Ирина Лагунина: В то время, как 8 ноября Европейский суд по правам человека выносил решение, что если Россия вышлет Умида Якубова в Узбекистан, то тем самым нарушит Европейскую конвенцию по правам человека, поскольку в Узбекистане Якубову грозят пытки, либо бесчеловечное или унижающее достоинство обращение, запрещенное статьей 3 конвенции (мы рассказывали об этом в прошлый четверг), руководитель программы «Право на убежище» Института прав человека Лена Рябинина присутствовала на другом судебном процессе – в Мурманске. Лена, вам слово.
Лена Рябинина: Я ездила в Мурманск на рассмотрение в Кольском районном суде Мурманской области очередного ходатайства прокуратуры о продлении срока применения меры пресечения содержание под стражей Юсупу Казимахунову. Как и следовало ожидать, суд принял решение о том, чтобы продлить его содержание под стражей еще на 3 месяца, до 10 февраля 2012 года. В этом деле пересекаются две тенденции, каждая из которых далеко не лучшим образом в течение многих лет развиваются в России. Это, во-первых, кампания фабрикации уголовных дел об исламском экстремизме, первой жертвой которых стел Юсуп, он первый, кто был осужден в России по обвинениям в участии в деятельности запрещенной организации Хизб-ут-Тахрир. Приговор был вынесен 11 октября 2004 года, и он был осужден на 8 лет лишения свободы, потом с этого срока при изменении одной из статей, которые ему были вменены, удалось 8 месяцев исключить. Но задержан он был в феврале 2004 не в связи с уголовным делом, которое было возбуждено почти полутора месяцами позднее, а в связи с тем, что по аналогичным обвинениям его выдачи требовал Узбекистан, который обвинял его в участии в этой организации в интервале с 95 по 99 год.
И еще в 2009 году, за два года до окончания срока заключения по вынесенному в Москве приговору, узбекская сторона подтвердила свое желание получить его для дальнейшего уголовного преследования, и тогда же Генеральная прокуратура направила в республику Коми, где тогда находился в колонии Юсуп, письмо, которое начиналось словами, что Генпрокуратурой Российской Федерации рассмотрен запрос о выдаче Казимахумова для привлечения к уголовной ответственности.
В конце концов, когда уже стал приближаться момент окончания этого срока наказания, ему, чем дальше, тем чаще, стали посещавшие его сотрудники ФСБ объяснять, чтобы он не рассчитывал на реальное освобождение, потому что сразу после окончания срока по приговору он отправиться на историческую родину, то есть в Узбекистан.
Ирина Лагунина: Лена, а что это за человек, как он оказался в России? Что он делал в Узбекистане? Насколько оправданы эти претензии узбекской стороны, что он был членом Хизб-ут-Тахрир, а следовательно, членом экстремистской организации?
Лена Рябинина: Это человек с педагогическим образованием, достаточно высокого интеллектуального уровня. И в Узбекистане как раз он к организации Хизб-ут-Тахрир отношения не имел. Он интересовался многими течениями в исламе, да и вообще человек читающий, с довольно широким кругозором, но не более того. В 95 году, где-то в январе, он уехал в Россию, и уже в Москве, он действительно не отрицал этого, в 96 году он вступил в организацию Хизб-ут-Тахрир. И приговор, который был вынесен Московским городским судом, почему мы относим к сфабрикованным делам? Потому что осужден он был отнюдь не только в связи со своим участием в этой организации, а так же и на основании того, что в квартиру, которую он снимал, были подброшены какие-то листовки с инструкциями об изготовлении взрывчатых веществ или что-то вроде того. Произошло этого после того, как он несколько месяцев находился под стражей в следственном изоляторе, тем не менее, это тоже послужило основанием для его осуждения.
И осужден он был по трем статьям – это организация преступного сообщества, вовлечение в террористическую организацию и использование заведомо подложного документа. Да, действительно, когда он узнал в начале 2000 о том, что Узбекистан его объявил в розыск по таким обвинениям, Юсуп, опасаясь того, что он может быть задержан и передан в распоряжение узбекских властей, где подвергнется жесточайшим пыткам, обзавелся фальшивым паспортом, не отрицал этого, действительно фальшивый паспорт. Наказание за это он уже отбыл.
Ирина Лагунина: Когда произошел этот перелом? Он выехал из Узбекистана свободным человеком, никаких обвинений не было ему предъявлено, и вдруг Узбекистан заявляет о том, что на него есть такие серьезные обвинения у узбекской стороны. Вам удалось выяснить, в связи с чем это возникло?
