Ирина Лагунина: На это неделе в нескольких странах мира вспоминали Сергея Магнитского – 16 ноября исполнилось 2 года со дня его смерти. Государственный департамент США выступил с заявлением, призывающим российские власти провести справедливое расследование этого дела. В Конгрессе же США в этот день состоялась презентации пьесы «Час восемнадцать». Это пьеса уже более года идет в московском Театре.Doc. Основанный на официальных документах и показаниях свидетелей спектакль рассказывает об обстоятельствах смерти Сергея Магнитского. Он умирал в «Матросской Тишине» 78 минут – час восемнадцать. Медицинская помощь ему не оказывалась.
На презентации в Конгрессе США побывал Владимир Дубинский
Владимир Дубинский: Захватывающие политические спектакли в Конгрессе США разыгрываются чуть ли не каждый день. Но чисто театральные представления - с музыкой и профессиональными актёрами - здесь все же редкость.
Сцена из спектакля.
Владимир Дубинский: Это голос актрисы Тэмпл Крокер. В спектакле она играет все женские роли – тюремного врача Александру Гаусс, судью Елену Сташину, санитарку в скорой помощи. Актриса признает, что конгресс США - необычная площадка для театральных пьес
Тэмпл Крокер: Когда мы готовились к этому спектаклю, нам и в голову не могло прийти, что мы будем показывать его здесь. Когда нас сюда пригласили, мы в спектакле ничего не поменяли и играли так, как мы это делали бы в любом другом месте. Сцена и идеи спектакля сохранились. И все же, я должна признать, что то, что нам пришлось играть именно здесь, как-то на нас повлияло. Ведь это место так много значит.
Владимир Дубинский: До начала работы над спектаклем актрисе мало было известно и о деле Магнитского, и о российских чиновниках, к этому делу причастных. Но несмотря на то, что пьеса была адаптирована для англоязычной аудитории, Тэмпл Крокер удалось передать русскую специфику ее персонажей, и – что самое главное – показать понятные любому зрителю эмоции.
Тэмпл Крокер: Главная эмоция, двигающая моими персонажами - это страх. А он понят всем. Может быть я не до конца понимаю страх, в том контексте, в которым живут эти российские персонажи. Но как живой человек, я понимаю, что такое страх, и через свои собственные ощущения я постаралась передать то, как страх испытывают мои персонажи.
Владимир Дубинский: Но не только страх – по мнению зрителей – движет людьми, которые так или иначе оказались вовлеченными в трагедию Сергея Магнитского. Среди этих зрителей - российский режиссер Григорий Катаев, проездом оказавший в Вашингтоне.
Григорий Катаев: Дело в лицемерии. Лицемерие как-то внутреннее, прирожденное, врожденное чувство. Лицемерие, с которым нам в России приходится сталкиваться, начиная от быта, управляющие компании в разной коммунальной сфере и кончая такими страшными ситуациями, как с Сергеем Магнитским. Мне кажется, что главная заслуга спектакля в том, что через режиссуру и через характеры мы видим, как, почему, по какой причине люди себя ведут так, а не иначе. Многих людей, в частности, в деле Магнитского, никто не заставлял так поступать. Если бы судья разрешил, допустим, если конкретно говорить, чтобы Магнитскому принесли горячую воду, ничего бы в принципе от этого бы не изменилось. Нет, дело не в страхе. Я уверен, что никто этому судье ни из Кремля, ни из ФСБ не звонил и не говорил: горячую воду не давать. Только смотри, не давай горячую воду. Нет, это внутреннее убеждение, это то, как этот судья, либо как эта медсестра в машине "скорой помощи" – это такая лицемерная непричастность, нежелание ничего сделать.
Владимир Дубинский: Для американской сцены спектакль был переведен на английский язык и адаптирован балтиморским международным центром развития театра, а руководил проектом режиссер Юрий Урнов, который проходит стажировку в США. По его словам, американская версия пьесы отличается от той, что зрители могут видеть в московском Театре.DOC
Юрий Урнов: Видите ли, все-таки эта пьеса написана как реакция на конкретные события. Поэтому этот спектакль некоторым образом не только перевод пьесы по языку, но это некоторым образом перевод смыслов. Для нас что такое следователь, для них что такое следователь. Меня слово "следователь" по-русски сразу немножко пугает. Для них все нормально. Или тюремный врач – сразу у нас возникает конкретный ряд ассоциаций. Конечно, слава богу, мы не претендуем на то, что мы воспроизводим русские типы, мы пытаемся воспроизвести темы. А темы одинаковые, тема одна, центральная тема – тема страха и тема преступления, которое человек совершает из-за страха. Из-за страха разного: потерять место, быть уволенным, чего-то недополучить. Или из-за какого-то большего страха или из-за иррационального страха перед государством, например.
