Марина Тимашева: Следующая тема - книга Владимира Родионова ''Расовые мифы нацизма'' . Вспоминается карикатура, каким должен быть истинный ариец: высокий, как Геббельс, строен, как Геринг и белокур как Гитлер. И возникает вопрос. К автору книги и к нашему рецензенту Илье Смирнову: можно ли сегодня обсуждать всерьез теоретическое наследие арийских красавцев?
Илья Смирнов: К сожалению, можно. И нужно. Но не всегда получается.
Когда мне коллега предложил эту книгу, я издали глянул: “Яуза-пресс”, тема, оформление серии - и говорю: спасибо, не надо. А он мне: нет, Вы всё-таки внимательнее посмотрите. И я соображаю, что имя автора мне знакомо по статье ''Идеологические основы расовой дискриминации славян в Третьем рейхе''. Начинаю читать: нормальный текст, автор понимает, что хочет сказать, умеет это сказать понятными для простого читателя (такого, как я) словами, у него есть позиция – гуманистическая, антифашистская – и выводы, которые он делает из конкретного материала немецкой истории, представляют не архивный, а вполне актуальный интерес.
Марина Тимашева: Извините, перебью. Вопрос общего характера Вам, как профессиональному читателю. Вы что же, хотите сказать, издательская марка сегодня вообще ничего не значит?
Илья Смирнов: За вычетом нескольких (и их становится всё меньше) сугубо научных издательств, чья доля на рынке пренебрежимо мала, основной так называемый книжный ''бизнес'' принципиально не хочет видеть разницы между литературой и макулатурой. Между повидлом и, сами знаете, чем. Более того: с гордостью заявляет, что он у нас, видите ли, вне морали. По ту сторону добра, зла и качества продукции. И когда покупатели возмущаются, почему в книжных магазинах помойка, то слышат в ответ, что ''Свобода слова – это когда всем можно говорить и писать все, что угодно. Да, и пропагандировать фашизм, сталинизм, наркотики, копрофагию, каннибализм'' А ''моральная ответственность – это эвфемизм для самоцензуры''.
Ничего нового и оригинального. Открываю книгу ''Расовые мифы нацизма'' и быстро нахожу созвучные цитаты: ''Разглагольствовать о морали – это сегодня наибольшее лицемерие… Христианство и сифилис, по Шопенгауэру, лишили человечество счастья и свободы'' (166 – 167). Из дневника Геббельса.
Марина Тимашева: В театрах происходит примерно то же, что Вы наблюдаете в издательствах: когда под вывеской ''репертуарного'' и под портретом Станиславского работают прокатные площадки, которым совершенно всё равно, что показывать: Чехова, антрепризную пошлятину или действительно, ''копрофагию, каннибализм''.
Илья Смирнов: Да, и прикрывается это бизнесом, хотя с трудом представляю себе производителя, например, коньяка, который с гордостью заявляет, что у него в половине бутылок левая косорыловка, очень даже прибыльная за счет низкой себестоимости. А потом еще требует льгот и дотаций из бюджета. Но давайте вернемся от современных проходимцев к тем, кто в 30-е годы построил на лжи целый Рейх по ту сторону якобы устаревшей морали.
В книге ''Расовые мифы нацизма'' пять основных разделов. ''Миф крови'' -
''Храни свою кровь чистой –
Она не только твоя,
Она течет издалека,
И ей предстоит долгий путь.
В ней тяжесть тысяч предков,
И всё будущее заключено в ней!''
(15)
Такие милые детские стихи для изучения в школе. Соответственно, ''с человека снимается всякая моральная ответственность – ведь он уже не личность, а всего лишь… ''малая капля в могучем кровообращении народа'' (23), ''народ есть поток крови''. Здоровой нации якобы присущ ''священный инстинкт чистоты крови'' (25), а самая страшная опасность – ''смешать'' кровь более высокого качества с чужой, точнее, ''чуждой''. В наставлении для членов СС говорилось: ''люди различных рас и типов никогда не станут похожи между собой, проживи они на общей территории сколь угодно долго'' (24).
Марина Тимашева: Видимо, это и есть та самая ''биологизация''. ''Вера в то, что человеческая судьба предопределяется биологией''.
