Ирина Лагунина: 130 лет назад, с разницей в четыре месяца, в России и Америке насильственной смертью погибли главы государств. 1 марта 1881 года в Санкт-Петербурге народовольцы убили императора Александра II. 2 июля того же года в Вашингтоне убийца-одиночка смертельно ранил 20-го президента США Джеймса Гарфилда. О том, как на грани XIX и XX веков менялось отношение Запада к политическому террору, рассказывают Владимир Абаринов и его собеседник – профессор истории канадского Королевского университета Ана Силджак.
Владимир Абаринов: В последней четверти XIX века Россия переживала смутный и тягостный период своей истории. Заканчивалась победоносная, стоившая России огромных потерь война с Турцией на Балканах. «Хождение в народ» с целью его просвещения потерпело полную неудачу и завершилось массовыми арестами и драконовскими приговорами. Партия «Народная воля» ответила на репрессии террором. Александр Блок выразил всю суть исторического момента в восьми строках:
Переговоры о Балканах
Уж дипломаты повели,
Войска пришли и спать легли,
Нева закуталась в туманах,
И штатские пошли дела,
И штатские пошли вопросы:
Аресты, обыски, доносы
И покушенья - без числа...
Счет покушениям открыла Вера Засулич. 24 января 1878 года она выстрелила в петербургского градоначальника генерал-адъютанта Федора Трепова в приемной его собственного дома на Невском проспекте. В барабане шестизарядного английского «бульдога» оставалось еще пять пуль, но Засулич бросила револьвер на пол. Она не сделала ни малейшей попытки скрыться или оказать сопротивление при аресте.
Трепов остался в живых. На допросе Засулич заявила, что отомстила градоначальнику за оскорбление, которое тот нанес политическому заключенному студенту Алексею Боголюбову. Трепову при посещении тюрьмы не понравилось, что Боголюбов не снял перед ним шапку, и приказал его высечь.
Вот мнение известного революционера и террориста Сергея Степняка-Кравчинского.
Сергей Степняк-Кравчинский: Засулич вовсе не была террористкой. Она была ангелом мести, жертвой, которая добровольно отдавала себя на заклание, чтобы смыть с партии позорное пятно смертельной обиды... И, однако, событие 24 января имело огромное значение в развитии терроризма. Оно озарило его своим ореолом самопожертвования и дало ему санкцию общественного признания.
Владимир Абаринов: «Ангел мести» - так назвала свою книгу о Вере Засулич Ана Силджак, специалист по истории России.
Покушение на Трепова вызвало огромный интерес на Западе. Освещать судебный процесс в Петербурге съехались лучшие перья европейской и американской прессы. Что же они писали в своих газетах?
Ана Силджак: На Западе, когда там впервые узнали о покушении Веры Засулич на Трепова, было много путаницы по этому поводу и огромный интерес к этому делу. Это был, насколько мне известно, первый случай покушения женщины на политика-мужчину. И чтобы попытаться помочь публике понять, почему эта женщина стреляла в Трепова, в ход пошли самые разнообразные объяснения. Иногда объяснения были политические: свирепая российская политическая система, репрессивный режим – и чувствительная девушка благородного происхождения совершает акт мести за несправедливость. А некоторые газеты – я полагаю, желая добавить в дело сенсационности – пошли дальше. Начались выдумки о том, что политзаключенный Боголюбов, которого Трепов приказал выпороть, и именно за это мстила Трепову Засулич, возможно, был знаком с Засулич и что они на самом деле состояли в интимных отношениях, так что Вера мстила за оскорбление своего любовника. Позднее появились предположения, что, возможно, Трепов сам имел отношения с Засулич, причинил ей какое-то страдание, и она мстила за собственную поруганную честь. Так что историю стали раскручивать тем с большей безответственностью, чем больше времени проходило с момента покушения и суда.
