Роберт Стуруа, знаменитый худрук знаменитого тбилисского театра имени Руставели, как он сообщил миру, свободен. "Меня сняли!" – сказал он, и в этом сюжете – вся захватывающая драматургия Грузии, причем отнюдь не только на тему Саакашвили, который, собственно, его и уволил. Как обыкновенного гаишника.
Роберт Стуруа – это история сразу двух интеллигенций, российской и грузинской, что совсем не одно и то же. В прежние времена, впрочем, об этой разнице задумываться не приходилось, в интеллигентской Москве очень любили все интеллигентское грузинское. Грузия для Москвы была театром Руставели, фильмом "Мимино" и немножко футболом, в котором тоже все дышало жизнерадостным фрондерством. Некоторые разночтения появятся позже, когда Сахаров назовет Грузию "малой империей" и грузинская интеллигенция, полагавшая свой тбилисский круг истинной Грузией, обидится, – и на Сахарова, и на интеллигенцию русскую, которая с Сахаровым согласится.
Роберт Стуруа снова объединил эти два образа. Он по-прежнему властитель дум, он обличает "бесчеловечную власть", которая рушит судьбы и традиции. Он снова так понятен российским друзьям, которые тоже за реформы, но без олигархов и нищих старушек, чтоб с былым советским уютом и дружбой народов, чтоб все было по-новому, но и тихий сон Веры Павловны не прерывался. Выдергивать людей из этой сказки – а выдергивать можно только за волосы, – верх цинизма, и с оппозиционных трибун в адрес Саакашвили льются проклятья. Роберт Стуруа называет Саакашвили "фашистом". На трибуне и на площади отнюдь не только оборванный люд из грузинской глубинки, - нет, здесь она, та самая грузинская интеллигенция, которая, время от времени не без содрогания прозревая, обнаруживает, чему рукоплещет, – но отступать уже некуда. Если Саакашвили за Запад и Америку – значит, надо быть против, значит, надо дружить с Россией, чтобы было как во времена гастролей в Москве и отпусков в Батуми.
И если Саакашвили "против" Грузии – значит, это правда, что он армянин. Давно ведь напоминали: у грузин – Исак, Саак – это у армян. И тут бессмысленно интересоваться, куда в таком случае девать Великого Моурави – Георгия Саакадзе. Спор за принадлежность армянских церквей – один из самых принципиальных грузинских вопросов. Армянского католикоса Гарегина II, приехавшего в Грузию, патриотическая грузинская общественность встречала так, будто приехал личный секретарь Путина. После этого визита Саакашвили подписывает закон, уравнивающий в правах все религии. Даже поклонники нынешнего президента ошеломленно притихли – такое оказалось слишком либеральным даже для них.
Конечно, резюмировал режиссер Стуруа вслед за грузинским обывателем, они – армяне, что им Грузия?
Саакашвили действительно безразлична традиция. Он - человек власти, и это отношение к жизни предполагает два пути реализации: власть ради власти – как в России, и власть во имя строчки в будущих энциклопедиях. Саакашвили ради того, чтоб ее заслужить, готов на многое. В истории он должен быть один, как статуя Свободы. И, говорят, всю историю с уравниванием религий он затеял для того, чтобы рядом с ним не возвышался грузинский католикос Илия II.
Предшественник Саакашвили Шеварднадзе пытался найти себе место в тени славы тех, кто считался "грузинским брендом", он помогал знаменитым в советской интеллигентской среде Нодару Думбадзе или Тенгизу Абуладзе. Саакашвили вершины не замечает. Или - как сейчас - увольняет.
Вся Грузия теперь стройплощадка, и для Стуруа Саакашвили - даже не Лопахин, он "фашист".
Впрочем, и Стуруа для Саккашвили, понятно, не Чехов. Стуруа для Саакашвили примерно то же самое, что продажная профессура, которую надо вытравливать реформой образования, – и реформа, кстати, считается довольно удачной; как прогнившая милиция и бабушка в подземном переходе, торгующая зеленью без кассового аппарата.
А Тбилиси все еще город грузинской интеллигенции. Интеллигенция по понятным эстетическим соображениям была не в восторге еще 8 лет назад, когда толпа восторженно скандировала "Миша!". Но Саакашвили шагал по успехам, и будь у него больше интереса к тем западным ценностям, адептом которых он себя объявил, он бы легко догадался: у него есть как минимум один президентский срок, чтобы все, что он хочет, сделать в белых перчатках.
Но ошибки, которые никто не заставлял совершать, сделали оппозицией в той или иной степени всю страну. У каждого своя обида, у одних – вишневый сад, у других – трудная судьба православия, у третьих – отнятые синекуры. Но драйв Саакашвили все еще захватывает. На тех, кто выходит на площадь, больно смотреть, а среди них, между прочим, Роберт Стуруа, которого в Грузии, оказывается, уволить ничуть не труднее, чем обыкновенного гаишника. Гордиться принято инвестиционной привлекательностью, которая, действительно, достойна, как и многое другое, зависти, а на ней увольнение Стуруа не сказывается.
