Анна Качкаева: Телевизионная эпопея "Раскол" вполне можно считать телевизионным событием предвыборной осени: и название символические, в исторический контекст погружает, противостояние традиций и реформ, светской и церковной власти, объединение славянских народов, сближение с Европой, отторжение от ее, вечные российские темы. А картинка такая, что когда переключаешься с других каналов, то сначала как-то спотыкаешься от другого темпа, этой без суеты и, как говорила моя бабушка, слово, которое сейчас уже не употребляют, начинается "блазнится", в смысле соблазняет и вызывает удовольствие. Чуть приглушенные краски старых икон, фресок Дионисия из Ферапонтова монастыря, потом они продолжаются цветами неброских российских полей, цветущих и заснеженных дорог, белокаменных монастырей, Соловков, воды, кокошников, сафьяновых сапожек, вышитых узорных платков и душегреек. И на этом фоне многонаселенный эпос русской жизни за сорок лет, страстный и непримиримый. Первые десять серий показали на канале "Культура", а на этой неделе еще десять и уже первая дискуссия была, в общем, порадовавшая лично меня своей благостностью между представителями церкви, никонианами и старообрядцами. Ну, к ней мы еще вернемся, а я поздравляю режиссера Николая Досталя с премьерой. Здравствуйте.
Николай Досталь: Добрый день. Спасибо.
Анна Качкаева: Вы знаете, что мои коллеги, поскольку я смотрела раньше сериал, как и некоторые из моих коллег, кто о телевидении пишет, разделились. Некоторые говорят, что "Расколу" место на "Культуре" - и это нормально, а другие, что "Раскол" загнали в культурную резервацию, сослали. Вы как считаете?
Николай Досталь: Я, во-первых, хочу сказать два слова по поводу вашего вступления. Вы сейчас такую сказали рецензию, это такой елей автору на душу.
Анна Качкаева: Я старалась. Это правда.
Николай Досталь: Спасибо за все ваши слова. Просто уже тут не убавить, не прибавить, мне уже тут и говорить вроде не о чем.
Анна Качкаева: Нет-нет-нет, это правда, это картинно, есть еще, о чем говорить.
Николай Досталь: Хорошо. У меня двоякое отношение к этому событию, что его показывают по "Культуре". С одной стороны, конечно, нет шанса увидеть этот фильм всей России. Шанс такой был бы, конечно, если бы она шла по "России-1". Вообще, я делаю картину, не только я, все авторы хотели бы, чтобы максимальное количество зрителей ее увидели. И такой шанс был. Я не говорю, что это было в обязательном порядке, нет, это не принудительное дело, но шанс был. Он ушел. Канал "Культура", конечно, не покрывает столько России, сколько "Россия-1". Даже, например, в городе Кириллове, где я снимал, и там люди ждали, я им говорил, смотрите, ждите, осенью, зимой будет по "России-1", и вдруг я позвонил туда и узнаю, канал "Культура" не принимает там, а это все-то 600 километров от Москвы, 100 километров от Вологды. Ну что же такое? Принимают только тарелки, но тарелки далеко не у всех, люди там небогатые, у них нет тарелок. Вот это обидно, серьезно. И тут уж надо было "России-1"... Они же мотивируют тем, что такая сложная картина, непростая, как всегда, зрителя занижают, принижают его возможности, его умственные способности уже априори вместо того, чтобы поработать с картиной, как следует подготовить, правильно ее позиционировать, грамотно отрекламировать...
Анна Качкаева: Сегодня продюсер, моя коллега, с утра, узнав, что вы придете, рассказывала, что посадила рядом десятилетнюю внучку, и девочка втянулась и с удовольствием смотрит.
Николай Досталь: Может быть, для этого возраста это, наверное, рановато.
Анна Качкаева: А почему? Кто сказал? В том-то и дело, что никто не сказал, что дети, которые лишены на самом деле просто картинных, костюмированных, нарядных, вот таких, совершенно необычных зрелищ, не могут это смотреть. Мы же не знаем до конца. Вопрос работы
Николай Досталь: В общем, мне кажется, как очень точно сказал мой брат, он же продюсер Владимир Досталь, он хорошо сказал: "Отсутствие чувства профессионального долга у руководства канала "Россия-1 не позволило им показать у себя".
Анна Качкаева: Я думаю, что еще и время.
Николай Досталь: Время - да, конечно. Это уже политика, наверное, да, не ко времени, может быть события можно чуть-чуть пригасить. А как пригасить? Отдать каналу "Культура". Но, с другой стороны, у меня есть, конечно, и радость, это как у всех авторов, что картина идет без рекламы.
Анна Качкаева: Это правда.
Николай Досталь: Вот здесь я рад и, бесспорно, это тот плюс, который может быть, знаете, как говорится, нет худа без добра, вот что можно сказать.
Анна Качкаева: В российской истории, не мне вам говорить, вы почти пять лет работали над картиной и много чего читали, как и ваш сценарист, автор сценария Михаил Кураев... Кстати, я знаю, что он человек, в отличие от вас, неверующий, он вообще как, не воцерковился в результате?
Николай Досталь: Да, действительно, он не скрывает, что он не крещеный, атеист, но для работы это может быть даже был плюс. Потому что он не был как бы на чьей-то стороне, более объективно смотрел. Но когда уже картину он посмотрел, проникся всем и в период съемок, во время работы, я его спрашиваю, Михаил Николаевич, может быть, вы уже пришли к вере, может быть, уже готовы креститься? Он меня спрашивает: "Николай, а в какой церкви?" Тут я говорю, это вам думать, вам решать.
Анна Качкаева: Кстати, в какой церкви. Потому что это, конечно, концептуальная вещь, а где правда, на чьей стороне, как говорил Аввакум.
Николай Досталь: Чья правда - правда.
Анна Качкаева: Чья правда - правда, да. Смотрите, в российской истории есть несколько вечных сюжетов и вечных формул, сформулированных классиками и, в общем, многими режиссерами: власть от Бога, народ безмолвствует. Обустройство России дело доходное, говорит вас же герой боярин Морозов.
Николай Досталь: Это говорит Стрешнев.
Анна Качкаева: Стрешнев, да.
Николай Досталь: Спасение Руси всегда было делом доходным.
Анна Качкаева: Да. Если бунт, то бессмысленный и беспощадный. Вот "Раскол", как характеристика российской истории, нравов и жизни, из этого же ряда?
Николай Досталь: Это вопрос очень непростой. Непростой. Не знаю. Судя по последствиям и по тому, что это слово стало таким уже обиходным, раскол, то, наверное, из этого ряда. Наверное, не знаю. Может быть. Может быть, даже из этого ряда. Может быть это присуще нам, когда мы должны принять только какую-то одну сторону, должны быть на одной стороне. Мы не можем принять мнение оппонентов или как-то учесть его. Мы не слышим. Мы или, или, кто не с нами, тот против нас.
Анна Качкаева: Сейчас много же про историю. Вам не кажется, что, начиная от Грозного, потом XVII век, Петр, советская власть, всегда через коленку, через дыбу, через костер, через лагерь и это какое-то органическое свойство и власти, и страны?
Николай Досталь: Не знаю. Я могу процитировать опять же Михаила Николаевича Кураева, который очень точно сказал, когда уже посмотрел картину, вот он говорит: "Николай, знаете, о чем мы сняли картину?" Я говорю: "Хорошо бы услышать из ваших уст". Он говорит: "Мы сняли картину об ответственности, а вернее о безответственности власти, любой - мирской, церковной - за последствия принимаемых ею решений. Власть, которая призывает своих подданных потайно (это термин 17-го века) молиться дома по совести, а на людях, как велят начальники, калечит души людей во все времена". Вот, хотя это немножко пафосно, но это очень точно. Это точная формулировка, о чем картина, вот так можно сформулировать, я бы подписался.
Анна Качкаева: Тогда я продолжу ряд ваш, про потайно, про то двоемыслие, которое тоже в картине обозначено. В фильме есть несколько совершенно конкретных детализированных сцен, которые буквально отсылают к сегодняшним временам. Например, царь выясняет, как устроена передача царских указов, и узнает, что бумага проходит через пять инстанций, дьяков, подрящих, еще Бог знает кого, и, вздохнув, просит отправить этот свой документ просто через своего друга, тупо.
Николай Досталь: Через одного преданного человека.
Анна Качкаева: Да. Институции не работали тогда и сейчас бесконечно, как политологи не сядут, так и не работают. Или, например, разбрасывание табличек с поношениями Никона и царя с колокольни Ивана Великого на площади. Эта сцена на этой неделе как раз, наверное, будет, в финале уже. То есть такие тогдашние несогласные, в общем, не соглашаются и занимаются тем, чем занимаются нынешние леваки, анархисты или несогласные. Насколько эти детали тогдашней русской жизни достоверны и сколько в них такого художественного привлечения или приближения? Они действительно, детали, таковы?
Николай Досталь: Ведь Михаил Николаевич писал и мне присылал. Я читал, вносил поправки. Когда я читал сценарий, я говорил, "Михаил Николаевич, вы что, это все так приписали, приблизили к нашему 21-му". Он говорит: "Николай, нет, поверьте мне". И он доставал мне хроники, доставал какие-то исторические справки и сноски, что это действительно было так. Мы не делали такую картину, ага, давайте прямо про сегодня, про 21-й век, но так получилось, что почти 350 лет назад были раскиданы те грабли, на которые мы наступает каждые сто лет и в 21-м веке тоже, не только в 20-м. Нет, это действительно так было, тут нет нашей такой потасовки. Честное слово, тут мы чисты и нет такой что ли конъюнктуры, давайте-ка осовременим. Нет, такого нет, так получилось, что она такая история.
Анна Качкаева: В летописях, в воспоминаниях и в деталях.
Николай Досталь: Абсолютно, да. Мы в конце, в двадцатой серии, я не могу запомнить все фамилии, мы указываем фамилии всех авторов, которых мы привлекли. Всех.
Анна Качкаева: Да, от Ключевского до очень разных, разных, разных, не очень известных историков.
