Владимир Тольц: Сегодня в рамках серии передач "Как у Дюма. 20 лет спустя", основанной на том, что я выпускал в эфир в течение не двух даже, а почти трех десятилетий работы на Радио Свобода, сегодня первая, посвященная августовским событиям 1991 года. К сожалению, в нашем аудиоархиве многие передачи того бурного времени не сохранились. Из того, что сделал я лично, не нахожу ничего вплоть до 24 августа. А ведь с 19 мы все в Мюнхене работали и постоянно были в эфире с утра до ночи, да и по ссылкам в сохранившихся записях это ясно. Поэтому, восстанавливая то, чем был занят с 19 по 23 августа 1991 года, я положусь на обрывочные собственные воспоминания и рассказы моих коллег.
Две недели до этого я провел в Советском Союзе. В мае 1991 мне после 8,5 – прямо как у Феллини – лет позволили вернуться туда. А в августе мы поехали в Ленинград к родственникам жены. Оттуда на несколько дней смотался в Москву, куда меня усиленно зазывал гостеприимный Юрий Федорович Корякин, ставший к тому времени нардепом. На тесной корякинской кухоньке я познакомился с молодым тогда Григорием Явлинским наспех, пока мы жадно пожирали убогие рожки с томатным соусом, попытавшемся мне растолковать смысл и механику своей программы "500 дней". За помнился еще наш с Юрой визит к Алесю Адамовичу, а у него – неожиданная и радостная встреча с приехавшим из Израиля на конгресс соотечественников историком национал-большевизма Меликом Агурским. О чем мы только не говорили тогда – о белорусских партизанах и коллаборантах . Алесь подарил мне тогда свою книгу, которую я до сих пор храню, а Юра, шутя, предлагал выбросить эту лишнюю тяжесть. Мои собеседники страстно спорили о Горбачеве, который тянет и не может до конца определиться, о Сахарове и атомных электростанциях. О том, что случится, если не примут предложение Явлинского. И никто из нас не предполагал, что произойдет менее чем через 10 дней, и что вот так вместе мы в последний раз. Потрясенный произошедшим Агурский скончался в гостинице "Россия" от сердечного приступа 21 августа 1991 года.
В Мюнхен из Ленинграда прилетели вечером 18. Дома шаром покати – отсутствовали пару недель. Утром успел сгонять в лавку за продуктами, по пути слушал "Баварию драй". Поначалу не обратил внимание на неподходящую для утренней передачи тревожную музыку, прерванную вдруг ведущим. Из Москвы нет новых сообщений – Горбачев, надеемся, жив. Подумалось – все в отпуске, посадили к микрофону случайного идиота. У дома уже ждали жена с сыном – в Москве переворот, срочно вызывают на работу. Так и уехал, не позавтракав. А там натощак надо было дозваниваться в Россию пока путчисты (слово "путч" уже прозвучало по немецкому радио) не отключили связь. Помню, никак не мог понять, почему они этого еще не сделали. Но телефоны действовали, можно было говорить и с нашими ребятами в Москве, и собирать по миру комментарии и мнения, готовить и редактировать передачи, разыскивать оказавшихся в Германии прорабов перестройки. Но спуститься в контину не было ни минуты. Только через несколько часов кто-то из коллег догадался занести кофе и сэндвич, который я смолотил, не отрываясь от чтения новостной ленты с экрана моего первого в жизни компьютера.
Тем временем Свобода постоянно работала в прямом эфире. Утром и днем 19 его вел Савик Шустер.
Савик Шустер: В эфире информационная программа Радио Свобода "В стране и мире", специальный выпуск, прямой эфир. У микрофона Савик Шустер, здравствуйте! Примерно 1,5 часа назад президент России Борис Ельцин распространил на пресс-конференции обращение к гражданам России следующего содержания. Текст читает Юлиан Панич.
- "Призываем граждан России дать достойный ответ путчистам и требовать вернуть страну к нормальному конституционному развитию. Безусловно, необходимо обеспечить возможность президенту страны Горбачеву выступить перед народом. Мы абсолютно уверены, что наши соотечественники не дадут утвердиться произволу и беззаконию потерявших всякий стыд и совесть путчистов. Обращаемся к военнослужащим с призывом проявить высокую гражданственность и не принимать участия в реакционном перевороте.
До выполнения этих требований призываем к всеобщей бессрочной забастовке.
Президент РСФСР Ельцин.
Председатель Совета министров РСФСР Силаев.
Исполняющий обязанности председателя Верховного Совета РСФСР Хасбулатов.
19 августа 1991 года. 9 часов утра".
Савик Шустер: А вот как руководство России объясняет случившееся сегодня ночью. Юлиан Панич продолжает читать.
- " В ночь с 18 на 19 августа 1991 года отстранен от власти законно избранный Президент страны.
Какими бы причинами ни оправдывалось это отстранение, мы имеем дело с правым, реакционным, антиконституционным переворотом.
При всех трудностях и тяжелейших испытаниях, переживаемых народом, демократический процесс в стране приобретает все более глубокий размах, необратимый характер. Народы России становятся хозяевами своей судьбы. Существенно ограничены бесконтрольные права неконституционных органов, включая партийные. Наша позиция по этому вопросу позволила существенно ускорить подготовку этого Договора, согласовать его со всеми республиками и определить дату его подписания — 20 августа с.г.
Такое развитие событий вызвало озлобление реакционных сил, толкало их на безответственные, авантюристические попытки решения сложнейших политических и экономических проблем силовыми методами.
Мы считали и считаем, что такие силовые методы неприемлемы. Они дискредитируют СССР перед всем миром, подрывают наш престиж в мировом сообществе, возвращают нас к эпохе "холодной войны" и изоляции Советского Союза от мирового сообщества.
Все это заставляет нас объявить незаконным пришедший к власти так называемый комитет. Соответственно, объявляем незаконными все решения и распоряжения этого комитета".
Первым, от кого в то утро поступило сообщение из Москвы, был наш коллега Михаил Соколов.
Михаил Соколов: У здания Верховного Совета РСФСР в 8:30 шесть неизвестный лиц арестовали народного депутата РСФСР Виталия Урарцева. Арест происходил в присутствии его отца, которому брызнули в лицо газом "Черемуха". После чего увезли Урарцева в неизвестном направлении.
В здание Верховного Совета РСФСР пока журналистов и лиц с временными пропусками не пускают. Однако известно, по заявлениям министра иностранных дел России Андрея Козырева, сейчас идет заседание российского руководства. Заседание президиум Верховного Совета и те депутаты, которые успели добраться до парламента. Видимо, как сказал Андрей Козырев, будет принято решение о немедленном созыве внеочередного съезда народных депутатов России. И этот съезд выскажет свое отношение к введению чрезвычайного положения в Советском Союзе.
Андрей Козырев только что разговаривал с Борисом Ельциным по утверждению Козырева. Ельцин находится в надежном месте, но не в здании Верховного Совета. По моим сведениям, в здании Верховного Совета сейчас находится и руководит его охраной вице-президент России Руцкой. Охрана осуществляется службой охраны Бориса Ельцина и милицией, вооруженной автоматами. Другой информацией пока я не имею.
Савик Шустер: Это было сообщение для программы "В стране и мире" Михаила Соколова, которое мы получили примерно в 10:30 по московскому времени. Андрей Бабицкий сумел пробраться в здание Верховного Совета. Вот его репортаж, который он нам передал примерно час тому назад.
Андрей Бабицкий: Я прибыл в Верховный Совет РСФСР где-то около 8 часов утра, когда все еще было достаточно спокойно. Где-то с 10 часов утра по набережной и по Калининскому мосту на Кутузовский проспект стали непрерывно передвигаться колонны боевой техники, в основном БТРов. Вот сейчас в данный момент к зданию Верховного Совета подъехало около 15 танков, которые стоят у главного входа, у первого входа. Их окружило огромное количество людей. И не совсем понятно, что там происходит – то ли они не дают пройти этим танкам, то ли танки просто здесь должны были остановиться.
Что касается обстановки в Верховном Совете, то здесь сейчас находится все руководство РФ – и Борис Ельцин, и Иван Силаев, и Руслан Хасбулатов. Они принимали участие в недавно проводившейся пресс-конференции. На ней было зачитано обращение к гражданам России. Пока в 11 часов утра собирался президиум. На нем принято решение созвать внеочередную сессию Верховного Совета РСФСР 21 августа в 11 часов утра с единственным вопросом в повестке дня о политическом положении в стране. На президиуме также обсуждалась возможность обратиться к москвичам, чтобы они прибыли к Верховному Совету с тем, чтобы защищать его стены от возможного нападения. Милиции, охране Верховного Совета выдано автоматическое оружие. Никаких конкретных решений пока не принято по противостоянию, тому, что происходит. Единственное, как сказал депутат Шейнис, "все наши действия должны быть законными, в отличие от действий Комитета по чрезвычайному положению".
Пока обстановка не очень понятна, не очень ясна. Ельцин на пресс-конференции жестко сказал, что он продолжает оставаться президентом РСФСР и действовать в рамках приданных ему полномочий.
Владимир Тольц: Сейчас со мной в пражской студии Свободы те, чьи репортажи 20-летней давности только что прозвучали – Михаил Соколов и Андрей Бабицкий.
Михаил, Вы вообще откуда узнали, что путч-то случился?