И если кто-то резонно сочтет, что настоящим искусством для нынешней власти является вовсе не "Гамлет", а фильм "Пять дней в августе", – что ж, они имеют право на мнение. К тому же, как выясняется, театральный гений – тоже человек. А иногда, причем, увы, довольно часто, обыватель.
Роберт Стуруа – это история сразу двух интеллигенций, российской и грузинской, что совсем не одно и то же. В прежние времена, впрочем, об этой разнице задумываться не приходилось, в интеллигентской Москве очень любили все интеллигентское грузинское. Грузия для Москвы была театром Руставели, фильмом "Мимино" и немножко футболом, в котором тоже все дышало жизнерадостным фрондерством. Некоторые разночтения появятся позже, когда Сахаров назовет Грузию "малой империей" и грузинская интеллигенция, полагавшая свой тбилисский круг истинной Грузией, обидится, – и на Сахарова, и на интеллигенцию русскую, которая с Сахаровым согласится.
Роберт Стуруа снова объединил эти два образа. Он по-прежнему властитель дум, он обличает "бесчеловечную власть", которая рушит судьбы и традиции. Он снова так понятен российским друзьям, которые тоже за реформы, но без олигархов и нищих старушек, чтоб с былым советским уютом и дружбой народов, чтоб все было по-новому, но и тихий сон Веры Павловны не прерывался. Выдергивать людей из этой сказки – а выдергивать можно только за волосы, – верх цинизма, и с оппозиционных трибун в адрес Саакашвили льются проклятья. Роберт Стуруа называет Саакашвили "фашистом". На трибуне и на площади отнюдь не только оборванный люд из грузинской глубинки, - нет, здесь она, та самая грузинская интеллигенция, которая, время от времени не без содрогания прозревая, обнаруживает, чему рукоплещет, – но отступать уже некуда. Если Саакашвили за Запад и Америку – значит, надо быть против, значит, надо дружить с Россией, чтобы было как во времена гастролей в Москве и отпусков в Батуми.
И если Саакашвили "против" Грузии – значит, это правда, что он армянин. Давно ведь напоминали: у грузин – Исак, Саак – это у армян. И тут бессмысленно интересоваться, куда в таком случае девать Великого Моурави – Георгия Саакадзе. Спор за принадлежность армянских церквей – один из самых принципиальных грузинских вопросов. Армянского католикоса Гарегина II, приехавшего в Грузию, патриотическая грузинская общественность встречала так, будто приехал личный секретарь Путина. После этого визита Саакашвили подписывает закон, уравнивающий в правах все религии. Даже поклонники нынешнего президента ошеломленно притихли – такое оказалось слишком либеральным даже для них.
Конечно, резюмировал режиссер Стуруа вслед за грузинским обывателем, они – армяне, что им Грузия?
Саакашвили действительно безразлична традиция. Он - человек власти, и это отношение к жизни предполагает два пути реализации: власть ради власти – как в России, и власть во имя строчки в будущих энциклопедиях. Саакашвили ради того, чтоб ее заслужить, готов на многое. В истории он должен быть один, как статуя Свободы. И, говорят, всю историю с уравниванием религий он затеял для того, чтобы рядом с ним не возвышался грузинский католикос Илия II.
Предшественник Саакашвили Шеварднадзе пытался найти себе место в тени славы тех, кто считался "грузинским брендом", он помогал знаменитым в советской интеллигентской среде Нодару Думбадзе или Тенгизу Абуладзе. Саакашвили вершины не замечает. Или - как сейчас - увольняет.
Вся Грузия теперь стройплощадка, и для Стуруа Саакашвили - даже не Лопахин, он "фашист".
Впрочем, и Стуруа для Саккашвили, понятно, не Чехов. Стуруа для Саакашвили примерно то же самое, что продажная профессура, которую надо вытравливать реформой образования, – и реформа, кстати, считается довольно удачной; как прогнившая милиция и бабушка в подземном переходе, торгующая зеленью без кассового аппарата.
А Тбилиси все еще город грузинской интеллигенции. Интеллигенция по понятным эстетическим соображениям была не в восторге еще 8 лет назад, когда толпа восторженно скандировала "Миша!". Но Саакашвили шагал по успехам, и будь у него больше интереса к тем западным ценностям, адептом которых он себя объявил, он бы легко догадался: у него есть как минимум один президентский срок, чтобы все, что он хочет, сделать в белых перчатках.
Но ошибки, которые никто не заставлял совершать, сделали оппозицией в той или иной степени всю страну. У каждого своя обида, у одних – вишневый сад, у других – трудная судьба православия, у третьих – отнятые синекуры. Но драйв Саакашвили все еще захватывает. На тех, кто выходит на площадь, больно смотреть, а среди них, между прочим, Роберт Стуруа, которого в Грузии, оказывается, уволить ничуть не труднее, чем обыкновенного гаишника. Гордиться принято инвестиционной привлекательностью, которая, действительно, достойна, как и многое другое, зависти, а на ней увольнение Стуруа не сказывается.
И если кто-то резонно сочтет, что настоящим искусством для нынешней власти является вовсе не "Гамлет", а фильм "Пять дней в августе", – что ж, они имеют право на мнение. К тому же, как выясняется, театральный гений – тоже человек. А иногда, причем, увы, довольно часто, обыватель.
