Анна Качкаева: Мультипликация и политика. Как премьер Путин встретился с мультипликаторами и почему российская мультипликация не становится индустрией? Кого воспитывают современные мультфильмы?
Сегодня мы будем разговаривать с легендарным практически режиссером Гарри Яковлевичем Бардиным.
Вы его знаете по разным мультфильмам, от "Серого волка и Красной шапочки", "Кота в сапогах", "Летучего корабля", лауреат российских и международных конкурсов, "Золотой пальмовой ветви" в Каннах за "Чучу" и пяти "Ник". И последняя работа 2010 года - "Гадкий утенок".
Начнем с политики. Чего это премьер к вам пожаловал?
Гарри Бардин: Нет, это мы к нему пожаловали. Сначала было письмо, которое написали Норштейн, Назаров, Хржановский и Леля Шварцман. Предложили мне его тоже подписать, и я его не стал подписывать, потому как посчитал это глупостью. Все, что сделано у нас в мультипликации, сделано при участии и с позволения правительства, и жаловаться главе правительства на содеянное правительством мне казалось не очень умно. И я не подписал. Но тем не менее, когда Путин отреагировал на это письмо, то меня позвали. И я хотя не подписывал, но пришел и, естественно, участвовал в этом разговоре. Но другое дело, что разговор получился довольно подробный – 2,5 часа мы сидели и разговаривали о наших бедах. Сначала это была затравка – «Союзмультфильм» как место разложения, коматозное состояние студии.
Анна Качкаева: Он как-то очень грубо отреагировал, я имею в виду премьера Путина, что это контора «Рога и копыта».
Гарри Бардин: Ну да, это поселилось общество по коллекции мультфильмов, которое торговало и должно было давать на производство, а оно не давало.
Анна Качкаева: А куда деньги шли?
Гарри Бардин: Это не ко мне. Ясно было, что это абсолютно ненужная функция, рудимент, и его отсекли в тот же день во время разговора. И люди, которые за это отвечали, они во время разговора даже не предполагали, что они уже никто. Это так. Потом возникла такая ситуация: надо восстановить бренд «Союзмультфильма» и под этим брендом сделать учебное заведение, что необходимо, безусловно, потому что «Союзмультфильм» возродить сегодня невозможно. Тогда было 600 человек, лучшие времена, сейчас – 6. Для кого возрождать? Не для кого.
Анна Качкаева: Это 6 – в штате?
Гарри Бардин: 6 – в штате. А больше никого. Это бухгалтер и так далее, администрация. Вопрос: для кого это восстанавливать? Вот тогда возник учебный центр на базе «Союзмультфильма». Мне очень понравилось, вообще бренды «Союзмультфильма» растащили 8 или 10 организаций, они тоже «Союзмультфильм». И когда сказали: «У нас еще 8». - «Ну, это…» То есть их больше не будет.
Анна Качкаева: Как хорошо, премьер приходит, 2,5 часа, 20 лет ничего не решалось – и быстренько все решилось.
Гарри Бардин: Да. Ну, и дальше говорили о том, что учебная база, дальше пошла речь о том, что Центр российской анимации, чтобы был и музей, и показ, и фонд, и архив, и много-много чего интересного. Что таких музеев, в принципе, в Корее – 40, в Китае много, а у нас – ни одного. И это решили. Дальше говорили про прокат, про финансирование. И вот тут мы поучаствовали. Норштейн говорил об учебной базе. Когда до меня дошла очередь, я заговорил о прокате.
Анна Качкаева: Я так понимаю, что и деньги дали.
Гарри Бардин: Да, это в конце нашей встречи нас порадовал премьер, что сказал: 500 миллионов рублей в этом году будет на проекты, на российскую мультипликацию.
Анна Качкаева: А вас сейчас сколько, мультипликаторов?
Гарри Бардин: Не знаю, у нас штучная профессия, нас не много. На парад на Красной площади не наберется. Нас мало.
Анна Качкаева: Норштейн, кажется, говорил о том, что нужна какая-то ассоциация из вас. То есть вы даже не очень понимаете, сколько вас, как вас соединять.
Гарри Бардин: И это тоже. То есть пришли молодые люди в мультипликацию, но пришли через компьютерные программы, не имея хорошей школы. Мультипликатор – это профессия уникальная, она требует очень большой подготовки, глубокой подготовки, потому что она включает в себя: он и художник, он и актер, он и должен быть с юмором, он должен хорошо двигаться, потому что он через себя пропускает, должен ощутить себя. Но он должен быть еще и художником, если плоская, рисованная мультипликация, он должен быть и скульптором, если он занимается пластилином, но он должен быть просто художником, чтобы чувствовать композицию кадра и прочее. Конгломерат разных профессий. И у нас учились два года, были курсы в советские времена, а потом они добирали лет 8, в процессе работы добирали до заслуженных артистов республики. Это я шучу, никаких у них знаний не было, но до профессии высокого класса.
Анна Качкаева: Но сотня хотя бы вас есть в России?
Гарри Бардин: Больше.
Анна Качкаева: А толк будет после встречи? Или это все-таки такая предвыборная история?
Гарри Бардин: Была уверенность и какая-то надежность в том, что говорил Путин, что будет так-то и так-то. И в тот момент, пока я сидел там, я верил. Я вышел и подумал: ну, много чего он говорил, но не все выполнено. Посмотрим, может быть, мультипликация – это отдельный оазис. Я поживший человек, и я не верил, что в 1980 году будет торжество коммунизма, а сейчас-то точно не поверю. Вот дозированная справедливость в отдельно взятой отрасли – вот так я бы сформулировал. Чего это – везде все несправедливо, а в одной отрасли будет все хорошо? Это меня повергает в сомнение.
Анна Качкаева: Путин произнес замечательную фразу, что мультфильмы заменяют десятки талантливых педагогов и закладывают фундаментальные основы в сознание и мировоззрение детей. Трудно с этим не согласиться, все очевидно. Но вот у вас есть представление, почему все-таки при всем том, что и киноиндустрия развивается, я уж не говорю о телевидении, с мультипликацией все время, помимо государства, не получалось? Почему никак не выстрелит?
Гарри Бардин: На телевидении нам говорят, что мы неформат, но там есть такое: по законам средств массовой информации они обязаны определенный процент вещания отдавать детям, не прерывая рекламу. Что такое – не прерывать рекламой свое вещание? Ну, это все равно что вас лишить свободы, Радио Свобода лишить свободы. Это их лишить рекламы. Они тогда пускают детские программы в 6, в половине 7-го утра. Вроде формально выполнили, а рекламу в это время не дают. А никто и не смотрит, да и дети не смотрят. В общем, все нормально: они выполняют свои обязанности и отчитываются – показали. Значит, туда нам хода нет. Кроме этого, в советские времена у нас были специализированные кинотеатры и были показы, такие сборники – сборники короткого метра, и тогда показывали самые разные мультфильмы.
Анна Качкаева: Да, я помню – «Карусель», рисованный…
Гарри Бардин: Да, один армянский, другой украинский, третий эстонский. И как бы мы были в курсе, что делали наши товарищи в ближнем зарубежье теперь. Но это было, сейчас этого нет. И я говорил еще Путину о том, что мы сильны не длинным метром, не вот полнометражными фильмами, хотя у нас был опыт, и очень удачный, и «Снежной королевы», и «Конька-Горбунка», и это были замечательные фильмы. Но при этом мультипликация сильна своей метафорой, лаконизмом, умением в коротком метре рассказать об очень многом. То есть взять там «Остров» Хитрука, «Жил-был пес» Назарова, «Ежик в тумане», «Журавль и цапля» - это все короткие фильмы. Это делалось очень талантливо. Где это сейчас можно увидеть? Нигде. И получается, что короткий метр делают в основном доброхоты, энтузиасты и те, кто входит в мультипликацию. И они крутятся на фестивальных орбитах не доходя до зрителя. То есть зрителю это недоступно. И мы делаем песок, вхолостую. Вот как с этим быть, что с этим делать? Потому что не каждому дано делать полный метр, это правда, потому что все режиссеры, но кто-то делает «Войну и мир», а кто-то все-таки делает какой-то локальный сюжет, и очень неплохой, там «Три тополя на Плющихе». Замечательно! И каждому свое. Значит, что с этим, как с этим быть? Я говорил и о том, что бюджеты у нас, конечно, занижены, очень занижены. И говорил о том, что доля мультипликаторов такова: с одной стороны, спасибо Министерству культуры, что помогает, безусловно, и без него мы бы загнулись, потому что мы прибыли не получаем никакой от своих фильмов, ни на телевидении, ни в кино.