Михаил Соколов: Это хорошая история. В 6:30 утра у меня зазвонил телефон и раздался взволнованный голос нашей приятельницы, которая сказала: "Вот вы тут спите, а в стране путч". После чего я, как был весь из кровати, бросился к тому же телефону дальше названивать разным людям. И звонить я начал депутатам – Юшенкову, Волкову, Шейнису и еще не помню кому. Я их всех разбудил. Я опять же с таким же голосом им сообщал – вот вы тут спите, а в стране путч. Из-за того, что они оказались в своих постелях и узнавали это от меня, я получил страшно важную информацию, что путч проходит с каким-то бардаком. И раз все вожди революционного, радикального, демократического движения не арестованы, я сделал вывод, значит что-то не так в самой организации этого мероприятия. После чего мы поехали по городу смотреть, что происходит в городе – приехали к Белому дому и увидели там толпу народа, которая обсуждала арест Тельмана, Гдляна, после чего, буквально через некоторое время, нас пустили в Белый дом. По-моему, Андрей уже в этот момент был тоже там.
Владимир Тольц: Совершенно верно. Ведущий Савик Шустер говорит в той передачи – первым проник из наших в Белый дом Андрей Бабицкий, вот его первый репортаж А Вы откуда взялись там?
Андрей Бабицкий: Я сладко спал. Позвонил мой коллега, который находится в данный момент в студии, и голосом, не лишенным приятности, произнес именно эту фразу – ты тут спишь, а в стране путч. Собственно, я тут же поднялся и поехал. У меня не было ощущения, что что-то серьезное происходит. Собственно, у меня этого ощущения и не появилось впоследствии. Но, тем не менее, я понимал, что событие какое-то шумное, веселое и, по всей вероятности, очень плодотворное в профессиональном отношении. Я действительно приехал первым, прошел в Белый дом и, собственно говоря, там мы уже встретились с Мишей и наблюдали за всеми дальнейшими событиями вместе, распределяли наши обязанности, выясняли, кто чего будет делать, старались довольно подробно рассказывать о бурной жизни внутри Белого дома.
Владимир Тольц: Наша квартира находилась тогда в Мюнхене. А как вы связывались с нами?
Андрей Бабицкий: Хороший вопрос. Мы оккупировали кабинет Брагина, это председатель Комитета по СМИ. Я разобрал там телефон.
Михаил Соколов: Председатель подкомитета в комитете. Председателем комитета был Юдин такой.
Андрей Бабицкий: Да, ну, хорошо, ладно.
Михаил Соколов: Но кабинет был удобный.
Андрей Бабицкий: Кабинет был удобный. Был телефон такой советский без циферблата, телефон правительственной связи. Я его разобрал. У меня была какая-то такая самодеятельная примочка для того, чтобы подключать диктофон прямо к телефонной линии, чтобы мы могли загонять туда звук. Мы, собственно, этим телефоном и пользовались. Нам звонил Савик регулярно. Если нужно было позвонить в Мюнхен, мы звонили с телефона, на котором был циферблат, а вот если нужно было запузырить звук, то мы пользовались этим аппаратом. И потом в течение очень долгого времени депутат Юрий Лучинский, который был членом этого же подкомитета, напоминал мне о том, что я не собрал обратно этот телефон, что когда путч кончился, все просто бросили и оставили этих несчастных депутатов на бабах.
Владимир Тольц: Скажите, изменилась ли ваше в течение трех дней отношение к тому, что происходило? Что наиболее сильно запомнилось? Мы тут с Савиком говорили, когда на эту тему, выяснили, что мы все забыли.
Михаил Соколов: Во-первых, я должен сказать, что человек, который находится внутри какой-то структуры, он видит гораздо меньше, чем те, кто находится вне ее – нет объемного взгляда на самом деле. Ты куда-то бегаешь, выхватываешь какие-то куски информации, какие-то бумажки, упрашиваешь каких-то начальников или значимых лиц, чтобы они что-то тебе вынесли, какую-то новость, дали возможность позвонить по аппарату специальной связи. Там были кабинеты, оборудованные АТЭС-2. Можно было попытаться кому-то позвонить. Я помню, очень хотел дозвониться до Лукьянова, но что-то у меня не получалось.
Андрей Бабицкий: Урушадзе дозвонился в одни прекрасный момент Горбачеву.
Михаил Соколов: Да, вот ему повезло, а кому-то не повезло. Или я обхаживал все время Павла Вощанова, потому что мне страшно хотелось уже в конце всей этой истории, когда был полет в Форос, мне страшно хотелось тоже полететь туда. Но он мне наобещал все это, но все-таки обманул. В эту поездку не взяли. Вот все такая мозаика. Например, я очень хорошо помню, как приехала рота танков, которая, действительно, единственная на самом деле реально изменила присяге и решила защищать Ельцина, собственно, а не Советский Союз, не Янаева, не коммунизм. Вот это я помню, как появившиеся танки какого-то капитана, которого потом наградили майорским званием и сослали в какой-то военкомат. Мне это тогда казалось страшно важным об этом все время рассказывать. Потому что я подумал – вот отсюда родится какой-нибудь новый Бонапарт и тот человек, который наконец свергнет проклятый коммунистический режим. А уже когда приехали Александр Иванович Лебедь, было понятно, что это какие-то хитрые маневры, когда они там такой колонной БМП объезжали вокруг Белого дома, а мы это все видели. Андрей, по-моему, с 12 этажа этого здания. Это было очень красиво, телевизионно. Очень жалко было, что не было какой-то камеры или фотоаппарата. А потом они опять же уезжали. Народ страшно переживал, что нас бросили, теперь без лебедевских танков захватят и сомнут. А это все были какие-то хитрые манипуляции его, Грачева, Ельцина, результат всяких переговоров, как мы теперь знает.
Так что, одно дело видимость, что видишь из окна или в коридорах этой самой власти, а другое дело – реальность. Хотя единственный момент был, который был для меня очень неприятен, когда я решил пойти повидать людей из окружения Александра Владимировича Руцкого. Там был такой длинный коридор и дверь. Я так распахнул эту дверь, шагнул, и мне в живот уперлось дуло большого-большого пулемета, за которым реально сидел человек. Это было очень неприятно вечером – я открыл дверь, а он взял бы и выстрелил, и меня на куски разнесло. Действительно, не понравилось очень мне это.
Владимир Тольц: Андре, а Вы что сейчас воспоминаете?
Андрей Бабицкий: Меня, я помню, поразила одна вещь, что речь шла о каких-то, как я думаю сейчас, каких-то мелких советских и партийных чиновников, которые не сумели никакого порядка организовать, которые решали вселенский задачи, но вот скажем, мы как журналисты, не могли ни от кого получить информацию. Приходилось как-то куда-то проникать, пытаться отводить в сторону каких-то знакомых.
Михаил Соколов: Вообще невозможно было понять, кто чем командует. У Руцкого был свой штаб.
Андрей Бабицкий: У Руцкого там пулемет, у Ельцина какая-то безумная охрана. К его кабинету не подойдешь на два этажа. Не то, чтобы даже порядка не было, а просто вдруг появились очень советские и не то, чтобы даже чрезмерные, а абсолютно ничем не оправданные заслоны. Все разошлись по каким-то своим углам. Это один момент, крайне неприятный. У меня было ощущение, что я имею дело с каким-нибудь райкомом комсомола, где все вдруг посчитали, что им доверена судьба родины. Это одна сторона.
Вторая сторона. Я вдруг понял, что эти люди, которые давали пресс-конференцию, члены ГКЧП, не способны на насилие. Горбачевская эпоха, которая некоторое время длилась, кастрировала советский тип правителя, который мог, даже может быть, в брежневские времена, а в добрежневские точно, нажать на кнопку, и по этому сигналу выезжала какая-нибудь группа и разносила в Новочеркасске целый город. Здесь уже этой готовности не было в принципе. А то, что эта готовность утрачена, можно было понять еще по вильнюсским событиям, когда Горбачев на заседании Совета национальностей, вдруг заявил, что он никакого приказа не отдавал, хотя было понятно, что штурм вильнюсской телебашни это его ответственность. И все. У меня и до этого были подозрения, что ничего серьезного не будет, что и "Лебединое озеро" - это какие-то опадающие листья давно минувшей эпохи. Это какой-то внешний флер из бабушкиного сундука достали, какой-то антураж, но за этим нет никакой политической воли, никакой реальной силы. Трясущиеся руки Янаева мы все помним. Это символ проигрыша, символ поражения гкчпистов. Но и после этого я просто относился ко всему, что происходило, как к веселому иногда, иногда не очень, когда нам просто реально было тяжело работать, бардаку. Наблюдал со стороны и даже отчасти пытался как-то так его описывать, уж не сильно перебирая, потому что за пределами Белого дома целая страна затаила дыхание, переживая за судьбы демократии. Ну, уж ерничать и издеваться нельзя было, но тем не менее, мне кажется, мы с Мишей в какой-то такой тональности, да и не только с Мишей, обсуждали суть происходящего именно в этом административном здании.
Михаил Соколов: Я бы еще заметил одну деталь. У меня все-таки было ощущение, что в этот момент за Ельциным есть какая-то сила, кроме тех людей, которые стоят вокруг Белого дома, которые находятся в этом здании депутатов и т. д. Все-таки это как бы такая внешняя часть. Ощущение какого-то заговора меня не оставляло с того момента, когда я съездил с Ельциным в Тульскую воздушно-десантную дивизию, где его очень тепло принимали. Это было буквально за полтора месяца до событий. И там я как раз впервые видел еще не так знаменитого Александра Лебедя – гигантскую эту фигуру, гориллообразную страшную, которая как-то так нависала над всеми, а рядом стоял плюгавенький Грачев и радостно прогибался перед Борисом Ельциным. Но было понятно, что между ними какой-то есть контакт. И вот когда я увидел Лебедя снова в Белом доме, я понял, что из этого контакта что-то должно родиться. И оно действительно родилось, как мы видели потом.
