Праздник я упустил, находясь на чужбине.
Я не увижу, как люди, называющие себя русскими, собравшись в толпу, дерут глотки под хоругвями, исписанными в патриотических целях старославянской вязью, и горячат друг друга взаимной принадлежностью к одному этносу.
Впрочем, все это я видел уже много раз, а другого репертуара в этом театре нет, так что, в сущности, я ничего не пропустил, пребывая на чужбине.
На чужбине этой, в городе Монреале, я пью чай с моим другом Али Аль-Мусави и его женой Юлей, не побоюсь этого слова, Вассерман. Они оба – порознь – приехали сюда когда-то из России. Той России, где сегодня – по случаю светлого праздника народного единства – мой друг Али был бы чурка нерусский, а Юля – жидовкой.
Они решили не участвовать в нашем празднике.
В Монреале они встретились и завели трех прекрасных детей. Старшего зовут Хусейн, среднего, вы будете смеяться, Давид, а младшую – Машенька. В память о стране, откуда они уехали и на волшебном языке которой говорят. Говорят, поверьте, гораздо лучше, чище и разнообразнее, чем те, под хоругвями…
И если там, под хоругвями, не найдется другого повода для народного единства, кроме взаимного погрома, то Машенька вряд ли заглянет когда-нибудь на мамину Родину.
Короче: с праздником.
Я не увижу, как люди, называющие себя русскими, собравшись в толпу, дерут глотки под хоругвями, исписанными в патриотических целях старославянской вязью, и горячат друг друга взаимной принадлежностью к одному этносу.
Впрочем, все это я видел уже много раз, а другого репертуара в этом театре нет, так что, в сущности, я ничего не пропустил, пребывая на чужбине.
На чужбине этой, в городе Монреале, я пью чай с моим другом Али Аль-Мусави и его женой Юлей, не побоюсь этого слова, Вассерман. Они оба – порознь – приехали сюда когда-то из России. Той России, где сегодня – по случаю светлого праздника народного единства – мой друг Али был бы чурка нерусский, а Юля – жидовкой.
Они решили не участвовать в нашем празднике.
В Монреале они встретились и завели трех прекрасных детей. Старшего зовут Хусейн, среднего, вы будете смеяться, Давид, а младшую – Машенька. В память о стране, откуда они уехали и на волшебном языке которой говорят. Говорят, поверьте, гораздо лучше, чище и разнообразнее, чем те, под хоругвями…
И если там, под хоругвями, не найдется другого повода для народного единства, кроме взаимного погрома, то Машенька вряд ли заглянет когда-нибудь на мамину Родину.
Короче: с праздником.