Владимир Абаринов: Адвокат Петр Александров сумел превратить суд над Засулич в суд над системой. Присяжные вынесли вердикт о невиновности. Зал встретил его неистовыми аплодисментами. Аплодировал и Запад.
Ана Силджак: Оправдательный вердикт был сенсацией. Тем не менее большого возмущения на Западе он не вызвал. Так же как в самой России, за ее пределами Вера Засулич стала героической фигурой. Такому восприятию способствовала отрицательная репутация Трепова в качестве губернатора Петербурга – когда стало известно о его действиях, это возмутило общественность и в России, и за рубежом. Так что оправдание выглядело совершенно необходимым, а из нее западная пресса сделала на некоторое время героиню.
Владимир Абаринов: Уже на следующий день после вынесения приговор был опротестован, издан приказ о новом аресте Засулич. Но она успела скрыться на конспиративной квартире и вскоре оказалась в Европе. Как ее там встретили? Стала ли она популярной личностью?
Ана Силджак: Cтала. Главным образом в радикальных и анархистских кругах Европы. Она не пользовалась особой популярностью у широкой публики, хотя известность благодаря прессе у нее была. Но на европейских радикалов она обладала исключительным влиянием. И во Франции, и в Швейцарии, и даже в Англии она была чем-то вроде маяка, который показывал путь, по которому должен идти радикализм. Анархисты старались записать ее в свои ряды, социалисты – в свои, и все хотели, чтобы она говорила от их имени. Она отклоняла все эти попытки, потому что она в значительной мере отошла от дел. Но героиню в ней видели все, от Карла Маркса до Петра Кропоткина.
Владимир Абаринов: Дело Засулич на годы вперед определило отношение западного общества к «русским нигилистам», как называли тогда русских террористов. В декабре 1879 года после неудачного покушения на царя на железной дороге под Москвой на Запад бежал его участник, народоволец Лев Гартман. Заграничные агенты охранки выследили его во Франции. По требованию России он был арестован, однако добиться его выдачи Петербургу не удалось. Русские политические эмигранты во главе с Петром Лавровым организовали публичную кампанию в защиту Гартмана. Открытое письмо французскому правительству написал Виктор Гюго, человек непререкаемого авторитета. В итоге Гартман был освобожден из-под стражи и получил возможность уехать в Англию, а оттуда – в США.
И все-таки поразительно, что освободитель и реформатор Александр II оставался в глазах западной публики жестоким тираном.
Ана Силджак: Я была удивлена тем, до какой степени западная и главным образом французская пресса видела в Александре II олицетворение тиранического режима. Французские газеты публиковали много негативной информации о нем, высмеивали его за его за вмешательство в войну на Балканах будто бы во имя борьбы с турецкой деспотией. Они писали, что, будучи сам угнетателем, он вряд ли имеет право вторгаться в чужое государство и выступать в роли освободителя. И в прессе, и в обществе преобладало мнение, что действия террористов оправданы и что их не следует выдавать режиму, который не обеспечит им беспристрастное судебное разбирательство.
Владимир Абаринов: Образ юной, хрупкой девушки, противостоящей бесчеловечному режиму (на самом деле Засулич не была ни юной, ни наивной) произвел такое впечатление на либеральную Европу, что она дружно встала на защиту народоволки Геси Гельфман, арестованной по делу об убийстве императора и приговоренной к повешению. Когда выяснилось, что Геся на четвертом месяце беременности, Александр III отсрочил исполнение приговора до рождения ребенка. Но кампания протеста продолжалась, отмены смертного приговора требовал цвет европейской культуры. И царь заменил виселицу бессрочным заключением.