Николай Досталь: Абсолютно. Вот мы это указываем в двадцатой серии, в конце, в том числе Владислава Бахревского, это автор беллетристических четырех книг "Аввакум", "Никон", "Страстотерпцы" и "Алексей Михайлович", это беллетристика, откуда мы взяли вымышленных героев Саву, Янафу, Малаха, мы его тоже использовали, но там в основном использовали беллетристику.
Анна Качкаева: Я думаю, что вам периодически задаю этот вопрос не только с этой картиной, потому что, в общем, режиссер всегда снимает немножко про себя и немножко все равно про время, в котором он живет, и про то, что важно чувствовать или про то, что чувствуют люди. Как вам кажется, все-таки, помимо ответственности, это понятно, или безответственности власти, главный урок этой картины, этих героев, он есть для вас?
Николай Досталь: Я не могу сказать, что я снимаю все-таки про себя. Другое дело, что, может быть, меня всегда волнуют темы из нашей истории более трагические, темы истории нашего государства. Это был "Штрафбат" о войне, "Завещание Ленина", вот сейчас "Раскол". Мне кажется, что "Раскол", несмотря на свое название, хотелось бы, чтобы он послужил объединением людей в осмыслении своего прошлого. Хорошо сказал Николай Рерих, камни прошлого - это ступени в будущее. Лучше не скажешь, мысль очень ясна и понятна. Поэтому для нас, для авторов, это главное, чтобы эти камни прошлого оказались ступенями в будущее, чтобы мы могли осмыслить, осознать, что же мы творили прошлые века, мы, россияне, я даже не говорю, русские, именно россияне, что творили. А творили ох как много нехорошего, неправедного, просто греховного, просто бесовщина была, бесовщина, каждый век был наполнен бесовщиной. Может быть, XX век был как бы уже концентрацией всего, что могло быть, что было до этого. Хорошо говорил на обсуждении, по-моему, отец Леонтий...
Анна Качкаева: Да, после первых десяти серий, я просто скажу, что была дискуссия, были старообрядцы, был Тихон Шевкунов от традиционной, РПЦ и был...
Николай Досталь: От Российской Православной Старообрядческой церкви был отец Леонтий.
Анна Качкаева: Да. Был ученый-богослов Святозарский из Духовной академии и Михаил Кураев, автор сценария.
Николай Досталь: Так вот отец Леонтий очень хорошо сказал. Чем отличается все-таки наш 20-й... Все-таки в 17-м веке те, кто творили зло, они были все равно верующие люди, все были верующие, все. В отличие от 20 века, когда те, кто творили жуткие вещи, они были сплошь отторгнуты, для них Бога не было. Не было.
Анна Качкаева: А какая же тогда разница? Это как в "Фаусте", "нет правды на земле, но нет ее и выше".
Николай Досталь: Вот тогда, можно сказать, у каждого была своя правда, и у Никона, который хотел сделать из Москвы Третий Рим, и у царя, который так же этому следовал. Чья правда - правда? Нет ответа.
Анна Качкаева: Нет.
Николай Досталь: Никон, это же трагическая фигура, смотрите, его новины все были приняты, а сам он низвергнут, сам он был практически пятнадцать лет в ссылке. Поэтому нет ответа, чья правда - правда.
Анна Качкаева: Но все-таки этот трудный выбор этим пассионарным людям не только самим пришлось сделать, но и народу. И этот духовный выбор оказался, мне кажется, все-таки таким перемалывающим, переламывающим. Почему все время в России надо, чтобы перемалывало? Вот выбор не бывает не сопряжен с такой драмой.
Николай Досталь: Мы с вами говорили уже об этом. Не бывает какого-то сбалансированного... Власть не чувствует места баланса.
Анна Качкаева: А народ?
Николай Досталь: А народу дается черное и белое. Народ стоит перед выбором таким, который или, или, опять же, кто не с нами, тот против нас. Нет какого-то сбалансированного решения. Ведь можно было тоже, чтобы проводил Никон, но не такими средствами. А у нас, как всегда, цель оправдывает средства. Из века в век цель оправдывает средства. Наверное, надо было делать все-таки это другими средствами, не такими, Солженицын вообще назвал это "русская инквизиция", но, кстати, инквизиция католическая, католики, Папа, они покаялись, в отличие, кстати, опять же, и Солженицын призывал РПЦ покаяться, как покаялась Римская Католическая Церковь. Наша Православная Церковь не покаялась. Они просто чисто формально сказали, давайте и двоеперстием, и троеперстием, можно и так и так, но покаяния, то, чего ждут старообрядцы, я со многими беседовал, они же этого ждут, но не знаю, дождутся ли.
Анна Качкаева: А как они отреагировали на картину?
Николай Досталь: Они на картину отреагировали очень и очень позитивно. У них были частные какие-то претензии по историческим фактам, по фактологии, но они понимали, что картина художественная и есть вещи, которые не доказаны, но и не опровергнуты. Мы их, допустим, подаем, а нам говорят, но ведь этого может быть и не было. Я говорю, может быть и не было, а может быть было. Так что они в целом отнеслись... Для них впервые об Аввакуме, россияне, Россия узнала, кто такой Аввакум, кто такая боярыня Морозова, а ведь знали только по картине Сурикова.
Анна Качкаева: Которая, кстати, выглядит иначе совершенно.
Николай Досталь: Абсолютно. Она была в жизни молодой, красивой, интересной женщиной, по описанию. Поэтому старообрядцы как раз приняли эту картину очень и очень позитивно и рады, что про них заговорили. А то ведь у нас вот что получается? Смотрите, на Пасху транслируют, показывают Пасху Русской Православной Церкви. Но ведь то же справляет официально зарегистрированная церковь Русская Православная Старообрядческая Церковь, у них тоже есть Пасха, митрополит Корнелей. Почему же не показать какой-то сюжет, как в их храме это происходит. А у нас показывают намаз, показывают мечеть, показывают синагогу, как бы мы признаем другие конфессии. Почему же свою церковь не признать, как официально зарегистрированную и действующую? Я не знаю, сколько сейчас старообрядцев. Как говорил Солженицын, он говорил в 1975 году, когда его спросили, он говорит, до революции было (по-моему, он сказал) миллион двести, а сейчас наверное, в десять раз меньше. Действительно меньше, но они же есть. Они же есть.
Анна Качкаева: Судя по тому, как прошла дискуссия и как тоже вполне благостно разговаривали представители РПЦ, они тоже картину приняли. То есть им показалось, что это важно для церковной жизни.
Николай Досталь: Я этому очень рад. Я рад, что они какие-то вещи осознают, признают, наверное.
Анна Качкаева: Вы же наверняка показывали некоторым представителям либо церковных верхов, либо, может быть, еще кому-то, потому что ведь важный контекст, или нет?
Николай Досталь: Нет, у нас даже в титрах нет консультантов, мы старались весь огонь вызывать с Кураевым на себя. Поэтому мы старались как бы особо не показывать до того, как мы сделаем картину, а уже показали, когда она сделана была. Я потом в записи смотрел обсуждение, мне хочется поправить там архимандрита Тихона. Он как-то был возмущен, "как же так, Аввакум писал свое житие", но это же ведь не житие святого.
Анна Качкаева: Биографию мы как публицистику проходили в свое время.
Николай Досталь: Тогда Не было слова "биография". Он писал просто свою биографию. Я сразу могу напомнить, что Иоанн Кронштадтский, почитаемый в Русской Православной Церкви, писал "Моя жизнь во Христе", но это же принимается. Почему же не принять житие?
Анна Качкаева: Раз уж мы с вами о церковных людях заговорили и о первой дискуссии в этой связи... То есть вроде бы все вполне благостно, фильм приняли, поняли, рады, что это есть. Но у меня все равно осталось ощущение, что вы внутренне симпатизируете старообрядцам. Почему?
Николай Досталь: Часто бывает, что люди все-таки принимают сторону гонимых.
Анна Качкаева: Потому что на костер.
Николай Досталь: Как ни суди, но вот гонимых. Это не только мы авторы, вообще русский человек всегда относится к тем, кто, можно сказать, за решеткой или где-то, с каким-то состраданием. Это же тоже какое-то христианское, не знаю, православное чувство, сострадание. Поэтому мы старались быть объективными, но мне уже не один раз говорили, "все-таки, Николай Николаевич, видно, что ваши душа и сердце на стороне", на что я говорю, сердцу не прикажешь. Да, может быть такое. Может быть. Хотя я говорю еще, я сострадаю и Никону, и Алексею Михайловичу, и Федору Алексеевичу, царю, которого мы вообще забыли совсем, сводный брат Петра Первого, в следующих сериях он будет.
Анна Качкаева: И который много чего попытался сделать, просто не успел.
Николай Досталь: Конечно, он в двадцать лет умер.
Анна Качкаева: Был молод, нездоров.
Николай Досталь: По крайней мере, те зачатки были им и Алексеем Михайловичем, то, что потом приписалось целиком Петру Первому, абсолютно. Первый корабль был построен при Алексее Михайловиче, он назывался "Орел", в Астрахань его перегнали, но он, к сожалению, сгорел.
Анна Качкаева: И вообще там такие символические, это еще увидит зритель, сцены, когда вот этот молодой человек, но понимающий, что он уходит, как он этому мальчику отдает возможность руководить полками, и Петруша подарки делает. Такая просто пронзительная сцена, конечно. И потом финал марша, это тоже...
Николай Досталь: Потешные войска, да.
Анна Качкаева: Замаршировали по стране.
Николай Досталь: Да, это финал, который родился уже, в сценарии его не было, в сценарии был другой финал, это уже родился в процессе съемок.
Анна Качкаева: А какой был?
Николай Досталь: В сценарии немножко была откидка опять к Савелию, к Саве, на нем был, на Савелии, который был кормчим Никона.
Анна Качкаева: Кормчим был, слепцов сопровождал.
Николай Досталь: Совершенно верно. И было такое, что он там встречал мальчика и там передавал ему вот эту монетку, которую ему царь давал.
Анна Качкаева: Монетку символическую.