Владимир Дубинский: Реакция зрителя американского, на ваш взгляд, тоже другая, нежели московского?
Юрий Урнов: Думаю, что зритель приходит разный на спектакль. Думаю, что все-таки зритель, доходящий в Москве до Театра.DOC, имеет некоторое отношение уже к этому предмету. Здесь есть какое-то может быть отношение, по крайней мере, сегодняшней аудитории, есть люди, которые слышали про это дело, как-то сформировали свое отношение, но, конечно, это совсем другой уровень приближенности.
Владимир Дубинский: Когда вы работали над спектаклем, довлел ли над вами тот факт, что дело Магнитского превратилось, во-первых, в политическое дело и в России, и во всем мире, и вообще чуть ли не в международный инцидент? Ведь Соединенные Штаты, Европейский союз критикуют Россию, оказывают давление, на уровне президентов идет разговор.
Юрий Урнов: Не принимать во внимание невозможно, что происходит вокруг, мы в этом живем. Другой вопрос, что спектакль этот, пьеса эта, она не обвинение, как ни странно, она как раз, там есть злость, естественно. Я уверен, что эта пьеса не антироссийская, я уверен, что это какая-то очень честная попытка разобраться, откуда растут ноги у беды.
Владимир Дубинский: Мы с вами сейчас находимся в здании Конгресса Соединенных Штатов, где порой разыгрываются спектакли, может быть похлеще этого, но, тем не менее, сам факт, что вам удалось как актеру и как режиссеру выступить здесь, в Конгрессе Соединенных Штатов – это на самом деле имеет для вас значение или спектакль и спектакль?
Юрий Урнов: Вообще мне интересно, как театр может работать вне театральных пространств вообще. Во-вторых, интересно все-таки, чтобы театр становился все более и более актуальным. И в этом смысле возможность сыграть в этом здании – это вызов, с одной стороны. Потому что здесь неудобно играть, света нет, еще чего-то нет. Но это возможность выхода на другой уровень диалога и возможность использовать театр как иного уровня инструмент.
Владимир Дубинский: Вы можете себе представить такую ситуацию, что вдруг вам довелось бы поставить такой спектакль не в Конгрессе Соединенных Штатов, а скажем, в Государственной думе Российской Федерации?
Юрий Урнов: Честно говоря, с большим удовольствием я бы это сделал. Это было бы гораздо интереснее, на самом деле. Я про это как раз и думаю. Лучше было бы в Думе, но пока в Думе нельзя, можно в Конгрессе.
Владимир Дубинский: Неизвестно, увидят ли пьесу Час 18 депутаты государственной Думы. Юрий Урнов напоминает, кстати, что они могу сделать это в интернете. Пьеса полностью выставлена в Youtube. Очевидно, что Москва вообще предпочла бы, чтобы на тему Магницкого говорили как можно меньше, особенно на международной арене. Но интерес американских законодателей к этому делу не спадает.
Вот как это объясняет сотрудник Комиссии Конгресса по сотрудничеству и безопасности в Европе Кайл Паркер.
Кайл Паркер: Когда мы говорим о таких вещах, как коррупция и необходимость соблюдать законы, мы не оперируем каким-то абстрактными понятиями. В данном случае речь идет о реальном человеке и о конкретном деле. Соблюдения взятых любой страной на себя обязательств начинается с конкретных дел. Россия по своей воле взяла на себя обязательства в области прав человека, а наша страна является участницей тех же самых договоренностей. И до тех пока мы видим, как в России цинично пытаются это дело замять мы продолжим об этом говорить.
Владимир Дубинский: Это был Кайл Паркер из комиссии США по сотрудничеству и безопасности в Европе. Именно по инициативе этой комиссии на рассмотрение Конгресса был выдвинут так называемые Билль Магницкого, который санкции против российских чиновников, причастных к преследованиям адвоката. А спектакль «Час Восемнадцать» был занесен в официальный список мероприятий Конгресса Соединенных Штатов.
На презентации в Конгрессе США побывал Владимир Дубинский
Владимир Дубинский: Захватывающие политические спектакли в Конгрессе США разыгрываются чуть ли не каждый день. Но чисто театральные представления - с музыкой и профессиональными актёрами - здесь все же редкость.
Сцена из спектакля.