Лена Рябинина: В связи с чем именно, нам выяснить не удалось. Предположениями я могу, конечно, поделиться. Узбекская сторона предъявила ему обвинения в 99 году. Тогда было возбуждено уголовное дело против него, и он объявлен в розыск. 99 год в смысле узбекской кампании преследования тех, кого подозревали в принадлежности к запрещенным организациям, знаменателен. Потому что кампания резко активизировалась после февральских 99 года террористических актов в Ташкенте, после которых там практически всех мусульман, исполняющих регулярно обряды, стали подозревать в причастности к чему-то нехорошему. По всей видимости, где-то когда-то, на каком-то из профилактических учетов Юсуп был, поскольку он верующий мусульманин, тщательно исполняет все обряды, а таких людей в Узбекистане обязательно берут на заметку. И наверное, обнаружив, что он уже покинул страну, узбекские власти решили, что он должен оказаться среди тех, кому предъявлено обвинение.
Ирина Лагунина: И что сейчас?
Лена Рябинина: Сейчас ситуация с одной стороны абсурдная, с той же противозаконная, тем не менее, вызывающая серьезные опасения. Он находится в следственном изоляторе города Мурманска. И Генеральная прокуратура каждый раз, когда дает поручение мурманской прокуратуре выйти в суд с ходатайством о продлении срока его содержания под стражей, указывает, что проводится экстрадиционная проверка. Я не зря в самом начале, рассказывая об обстоятельствах Юсупа, обратила внимание на письмо из Генеральной прокуратуры аж 2009 года, которое начиналось со слов, что рассмотрен запрос, то есть экстрадиционная проверка была уже тогда завершена. Тем не менее, на основании того, что она все еще проводится, Юсупа все еще содержат под стражей. Это содержание под стражей незаконно по целому ряду обстоятельств. Во-первых, это второй арест по прежним основаниям. Потому что когда в 2004 его задержали в Москве, его задержали именно по тем же самым основаниям, а в деле ни одного нового документа не появилось. По тому же незаконен этот арест, что лишение человека свободы с целью последующей экстрадиции в том смысле, который придает Европейский суд в 5 статье Европейской конвенции, может быть признано законным, только пока осуществляются меры, связанные с его выдачей или высылкой. Абсолютно ни одного документа, подтверждающего содержание тех действий или их результаты, которые предпринимает Генеральная прокуратура, в деле нет. И это один из самых веских доводов наших кассационных жалоб на предыдущее продление и на нынешнее.
Незаконно так же и не может быть осуществлена эта экстрадиция в связи с тем, что он неминуемо подвергнется в Узбекистане запрещенному обращению. И кстати, по иронии судьбы 8 ноября, в тот же самый день, когда Кольский районный суд рассматривал продление срока лишения свободы, Европейский суд вынес решение по делу Якубова, которого так же обвиняет узбекская сторона в причастности к организации Хизб-ут-Тахрир, и в этом решении, поясняя позицию суда, который счел, что выдача и высылка Якубова невозможна, потому что повлечет запрещенное обращение с ним, указано, что в Узбекистане по свидетельствам множества независимых источников, начиная от Организации Объединенных Наций и кончая большим количеством докладов неправительственных организаций, зафиксировано, что лица, подозреваемые и обвиняемые в причастности к Хизб-ут-Тахрир, в Узбекистане систематически, постоянно подвергаются запрещенному обращению.
Ирина Лагунина: Лена, вы сказали, что дело Юсупа Казимахунова характерно с точки зрения двух моментов – это дело об исламском экстремизме и это стандартные обвинения, которые предъявляют узбекские власти. Мне кажется, в нем есть еще третий момент. Все дела беженцев, или беглецов, показывают отношение к ним как «к чужим», «к не своим», а соответственно, правовыми нормами в отношении них можно и пренебречь. Я до нашей с вами беседы разговаривала с адвокатом из Санкт-Петербурга Ольгой Цейтлиной. Она выиграла в Европейском суде по правам человека дело о приемнике-распределителе, который находился в Санкт-Петербурге и в котором содержались лица для выдворения из России. Подчеркну, что не одно и то же, что беженцы, но это тоже люди, на которых распространяется это отношение – «чужие». Для начала я спросила у Ольги Цейтлиной, о каком количестве людей идет речь, если говорить о Санкт-Петербурге и Ленинградской области?