Николай Досталь: Да. Такая была закольцованность. Но мне показалось, что этот финал более уместный. Тот более такой, традиционный, немножко сентиментальный и совсем не из этого кино. Показалось, что этот финал более уместный, но потом и Михаил Николаевич Кураев его принял, что это так и должно было быть.
Анна Качкаева: Еще одна тема. Понятно, что все вы не могли охватить, ни Хмельницкого, ни славянские народы, хотя все это очень важные вещи.
Николай Досталь: Там же был еще и медный бунт, который мы не могли взять, Степан Разин, которого мы слегка... Ну как это можно было? Это надо было тридцать серий снимать.
Анна Качкаева: Это невозможно все, тридцать серий снимать. Но вот тема, например, все-таки условного Запада и России. Все-таки это очень существенная вещь, потому что формальное соблюдение греческих обрядов на самом деле ведь, как я понимаю, исторически не очень требовалось, потому что Паисий, тогдашний константинопольский патриарх, к которому Никон обращался, даже отвечал ему, что взгляд Греческой Церкви на обряд, как на несущественную часть религии, могущий иметь и имеющий разные формы. Уже тогда греки говорили, есть выбор.
Николай Досталь: А вот здесь Никон не сообразил, не тонко себя повел.
Анна Качкаева: Не знаю. А мне кажется, что не не сообразил, а сознательно...
Николай Досталь: А для чего сознательно? Что значит сознательно?
Анна Качкаева: Это все время к разговору о том, как реформы трансформируются в России или как западное. Ведь можно сказать, вот, насадили эти греки, а потом католики и вообще это Ватикану было выгодно. Это я все опять к вечному разговору между Западом и Россией.
Николай Досталь: Я это слово повторяю который раз - сбалансированность. Вот у нас нет сбалансированности: или давайте мы все с Запада берем, или, наоборот, железный занавес опустим на весь 20 век и все. Нет той сбалансированности, когда сохранить какие-то свои корни, свое и взять все лучшее. Помните, там Максим Грек рассказывает Никону, какие мы? Помните? Там как раз об этом речь, что мы уж такие вроде, душа нараспашку, все как бы готовы делать для соседа, если у него что-нибудь горит, но если он шубу купит себе новую, ух, уж мы тут изойдем. Вот какие крайности. Это крайности, которые в русском характере. Там очень хороший диалог, эта сцена. Я не знаю, была она уже, я не помню, с Никоном он будет разговаривать, Максим Грек.
Анна Качкаева: Не случайно. То есть тоже понятно, что не случайно ваши симпатии на стороне тех, кто пошел на костер, это тоже естественно, это по человечески. И не только потому, что они традиционные. В этом фильме, понятно, тогда и не было, условно, интеллигенции, что церковные люди были самыми образованными людьми.
Николай Досталь: Кто грамотный, тот вроде бы, как бы интеллигент, по-нашему теперь уже.
Анна Качкаева: Сейчас, да. Любая оппозиция - это такие образованные, в данном случае были церковные люди. И никогда не было времен, опять же, в России, со времен Грозного если вы посмотрите, чтобы образованные люди были довольны властью. Вы их, конечно, не судите, но вот эта непримиримость образованных, пассионарных, сильных, она по сути ведь была, в общем, все равно неоправданной, и гибли лучшие, но сметало и всех остальных. А вы говорите и Кураев говорит только об ответственности власти.
Николай Досталь: Власти.
Анна Качкаева: А, может быть, не только? В данном случае я не хочу употреблять слово "элита", потому что к 17 веку это как-то несильно подходит. А вот про этих.
Николай Досталь: Там да, так называемая элита, они поддерживали власть всегда. Поддерживали власть, иногда в нужный момент, иногда в ненужный момент. Наверное, так происходило, как мне кажется, тогда. Все-таки власть была тогда безальтернативна. Я не хочу сказать, что от Бога, хотя многие так считали, но я немножко не так считаю, не важно. А если власть от Бога, значит, все, что она делает, все надо принимать, и уже та же элита, они принимали все это, окружение царя, они же принимали. Но только уже когда второй царь появился, Никон, тут уж они, конечно, да, уж царь должен быть один, тут они восстали.
Кстати, он Никоне. На обсуждении архимандрит Тихон сказал, что Никон был аскет. Это абсолютно неправильно. Не был он никогда аскетом. Мне даже позвонил Валерий Гришко, исполнитель роли, он мне позвонил уже сегодня, говорит, "Николай Николаевич, какой же он аскет, почитали бы про него, как он любил роскошь, любил все это".
Анна Качкаева: Нет, это и в роли видно по актеру и по тому, как он себя вел.
Николай Досталь: Это, хорошо, художественное кино. Но нас вроде бы поймали, что мы не очень правильно Никона подали, его аскетическую не показали сторону, но он никогда не был аскетом.
Анна Качкаева: Вы заговорили сами об актерах. Молодые, молодые, молодые, замечательные, мне кажется, со многими вы первый раз работали, некоторых просто, как я понимаю, открыли, из Екатеринбурга актер, из провинциальных театров.
Николай Досталь: Из Самары.
Анна Качкаева: Из Самары. И Никон, и Аввакум, и Морозов, и царь Алексей Михайлович, и особенно, конечно, женщины меня порадовали - и Марковна, и жена Аввакума, и боярыня Морозова. Почему вы решили, что нужны совсем свежие лица? И так-то кино непростое, и вы решили, что совсем свежие лица.
Николай Досталь: Мне кажется, когда исторические персонажи, особенно надо, чтобы не было никаких ассоциаций, чтобы не мешали, как я говорю, ассоциативные люди. Все наши медийные, они ассоциативные. Не должно быть ассоциаций с тем или иным персонажем, что он еще сыграл десять ролей и прямо на другом канале идет картина с этим же артистом. Это, по-моему, нормальное решение, которое нам удалось воплотить в жизнь, что у нас артисты, по крайней мере, на главных ролях все не с ассоциативными лицами, так будем говорить.
Анна Качкаева: Наверное, это хорошо, потому что смотришь на это действительно как на такое погружение.
Николай Досталь: Они еще, по-моему, как-то хорошо сыграли, помимо того, что они, может быть, какие-то свежие лица, они еще талантливые ребята. Я очень доволен. Для меня, например, Коротков Саша, как для Тарковского Солоницын в "Андрее Рублеве". Когда я его увидел в первый раз, все, у меня уже больше не было даже сомнений, что это будет Аввакум, он, по-моему, очень пришелся на эту роль точно.
Анна Качкаева: А поскольку фильм у вас очень многонаселенный, народу там много, ясно, что играл народ народ в массовках. Как-то они проникались духом этого времени или просто тоже участвовали в таком зрелище забавном?
Николай Досталь: По крайней мере, им было очень интересно уже с самого начала одеть такой костюм, быть в другом обличии. Да, они, конечно, проникались уже, как-то старались соответствовать что ли по мере возможности, конечно. По крайней мере, в каждом городе массовка шла с большим интересом, что надо будет переодеться и как-то уже в другом обличии что ли. Для них это было, не просто пришли в своем, встали, сняли и ушли, нет. Хотя для них это был тяжелый труд.
Анна Качкаева: Я думаю, вас не будут упрекать в том, что не написаны даты и время, вернее, места бесконечно переносится пространственно-временная история, то вроде бы Кремль, то Белозерье, то город, которого там не было, то Сибирь, хотя, в общем, это понятно по природе, но очень все равно Россия - и это важно - не такая сусальная русская, которую часто мы видим. Во-первых, без красного Кремля, по тому что все белое, с монастырями.
Николай Досталь: Белокаменная.
Анна Качкаева: Все белокаменное. Вы сознательно не маркировали эти места?
Николай Досталь: Я могу сказать, что у нас были сомнения, нужно, не нужно, нужно, не нужно. Но все-таки, учитывая, что мы временно немножко перепрыгивали, не соответствовали точно, вот это событие здесь происходило, а мы его немножко сдвигаем, мы боялись, что мы этим самым...
Анна Качкаева: Слишком себя загоните в рамки.
Николай Досталь: ...и себя разоблачим где-то, в какой-то степени, это все-таки художественное кино, и зрителя собьем, он будет теперь следить только лишь... Нам казалось, что это не поможет, хотя я это слышу не первый раз, не только от вас, мне многие говорят, но мы так решили не писать. Уж не говоря о том, что мы Москву писали в Ростове Великом и Суздале, а писать, что это Москва, уж совсем, еще и расписаться в том, что мы здесь Москву не смогли снять, а сняли ее только там, где можно.
Анна Качкаева: А ведь не смогли, ее нет.
Николай Досталь: Потому что уже совсем нет того Кремля, нет той Москвы. Это тогда надо было просто все рисовать, на компьютере делать, это было бы все видно.
Анна Качкаева: Рафаэль, мы вас слушаем. Здравствуйте.
Слушатель: Добрый день, Анна. Добрый день, Николай Николаевич. Огромное спасибо за сериал. Он производит впечатление действительно качественно сделанной, душевной работы и режиссера, и всей съемочной группы. Хочется задать три вопроса, наверное, довольно важных. Первый вопрос будет о съемках. Насколько я слышал, для съемок были арендованы современные цифровые камеры, которые были задействованы в голливудских нескольких фильмах. Как удалось прийти к этому решению?
Второй вопрос. В Кандалакшу вы уже не в первый раз приезжаете. Что тянет вас в это место? Почему вам так притягателен этот кусок земли?
Третий вопрос. Обращались ли к вам о прокате фильма зарубежные страны и на продажу лицензии? Еще такой маленький момент про актеров, очень понравилась игра Валерия Гришко, по-моему, и Александра Басырова, очень хорошие артисты. Спасибо вам за то, что вы сделали такой фильм.
Николай Досталь: Начну сразу с третьего вопроса, на него проще всего сказать. Насчет продажи, это владельцы картины, сейчас "Россия-1" канал, это их прерогатива. Я хотел бы, конечно, чтобы они могли и продать, и представить на кинофестиваль, и главное - сделать видеодиски, вот, что хотелось бы, но это вопрос к ним.
