Дмитрий Волчек: В январе 2011 года умер писатель и оккультист Кеннет Грант. Весной в Лондоне вышла первая биография его друга, художника Остина Османа Спейра, о котором Грант много писал и идеи которого пропагандировал. С Грантом я был знаком по переписке и 7 лет назад перевел его автобиографическую книгу ''Против света''. Культ Спейра, возникший в Англии, в основном, благодаря усилиям Гранта, дошел и до России, многие увлекаются его эзотерическими сочинениями, однако полностью они не переведены и выставок его работ пока не было. На родине Спейра отношение к нему зыбкое, неустоявшееся, подзаголовок его биографии, о которой я расскажу в этой передаче: ''Жизнь и легенда потерянного лондонского художника''. Написал эту книгу Фил Бейкер, автор биографий Уильма Берроуза, Денниса Уитли и книги об истории абсента, переведенной на русской язык. Задача, за которую взялся Бейкер, чрезвычайно сложна, и он сразу указывает, что часть известного о Спейре невозможно проверить. Спейр был мифоманом, он утверждал, что его теориями восторгался Фрейд, что Гитлер заказал ему свой портрет, рассказывал о своих удачах в магии и общении с потусторонними сущностями.



Бейкер – биограф-скептик, легенды он развенчивает, но история Спейра ничуть не тускнеет без нескольких сенсационных деталей. Один из вопросов, на которые ищет ответ биограф художника: как случилось, что Спейр – вундеркинд, которого в начале XX века прославляли как надежду британского искусства, – окончил дни свои в бедности, а выставки устраивал не в галереях Вест-Энда, а в пабах. Объяснений этой траектории много, и одно из них – полная независимость Спейра, который игнорировал моду, отказывался писать портреты состоятельных заказчиков, предпочитая сюжеты, которые шокировали чувствительную публику. Джордж Бернард Шоу, посмотрев первую большую выставку 20-летнего художника в 1907 году, сказал что зелье, которое предлагает Спейр, слишком сильно для обычного человека, а желчный рецензент газеты ''The Globe'' предсказывал, что юношеское увлечение Спейра ужасным и ненормальным со временем пройдет. Это предсказание не сбылось. В начале XX века говорили о появлении в британском искусстве ''новой мрачности'', однако для Спейра интерес к зловещему и потустороннему был не только данью моде. Фил Бейкер отмечает, что интерес к оккультному, который левые впоследствии объявили реакционным, в то время вполне сопрягался с социализмом, сторонником которого был Спейр. Мрачность юношеских работ Спейра в мире, избавлявшемся от викторианского лицемерия, казалась прогрессивной. Спейр, как и Обри Бёрдсли, художник, на которого он ориентировался и под влияние которого попал, искал красоту в болезненном и порочном. ''Земной ад'' – так называлась первая его книга, вышедшая в 1905 году. В 1909 Спейр вступил в основанный Алистером Кроули магический орден Argentun Astrum, но так и не стал полноправным членом. Он разрабатывал свою собственную магическую систему – Зос Киа. Зос – сфера личного, телесного; Алан Мур, автор предисловия к книге Бейкера, предполагает, что это инициалы художника AOS с заменой первой буквы алфавита на последнюю. Киа – это внутренняя свобода ''я''. Биограф художника поясняет:

Диктор: ''На первых порах Киа больше походило на существо, нежели на философскую абстракцию, и это существо играло свою роль в воображаемых приключениях человека по имени Остин Осман Спейр, но через несколько лет Спейр стал изображать Киа в виде головы стервятника и описывать как ''потребителя религии'', т.е. ее разрушителя-пожирателя. Этот аспект Киа, сродни Дао, содержит что-то вроде идеи ''глубинного времени'', противопоставляя наши маленькие религии, которым всего-то две тысячи лет, возрасту вселенной''.

Дмитрий Волчек: Свое магическое учение Спейр формулирует в вышедшей в 1913 году ''Книге удовольствия''.

Диктор: ''Одна из главных тем книги: раскрепощение и волевое перенаправление свободной ментальной энергии. ''Добродетель'' равна ''Чистому Искусству'', тогда как ''Порок'' подразумевает заключение энергии в ''страхе, вере, власти, науке и тому подобном''. Спейр видел, что реальность во многом строится из веры. Важность веры известна из драматических примеров использования плацебо и ноцебо (негативного плацебо, вроде жезла шамана, который убивает аборигена, на которого направлен). Но Спейра интересовала не пропаганда той или иной реальности, а то, как люди заточают себя в собственных реальностях, его заботило не во что верить, а как. Он видел в вере нечто подвижное, то, что можно получать и направлять на разные объекты – это можно сравнить с фрейдовским описанием либидо, порой звучащим, словно текст из книги по гидравлической инженерии''.

Дмитрий Волчек: Один из принципов Спейра – культивация мистического бессознательного. Фил Бейкер сравнивает его учение с теорией Фрейда и приходит к выводу о том, что, несмотря на внешнее сходство, они принципиально отличаются. Основатель психоанализа считал, что бессознательное – это материал (преимущественно сексуальный), вытесненный из сознания; Фрейд говорил Юнгу, что если не придерживаться сексуальной теории подавления и подсознательного, возникает опасность ''погрязнуть в черной трясине оккультизма''. Спейр, напротив, считал, что нужно пробуждать подсознательную активность добровольно, достигая магической одержимости и таким образом гениальности. Одним из методов установления связи с бессознательным,
где обитают могущественные силы, Спейр называл создание сигилов, криптограмм. Из формулировки желания выбрасывались дублирующиеся буквы, и оставшиеся записывались в виде орнаментального рисунка, так чтобы сознание не могло ничего в сигиле разобрать, а бессознательное уловило суть желания. ''Желаю смерти Сталина'' – такой сигил, демонстрирующий альтруистическое желание, записал Спейр для Кеннета Гранта. Но сигилы можно было использовать и для более прикладных вещей: писателю Роберту Хью Бенсону Спейр продемонстрировал способность вызывать при помощи сигила дождь, а своего приятеля Эверарда Филдинга Спейр поразил, когда послал мысленный приказ его слуге, и тот принес хозяину тапки. О не столь успешном магическом опыте рассказывает со слов своего приятеля писатель Фрэнсис Кинг.