Ана Силджак: Русские нигилисты после Веры Засулич и других покушений и попыток покушения в России, о которых стало известно на Западе, сделались чем-то исключительным на Западе, особенно женщины. В них видели революционеров-романтиков, борцов с чудовищной тиранией, которые жертвовали своей жизнью в этой неравной борьбе. Этому способствовала и тайна, окружавшая организацию. В глазах публики они были отважными мужчинами и женщинами, которые охотно принимали смертный приговор и всходили на эшафот с достоинством. После удавшегося покушения на Александра II в 1881 году Софья Перовская стала идеальным собирательным образом социалистки-убийцы, которая сознательно обрекает себя на смерть, идет на казнь ради своей цели – борьбы с тиранией и воспринимает исполнение приговора практически с ангельской жертвенностью. Так что в западном сознании нигилизм - даже для тех, кто был против его методов – был окрашен в романтические тона и покрыт интригующим покровом тайны. Он стал темой романов, пьес, газетных статей, авторы которых пытались разгадать и объяснить, что такое русский нигилизм.
Владимир Абаринов: «Русские нигилисты» вошли в моду. Одним из первых эту конъюнктуру почувствовал молодой Оскар Уайльд. Он сочинил пьесу под названием «Вера, или Нигилисты». Пьеса совершенно смехотворная, хотя и в ней есть перлы – в этом Ана Силджак со мной полностью согласна. Интрига пьесы в том, что грозная террористка Вера Сабурова влюблена в молодого царя Алексея, а он в нее. Но организация поручает ей убить монарха. Напрасно она уверяет соратников, что император сам, еще будучи наследником, инкогнито посещал их тайные сходки, что он их единомышленник – нигилисты неумолимы, и Вера должна исполнить свой долг. Вот отрывок из финальной сцены в переводе Виктора Ланчикова. Вера в спальне императора.
"Спит. Прямо мне Бог помогает. Теперь его никто не спасёт. Вот он лежит, подавшийся в цари демократ, республиканец в короне, лживый отступник. Прав был Михаил: не любил он народ. И меня не любил. (Склоняется над Алексеем.) И эти нежные губы источали смертельный яд? Блеска ли недоставало золоту этих волос, что он заменил его позорным блеском короны? Вот и настал день моего торжества, день народа, день освобождения. И твой день, брат Митя. Хоть и подавила я что ни есть во мне естеству причастного, до сих пор невдомёк мне было, как это легко – убивать. Один удар – и дело с концом, и только руки умыть... Только руки... Ну же, я Россию спасаю! Я присягала! (Заносит кинжал.)
ЦАРЬ (поднимается и обнимает Веру): Вера, ты здесь! Значит, не приснилось. Что же не приходила ты целых три дня? Мне так тебя было нужно. Господи, ты, верно, думаешь – предатель, обманщик, царь? Это я от любви к тебе царь. Это я для тебя изменил присяге, надел отцову корону. Только скажи – и я эту самую нашу родную могучую Русь сложу к твоим ногам, всю эту землю. А народ – он нас будет любить. Мы с ним ласково, по-отечески. Свободы – какие угодно: всяк будет волен думать и говорить, что захочет. Волчью стаю, что нас заедала, я прогнал и уже отправил фельдъегеря за твоим братом. Недели не пройдёт, Митя и все с ним каторжники будут дома. Свобода, Вера. Она уже наступила".
Владимир Абаринов: Но развязка у пьесы замечательная: вместо царя Вера закалывает отравленным кинжалом себя. «Что ты наделала!» - в отчаянии кричит царь. «Россию спасла», - отвечает Вера и умирает. Это последняя реплика пьесы.
Пьеса Уайльда была поставлена в Лондоне, а затем в Нью-Йорке, но не имела ни малейшего успеха. Царь Александр II был убит между двумя премьерами. Гораздо большей популярностью пользовались сочинения самих «русских нигилистов». Сергей Степняк-Кравчинский написал по-английски и издал в Лондоне несколько романов о террористах. Герой романа «Жизнь нигилиста» Андрей Кожухов стреляет в царя, но промахивается и погибает сам. В предисловии ко второму английскому изданию Степняк-Кравчинский писал, что создавал не политический памфлет, а исключительно художественное произведение.