Ольга Цейтлина: Это очень сложно сказать. В частности, в центре содержания в приемнике-распределителе содержалось около двухсот человек для выдворения. То есть это лица, задержанные для выдворения, и вынесено решение о содержании их в этих центрах в обеспечении выдворения. Около двухсот человек содержалось в спецприемнике ГУВД на Захарьевской 6. Условия содержания были бесчеловечные – это признано самим правительством России. Безусловно, государство имеет право регулировать незаконно находящихся на своей территории мигрантов, регулировать эти процессы, и это категория лиц, срок пребывания которых истек, либо истекла виза, либо истек, если это безвизовый режим, срок пребывания 90 суток, а они по каким-либо причинам не покинули, не выехали добровольно. То есть никто не спорит с обязанностью государства регулировать эти процессы, контролировать их и выдворять. Вопрос о том, что процедура, по которой осуществляется эти выдворения, и процедура содержания в этих центрах, где по сути дела идет лишение свободы, ограничение свободы, окончательным образом не прописана, должным образом в законе, и сроки содержания очень большие – это два года на сегодняшний день максимальный срок исполнения этого постановления о выдворении.
Ирина Лагунина: Ольга, и все эти люди, попадая в такие распределители, могут провести в них до двух лет?
Ольга Цейтлина: Нет, безусловно, не все люди, но существует категория лиц, которые, например, наши заявители провели год в центре содержания, в приемнике в бесчеловечных условиях. Например, свет находился только в коридоре и сами задержанные в камере не могли выключить свет. Поэтому они в отсутствии вообще прогулок потеряли понимание, либо это день, либо это ночь, они не знали, какой день недели, какое время года. И в отсутствии прогулок, в отсутствии полной такой изоляции, в каменном мешке они содержались, они провели год. В частности, правительство в деле в Европейском суде признало, что это нарушает статью третью конвенции, то есть право на запрет бесчеловечного и унижающего человеческое достоинство обращение. Есть определенная категория, которую выдворить очень сложно, невозможно в связи с отсутствием документов или в связи с тем, что это лица без гражданства. Например, наши заявители в связи с коллапсом Советского Союза оказались лица без гражданства, то есть у них не было гражданства ни одной страны, они не приняли гражданство России и утратили, то есть это бывшие граждане СССР. Их некуда выдворить. Продержав в таких бесчеловечных условиях год, государство даже не установило их личность, просто открыли двери и выпихнули. То есть они снова могут подвергнуться цикличному задержанию. Не урегулирован механизм документации таких лиц, как лица без гражданства.
Ирина Лагунина: В данном случае с помощью Европейского суда была достигнута процедура мирного урегулирования спора. Что признали российские власти?
Ольга Цейтлина: Российские власти признали о том, что действительно нарушена статья 3 конвенции, то есть бесчеловечные условия содержания в данном центре, статья 5 о том, что не принимало государство усердия и не осуществляло должной тщательности процедуры выдворения, при этом продолжая содержать в заключении. Государство признало, что отсутствует периодический судебный контроль над такими сроками. То есть лица, содержащиеся в этих центрах, они лишены возможности по истечении определенного срока подать жалобу и просить об освобождении, когда понятно, что выдворение нельзя осуществить. Сами лица лишены процессуальной возможности прекратить и чтобы суд решал вопрос, законно или незаконно они содержатся в этих центрах, и освободил их. Такой процедуры в законе не существует на сегодняшний день. И государство это признало.
И так же признало отсутствие эффективных средств правовой защиты. В результате эти лица были освобождены, и впоследствии, несмотря на то, что не было решения по существу, уже хорошо, что государство само на уровне таком сознает и понимает эту проблему. И в Санкт-Петербурге, в частности, лица, задержанные для выдворения, не помещаются уже в этот центр на Захарьевской. Они помещаются в другой центр, где условия содержания намного лучше, хотя проблемы отсутствия периодического судебного контроля, проблемы правил содержания, свидания с родственниками так и остаются неурегулированными. И главное, срок исполнения этого постановления о выдворении - два года, он внесен в кодекс об административных правонарушениях, он представляется очень длительным. Потому что лицо, которое нарушило режим пребывания, но между тем оно никакого уголовного преступления не совершило, а в результате мера административного производства по своей тяжести и жестокости, можно сказать, что она приравнивается к уголовному наказанию, поскольку два года в центре – это лишение свободы, это существенное ограничение свободы, они содержатся в закрытых камерах, выйти они не могут. Это, конечно, очень длительный срок и необходим периодический судебный контроль по аналогии с уголовно-процессуальным кодексом, которого нет.
Ирина Лагунина: Ольга, то, о чем вы только что говорили – отсутствие надлежащей судебной защиты, - это статья 13 европейской конвенции по правам человека. Так кто в России контролирует эти центры, на ком лежит ответственность соблюдать международные обязательства, которые взяла на себя Россия, подписав эту конвенцию?