Анна Качкаева: И это в принцип невозможно?
Гарри Бардин: Вот я одну фирму нашел, которая согласилась прокатывать «Гадкого утенка». Я доверился им, естественно, по договору.
Анна Качкаева: И копией же было прилично – почти 120.
Гарри Бардин: Да, 117 копий. Помогло Министерство культуры, помощь в прокате. Они не вложили ни копейки в рекламу. Дальше я не знаю, сколько они заработали, отчеты был туманные, потому что я их поймал на том, что я был на этом сеансе, и был полный зал, а они написали – 5 человек. Когда я сказал: «Ребята, как 5 человек?» - «А, все! Мы эту девочку уволили». А других девочек оставили? Но потом они просто ушли в несознанку, они не отвечали на звонки. Переоформили фирму в другую фирму – и где копии? Где деньги? Все ушло в песок.
Анна Качкаева: И судиться бессмысленно?
Гарри Бардин: А не с кем. Я звоню в «Союз-Видео», DVD выпустили они. И я им отдал права за деньги, для того чтобы закончить картину. Я жду, когда перейдет барьер той суммы, которую они дали, чтобы что-то от них получить. У них та же история. У них на складах России лежат на сумму 10 миллионов рублей, 11 миллионов рублей, и эти фирмы переоформляются и уходят опять-таки в песок. Это общая тенденция. Получается как бы бандитизм на всех уровнях.
Анна Качкаева: А вы все это Путину сказали?
Гарри Бардин: Да.
Анна Качкаева: И что?
Гарри Бардин: Ну, для этого нужна следующая встреча.
Анна Качкаева: Анатолий Прохоров, создатель «Смешариков», рассказывал мне о китайской индустрии, и вы, вероятно, тоже об этом знаете. В прошлом или позапрошлом году – 70 тысяч аниматоров выпустили из разных школ, вузов и так далее. Бюджеты какие-то фантастические, на картине обычно, вот такой полнометражной, работает до 70 человек.
Гарри Бардин: Это мало. Больше даже.
Анна Качкаева: И очень активно развивается вся эта сфера. Как вам кажется, с чем это связано? И может ли мультипликация без государства выжить?
Гарри Бардин: Должна. Потому что вот коммерческая мультипликация, к которой имеет отношение Прохоров со «Смешариками», они может существовать сама по себе. Ей толчок дали, дальше вот все эти майки, дополнительные дела, которые переходят на следующие проекты. И вот это такое вот идет – они сами себя подпитывают. Но авторское, вот то, что называется видом искусства, анимация – к ней другое отношение нужно, ее нужно поддерживать как вид искусства. Иначе она вымрет. Потому что ее нигде не показывают, и мы существуем, я себя причисляю, извините, к этой категории, от производства, только от производства. Потому что, пока мы снимаем, мы получаем деньги, мы кончили снимать – все, денег нет. Я с июля прошлого года людям… вот, называется, ни себе, ни людям я не плачу зарплату.
Анна Качкаева: А сколько на «Гадком утенке» работало людей?
Гарри Бардин: 25 человек. Я, кстати, Путина рассмешил тем, что я сказал, что по расписанию Министерства культуры, есть штатное расписание, что, помогая нам, они предписывают нам платить определенные зарплаты. Мне, по моему статусу руководителя, полагается 10 тысяч рублей. Соответственно, моим коллегам – меньше, меньше и меньше. Но что меня роднит с Федерико Феллини? Я получаю на руки – 8,5.
Анна Качкаева: (смеется) После налогов.
Гарри Бардин: У вас такое же чувство юмора, как у Владимира Владимировича. Спасибо! Он засмеялся, как и вы.
Анна Качкаева: Ну, он, наверное, понял, что можно либо засмеяться, либо зарыдать.
Гарри Бардин: Ну, да. Но вы можете смеяться, а глава правительства, который довел нас до этого в стране, как бы не имеет права на этот смех. Я ему сказал, что из всех сидящих там, а там сидели Андрей Хржановский, Наташа Орлова, Леля Шварцман, Юра Норштейн, Эдик Назаров, ну, и ваш покорный слуга, что ни у кого из них нет ни дач, ни лимузинов. И у Хитрука, которому 94 года, и который сидит в жаркой квартире, рассказал Юра Норштейн, он не заработал ни на дачу, ни на кустик. И мы тоже влачим нищенское существование, хотя вклад наш, мы надеемся, в советскую культуру и в российскую, в том числе, достаточно высок. Как бы несоразмерны наш вклад и наша жизнь.
Анна Качкаева: Да...
Гарри Бардин: Что-то мы о грустном все. Давайте переводите на другие рельсы!
Анна Качкаева: Как вы думаете, премьер смотрит проект «Поэт и гражданин»?
Гарри Бардин: Думаю, смотрит. Отслеживает. Не смотрит, а отслеживает.
Анна Качкаева: Выразительно! Я думаю, что Путин не попросил в обмен на 500 миллионов вас всех вступить, хотя вас и немного - 100 человек, это не 38 тысяч, как в Кузбассе...
Гарри Бардин: Ну, это штрафбат только из нас может быть в Народном фронте.
Анна Качкаева: Да, в Народный фронт не позвали. Ну, и хорошо, что не попросили что-то снять на эту тему, и это пока оставим. Вот что меня в этой связи интересует - про то, как вы темы выбираете. Смотрите, многие знаменитые ваши мультфильмы, и бумажные, и пластилиновые, наверное, все с общечеловеческим контекстом, но у вас еще всегда и с социальным. И можно ли сказать, что вот сейчас есть какая-то сказка, притча или история, которая лучше всего характеризует нынешние времена?
Гарри Бардин: Если она есть, то мне ее надо снять.
Анна Качкаева: И если не придумывать?
Гарри Бардин: Вы попали в точку, Аня, потому что я как раз и собираюсь снимать - это будет три таких притчи, как бы продолжение "Выкрутасов" и "Адажио", а это будет называться "Три мелодии", и это будет три сюжета, собранные под одной крышей. И это я собираюсь снимать.
Анна Качкаева: Это про нас и про наше время?
Гарри Бардин: Про себя, про нас, да, про наше время.
Анна Качкаева: Ну, а как вы сказали, это что? Вот если та притча - было понятно - конфликт "Адажио", и даже материал говорил о временах: спички, моток проволоки, бумага. А сейчас тогда какие материалы?
Гарри Бардин: Сейчас будет пластилин и фактура... Не хочу раскрывать! Как я вас удивлять потом буду?
Анна Качкаева: Просто мне важно понять, у времени есть материальная осязаемость такая?
Гарри Бардин: Я могу сказать, что я немножко одушевлю фразу Ахматовой: "Из какого сора растут стихи". Вот это я буквально одушевлю.
Анна Качкаева: Вот вы работаете в разных техниках. Наверное, не все так работают, мультипликаторы обычно выбирают что-то одно: либо рисованное, либо кукольно.
Гарри Бардин: Это есть такой анекдот, когда два акына, один играет - старый - на одной струне и делает - дын-дын, дын-дын. А молодой - потный, красный, гуляет по всем струнам. И старику говорят: "Как тебе не стыдно, посмотри, как молодой старается, потеет, а ты на одной струне". Он говорит: "Он ищет, а я нашел".