Диктор: ''На столе не было мистической параферналии, только рисунки и листы бумаги, покрытые буквами и символами. Спейр пообещал, что попробует провести ''аппортацию'', то есть вызовет из ниоткуда материальный предмет. ''Аппорты'' — одна их основ спиритуализма, ими особенно увлекались в конце 19 века. Спейр собирался извлечь из атмосферы свежие, только что срезанные розы. Он сделал рисунок в воздухе, сосредоточился, напрягся и произнес слово ''розы''. После мгновения гнетущей тишины под потолком лопнула труба и окатила и окатила всех нечистотами''.

Дмитрий Волчек: Продолжая идею сигилов, Спейр разработал еще одну графическую систему, которую называл Священным Алфавитом или
Алфавитом Желания.

Диктор: ''В Алфавите Желания каждый знак должен был соответствовать ''сексуальному принципу''. Идея изначального алфавита, связанного с природой вещей, не нова. Джордано Бруно писал о ''языке богов'', который человечество утратило вместе с египетскими иероглифами, не расшифрованными во времена Бруно, а Эзра Паунд верил в китайские идеограммы. В 1960-х Тед Хьюз и Питер Брук пытались разработать язык под названием оргаст, слова которого будут тесно связаны с реальностью. Фраза ''тьма открывает свое чрево'' на языке оргаст звучит так: буллорга омболом фрор. Глубокая ономатопейя чувств осязаема во многих простых словах, вроде известного нам санскритского guru, означающего ''тяжелый''. Сложная и до сих пор не расшифрованная система Спейра, язык снов, почти не встречалась в живописном мире, к которому Спейр принадлежал (он ведь был профессиональным художником и никогда не наблюдался у психиатра), но она вполне привычна для аутсайдерского искусства, как и для медиумизма и оккультизма, где царит одержимость магическими языками. Священный Алфавит Спейра никогда не удастся расшифровать полностью, поскольку он не разработан до конца. В 50-х Спейр говорил, что позабыл ключ. Похоже на то, что многие знаки он разработал исключительно ради удовольствия их рисовать''.

Дмитрий Волчек: Спейр считал, что единства Зос и Киа можно достичь разными методами. Один из них – то, что он называл ''позой смерти''.


Диктор: ''Поза смерти, вероятно, восходит к йогическому термину шавасана – ''поза трупа''. Спейр смотрел в зеркало до тех пор, пока его обычное самоощущение не размывалось, а затем закрывал глаза и всматривался в ''третий глаз'' медитации. Затем он напрягался, сжимая руки в замок за спиной, задирал подбородок и начинал глубоко дышать (йоги называют это огненным дыханием) и, наконец, падал в постель, умиротворенный. Он доводил себя почти до обморока, резко достигая состояний, в которые обычно приходишь через упражнения йоги и медитацию. В позе смерти он мог дополнять ткань реальности и руководить переменами с помощью сигилов. Это был идеальный момент для того, чтобы забросить сигил в бессознательное и позабыть о нем''.

Дмитрий Волчек: ''Поза смерти'' – рисунок Спейра, ставший иконическим. У меня даже есть футболка с этим странным, самозабвенно расплывшимся существом.

Диктор: ''Необычайные попытки Спейра ''визуализировать ощущения'' в ''Книге удовольствий'' не имеют аналогов в искусстве его времени. Ближайший аналог, и очень приблизительный, это мотив зародыша у Бёрдсли. Но существо, изображающее ''позу смерти'' – с лицом на груди, толстогубое, с высунутым языком – не похоже ни на что из существовавшего в искусстве как минимум до сюрреалистов. Оно напоминает определение живописи Фрэнсиса Бэкона как ощупывания своего лица в темной комнате''.


Дмитрий Волчек: В 1936 году, когда в Лондоне с огромным успехом прошла сюрреалистическая выставка, Спейра признали предтечей сюрреалистов: он использовал автоматическое письмо задолго до того, как его прославил Андре Бретон. В 1924 году вышел альбом его ''автоматических рисунков''. В ''Книге уродливого экстаза'' оргиастически переплетаются страшные демоны и сатиры, волосатые, бородавчатые, зубастые, и Фил Бейкер называет эти рисунки величайшим образчиком
гротескного искусства со средневековых времен. Как писал Кеннет Грант, ''если взять уродливое, деформированное, старое и, превозмогая отвращение, породниться с ним эстетически, а то и физически, возникает необычайный экстаз, порождающий великий магический потенциал''.
Отношение Спейра к сюрреалистам было сложным, Дали он не любил, однако признал себя приверженцем этого течения, выпустив колоду ''сюрреалистических карт для удачи на скачках''. В работах Спейра можно найти и приметы более поздних, послевоенных течений. Его идею о сексуализации алфавита почти 50 лет спустя взяли на вооружение леттристы. Уже после смерти Спейра его стали называть предтечей поп-арта: ведь еще в конце 1940-х, удивляя знакомых, он принялся рисовать портреты кинозвезд. Но способность опережать время или просто не соответствовать эпохе не приносила дивидендов. Напротив: к началу 20-х годов звезда Спейра закатилась, а материальное положение заметно ухудшилось. Спейр говорил, что, поскольку для достижения желания следует его опустить в бессознательное и позабыть о нем, видимо, его тайным желанием было обеднеть. Фил Бейкер объясняет случившееся так:

Диктор: ''Нельзя сказать, что Спейр намеренно отверг успех на Вест-Энде, просто машина искусства перешла на другую передачу. Теперь главенствовал модернизм и формалистские ценности, тогда как эдвардианский оккультизм, символизм, литературность искусства и академический рисунок упали в цене. Спейр оказался в роли выпускника консерватории, которому в 60-х годах пришлось стать уличным музыкантом, в то время как поп-звезды зарабатывали миллионы''.