Ольга Цейтлина: На самом деле на сегодняшний день с 1 января ситуация такова, что вообще неизвестно, кто будет заниматься этой категорией. Потому что в настоящее время решение о выдворении принимается судами по ходатайству Федеральной миграционной службы, а само исполнение осуществляли органы ГУВД. На сегодняшний день с 1 января неясно, кто будет осуществлять это выдворение, и в частности, это содержание и выдворение. То есть это некий правовой пробел. И неслучайно в октябре этого года депутаты Законодательного собрания Петербурга обратились к министру внутренних дел Нургалиеву с просьбой посодействовать в урегулировании федерального законодательства об этих центрах, об учреждениях для лиц, подлежащих депортации и выдворению. И так же комитет по законодательству Законодательного собрания Санкт-Петербурга принял решение внести законопроект о порядке создания специальных учреждений временного содержания, то есть эту проблему правительство осознало и в комитете по законодательству и депутаты Законодательного собрания озаботились, на сегодняшний день пытаются решить, поскольку с 1 января вообще непонятно, что произойдет, в чьем ведомстве будет находиться и кто это будет осуществлять, либо федеральная миграционная служба, либо ГУВД, либо полиция - неизвестно.
Ирина Лагунина: Насколько эти люди имеют доступ к адвокатам как вы, и как осуществляется правовая помощь?
Ольга Цейтлина: Это очень хороший вопрос, поскольку доступ, можно сказать, ограничен, адвокатов пускают только по ордеру, но при этом, во всяком случае, не прописан, каков механизм получения свидания с родственниками. Только на усмотрение правоприменителя. Правовая помощь, никаких адвокатов центров или бесплатной правовой помощи нет. То есть если мы узнаем, что содержится какой-то конкретный человек, изучив дело, мы видим, что, например, выдворение невозможно осуществить или решение о выдворении принято, в частности, последний пример - состоит в зарегистрированном браке, и суд никаким образом не оценил, как это повлияет на его совместную семейную жизнь. То есть или не состоит в браке, имеет совместных несовершеннолетних детей с гражданской России. Существует масса решений Европейского суда, последнее это Сафанов и Закаев против России, где нарушена статья 8, суд признал это. Так же нарушение, когда лицо выдворялось, состоящее в зарегистрированном браке. Суд должен оценивать правомерность вмешательства в совместную семейную жизнь. Когда он этого не делает, происходят нарушения статьи 8. Но очень на самом деле сложно, лицо, которое попадает в такие условия, в отношении которых выносится решение о выдворении, они попадают в центры, они не владеют языком, они не понимают, куда подать жалобу, как, и даже мы не можем иногда выяснить, вот эта задержанная жалоба у самого центра, у них в отличие от уголовного, когда лицо содержится в изоляторах, им даже не вручают под расписку, что они подали такую-то жалобу, кто-то эту жалобу принял. То есть это тоже большая проблема. Правовую помощь достаточно сложно осуществлять. И нет никакой бесплатной правовой помощи, никакого адвоката, предоставленного государством, хотя идет такое серьезное ограничение свободы на два года.
Ирина Лагунина: Лена, когда вы смотрите на это отношение, будь то к мигрантам, которым предстоит выдворение из России, будь то к лицам, которые пытаются получить в России статус беженца, ваше мнение - это политика или это психология, своего рода менталитет органов, которые обязаны поддерживать законность в государстве?
Лена Рябинина: Я думаю, что это и то, и другое вместе взятое. Причем каждый из этих факторов в самую что ни есть нежелательную сторону усиливает влияние второго фактора. Почему политика? Потому что достаточно много лет назад мне попался на глаза документ - это было заключение Федеральной миграционной службы о положении в странах бывшего СССР. И в этом документе было указано, что во всех государствах на территории бывшего СССР установились демократические режимы, в которых соблюдаются права человека и так далее. А если так, то какие могут быть основания у жителей этих стран для признания беженцами? И поскольку отношение государственных органов к выходцам из государств на территории бывшего СССР определяется таким подходом, то, естественно, и отказы в предоставлении статуса беженца идут, и кроме всего прочего, хотя конвенция ООН о статусе беженцев устанавливает, что государства-участницы не должны рассматривать предоставление убежища гражданам других государств, так же являющихся членами этой конвенции, как недружественный шаг, поскольку предоставление убежища – это акт чисто гуманитарный, тем не менее, во всех случаях предоставление убежища оказывается политизированным. Это очень хорошо видно из официальной статистики ФМС России, размещенной на сайте ФМС России. Там замечательные цифры: после российско-грузинского конфликта 2008 года в течение первого года или даже двух процентов 90, если не больше, лиц, получивших статус беженца в России из числа выходцев из стран, когда-то входивших в СССР - это были граждане Грузии.