Теперь первое, по поводу двух камер. Да, действительно, это современные камеры "Силикон имиджен", которые уже есть в Европе, мы их взяли напрокат из Германии, качество их почти 35 миллиметров, очень хорошее качество.
Анна Качкаева: Это такой красивый, мягкий цвет, свет и так далее?
Николай Досталь: Абсолютно, это возможности этой камеры. И ради шутки скажу, когда я узнал, что этими камерами снимался фильм "Миллионер из трущоб", который получил восемь "Оскаров", я подумал, ну что же, восемь конечно мы не потянем, ну, может быть, два-три отхватим, давайте снимать этими камерами. Это первый вопрос.
Второй про Кандалакшу. Да, действительно, я там снимал Ашаламль из "Завещание Ленина", "Петя по дороге в Царствие Небесное" и сейчас снял "Раскол".
Анна Качкаева: То есть третий раз.
Николай Досталь: Третий раз. Я могу сказать, во-первых, там замечательная крепкая, настоящая зима. Там уж снег, так снег каждый год. Если здесь где-то его надо ловить, то будет, то не будет, то там всегда снег, природа, там можно снимать Сибирь, там можно снимать север, там можно снимать Подмосковье, так сказать, тех лет. Поэтому это очень место замечательное, да и люди там хорошие живут, которые нам помогали на съемках во всех отношениях. Так что город замечательный для съемок натурных сцен и для постройки декораций, мы там строили декорации, и бараки строили, здесь строили церквушки, избы для "Раскола".
Анна Качкаева: Сергей, Свердловская область. Здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте, Анна. Здравствуйте, Николай. То, что говорят, что власть от Бога, и все, что она делает, якобы правильно, мое мнение таково, что Бог дает ровно ту власть, которую сам данный народ и достоин. Я так считаю.
Николай Досталь: Да, наверное. Это вопрос или просто ремарка?
Анна Качкаева: Комментарий к разговору.
Николай Досталь: Я с вами согласен, наверное, да, народ еще делает свою власть. Народ делает свою власть, переделывает ее, подделывает или, наоборот, считает ее неприкосновенной. И тогда иногда получает то, что получает.
Анна Качкаева: Еще раз сообщаю Андрею и Василию, которые спрашивают, что они не видели и во сколько идет. На "Культуре" с девяти до одиннадцати сдвоенные серии с понедельника по пятницу, потом будет заключительная дискуссия, в которой Николай Досталь будет принимать участие. То есть это такое второе обсуждение, на половинке обсудили и сейчас.
Олег пишет: "А мне фильм показался скучным и лубочным". Ну, сколько зрителей, столько мнений.
Николай Досталь: Ну что делать, сколько зрителей, столько мнений, конечно.
Анна Качкаева: "Вся беда нашего народа в том, что вся история - это сплошное насилие над народом, народ думает чем угодно, но только не мозгами", Геннадий Георгиевич так считает.
"Какой доход получила нынешняя, глубоко верующая власть от передачи китайской кошелке исконно русской земли уссурийской..." и так далее.
Николай Досталь: Это не к нам вопрос.
Анна Качкаева: Это не к нам вопрос, это рассуждение на тему.
"Наш народ плачет, что плохо живет, а вы послушайте, какие песни передают по радио, "видно, в понедельник их мама родила", но это опять реплика скорее по поводу.
"Испокон веков на Руси во власти орудовали верующие преступники, при советах неверующие, но сделавшие страну великой державой. А теперь у власти окопались псевдоверующие, которые ведут страну в никуда", так считает Николай.
"История рассудила Никона и Аввакума, образованнейшие бежали из страны после революции, ассимилировались во втором, третьем поколении, дикари и старообрядцы прожили больше века в джунглях в какой-нибудь Бразилии, так и остались русскими, даже ассимилировали аборигенов", Александр из Москвы.
"В сущности, Никон довольно элементарен. Выходец из полуязыческой мордвы, образован, неплохо изучил букву православия, но ничего не понял в его духе. Захотел стать русским Папой и решил устроить верующим проверку на вшивость: если иконы и персты проглотите, значит, и все остальное тоже. Но к чести нашего народа он показал, что с ним такие вещи не проходят".
Николай Досталь: Это как будто он прочитал комикс какой-то на эту тему, где-то может быть уже напечатали, и делает выводы.
Анна Качкаева: Может быть. Тем не менее, есть контекст и мнения.
Николай Досталь: Конечно.
Анна Качкаева: Москва. Татьяна, мы вас слушаем. Здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Как бы вы отнеслись к такой жестокости Алексея Михайловича? Страдалиц, боярыню Морозову, ее сестру и подругу, раздели до пояса, связали руки за спиной, подняли на дыбы на встряску, потом бросили на снег, женщины, и не давали пить, не давали есть. Один охранник разрешил кому-то принести им еду, царь приказал его казнить.
Анна Качкаева: Все так.
Николай Досталь: А как можно к этому отнестись?
Слушатель: Достоин ли он звания тишайшего?
Николай Досталь: Вы знаете, тишайший, это абсолютно не соответствовало действительности и это звание даже, как мне говорили, это неправильно переведено с греческого, что тишайший, это просто неправильный перевод, точнее, такой благоверный, очень верующий и очень правильный. На самом деле, конечно, это к Алексею Михайловичу абсолютно не...
Анна Качкаева: Как, впрочем, к любому царю.
Николай Досталь: Наверное, да. Поэтому, как можно к этому отнестись? Только с сожалением и осуждением к таким его поступкам.
Анна Качкаева: "Фильм только на середине и судить о нем еще все равно рано, но почему Досталь обходит тему национального унижения русских людей того времени? Поскольку у нас самое большое в мире православное царство, так кто же такие греки? Почему мы должны у них учиться?"
Николай Досталь: Греки наши единоверцы. Если мы приняли это через греков, мы приняли православие, не то, что учиться, но хотя бы...
Анна Качкаева: Вот опять это сегодняшний день накладывается на...
Николай Досталь: Да. Я не вижу здесь никаких противоречий. Я считаю, что Греческая Церковь православная церковь, почему же от нее отмахиваться. Ее, наоборот, хотел и Никон, и Алексей Михайлович, хотели, чтобы под эгидой православия московского, от Москвы были и греки тоже. Ведь они были под Османской империей. Он ведь назывался всегда пятым, патриарх Никон, а цель была, что он назывался бы первым, тогда была бы Москва Третьим Римом.
Анна Качкаева: Елена, Москва, мы вас слушаем. Здравствуйте.
Слушатель: Приветствую вас. У меня не столько вопрос, сколько просьба. В России существуют еще одни христиане, о которых замалчивают, это протестанты, это баптисты, пятидесятники. У меня просьба. Последний фильм, который был создан, это "Тучи над Борском", где говорилась совершенная неправда, что баптисты убивают людей.
Николай Досталь: Там их называли просто сектантами. Это общее было такой название "сектанты".
Слушатель: У меня просьба создать фильм о них, о русских протестантах, потому что их много. Я, собственно, звоню, потому что я тоже протестант. Мы никого не убиваем, мы никого не обижаем и слово "протестант" переводится не то, что против всех, а "про" и "контра", вот это с латинского, "затест", "тестемони", это значит свидетельство, Новый Завет, Старый Завет, Ветхий Завет. Протестант, значит, завет, как Лютер, вы знаете, за возвращение к завету, возвращение к тому, о чем говорила Библия.
Николай Досталь: Я с вами совершенно согласен и вашу просьбу надо адресовать каналу "Культура", потому что легче, проще и быстрее снять документальный фильм об этом. Вот документалистика должна обратить внимание на то, что вы сказали. И на канале "Культура" это вполне возможно. Поэтому вы просто, можно сказать, не по адресу ко мне, но по адресу к каналу "Культура" обратились.
Анна Качкаева: Я думаю, что и по адресу тоже, потому что на самом деле фильм "Раскол" ведь не только про никонианцев и старообрядцев, а вообще. Я же не случайно вас спрашивала про тех несогласных и про тех, кто не против, а просто другие.
Николай Досталь: Тогда не было других, уже позже появились и протестанты, и баптисты.
Анна Качкаева: Но это первые другие, которые вынуждены были в таком виде, там были до них додругие, но все время другие. Эта тема других и неприятия другого и все время через костер, дыбу или лагерь, мне кажется, очень важное с точки зрения и преодоления.
Николай Досталь: Она и сейчас, эта тема, существует.
Анна Качкаева: Она существует и о ней бесконечно нужно говорить, потому что вот это ощущение нетерпимости, оно даже в высказываниях и наших слушателей, и многих людей.
Николай Досталь: В нашем обществе это очень и очень распространено - нетерпимость к чужому мнению, к чужой нации.
Анна Качкаева: Может быть, завершая, поскольку была вопросы о Кандалакше, об истории и так далее, что у вас в планах, как это принято обычно спрашивать у режиссеров.
Николай Досталь: У меня в планах две абсолютно разные вещи: написан уже сценарий, давно мы его подделали, переписали, тот же Михаил Кураев по его повести "Капитан Дикштейн", есть такой сейчас сценарий, мы думаем о нем, но, опять же, не дешевый, это полнометражный фильм. А есть еще у меня такой проект, это сценарий Арифа Алиева, это, можно сказать, такая комедийная мелодрама, можно так ее назвать...
Анна Качкаева: Неожиданно.
Николай Досталь: Неожиданно. А потому что сейчас вы поймете, почему. А почему? Потому что посвящена первым российским кинопродюсерам Дранкову и Ханжонкову. Ну как же, тут все.
Анна Качкаева: Да, тут не может быть невесело.
Николай Досталь: Начало века. Есть такой сценарий, ищем на него деньги.
Анна Качкаева: Слушайте, Ханжонков такая фигура.
Николай Досталь: Вот, вы понимаете, да. И о них никто ничего в игровом кино... Была одна картина неплохая "Раба любви", но это было 35 лет назад. Там было скорее даже о ней, а здесь мы хотим именно о Ханжонкове и Дранкове, двух продюсерах, они абсолютно разные люди, один скорее снимал авторское кино, другой коммерческое.