Владимир Тольц: Фрагмент программы "В стране и мире", которую в этот момент (это полдень) ведет Савик Шустер.
Савик Шустер: Что скажут рабочие, что скажут шахтеры. Их слова ждут все. Оно может оказаться решающим. Постоянный участник программы "В стране и мире" Карэн Агамиров в самого утра связывался с активистами забастовочного движения в шахтерских районах страны. Вот его репортаж.
Карэн Агамиров: Кузбасс, председатель областного совета рабочих комитетов Вячеслав Голиков сказал мне о реакции рабочих.
Вячеслав Голиков: Предварительная реакция, конечно, есть – это самый настоящий переворот государственный. Однозначно, что это государственный переворот, антиконституционный, антинародный, как хотите его называйте. Реакция на это может быть одна – эти люди должны уйти немедленно и передать всю полноту власти законным органам.
Карэн Агамиров: Поддержку у рабочего движения переворот не найдет?
Вячеслав Голиков: Нет, конечно.
Карэн Агамиров: В 6 часов вечера по местному времени, сообщил Вячеслав Голиков, в Кемерово состоится заседание совета рабочих комитетов, на котором будет принято обращение в связи с введением чрезвычайного положения.
Донецкий рабочий комитет также сегодня собирается на экстренное заседание. Член комитета Виктор Шумяцкий.
Виктор Шумяцкий: Настроение… Переворот есть переворот, что тут непонятного.
Карэн Агамиров: "Поддержки не выражаем. Мы против этого". На улицах, передают мне активисты рабочего движения, пока спокойно. Вот, правда, в Новокузнецке.
Геннадий Коротко: По городах ходят милицейские УАЗики. В УАЗиках сидят молодые ребята в кепочках. Но, судя по всему, это форма ОМОНа. Милиции в городе не видно. Так чтобы, была какая-то патрульно-постовая и т. д. пока что не работает.
Карэн Агамиров: Рассказал Геннадий Коротко из независимого информационного агентства КВ-пресс.
А вот новость, переданная помощником народного депутата СССР Оболенского Виктором Насоновым.
Виктор Насонов: По сообщению из рязанского гарнизона, сегодня утром в 5:30 были подняты войска гарнизона. Они движутся в направлении Москвы.
Владимир Тольц: Успокаивающе, обнадеживающе звучали тогда, 19 августа 1991 года, сообщения, приходившие из Прибалтики.
Савик Шустер: Литва, пережившая в январе попытку военного переворота, с естественной тревогой наблюдает за происходящим в стране. Председатель Верховного Совета Литвы Витаутас Ландсбергис в интервью для американской телекомпании CNN, которая транслировалась в первых часах утра, сказал, что он надеется на народ страны, всей страны. Надеется, что народ выйдет на всеобщую забастовку. В Вильнюсе, кажется, более спокойно. Репортаж Альгимантаса Жукаса.
Альгимантас Жукас: Первое сообщение о том, что происходит в Советском Союзе, ваш корреспондент получил практически еще до 7 часов, когда ему позвонил один из депутатов Верховного Совета и сказал, что Горбачев больше не является президентом Советского Союза и к власти, очевидно, пришли военные. Разумеется, 120 минут и все остальное, что могли видеть на всей территории Советского Союза, производило впечатление весьма печальное. И в Литве то же самое. Все звонки, которые сейчас идут с одним вопросом. Я уже говорил с Калининградом, с Латвией, с Москвой, сейчас звонил в Ленинград. Везде первый вопрос – как у вас?
В Литве практически спокойно. Когда я к 8 часам ехал на работу, я увидел нескольких военных. Один стоял и ждал такси. Другой шел с портфелем. Третий то же спокойно завернул в комендатуру. Никаких признаков какой-то военной силы мы еще не обнаружили. В 9 часов по литовскому радио выступил Ландсбергис, который констатировал, что события, происходящие в Советском Союзе, разумеется, коснутся и Литвы, призывал соблюдать спокойствие. Он сказал, что возможно будут приняты какие-то меры против радиостанции под Каунасом, которая работала упорно и в дни января. И на этом его короткое выступление закончилось.
Примерно через час литовское радио, работающее из парламентской студии, подтвердило, что радиостанция захвачена, и передачи на волне 451 метр будут прекращены. Могут выйти другие станции в эфир. Я пытаюсь поймать радиостанцию "Советская Литва", пока вроде бы канал держится, но в эфир не выходит. Поэтому трансляция идет только из студии в парламенте.
В парламент созываются все члены президиума, члены парламента и члены временного руководства обороны. Когда состоится заседание – неизвестно. В своих более поздних выступлениях по радио Витаутас Ландсбергис, а после уже просто диктор, повторял обращение к людям идти к парламенту. В городе пока, во всяком случае, тихо.
Из Калининграда мне только что позвонил редактор одной из газет и сообщил, что в Калининграде тоже все несколько удивлены. Почти все понимают, что в некоторые регионы, в которых будет введено чрезвычайное положение, попадет и Прибалтика, но пока ничего у нас нет. Танков мы не видим. Мы не знаем в редакции газеты о том, чтобы военные начали применять какие-то санкции. На это время, 10:48, у нас в Вильнюсе пока не особо чувствуется, что в стране совершился практически переворот. Какой он – бескровный, с кровью? – неизвестно. Но очень бы хотелось, чтобы не было ни гражданской войны, ни каких-то других кровавых стычек.
Владимир Тольц: К полудню 19 августа стали поступать к нам и первые сообщения о реакции на московские события на Западе.
Савик Шустер: В своем обращении к гражданам России Борис Ельцин заявил: "Мы считали и считаем, что силовые методы неприемлемы. Они дискредитируют СССР перед всем миром, подрывают наш престиж в мировом сообществе, возвращают нас к эпохи "холодной войны" и к изоляции Советского Союза от мирового сообщества". И вот первые отклики от мирового сообщества. Лондон, Виталий Абрамкин.
Виталий Абрамкин: Британские СМИ расценивают события в Советском Союзе как неожиданный и крайне опасный поворот в политике. От первоначальной растерянности тон комментариев перешел в тональность крайнего опасения, драматического исхода смещения президента Горбачева. Как сообщил представитель британского премьер-министра, сегодня на 15 часов по лондонскому времени назначено экстренное заседание кабинета министров, на котором будет рассматриваться, как выразился официальный представитель Даунинг-стрит, "кризисное положение в СССР". До этого по тому же сообщению состоятся телефонные консультации премьер-министра Мейджера с президентом Бушем и канцлером Германии Колем. Было высказано также предположение о возможности экстренного созыва британского парламента. Все зависит от дальнейшего развития хода событий.
Телевизионная программа новостей компании ВВС, тем временем, показала интервью с представителем советского посольства в Лондоне Александром Голицыным, заявившем, что он был шокирован сообщениями из Москвы. По его мнению, не было никакой необходимости замещать Михаила Горбачева на президентском посту. Далее Александр Голицын в своем интервью согласился с оценкой происходящего в Москве как военного переворота. Однако он отказался от прогнозирования дальнейшего хода развития событий, сказав, что сейчас возможно лишь ожидание поступлений новых сообщений. Пока же мы видим, закончил свое интервью Александр Голицын, практически точное повторение событий 1964 года, когда был смещен первый реформатор тоталитаризма Никита Хрущев.
Ведущий политический обозреватель ВВС Брайан Хамерхан обратил внимание на факт подготовленности переворота. Переданное советскими СМИ обращение Геннадия Янаева датировано 18 августа. Кроме того, войска в Москве появились не до трансляции этого обращения, а после него, что практически не оставило Западу пространства для маневра. Сам текст обращения исполняющего обязанности президента СССР Геннадия Янаева расценивается в Великобритании как явный поворот вправо.
Комментатор телекомпании ITV заметил – в обращении много места уделяется декларациям необходимости возврата к традиционным социалистическим ценностям, повышению уровня жизни населению страны, решению продовольственной проблемы и борьбе с преступностью. Однако, заметил комментатор телекомпании, все эти декларации, скорее всего, так и останутся декларациями. У нового руководства едва ли имеются инструменты их реализации. По сему они должны рассматриваться лишь как некое обращение к мировому сообществу, направленное на создание впечатления последовательности продолжения политики реформ. На то же указывает и то место в обращении, в котором говорится о сохранении многоукладности советской экономики и поощрение частного предпринимательства.
Что касается призыва президента РФ Бориса Ельцина – ответить на переворот всеобщей забастовкой и оказанием международного давления на вновь созданный Комитет по чрезвычайному положению, то здесь реакция британских СМИ несколько разделилась. ВВС и независимая телекомпания ITV ограничились лишь сообщением о призыве Бориса Ельцина. В то же время радиокомпания IRN высказалась в том смысле, что безусловно советский народ едва ли безропотно отнесется к смене руководства и крутому повороту вправо. Посему, заканчивается комментарий радиостанции IRN, вероятность начала гражданской войны или вооруженного сопротивления новому режиму, особенно в союзных республиках, крайне возросла. И этому предположению уже есть первое подтверждение. Во всяком случае, в своем интервью телекомпании ВВС Витаутас Ландсбергис заявил о решимости его правительства продолжать борьбу за государственную независимость и суверенитет Литовской республики.