Илья Смирнов: Или, в версии обергруппенфюрера Р.В. Дарре, ''признание факта наследования человеческих свойств составляет суть национал –социализма'' (58). Причем это именно вера. Родионов показывает, что даже на уровне тех знаний, которыми располагала наука первой половины ХХ века, нацистский кровяной фетишизм был совершенно несостоятелен. И в этом контексте с большим сомнением отзывается об идее прямой ''преемственности между Пруссией и Третьим Рейхом'' (которая была весьма популярна в советской литературе). Строители Прусского государства интересовались не ритуальной ''чистотой'' подданных, а экономическим и военным потенциалом страны, потому охотно привлекали на службу ''людей разных религий и наций'' (47). В противном случае никакого королевства, тем более империи со столицей в Берлине, наверное, и не состоялось бы.
Второй сюжет, вытекающий из первого – ''миф расы'', который увязывает наилучшего качества ''кровь'' с определенным физическим типом, ''нордическим''. Признаки его Вы перечислили в самом начале на примере руководителей Третьего Рейха. По отношению к этой высшей расе все прочие выстраиваются по нисходящей, например, французы: ''полунордические'', ''выродившиеся''; славяне – просто ''смесь народов из низших рас с вкраплениями нордической крови, не способная к поддержанию порядка и к самоуправлению'' (59). ''Нордической расе'' нацисты приписывали все достижения цивилизации, невзирая на историю, географию и здравый смысл.
Следующий миф, о ''народном организме'' - это, собственно, евгеника в нацистском ее понимании, ''расовая гигиена'' и ''программа эвтаназии''. Автор напоминает, что ''программа эвтаназии'' (224) была разработана нацистами и первоначально опробована на немцах, на ''безнадежных больных'', и только потом применена ко вполне здоровым миллионам жителей завоеванных стран. Здесь ведь важно сделать первый шаг, правда? Врачей постепенно освобождали от ''моральной ответственности'', связанной с клятвой Гиппократа и христианскими предрассудками: ''директор психиатрической больницы Кауфбойрена … вначале был настроен против эвтаназии, но потом ему сообщили об официальной программе, и сейчас он сожалеет…'' И уже сам докладывает коллегам на конференции о новой, более дешевой методике гуманного, безболезненного умерщвления.
А старики говорили: ''Не посылайте меня в государственную больницу'' (238). Понятно, почему? Хотя указаний избавляться от пожилых еще не поступало, но они почему-то боялись таких врачей, которые по ходу дела решают, лечить или убить.
''Миф общества счастья'' при Гитлере удивительным образом Гитлера пережил - и продолжал циркулировать в литературе и кинематографе стран-победительниц. ''Увлекательные советские фильмы, где разгуливают разодетые в пух и прах эсэсовцы в черной ''вечерней'' форме (6). Представление о том, что нацисты, невероятно жестокие к ''чужим'' народам, сделали много-много полезного для народа своего. И даже лишив его свободы, дали взамен бытовой комфорт. Как нас поучал один ''политический философ'': ''гитлеровский режим, при всех концлагерях и гестапо… не был тоталитарным. Гитлер этого не хотел'', а хотел, ''…чтобы архитектура была хорошей, чтобы всегда хорошую рыбу и колбасу можно было в магазине дешево купить''. Вот про рыбу, колбасу, одежду и прочее по карточкам – подробно рассказывается в этом разделе.
Марина Тимашева: Под советскими фильмами, наверное, имеются в виду ''17 мгновений весны''?
Илья Смирнов: Не только. Автор отслеживает эту тенденцию – ''Россия была не обута, не одета… Наша форма – жуть! А у немцев все было доведено до совершенства'' (299)- с 60-х годов.
В этом разделе, кстати, показана одна из причин, почему нападение Гитлера на СССР было закономерно и неизбежно. Причина самая прозаическая. ''Обеспечение продовольствием германского народа в течение этих лет несомненно будет главнейшим германским требованием на Востоке'' (Розенберг). ''Сырьевые ресурсы этой богатой страны теперь мы сможем использовать'' (Геббельс) (266).
Но центральный раздел книги – ''миф национальной религии''. Автор решительно отвергает попытки привязать Третий Рейх к христианской традиции.
Марина Тимашева: Вообще-то всё, о чём Вы только что рассказывали, с Новым Заветом, действительно, имеет мало общего.
Илья Смирнов: С Ветхим тоже (201). Поэтому привязывают как? Цепляясь за внешние формальные признаки соблюдения традиционных ритуалов, которые в Германии, действительно, не были запрещены, а руководители время от времени напоказ отмечались в церкви. С другой стороны, служители культа старались извлечь из ''нового порядка'' какую-то выгоду, услужить власти, натравить ее на конкурента. Коллаборационизм и антифашизм сосуществовали в одной конфессии. Например, в православии позиция ''зарубежников'' и Русской Православной Церкви, о чем мы с Вами уже как-то говорили. Можно сравнить поведение католиков в Польше, где костел ''окормлял'' сопротивление, и, например, в Югославии, где влиятельнейший прелат вошел в историю с титулом ''архиепископ геноцида''.
