Марина Тимашева, Москва:
С 14 по 16 апреля в московском еврейском культурном центре и Рахманиновском зале Консерватории проходят концерты в рамках музыкально-просветительского проекта "Репрессированная музыка". В концертах принимают участие российские музыканты и "Группа новой музыки" Терезинского мемориального проекта.
Акцию 4 года готовили: Дмитрий Булгаков, гобоист и глава российского фонда Возрождение, он же - автор идеи "Репрессированной музыки", руководитель Группы Новой музыки израильский профессор и пианист Давид Блох, скрипач Роман Минц. В концертах прозвучит музыка основателя русского урбанизма Александра Мосолова, Александра Веприка, Моисея Вайнберга и Всеволода Задерацкого - бывшего учителем музыки цесаревича Алексея. Все они провели по несколько лет в сталинских лагерях. И музыка композиторов Терезина - транзитного лагеря, через который прошли 140 тысяч евреев. Ханс и Павел Хаасы, Зикмунд Шуль, Эгон Ледеч, Роберт Даубер, Виктор Ульман - все они погибли в нацистских лагерях смерти. На мой вопрос многое ли из их наследия сохранилось, отвечает Давид Блох:
Давид Блох:
Мы знаем 70 произведений, созданных в Терезине. Судить мы можем, поскольку сохранились афиши и программки концертов. Ясно, что многие партитуры утеряны. Но вот, к примеру, одна история. Виктор Ульман, композитор и исполнитель, работавший в Новой немецкой опере Праги с Цемлинским, попал в Терезин и написал там много новых сочинений. Перед отправкой в Освенцим он взял с собой не только свои сочинения, но и партитуры Шуля, уже к тому времени погибшего. Друзья, которые провожали его к поезду, спросили, понимает ли он, что если не вернется, пропадет и музыка. Тогда он отдал рукописи на хранение, просил передать их доктору Адлеру, если тот выйдет из лагеря. Адлер спасся и спас рукописи. Так было в случае Ульмана.
Марина Тимашева:
Говорит Президент Ассоциации современной музыки Виктор Екимовский:
Виктор Екимовский:
Дело в том, что общая позиция была такая - то, что писалось в 20-е годы - замолчать. Потому что даже то, что писалось в 1948-м году, на съезде - Хренников говорил о том, что вот, например, АСМ - это вообще, страшная организация, а музыка Мосолова какофонична, уродлива и прочее. Поэтому в принципе, когда началось возрождение где-то в 90-х годах всего этого пласта, естественно, стали изучать, исполнять наиболее интересных, наиболее знаменитых композиторов. Конечно, Веприк не подпадал под эту категорию, а Мосолов - россовец, вот Протопопов, в какой-то степени Лурье, были лидерами, конечно. И поэтому то, что они писали, в 20-х годах было издано, почти все. Потом, естественно, ничего не издавалось, а что сейчас будет - сейчас происходит какое-то возрождение, и ведь много архивов сохранилось, этот пласт поднимать надо очень долго.
Марина Тимашева:
На вопрос, были ли композиторы Терезина верны прежде избранному музыкальному стилю, отвечает Давид Блох:
Давид Блох:
Я лично думаю, что нет. Разве что искали способы выражения протеста. Первый: выбор текстов для вокальных форм. Второй: обращение к еврейскому и чешскому фольклору. Они придумывали музыкальные символы, цитировали чешские патриотические сочинения, вкрапляли цитаты в свои произведения. Немцы не замечали этих цитат, да и на концерты не ходили. Но вот что до оперы "Император Атланты" Ульмана... Ее репетировали в сентябре 1944-го года, это была большая постановка и на генеральную репетицию пришли эсэсовцы. Они поняли, что опера является сатирой на Третий Рейх. Спектакль был запрещен. Все исполнители и композитор были оправлены в Освенцим.
Марина Тимашева:
Некоторые композиторы иногда переделывали сочинения:
Давид Блох:
Сюита для гобоя и фортепиано Павла Хааса 1939-го года изначально задумана как Кантата для голоса и фортепиано. Хаас был антифашистом. Он сочинил тексты соответствующего содержания, использовал чешские хоровые песни, но потом испугался, вычеркнул партию голоса и заменил ее гобоем.
Марина Тимашева:
В Советском Союзе все было иначе. Говорит Виктор Екимовский:
Виктор Екимовский:
Правила и условия жизни в наших лагерях были таковы, что там не до музыки было, и почти практически этого не было, хотя есть несколько случаев. Мосолова практически посылали дважды в лагерь. Сначала его послали на Медвежью гору работать над фильмом "Заключенные", но в принципе этот фильм все равно потом не вышел на экраны, он там работал, но был как бы в лагерных условиях. А когда его посадили уже в 1937-м году - там никаких условий не было. Любопытный случай произошел с Веприком, который, будучи в лагере, задумал и почти написал, чуть не закончил, кантату, которая называется "Народ - герой". Поразительно то, что те люди сидели в лагерях, все равно почитали наш строй, любили Сталина... Это просто поразительно
Марина Тимашева:
Роман Минц дополняет:
Роман Минц:
Уникальный случай представляет из себя Задерацкий, которые написал цикл из 24 прелюдий и фуг на телефонных бланках, которые он сумел выпросить у надсмотрщиков. Он их должен был превратить в нотную бумагу и на них потом вот записал сочинение, которое идет 40 минут. Плюс к этому это был первый опыт до ... до Шостаковича возрождения этого жанра - 24 прелюдии и фуги.
