабурин:
Да, я вас слышу.
Владимир Бабурин:
Полагая, что сумма в 50 тысяч долларов может заинтересовать правоохранительные органы, я набрал 02, и вот что из этого получилось.
Владимир Бабурин:
Добрый день, это Радио Свобода, я редактор московского бюро Владимир Бабурин. Мы получили звонок с предложением купить кассету, на которой содержатся сведения, как нам утверждают, где находится Андрей Бабицкий. С нас требуют 50:
Дежурный:
Я сейчас вам дам телефончик, это Московское управление, а вам же нужно российское.
Владимир Бабурин:
Я не знаю, кто этим занимается.
Дежурный:
Сейчас, запишите телефон: Это главное управление. Там есть Северокавказское отделение, они этим вопросом занимаются.
Владимир Бабурин:
Спасибо.
Дежурный:
Пожалуйста.
Владимир Бабурин:
Это московское бюро Радио Свобода, к нам поступило сейчас несколько звонков, мы даже сумели их записать, где нам предлагается купить кассету, на которой, как утверждают звонившие, есть неопровержимые свидетельства того, где сейчас находится наш корреспондент Андрей Бабицкий. Они требуют за это 50 тысяч долларов, назначили встречу.
Дежурный:
Сейчас, минуточку:.Але, слушаю.
Владимир Бабурин:
К нам сейчас было несколько звонков, мы сумели записать, звонившие утверждают, что у них есть кассета, на которой неопровержимые свидетельства того, где сейчас находится наш корреспондент Андрей Бабицкий. Они предлагают нам купить эту кассету за 50 тысяч долларов.
Дежурный:
Я вам сейчас дам начальника отдела по Закавказью, Позняков Юрий Николаевич.
Владимир Бабурин:
Юрий Николаевич, к нам поступило несколько звонков, мы даже сумели их записать. Люди предлагают кассету. По их утверждениям, на ней неопровержимые доказательства того, где находится Андрей Бабицкий.
Юрий Позняков:
Вы знаете, ы Бабицким не занимаемся
Владимир Бабурин:
А к кому нам обратиться
Юрий Позняков:
Ну и что они требуют?
Владимир Бабурин:
Они требуют 50 тысяч долларов.
Юрий Позняков:
Ну, я не знаю, он добровольно там куда-то попросился и все.
Владимир Бабурин:
И вы им не занимаетесь.
Юрий Позняков:
Нет мы не занимаемся.
Владимир Бабурин:
А кому звонить, это же, по-моему факт вымогательства, вам не кажется?
Юрий Позняков:
Мы вымогательством не занимаемся, а кто звонит - чеченцы?
Владимир Бабурин:
Нет, голос без какого-либо акцента.
Юрий Позняков:
Без какого-либо акцента.. не знаю:
Владимир Бабурин:
То есть, вас это не интересует?
Юрий Позняков:
Нет.
Владимир Бабурин:
Спасибо.
Владимир Бабурин:
Я отправился на встречу, но, видимо, не произвел впечатления человека, у которого может быть 50 тысяч долларов, в назначенное время, на назначенное место никто не пришел.