Анна Качкаева: И, в общем, драматическая судьба-то.
Николай Досталь: Драматическая судьба тоже и у того, и у того: тот умер на чужбине, а этот умер в Ялте, но тоже уже в безвестности, в 1945 году, Ханжонков.
Анна Качкаева: Ну что же, давайте будем смотреть теперь и мелодраму, вернее, комедию...
Николай Досталь: Не комедию, я бы сказал, а комедийную мелодраму.
Анна Качкаева: В исполнении Николая Досталя. Всего вам доброго!
Николай Досталь: Добрый день. Спасибо.
Анна Качкаева: Вы знаете, что мои коллеги, поскольку я смотрела раньше сериал, как и некоторые из моих коллег, кто о телевидении пишет, разделились. Некоторые говорят, что "Расколу" место на "Культуре" - и это нормально, а другие, что "Раскол" загнали в культурную резервацию, сослали. Вы как считаете?
Николай Досталь: Я, во-первых, хочу сказать два слова по поводу вашего вступления. Вы сейчас такую сказали рецензию, это такой елей автору на душу.
Анна Качкаева: Я старалась. Это правда.
Николай Досталь: Спасибо за все ваши слова. Просто уже тут не убавить, не прибавить, мне уже тут и говорить вроде не о чем.
Анна Качкаева: Нет-нет-нет, это правда, это картинно, есть еще, о чем говорить.
Николай Досталь: Хорошо. У меня двоякое отношение к этому событию, что его показывают по "Культуре". С одной стороны, конечно, нет шанса увидеть этот фильм всей России. Шанс такой был бы, конечно, если бы она шла по "России-1". Вообще, я делаю картину, не только я, все авторы хотели бы, чтобы максимальное количество зрителей ее увидели. И такой шанс был. Я не говорю, что это было в обязательном порядке, нет, это не принудительное дело, но шанс был. Он ушел. Канал "Культура", конечно, не покрывает столько России, сколько "Россия-1". Даже, например, в городе Кириллове, где я снимал, и там люди ждали, я им говорил, смотрите, ждите, осенью, зимой будет по "России-1", и вдруг я позвонил туда и узнаю, канал "Культура" не принимает там, а это все-то 600 километров от Москвы, 100 километров от Вологды. Ну что же такое? Принимают только тарелки, но тарелки далеко не у всех, люди там небогатые, у них нет тарелок. Вот это обидно, серьезно. И тут уж надо было "России-1"... Они же мотивируют тем, что такая сложная картина, непростая, как всегда, зрителя занижают, принижают его возможности, его умственные способности уже априори вместо того, чтобы поработать с картиной, как следует подготовить, правильно ее позиционировать, грамотно отрекламировать...
Анна Качкаева: Сегодня продюсер, моя коллега, с утра, узнав, что вы придете, рассказывала, что посадила рядом десятилетнюю внучку, и девочка втянулась и с удовольствием смотрит.
Николай Досталь: Может быть, для этого возраста это, наверное, рановато.
Анна Качкаева: А почему? Кто сказал? В том-то и дело, что никто не сказал, что дети, которые лишены на самом деле просто картинных, костюмированных, нарядных, вот таких, совершенно необычных зрелищ, не могут это смотреть. Мы же не знаем до конца. Вопрос работы
Николай Досталь: В общем, мне кажется, как очень точно сказал мой брат, он же продюсер Владимир Досталь, он хорошо сказал: "Отсутствие чувства профессионального долга у руководства канала "Россия-1 не позволило им показать у себя".
Анна Качкаева: Я думаю, что еще и время.
Николай Досталь: Время - да, конечно. Это уже политика, наверное, да, не ко времени, может быть события можно чуть-чуть пригасить. А как пригасить? Отдать каналу "Культура". Но, с другой стороны, у меня есть, конечно, и радость, это как у всех авторов, что картина идет без рекламы.
Анна Качкаева: Это правда.
Николай Досталь: Вот здесь я рад и, бесспорно, это тот плюс, который может быть, знаете, как говорится, нет худа без добра, вот что можно сказать.
Анна Качкаева: В российской истории, не мне вам говорить, вы почти пять лет работали над картиной и много чего читали, как и ваш сценарист, автор сценария Михаил Кураев... Кстати, я знаю, что он человек, в отличие от вас, неверующий, он вообще как, не воцерковился в результате?
Николай Досталь: Да, действительно, он не скрывает, что он не крещеный, атеист, но для работы это может быть даже был плюс. Потому что он не был как бы на чьей-то стороне, более объективно смотрел. Но когда уже картину он посмотрел, проникся всем и в период съемок, во время работы, я его спрашиваю, Михаил Николаевич, может быть, вы уже пришли к вере, может быть, уже готовы креститься? Он меня спрашивает: "Николай, а в какой церкви?" Тут я говорю, это вам думать, вам решать.
Анна Качкаева: Кстати, в какой церкви. Потому что это, конечно, концептуальная вещь, а где правда, на чьей стороне, как говорил Аввакум.
Николай Досталь: Чья правда - правда.
Анна Качкаева: Чья правда - правда, да. Смотрите, в российской истории есть несколько вечных сюжетов и вечных формул, сформулированных классиками и, в общем, многими режиссерами: власть от Бога, народ безмолвствует. Обустройство России дело доходное, говорит вас же герой боярин Морозов.
Николай Досталь: Это говорит Стрешнев.
Анна Качкаева: Стрешнев, да.
Николай Досталь: Спасение Руси всегда было делом доходным.
Анна Качкаева: Да. Если бунт, то бессмысленный и беспощадный. Вот "Раскол", как характеристика российской истории, нравов и жизни, из этого же ряда?
Николай Досталь: Это вопрос очень непростой. Непростой. Не знаю. Судя по последствиям и по тому, что это слово стало таким уже обиходным, раскол, то, наверное, из этого ряда. Наверное, не знаю. Может быть. Может быть, даже из этого ряда. Может быть это присуще нам, когда мы должны принять только какую-то одну сторону, должны быть на одной стороне. Мы не можем принять мнение оппонентов или как-то учесть его. Мы не слышим. Мы или, или, кто не с нами, тот против нас.
Анна Качкаева: Сейчас много же про историю. Вам не кажется, что, начиная от Грозного, потом XVII век, Петр, советская власть, всегда через коленку, через дыбу, через костер, через лагерь и это какое-то органическое свойство и власти, и страны?
Николай Досталь: Не знаю. Я могу процитировать опять же Михаила Николаевича Кураева, который очень точно сказал, когда уже посмотрел картину, вот он говорит: "Николай, знаете, о чем мы сняли картину?" Я говорю: "Хорошо бы услышать из ваших уст". Он говорит: "Мы сняли картину об ответственности, а вернее о безответственности власти, любой - мирской, церковной - за последствия принимаемых ею решений. Власть, которая призывает своих подданных потайно (это термин 17-го века) молиться дома по совести, а на людях, как велят начальники, калечит души людей во все времена". Вот, хотя это немножко пафосно, но это очень точно. Это точная формулировка, о чем картина, вот так можно сформулировать, я бы подписался.
Анна Качкаева: Тогда я продолжу ряд ваш, про потайно, про то двоемыслие, которое тоже в картине обозначено. В фильме есть несколько совершенно конкретных детализированных сцен, которые буквально отсылают к сегодняшним временам. Например, царь выясняет, как устроена передача царских указов, и узнает, что бумага проходит через пять инстанций, дьяков, подрящих, еще Бог знает кого, и, вздохнув, просит отправить этот свой документ просто через своего друга, тупо.
Николай Досталь: Через одного преданного человека.
Анна Качкаева: Да. Институции не работали тогда и сейчас бесконечно, как политологи не сядут, так и не работают. Или, например, разбрасывание табличек с поношениями Никона и царя с колокольни Ивана Великого на площади. Эта сцена на этой неделе как раз, наверное, будет, в финале уже. То есть такие тогдашние несогласные, в общем, не соглашаются и занимаются тем, чем занимаются нынешние леваки, анархисты или несогласные. Насколько эти детали тогдашней русской жизни достоверны и сколько в них такого художественного привлечения или приближения? Они действительно, детали, таковы?
Николай Досталь: Ведь Михаил Николаевич писал и мне присылал. Я читал, вносил поправки. Когда я читал сценарий, я говорил, "Михаил Николаевич, вы что, это все так приписали, приблизили к нашему 21-му". Он говорит: "Николай, нет, поверьте мне". И он доставал мне хроники, доставал какие-то исторические справки и сноски, что это действительно было так. Мы не делали такую картину, ага, давайте прямо про сегодня, про 21-й век, но так получилось, что почти 350 лет назад были раскиданы те грабли, на которые мы наступает каждые сто лет и в 21-м веке тоже, не только в 20-м. Нет, это действительно так было, тут нет нашей такой потасовки. Честное слово, тут мы чисты и нет такой что ли конъюнктуры, давайте-ка осовременим. Нет, такого нет, так получилось, что она такая история.
Анна Качкаева: В летописях, в воспоминаниях и в деталях.
Николай Досталь: Абсолютно, да. Мы в конце, в двадцатой серии, я не могу запомнить все фамилии, мы указываем фамилии всех авторов, которых мы привлекли. Всех.
Анна Качкаева: Да, от Ключевского до очень разных, разных, разных, не очень известных историков.
Николай Досталь: Абсолютно. Вот мы это указываем в двадцатой серии, в конце, в том числе Владислава Бахревского, это автор беллетристических четырех книг "Аввакум", "Никон", "Страстотерпцы" и "Алексей Михайлович", это беллетристика, откуда мы взяли вымышленных героев Саву, Янафу, Малаха, мы его тоже использовали, но там в основном использовали беллетристику.
Анна Качкаева: Я думаю, что вам периодически задаю этот вопрос не только с этой картиной, потому что, в общем, режиссер всегда снимает немножко про себя и немножко все равно про время, в котором он живет, и про то, что важно чувствовать или про то, что чувствуют люди. Как вам кажется, все-таки, помимо ответственности, это понятно, или безответственности власти, главный урок этой картины, этих героев, он есть для вас?