Анна Качкаева: (смеется) Чудесно! И все вот в таких притчах. Но вот смотрите, с формой понятно, то есть вы будете пробовать, и, видимо, если будет возможность, то не только пластилин. Хотя про сор и про мусор - это тоже ощущение хаоса времен, в том числе. Но у вас, как мне кажется, есть тема, потому что и в этих притчах, и в "Чуче" в каком-то смысле, и в "Гадком утенке" тема выбившегося из ряда, другого, не такого, как все, посмевшего, разрешившего себе. Правильно я перечисляю?
Гарри Бардин: Правильно абсолютно.
Анна Качкаева: И, в общем, получается, и из всех ваших фильмов это вытекает, что птичьих дворов, которые строятся шеренгами и готовы маршировать, по-прежнему тьмы, а вот этих вот лебедей пластилиновых, бумажных, не важно...
Гарри Бардин: Ну, это всегда было.
Анна Качкаева: Почему эта тема для вас так важна?
Гарри Бардин: Она меня волнует, потому что я здесь живу, она как бы привязана к России. Как мне сказал один эстонец: "Тебе хорошо, в России, у тебя драматургия под ногами валяется". Причем всегда. У нас драматургия - открой двери, выйди на улицу и вот тебе драматургия. Потому что все настолько насыщенно - только отбирай, придавай форму метафоры, образности и снимай. Покадрово.
Анна Качкаева: Всегда говорят, что смотрите в детскую. Может быть, это свзано с тем, что вы ощущали себя особым?
Гарри Бардин: Да нет. И у меня эстафетную палочку удачно перенял мой сын, он тоже с социальной подоплекой. Хотя он не может пожаловаться на свое детство, я его не бил, нет. И я не был скинхедом в молодости, но тем не менее, он сделал "Россию 88".
Анна Качкаева: "Гоп-стоп" вы озвучивали, и это тоже такая замечательная притчевая история, почти сказочная.
Гарри Бардин: Да это он на мне сэкономил, он мне ни копейки не заплатил.
Анна Качкаева: Но все равно рассказчиком вы оказались замечательным. А я к тому, что вот эта сказочность и в "Гоп-стоп", и вот теперь и "Поэт и гражданин", который, как я понимаю, вам тоже нравится...
Гарри Бардин: Очень! Я каждый раз стараюсь Диме Быкову позвонить и выразить свои восторги. Потому что не могу, я должен человеку сказать, и я всегд рад, когда вот талантливому человеку можно в глаза сказать: молодец, молодец!
Анна Качкаева: Да, тем более что это поставлено на поток, и удивительным образом русская классика так заиграла его стихах. И теперь, хотя это другая история, скажем, Доренко выходит в эфир, и тоже с названием - "Русские сказки". Вообще, вот эта сказочность последних двух лет, которая просто вылезает из разных щелей, и публицистических, и журналистских, и художественных, это что-нибудь говорить тоже о времени?
Гарри Бардин: Это уход от реальности в какой-то степени, уход от реальности. Потому что жить невозможно, если а) без юмора, б) без фантазии, без ухода от реальности во что-то другое. Потому что хуже, когда уходят от реальности в эти кровавые боевики, в кровавые сериалы. Я смотрю - смешно становится. Переключаю пультом: на одном канале - прикручивают глушитель к пистолету, я переключаю - а он уже с глушителем в другом сериале приставил ко лбу. Стык монтажный! Да просто они тянут одно и то же, такое ощущение, что на мясорубке крутят эти сериалы. И это или же какие-то слюнявые истории про брошенных детей, женщин, какое-то сопливое мыло. Или же это кровавое мыло. Одно из двух - или сопли, или кровь. И это становится просто невозможно. Это уход от реальности.
Анна Качкаева: Вы уверены, что это уход от реальности, а не такая эстетика блатняка или люмпена, которая была всегда?
Гарри Бардин: Я неправильно выразился, это не уход, это увод от реальности - вот это будет точнее. Потому что засадить нашего простого советского человека, как раньше говорили, за этот сериал - это отключить мозги. Это, значит, у нас нет никаких шоу, таких политических шоу, внятных, глубоких, где постоянно или Проханов, или Веллер, или Кургинян. А мне кажется, они все двоюродные братья или родные, я не знаю, но это все похоже друг на друга. И значит, такого нет у нас серьезного разговора, значит, есть вот такие сериалы, которые уводят человека от реальной жизни.
Анна Качкаева: То есть это все-таки идеология, все равно идеология.
Гарри Бардин: Конечно, идеология.
Анна Качкаева: А Гарри Поттер - идеология?
Гарри Бардин: В меньшей степени.
Анна Качкаева: А мультипликация - идеология?
Гарри Бардин: В меньше степени. Ее трудно поставить на службу идеологии. Потому что она должна говорить о вечных вещах.
Анна Качкаева: Сериал, по-вашему, легче поставить на службу идеологии?
Гарри Бардин: Конечно, сериал легче. А какие-то штучные мультипликационные фильмы, они вне времени, вне политики, они говорят о каких-то вечных вещах - о добре, о зле. Поэтому они сохранились, поэтому молодые отцы бегают в магазины и ищут советские мультфильмы. Поэтому Ватикан покупал советские мультфильмы, потому что в них было нравственное начало.
Анна Качкаева: А сейчас, интересно, не покупает?
Гарри Бардин: Я не спрашивал. Хотя я видел Бенедикта, когда он в Загреб приезжал, а я там был, и я видел потрясающее зрелище, когда миллион людей кричали, когда вышли юноша и девушка, и юноша сказал: "У меня есть отец, но я счастлив, что у меня есть папа". И миллион людей закричали, и это был истинно искренний восторг. Я как-то порадовался. Я человек не стадный, но такого рода общность меня радует, она со знаком плюс.
Анна Качкаева: Просто интересно, если Ватикан закупал, как он объяснял в школах или в колледжах?
Гарри Бардин: Я не знаю. Но я горжусь этим! Я был на приеме в Свято-Даниловском монастыре, пригласил меня туда его преосвященство Ювеналий. И был там круглый стол о воспитании молодежи и прочее-прочее. И там был Садовничий, и там был Соколов, министр культуры на ту пору, и там была Карелова по социалке, в общем, такая компания. И когда до меня дошла очередь, я сказал, что я лучше не буду говорить, а лучше покажу фильмом, так как я режиссер, что меня волнует. Соколов сказал: "Ну, это полтора часа". Я говорю: "Нет, это 10 минут". Это "Адажио".
Анна Качкаева: Давайте коротко расскажем, про что это. Может быть, люди не видели.
Гарри Бардин: В интернете все уже выложено. Это белый и серые, неприятие белого, чужого. Короче говоря, посмотрели все, священники сидели по стенкам, мы сидели за столом. Они все вынули платки, прослезились. Ювеналий подошел ко мне, поцеловал меня в плешь и попросил этот DVD. И я сказал: "Конечно, я вам дарю". Он говорит: "А можно Алексию?" На ту пору он был жив. Я говорю: "Конечно". - "Через секретаря". - "Хорошо". И я подарил и Алексию тоже. Значит, у Алексия было DVD. Потом Екатерине Гениевой приходит письмо из Ватикана, от пресс-секретаря Иоанна Павла Второго, что в России есть такой фильм "Адажио", и Иоанн Павел Второй хотел бы иметь его у себя в коллекции, нельзя ли переслать. Катя спросила у меня, я сказал: "Конечно, да". Она переслала. Потом был с его стороны благодарственное письмо, которое потерялось, к сожалению. Потому что потом, когда Фонд Сороса был разгромлен, вот там было то самое письмо, которое мне, может быть, дороже какого-то приза. Оно потерялось. И я очень об этом сожалею. Но я горжусь тем, что в миру они не встретились, а на уровне моего фильма два иерарха встретились.