Лена Рябинина: Я ездила в Мурманск на рассмотрение в Кольском районном суде Мурманской области очередного ходатайства прокуратуры о продлении срока применения меры пресечения содержание под стражей Юсупу Казимахунову. Как и следовало ожидать, суд принял решение о том, чтобы продлить его содержание под стражей еще на 3 месяца, до 10 февраля 2012 года. В этом деле пересекаются две тенденции, каждая из которых далеко не лучшим образом в течение многих лет развиваются в России. Это, во-первых, кампания фабрикации уголовных дел об исламском экстремизме, первой жертвой которых стел Юсуп, он первый, кто был осужден в России по обвинениям в участии в деятельности запрещенной организации Хизб-ут-Тахрир. Приговор был вынесен 11 октября 2004 года, и он был осужден на 8 лет лишения свободы, потом с этого срока при изменении одной из статей, которые ему были вменены, удалось 8 месяцев исключить. Но задержан он был в феврале 2004 не в связи с уголовным делом, которое было возбуждено почти полутора месяцами позднее, а в связи с тем, что по аналогичным обвинениям его выдачи требовал Узбекистан, который обвинял его в участии в этой организации в интервале с 95 по 99 год.
И еще в 2009 году, за два года до окончания срока заключения по вынесенному в Москве приговору, узбекская сторона подтвердила свое желание получить его для дальнейшего уголовного преследования, и тогда же Генеральная прокуратура направила в республику Коми, где тогда находился в колонии Юсуп, письмо, которое начиналось словами, что Генпрокуратурой Российской Федерации рассмотрен запрос о выдаче Казимахумова для привлечения к уголовной ответственности.
В конце концов, когда уже стал приближаться момент окончания этого срока наказания, ему, чем дальше, тем чаще, стали посещавшие его сотрудники ФСБ объяснять, чтобы он не рассчитывал на реальное освобождение, потому что сразу после окончания срока по приговору он отправиться на историческую родину, то есть в Узбекистан.
Ирина Лагунина: Лена, а что это за человек, как он оказался в России? Что он делал в Узбекистане? Насколько оправданы эти претензии узбекской стороны, что он был членом Хизб-ут-Тахрир, а следовательно, членом экстремистской организации?
Лена Рябинина: Это человек с педагогическим образованием, достаточно высокого интеллектуального уровня. И в Узбекистане как раз он к организации Хизб-ут-Тахрир отношения не имел. Он интересовался многими течениями в исламе, да и вообще человек читающий, с довольно широким кругозором, но не более того. В 95 году, где-то в январе, он уехал в Россию, и уже в Москве, он действительно не отрицал этого, в 96 году он вступил в организацию Хизб-ут-Тахрир. И приговор, который был вынесен Московским городским судом, почему мы относим к сфабрикованным делам? Потому что осужден он был отнюдь не только в связи со своим участием в этой организации, а так же и на основании того, что в квартиру, которую он снимал, были подброшены какие-то листовки с инструкциями об изготовлении взрывчатых веществ или что-то вроде того. Произошло этого после того, как он несколько месяцев находился под стражей в следственном изоляторе, тем не менее, это тоже послужило основанием для его осуждения.
И осужден он был по трем статьям – это организация преступного сообщества, вовлечение в террористическую организацию и использование заведомо подложного документа. Да, действительно, когда он узнал в начале 2000 о том, что Узбекистан его объявил в розыск по таким обвинениям, Юсуп, опасаясь того, что он может быть задержан и передан в распоряжение узбекских властей, где подвергнется жесточайшим пыткам, обзавелся фальшивым паспортом, не отрицал этого, действительно фальшивый паспорт. Наказание за это он уже отбыл.
Ирина Лагунина: Когда произошел этот перелом? Он выехал из Узбекистана свободным человеком, никаких обвинений не было ему предъявлено, и вдруг Узбекистан заявляет о том, что на него есть такие серьезные обвинения у узбекской стороны. Вам удалось выяснить, в связи с чем это возникло?