Сергей Степняк-Кравчинский: Будучи свидетелем и участником движения, поразившего даже врагов своею безграничною способностью к самопожертвованию, я желал представить в романическом освещении сердечную и душевную сущность этих восторженных друзей человечества, у которых преданность своему делу достигла степени высокого религиозного экстаза, не будучи сама по себе религией.
Владимир Абаринов: В последней четверти XIX века Россия переживала смутный и тягостный период своей истории. Заканчивалась победоносная, стоившая России огромных потерь война с Турцией на Балканах. «Хождение в народ» с целью его просвещения потерпело полную неудачу и завершилось массовыми арестами и драконовскими приговорами. Партия «Народная воля» ответила на репрессии террором. Александр Блок выразил всю суть исторического момента в восьми строках:
Переговоры о Балканах
Уж дипломаты повели,
Войска пришли и спать легли,
Нева закуталась в туманах,
И штатские пошли дела,
И штатские пошли вопросы:
Аресты, обыски, доносы
И покушенья - без числа...
Счет покушениям открыла Вера Засулич. 24 января 1878 года она выстрелила в петербургского градоначальника генерал-адъютанта Федора Трепова в приемной его собственного дома на Невском проспекте. В барабане шестизарядного английского «бульдога» оставалось еще пять пуль, но Засулич бросила револьвер на пол. Она не сделала ни малейшей попытки скрыться или оказать сопротивление при аресте.
Трепов остался в живых. На допросе Засулич заявила, что отомстила градоначальнику за оскорбление, которое тот нанес политическому заключенному студенту Алексею Боголюбову. Трепову при посещении тюрьмы не понравилось, что Боголюбов не снял перед ним шапку, и приказал его высечь.
Вот мнение известного революционера и террориста Сергея Степняка-Кравчинского.
Сергей Степняк-Кравчинский: Засулич вовсе не была террористкой. Она была ангелом мести, жертвой, которая добровольно отдавала себя на заклание, чтобы смыть с партии позорное пятно смертельной обиды... И, однако, событие 24 января имело огромное значение в развитии терроризма. Оно озарило его своим ореолом самопожертвования и дало ему санкцию общественного признания.
Владимир Абаринов: «Ангел мести» - так назвала свою книгу о Вере Засулич Ана Силджак, специалист по истории России.
Покушение на Трепова вызвало огромный интерес на Западе. Освещать судебный процесс в Петербурге съехались лучшие перья европейской и американской прессы. Что же они писали в своих газетах?
Ана Силджак: На Западе, когда там впервые узнали о покушении Веры Засулич на Трепова, было много путаницы по этому поводу и огромный интерес к этому делу. Это был, насколько мне известно, первый случай покушения женщины на политика-мужчину. И чтобы попытаться помочь публике понять, почему эта женщина стреляла в Трепова, в ход пошли самые разнообразные объяснения. Иногда объяснения были политические: свирепая российская политическая система, репрессивный режим – и чувствительная девушка благородного происхождения совершает акт мести за несправедливость. А некоторые газеты – я полагаю, желая добавить в дело сенсационности – пошли дальше. Начались выдумки о том, что политзаключенный Боголюбов, которого Трепов приказал выпороть, и именно за это мстила Трепову Засулич, возможно, был знаком с Засулич и что они на самом деле состояли в интимных отношениях, так что Вера мстила за оскорбление своего любовника. Позднее появились предположения, что, возможно, Трепов сам имел отношения с Засулич, причинил ей какое-то страдание, и она мстила за собственную поруганную честь. Так что историю стали раскручивать тем с большей безответственностью, чем больше времени проходило с момента покушения и суда.
Владимир Абаринов: Адвокат Петр Александров сумел превратить суд над Засулич в суд над системой. Присяжные вынесли вердикт о невиновности. Зал встретил его неистовыми аплодисментами. Аплодировал и Запад.