Савик Шустер: У нас на линии в прямом эфире Вашингтон, корреспондент Радио Свобода Владимир Наумов.
Владимир, естественный вопрос – реакция Белого дома.
Владимир Наумов: Сообщения о том, что президент Горбачев отстранен от власти, достигли США вчера поздно вечером. И президент США Буш, который сейчас находится на отдыхе в своей резиденции в штате Мэн, был уведомлен о происшедшем в полночь. После этого Белый дом выпустил короткое официальное заявление, в котором говорилось, что в правительстве США известно о происшедшем, что оно продолжает пытаться выяснить подробности. Сейчас в Вашингтоне только 7 часов утра, и надо думать, что позднее сегодня США выступят с официальной реакцией.
Дело осложняется тем, что сейчас в Вашингтоне пора отпусков. В городе нет ни президента Буша, ни государственного секретаря США Бейкера, ни министра обороны Чейни. Отсутствуют также все американские конгрессмены.
Американские обозреватели отмечают, что дело осложняется еще и тем, что посол США в Москве Мэтлок уже отбыл из Москвы, а новый посол Страус еще туда не прибыл. Так что, говорить о каких-то подробностях из Москвы пока еще рано. Я думаю, что более подробно мы об этом узнаем чуть позднее сегодня.
Владимир Тольц: Это был репортаж 20-летней давности моего вашингтонского коллеги Владимир Дубинского, выступавшего тогда под псевдонимом Владимир Наумов.
К полудню 19, писателю нужно время для отработки слога, яркими и, как всегда почти у них, "прорабов перестройки", не сбывающимися пророчествами откликнулся на путч и мой друг Анатолий Стреляный, которому дозвонилась Фатима Салказанова.
Анатолий Стреляный: Ну, что можно сказать… Это тот самый военно-коммунистический переворот и начало гражданской войны, о чем мы говорили все эти годы, чего ожидали, и чего в глубине души всякий надеялся, что не будет, надеялись избежать.
О военно-коммунистическом перевороте говорит уже состав самой хунты. Янаев, профессиональный кэгэбэшник с младых ногтей, председатель Комитета молодежных организаций. В свое время помню, как мы удивлялись, почему Горбачев сделал его вице-президентом, и так настаивал на этом. Я помню, как мы удивлялись, что Горбачев его приближает к себе - еще до этого надежный, исполнительный, не очень далекий человек, матершинник. В восточноевропейских странах бывшие комсомольцы стали сразу воспоминать, как только он стал вице-президентом, что он был матершинник, любил похабные анекдоты. Это все, что могли о нем сказать. Я еще мог добавил, что это человек исполнительный.
Крючков – само собой. Пуго тоже комментариев не требует. Стародубцев. Вот появление этой фигуры в хунте, в качестве руководителя Крестьянского союза в хунте, сразу мне сказало, что это военно-коммунистический переворот. Я со Стародубцевым встречался, дай Бог памяти, года полтора назад. Это замечательный человек. Это прекрасный организатор. Но он безумно верит в колхоз, совхоз, в общественные хозяйства. Этот способнейших организатор колхозного производства не может вместить в себя мысль, что таких как он невозможно набрать на все колхозы. Поэтому они обречены. Это человек, который в последнее время, закусив удела, свирепо боролся против капитализации народного хозяйства, против развития частного сельского хозяйства. Это человек, который совсем недавно открыто на своем Крестьянском союзе потребовал чрезвычайного положения. И его не поддержали там даже самые оголтелые его сторонники. Его высмеяла "Комсомольская правда", уделив этому всего несколько строк, как какому-то чудаку, как курьезу. И вот появление этого человека в качестве представителя этой величайшей председательской колхозной силы, его будут, естественно, представлять как человека, представляющего советское крестьянство.
А рядом этот самый Девяков от промышленности, от Промышленного союза указывает на то, что пропаганда началась. Коммунисты, большевики всегда были гениальные пропагандисты. Они такими оставались и в последние годы, но их уже никто не слушал. Вот в составе этой хунты, в персональном составе, уже видна эта продуманность, вот эта хитрость большевистская. Вот, мы показываем, что мы не хунта, у нас представитель советского крестьянства, колхозного крестьянства, у нас представитель рабочего класса, промышленности, командиров промышленности - этих тружеников, этих директоров заводов, замученных горбачевским беспорядком. Все это указывает на большую подготовку, и на то, что эти люди пойдут до конца.
Я хотел сказать – это типичный военно-коммунистический переворот, как будто их у нас было много, этих переворотов. Это второй военно-коммунистический переворот после 1917 года. Предсказывать, чем он кончится, так же трудно, как и трудно было многим предсказывать, чем кончится первый военно-коммунистический переворот 1917 года. Тогда многие думали, что это не надолго. И только некоторые, наиболее прозорливые и спокойные знали, что это очень надолго. Этот военно-коммунистический переворот и это гражданская война. Гражданская война, я думаю, продлится недолго, и не будет очень кровавой. Потому что силы неравны, и хунта полна такой решимости. Она так ожесточена, так обижена, так затюкана была эти годы, так ждала своего часа, что она не остановится на полпути. Она бросит все силы для того, чтобы очень быстро подавить не только то сопротивление, которое, безусловно, в эти минуты уже начинается, но и саму мысль о сопротивлении у приверженцев демократии, у народа, у лучших его людей. Дай Бог, чтобы хотя бы вот это мое предсказание сбылось, хотя бы этот ужас продлился недолго, чтобы быстро все кончилось.
И опять судьба империи сыграла свою роль. Все это случилось в тот момент, когда судьба империи действительно повисла на волоске. Я как-то писал, что опасность не в том, что империя распадается, опасность в том, что народ может кинуться ее собирать. Так вот, конечно, не весь народ сейчас кинулся ее собирать вместе с этой хунтой, но значительная часть народа, конечно же, кинулась собирать империю. И идеи Жириновского… Я, кстати, удивляюсь, почему Жириновского нет в этой хунте. Мы шутили, когда слушали русского нациста Жириновского, который обещал ликвидировать республики и вернуть Финляндию.
Не знаю, сумеет ли хунта вернуть Финляндию и попытается ли вернуть Польшу, Восточную Германию и остальных, но то, что она может попытаться ликвидировать республики, это вполне реально. Так мы говорили между собой, во всяком случае, еще несколько недель. Если и на этот раз сорвется, если военно-коммунистический переворот удастся, то Советский Союз в том виде, в котором он существовал эти 70 лет, то есть в виде такой фальшивой федерации, в виде союза так называемых суверенных республик, уже не будет существовать. Это будет попытка вернуть Россию к тому состоянию, в котором она была до 1917 года. Я имею в виду состояние унитарного, открытого империалистического государства, попытаются вернуть Российскую империю, естественно, в красном оперении. Вот это не стоит исключать, по-моему.
Года два-три они будут все сваливать на Горбачева. И они во многом будут правы. Вот что мы должны с горечью сказать, сочувствуя Горбачеву. О Горбачеве я совсем недавно писал в связи с событиями в Прибалтике. Что этот человек, чтобы не оказаться под танком, предпочел сесть на броню. И даже заметка у меня так называлась "Человек на броне". И буквально два дня назад я писал о том, что Горбачев ведь у нас не один, несколько Горбачевых: один на танке, а другой старается не попасть под танк. Так вот, по всей видимости, он все-таки нашел в себе мужество пойти под танк, чтобы еще раз не оказаться на броне, не оказаться тем, кто будет давить гусеницами этого танка нас.
Фатима Салказанова: Анатолий Иванович, вот вы говорили о возможности гражданской войны. Но дело в том, что когда речь идет о гражданской войне, это предполагает наличие оружия у обеих конфликтующих сторон. А в данном случае все оружие, по-моему, сосредоточено в руках тех, кто вошел в госкомитет по чрезвычайному положению – в руках Крючкова (КГБ), Пуго (МВД) и Язов (МО). Так что, может быть, удастся избежать гражданской войны, вы не думаете?
Анатолий Стреляный: Это будет особая гражданская война, особая в том смысле, что у одной стороны в этой войне нет сил, нет оружия, нет организации и, по всей видимости, не появится. Демократическим силам, той части народа, которая за капитализм, этой части народа не дадут организоваться и не дадут развернуться настоящей классической гражданской войне. Но я все равно называю это гражданской войной, потому что в ней вооруженное до зубов коммунистическое государство, руководимое хунтой, будет давить безоружных, но сопротивляющихся людей. Я это называю гражданской войной, потому что по существу гражданская война и не кончалась с 1917 года. Это просто очередное обострение гражданской войны.
Владимир Тольц: Фатиме Салказановой удалось дозвониться тогда и Елене Боннэр.
Фатима Салказанова: Елена Георгиевна, можно ли считать то, что произошло сегодня в Советском Союзе этой ночью, военным или государственным переворотом?
Елена Боннэр: Государственным – несомненно.
Фатима Салказанова: Можно ли было ожидать того, что вот так неожиданно Михаил Горбачев будет смещен с поста президента СССР? Или для вас это не было неожиданностью?
Елена Боннэр: Я думаю, что можно. Его боязнь демократических сил привела к такому результату. Он постоянно колебался – с кем ему идти на союз. И это явилось причиной, что мы прозевали свою "бархатную" революцию.
Фатима Салказанова: То есть вы считаете, что определенная вина за происшедшее лежит на самом Горбачеве?