Анна Качкаева: То есть они оба смотрели "Адажио". Символично!
Михаил, Москва, вы в эфире.
Слушатель: Добрый вечер! Почему в 50-х годах создавались такие мультфильмы, как "Золотая антилопа", "Когда зажигаются елки", ""Стрела" улетает в сказку", "Заколдованный мальчик" и так далее? Куда делись эти режиссеры и художники? Они что, уехали в Израиль, в Америку? Почему современные мультфильмы такие примитивные?
Гарри Бардин: Ну, во-первых, давайте вернемся в 50-е годы и вспомним, что сегодня 2011 год. Они просто умерли, это раз. Второе, время идет, стилистика меняется. Конечно, добрые мультфильмы нужны, необходимы, но все-таки они делаются. Я просто восторгаюсь старыми мультфильмами и преклоняюсь перед ними, и перед мастерами, которые были, и которых я застал, и сейчас как раз речь идет о том, чтобы вернуть эту школу, советскую школу анимации. Так что в этом смысле я с вами заодно.
Анна Качкаева: Но это, кстати, вопрос очень всегда спорный. Я вот слышу, как очень многие возмущаются, что там японское аниме или вот такой рисунок стремительный, или все эти Бивесы и Батхеты - это все ужасно. Но ужасно ли? Может быть, просто это другая система координат, другая культура? И это мультфильмы для разных возрастов, не обязательно только для детей.
Гарри Бардин: Я со стилистикой "Смешариков" не могу, например, изобразительно согласиться, ну, это не мое. Аниме это - самое дешевое, что может быть в анимации. Она почти недвижима, она самая дешевая, называется поэтому - лимитированная мультипликация. Когда глаза иногда хлопают - это дешево. И ротик чего-то говорит, причем он не синхронен. И это оказалось востребовано. Значит, это коммерчески выгодно? Выгодно. Насколько это художественно? Да нет, это не художественно. Ну, вот, я не знаю вы можете считать, например, какой-то предмет туалета художественным произведением? Нет, это прилагается к вашей ванной. А это прилагается к какому-то... я не знаю чему, но это не художественное произведение. Поэтому, ну, пусть оно будет, но если вы родитель, и вы заботитесь о своем ребенке, вы будете выстраивать свою политику культурного как бы воспитания, и на каких-то хороших образцах. Тогда ребенку, когда он посмотрит, допустим, "Бэмби", "Книгу джунглей", он посмотрим "Винни Пуха", он посмотрит "Маугли" - он потом не будет смотреть аниме.
Анна Качкаева: Вы думаете, что современное поколение в такой чуть медленно разворачивающейся темпоритмике живет?
Гарри Бардин: Говорю да. Я делал "Гадкого утенка", вы видели его, и там я не делал в ритме рекламы.
Анна Качкаева: Нет, но, тем не менее, ритм быстрее, чем, скажем, в мульфильмах 50-х годов.
Гарри Бардин: Да? Ну, я делал так, как я чувствую сегодня. Сегодня я, Гарри Бардин, как я воспринимаю эту жизнь.
Анна Качкаева: Ну, там еще музыка Чайковского, конечно, диктовала и слова Кима.
Гарри Бардин: Да. Но я считаю, что ребенка можно усадить, и если ему интересно, он будет смотреть.
Анна Качкаева: То есть вам кажется, что так называемые мультфильмы для взрослых, которые были в советское время, а сейчас в каком-то смысле это то, что мы называем мультфильмы для кидалтов, для взрослых детей, которые вот идут на "2х2", это тоже некоторая мода?
Гарри Бардин: В какой-то степени.
Анна Качкаева: Которая тоже решает некоторые задачи, в том числе и социальные. Тот же "Южный парк" или "Бивес и Батхет", они же тоже решают вопросы адаптации и так далее. То есть у мультфильма в этом смысле есть же идеология.
Гарри Бардин: Есть. Я, например, поразился, как американцы сделали замечательную серию, очень оркестрованно, очень лапидарными средствами - классика и под нее какое-то движение анимации. Для младенцев. Классика идет - и что-то такое плавное двигается. Вот они внедряют красивую музыку и красивый цвет, и красивое движение.
Анна Качкаева: А цвет какой обычно?
Гарри Бардин: Не важно, но не рвет глаз. Это не анилиновые краски. Но они этим озаботились. Это политика? Конечно.
Анна Качкаева: Это воспитание аудиовизуального вкуса, восприятия мира, который потом легче будет перенести, если он смотрит на живопись, на картины.
Гарри Бардин: У нас есть, например, Лиза Скворцова, которая сделала "Колыбельные мира". Замечательная серия, замечательная! Была "Гора самоцветов" - тоже, к сожалению, притормозили.
Анна Качкаева: Для вас важно, что материал, с которым вы работаете, осязаем?
Гарри Бардин: Конечно, важно. Можно было бы сделать конфликт на нарисованных спичках, но вы бы не сочувствовали рисованной спичке так, как вы сочувствуете вот этой вот деревянной, которая сгорает и скукоживается мучительно, и вы чувствуете свою сопричастность к этой спичке. К рисованной вы такого сочувствия бы не испытали.
Анна Качкаева: Я согласна, потому что это создает ощущение объема, и ты себя туда можешь поместить. Тогда скажите мне, почему не 3D? Почему вы, например, "Гадкого утенка" не стали снимать в 3D? Это же тоже объем.
Гарри Бардин: Аня, я вам обещал?
Анна Качкаева: Нет.
Гарри Бардин: Ну, тогда почему я должен был снимать в 3D? Если бы я обещал, как порядочный человек, я бы снял.
Анна Качкаева: Хорошо, а вы хотели бы снять в 3D?
Гарри Бардин: Нет.
Анна Качкаева: Почему?
Гарри Бардин: Те материалы, которые меня окружают, пока мне их хватает.
Анна Качкаева: То есть виртуал вас не прельщает.
Гарри Бардин: Нет.
Анна Качкаева: Так же как Кэмерон, на разные датчики...
Гарри Бардин: Это не мультипликация вообще - на датчиках. Так я считаю.
Анна Качкаева: Марина Николаевна, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте! Вот у нас Михалков за каждую кассету получает процент от государства. В каждом доме есть мультфильмы, ваши и ваших товарищей, и они востребованы вообще колоссально - детские мультфильмы и детские кассеты. А вот Путин не предлагал вам процент? И почему вы обратились к Путину, а не к Медведеву со своими проблемами?
Гарри Бардин: Ваши вопросы требуют отдельной передачи. Или требуют переизбрания одного на другого. Я не знаю. Мне трудно отвечать на ваш вопрос. Во-первых, нужно повторить встречу с Путиным и мне этот вопрос озвучить: почему вы платите Михалкову и не платите мне? Ну, много вопросов, которые я оставлю, извините, без ответа.
Анна Качкаева: Видимо, Медведев нашей слушательнице и некоторой части нашей публики кажется чуть более приятным персонажем.
Гарри Бардин: Я думаю так. Там письмо было адресовано Медведеву и Путину. Возможно, Медведев написал резолюцию: "Путину. Разобраться и доложить". И Путин встретился с нами. Может быть такая версия?
Анна Качкаева: Абсолютно. Почему нет?
Гарри Бардин: Вот так и было.
Анна Качкаева: Так и будем считать. Мы придумали этот сюжет здесь. И все-таки, есть какой-нибудь сейчас на политической сцене персонаж, который вам любопытен, по крайней мере?
Гарри Бардин: Да нет, наверное. Нет, ну, для карикатуры, для мультипликации - нет. Я вам сказал, мы делаем для вечности, а это все временщики. Ну, кто вспомнит про кого-либо через 20 лет после выхода мультфильма? Скажут: "А это кто?" Будут спрашивать дети и тыкать пальчиком в экран.
Анна Качкаева: Нет, ну, вашего индюка, который все время валится назад в "Гадком утенке", его все время поддерживают, дети точно запомнят.
