Марина Тимашева: Петербургское издательство ''Вита Нова'' выпустило ко дню рождения Венедикта Ерофеева новое издание книги ''Москва – Петушки'' с иллюстрациями художника из группы ''Митьки'' Василия Голубева. Рассказывает Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: ''Поэма невелика, но ''сюжетиста''. Неизбежен соблазн превратить её в комикс из жизни весёлых человечков. И это веская причина отказаться от единой манеры исполнения. Да, так не положено. Хотя, в свою защиту скажу: иллюстрации, всё-таки, одного размера, и с этим невозможно спорить. А во-вторых, сделаны они на одинаковой бумаге, что так же неопровержимо. … Автор заметил в своих записных книжках: ''Я многогранен, как стакан''. Отчего же не воспользоваться его тонким намёком?'' - так написал о своей работе над книгой художник Василий Голубев, создавший 50 иллюстраций специально для нового издания бессмертной поэмы ''Москва – Петушки''. Действительно, издание получилось многогранным. Говорит арт-директор издательства ''Вита Нова'' Наталья Дельгядо.
Раньше издавались иллюстрированные издания Венедикта Ерофеева и издания с комментариями, но чтобы это было соединено в одной книге, я не припомню. Во-первых, это издание, как все книги серии ''Рукописи'', проиллюстрировано и созданы работы художника специально для этого проекта. Во-вторых, в книгу вошли комментарии Алексея Плуцера-Сарно. В книге, что очень приятно, есть очень подробная хроника жизни Ерофеева, которая составлена замечательным специалистом и литературоведом Евгением Шталем, сейчас создан музей в Хибинах, в городе Кировске, директор этого музея Евгений Шталь готовил хронику событий жизни Венички Ерофеева.
Сам комментатор Алексей Плуцер-Сарно говорит, что комментирование Венички Ерофеева несколько затруднено тем, что мы не очень далеко ушли от него по времени - мы, по сути дела, смотрим на свою эпоху. Кроме того, поэма насыщена библейскими аллюзиями, литературными, цитатами из каких-то произведений. Поэтому Алексей утверждает, что он сосредоточился только на бытовой стороне вопроса, таким образом, что даже назвал свою работу ''Энциклопедия русского пьянства''. Но все-таки большая часть этого комментария посвящена бытовым вопросам, например тому, какими жаргонными и разговорными словами назывались разные виды напитков и разные меры этих напитков. Например, комментарий к словам ''я взял четвертинку'' заключается не только в объяснении того, что такое ''четвертинка'', но и в перечислении различных названий: ''пол бутылки'', ''диковинка'', ''соточка'', ''гусь'', ''четвертуха'', ''пол шишки'', ''мерзавчик'', ''сороковка'', и так далее. Кроме того рассказом о том, как назывались эти меры в разные времена.
Татьяна Вольтская: Любая публикация Венедикта Ерофеева и его великой книги всегда актуальна и интересна, - считает литературный критик Никита Елисеев.
Никита Елисеев: Тем более, что к ней приложен такой замечательный материал как ''Хроника жизни Венедикта Васильевича Ерофеева'', составленный Евгением Шталем, блистательным исследователем литературы. Образ Венедикта Ерофеева сливающегося с образом его лирического героя, Веничка Ерофеев это, назовем вещи своими именами, образ пьяного обормота, стремящегося, прежде всего, к свободе, тогда как Евгений Штайль это пример совершенно фантастического труженика. Это очень любопытно и парадоксально. В этой книге очень интересные иллюстрации Василия Голубева - ''Митька''.
Казалось, что ''Митьки'' - наиболее близкие к Венедикту Ерофееву и к его поэме персонажи жизни искусства и художественной жизни позднего СССР.
Татьяна Вольтская: По своей декларации, по легенде, да?
Никита Елисеев: Да, кому же еще иллюстрировать Венедикта Ерофеева, как ни одному из ''Митьков''? Что касается его рисунков, они очень страшные, мрачные, а, с другой стороны, они очень смешные и напоминают карикатуру из ''Крокодила''. Кроме того, к поэме приложен огромный комментарий Алексея Плуцера-Сарно. Здесь я немножко не согласен с его вступлением, когда он говорит, что эта эпоха от нас слишком близка. Та эпоха ушла от нас не просто безвозвратно, многие ее реалии современные люди просто могут и не знать. Поэма невероятно смешна. Например, описание Веничкой изготовления разного рода коктейлей это просто образец юмористики. Коктейль ''Сучий потрох'' или ''Поцелуй, насильно данный'' - просто гениально! ''Некоторые утверждают, что ''Сучий потрох'' следует размешивать веточкой жимолости. Нет, нет и нет!''. Я уже не говорю о великой пародии Венички Ерофеева на знаменитое стихотворение в прозе Ивана Сергеевича Тургенева о русском языке: ''В дни несчастий, в дни беды, будь со мною, русский язык'' - ''Мне нравится, что у моего народа такие глаза, в них всё - божья роса''.
Это одно из самых парадоксальных произведений в мировой литературе. Потому что, с одной стороны, она очень смешная, с другой стороны, по прочтении ее все равно остается ощущение какого-то ужаса несомненного, страшного трагизма, ощущение того, что человек все время смеется, а при этом говорит что-то страшное, важное и вечное, оно всегда остается. Я просто не знаю такого филолога, кто бы взялся адекватно оценить и истолковать эту поэму.
Татьяна Вольтская: Может, это вообще дело не филолога?
Никита Елисеев: Нет, почему? Я уверен, что если бы Михаил Иванович Бахтин, который был в восторге от этой поэмы, если бы он был достаточно силен и молод, он бы наверняка написал великолепную, чуть ли не книжку, такую же, какую он написал про Рабле. Потому что человек, чья знаменитая книжка о Рабле прославилась во всем мире, с одной стороны, а, с другой стороны, человек, который всю жизнь занимался Достоевским и сделал на основе анализа Достоевского большие, гигантские открытия в бытовании художественных текстов, он должен был быть обрадован, когда он увидел это самое соединение, потому что, что такое Венедикт Ерофеев? Это удивительное соединение Рабле и Достоевского. С одной стороны - трагизм Достоевского, с другой стороны - безудержный, плотский и обращенный к низкому смех Рабле. Сама судьба Венедикта Ерофеева накладывает отпечаток на эту поэму. Скажу страшную вещь, но ведь это история сломанного человека. Совершенно очевидно и по его записям, и по кругу его чтения, и даже по поэме, и по ''Вальпургиевой ночи'', и по его страшному и мощному антиленинскому произведению ''Моя маленькая Ленининана'', что это был великолепный филолог, настоящий человек с филологической хваткой, который любил Корнеля, Расина. То есть он поступил спроста во Владимирский институт, мог бы поступить спроста и в Московский университет, но его выгнали только за то, что он не ходил на физкультуру, но, главное, что у него обнаружили Библию в тумбочке. Господи, боже мой! То есть Библию обнаружили, и слава Богу, верующий он, не верующий, но он занимается самой первой, самой главной книгой, из него мог бы получиться фантастический ученый!
Татьяна Вольтская: Может быть, тогда он не написал бы ''Москва Петушки'', может, это судьба?
Никита Елисеев: Может быть. Но, может быть, он написал бы что-то гораздо более яркое и гармоничное. Судьба человека, на которого навалился несправедливый строй и он, поломанный, но вышел из этой битвы, в общем, победителем. Но то, что он поломанный, это несомненно.