Елена Боннэр: Да, да, конечно, и на непонимании ситуации народом и демократической общественностью. Вообще, я думаю, что то, что произошло – это трагически экзамен на политическую зрелость российского и народов других республик, особенно российского. Поговорка – каждый народ достоин своего правительства – имеет под собой корни. Если в очередной раз Россию поймают на этой мякине, значит так оно и значит. И все-таки давайте надеяться на рабочий класс.
Две недели до этого я провел в Советском Союзе. В мае 1991 мне после 8,5 – прямо как у Феллини – лет позволили вернуться туда. А в августе мы поехали в Ленинград к родственникам жены. Оттуда на несколько дней смотался в Москву, куда меня усиленно зазывал гостеприимный Юрий Федорович Корякин, ставший к тому времени нардепом. На тесной корякинской кухоньке я познакомился с молодым тогда Григорием Явлинским наспех, пока мы жадно пожирали убогие рожки с томатным соусом, попытавшемся мне растолковать смысл и механику своей программы "500 дней". За помнился еще наш с Юрой визит к Алесю Адамовичу, а у него – неожиданная и радостная встреча с приехавшим из Израиля на конгресс соотечественников историком национал-большевизма Меликом Агурским. О чем мы только не говорили тогда – о белорусских партизанах и коллаборантах . Алесь подарил мне тогда свою книгу, которую я до сих пор храню, а Юра, шутя, предлагал выбросить эту лишнюю тяжесть. Мои собеседники страстно спорили о Горбачеве, который тянет и не может до конца определиться, о Сахарове и атомных электростанциях. О том, что случится, если не примут предложение Явлинского. И никто из нас не предполагал, что произойдет менее чем через 10 дней, и что вот так вместе мы в последний раз. Потрясенный произошедшим Агурский скончался в гостинице "Россия" от сердечного приступа 21 августа 1991 года.
В Мюнхен из Ленинграда прилетели вечером 18. Дома шаром покати – отсутствовали пару недель. Утром успел сгонять в лавку за продуктами, по пути слушал "Баварию драй". Поначалу не обратил внимание на неподходящую для утренней передачи тревожную музыку, прерванную вдруг ведущим. Из Москвы нет новых сообщений – Горбачев, надеемся, жив. Подумалось – все в отпуске, посадили к микрофону случайного идиота. У дома уже ждали жена с сыном – в Москве переворот, срочно вызывают на работу. Так и уехал, не позавтракав. А там натощак надо было дозваниваться в Россию пока путчисты (слово "путч" уже прозвучало по немецкому радио) не отключили связь. Помню, никак не мог понять, почему они этого еще не сделали. Но телефоны действовали, можно было говорить и с нашими ребятами в Москве, и собирать по миру комментарии и мнения, готовить и редактировать передачи, разыскивать оказавшихся в Германии прорабов перестройки. Но спуститься в контину не было ни минуты. Только через несколько часов кто-то из коллег догадался занести кофе и сэндвич, который я смолотил, не отрываясь от чтения новостной ленты с экрана моего первого в жизни компьютера.
Тем временем Свобода постоянно работала в прямом эфире. Утром и днем 19 его вел Савик Шустер.
Савик Шустер: В эфире информационная программа Радио Свобода "В стране и мире", специальный выпуск, прямой эфир. У микрофона Савик Шустер, здравствуйте! Примерно 1,5 часа назад президент России Борис Ельцин распространил на пресс-конференции обращение к гражданам России следующего содержания. Текст читает Юлиан Панич.
- "Призываем граждан России дать достойный ответ путчистам и требовать вернуть страну к нормальному конституционному развитию. Безусловно, необходимо обеспечить возможность президенту страны Горбачеву выступить перед народом. Мы абсолютно уверены, что наши соотечественники не дадут утвердиться произволу и беззаконию потерявших всякий стыд и совесть путчистов. Обращаемся к военнослужащим с призывом проявить высокую гражданственность и не принимать участия в реакционном перевороте.
До выполнения этих требований призываем к всеобщей бессрочной забастовке.
Президент РСФСР Ельцин.
Председатель Совета министров РСФСР Силаев.
Исполняющий обязанности председателя Верховного Совета РСФСР Хасбулатов.
19 августа 1991 года. 9 часов утра".
Савик Шустер: А вот как руководство России объясняет случившееся сегодня ночью. Юлиан Панич продолжает читать.
- " В ночь с 18 на 19 августа 1991 года отстранен от власти законно избранный Президент страны.
Какими бы причинами ни оправдывалось это отстранение, мы имеем дело с правым, реакционным, антиконституционным переворотом.
При всех трудностях и тяжелейших испытаниях, переживаемых народом, демократический процесс в стране приобретает все более глубокий размах, необратимый характер. Народы России становятся хозяевами своей судьбы. Существенно ограничены бесконтрольные права неконституционных органов, включая партийные. Наша позиция по этому вопросу позволила существенно ускорить подготовку этого Договора, согласовать его со всеми республиками и определить дату его подписания — 20 августа с.г.
Такое развитие событий вызвало озлобление реакционных сил, толкало их на безответственные, авантюристические попытки решения сложнейших политических и экономических проблем силовыми методами.
Мы считали и считаем, что такие силовые методы неприемлемы. Они дискредитируют СССР перед всем миром, подрывают наш престиж в мировом сообществе, возвращают нас к эпохе "холодной войны" и изоляции Советского Союза от мирового сообщества.
Все это заставляет нас объявить незаконным пришедший к власти так называемый комитет. Соответственно, объявляем незаконными все решения и распоряжения этого комитета".
Первым, от кого в то утро поступило сообщение из Москвы, был наш коллега Михаил Соколов.
Михаил Соколов: У здания Верховного Совета РСФСР в 8:30 шесть неизвестный лиц арестовали народного депутата РСФСР Виталия Урарцева. Арест происходил в присутствии его отца, которому брызнули в лицо газом "Черемуха". После чего увезли Урарцева в неизвестном направлении.
В здание Верховного Совета РСФСР пока журналистов и лиц с временными пропусками не пускают. Однако известно, по заявлениям министра иностранных дел России Андрея Козырева, сейчас идет заседание российского руководства. Заседание президиум Верховного Совета и те депутаты, которые успели добраться до парламента. Видимо, как сказал Андрей Козырев, будет принято решение о немедленном созыве внеочередного съезда народных депутатов России. И этот съезд выскажет свое отношение к введению чрезвычайного положения в Советском Союзе.
Андрей Козырев только что разговаривал с Борисом Ельциным по утверждению Козырева. Ельцин находится в надежном месте, но не в здании Верховного Совета. По моим сведениям, в здании Верховного Совета сейчас находится и руководит его охраной вице-президент России Руцкой. Охрана осуществляется службой охраны Бориса Ельцина и милицией, вооруженной автоматами. Другой информацией пока я не имею.
Савик Шустер: Это было сообщение для программы "В стране и мире" Михаила Соколова, которое мы получили примерно в 10:30 по московскому времени. Андрей Бабицкий сумел пробраться в здание Верховного Совета. Вот его репортаж, который он нам передал примерно час тому назад.
Андрей Бабицкий: Я прибыл в Верховный Совет РСФСР где-то около 8 часов утра, когда все еще было достаточно спокойно. Где-то с 10 часов утра по набережной и по Калининскому мосту на Кутузовский проспект стали непрерывно передвигаться колонны боевой техники, в основном БТРов. Вот сейчас в данный момент к зданию Верховного Совета подъехало около 15 танков, которые стоят у главного входа, у первого входа. Их окружило огромное количество людей. И не совсем понятно, что там происходит – то ли они не дают пройти этим танкам, то ли танки просто здесь должны были остановиться.
Что касается обстановки в Верховном Совете, то здесь сейчас находится все руководство РФ – и Борис Ельцин, и Иван Силаев, и Руслан Хасбулатов. Они принимали участие в недавно проводившейся пресс-конференции. На ней было зачитано обращение к гражданам России. Пока в 11 часов утра собирался президиум. На нем принято решение созвать внеочередную сессию Верховного Совета РСФСР 21 августа в 11 часов утра с единственным вопросом в повестке дня о политическом положении в стране. На президиуме также обсуждалась возможность обратиться к москвичам, чтобы они прибыли к Верховному Совету с тем, чтобы защищать его стены от возможного нападения. Милиции, охране Верховного Совета выдано автоматическое оружие. Никаких конкретных решений пока не принято по противостоянию, тому, что происходит. Единственное, как сказал депутат Шейнис, "все наши действия должны быть законными, в отличие от действий Комитета по чрезвычайному положению".
Пока обстановка не очень понятна, не очень ясна. Ельцин на пресс-конференции жестко сказал, что он продолжает оставаться президентом РСФСР и действовать в рамках приданных ему полномочий.
Владимир Тольц: Сейчас со мной в пражской студии Свободы те, чьи репортажи 20-летней давности только что прозвучали – Михаил Соколов и Андрей Бабицкий.
Михаил, Вы вообще откуда узнали, что путч-то случился?
Михаил Соколов: Это хорошая история. В 6:30 утра у меня зазвонил телефон и раздался взволнованный голос нашей приятельницы, которая сказала: "Вот вы тут спите, а в стране путч". После чего я, как был весь из кровати, бросился к тому же телефону дальше названивать разным людям. И звонить я начал депутатам – Юшенкову, Волкову, Шейнису и еще не помню кому. Я их всех разбудил. Я опять же с таким же голосом им сообщал – вот вы тут спите, а в стране путч. Из-за того, что они оказались в своих постелях и узнавали это от меня, я получил страшно важную информацию, что путч проходит с каким-то бардаком. И раз все вожди революционного, радикального, демократического движения не арестованы, я сделал вывод, значит что-то не так в самой организации этого мероприятия. После чего мы поехали по городу смотреть, что происходит в городе – приехали к Белому дому и увидели там толпу народа, которая обсуждала арест Тельмана, Гдляна, после чего, буквально через некоторое время, нас пустили в Белый дом. По-моему, Андрей уже в этот момент был тоже там.