Лена Рябинина: В связи с чем именно, нам выяснить не удалось. Предположениями я могу, конечно, поделиться. Узбекская сторона предъявила ему обвинения в 99 году. Тогда было возбуждено уголовное дело против него, и он объявлен в розыск. 99 год в смысле узбекской кампании преследования тех, кого подозревали в принадлежности к запрещенным организациям, знаменателен. Потому что кампания резко активизировалась после февральских 99 года террористических актов в Ташкенте, после которых там практически всех мусульман, исполняющих регулярно обряды, стали подозревать в причастности к чему-то нехорошему. По всей видимости, где-то когда-то, на каком-то из профилактических учетов Юсуп был, поскольку он верующий мусульманин, тщательно исполняет все обряды, а таких людей в Узбекистане обязательно берут на заметку. И наверное, обнаружив, что он уже покинул страну, узбекские власти решили, что он должен оказаться среди тех, кому предъявлено обвинение.
Ирина Лагунина: И что сейчас?
Лена Рябинина: Сейчас ситуация с одной стороны абсурдная, с той же противозаконная, тем не менее, вызывающая серьезные опасения. Он находится в следственном изоляторе города Мурманска. И Генеральная прокуратура каждый раз, когда дает поручение мурманской прокуратуре выйти в суд с ходатайством о продлении срока его содержания под стражей, указывает, что проводится экстрадиционная проверка. Я не зря в самом начале, рассказывая об обстоятельствах Юсупа, обратила внимание на письмо из Генеральной прокуратуры аж 2009 года, которое начиналось со слов, что рассмотрен запрос, то есть экстрадиционная проверка была уже тогда завершена. Тем не менее, на основании того, что она все еще проводится, Юсупа все еще содержат под стражей. Это содержание под стражей незаконно по целому ряду обстоятельств. Во-первых, это второй арест по прежним основаниям. Потому что когда в 2004 его задержали в Москве, его задержали именно по тем же самым основаниям, а в деле ни одного нового документа не появилось. По тому же незаконен этот арест, что лишение человека свободы с целью последующей экстрадиции в том смысле, который придает Европейский суд в 5 статье Европейской конвенции, может быть признано законным, только пока осуществляются меры, связанные с его выдачей или высылкой. Абсолютно ни одного документа, подтверждающего содержание тех действий или их результаты, которые предпринимает Генеральная прокуратура, в деле нет. И это один из самых веских доводов наших кассационных жалоб на предыдущее продление и на нынешнее.
Незаконно так же и не может быть осуществлена эта экстрадиция в связи с тем, что он неминуемо подвергнется в Узбекистане запрещенному обращению. И кстати, по иронии судьбы 8 ноября, в тот же самый день, когда Кольский районный суд рассматривал продление срока лишения свободы, Европейский суд вынес решение по делу Якубова, которого так же обвиняет узбекская сторона в причастности к организации Хизб-ут-Тахрир, и в этом решении, поясняя позицию суда, который счел, что выдача и высылка Якубова невозможна, потому что повлечет запрещенное обращение с ним, указано, что в Узбекистане по свидетельствам множества независимых источников, начиная от Организации Объединенных Наций и кончая большим количеством докладов неправительственных организаций, зафиксировано, что лица, подозреваемые и обвиняемые в причастности к Хизб-ут-Тахрир, в Узбекистане систематически, постоянно подвергаются запрещенному обращению.
Ирина Лагунина: Лена, вы сказали, что дело Юсупа Казимахунова характерно с точки зрения двух моментов – это дело об исламском экстремизме и это стандартные обвинения, которые предъявляют узбекские власти. Мне кажется, в нем есть еще третий момент. Все дела беженцев, или беглецов, показывают отношение к ним как «к чужим», «к не своим», а соответственно, правовыми нормами в отношении них можно и пренебречь. Я до нашей с вами беседы разговаривала с адвокатом из Санкт-Петербурга Ольгой Цейтлиной. Она выиграла в Европейском суде по правам человека дело о приемнике-распределителе, который находился в Санкт-Петербурге и в котором содержались лица для выдворения из России. Подчеркну, что не одно и то же, что беженцы, но это тоже люди, на которых распространяется это отношение – «чужие». Для начала я спросила у Ольги Цейтлиной, о каком количестве людей идет речь, если говорить о Санкт-Петербурге и Ленинградской области?