Гарри Бардин: Ну, и слава богу.
Анна Качкаева: Я благодарю вас!
Сегодня мы будем разговаривать с легендарным практически режиссером Гарри Яковлевичем Бардиным.
Вы его знаете по разным мультфильмам, от "Серого волка и Красной шапочки", "Кота в сапогах", "Летучего корабля", лауреат российских и международных конкурсов, "Золотой пальмовой ветви" в Каннах за "Чучу" и пяти "Ник". И последняя работа 2010 года - "Гадкий утенок".
Начнем с политики. Чего это премьер к вам пожаловал?
Гарри Бардин: Нет, это мы к нему пожаловали. Сначала было письмо, которое написали Норштейн, Назаров, Хржановский и Леля Шварцман. Предложили мне его тоже подписать, и я его не стал подписывать, потому как посчитал это глупостью. Все, что сделано у нас в мультипликации, сделано при участии и с позволения правительства, и жаловаться главе правительства на содеянное правительством мне казалось не очень умно. И я не подписал. Но тем не менее, когда Путин отреагировал на это письмо, то меня позвали. И я хотя не подписывал, но пришел и, естественно, участвовал в этом разговоре. Но другое дело, что разговор получился довольно подробный – 2,5 часа мы сидели и разговаривали о наших бедах. Сначала это была затравка – «Союзмультфильм» как место разложения, коматозное состояние студии.
Анна Качкаева: Он как-то очень грубо отреагировал, я имею в виду премьера Путина, что это контора «Рога и копыта».
Гарри Бардин: Ну да, это поселилось общество по коллекции мультфильмов, которое торговало и должно было давать на производство, а оно не давало.
Анна Качкаева: А куда деньги шли?
Гарри Бардин: Это не ко мне. Ясно было, что это абсолютно ненужная функция, рудимент, и его отсекли в тот же день во время разговора. И люди, которые за это отвечали, они во время разговора даже не предполагали, что они уже никто. Это так. Потом возникла такая ситуация: надо восстановить бренд «Союзмультфильма» и под этим брендом сделать учебное заведение, что необходимо, безусловно, потому что «Союзмультфильм» возродить сегодня невозможно. Тогда было 600 человек, лучшие времена, сейчас – 6. Для кого возрождать? Не для кого.
Анна Качкаева: Это 6 – в штате?
Гарри Бардин: 6 – в штате. А больше никого. Это бухгалтер и так далее, администрация. Вопрос: для кого это восстанавливать? Вот тогда возник учебный центр на базе «Союзмультфильма». Мне очень понравилось, вообще бренды «Союзмультфильма» растащили 8 или 10 организаций, они тоже «Союзмультфильм». И когда сказали: «У нас еще 8». - «Ну, это…» То есть их больше не будет.
Анна Качкаева: Как хорошо, премьер приходит, 2,5 часа, 20 лет ничего не решалось – и быстренько все решилось.
Гарри Бардин: Да. Ну, и дальше говорили о том, что учебная база, дальше пошла речь о том, что Центр российской анимации, чтобы был и музей, и показ, и фонд, и архив, и много-много чего интересного. Что таких музеев, в принципе, в Корее – 40, в Китае много, а у нас – ни одного. И это решили. Дальше говорили про прокат, про финансирование. И вот тут мы поучаствовали. Норштейн говорил об учебной базе. Когда до меня дошла очередь, я заговорил о прокате.
Анна Качкаева: Я так понимаю, что и деньги дали.
Гарри Бардин: Да, это в конце нашей встречи нас порадовал премьер, что сказал: 500 миллионов рублей в этом году будет на проекты, на российскую мультипликацию.
Анна Качкаева: А вас сейчас сколько, мультипликаторов?
Гарри Бардин: Не знаю, у нас штучная профессия, нас не много. На парад на Красной площади не наберется. Нас мало.
Анна Качкаева: Норштейн, кажется, говорил о том, что нужна какая-то ассоциация из вас. То есть вы даже не очень понимаете, сколько вас, как вас соединять.
Гарри Бардин: И это тоже. То есть пришли молодые люди в мультипликацию, но пришли через компьютерные программы, не имея хорошей школы. Мультипликатор – это профессия уникальная, она требует очень большой подготовки, глубокой подготовки, потому что она включает в себя: он и художник, он и актер, он и должен быть с юмором, он должен хорошо двигаться, потому что он через себя пропускает, должен ощутить себя. Но он должен быть еще и художником, если плоская, рисованная мультипликация, он должен быть и скульптором, если он занимается пластилином, но он должен быть просто художником, чтобы чувствовать композицию кадра и прочее. Конгломерат разных профессий. И у нас учились два года, были курсы в советские времена, а потом они добирали лет 8, в процессе работы добирали до заслуженных артистов республики. Это я шучу, никаких у них знаний не было, но до профессии высокого класса.
Анна Качкаева: Но сотня хотя бы вас есть в России?
Гарри Бардин: Больше.
Анна Качкаева: А толк будет после встречи? Или это все-таки такая предвыборная история?
Гарри Бардин: Была уверенность и какая-то надежность в том, что говорил Путин, что будет так-то и так-то. И в тот момент, пока я сидел там, я верил. Я вышел и подумал: ну, много чего он говорил, но не все выполнено. Посмотрим, может быть, мультипликация – это отдельный оазис. Я поживший человек, и я не верил, что в 1980 году будет торжество коммунизма, а сейчас-то точно не поверю. Вот дозированная справедливость в отдельно взятой отрасли – вот так я бы сформулировал. Чего это – везде все несправедливо, а в одной отрасли будет все хорошо? Это меня повергает в сомнение.
Анна Качкаева: Путин произнес замечательную фразу, что мультфильмы заменяют десятки талантливых педагогов и закладывают фундаментальные основы в сознание и мировоззрение детей. Трудно с этим не согласиться, все очевидно. Но вот у вас есть представление, почему все-таки при всем том, что и киноиндустрия развивается, я уж не говорю о телевидении, с мультипликацией все время, помимо государства, не получалось? Почему никак не выстрелит?
Гарри Бардин: На телевидении нам говорят, что мы неформат, но там есть такое: по законам средств массовой информации они обязаны определенный процент вещания отдавать детям, не прерывая рекламу. Что такое – не прерывать рекламой свое вещание? Ну, это все равно что вас лишить свободы, Радио Свобода лишить свободы. Это их лишить рекламы. Они тогда пускают детские программы в 6, в половине 7-го утра. Вроде формально выполнили, а рекламу в это время не дают. А никто и не смотрит, да и дети не смотрят. В общем, все нормально: они выполняют свои обязанности и отчитываются – показали. Значит, туда нам хода нет. Кроме этого, в советские времена у нас были специализированные кинотеатры и были показы, такие сборники – сборники короткого метра, и тогда показывали самые разные мультфильмы.
Анна Качкаева: Да, я помню – «Карусель», рисованный…
Гарри Бардин: Да, один армянский, другой украинский, третий эстонский. И как бы мы были в курсе, что делали наши товарищи в ближнем зарубежье теперь. Но это было, сейчас этого нет. И я говорил еще Путину о том, что мы сильны не длинным метром, не вот полнометражными фильмами, хотя у нас был опыт, и очень удачный, и «Снежной королевы», и «Конька-Горбунка», и это были замечательные фильмы. Но при этом мультипликация сильна своей метафорой, лаконизмом, умением в коротком метре рассказать об очень многом. То есть взять там «Остров» Хитрука, «Жил-был пес» Назарова, «Ежик в тумане», «Журавль и цапля» - это все короткие фильмы. Это делалось очень талантливо. Где это сейчас можно увидеть? Нигде. И получается, что короткий метр делают в основном доброхоты, энтузиасты и те, кто входит в мультипликацию. И они крутятся на фестивальных орбитах не доходя до зрителя. То есть зрителю это недоступно. И мы делаем песок, вхолостую. Вот как с этим быть, что с этим делать? Потому что не каждому дано делать полный метр, это правда, потому что все режиссеры, но кто-то делает «Войну и мир», а кто-то все-таки делает какой-то локальный сюжет, и очень неплохой, там «Три тополя на Плющихе». Замечательно! И каждому свое. Значит, что с этим, как с этим быть? Я говорил и о том, что бюджеты у нас, конечно, занижены, очень занижены. И говорил о том, что доля мультипликаторов такова: с одной стороны, спасибо Министерству культуры, что помогает, безусловно, и без него мы бы загнулись, потому что мы прибыли не получаем никакой от своих фильмов, ни на телевидении, ни в кино.