Дмитрий Волчек: Самый большой удар судьбы Спейр перенес в мае 1941 года, когда бомба полностью уничтожила его дом, мастерскую и сотни работ. Несколько лет он жил в полной нищете, сначала в приюте, затем в крошечной комнатке, где не было даже кровати – художник спал на стульях. Ему предлагали писать портреты за деньги, но он предпочитал рисовать нищих. Его излюбленными моделями были старухи из трущоб. Ходили слухи, что он рисует порнографические картинки и продает их в пабах. Только в 2009 году выяснилось, что разговоры эти не беспочвенны: в коллекции знаменитого писателя Эдварда Моргана Фостера был обнаружен альбом таких рисунков: совокупления полисексуальных фигур – бородатых мужчин, шестигрудых женщин и антропоморфных гениталий. В юности Спейр принадлежал к кругу друзей и поклонников Оскара Уайльда и пользовался репутацией ураниста. Он недолго был женат, брак оказался несчастливым. Кеннет Грант полагал, что Спейр был геронтофилом и влюблялся в своих моделей-старух. Он жил один, но не считал себя одиноким. Грант пишет, что как-то Спейра спросили, не страдает ли он от одиночества. ''Одиночества?'' – переспросил Спейр удивленно и указал на толпу невидимых элементалов и домовых, которые были его постоянными компаньонами. О едва уловимом, но неизменном присутствии этих существ он никогда не забывал. С их влиянием связан и цикл анаморфных работ Спейра.


На прошедшей в 1930 году выставке ''Эксперименты в относительности'' (в названии слышна ссылка на горячо обсуждаемую в то время теорию Эйнштейна) Спейр представил серию акварелей, в основном, женских портретов, странно вытянутых, словно кинокадры при неправильно выбранном формате проекции. В книге ''Анафема Зос'' Спейр говорил о духах-элементалах, искажающих пространство. Свой метод, который он применял и когда рисовал портреты кинозвезд, Спейр называл сайдреализмом, то есть некой обочиной реализма, родственной, но не тождественной сюрреализму.
Знакомство Спейра с Кеннетом Грантом произошло благодаря жене Гранта – Штефи, прочитавшей в 1949 году в журнале ''Лидер'' статью о великом художнике, живущем в нищете. Об этой встрече Фил Бейкер, биограф Спейра, рассказал корреспонденту Радио ''Свобода'' Анне Асланян.

Фил Бейкер: Штефи Грант очень увлеклась Спейром. Она была знакома с человеком по имени Герберт Бад, который знал Спейра с давних пор. По словам Бада, Спейр походил на некое божество: белокурый греческий бог, гордый, практикует черную магию, принимает наркотики, сторонится толпы... Это описание до того заинтриговало Штефи, что она захотела познакомиться со Спейром и написала ему на адрес журнала ''Лидер'', в котором была опубликована статья о нем. Первая их встреча состоялась в подвале, где он тогда жил. К тому времени он был уже старик, совершенно не похожий на того греческого бога, каким был в юности. Как бы то ни было, они познакомились и подружились. Со временем Штефи привела к нему своего мужа, Кеннета. Она купила несколько рисунков Спейра ему в подарок. Грант и Спейр стали друзьями, они нередко ходили вместе выпивать... Кеннет Грант обладал чутким слухом в том, что касалось рассказов Спейра о его жизни.


Эти истории в изложении Гранта приобрели новые пропорции, стали еще более легендарными. Именно Кеннету Гранту мы обязаны рождением мифической фигуры Остина Спейра. Спейр рассказывал в пабе о своей жизни, а Грант его истории, если можно так выразиться, приукрашивал – в особенности после смерти Спейра, спустя много лет. Спейр умер в 1956-м; Грант начинает писать о нем лишь в 70-е. Спейр в его воспоминаниях вырастает в некоего сказочного волшебника. Думаю, тут сыграли роль книги, которые Грант читал. Ведь он очень ценил книги Говарда Лавкрафта, Сакса Ромера, Артура Мейчена – по-моему, все эти авторы оказали заметное влияние на рассказы Гранта о Спейре.

Дмитрий Волчек: Кеннет Грант, страстно увлекавшийся магией, убедил Спейра вернуться к увлечениям юности и создать культ Зос Киа. Фил Бейкер рассказывает:

Фил Бейкер: Для них это была своего рода шутка. Грант написал Спейру что-то вроде: итак, мы с Вами – основатели и члены Зос Киа. Да, такая вот приватная шутка. Грант был основателем своего магического общества, ложи Новой Изиды. Но культ Зос Киа – магическим орденом его не назовешь, скорее это было развлечение, придуманное ими для самих себя в письмах. По-моему, идея принадлежала Гранту в большей степени, нежели Спейру. Конечно, можно интерпретировать это по-разному – все зависит от того, насколько серьезно вы к этому относитесь. Если считать Спейра философом или верить в то, что он находился в контакте с определенными силами и потоками, то можно сказать, что другие – неважно, встречались ли они в жизни с этими людьми, Грантом и Спейром, или нет, – так вот, можно допустить, что и они как-то связаны со всем этим, чувствуют это. Но все-таки культ Зос Киа не был многочисленной организацией, члены которой встречались друг с другом. Дело касалось лишь их двоих – Гранта и Спейра. Думаю, Грант обладал чувством юмора куда большим, чем могло показаться окружающим. Да-да, по-моему, так оно и было. Что до Спейра, ему в чувстве юмора определенно не откажешь. Но Грант – тот, мне думается, шутил гораздо чаще, чем многим представляется. Нынче его работы воспринимают чрезвычайно серьезно.