Ольга Цейтлина: Это очень сложно сказать. В частности, в центре содержания в приемнике-распределителе содержалось около двухсот человек для выдворения. То есть это лица, задержанные для выдворения, и вынесено решение о содержании их в этих центрах в обеспечении выдворения. Около двухсот человек содержалось в спецприемнике ГУВД на Захарьевской 6. Условия содержания были бесчеловечные – это признано самим правительством России. Безусловно, государство имеет право регулировать незаконно находящихся на своей территории мигрантов, регулировать эти процессы, и это категория лиц, срок пребывания которых истек, либо истекла виза, либо истек, если это безвизовый режим, срок пребывания 90 суток, а они по каким-либо причинам не покинули, не выехали добровольно. То есть никто не спорит с обязанностью государства регулировать эти процессы, контролировать их и выдворять. Вопрос о том, что процедура, по которой осуществляется эти выдворения, и процедура содержания в этих центрах, где по сути дела идет лишение свободы, ограничение свободы, окончательным образом не прописана, должным образом в законе, и сроки содержания очень большие – это два года на сегодняшний день максимальный срок исполнения этого постановления о выдворении.
Ирина Лагунина: Ольга, и все эти люди, попадая в такие распределители, могут провести в них до двух лет?
Ольга Цейтлина: Нет, безусловно, не все люди, но существует категория лиц, которые, например, наши заявители провели год в центре содержания, в приемнике в бесчеловечных условиях. Например, свет находился только в коридоре и сами задержанные в камере не могли выключить свет. Поэтому они в отсутствии вообще прогулок потеряли понимание, либо это день, либо это ночь, они не знали, какой день недели, какое время года. И в отсутствии прогулок, в отсутствии полной такой изоляции, в каменном мешке они содержались, они провели год. В частности, правительство в деле в Европейском суде признало, что это нарушает статью третью конвенции, то есть право на запрет бесчеловечного и унижающего человеческое достоинство обращение. Есть определенная категория, которую выдворить очень сложно, невозможно в связи с отсутствием документов или в связи с тем, что это лица без гражданства. Например, наши заявители в связи с коллапсом Советского Союза оказались лица без гражданства, то есть у них не было гражданства ни одной страны, они не приняли гражданство России и утратили, то есть это бывшие граждане СССР. Их некуда выдворить. Продержав в таких бесчеловечных условиях год, государство даже не установило их личность, просто открыли двери и выпихнули. То есть они снова могут подвергнуться цикличному задержанию. Не урегулирован механизм документации таких лиц, как лица без гражданства.
Ирина Лагунина: В данном случае с помощью Европейского суда была достигнута процедура мирного урегулирования спора. Что признали российские власти?
Ольга Цейтлина: Российские власти признали о том, что действительно нарушена статья 3 конвенции, то есть бесчеловечные условия содержания в данном центре, статья 5 о том, что не принимало государство усердия и не осуществляло должной тщательности процедуры выдворения, при этом продолжая содержать в заключении. Государство признало, что отсутствует периодический судебный контроль над такими сроками. То есть лица, содержащиеся в этих центрах, они лишены возможности по истечении определенного срока подать жалобу и просить об освобождении, когда понятно, что выдворение нельзя осуществить. Сами лица лишены процессуальной возможности прекратить и чтобы суд решал вопрос, законно или незаконно они содержатся в этих центрах, и освободил их. Такой процедуры в законе не существует на сегодняшний день. И государство это признало.
И так же признало отсутствие эффективных средств правовой защиты. В результате эти лица были освобождены, и впоследствии, несмотря на то, что не было решения по существу, уже хорошо, что государство само на уровне таком сознает и понимает эту проблему. И в Санкт-Петербурге, в частности, лица, задержанные для выдворения, не помещаются уже в этот центр на Захарьевской. Они помещаются в другой центр, где условия содержания намного лучше, хотя проблемы отсутствия периодического судебного контроля, проблемы правил содержания, свидания с родственниками так и остаются неурегулированными. И главное, срок исполнения этого постановления о выдворении - два года, он внесен в кодекс об административных правонарушениях, он представляется очень длительным. Потому что лицо, которое нарушило режим пребывания, но между тем оно никакого уголовного преступления не совершило, а в результате мера административного производства по своей тяжести и жестокости, можно сказать, что она приравнивается к уголовному наказанию, поскольку два года в центре – это лишение свободы, это существенное ограничение свободы, они содержатся в закрытых камерах, выйти они не могут. Это, конечно, очень длительный срок и необходим периодический судебный контроль по аналогии с уголовно-процессуальным кодексом, которого нет.
Ирина Лагунина: Ольга, то, о чем вы только что говорили – отсутствие надлежащей судебной защиты, - это статья 13 европейской конвенции по правам человека. Так кто в России контролирует эти центры, на ком лежит ответственность соблюдать международные обязательства, которые взяла на себя Россия, подписав эту конвенцию?