Николай Досталь: Я не могу сказать, что я снимаю все-таки про себя. Другое дело, что, может быть, меня всегда волнуют темы из нашей истории более трагические, темы истории нашего государства. Это был "Штрафбат" о войне, "Завещание Ленина", вот сейчас "Раскол". Мне кажется, что "Раскол", несмотря на свое название, хотелось бы, чтобы он послужил объединением людей в осмыслении своего прошлого. Хорошо сказал Николай Рерих, камни прошлого - это ступени в будущее. Лучше не скажешь, мысль очень ясна и понятна. Поэтому для нас, для авторов, это главное, чтобы эти камни прошлого оказались ступенями в будущее, чтобы мы могли осмыслить, осознать, что же мы творили прошлые века, мы, россияне, я даже не говорю, русские, именно россияне, что творили. А творили ох как много нехорошего, неправедного, просто греховного, просто бесовщина была, бесовщина, каждый век был наполнен бесовщиной. Может быть, XX век был как бы уже концентрацией всего, что могло быть, что было до этого. Хорошо говорил на обсуждении, по-моему, отец Леонтий...
Анна Качкаева: Да, после первых десяти серий, я просто скажу, что была дискуссия, были старообрядцы, был Тихон Шевкунов от традиционной, РПЦ и был...
Николай Досталь: От Российской Православной Старообрядческой церкви был отец Леонтий.
Анна Качкаева: Да. Был ученый-богослов Святозарский из Духовной академии и Михаил Кураев, автор сценария.
Николай Досталь: Так вот отец Леонтий очень хорошо сказал. Чем отличается все-таки наш 20-й... Все-таки в 17-м веке те, кто творили зло, они были все равно верующие люди, все были верующие, все. В отличие от 20 века, когда те, кто творили жуткие вещи, они были сплошь отторгнуты, для них Бога не было. Не было.
Анна Качкаева: А какая же тогда разница? Это как в "Фаусте", "нет правды на земле, но нет ее и выше".
Николай Досталь: Вот тогда, можно сказать, у каждого была своя правда, и у Никона, который хотел сделать из Москвы Третий Рим, и у царя, который так же этому следовал. Чья правда - правда? Нет ответа.
Анна Качкаева: Нет.
Николай Досталь: Никон, это же трагическая фигура, смотрите, его новины все были приняты, а сам он низвергнут, сам он был практически пятнадцать лет в ссылке. Поэтому нет ответа, чья правда - правда.
Анна Качкаева: Но все-таки этот трудный выбор этим пассионарным людям не только самим пришлось сделать, но и народу. И этот духовный выбор оказался, мне кажется, все-таки таким перемалывающим, переламывающим. Почему все время в России надо, чтобы перемалывало? Вот выбор не бывает не сопряжен с такой драмой.
Николай Досталь: Мы с вами говорили уже об этом. Не бывает какого-то сбалансированного... Власть не чувствует места баланса.
Анна Качкаева: А народ?
Николай Досталь: А народу дается черное и белое. Народ стоит перед выбором таким, который или, или, опять же, кто не с нами, тот против нас. Нет какого-то сбалансированного решения. Ведь можно было тоже, чтобы проводил Никон, но не такими средствами. А у нас, как всегда, цель оправдывает средства. Из века в век цель оправдывает средства. Наверное, надо было делать все-таки это другими средствами, не такими, Солженицын вообще назвал это "русская инквизиция", но, кстати, инквизиция католическая, католики, Папа, они покаялись, в отличие, кстати, опять же, и Солженицын призывал РПЦ покаяться, как покаялась Римская Католическая Церковь. Наша Православная Церковь не покаялась. Они просто чисто формально сказали, давайте и двоеперстием, и троеперстием, можно и так и так, но покаяния, то, чего ждут старообрядцы, я со многими беседовал, они же этого ждут, но не знаю, дождутся ли.
Анна Качкаева: А как они отреагировали на картину?
Николай Досталь: Они на картину отреагировали очень и очень позитивно. У них были частные какие-то претензии по историческим фактам, по фактологии, но они понимали, что картина художественная и есть вещи, которые не доказаны, но и не опровергнуты. Мы их, допустим, подаем, а нам говорят, но ведь этого может быть и не было. Я говорю, может быть и не было, а может быть было. Так что они в целом отнеслись... Для них впервые об Аввакуме, россияне, Россия узнала, кто такой Аввакум, кто такая боярыня Морозова, а ведь знали только по картине Сурикова.
Анна Качкаева: Которая, кстати, выглядит иначе совершенно.
Николай Досталь: Абсолютно. Она была в жизни молодой, красивой, интересной женщиной, по описанию. Поэтому старообрядцы как раз приняли эту картину очень и очень позитивно и рады, что про них заговорили. А то ведь у нас вот что получается? Смотрите, на Пасху транслируют, показывают Пасху Русской Православной Церкви. Но ведь то же справляет официально зарегистрированная церковь Русская Православная Старообрядческая Церковь, у них тоже есть Пасха, митрополит Корнелей. Почему же не показать какой-то сюжет, как в их храме это происходит. А у нас показывают намаз, показывают мечеть, показывают синагогу, как бы мы признаем другие конфессии. Почему же свою церковь не признать, как официально зарегистрированную и действующую? Я не знаю, сколько сейчас старообрядцев. Как говорил Солженицын, он говорил в 1975 году, когда его спросили, он говорит, до революции было (по-моему, он сказал) миллион двести, а сейчас наверное, в десять раз меньше. Действительно меньше, но они же есть. Они же есть.
Анна Качкаева: Судя по тому, как прошла дискуссия и как тоже вполне благостно разговаривали представители РПЦ, они тоже картину приняли. То есть им показалось, что это важно для церковной жизни.
Николай Досталь: Я этому очень рад. Я рад, что они какие-то вещи осознают, признают, наверное.
Анна Качкаева: Вы же наверняка показывали некоторым представителям либо церковных верхов, либо, может быть, еще кому-то, потому что ведь важный контекст, или нет?
Николай Досталь: Нет, у нас даже в титрах нет консультантов, мы старались весь огонь вызывать с Кураевым на себя. Поэтому мы старались как бы особо не показывать до того, как мы сделаем картину, а уже показали, когда она сделана была. Я потом в записи смотрел обсуждение, мне хочется поправить там архимандрита Тихона. Он как-то был возмущен, "как же так, Аввакум писал свое житие", но это же ведь не житие святого.
Анна Качкаева: Биографию мы как публицистику проходили в свое время.
Николай Досталь: Тогда Не было слова "биография". Он писал просто свою биографию. Я сразу могу напомнить, что Иоанн Кронштадтский, почитаемый в Русской Православной Церкви, писал "Моя жизнь во Христе", но это же принимается. Почему же не принять житие?
Анна Качкаева: Раз уж мы с вами о церковных людях заговорили и о первой дискуссии в этой связи... То есть вроде бы все вполне благостно, фильм приняли, поняли, рады, что это есть. Но у меня все равно осталось ощущение, что вы внутренне симпатизируете старообрядцам. Почему?
Николай Досталь: Часто бывает, что люди все-таки принимают сторону гонимых.
Анна Качкаева: Потому что на костер.
Николай Досталь: Как ни суди, но вот гонимых. Это не только мы авторы, вообще русский человек всегда относится к тем, кто, можно сказать, за решеткой или где-то, с каким-то состраданием. Это же тоже какое-то христианское, не знаю, православное чувство, сострадание. Поэтому мы старались быть объективными, но мне уже не один раз говорили, "все-таки, Николай Николаевич, видно, что ваши душа и сердце на стороне", на что я говорю, сердцу не прикажешь. Да, может быть такое. Может быть. Хотя я говорю еще, я сострадаю и Никону, и Алексею Михайловичу, и Федору Алексеевичу, царю, которого мы вообще забыли совсем, сводный брат Петра Первого, в следующих сериях он будет.
Анна Качкаева: И который много чего попытался сделать, просто не успел.
Николай Досталь: Конечно, он в двадцать лет умер.
Анна Качкаева: Был молод, нездоров.
Николай Досталь: По крайней мере, те зачатки были им и Алексеем Михайловичем, то, что потом приписалось целиком Петру Первому, абсолютно. Первый корабль был построен при Алексее Михайловиче, он назывался "Орел", в Астрахань его перегнали, но он, к сожалению, сгорел.
Анна Качкаева: И вообще там такие символические, это еще увидит зритель, сцены, когда вот этот молодой человек, но понимающий, что он уходит, как он этому мальчику отдает возможность руководить полками, и Петруша подарки делает. Такая просто пронзительная сцена, конечно. И потом финал марша, это тоже...
Николай Досталь: Потешные войска, да.
Анна Качкаева: Замаршировали по стране.
Николай Досталь: Да, это финал, который родился уже, в сценарии его не было, в сценарии был другой финал, это уже родился в процессе съемок.
Анна Качкаева: А какой был?
Николай Досталь: В сценарии немножко была откидка опять к Савелию, к Саве, на нем был, на Савелии, который был кормчим Никона.
Анна Качкаева: Кормчим был, слепцов сопровождал.
Николай Досталь: Совершенно верно. И было такое, что он там встречал мальчика и там передавал ему вот эту монетку, которую ему царь давал.
Анна Качкаева: Монетку символическую.
Николай Досталь: Да. Такая была закольцованность. Но мне показалось, что этот финал более уместный. Тот более такой, традиционный, немножко сентиментальный и совсем не из этого кино. Показалось, что этот финал более уместный, но потом и Михаил Николаевич Кураев его принял, что это так и должно было быть.
Анна Качкаева: Еще одна тема. Понятно, что все вы не могли охватить, ни Хмельницкого, ни славянские народы, хотя все это очень важные вещи.
Николай Досталь: Там же был еще и медный бунт, который мы не могли взять, Степан Разин, которого мы слегка... Ну как это можно было? Это надо было тридцать серий снимать.