Марина Тимашева:
Роман Минц отвечает на вопрос о том, как часто исполнялась музыка Мосолова и других в России:
Роман Минц:
Я никогда не слышал никаких произведений Веприка до того, как начал заниматься этой проблемой, когда я начал этой заниматься этой проблемой, я сумел с большим трудом достать одну запись, которая сделана в Германии. Насколько я понимаю, в России произведения Веприка очень давно не звучали. И запись, та единственная, была сделана буквально год-два назад. Ноты произведений Веприка я достал в Британской библиотеке. То же самое с Мосоловым, но Мосолов, естественно, и изначально был более известным композитором, и когда началось возрождение интереса к тому времени и к нему лично, конечно, его музыка больше исполняется, хотя "Легенды для виолончели и фортепиано", которая у нас будет исполнена, я никогда не слышал. Запись опять же существует одна, "Сталинстан" Веприка, для хора и фортепиано, приходилось искать в американских библиотеках, потому что единственное произведение было издано в американском журнале, который издавал Генри Кауэлл, композитор, в 20-х-30-х годах. "Экспорт" такой шел довольно активно, например Мосолов, его "Завод" - был международный хит, произведение которое исполнялось очень часто. "Песни и пляски гетто" Веприка, которого сегодня имя очень мало вообще кому что-то говорит, даже в России, исполнялись Тосканини, в Нью-Йорке.
Марина Тимашева:
А как часто исполнялась музыка композиторов Терезина в мире?
Давид Блох:
Терезинская музыка очень известна в мире, все более известна с каждым годом. Хотя тут есть своего рода ирония. Музыка, которую евреям было запрещено писать из-за того, что они - евреи, на оккупированных территориях, им было разрешено писать в лагере. И еще парадокс. До сих пор мы исполняем их музыку в отдельных концертах, тем самым оставляем ее в рамках культурного гетто. Наиболее естественным и правильным было бы играть ее в тех же программах, что Моцарта, Бартока или Шостаковича.
С 14 по 16 апреля в московском еврейском культурном центре и Рахманиновском зале Консерватории проходят концерты в рамках музыкально-просветительского проекта "Репрессированная музыка". В концертах принимают участие российские музыканты и "Группа новой музыки" Терезинского мемориального проекта.
Акцию 4 года готовили: Дмитрий Булгаков, гобоист и глава российского фонда Возрождение, он же - автор идеи "Репрессированной музыки", руководитель Группы Новой музыки израильский профессор и пианист Давид Блох, скрипач Роман Минц. В концертах прозвучит музыка основателя русского урбанизма Александра Мосолова, Александра Веприка, Моисея Вайнберга и Всеволода Задерацкого - бывшего учителем музыки цесаревича Алексея. Все они провели по несколько лет в сталинских лагерях. И музыка композиторов Терезина - транзитного лагеря, через который прошли 140 тысяч евреев. Ханс и Павел Хаасы, Зикмунд Шуль, Эгон Ледеч, Роберт Даубер, Виктор Ульман - все они погибли в нацистских лагерях смерти. На мой вопрос многое ли из их наследия сохранилось, отвечает Давид Блох:
Давид Блох:
Мы знаем 70 произведений, созданных в Терезине. Судить мы можем, поскольку сохранились афиши и программки концертов. Ясно, что многие партитуры утеряны. Но вот, к примеру, одна история. Виктор Ульман, композитор и исполнитель, работавший в Новой немецкой опере Праги с Цемлинским, попал в Терезин и написал там много новых сочинений. Перед отправкой в Освенцим он взял с собой не только свои сочинения, но и партитуры Шуля, уже к тому времени погибшего. Друзья, которые провожали его к поезду, спросили, понимает ли он, что если не вернется, пропадет и музыка. Тогда он отдал рукописи на хранение, просил передать их доктору Адлеру, если тот выйдет из лагеря. Адлер спасся и спас рукописи. Так было в случае Ульмана.
Марина Тимашева:
Говорит Президент Ассоциации современной музыки Виктор Екимовский:
Виктор Екимовский:
Дело в том, что общая позиция была такая - то, что писалось в 20-е годы - замолчать. Потому что даже то, что писалось в 1948-м году, на съезде - Хренников говорил о том, что вот, например, АСМ - это вообще, страшная организация, а музыка Мосолова какофонична, уродлива и прочее. Поэтому в принципе, когда началось возрождение где-то в 90-х годах всего этого пласта, естественно, стали изучать, исполнять наиболее интересных, наиболее знаменитых композиторов. Конечно, Веприк не подпадал под эту категорию, а Мосолов - россовец, вот Протопопов, в какой-то степени Лурье, были лидерами, конечно. И поэтому то, что они писали, в 20-х годах было издано, почти все. Потом, естественно, ничего не издавалось, а что сейчас будет - сейчас происходит какое-то возрождение, и ведь много архивов сохранилось, этот пласт поднимать надо очень долго.