Марина Тимашева: Но ведь и политики вели себя беспринципно.
Илья Смирнов: Конечно. Из чего не следует никакой идейной близости либерализма, социал-демократии или коммунизма к фашизму. Когда Муссолини стал фашистом, он перестал быть социалистом. Когда епископ писал: ''Хорваты и сербы из двух разных миров, два разных полюса… Тут нет морали, нет принципов, нет правды, нет справедливости, нет честности'', он в этот момент отрекался от Христа и примыкал к другой церкви.
Своя конъюнктура была и у фашизма. Все его разновидности – итальянская, румынская, испанская, немецкая – по происхождение своему превентивная контрреволюция. Штурмовикам выделяли деньги по статье ''защита традиционной европейской культуры''. В то время еще не принято было отделять ее от христианских корней. По умолчанию предполагалось, что культура христианская, а враги ее – революционеры-безбожники. И в книге Родионова показано на множестве примеров, как Гитлер и компания, буквально наступая на горло собственной песне, вынуждены были демонстрировать внешнюю лояльность к тому, что считали ''еврейским'' (189)вероучением, которое только портит арийцев ''разглагольствованиями о морали''. Но после окончательного решения еврейского и коммунистического вопроса должен был решиться и вопрос церковный. ''Фюрер подчеркнул, что после войны он начнет процесс против Церкви'' (184). ''Христианство созрело для гибели'' (169). В какой именно форме ''дехристианизировать'' Европу – тут не было полной ясности, более вероятная модель - привычная церковь со свастикой вместо креста и со знакомыми обрядами, в которых кощунственно вывернут наизнанку их смысл. Нацисты экспериментировали. Смотрели, как реагирует население. ''Гауляйтер Бадена Вагнер распорядился удалить из школ распятия'' (179). Пошли протесты, в том числе от матерей-героинь. Распятия вернули. А вот ''большой процесс о безнравственности против католических священников… Фюрер считает это характерным для всей католической церкви'' (169).
Тут ключевое слово ''неоязычество'' (47).
Понимаете, сейчас даже ученые рассматривают религию в каком-то теологическом ключе, как упавшую с неба в готовом виде. Но религия, как всякое общественное явление, формируется. Порою на вполне рациональной основе. В какой момент, например, римский культ императора (прямой аналог культа фюрера (206) из политики перешел в область сверхъестественного? Храм Геркулеса – это бесспорно религия, правда? А если жертва в храме приносится императору, в котором воплотился Геркулес – это что?
Большая научная заслуга В. Родионова – в том, что он, с одной стороны, показывает нам корни нацизма, и не в мире ''тоталитарных'' миражей, а конкретно и доказательно в идейном багаже вполне респектабельной европейской элиты, это, например, так называемый ''научный расизм''. Но с другой стороны, Третий Рейх предстает в книге как совершенно самостоятельное явление, уже не сводимое к своим источникам вдохновения.
А если говорить об уроках истории, то она никогда не повторяется под копирку. Но мы можем – и должны – замечать тревожные симптомы. Оттого, что сегодня слово ''кровь'' заменили на ''гены'', суть не меняется.
К сожалению, из оглавления выпал очень важный миф о белокурой бестии и ее ''продвинутой'' морали. Ницше, ''призывавший презирать христиан'' и воспевавший древнее язычество'' (150) упоминается, и именно в таком контексте, которого заслуживает, но вскользь, по ходу дела.
И обычные мои претензии в конце любой, даже положительной рецензии. Недавно слышал от очень крупного ученого утверждение, что профессиональному автору не очень нужен редактор. И в данном случае в выходных данных книги пометка: ''издано в авторской редакции''. Но на самом деле - нужно нормальное издательство с нормальным редактором. Который обратил бы внимание, например, на то, что, отталкиваясь от идеализированного образа Третьего Рейха, где ''все было доведено до совершенства'', автор часто впадает в другую крайность и отказывает нацистам в каких бы то ни было достижениях. Спрашивается, почему они, в таком случае, дошли почти до Москвы. Есть еще ряд частностей, порою вообще не связанных с основной темой, по поводу которых приходится ставить на полях вопросительные знаки. Например, об экономике современной Индии (111).
Но в целом подход Владимира Родионова, по-моему, очень перспективный и с научной, и с нравственной точки зрения (которые, наверное, неразделимы, не может же быть науки о людях вне человеческой этики). Так что теперь я с интересом ожидаю публикации его новых работ.