Владимир Тольц: Совершенно верно. Ведущий Савик Шустер говорит в той передачи – первым проник из наших в Белый дом Андрей Бабицкий, вот его первый репортаж А Вы откуда взялись там?
Андрей Бабицкий: Я сладко спал. Позвонил мой коллега, который находится в данный момент в студии, и голосом, не лишенным приятности, произнес именно эту фразу – ты тут спишь, а в стране путч. Собственно, я тут же поднялся и поехал. У меня не было ощущения, что что-то серьезное происходит. Собственно, у меня этого ощущения и не появилось впоследствии. Но, тем не менее, я понимал, что событие какое-то шумное, веселое и, по всей вероятности, очень плодотворное в профессиональном отношении. Я действительно приехал первым, прошел в Белый дом и, собственно говоря, там мы уже встретились с Мишей и наблюдали за всеми дальнейшими событиями вместе, распределяли наши обязанности, выясняли, кто чего будет делать, старались довольно подробно рассказывать о бурной жизни внутри Белого дома.
Владимир Тольц: Наша квартира находилась тогда в Мюнхене. А как вы связывались с нами?
Андрей Бабицкий: Хороший вопрос. Мы оккупировали кабинет Брагина, это председатель Комитета по СМИ. Я разобрал там телефон.
Михаил Соколов: Председатель подкомитета в комитете. Председателем комитета был Юдин такой.
Андрей Бабицкий: Да, ну, хорошо, ладно.
Михаил Соколов: Но кабинет был удобный.
Андрей Бабицкий: Кабинет был удобный. Был телефон такой советский без циферблата, телефон правительственной связи. Я его разобрал. У меня была какая-то такая самодеятельная примочка для того, чтобы подключать диктофон прямо к телефонной линии, чтобы мы могли загонять туда звук. Мы, собственно, этим телефоном и пользовались. Нам звонил Савик регулярно. Если нужно было позвонить в Мюнхен, мы звонили с телефона, на котором был циферблат, а вот если нужно было запузырить звук, то мы пользовались этим аппаратом. И потом в течение очень долгого времени депутат Юрий Лучинский, который был членом этого же подкомитета, напоминал мне о том, что я не собрал обратно этот телефон, что когда путч кончился, все просто бросили и оставили этих несчастных депутатов на бабах.
Владимир Тольц: Скажите, изменилась ли ваше в течение трех дней отношение к тому, что происходило? Что наиболее сильно запомнилось? Мы тут с Савиком говорили, когда на эту тему, выяснили, что мы все забыли.
Михаил Соколов: Во-первых, я должен сказать, что человек, который находится внутри какой-то структуры, он видит гораздо меньше, чем те, кто находится вне ее – нет объемного взгляда на самом деле. Ты куда-то бегаешь, выхватываешь какие-то куски информации, какие-то бумажки, упрашиваешь каких-то начальников или значимых лиц, чтобы они что-то тебе вынесли, какую-то новость, дали возможность позвонить по аппарату специальной связи. Там были кабинеты, оборудованные АТЭС-2. Можно было попытаться кому-то позвонить. Я помню, очень хотел дозвониться до Лукьянова, но что-то у меня не получалось.
Андрей Бабицкий: Урушадзе дозвонился в одни прекрасный момент Горбачеву.
Михаил Соколов: Да, вот ему повезло, а кому-то не повезло. Или я обхаживал все время Павла Вощанова, потому что мне страшно хотелось уже в конце всей этой истории, когда был полет в Форос, мне страшно хотелось тоже полететь туда. Но он мне наобещал все это, но все-таки обманул. В эту поездку не взяли. Вот все такая мозаика. Например, я очень хорошо помню, как приехала рота танков, которая, действительно, единственная на самом деле реально изменила присяге и решила защищать Ельцина, собственно, а не Советский Союз, не Янаева, не коммунизм. Вот это я помню, как появившиеся танки какого-то капитана, которого потом наградили майорским званием и сослали в какой-то военкомат. Мне это тогда казалось страшно важным об этом все время рассказывать. Потому что я подумал – вот отсюда родится какой-нибудь новый Бонапарт и тот человек, который наконец свергнет проклятый коммунистический режим. А уже когда приехали Александр Иванович Лебедь, было понятно, что это какие-то хитрые маневры, когда они там такой колонной БМП объезжали вокруг Белого дома, а мы это все видели. Андрей, по-моему, с 12 этажа этого здания. Это было очень красиво, телевизионно. Очень жалко было, что не было какой-то камеры или фотоаппарата. А потом они опять же уезжали. Народ страшно переживал, что нас бросили, теперь без лебедевских танков захватят и сомнут. А это все были какие-то хитрые манипуляции его, Грачева, Ельцина, результат всяких переговоров, как мы теперь знает.
Так что, одно дело видимость, что видишь из окна или в коридорах этой самой власти, а другое дело – реальность. Хотя единственный момент был, который был для меня очень неприятен, когда я решил пойти повидать людей из окружения Александра Владимировича Руцкого. Там был такой длинный коридор и дверь. Я так распахнул эту дверь, шагнул, и мне в живот уперлось дуло большого-большого пулемета, за которым реально сидел человек. Это было очень неприятно вечером – я открыл дверь, а он взял бы и выстрелил, и меня на куски разнесло. Действительно, не понравилось очень мне это.
Владимир Тольц: Андре, а Вы что сейчас воспоминаете?
Андрей Бабицкий: Меня, я помню, поразила одна вещь, что речь шла о каких-то, как я думаю сейчас, каких-то мелких советских и партийных чиновников, которые не сумели никакого порядка организовать, которые решали вселенский задачи, но вот скажем, мы как журналисты, не могли ни от кого получить информацию. Приходилось как-то куда-то проникать, пытаться отводить в сторону каких-то знакомых.
Михаил Соколов: Вообще невозможно было понять, кто чем командует. У Руцкого был свой штаб.
Андрей Бабицкий: У Руцкого там пулемет, у Ельцина какая-то безумная охрана. К его кабинету не подойдешь на два этажа. Не то, чтобы даже порядка не было, а просто вдруг появились очень советские и не то, чтобы даже чрезмерные, а абсолютно ничем не оправданные заслоны. Все разошлись по каким-то своим углам. Это один момент, крайне неприятный. У меня было ощущение, что я имею дело с каким-нибудь райкомом комсомола, где все вдруг посчитали, что им доверена судьба родины. Это одна сторона.
Вторая сторона. Я вдруг понял, что эти люди, которые давали пресс-конференцию, члены ГКЧП, не способны на насилие. Горбачевская эпоха, которая некоторое время длилась, кастрировала советский тип правителя, который мог, даже может быть, в брежневские времена, а в добрежневские точно, нажать на кнопку, и по этому сигналу выезжала какая-нибудь группа и разносила в Новочеркасске целый город. Здесь уже этой готовности не было в принципе. А то, что эта готовность утрачена, можно было понять еще по вильнюсским событиям, когда Горбачев на заседании Совета национальностей, вдруг заявил, что он никакого приказа не отдавал, хотя было понятно, что штурм вильнюсской телебашни это его ответственность. И все. У меня и до этого были подозрения, что ничего серьезного не будет, что и "Лебединое озеро" - это какие-то опадающие листья давно минувшей эпохи. Это какой-то внешний флер из бабушкиного сундука достали, какой-то антураж, но за этим нет никакой политической воли, никакой реальной силы. Трясущиеся руки Янаева мы все помним. Это символ проигрыша, символ поражения гкчпистов. Но и после этого я просто относился ко всему, что происходило, как к веселому иногда, иногда не очень, когда нам просто реально было тяжело работать, бардаку. Наблюдал со стороны и даже отчасти пытался как-то так его описывать, уж не сильно перебирая, потому что за пределами Белого дома целая страна затаила дыхание, переживая за судьбы демократии. Ну, уж ерничать и издеваться нельзя было, но тем не менее, мне кажется, мы с Мишей в какой-то такой тональности, да и не только с Мишей, обсуждали суть происходящего именно в этом административном здании.
Михаил Соколов: Я бы еще заметил одну деталь. У меня все-таки было ощущение, что в этот момент за Ельциным есть какая-то сила, кроме тех людей, которые стоят вокруг Белого дома, которые находятся в этом здании депутатов и т. д. Все-таки это как бы такая внешняя часть. Ощущение какого-то заговора меня не оставляло с того момента, когда я съездил с Ельциным в Тульскую воздушно-десантную дивизию, где его очень тепло принимали. Это было буквально за полтора месяца до событий. И там я как раз впервые видел еще не так знаменитого Александра Лебедя – гигантскую эту фигуру, гориллообразную страшную, которая как-то так нависала над всеми, а рядом стоял плюгавенький Грачев и радостно прогибался перед Борисом Ельциным. Но было понятно, что между ними какой-то есть контакт. И вот когда я увидел Лебедя снова в Белом доме, я понял, что из этого контакта что-то должно родиться. И оно действительно родилось, как мы видели потом.