Анна Качкаева: И это в принцип невозможно?
Гарри Бардин: Вот я одну фирму нашел, которая согласилась прокатывать «Гадкого утенка». Я доверился им, естественно, по договору.
Анна Качкаева: И копией же было прилично – почти 120.
Гарри Бардин: Да, 117 копий. Помогло Министерство культуры, помощь в прокате. Они не вложили ни копейки в рекламу. Дальше я не знаю, сколько они заработали, отчеты был туманные, потому что я их поймал на том, что я был на этом сеансе, и был полный зал, а они написали – 5 человек. Когда я сказал: «Ребята, как 5 человек?» - «А, все! Мы эту девочку уволили». А других девочек оставили? Но потом они просто ушли в несознанку, они не отвечали на звонки. Переоформили фирму в другую фирму – и где копии? Где деньги? Все ушло в песок.
Анна Качкаева: И судиться бессмысленно?
Гарри Бардин: А не с кем. Я звоню в «Союз-Видео», DVD выпустили они. И я им отдал права за деньги, для того чтобы закончить картину. Я жду, когда перейдет барьер той суммы, которую они дали, чтобы что-то от них получить. У них та же история. У них на складах России лежат на сумму 10 миллионов рублей, 11 миллионов рублей, и эти фирмы переоформляются и уходят опять-таки в песок. Это общая тенденция. Получается как бы бандитизм на всех уровнях.
Анна Качкаева: А вы все это Путину сказали?
Гарри Бардин: Да.
Анна Качкаева: И что?
Гарри Бардин: Ну, для этого нужна следующая встреча.
Анна Качкаева: Анатолий Прохоров, создатель «Смешариков», рассказывал мне о китайской индустрии, и вы, вероятно, тоже об этом знаете. В прошлом или позапрошлом году – 70 тысяч аниматоров выпустили из разных школ, вузов и так далее. Бюджеты какие-то фантастические, на картине обычно, вот такой полнометражной, работает до 70 человек.
Гарри Бардин: Это мало. Больше даже.
Анна Качкаева: И очень активно развивается вся эта сфера. Как вам кажется, с чем это связано? И может ли мультипликация без государства выжить?
Гарри Бардин: Должна. Потому что вот коммерческая мультипликация, к которой имеет отношение Прохоров со «Смешариками», они может существовать сама по себе. Ей толчок дали, дальше вот все эти майки, дополнительные дела, которые переходят на следующие проекты. И вот это такое вот идет – они сами себя подпитывают. Но авторское, вот то, что называется видом искусства, анимация – к ней другое отношение нужно, ее нужно поддерживать как вид искусства. Иначе она вымрет. Потому что ее нигде не показывают, и мы существуем, я себя причисляю, извините, к этой категории, от производства, только от производства. Потому что, пока мы снимаем, мы получаем деньги, мы кончили снимать – все, денег нет. Я с июля прошлого года людям… вот, называется, ни себе, ни людям я не плачу зарплату.
Анна Качкаева: А сколько на «Гадком утенке» работало людей?
Гарри Бардин: 25 человек. Я, кстати, Путина рассмешил тем, что я сказал, что по расписанию Министерства культуры, есть штатное расписание, что, помогая нам, они предписывают нам платить определенные зарплаты. Мне, по моему статусу руководителя, полагается 10 тысяч рублей. Соответственно, моим коллегам – меньше, меньше и меньше. Но что меня роднит с Федерико Феллини? Я получаю на руки – 8,5.
Анна Качкаева: (смеется) После налогов.
Гарри Бардин: У вас такое же чувство юмора, как у Владимира Владимировича. Спасибо! Он засмеялся, как и вы.
Анна Качкаева: Ну, он, наверное, понял, что можно либо засмеяться, либо зарыдать.
Гарри Бардин: Ну, да. Но вы можете смеяться, а глава правительства, который довел нас до этого в стране, как бы не имеет права на этот смех. Я ему сказал, что из всех сидящих там, а там сидели Андрей Хржановский, Наташа Орлова, Леля Шварцман, Юра Норштейн, Эдик Назаров, ну, и ваш покорный слуга, что ни у кого из них нет ни дач, ни лимузинов. И у Хитрука, которому 94 года, и который сидит в жаркой квартире, рассказал Юра Норштейн, он не заработал ни на дачу, ни на кустик. И мы тоже влачим нищенское существование, хотя вклад наш, мы надеемся, в советскую культуру и в российскую, в том числе, достаточно высок. Как бы несоразмерны наш вклад и наша жизнь.
Анна Качкаева: Да...
Гарри Бардин: Что-то мы о грустном все. Давайте переводите на другие рельсы!
Анна Качкаева: Как вы думаете, премьер смотрит проект «Поэт и гражданин»?
Гарри Бардин: Думаю, смотрит. Отслеживает. Не смотрит, а отслеживает.
Анна Качкаева: Выразительно! Я думаю, что Путин не попросил в обмен на 500 миллионов вас всех вступить, хотя вас и немного - 100 человек, это не 38 тысяч, как в Кузбассе...
Гарри Бардин: Ну, это штрафбат только из нас может быть в Народном фронте.
Анна Качкаева: Да, в Народный фронт не позвали. Ну, и хорошо, что не попросили что-то снять на эту тему, и это пока оставим. Вот что меня в этой связи интересует - про то, как вы темы выбираете. Смотрите, многие знаменитые ваши мультфильмы, и бумажные, и пластилиновые, наверное, все с общечеловеческим контекстом, но у вас еще всегда и с социальным. И можно ли сказать, что вот сейчас есть какая-то сказка, притча или история, которая лучше всего характеризует нынешние времена?
Гарри Бардин: Если она есть, то мне ее надо снять.
Анна Качкаева: И если не придумывать?
Гарри Бардин: Вы попали в точку, Аня, потому что я как раз и собираюсь снимать - это будет три таких притчи, как бы продолжение "Выкрутасов" и "Адажио", а это будет называться "Три мелодии", и это будет три сюжета, собранные под одной крышей. И это я собираюсь снимать.
Анна Качкаева: Это про нас и про наше время?
Гарри Бардин: Про себя, про нас, да, про наше время.
Анна Качкаева: Ну, а как вы сказали, это что? Вот если та притча - было понятно - конфликт "Адажио", и даже материал говорил о временах: спички, моток проволоки, бумага. А сейчас тогда какие материалы?
Гарри Бардин: Сейчас будет пластилин и фактура... Не хочу раскрывать! Как я вас удивлять потом буду?
Анна Качкаева: Просто мне важно понять, у времени есть материальная осязаемость такая?
Гарри Бардин: Я могу сказать, что я немножко одушевлю фразу Ахматовой: "Из какого сора растут стихи". Вот это я буквально одушевлю.
Анна Качкаева: Вот вы работаете в разных техниках. Наверное, не все так работают, мультипликаторы обычно выбирают что-то одно: либо рисованное, либо кукольно.
Гарри Бардин: Это есть такой анекдот, когда два акына, один играет - старый - на одной струне и делает - дын-дын, дын-дын. А молодой - потный, красный, гуляет по всем струнам. И старику говорят: "Как тебе не стыдно, посмотри, как молодой старается, потеет, а ты на одной струне". Он говорит: "Он ищет, а я нашел".