Анна Качкаева: Это невозможно все, тридцать серий снимать. Но вот тема, например, все-таки условного Запада и России. Все-таки это очень существенная вещь, потому что формальное соблюдение греческих обрядов на самом деле ведь, как я понимаю, исторически не очень требовалось, потому что Паисий, тогдашний константинопольский патриарх, к которому Никон обращался, даже отвечал ему, что взгляд Греческой Церкви на обряд, как на несущественную часть религии, могущий иметь и имеющий разные формы. Уже тогда греки говорили, есть выбор.
Николай Досталь: А вот здесь Никон не сообразил, не тонко себя повел.
Анна Качкаева: Не знаю. А мне кажется, что не не сообразил, а сознательно...
Николай Досталь: А для чего сознательно? Что значит сознательно?
Анна Качкаева: Это все время к разговору о том, как реформы трансформируются в России или как западное. Ведь можно сказать, вот, насадили эти греки, а потом католики и вообще это Ватикану было выгодно. Это я все опять к вечному разговору между Западом и Россией.
Николай Досталь: Я это слово повторяю который раз - сбалансированность. Вот у нас нет сбалансированности: или давайте мы все с Запада берем, или, наоборот, железный занавес опустим на весь 20 век и все. Нет той сбалансированности, когда сохранить какие-то свои корни, свое и взять все лучшее. Помните, там Максим Грек рассказывает Никону, какие мы? Помните? Там как раз об этом речь, что мы уж такие вроде, душа нараспашку, все как бы готовы делать для соседа, если у него что-нибудь горит, но если он шубу купит себе новую, ух, уж мы тут изойдем. Вот какие крайности. Это крайности, которые в русском характере. Там очень хороший диалог, эта сцена. Я не знаю, была она уже, я не помню, с Никоном он будет разговаривать, Максим Грек.
Анна Качкаева: Не случайно. То есть тоже понятно, что не случайно ваши симпатии на стороне тех, кто пошел на костер, это тоже естественно, это по человечески. И не только потому, что они традиционные. В этом фильме, понятно, тогда и не было, условно, интеллигенции, что церковные люди были самыми образованными людьми.
Николай Досталь: Кто грамотный, тот вроде бы, как бы интеллигент, по-нашему теперь уже.
Анна Качкаева: Сейчас, да. Любая оппозиция - это такие образованные, в данном случае были церковные люди. И никогда не было времен, опять же, в России, со времен Грозного если вы посмотрите, чтобы образованные люди были довольны властью. Вы их, конечно, не судите, но вот эта непримиримость образованных, пассионарных, сильных, она по сути ведь была, в общем, все равно неоправданной, и гибли лучшие, но сметало и всех остальных. А вы говорите и Кураев говорит только об ответственности власти.
Николай Досталь: Власти.
Анна Качкаева: А, может быть, не только? В данном случае я не хочу употреблять слово "элита", потому что к 17 веку это как-то несильно подходит. А вот про этих.
Николай Досталь: Там да, так называемая элита, они поддерживали власть всегда. Поддерживали власть, иногда в нужный момент, иногда в ненужный момент. Наверное, так происходило, как мне кажется, тогда. Все-таки власть была тогда безальтернативна. Я не хочу сказать, что от Бога, хотя многие так считали, но я немножко не так считаю, не важно. А если власть от Бога, значит, все, что она делает, все надо принимать, и уже та же элита, они принимали все это, окружение царя, они же принимали. Но только уже когда второй царь появился, Никон, тут уж они, конечно, да, уж царь должен быть один, тут они восстали.
Кстати, он Никоне. На обсуждении архимандрит Тихон сказал, что Никон был аскет. Это абсолютно неправильно. Не был он никогда аскетом. Мне даже позвонил Валерий Гришко, исполнитель роли, он мне позвонил уже сегодня, говорит, "Николай Николаевич, какой же он аскет, почитали бы про него, как он любил роскошь, любил все это".
Анна Качкаева: Нет, это и в роли видно по актеру и по тому, как он себя вел.
Николай Досталь: Это, хорошо, художественное кино. Но нас вроде бы поймали, что мы не очень правильно Никона подали, его аскетическую не показали сторону, но он никогда не был аскетом.
Анна Качкаева: Вы заговорили сами об актерах. Молодые, молодые, молодые, замечательные, мне кажется, со многими вы первый раз работали, некоторых просто, как я понимаю, открыли, из Екатеринбурга актер, из провинциальных театров.
Николай Досталь: Из Самары.
Анна Качкаева: Из Самары. И Никон, и Аввакум, и Морозов, и царь Алексей Михайлович, и особенно, конечно, женщины меня порадовали - и Марковна, и жена Аввакума, и боярыня Морозова. Почему вы решили, что нужны совсем свежие лица? И так-то кино непростое, и вы решили, что совсем свежие лица.
Николай Досталь: Мне кажется, когда исторические персонажи, особенно надо, чтобы не было никаких ассоциаций, чтобы не мешали, как я говорю, ассоциативные люди. Все наши медийные, они ассоциативные. Не должно быть ассоциаций с тем или иным персонажем, что он еще сыграл десять ролей и прямо на другом канале идет картина с этим же артистом. Это, по-моему, нормальное решение, которое нам удалось воплотить в жизнь, что у нас артисты, по крайней мере, на главных ролях все не с ассоциативными лицами, так будем говорить.
Анна Качкаева: Наверное, это хорошо, потому что смотришь на это действительно как на такое погружение.
Николай Досталь: Они еще, по-моему, как-то хорошо сыграли, помимо того, что они, может быть, какие-то свежие лица, они еще талантливые ребята. Я очень доволен. Для меня, например, Коротков Саша, как для Тарковского Солоницын в "Андрее Рублеве". Когда я его увидел в первый раз, все, у меня уже больше не было даже сомнений, что это будет Аввакум, он, по-моему, очень пришелся на эту роль точно.
Анна Качкаева: А поскольку фильм у вас очень многонаселенный, народу там много, ясно, что играл народ народ в массовках. Как-то они проникались духом этого времени или просто тоже участвовали в таком зрелище забавном?
Николай Досталь: По крайней мере, им было очень интересно уже с самого начала одеть такой костюм, быть в другом обличии. Да, они, конечно, проникались уже, как-то старались соответствовать что ли по мере возможности, конечно. По крайней мере, в каждом городе массовка шла с большим интересом, что надо будет переодеться и как-то уже в другом обличии что ли. Для них это было, не просто пришли в своем, встали, сняли и ушли, нет. Хотя для них это был тяжелый труд.
Анна Качкаева: Я думаю, вас не будут упрекать в том, что не написаны даты и время, вернее, места бесконечно переносится пространственно-временная история, то вроде бы Кремль, то Белозерье, то город, которого там не было, то Сибирь, хотя, в общем, это понятно по природе, но очень все равно Россия - и это важно - не такая сусальная русская, которую часто мы видим. Во-первых, без красного Кремля, по тому что все белое, с монастырями.
Николай Досталь: Белокаменная.
Анна Качкаева: Все белокаменное. Вы сознательно не маркировали эти места?
Николай Досталь: Я могу сказать, что у нас были сомнения, нужно, не нужно, нужно, не нужно. Но все-таки, учитывая, что мы временно немножко перепрыгивали, не соответствовали точно, вот это событие здесь происходило, а мы его немножко сдвигаем, мы боялись, что мы этим самым...
Анна Качкаева: Слишком себя загоните в рамки.
Николай Досталь: ...и себя разоблачим где-то, в какой-то степени, это все-таки художественное кино, и зрителя собьем, он будет теперь следить только лишь... Нам казалось, что это не поможет, хотя я это слышу не первый раз, не только от вас, мне многие говорят, но мы так решили не писать. Уж не говоря о том, что мы Москву писали в Ростове Великом и Суздале, а писать, что это Москва, уж совсем, еще и расписаться в том, что мы здесь Москву не смогли снять, а сняли ее только там, где можно.
Анна Качкаева: А ведь не смогли, ее нет.
Николай Досталь: Потому что уже совсем нет того Кремля, нет той Москвы. Это тогда надо было просто все рисовать, на компьютере делать, это было бы все видно.
Анна Качкаева: Рафаэль, мы вас слушаем. Здравствуйте.
Слушатель: Добрый день, Анна. Добрый день, Николай Николаевич. Огромное спасибо за сериал. Он производит впечатление действительно качественно сделанной, душевной работы и режиссера, и всей съемочной группы. Хочется задать три вопроса, наверное, довольно важных. Первый вопрос будет о съемках. Насколько я слышал, для съемок были арендованы современные цифровые камеры, которые были задействованы в голливудских нескольких фильмах. Как удалось прийти к этому решению?
Второй вопрос. В Кандалакшу вы уже не в первый раз приезжаете. Что тянет вас в это место? Почему вам так притягателен этот кусок земли?
Третий вопрос. Обращались ли к вам о прокате фильма зарубежные страны и на продажу лицензии? Еще такой маленький момент про актеров, очень понравилась игра Валерия Гришко, по-моему, и Александра Басырова, очень хорошие артисты. Спасибо вам за то, что вы сделали такой фильм.
Николай Досталь: Начну сразу с третьего вопроса, на него проще всего сказать. Насчет продажи, это владельцы картины, сейчас "Россия-1" канал, это их прерогатива. Я хотел бы, конечно, чтобы они могли и продать, и представить на кинофестиваль, и главное - сделать видеодиски, вот, что хотелось бы, но это вопрос к ним.
Теперь первое, по поводу двух камер. Да, действительно, это современные камеры "Силикон имиджен", которые уже есть в Европе, мы их взяли напрокат из Германии, качество их почти 35 миллиметров, очень хорошее качество.
Анна Качкаева: Это такой красивый, мягкий цвет, свет и так далее?
Николай Досталь: Абсолютно, это возможности этой камеры. И ради шутки скажу, когда я узнал, что этими камерами снимался фильм "Миллионер из трущоб", который получил восемь "Оскаров", я подумал, ну что же, восемь конечно мы не потянем, ну, может быть, два-три отхватим, давайте снимать этими камерами. Это первый вопрос.