Ана Силджак: Оправдательный вердикт был сенсацией. Тем не менее большого возмущения на Западе он не вызвал. Так же как в самой России, за ее пределами Вера Засулич стала героической фигурой. Такому восприятию способствовала отрицательная репутация Трепова в качестве губернатора Петербурга – когда стало известно о его действиях, это возмутило общественность и в России, и за рубежом. Так что оправдание выглядело совершенно необходимым, а из нее западная пресса сделала на некоторое время героиню.
Владимир Абаринов: Уже на следующий день после вынесения приговор был опротестован, издан приказ о новом аресте Засулич. Но она успела скрыться на конспиративной квартире и вскоре оказалась в Европе. Как ее там встретили? Стала ли она популярной личностью?
Ана Силджак: Cтала. Главным образом в радикальных и анархистских кругах Европы. Она не пользовалась особой популярностью у широкой публики, хотя известность благодаря прессе у нее была. Но на европейских радикалов она обладала исключительным влиянием. И во Франции, и в Швейцарии, и даже в Англии она была чем-то вроде маяка, который показывал путь, по которому должен идти радикализм. Анархисты старались записать ее в свои ряды, социалисты – в свои, и все хотели, чтобы она говорила от их имени. Она отклоняла все эти попытки, потому что она в значительной мере отошла от дел. Но героиню в ней видели все, от Карла Маркса до Петра Кропоткина.
Владимир Абаринов: Дело Засулич на годы вперед определило отношение западного общества к «русским нигилистам», как называли тогда русских террористов. В декабре 1879 года после неудачного покушения на царя на железной дороге под Москвой на Запад бежал его участник, народоволец Лев Гартман. Заграничные агенты охранки выследили его во Франции. По требованию России он был арестован, однако добиться его выдачи Петербургу не удалось. Русские политические эмигранты во главе с Петром Лавровым организовали публичную кампанию в защиту Гартмана. Открытое письмо французскому правительству написал Виктор Гюго, человек непререкаемого авторитета. В итоге Гартман был освобожден из-под стражи и получил возможность уехать в Англию, а оттуда – в США.
И все-таки поразительно, что освободитель и реформатор Александр II оставался в глазах западной публики жестоким тираном.
Ана Силджак: Я была удивлена тем, до какой степени западная и главным образом французская пресса видела в Александре II олицетворение тиранического режима. Французские газеты публиковали много негативной информации о нем, высмеивали его за его за вмешательство в войну на Балканах будто бы во имя борьбы с турецкой деспотией. Они писали, что, будучи сам угнетателем, он вряд ли имеет право вторгаться в чужое государство и выступать в роли освободителя. И в прессе, и в обществе преобладало мнение, что действия террористов оправданы и что их не следует выдавать режиму, который не обеспечит им беспристрастное судебное разбирательство.
Владимир Абаринов: Образ юной, хрупкой девушки, противостоящей бесчеловечному режиму (на самом деле Засулич не была ни юной, ни наивной) произвел такое впечатление на либеральную Европу, что она дружно встала на защиту народоволки Геси Гельфман, арестованной по делу об убийстве императора и приговоренной к повешению. Когда выяснилось, что Геся на четвертом месяце беременности, Александр III отсрочил исполнение приговора до рождения ребенка. Но кампания протеста продолжалась, отмены смертного приговора требовал цвет европейской культуры. И царь заменил виселицу бессрочным заключением.
Ана Силджак: Русские нигилисты после Веры Засулич и других покушений и попыток покушения в России, о которых стало известно на Западе, сделались чем-то исключительным на Западе, особенно женщины. В них видели революционеров-романтиков, борцов с чудовищной тиранией, которые жертвовали своей жизнью в этой неравной борьбе. Этому способствовала и тайна, окружавшая организацию. В глазах публики они были отважными мужчинами и женщинами, которые охотно принимали смертный приговор и всходили на эшафот с достоинством. После удавшегося покушения на Александра II в 1881 году Софья Перовская стала идеальным собирательным образом социалистки-убийцы, которая сознательно обрекает себя на смерть, идет на казнь ради своей цели – борьбы с тиранией и воспринимает исполнение приговора практически с ангельской жертвенностью. Так что в западном сознании нигилизм - даже для тех, кто был против его методов – был окрашен в романтические тона и покрыт интригующим покровом тайны. Он стал темой романов, пьес, газетных статей, авторы которых пытались разгадать и объяснить, что такое русский нигилизм.