Анна Качкаева: (смеется) Чудесно! И все вот в таких притчах. Но вот смотрите, с формой понятно, то есть вы будете пробовать, и, видимо, если будет возможность, то не только пластилин. Хотя про сор и про мусор - это тоже ощущение хаоса времен, в том числе. Но у вас, как мне кажется, есть тема, потому что и в этих притчах, и в "Чуче" в каком-то смысле, и в "Гадком утенке" тема выбившегося из ряда, другого, не такого, как все, посмевшего, разрешившего себе. Правильно я перечисляю?
Гарри Бардин: Правильно абсолютно.
Анна Качкаева: И, в общем, получается, и из всех ваших фильмов это вытекает, что птичьих дворов, которые строятся шеренгами и готовы маршировать, по-прежнему тьмы, а вот этих вот лебедей пластилиновых, бумажных, не важно...
Гарри Бардин: Ну, это всегда было.
Анна Качкаева: Почему эта тема для вас так важна?
Гарри Бардин: Она меня волнует, потому что я здесь живу, она как бы привязана к России. Как мне сказал один эстонец: "Тебе хорошо, в России, у тебя драматургия под ногами валяется". Причем всегда. У нас драматургия - открой двери, выйди на улицу и вот тебе драматургия. Потому что все настолько насыщенно - только отбирай, придавай форму метафоры, образности и снимай. Покадрово.
Анна Качкаева: Всегда говорят, что смотрите в детскую. Может быть, это свзано с тем, что вы ощущали себя особым?
Гарри Бардин: Да нет. И у меня эстафетную палочку удачно перенял мой сын, он тоже с социальной подоплекой. Хотя он не может пожаловаться на свое детство, я его не бил, нет. И я не был скинхедом в молодости, но тем не менее, он сделал "Россию 88".
Анна Качкаева: "Гоп-стоп" вы озвучивали, и это тоже такая замечательная притчевая история, почти сказочная.
Гарри Бардин: Да это он на мне сэкономил, он мне ни копейки не заплатил.
Анна Качкаева: Но все равно рассказчиком вы оказались замечательным. А я к тому, что вот эта сказочность и в "Гоп-стоп", и вот теперь и "Поэт и гражданин", который, как я понимаю, вам тоже нравится...
Гарри Бардин: Очень! Я каждый раз стараюсь Диме Быкову позвонить и выразить свои восторги. Потому что не могу, я должен человеку сказать, и я всегд рад, когда вот талантливому человеку можно в глаза сказать: молодец, молодец!
Анна Качкаева: Да, тем более что это поставлено на поток, и удивительным образом русская классика так заиграла его стихах. И теперь, хотя это другая история, скажем, Доренко выходит в эфир, и тоже с названием - "Русские сказки". Вообще, вот эта сказочность последних двух лет, которая просто вылезает из разных щелей, и публицистических, и журналистских, и художественных, это что-нибудь говорить тоже о времени?
Гарри Бардин: Это уход от реальности в какой-то степени, уход от реальности. Потому что жить невозможно, если а) без юмора, б) без фантазии, без ухода от реальности во что-то другое. Потому что хуже, когда уходят от реальности в эти кровавые боевики, в кровавые сериалы. Я смотрю - смешно становится. Переключаю пультом: на одном канале - прикручивают глушитель к пистолету, я переключаю - а он уже с глушителем в другом сериале приставил ко лбу. Стык монтажный! Да просто они тянут одно и то же, такое ощущение, что на мясорубке крутят эти сериалы. И это или же какие-то слюнявые истории про брошенных детей, женщин, какое-то сопливое мыло. Или же это кровавое мыло. Одно из двух - или сопли, или кровь. И это становится просто невозможно. Это уход от реальности.
Анна Качкаева: Вы уверены, что это уход от реальности, а не такая эстетика блатняка или люмпена, которая была всегда?
Гарри Бардин: Я неправильно выразился, это не уход, это увод от реальности - вот это будет точнее. Потому что засадить нашего простого советского человека, как раньше говорили, за этот сериал - это отключить мозги. Это, значит, у нас нет никаких шоу, таких политических шоу, внятных, глубоких, где постоянно или Проханов, или Веллер, или Кургинян. А мне кажется, они все двоюродные братья или родные, я не знаю, но это все похоже друг на друга. И значит, такого нет у нас серьезного разговора, значит, есть вот такие сериалы, которые уводят человека от реальной жизни.
Анна Качкаева: То есть это все-таки идеология, все равно идеология.
Гарри Бардин: Конечно, идеология.
Анна Качкаева: А Гарри Поттер - идеология?
Гарри Бардин: В меньшей степени.
Анна Качкаева: А мультипликация - идеология?
Гарри Бардин: В меньше степени. Ее трудно поставить на службу идеологии. Потому что она должна говорить о вечных вещах.
Анна Качкаева: Сериал, по-вашему, легче поставить на службу идеологии?
Гарри Бардин: Конечно, сериал легче. А какие-то штучные мультипликационные фильмы, они вне времени, вне политики, они говорят о каких-то вечных вещах - о добре, о зле. Поэтому они сохранились, поэтому молодые отцы бегают в магазины и ищут советские мультфильмы. Поэтому Ватикан покупал советские мультфильмы, потому что в них было нравственное начало.
Анна Качкаева: А сейчас, интересно, не покупает?
Гарри Бардин: Я не спрашивал. Хотя я видел Бенедикта, когда он в Загреб приезжал, а я там был, и я видел потрясающее зрелище, когда миллион людей кричали, когда вышли юноша и девушка, и юноша сказал: "У меня есть отец, но я счастлив, что у меня есть папа". И миллион людей закричали, и это был истинно искренний восторг. Я как-то порадовался. Я человек не стадный, но такого рода общность меня радует, она со знаком плюс.
Анна Качкаева: Просто интересно, если Ватикан закупал, как он объяснял в школах или в колледжах?
Гарри Бардин: Я не знаю. Но я горжусь этим! Я был на приеме в Свято-Даниловском монастыре, пригласил меня туда его преосвященство Ювеналий. И был там круглый стол о воспитании молодежи и прочее-прочее. И там был Садовничий, и там был Соколов, министр культуры на ту пору, и там была Карелова по социалке, в общем, такая компания. И когда до меня дошла очередь, я сказал, что я лучше не буду говорить, а лучше покажу фильмом, так как я режиссер, что меня волнует. Соколов сказал: "Ну, это полтора часа". Я говорю: "Нет, это 10 минут". Это "Адажио".
Анна Качкаева: Давайте коротко расскажем, про что это. Может быть, люди не видели.
Гарри Бардин: В интернете все уже выложено. Это белый и серые, неприятие белого, чужого. Короче говоря, посмотрели все, священники сидели по стенкам, мы сидели за столом. Они все вынули платки, прослезились. Ювеналий подошел ко мне, поцеловал меня в плешь и попросил этот DVD. И я сказал: "Конечно, я вам дарю". Он говорит: "А можно Алексию?" На ту пору он был жив. Я говорю: "Конечно". - "Через секретаря". - "Хорошо". И я подарил и Алексию тоже. Значит, у Алексия было DVD. Потом Екатерине Гениевой приходит письмо из Ватикана, от пресс-секретаря Иоанна Павла Второго, что в России есть такой фильм "Адажио", и Иоанн Павел Второй хотел бы иметь его у себя в коллекции, нельзя ли переслать. Катя спросила у меня, я сказал: "Конечно, да". Она переслала. Потом был с его стороны благодарственное письмо, которое потерялось, к сожалению. Потому что потом, когда Фонд Сороса был разгромлен, вот там было то самое письмо, которое мне, может быть, дороже какого-то приза. Оно потерялось. И я очень об этом сожалею. Но я горжусь тем, что в миру они не встретились, а на уровне моего фильма два иерарха встретились.
Анна Качкаева: То есть они оба смотрели "Адажио". Символично!
Михаил, Москва, вы в эфире.