Анна Асланян: Что же все-таки заставило молодую пару заинтересоваться старым художником, жившим уединенно, в относительной безвестности?


Фил Бейкер: Не знаю точно – думаю, им было в первую очередь интересно познакомиться с человеком, некогда знавшим Алистера Кроули. Вот что было наверняка важно для Гранта: встретиться с тем, кто знал Кроули еще тогда, давно, до его собственного с ним знакомства. Правда, к тому времени, когда Грант познакомился со Спейром, тот вспоминал Кроули с сильной неприязнью. Они так и не пришли к соглашению относительно Кроули; то же произошло с Сальвадором Дали – Спейр его не любил, тогда как чета Грантов очень ценила обоих: и Кроули, и Дали. Грант был в большой степени учеником Кроули. Что же касается Спейра, тому, по сути, не нужны были последователи – он не был по натуре учителем, не стремился передать какие-либо знания. Грант, мне кажется, был просто его другом Спейра, а не наследником его идей. Ему порой нравилось притворяться, будто это так; например, свои письма ему он иногда подписывал “Твой сын, Кеннет”. Это была игра. Но никакой систематической передачи знания, учения – нет, ничего такого не было. Гранту нравились рассказы Спейра, он их подхватывал и развивал, шел дальше. Не забывайте, что многое происходило не при жизни Спейра. Ведь Грант рассказывал свои фантастические истории, когда после его смерти прошло уже лет 15-20 – именно тогда он начал его мифологизировать. Многое в этих рассказах он придумал; так и было положено начало этой легенде.

Дмитрий Волчек: Среди легенд о Спейре, которые повторял Кеннет Грант, есть история о его связи с ведьмой по имени Йелд Паттерсон, показавшей художнику старинный гримуар с тайнами, открывающими врата потустороннего мира. Бомбардировка 1941 года, уничтожившая студию художника, стерла из его памяти формулы гримуара, и он тщетно пытался их восстановить. Грант описывал один рисунков Спейра, на котором запечатлена ''секретная формула, отворяющая иные измерения, инопланетные пространства и неведомые времена''.

Есть и немало других завораживающих историй о жизни Спейра. Он сам рассказывал том, что побывал (и не раз) на шабаше ведьм, один раз оказался в компании ведьм, отправляющихся на свою сходку в лондонском автобусе, видел сатира на Флит-стрит, погнался за ним, но потерял в толпе, оказался единственным выжившим на военном корабле, в который угодила торпеда, изучал иероглифы в Египте, отомстил Гитлеру, использовав его написанный с натуры портрет для антифашистского плаката и получил послание от доктора Фрейда, потрясенного его гениальной работой по раскрытию тайн бессознательного.

Фил Бейкер вспоминает выражение Жана Кокто о том, что опиум играет такую же роль, как вода, в которой распускаются искусственные японские цветы, сделанные из дерева, и заключает, что подобную роль играл для Остина Османа Спейра Кеннет Грант, благодаря которому фигура художника превратилась в ''мейнстрим андеграунда''.

В автобиографической книге ''Против света'' Кеннет Грант рассказывает, что появился из материнского чрева ногами вперед, родился с двумя макушками, не был крещен из-за родительских разногласий, то есть обладал всеми приметами колдуна. И к тому же был наследником ведьмы Аврид, признавшейся в своих деяниях и казненной в 1588 году за сношения с Дьяволом в образе крокодила. Кеннет Грант, скончавшийся 15 января 2011 года на 87-м году жизни, был последним человеком, знавшим самого известного мага XX столетия Алистера Кроули. Грант не просто знал Кроули, но и работал его секретарем. В послевоенные годы круг друзей Кроули был весьма невелик. Другой его помощник, Джон Саймондс говорил мне, что Кроули в то время был парией, с ним считалось зазорным общаться. Как Кеннет Грант познакомился с магом? Вот что рассказал Анне Асланян Майкл Стейли – издатель Гранта, друживший с ним более 30 лет.

Майкл Стейли: Кеннет Грант интересовался оккультизмом, магией, сверхъестественным с раннего возраста. По-видимому, он впервые столкнулся с работами Кроули еще в 30-е годы; они странным образом его заинтересовали. Он пытался написать Кроули по адресу издательства, где вышла одна из книг – это была “Магия в теории и на практике”. Но издательство к тому времени давно переехало, ему не удалось связаться с автором.


Грант довольно часто захаживал в книжный магазин “Атлантис”. Его владелец, Майкл Хаутон, знал Алистера Кроули – правда, что-то между ними произошло, – как бы то ни было, Хаутон согласился познакомить Гранта с Кроули. Грант пришел на встречу с ним в гостиницу, где Кроули тогда жил, в графстве Бакингемшир. Итак, они познакомились, выяснилось, что у них много общих интересов в сфере магии и оккультизма; завязалось общение. Потом, в 45-м году, Кроули понадобился секретарь. Гранту очень хотелось как можно большему научиться у Кроули, поэтому он согласился на место секретаря без оплаты, стал работать за жилье и еду. Грант провел у Кроули шесть недель, потом, в мае 45-го, ушел. Они продолжали переписываться друг с другом до самой смерти Кроули в 47-м году, однако больше никогда не виделись. Видимо, так сложились обстоятельства. Но было тут и другое. Грант написал интереснейшие мемуары, “Воспоминания об Алистере Кроули”. Если читать между строк, то понимаешь, что мог испытывать молодой человек по отношению к этому сварливому старику – а Кроули действительно стал к тому времени сварливым: он страшно разочаровался в жизни, считал, что его не признают. Конечно, тогда он уже был законченным героиновым наркоманом – словом, ужасно разочарованный одинокий старик. Так вот, можно понять, что молодому Гранту с ним, наверное, приходилось довольно тяжело. Таково, на мой взгляд, объяснение этого случая. Я никогда особенно не вдавался в расспросы о тех временах. Видите ли, Кеннет Грант был человеком глубоко приватным. Я был знаком с ним 30 с лишним лет, но при всем при том мы никогда не переходили определенных границ. Нередко бывало, что я намеренно не расспрашивал его на темы, которые меня интересовали, потому что не хотел получить отпор. Вполне возможно, что отпора и не последовало бы, но, на мой взгляд, это признак дурных манер – зная, что человек не хочет говорить о чем-то, настаивать в надежде, что он передумает.