Ольга Цейтлина: На самом деле на сегодняшний день с 1 января ситуация такова, что вообще неизвестно, кто будет заниматься этой категорией. Потому что в настоящее время решение о выдворении принимается судами по ходатайству Федеральной миграционной службы, а само исполнение осуществляли органы ГУВД. На сегодняшний день с 1 января неясно, кто будет осуществлять это выдворение, и в частности, это содержание и выдворение. То есть это некий правовой пробел. И неслучайно в октябре этого года депутаты Законодательного собрания Петербурга обратились к министру внутренних дел Нургалиеву с просьбой посодействовать в урегулировании федерального законодательства об этих центрах, об учреждениях для лиц, подлежащих депортации и выдворению. И так же комитет по законодательству Законодательного собрания Санкт-Петербурга принял решение внести законопроект о порядке создания специальных учреждений временного содержания, то есть эту проблему правительство осознало и в комитете по законодательству и депутаты Законодательного собрания озаботились, на сегодняшний день пытаются решить, поскольку с 1 января вообще непонятно, что произойдет, в чьем ведомстве будет находиться и кто это будет осуществлять, либо федеральная миграционная служба, либо ГУВД, либо полиция - неизвестно.
Ирина Лагунина: Насколько эти люди имеют доступ к адвокатам как вы, и как осуществляется правовая помощь?
Ольга Цейтлина: Это очень хороший вопрос, поскольку доступ, можно сказать, ограничен, адвокатов пускают только по ордеру, но при этом, во всяком случае, не прописан, каков механизм получения свидания с родственниками. Только на усмотрение правоприменителя. Правовая помощь, никаких адвокатов центров или бесплатной правовой помощи нет. То есть если мы узнаем, что содержится какой-то конкретный человек, изучив дело, мы видим, что, например, выдворение невозможно осуществить или решение о выдворении принято, в частности, последний пример - состоит в зарегистрированном браке, и суд никаким образом не оценил, как это повлияет на его совместную семейную жизнь. То есть или не состоит в браке, имеет совместных несовершеннолетних детей с гражданской России. Существует масса решений Европейского суда, последнее это Сафанов и Закаев против России, где нарушена статья 8, суд признал это. Так же нарушение, когда лицо выдворялось, состоящее в зарегистрированном браке. Суд должен оценивать правомерность вмешательства в совместную семейную жизнь. Когда он этого не делает, происходят нарушения статьи 8. Но очень на самом деле сложно, лицо, которое попадает в такие условия, в отношении которых выносится решение о выдворении, они попадают в центры, они не владеют языком, они не понимают, куда подать жалобу, как, и даже мы не можем иногда выяснить, вот эта задержанная жалоба у самого центра, у них в отличие от уголовного, когда лицо содержится в изоляторах, им даже не вручают под расписку, что они подали такую-то жалобу, кто-то эту жалобу принял. То есть это тоже большая проблема. Правовую помощь достаточно сложно осуществлять. И нет никакой бесплатной правовой помощи, никакого адвоката, предоставленного государством, хотя идет такое серьезное ограничение свободы на два года.
Ирина Лагунина: Лена, когда вы смотрите на это отношение, будь то к мигрантам, которым предстоит выдворение из России, будь то к лицам, которые пытаются получить в России статус беженца, ваше мнение - это политика или это психология, своего рода менталитет органов, которые обязаны поддерживать законность в государстве?
Лена Рябинина: Я думаю, что это и то, и другое вместе взятое. Причем каждый из этих факторов в самую что ни есть нежелательную сторону усиливает влияние второго фактора. Почему политика? Потому что достаточно много лет назад мне попался на глаза документ - это было заключение Федеральной миграционной службы о положении в странах бывшего СССР. И в этом документе было указано, что во всех государствах на территории бывшего СССР установились демократические режимы, в которых соблюдаются права человека и так далее. А если так, то какие могут быть основания у жителей этих стран для признания беженцами? И поскольку отношение государственных органов к выходцам из государств на территории бывшего СССР определяется таким подходом, то, естественно, и отказы в предоставлении статуса беженца идут, и кроме всего прочего, хотя конвенция ООН о статусе беженцев устанавливает, что государства-участницы не должны рассматривать предоставление убежища гражданам других государств, так же являющихся членами этой конвенции, как недружественный шаг, поскольку предоставление убежища – это акт чисто гуманитарный, тем не менее, во всех случаях предоставление убежища оказывается политизированным. Это очень хорошо видно из официальной статистики ФМС России, размещенной на сайте ФМС России. Там замечательные цифры: после российско-грузинского конфликта 2008 года в течение первого года или даже двух процентов 90, если не больше, лиц, получивших статус беженца в России из числа выходцев из стран, когда-то входивших в СССР - это были граждане Грузии.