Слушатель: Добрый вечер! Почему в 50-х годах создавались такие мультфильмы, как "Золотая антилопа", "Когда зажигаются елки", ""Стрела" улетает в сказку", "Заколдованный мальчик" и так далее? Куда делись эти режиссеры и художники? Они что, уехали в Израиль, в Америку? Почему современные мультфильмы такие примитивные?
Гарри Бардин: Ну, во-первых, давайте вернемся в 50-е годы и вспомним, что сегодня 2011 год. Они просто умерли, это раз. Второе, время идет, стилистика меняется. Конечно, добрые мультфильмы нужны, необходимы, но все-таки они делаются. Я просто восторгаюсь старыми мультфильмами и преклоняюсь перед ними, и перед мастерами, которые были, и которых я застал, и сейчас как раз речь идет о том, чтобы вернуть эту школу, советскую школу анимации. Так что в этом смысле я с вами заодно.
Анна Качкаева: Но это, кстати, вопрос очень всегда спорный. Я вот слышу, как очень многие возмущаются, что там японское аниме или вот такой рисунок стремительный, или все эти Бивесы и Батхеты - это все ужасно. Но ужасно ли? Может быть, просто это другая система координат, другая культура? И это мультфильмы для разных возрастов, не обязательно только для детей.
Гарри Бардин: Я со стилистикой "Смешариков" не могу, например, изобразительно согласиться, ну, это не мое. Аниме это - самое дешевое, что может быть в анимации. Она почти недвижима, она самая дешевая, называется поэтому - лимитированная мультипликация. Когда глаза иногда хлопают - это дешево. И ротик чего-то говорит, причем он не синхронен. И это оказалось востребовано. Значит, это коммерчески выгодно? Выгодно. Насколько это художественно? Да нет, это не художественно. Ну, вот, я не знаю вы можете считать, например, какой-то предмет туалета художественным произведением? Нет, это прилагается к вашей ванной. А это прилагается к какому-то... я не знаю чему, но это не художественное произведение. Поэтому, ну, пусть оно будет, но если вы родитель, и вы заботитесь о своем ребенке, вы будете выстраивать свою политику культурного как бы воспитания, и на каких-то хороших образцах. Тогда ребенку, когда он посмотрит, допустим, "Бэмби", "Книгу джунглей", он посмотрим "Винни Пуха", он посмотрит "Маугли" - он потом не будет смотреть аниме.
Анна Качкаева: Вы думаете, что современное поколение в такой чуть медленно разворачивающейся темпоритмике живет?
Гарри Бардин: Говорю да. Я делал "Гадкого утенка", вы видели его, и там я не делал в ритме рекламы.
Анна Качкаева: Нет, но, тем не менее, ритм быстрее, чем, скажем, в мульфильмах 50-х годов.
Гарри Бардин: Да? Ну, я делал так, как я чувствую сегодня. Сегодня я, Гарри Бардин, как я воспринимаю эту жизнь.
Анна Качкаева: Ну, там еще музыка Чайковского, конечно, диктовала и слова Кима.
Гарри Бардин: Да. Но я считаю, что ребенка можно усадить, и если ему интересно, он будет смотреть.
Анна Качкаева: То есть вам кажется, что так называемые мультфильмы для взрослых, которые были в советское время, а сейчас в каком-то смысле это то, что мы называем мультфильмы для кидалтов, для взрослых детей, которые вот идут на "2х2", это тоже некоторая мода?
Гарри Бардин: В какой-то степени.
Анна Качкаева: Которая тоже решает некоторые задачи, в том числе и социальные. Тот же "Южный парк" или "Бивес и Батхет", они же тоже решают вопросы адаптации и так далее. То есть у мультфильма в этом смысле есть же идеология.
Гарри Бардин: Есть. Я, например, поразился, как американцы сделали замечательную серию, очень оркестрованно, очень лапидарными средствами - классика и под нее какое-то движение анимации. Для младенцев. Классика идет - и что-то такое плавное двигается. Вот они внедряют красивую музыку и красивый цвет, и красивое движение.
Анна Качкаева: А цвет какой обычно?
Гарри Бардин: Не важно, но не рвет глаз. Это не анилиновые краски. Но они этим озаботились. Это политика? Конечно.
Анна Качкаева: Это воспитание аудиовизуального вкуса, восприятия мира, который потом легче будет перенести, если он смотрит на живопись, на картины.
Гарри Бардин: У нас есть, например, Лиза Скворцова, которая сделала "Колыбельные мира". Замечательная серия, замечательная! Была "Гора самоцветов" - тоже, к сожалению, притормозили.
Анна Качкаева: Для вас важно, что материал, с которым вы работаете, осязаем?
Гарри Бардин: Конечно, важно. Можно было бы сделать конфликт на нарисованных спичках, но вы бы не сочувствовали рисованной спичке так, как вы сочувствуете вот этой вот деревянной, которая сгорает и скукоживается мучительно, и вы чувствуете свою сопричастность к этой спичке. К рисованной вы такого сочувствия бы не испытали.
Анна Качкаева: Я согласна, потому что это создает ощущение объема, и ты себя туда можешь поместить. Тогда скажите мне, почему не 3D? Почему вы, например, "Гадкого утенка" не стали снимать в 3D? Это же тоже объем.
Гарри Бардин: Аня, я вам обещал?
Анна Качкаева: Нет.
Гарри Бардин: Ну, тогда почему я должен был снимать в 3D? Если бы я обещал, как порядочный человек, я бы снял.
Анна Качкаева: Хорошо, а вы хотели бы снять в 3D?
Гарри Бардин: Нет.
Анна Качкаева: Почему?
Гарри Бардин: Те материалы, которые меня окружают, пока мне их хватает.
Анна Качкаева: То есть виртуал вас не прельщает.
Гарри Бардин: Нет.
Анна Качкаева: Так же как Кэмерон, на разные датчики...
Гарри Бардин: Это не мультипликация вообще - на датчиках. Так я считаю.
Анна Качкаева: Марина Николаевна, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте! Вот у нас Михалков за каждую кассету получает процент от государства. В каждом доме есть мультфильмы, ваши и ваших товарищей, и они востребованы вообще колоссально - детские мультфильмы и детские кассеты. А вот Путин не предлагал вам процент? И почему вы обратились к Путину, а не к Медведеву со своими проблемами?
Гарри Бардин: Ваши вопросы требуют отдельной передачи. Или требуют переизбрания одного на другого. Я не знаю. Мне трудно отвечать на ваш вопрос. Во-первых, нужно повторить встречу с Путиным и мне этот вопрос озвучить: почему вы платите Михалкову и не платите мне? Ну, много вопросов, которые я оставлю, извините, без ответа.
Анна Качкаева: Видимо, Медведев нашей слушательнице и некоторой части нашей публики кажется чуть более приятным персонажем.
Гарри Бардин: Я думаю так. Там письмо было адресовано Медведеву и Путину. Возможно, Медведев написал резолюцию: "Путину. Разобраться и доложить". И Путин встретился с нами. Может быть такая версия?
Анна Качкаева: Абсолютно. Почему нет?
Гарри Бардин: Вот так и было.
Анна Качкаева: Так и будем считать. Мы придумали этот сюжет здесь. И все-таки, есть какой-нибудь сейчас на политической сцене персонаж, который вам любопытен, по крайней мере?
Гарри Бардин: Да нет, наверное. Нет, ну, для карикатуры, для мультипликации - нет. Я вам сказал, мы делаем для вечности, а это все временщики. Ну, кто вспомнит про кого-либо через 20 лет после выхода мультфильма? Скажут: "А это кто?" Будут спрашивать дети и тыкать пальчиком в экран.
Анна Качкаева: Нет, ну, вашего индюка, который все время валится назад в "Гадком утенке", его все время поддерживают, дети точно запомнят.
Гарри Бардин: Ну, и слава богу.
Анна Качкаева: Я благодарю вас!