Анна Асланян: Кроули был распутным человеком, не знал никаких ограничений, менял жен, любовниц и любовников, писал порнографические тексты и разрабатывал руководства по сексуальной магии. Кроме героина, он перепробовал и воспел всевозможные наркотики. Грант, сдержанный в сочинениях, проведший всю жизнь в одном браке, рядом с ним кажется едва ли не ханжой. Каков был его взгляд на эту сторону кроулианства?

Майкл Стейли: Меня и самого с давних пор интересуют сочинения Кроули. Я научился отделять друг от друга эти две вещи: сомнительные аспекты личности Кроули и работу, которой он занимался. Проблема состоит в том, что у людей сложился этот образ Кроули: шарлатан, человек ничтожный, тщеславный, надменный, самодовольный. Если же взглянуть на его сочинения, они поражают своей глубиной, в них виден огромный интеллект. Эти две линии никак не пересекаются. Я нисколько не сомневаюсь в том, что в человеческом отношении Кроули был фигурой неоднозначной – это определенно так. С другой стороны, у нас есть его замечательные сочинения.

Надо отметить еще и тот факт, что Кроули ожидал от своих учеников полной преданности. Он, кажется, был очень удивлен, когда обнаружил присутствие в жизни Гранта женщины, с которой тот переписывался. Кроме того, Штефи Грант прислала ему автопортрет, который он повесил у себя на стене. Кроули относился к этому амбивалентно – ему нравилось, чтобы люди целиком принадлежали ему одному. Словом, что бы там ни произошло, насколько я понимаю, отношения между ними не должны были прекратиться так быстро – Грант собирался работать секретарем Кроули какое-то время, однако все кончилось раньше, чем планировалось, по инициативе Гранта. Полагаю, некоторые черты личности Кроули начали выводить его из себя.

Анна Асланян: После смерти Кроули за его духовное наследство началась борьба. У него была очень активная группа сторонников в Америке, в Калифорнии. Они были уверены, что только они понимают учение Кроули, а всех остальных считали еретиками. Организация Кроули, Орден Восточных Тамплиеров, существует и сейчас. В свое время Грант создал ответвление этой организации – Тифонианский орден. О разногласиях между ним и другими последователями Кроули рассказывает Майкл Стейли.

Майкл Стейли: В последние годы жизни Кроули в Америке существовала Ложа Агапе, часть Ордена Восточных Тамплиеров. Ее члены представляли собой, как мне кажется, пеструю компанию. В целом они производили впечатление людей весьма неглубоких – по-видимому, их можно считать чем-то вроде раннего прототипа коммуны хиппи. Там царили свободная любовь, внебрачные связи и прочее в этом духе. По-моему, Кроули попросту махнул на них рукой. Он не одобрял того, что там происходит, но сделать, конечно, ничего не мог, находясь далеко, по другую сторону океана.

После смерти Кроули там действительно произошел раскол. Главная причина его была следующая. Помощник Кроули, пришедший ему на смену, относился к Ложе Агапе отрицательно, ему не нравились тамошние порядки – сам он был человеком куда более строгих правил. Он объявил ложу закрытой – в 50-е годы, не помню точно, когда.

Кеннет Грант вступил в Орден Восточных Тамплиеров при жизни Кроули, который посвятил его в рыцари храма. Многие из этих вещей происходили неформально, поэтому никакой бумаги Кроули ему не выдал. После смерти Кроули главой Ордена стал Карл Гермер, который признал членство Гранта действительным; это было в 48-м году. В 51-м он дал Гранту разрешение на то, чтобы основать отдельную ложу Ордена в Англии, в Лондоне. Письма Гермера к Гранту, которые я видел, указывают на то, что он был очень высокого мнения о Гранте. По сути, он считал Гранта будущим главой Ордена, понимая, что сам недолго останется на этом посту.

В 50-е Грант экспериментировал с разными обществами, все они просуществовали относительно недолго – так часто бывает с оккультными организациями, в которых обычны противоречия, столкновения характеров. В 55-м году Грант почувствовал себя достаточно уверенно в отношении своего общества, чтобы дать ему название – ложа Новой Изиды. Он составил манифест ложи, который вызвал сильное противодействие со стороны Гермера. Последний пытался заставить Гранта аннулировать манифест, тот отказался, и в результате Гермер исключил его из Ордена. Грант сначала попросту проигнорировал исключение. Он, очевидно, считал, что своими работами в области мистики и магии заслужил место в самом сердце Ордена, а значит, ему не нужен Гермер с его разрешениями. Итак, в 55-м он был исключен Гермером – видимо, это и стало главной причиной разрыва, раскола в рядах бывших единомышленников, о котором вы спрашиваете. Ведь после исключения Гранта Гермер написал в Калифорнию, где еще велась активная деятельность, и велел членам Ордена прекратить сношения с Грантом. Многие из них переписывались с Грантом в предшествовавшие годы, Гермер же решил положить их общению конец.

Кеннет Грант продолжал руководить ложей Новой Изиды до начала или середины 60-х. Потом наступило затишье, в течение какого-то времени ничего не происходило. Не знаю, чем он занимался после распада ложи до начала 70-х. Потом, в 72-м году он выпустил книгу “Магическое возрождение” и примерно тогда же возродил Орден Восточных Тамплиеров, главой которого сам себя считал – по его мнению, Орден все это время просто находился в спячке.