Второй про Кандалакшу. Да, действительно, я там снимал Ашаламль из "Завещание Ленина", "Петя по дороге в Царствие Небесное" и сейчас снял "Раскол".
Анна Качкаева: То есть третий раз.
Николай Досталь: Третий раз. Я могу сказать, во-первых, там замечательная крепкая, настоящая зима. Там уж снег, так снег каждый год. Если здесь где-то его надо ловить, то будет, то не будет, то там всегда снег, природа, там можно снимать Сибирь, там можно снимать север, там можно снимать Подмосковье, так сказать, тех лет. Поэтому это очень место замечательное, да и люди там хорошие живут, которые нам помогали на съемках во всех отношениях. Так что город замечательный для съемок натурных сцен и для постройки декораций, мы там строили декорации, и бараки строили, здесь строили церквушки, избы для "Раскола".
Анна Качкаева: Сергей, Свердловская область. Здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте, Анна. Здравствуйте, Николай. То, что говорят, что власть от Бога, и все, что она делает, якобы правильно, мое мнение таково, что Бог дает ровно ту власть, которую сам данный народ и достоин. Я так считаю.
Николай Досталь: Да, наверное. Это вопрос или просто ремарка?
Анна Качкаева: Комментарий к разговору.
Николай Досталь: Я с вами согласен, наверное, да, народ еще делает свою власть. Народ делает свою власть, переделывает ее, подделывает или, наоборот, считает ее неприкосновенной. И тогда иногда получает то, что получает.
Анна Качкаева: Еще раз сообщаю Андрею и Василию, которые спрашивают, что они не видели и во сколько идет. На "Культуре" с девяти до одиннадцати сдвоенные серии с понедельника по пятницу, потом будет заключительная дискуссия, в которой Николай Досталь будет принимать участие. То есть это такое второе обсуждение, на половинке обсудили и сейчас.
Олег пишет: "А мне фильм показался скучным и лубочным". Ну, сколько зрителей, столько мнений.
Николай Досталь: Ну что делать, сколько зрителей, столько мнений, конечно.
Анна Качкаева: "Вся беда нашего народа в том, что вся история - это сплошное насилие над народом, народ думает чем угодно, но только не мозгами", Геннадий Георгиевич так считает.
"Какой доход получила нынешняя, глубоко верующая власть от передачи китайской кошелке исконно русской земли уссурийской..." и так далее.
Николай Досталь: Это не к нам вопрос.
Анна Качкаева: Это не к нам вопрос, это рассуждение на тему.
"Наш народ плачет, что плохо живет, а вы послушайте, какие песни передают по радио, "видно, в понедельник их мама родила", но это опять реплика скорее по поводу.
"Испокон веков на Руси во власти орудовали верующие преступники, при советах неверующие, но сделавшие страну великой державой. А теперь у власти окопались псевдоверующие, которые ведут страну в никуда", так считает Николай.
"История рассудила Никона и Аввакума, образованнейшие бежали из страны после революции, ассимилировались во втором, третьем поколении, дикари и старообрядцы прожили больше века в джунглях в какой-нибудь Бразилии, так и остались русскими, даже ассимилировали аборигенов", Александр из Москвы.
"В сущности, Никон довольно элементарен. Выходец из полуязыческой мордвы, образован, неплохо изучил букву православия, но ничего не понял в его духе. Захотел стать русским Папой и решил устроить верующим проверку на вшивость: если иконы и персты проглотите, значит, и все остальное тоже. Но к чести нашего народа он показал, что с ним такие вещи не проходят".
Николай Досталь: Это как будто он прочитал комикс какой-то на эту тему, где-то может быть уже напечатали, и делает выводы.
Анна Качкаева: Может быть. Тем не менее, есть контекст и мнения.
Николай Досталь: Конечно.
Анна Качкаева: Москва. Татьяна, мы вас слушаем. Здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Как бы вы отнеслись к такой жестокости Алексея Михайловича? Страдалиц, боярыню Морозову, ее сестру и подругу, раздели до пояса, связали руки за спиной, подняли на дыбы на встряску, потом бросили на снег, женщины, и не давали пить, не давали есть. Один охранник разрешил кому-то принести им еду, царь приказал его казнить.
Анна Качкаева: Все так.
Николай Досталь: А как можно к этому отнестись?
Слушатель: Достоин ли он звания тишайшего?
Николай Досталь: Вы знаете, тишайший, это абсолютно не соответствовало действительности и это звание даже, как мне говорили, это неправильно переведено с греческого, что тишайший, это просто неправильный перевод, точнее, такой благоверный, очень верующий и очень правильный. На самом деле, конечно, это к Алексею Михайловичу абсолютно не...
Анна Качкаева: Как, впрочем, к любому царю.
Николай Досталь: Наверное, да. Поэтому, как можно к этому отнестись? Только с сожалением и осуждением к таким его поступкам.
Анна Качкаева: "Фильм только на середине и судить о нем еще все равно рано, но почему Досталь обходит тему национального унижения русских людей того времени? Поскольку у нас самое большое в мире православное царство, так кто же такие греки? Почему мы должны у них учиться?"
Николай Досталь: Греки наши единоверцы. Если мы приняли это через греков, мы приняли православие, не то, что учиться, но хотя бы...
Анна Качкаева: Вот опять это сегодняшний день накладывается на...
Николай Досталь: Да. Я не вижу здесь никаких противоречий. Я считаю, что Греческая Церковь православная церковь, почему же от нее отмахиваться. Ее, наоборот, хотел и Никон, и Алексей Михайлович, хотели, чтобы под эгидой православия московского, от Москвы были и греки тоже. Ведь они были под Османской империей. Он ведь назывался всегда пятым, патриарх Никон, а цель была, что он назывался бы первым, тогда была бы Москва Третьим Римом.
Анна Качкаева: Елена, Москва, мы вас слушаем. Здравствуйте.
Слушатель: Приветствую вас. У меня не столько вопрос, сколько просьба. В России существуют еще одни христиане, о которых замалчивают, это протестанты, это баптисты, пятидесятники. У меня просьба. Последний фильм, который был создан, это "Тучи над Борском", где говорилась совершенная неправда, что баптисты убивают людей.
Николай Досталь: Там их называли просто сектантами. Это общее было такой название "сектанты".
Слушатель: У меня просьба создать фильм о них, о русских протестантах, потому что их много. Я, собственно, звоню, потому что я тоже протестант. Мы никого не убиваем, мы никого не обижаем и слово "протестант" переводится не то, что против всех, а "про" и "контра", вот это с латинского, "затест", "тестемони", это значит свидетельство, Новый Завет, Старый Завет, Ветхий Завет. Протестант, значит, завет, как Лютер, вы знаете, за возвращение к завету, возвращение к тому, о чем говорила Библия.
Николай Досталь: Я с вами совершенно согласен и вашу просьбу надо адресовать каналу "Культура", потому что легче, проще и быстрее снять документальный фильм об этом. Вот документалистика должна обратить внимание на то, что вы сказали. И на канале "Культура" это вполне возможно. Поэтому вы просто, можно сказать, не по адресу ко мне, но по адресу к каналу "Культура" обратились.
Анна Качкаева: Я думаю, что и по адресу тоже, потому что на самом деле фильм "Раскол" ведь не только про никонианцев и старообрядцев, а вообще. Я же не случайно вас спрашивала про тех несогласных и про тех, кто не против, а просто другие.
Николай Досталь: Тогда не было других, уже позже появились и протестанты, и баптисты.
Анна Качкаева: Но это первые другие, которые вынуждены были в таком виде, там были до них додругие, но все время другие. Эта тема других и неприятия другого и все время через костер, дыбу или лагерь, мне кажется, очень важное с точки зрения и преодоления.
Николай Досталь: Она и сейчас, эта тема, существует.
Анна Качкаева: Она существует и о ней бесконечно нужно говорить, потому что вот это ощущение нетерпимости, оно даже в высказываниях и наших слушателей, и многих людей.
Николай Досталь: В нашем обществе это очень и очень распространено - нетерпимость к чужому мнению, к чужой нации.
Анна Качкаева: Может быть, завершая, поскольку была вопросы о Кандалакше, об истории и так далее, что у вас в планах, как это принято обычно спрашивать у режиссеров.
Николай Досталь: У меня в планах две абсолютно разные вещи: написан уже сценарий, давно мы его подделали, переписали, тот же Михаил Кураев по его повести "Капитан Дикштейн", есть такой сейчас сценарий, мы думаем о нем, но, опять же, не дешевый, это полнометражный фильм. А есть еще у меня такой проект, это сценарий Арифа Алиева, это, можно сказать, такая комедийная мелодрама, можно так ее назвать...
Анна Качкаева: Неожиданно.
Николай Досталь: Неожиданно. А потому что сейчас вы поймете, почему. А почему? Потому что посвящена первым российским кинопродюсерам Дранкову и Ханжонкову. Ну как же, тут все.
Анна Качкаева: Да, тут не может быть невесело.
Николай Досталь: Начало века. Есть такой сценарий, ищем на него деньги.
Анна Качкаева: Слушайте, Ханжонков такая фигура.
Николай Досталь: Вот, вы понимаете, да. И о них никто ничего в игровом кино... Была одна картина неплохая "Раба любви", но это было 35 лет назад. Там было скорее даже о ней, а здесь мы хотим именно о Ханжонкове и Дранкове, двух продюсерах, они абсолютно разные люди, один скорее снимал авторское кино, другой коммерческое.
Анна Качкаева: И, в общем, драматическая судьба-то.
Николай Досталь: Драматическая судьба тоже и у того, и у того: тот умер на чужбине, а этот умер в Ялте, но тоже уже в безвестности, в 1945 году, Ханжонков.
Анна Качкаева: Ну что же, давайте будем смотреть теперь и мелодраму, вернее, комедию...
Николай Досталь: Не комедию, я бы сказал, а комедийную мелодраму.
Анна Качкаева: В исполнении Николая Досталя. Всего вам доброго!