Владимир Абаринов: «Русские нигилисты» вошли в моду. Одним из первых эту конъюнктуру почувствовал молодой Оскар Уайльд. Он сочинил пьесу под названием «Вера, или Нигилисты». Пьеса совершенно смехотворная, хотя и в ней есть перлы – в этом Ана Силджак со мной полностью согласна. Интрига пьесы в том, что грозная террористка Вера Сабурова влюблена в молодого царя Алексея, а он в нее. Но организация поручает ей убить монарха. Напрасно она уверяет соратников, что император сам, еще будучи наследником, инкогнито посещал их тайные сходки, что он их единомышленник – нигилисты неумолимы, и Вера должна исполнить свой долг. Вот отрывок из финальной сцены в переводе Виктора Ланчикова. Вера в спальне императора.
"Спит. Прямо мне Бог помогает. Теперь его никто не спасёт. Вот он лежит, подавшийся в цари демократ, республиканец в короне, лживый отступник. Прав был Михаил: не любил он народ. И меня не любил. (Склоняется над Алексеем.) И эти нежные губы источали смертельный яд? Блеска ли недоставало золоту этих волос, что он заменил его позорным блеском короны? Вот и настал день моего торжества, день народа, день освобождения. И твой день, брат Митя. Хоть и подавила я что ни есть во мне естеству причастного, до сих пор невдомёк мне было, как это легко – убивать. Один удар – и дело с концом, и только руки умыть... Только руки... Ну же, я Россию спасаю! Я присягала! (Заносит кинжал.)
ЦАРЬ (поднимается и обнимает Веру): Вера, ты здесь! Значит, не приснилось. Что же не приходила ты целых три дня? Мне так тебя было нужно. Господи, ты, верно, думаешь – предатель, обманщик, царь? Это я от любви к тебе царь. Это я для тебя изменил присяге, надел отцову корону. Только скажи – и я эту самую нашу родную могучую Русь сложу к твоим ногам, всю эту землю. А народ – он нас будет любить. Мы с ним ласково, по-отечески. Свободы – какие угодно: всяк будет волен думать и говорить, что захочет. Волчью стаю, что нас заедала, я прогнал и уже отправил фельдъегеря за твоим братом. Недели не пройдёт, Митя и все с ним каторжники будут дома. Свобода, Вера. Она уже наступила".
Владимир Абаринов: Но развязка у пьесы замечательная: вместо царя Вера закалывает отравленным кинжалом себя. «Что ты наделала!» - в отчаянии кричит царь. «Россию спасла», - отвечает Вера и умирает. Это последняя реплика пьесы.
Пьеса Уайльда была поставлена в Лондоне, а затем в Нью-Йорке, но не имела ни малейшего успеха. Царь Александр II был убит между двумя премьерами. Гораздо большей популярностью пользовались сочинения самих «русских нигилистов». Сергей Степняк-Кравчинский написал по-английски и издал в Лондоне несколько романов о террористах. Герой романа «Жизнь нигилиста» Андрей Кожухов стреляет в царя, но промахивается и погибает сам. В предисловии ко второму английскому изданию Степняк-Кравчинский писал, что создавал не политический памфлет, а исключительно художественное произведение.
Сергей Степняк-Кравчинский: Будучи свидетелем и участником движения, поразившего даже врагов своею безграничною способностью к самопожертвованию, я желал представить в романическом освещении сердечную и душевную сущность этих восторженных друзей человечества, у которых преданность своему делу достигла степени высокого религиозного экстаза, не будучи сама по себе религией.