Анна Асланян: Возвращаясь к отношениям, связывавшим Гранта с его наставником, Стейли говорит о том, какого мнения были друг о друге Кроули и его юный секретарь.

Майкл Стейли: Много лет назад я изучал документы из коллекции Джеральда Йорка, и там мне встретилось множество писем от членов ложи Агапе к Алистеру Кроули. Они писали ему – великому гуру за океаном; создавалось впечатление, что эти люди боготворят Алистера Кроули: он прекрасен во всех отношениях, их задача – следовать его идеям, развивать его теории, философию, религию. Кеннет Грант никогда не был таким, как они. Он всегда был себе на уме, отличался очень сильной волей. Отсюда, думается, и происходили разногласия между ними. Впрочем, мне кажется, серьезных противоречий там не было. В дневнике Алистера Кроули есть несколько записей, относящихся к первым нескольким дням пребывания у него Гранта. По-моему, молодой человек показался ему не очень серьезным. Потом, в более поздних записях, он пересматривает свое мнение о Гранте. Попадаются весьма лестные замечания. Есть достаточно оснований полагать, что Кроули ставил Гранта в один ряд с другими людьми того же возраста, рассматривая их как возможных преемников в качестве главы Ордена. Однако, честно говоря, все они в его глазах были слишком молоды. Таких людей было, насколько я знаю, трое, и все они, включая Кеннета, не годились по возрасту на эту роль – судить, есть ли у них необходимые для этого качества, было еще рано. Кроули предпочел бы подождать; он считал, что они сумели бы возглавить Орден Восточных Тамплиеров, лишь став лет на двадцать старше.


Не думаю, чтобы у Кроули и Гранта были какие-то принципиальные расхождения. Они, скорее, схлестывались характерами. Ведь молодым свойственно нетерпение, а старикам – неприятие; попробуйте сложить эти вещи вместе... К тому же, по-моему, там было кое-что еще. Кеннет Грант в юности был поразительно красив. После первой их встречи Кроули сделал запись в дневнике, из которой, кажется, следует, что ему в тот момент захотелось сбросить двадцать-тридцать лет, – такое заключение напрашивается. Полагаю, это возможно – он, в самом деле, вполне мог сказать, что, будь он помоложе, постарался бы не упустить своего шанса с юным красавцем.

Словом, никаких серьезных разногласий между ними, как мне кажется, не было – лишь обычное несходство характеров, ничего больше. Думаю, Кроули в самом деле был неуживчивым стариком, и Грант временами с трудом это выносил.

Дмитрий Волчек: В повести ''Против света'' Грант перечисляет книги, которые определили его литературные вкусы. В первую очередь, это произведения Артура Мейчена. Продолжает владелец издательства ''Starfire'' Майкл Стейли.

Майкл Стейли: О да, Мейчен был одним из его самых любимых писателей! Гранту очень нравилась литература ужасов – я не имею в виду, конечно, дешевое чтиво со всякими криками и воплями. Ему нравились книги Мейчена, Блэквуда и им подобные, странные, необычно написанные вещи, тот же Лавкрафт, о котором мы уже говорили. Так вот, Мейчена он очень любил. Незадолго до смерти Кеннета Гранта мы с ним подписали контракт на издание его первого романа, “На чью мельницу?”, который он недавно откопал в своем архиве. Это было написано в 52-м – 54-м годах, и в стиле прозы явно прослеживается влияние Мейчена.

Прочие вещи Гранта, которые я издавал, тоже весьма любопытны. Написаны они были в 50-е – 60-е, в период ложи Новой Изиды. Перед публикацией он обычно немного приводил их в порядок, кое-что дорабатывал, редактировал. Единственным исключением была книга “Против света”, написанная в конце 90-х.

Дмитрий Волчек: Остин Осман Спейр не одобрял дружбу четы Грантов с Алистером Кроули, с которым сам был знаком с 1905 года – Кроули одним из первых посетил выставку его юношеских работ. Причины их разлада точно не известны – несколько лет назад букинист, специализирующийся на истории оккультизма, предлагал перстень, будто бы подаренный Кроули Спейру в знак любви.

Вот как Майклу Стейли видятся отношения Гранта и Спейра и их разногласия по поводу Кроули.

Майкл Стейли: Кеннет Грант интересовался – чрезвычайно глубоко интересовался – теориями Спейра, его магической философией, в особенности – системой сигилов, с которой Спейр экспериментировал перед Первой мировой войной. За годы, предшествовавшие их встрече с Грантом, Спейр почти все это забыл или, по крайней мере, утверждал, что забыл. Его увлечение этими вещами возродилось главным образом именно благодаря настойчивости Гранта, его постоянным расспросам. В результате Спейр занялся ими снова, начал развивать свои теории дальше, снова стал писать, посвящая новые рукописи принципам своей оккультной философии. Кеннет перепечатывал эти его записи, посылал тексты Спейру, сопровождая их всевозможными вопросами; потом они встречались, обсуждали их, и Спейр что-то пояснял в своих рассуждениях.

Они часто ходили вместе в пабы; правда, это, по-моему, стало происходить реже, когда у Грантов родился ребенок. Иногда в их взаимоотношениях случались странные повороты. Так, Спейр в то время был сильно настроен против Алистера Кроули. Он ведь хорошо знал Кроули еще по довоенному Лондону, в начале века, и был о нем весьма невысокого мнения. Есть замечательная книга, “Зос говорит!”, выпущенная Грантом в конце 90-х; он опубликовал те самые рукописи 50-х годов, оставшиеся у него после смерти Спейра, вместе со своими письмами и дневниковыми записями того времени. Там есть, например, такая зарисовка. Как-то вечером Гранты встретились со Спейром, и речь зашла о Кроули. Спейр, как у него было заведено, принялся ругать Кроули на чем свет стоит, так что Штефи Грант не выдержала, взорвалась – ей показалось, что это уж слишком. Между ней и Спейром разгорелась настоящая ссора.