Марина Тимашева:
На вопрос, были ли композиторы Терезина верны прежде избранному музыкальному стилю, отвечает Давид Блох:
Давид Блох:
Я лично думаю, что нет. Разве что искали способы выражения протеста. Первый: выбор текстов для вокальных форм. Второй: обращение к еврейскому и чешскому фольклору. Они придумывали музыкальные символы, цитировали чешские патриотические сочинения, вкрапляли цитаты в свои произведения. Немцы не замечали этих цитат, да и на концерты не ходили. Но вот что до оперы "Император Атланты" Ульмана... Ее репетировали в сентябре 1944-го года, это была большая постановка и на генеральную репетицию пришли эсэсовцы. Они поняли, что опера является сатирой на Третий Рейх. Спектакль был запрещен. Все исполнители и композитор были оправлены в Освенцим.
Марина Тимашева:
Некоторые композиторы иногда переделывали сочинения:
Давид Блох:
Сюита для гобоя и фортепиано Павла Хааса 1939-го года изначально задумана как Кантата для голоса и фортепиано. Хаас был антифашистом. Он сочинил тексты соответствующего содержания, использовал чешские хоровые песни, но потом испугался, вычеркнул партию голоса и заменил ее гобоем.
Марина Тимашева:
В Советском Союзе все было иначе. Говорит Виктор Екимовский:
Виктор Екимовский:
Правила и условия жизни в наших лагерях были таковы, что там не до музыки было, и почти практически этого не было, хотя есть несколько случаев. Мосолова практически посылали дважды в лагерь. Сначала его послали на Медвежью гору работать над фильмом "Заключенные", но в принципе этот фильм все равно потом не вышел на экраны, он там работал, но был как бы в лагерных условиях. А когда его посадили уже в 1937-м году - там никаких условий не было. Любопытный случай произошел с Веприком, который, будучи в лагере, задумал и почти написал, чуть не закончил, кантату, которая называется "Народ - герой". Поразительно то, что те люди сидели в лагерях, все равно почитали наш строй, любили Сталина... Это просто поразительно
Марина Тимашева:
Роман Минц дополняет:
Роман Минц:
Уникальный случай представляет из себя Задерацкий, которые написал цикл из 24 прелюдий и фуг на телефонных бланках, которые он сумел выпросить у надсмотрщиков. Он их должен был превратить в нотную бумагу и на них потом вот записал сочинение, которое идет 40 минут. Плюс к этому это был первый опыт до ... до Шостаковича возрождения этого жанра - 24 прелюдии и фуги.
Марина Тимашева:
Роман Минц отвечает на вопрос о том, как часто исполнялась музыка Мосолова и других в России:
Роман Минц:
Я никогда не слышал никаких произведений Веприка до того, как начал заниматься этой проблемой, когда я начал этой заниматься этой проблемой, я сумел с большим трудом достать одну запись, которая сделана в Германии. Насколько я понимаю, в России произведения Веприка очень давно не звучали. И запись, та единственная, была сделана буквально год-два назад. Ноты произведений Веприка я достал в Британской библиотеке. То же самое с Мосоловым, но Мосолов, естественно, и изначально был более известным композитором, и когда началось возрождение интереса к тому времени и к нему лично, конечно, его музыка больше исполняется, хотя "Легенды для виолончели и фортепиано", которая у нас будет исполнена, я никогда не слышал. Запись опять же существует одна, "Сталинстан" Веприка, для хора и фортепиано, приходилось искать в американских библиотеках, потому что единственное произведение было издано в американском журнале, который издавал Генри Кауэлл, композитор, в 20-х-30-х годах. "Экспорт" такой шел довольно активно, например Мосолов, его "Завод" - был международный хит, произведение которое исполнялось очень часто. "Песни и пляски гетто" Веприка, которого сегодня имя очень мало вообще кому что-то говорит, даже в России, исполнялись Тосканини, в Нью-Йорке.
Марина Тимашева:
А как часто исполнялась музыка композиторов Терезина в мире?
Давид Блох:
Терезинская музыка очень известна в мире, все более известна с каждым годом. Хотя тут есть своего рода ирония. Музыка, которую евреям было запрещено писать из-за того, что они - евреи, на оккупированных территориях, им было разрешено писать в лагере. И еще парадокс. До сих пор мы исполняем их музыку в отдельных концертах, тем самым оставляем ее в рамках культурного гетто. Наиболее естественным и правильным было бы играть ее в тех же программах, что Моцарта, Бартока или Шостаковича.