Владимир Тольц: Фрагмент программы "В стране и мире", которую в этот момент (это полдень) ведет Савик Шустер.
Савик Шустер: Что скажут рабочие, что скажут шахтеры. Их слова ждут все. Оно может оказаться решающим. Постоянный участник программы "В стране и мире" Карэн Агамиров в самого утра связывался с активистами забастовочного движения в шахтерских районах страны. Вот его репортаж.
Карэн Агамиров: Кузбасс, председатель областного совета рабочих комитетов Вячеслав Голиков сказал мне о реакции рабочих.
Вячеслав Голиков: Предварительная реакция, конечно, есть – это самый настоящий переворот государственный. Однозначно, что это государственный переворот, антиконституционный, антинародный, как хотите его называйте. Реакция на это может быть одна – эти люди должны уйти немедленно и передать всю полноту власти законным органам.
Карэн Агамиров: Поддержку у рабочего движения переворот не найдет?
Вячеслав Голиков: Нет, конечно.
Карэн Агамиров: В 6 часов вечера по местному времени, сообщил Вячеслав Голиков, в Кемерово состоится заседание совета рабочих комитетов, на котором будет принято обращение в связи с введением чрезвычайного положения.
Донецкий рабочий комитет также сегодня собирается на экстренное заседание. Член комитета Виктор Шумяцкий.
Виктор Шумяцкий: Настроение… Переворот есть переворот, что тут непонятного.
Карэн Агамиров: "Поддержки не выражаем. Мы против этого". На улицах, передают мне активисты рабочего движения, пока спокойно. Вот, правда, в Новокузнецке.
Геннадий Коротко: По городах ходят милицейские УАЗики. В УАЗиках сидят молодые ребята в кепочках. Но, судя по всему, это форма ОМОНа. Милиции в городе не видно. Так чтобы, была какая-то патрульно-постовая и т. д. пока что не работает.
Карэн Агамиров: Рассказал Геннадий Коротко из независимого информационного агентства КВ-пресс.
А вот новость, переданная помощником народного депутата СССР Оболенского Виктором Насоновым.
Виктор Насонов: По сообщению из рязанского гарнизона, сегодня утром в 5:30 были подняты войска гарнизона. Они движутся в направлении Москвы.
Владимир Тольц: Успокаивающе, обнадеживающе звучали тогда, 19 августа 1991 года, сообщения, приходившие из Прибалтики.
Савик Шустер: Литва, пережившая в январе попытку военного переворота, с естественной тревогой наблюдает за происходящим в стране. Председатель Верховного Совета Литвы Витаутас Ландсбергис в интервью для американской телекомпании CNN, которая транслировалась в первых часах утра, сказал, что он надеется на народ страны, всей страны. Надеется, что народ выйдет на всеобщую забастовку. В Вильнюсе, кажется, более спокойно. Репортаж Альгимантаса Жукаса.
Альгимантас Жукас: Первое сообщение о том, что происходит в Советском Союзе, ваш корреспондент получил практически еще до 7 часов, когда ему позвонил один из депутатов Верховного Совета и сказал, что Горбачев больше не является президентом Советского Союза и к власти, очевидно, пришли военные. Разумеется, 120 минут и все остальное, что могли видеть на всей территории Советского Союза, производило впечатление весьма печальное. И в Литве то же самое. Все звонки, которые сейчас идут с одним вопросом. Я уже говорил с Калининградом, с Латвией, с Москвой, сейчас звонил в Ленинград. Везде первый вопрос – как у вас?
В Литве практически спокойно. Когда я к 8 часам ехал на работу, я увидел нескольких военных. Один стоял и ждал такси. Другой шел с портфелем. Третий то же спокойно завернул в комендатуру. Никаких признаков какой-то военной силы мы еще не обнаружили. В 9 часов по литовскому радио выступил Ландсбергис, который констатировал, что события, происходящие в Советском Союзе, разумеется, коснутся и Литвы, призывал соблюдать спокойствие. Он сказал, что возможно будут приняты какие-то меры против радиостанции под Каунасом, которая работала упорно и в дни января. И на этом его короткое выступление закончилось.
Примерно через час литовское радио, работающее из парламентской студии, подтвердило, что радиостанция захвачена, и передачи на волне 451 метр будут прекращены. Могут выйти другие станции в эфир. Я пытаюсь поймать радиостанцию "Советская Литва", пока вроде бы канал держится, но в эфир не выходит. Поэтому трансляция идет только из студии в парламенте.
В парламент созываются все члены президиума, члены парламента и члены временного руководства обороны. Когда состоится заседание – неизвестно. В своих более поздних выступлениях по радио Витаутас Ландсбергис, а после уже просто диктор, повторял обращение к людям идти к парламенту. В городе пока, во всяком случае, тихо.
Из Калининграда мне только что позвонил редактор одной из газет и сообщил, что в Калининграде тоже все несколько удивлены. Почти все понимают, что в некоторые регионы, в которых будет введено чрезвычайное положение, попадет и Прибалтика, но пока ничего у нас нет. Танков мы не видим. Мы не знаем в редакции газеты о том, чтобы военные начали применять какие-то санкции. На это время, 10:48, у нас в Вильнюсе пока не особо чувствуется, что в стране совершился практически переворот. Какой он – бескровный, с кровью? – неизвестно. Но очень бы хотелось, чтобы не было ни гражданской войны, ни каких-то других кровавых стычек.
Владимир Тольц: К полудню 19 августа стали поступать к нам и первые сообщения о реакции на московские события на Западе.
Савик Шустер: В своем обращении к гражданам России Борис Ельцин заявил: "Мы считали и считаем, что силовые методы неприемлемы. Они дискредитируют СССР перед всем миром, подрывают наш престиж в мировом сообществе, возвращают нас к эпохи "холодной войны" и к изоляции Советского Союза от мирового сообщества". И вот первые отклики от мирового сообщества. Лондон, Виталий Абрамкин.
Виталий Абрамкин: Британские СМИ расценивают события в Советском Союзе как неожиданный и крайне опасный поворот в политике. От первоначальной растерянности тон комментариев перешел в тональность крайнего опасения, драматического исхода смещения президента Горбачева. Как сообщил представитель британского премьер-министра, сегодня на 15 часов по лондонскому времени назначено экстренное заседание кабинета министров, на котором будет рассматриваться, как выразился официальный представитель Даунинг-стрит, "кризисное положение в СССР". До этого по тому же сообщению состоятся телефонные консультации премьер-министра Мейджера с президентом Бушем и канцлером Германии Колем. Было высказано также предположение о возможности экстренного созыва британского парламента. Все зависит от дальнейшего развития хода событий.
Телевизионная программа новостей компании ВВС, тем временем, показала интервью с представителем советского посольства в Лондоне Александром Голицыным, заявившем, что он был шокирован сообщениями из Москвы. По его мнению, не было никакой необходимости замещать Михаила Горбачева на президентском посту. Далее Александр Голицын в своем интервью согласился с оценкой происходящего в Москве как военного переворота. Однако он отказался от прогнозирования дальнейшего хода развития событий, сказав, что сейчас возможно лишь ожидание поступлений новых сообщений. Пока же мы видим, закончил свое интервью Александр Голицын, практически точное повторение событий 1964 года, когда был смещен первый реформатор тоталитаризма Никита Хрущев.
Ведущий политический обозреватель ВВС Брайан Хамерхан обратил внимание на факт подготовленности переворота. Переданное советскими СМИ обращение Геннадия Янаева датировано 18 августа. Кроме того, войска в Москве появились не до трансляции этого обращения, а после него, что практически не оставило Западу пространства для маневра. Сам текст обращения исполняющего обязанности президента СССР Геннадия Янаева расценивается в Великобритании как явный поворот вправо.
Комментатор телекомпании ITV заметил – в обращении много места уделяется декларациям необходимости возврата к традиционным социалистическим ценностям, повышению уровня жизни населению страны, решению продовольственной проблемы и борьбе с преступностью. Однако, заметил комментатор телекомпании, все эти декларации, скорее всего, так и останутся декларациями. У нового руководства едва ли имеются инструменты их реализации. По сему они должны рассматриваться лишь как некое обращение к мировому сообществу, направленное на создание впечатления последовательности продолжения политики реформ. На то же указывает и то место в обращении, в котором говорится о сохранении многоукладности советской экономики и поощрение частного предпринимательства.
Что касается призыва президента РФ Бориса Ельцина – ответить на переворот всеобщей забастовкой и оказанием международного давления на вновь созданный Комитет по чрезвычайному положению, то здесь реакция британских СМИ несколько разделилась. ВВС и независимая телекомпания ITV ограничились лишь сообщением о призыве Бориса Ельцина. В то же время радиокомпания IRN высказалась в том смысле, что безусловно советский народ едва ли безропотно отнесется к смене руководства и крутому повороту вправо. Посему, заканчивается комментарий радиостанции IRN, вероятность начала гражданской войны или вооруженного сопротивления новому режиму, особенно в союзных республиках, крайне возросла. И этому предположению уже есть первое подтверждение. Во всяком случае, в своем интервью телекомпании ВВС Витаутас Ландсбергис заявил о решимости его правительства продолжать борьбу за государственную независимость и суверенитет Литовской республики.
Савик Шустер: У нас на линии в прямом эфире Вашингтон, корреспондент Радио Свобода Владимир Наумов.
Владимир, естественный вопрос – реакция Белого дома.