Когда Спейр умер в 56-м году, он оставил Гранту свои книги и рукописи, за которые Грант взялся после его смерти, стал их усиленно изучать. Именно на их основе он написал “Образы и прорицания Остина Османа Спейра” – эта книга вышла в середине 70-х, хотя написал он ее, думаю, много раньше. И, конечно, этому обстоятельству мы обязаны появлением книги “Зос говорит!”. Кроме того, есть пара замечательных глав о Спейре в “Магическом возрождении”. Я лично считаю, что Грант гораздо больше почерпнул из своих отношений со Спейром, чем из общения с Кроули. Разумеется, сочинения Кроули оказали на него большое воздействие. Но все же у Спейра он научился большему – прежде всего у Спейра-художника, для которого основным принципом всегда было воображение. Грант многое почерпнул именно отсюда. Достаточно почитать его книги; недаром стиль Гранта отличает сюрреализм. Думаю, влияние Спейра на него было очень сильно – сильнее даже, чем влияние Кроули.

Дмитрий Волчек: Главное произведение Кеннета Гранта – девять книг,
объединенных в циклы "Тифонианских трилогий" (Тифон – это чудовище, порождение хаоса, от имени которого произошло слово ''тайфун''). Писатель Алан Мур назвал сочинения Гранта «столь же ошеломительными, как гигантский осьминог в платье для коктейлей». Автор некролога в журнале ''Fortean Times'' выражается мягче: ''Несмотря на то, что Грант был одаренным рассказчиком, не всегда можно понять, что он имеет в виду''.

Диктор: ''Возможно, в этом была стратегия Гранта: предложить читателю познавательный труд, способный погрузить его в транс и произвести гностический эффект. Чтение его книг можно сравнить с магическим опытом: ты погружаешься в них и что-то в тебе меняется: пусть неявно, но зато безусловно. Сам Грант говорил, что пишет для того, чтобы подготовить сознание к встрече с неземными существами – инопланетными, волшебными или вообще непонятно откуда взявшимися''.

Дмитрий Волчек: В книге "Против света" Грант изучает свою родословную и, между прочим, обнаруживает, что он родственник Алистера Кроули. В этой повести пересекаются и Кроули, и Спейр, и семья Гранта, и герои Лавкрафта, Мейчена и Сакса Ромера. Как отделить правду от вымысла? – спросила Анна Асланян Майкла Стейли.

Майкл Стейли: С книгами вроде этой, “Против света”, не стоит делать поспешных выводов. Ведь Кеннет Грант назвал ее “квазиавтобиографией”, отчего некоторые решили, что перед ними полуавтобиографическая вещь. На самом деле это не так, смысл тут совсем другой – книга может оказаться чем угодно. Написана она от первого лица, что тоже наводит на мысли об автобиографичности. Честно говоря, единственный придуманный персонаж в “Против света” – дядя рассказчика, человек по имени Блэк. Все остальные существовали в реальности. Например, там часто встречается фамилия Вайрд – она настоящая, в том смысле, что действительно присутствует в семейной истории автора. Кроме того, одну из предков Гранта, насколько известно, и вправду казнили как ведьму. Дело, разумеется, в том, что точные сведения найти в таких случаях невозможно. Писатель же имеет право превратить подобные истории во что захочет. Видимо, назвав свою книгу “квазиавтобиографией”, автор обретает полную свободу: можно сделать ее сколь угодно правдивой или наоборот.

Анна Асланян: Майкл Стейли в свое время был правой рукой Кеннета Гранта – еще до того, как начал издавать его книги. Они познакомились в конце 70-х, вскоре после того, как Стейли вступил в ложу Ордена Восточных Тамплиеров, которую возглавлял Грант. Я попросила его рассказать об отношении к оккультистам в Британии – в прошлом и сейчас.

Майкл Стейли: В отличие от нашего времени, в послевоенные годы все это было куда больше похоже на андерграунд. Последние лет двадцать подобная деятельность ведется совершенно открыто, тогда как в 50-е о ней предпочитали не говорить вслух. Все происходило за закрытыми дверьми – не забывайте, что Акт о колдовстве, принятый в 18-м веке, был отменен только в 50-е годы прошлого. Во время Второй мировой войны был известный случай, когда медиум Хелен Дункан попала в серьезный переплет за одно то, что заявила: звуки, которые она передает, поступают от моряков с затонувшего корабля, она в состоянии получать от них некие сведения. Министерство обороны переполошилось – они не могли понять, откуда у нее подобная информация, разве что она в самом деле установила с ними контакт. Словом, оккультисты в те дни держались гораздо незаметнее нынешних.


Сам я не встречал особой враждебности по отношению к оккультистам со стороны окружающих. Бывает, конечно, что низкопробные газетенки вроде ''Daily Mail'' печатают какие-нибудь глупости про то, что оккультисты якобы мучают детей, занимаются колдовством, черной магией, стремятся нанести кому-то вред. Но в целом, по-моему, люди относятся к нашей деятельности вполне спокойно. В 40-е – 50-е годы публика, мне кажется, больше принимала на веру то, что говорят и пишут СМИ. За прошедшие годы ситуация изменилась – у нас появилось куда больше информации.

Анна Асланян: Другой вопрос, заданный мной Стейли, касался практических занятий Гранта магией. Рассказывали, будто он участвовал в различных ритуалах и спиритических сеансах, где вызывали персонажей Лавкрафта, к которому он относился очень серьезно. Вот как прокомментировал это Стейли.