Владимир Наумов: Сообщения о том, что президент Горбачев отстранен от власти, достигли США вчера поздно вечером. И президент США Буш, который сейчас находится на отдыхе в своей резиденции в штате Мэн, был уведомлен о происшедшем в полночь. После этого Белый дом выпустил короткое официальное заявление, в котором говорилось, что в правительстве США известно о происшедшем, что оно продолжает пытаться выяснить подробности. Сейчас в Вашингтоне только 7 часов утра, и надо думать, что позднее сегодня США выступят с официальной реакцией.
Дело осложняется тем, что сейчас в Вашингтоне пора отпусков. В городе нет ни президента Буша, ни государственного секретаря США Бейкера, ни министра обороны Чейни. Отсутствуют также все американские конгрессмены.
Американские обозреватели отмечают, что дело осложняется еще и тем, что посол США в Москве Мэтлок уже отбыл из Москвы, а новый посол Страус еще туда не прибыл. Так что, говорить о каких-то подробностях из Москвы пока еще рано. Я думаю, что более подробно мы об этом узнаем чуть позднее сегодня.
Владимир Тольц: Это был репортаж 20-летней давности моего вашингтонского коллеги Владимир Дубинского, выступавшего тогда под псевдонимом Владимир Наумов.
К полудню 19, писателю нужно время для отработки слога, яркими и, как всегда почти у них, "прорабов перестройки", не сбывающимися пророчествами откликнулся на путч и мой друг Анатолий Стреляный, которому дозвонилась Фатима Салказанова.
Анатолий Стреляный: Ну, что можно сказать… Это тот самый военно-коммунистический переворот и начало гражданской войны, о чем мы говорили все эти годы, чего ожидали, и чего в глубине души всякий надеялся, что не будет, надеялись избежать.
О военно-коммунистическом перевороте говорит уже состав самой хунты. Янаев, профессиональный кэгэбэшник с младых ногтей, председатель Комитета молодежных организаций. В свое время помню, как мы удивлялись, почему Горбачев сделал его вице-президентом, и так настаивал на этом. Я помню, как мы удивлялись, что Горбачев его приближает к себе - еще до этого надежный, исполнительный, не очень далекий человек, матершинник. В восточноевропейских странах бывшие комсомольцы стали сразу воспоминать, как только он стал вице-президентом, что он был матершинник, любил похабные анекдоты. Это все, что могли о нем сказать. Я еще мог добавил, что это человек исполнительный.
Крючков – само собой. Пуго тоже комментариев не требует. Стародубцев. Вот появление этой фигуры в хунте, в качестве руководителя Крестьянского союза в хунте, сразу мне сказало, что это военно-коммунистический переворот. Я со Стародубцевым встречался, дай Бог памяти, года полтора назад. Это замечательный человек. Это прекрасный организатор. Но он безумно верит в колхоз, совхоз, в общественные хозяйства. Этот способнейших организатор колхозного производства не может вместить в себя мысль, что таких как он невозможно набрать на все колхозы. Поэтому они обречены. Это человек, который в последнее время, закусив удела, свирепо боролся против капитализации народного хозяйства, против развития частного сельского хозяйства. Это человек, который совсем недавно открыто на своем Крестьянском союзе потребовал чрезвычайного положения. И его не поддержали там даже самые оголтелые его сторонники. Его высмеяла "Комсомольская правда", уделив этому всего несколько строк, как какому-то чудаку, как курьезу. И вот появление этого человека в качестве представителя этой величайшей председательской колхозной силы, его будут, естественно, представлять как человека, представляющего советское крестьянство.
А рядом этот самый Девяков от промышленности, от Промышленного союза указывает на то, что пропаганда началась. Коммунисты, большевики всегда были гениальные пропагандисты. Они такими оставались и в последние годы, но их уже никто не слушал. Вот в составе этой хунты, в персональном составе, уже видна эта продуманность, вот эта хитрость большевистская. Вот, мы показываем, что мы не хунта, у нас представитель советского крестьянства, колхозного крестьянства, у нас представитель рабочего класса, промышленности, командиров промышленности - этих тружеников, этих директоров заводов, замученных горбачевским беспорядком. Все это указывает на большую подготовку, и на то, что эти люди пойдут до конца.
Я хотел сказать – это типичный военно-коммунистический переворот, как будто их у нас было много, этих переворотов. Это второй военно-коммунистический переворот после 1917 года. Предсказывать, чем он кончится, так же трудно, как и трудно было многим предсказывать, чем кончится первый военно-коммунистический переворот 1917 года. Тогда многие думали, что это не надолго. И только некоторые, наиболее прозорливые и спокойные знали, что это очень надолго. Этот военно-коммунистический переворот и это гражданская война. Гражданская война, я думаю, продлится недолго, и не будет очень кровавой. Потому что силы неравны, и хунта полна такой решимости. Она так ожесточена, так обижена, так затюкана была эти годы, так ждала своего часа, что она не остановится на полпути. Она бросит все силы для того, чтобы очень быстро подавить не только то сопротивление, которое, безусловно, в эти минуты уже начинается, но и саму мысль о сопротивлении у приверженцев демократии, у народа, у лучших его людей. Дай Бог, чтобы хотя бы вот это мое предсказание сбылось, хотя бы этот ужас продлился недолго, чтобы быстро все кончилось.
И опять судьба империи сыграла свою роль. Все это случилось в тот момент, когда судьба империи действительно повисла на волоске. Я как-то писал, что опасность не в том, что империя распадается, опасность в том, что народ может кинуться ее собирать. Так вот, конечно, не весь народ сейчас кинулся ее собирать вместе с этой хунтой, но значительная часть народа, конечно же, кинулась собирать империю. И идеи Жириновского… Я, кстати, удивляюсь, почему Жириновского нет в этой хунте. Мы шутили, когда слушали русского нациста Жириновского, который обещал ликвидировать республики и вернуть Финляндию.
Не знаю, сумеет ли хунта вернуть Финляндию и попытается ли вернуть Польшу, Восточную Германию и остальных, но то, что она может попытаться ликвидировать республики, это вполне реально. Так мы говорили между собой, во всяком случае, еще несколько недель. Если и на этот раз сорвется, если военно-коммунистический переворот удастся, то Советский Союз в том виде, в котором он существовал эти 70 лет, то есть в виде такой фальшивой федерации, в виде союза так называемых суверенных республик, уже не будет существовать. Это будет попытка вернуть Россию к тому состоянию, в котором она была до 1917 года. Я имею в виду состояние унитарного, открытого империалистического государства, попытаются вернуть Российскую империю, естественно, в красном оперении. Вот это не стоит исключать, по-моему.
Года два-три они будут все сваливать на Горбачева. И они во многом будут правы. Вот что мы должны с горечью сказать, сочувствуя Горбачеву. О Горбачеве я совсем недавно писал в связи с событиями в Прибалтике. Что этот человек, чтобы не оказаться под танком, предпочел сесть на броню. И даже заметка у меня так называлась "Человек на броне". И буквально два дня назад я писал о том, что Горбачев ведь у нас не один, несколько Горбачевых: один на танке, а другой старается не попасть под танк. Так вот, по всей видимости, он все-таки нашел в себе мужество пойти под танк, чтобы еще раз не оказаться на броне, не оказаться тем, кто будет давить гусеницами этого танка нас.
Фатима Салказанова: Анатолий Иванович, вот вы говорили о возможности гражданской войны. Но дело в том, что когда речь идет о гражданской войне, это предполагает наличие оружия у обеих конфликтующих сторон. А в данном случае все оружие, по-моему, сосредоточено в руках тех, кто вошел в госкомитет по чрезвычайному положению – в руках Крючкова (КГБ), Пуго (МВД) и Язов (МО). Так что, может быть, удастся избежать гражданской войны, вы не думаете?
Анатолий Стреляный: Это будет особая гражданская война, особая в том смысле, что у одной стороны в этой войне нет сил, нет оружия, нет организации и, по всей видимости, не появится. Демократическим силам, той части народа, которая за капитализм, этой части народа не дадут организоваться и не дадут развернуться настоящей классической гражданской войне. Но я все равно называю это гражданской войной, потому что в ней вооруженное до зубов коммунистическое государство, руководимое хунтой, будет давить безоружных, но сопротивляющихся людей. Я это называю гражданской войной, потому что по существу гражданская война и не кончалась с 1917 года. Это просто очередное обострение гражданской войны.
Владимир Тольц: Фатиме Салказановой удалось дозвониться тогда и Елене Боннэр.
Фатима Салказанова: Елена Георгиевна, можно ли считать то, что произошло сегодня в Советском Союзе этой ночью, военным или государственным переворотом?
Елена Боннэр: Государственным – несомненно.
Фатима Салказанова: Можно ли было ожидать того, что вот так неожиданно Михаил Горбачев будет смещен с поста президента СССР? Или для вас это не было неожиданностью?
Елена Боннэр: Я думаю, что можно. Его боязнь демократических сил привела к такому результату. Он постоянно колебался – с кем ему идти на союз. И это явилось причиной, что мы прозевали свою "бархатную" революцию.
Фатима Салказанова: То есть вы считаете, что определенная вина за происшедшее лежит на самом Горбачеве?
Елена Боннэр: Да, да, конечно, и на непонимании ситуации народом и демократической общественностью. Вообще, я думаю, что то, что произошло – это трагически экзамен на политическую зрелость российского и народов других республик, особенно российского. Поговорка – каждый народ достоин своего правительства – имеет под собой корни. Если в очередной раз Россию поймают на этой мякине, значит так оно и значит. И все-таки давайте надеяться на рабочий класс.