Майкл Стейли: С этим связано много неверных домыслов. Грант не
пытался вступить в контакт с персонажами Лавкрафта – они ведь никогда не существовали: ни ктулху, ни прочие. Множество странных теорий о творчестве Гранта, связанных с этим, ошибочны. Как правило, их развивают его враги, которых у него, к сожалению, много. Грант вовсе не утверждал, что ктулху и прочие мифические создания, такие, как Ньярлатотеп, Дагон, существовали в действительности. Он говорил о другом: о том, что существовали определенные сходства – сходства, которых, кажется, не замечал сам Лавкрафт – между мифологией, созданной Лавкрафтом, и, скажем, культом, во главе которого стоял Кроули. Это не так уж удивительно, если вспомнить, откуда все эти вещи брались – ведь они появлялись из коллективного бессознательного. Я не вижу ничего странного в том, что в произведения Лавкрафта вкрались некие элементы оккультизма. Но считать, что Грант якобы пытался вступить в контакт с ктулху, поклонялся им или что-то в этом духе, было бы совершенно неправильно. Даже существуй они на деле, подумайте сами: это не те существа, с которыми хотелось бы повстречаться. Они собираются вторгнуться на Землю и захватить власть. Какой нормальный человек захочет им поклоняться, вызывать их, зная, что в результате воцарится полнейший хаос?!

Анна Асланян: Стейли несколько раз говорил о недоброжелателях, которых у Кеннета Гранта было предостаточно. Кого он имел в виду?

Майкл Стейли: Некоторые члены американского отделения Ордена Восточных Тамплиеров с фанатизмом относятся к Кроули и ненавидят Кеннета Гранта, потому что он в их глазах – еретик, который не идет с ними в ногу, не боготворит Кроули так, как они. Говоря о врагах Гранта, я имел в виду именно их. Поспешу добавить, что это относится не ко всем членам Ордена – у людей, которые руководят отделением, здравого смысла немного больше. Как я уже говорил, такова природа многих оккультных групп. Зачастую Алистер Кроули для оккультистов – своего рода вселенский гуру, они очень не любят, когда человек думает сам, а то и заявляет, что Кроули мог в чем-то ошибаться.

Анна Асланян: Грант начал писать достаточно поздно, у него есть цикл теоретических работ, фантастическая проза и стихи. Как относился к его книгам литературный истеблишмент? Создается впечатление, что за пределы узкого эзотерического круга они толком не выходили, сам Грант игнорировал литературную среду, а она его. Майкл Стейли согласился с этим предположением.

Майкл Стейли: Вообще говоря, его произведения были и остаются
частью оккультной ниши в литературе. По-моему, он никогда не пытался изменить такое положение дел. То, что он писал, во многом является продолжением трудов Кроули, Спейра; в его трудах большое место занимает восточная мистика. Сам он считал себя писателем-сюрреалистом и, как мне представляется, вовсе не стремился вырваться из этой категории – ведь она полностью соответствовала его интересам. Он писал, имея в виду определенную цель. Лучше всего его прозаический стиль отражают несколько абзацев во вступлении к книге “Вне кругов времени”. Там он признается, что пишет для того, чтобы вызвать определенные эффекты в сознании читателя, пробудить какие-то отголоски... Вряд ли его когда-нибудь начнут воспринимать как писателя, выходящего за пределы оккультной литературы. Да и самого его вполне устраивала его роль. Сомневаюсь, чтобы ему хотелось выйти за рамки эзотерического – его это не интересовало, он не делал попыток войти в мейнстримную литературу. Кеннет Грант был человеком, создавшим для себя некий образ истины, и к этому образу он стремился. Ему это вполне удавалось – всю жизнь он писал книги, рисуя в них этот образ. По-моему, он отнюдь не пытался пойти дальше, в литературу более широкую. Не представляю себе его пишущим роман, не связанный с оккультизмом.
Он был вполне доволен своей судьбой. Впрочем, “доволен”, наверное, не то слово – оно неприменимо к тем, кто увлекается оккультизмом, ведь невозможно быть довольным, когда всю жизнь гоняешься за некой истиной – такой, какой она тебе видится. Я хотел сказать другое: он, думается, никогда не мечтал о традиционной писательской карьере.

Анна Асланян: В беседе со Стейли не раз звучали слова о том, что Кеннет Грант был человеком глубоко приватным, несколько эксцентричным, увлеченным своими идеями и не склонным к обсуждению частной жизни. О том, кто окружал Гранта в послевоенные годы, с какими интересными персонажами он общался, рассказывает Майкл Стейли.

Майкл Стейли: Насколько я знаю, было несколько пабов, куда он регулярно захаживал. Ему случалось выпивать с Диланом Томасом и какими-то его друзьями. Но в то же время, видите ли, Грант был не такой человек, чтобы распространяться о своих встречах со знаменитостями. Он случайно упомянул об этом в разговоре, вообще же ему было несвойственно напускать на себя важность. Не могу себе представить, чтобы он взял и начал расписывать: “Помню, в 50-е дружил я с Диланом Томасом, с тем, с другим...” Я уже отмечал, что он принадлежал к поколению оккультистов, привыкших держаться незаметно и скромно. Подобная скромность не поддается разделению – она проявляется везде, во всех частях твоей жизни. А уж как относятся к такому поведению другие – какая разница.

Дмитрий Волчек: Первое издание романа Кеннета Гранта ''На чью мельницу'' запланировано на осень. Объявлено, что в 2012 году издательство Майкла Стейли ''Starfire'' начнет переиздавать ''Тифонианские трилогии''. Когда я переводил ''Против света'', я был уверен, что найдутся энтузиасты, которые возьмутся за другие, более сложные сочинения Гранта и Спейра и издадут их столь же тщательно, как сейчас выпускают в России сочинения Кроули. Пока этого не случилось, но уверен, что на русском языке появятся и эти книги, и только что вышедшая биография Спейра, написанная Филом Бейкером. Это необязательное, но занимательное чтение.