Владимир Дубинский: Это голос актрисы Тэмпл Крокер. В спектакле она играет все женские роли – тюремного врача Александру Гаусс, судью Елену Сташину, санитарку в скорой помощи. Актриса признает, что конгресс США - необычная площадка для театральных пьес
Тэмпл Крокер: Когда мы готовились к этому спектаклю, нам и в голову не могло прийти, что мы будем показывать его здесь. Когда нас сюда пригласили, мы в спектакле ничего не поменяли и играли так, как мы это делали бы в любом другом месте. Сцена и идеи спектакля сохранились. И все же, я должна признать, что то, что нам пришлось играть именно здесь, как-то на нас повлияло. Ведь это место так много значит.
Владимир Дубинский: До начала работы над спектаклем актрисе мало было известно и о деле Магнитского, и о российских чиновниках, к этому делу причастных. Но несмотря на то, что пьеса была адаптирована для англоязычной аудитории, Тэмпл Крокер удалось передать русскую специфику ее персонажей, и – что самое главное – показать понятные любому зрителю эмоции.
Тэмпл Крокер: Главная эмоция, двигающая моими персонажами - это страх. А он понят всем. Может быть я не до конца понимаю страх, в том контексте, в которым живут эти российские персонажи. Но как живой человек, я понимаю, что такое страх, и через свои собственные ощущения я постаралась передать то, как страх испытывают мои персонажи.
Владимир Дубинский: Но не только страх – по мнению зрителей – движет людьми, которые так или иначе оказались вовлеченными в трагедию Сергея Магнитского. Среди этих зрителей - российский режиссер Григорий Катаев, проездом оказавший в Вашингтоне.
Григорий Катаев: Дело в лицемерии. Лицемерие как-то внутреннее, прирожденное, врожденное чувство. Лицемерие, с которым нам в России приходится сталкиваться, начиная от быта, управляющие компании в разной коммунальной сфере и кончая такими страшными ситуациями, как с Сергеем Магнитским. Мне кажется, что главная заслуга спектакля в том, что через режиссуру и через характеры мы видим, как, почему, по какой причине люди себя ведут так, а не иначе. Многих людей, в частности, в деле Магнитского, никто не заставлял так поступать. Если бы судья разрешил, допустим, если конкретно говорить, чтобы Магнитскому принесли горячую воду, ничего бы в принципе от этого бы не изменилось. Нет, дело не в страхе. Я уверен, что никто этому судье ни из Кремля, ни из ФСБ не звонил и не говорил: горячую воду не давать. Только смотри, не давай горячую воду. Нет, это внутреннее убеждение, это то, как этот судья, либо как эта медсестра в машине "скорой помощи" – это такая лицемерная непричастность, нежелание ничего сделать.
Владимир Дубинский: Для американской сцены спектакль был переведен на английский язык и адаптирован балтиморским международным центром развития театра, а руководил проектом режиссер Юрий Урнов, который проходит стажировку в США. По его словам, американская версия пьесы отличается от той, что зрители могут видеть в московском Театре.DOC
Юрий Урнов: Видите ли, все-таки эта пьеса написана как реакция на конкретные события. Поэтому этот спектакль некоторым образом не только перевод пьесы по языку, но это некоторым образом перевод смыслов. Для нас что такое следователь, для них что такое следователь. Меня слово "следователь" по-русски сразу немножко пугает. Для них все нормально. Или тюремный врач – сразу у нас возникает конкретный ряд ассоциаций. Конечно, слава богу, мы не претендуем на то, что мы воспроизводим русские типы, мы пытаемся воспроизвести темы. А темы одинаковые, тема одна, центральная тема – тема страха и тема преступления, которое человек совершает из-за страха. Из-за страха разного: потерять место, быть уволенным, чего-то недополучить. Или из-за какого-то большего страха или из-за иррационального страха перед государством, например.
Владимир Дубинский: Реакция зрителя американского, на ваш взгляд, тоже другая, нежели московского?
Юрий Урнов: Думаю, что зритель приходит разный на спектакль. Думаю, что все-таки зритель, доходящий в Москве до Театра.DOC, имеет некоторое отношение уже к этому предмету. Здесь есть какое-то может быть отношение, по крайней мере, сегодняшней аудитории, есть люди, которые слышали про это дело, как-то сформировали свое отношение, но, конечно, это совсем другой уровень приближенности.
Владимир Дубинский: Когда вы работали над спектаклем, довлел ли над вами тот факт, что дело Магнитского превратилось, во-первых, в политическое дело и в России, и во всем мире, и вообще чуть ли не в международный инцидент? Ведь Соединенные Штаты, Европейский союз критикуют Россию, оказывают давление, на уровне президентов идет разговор.
Юрий Урнов: Не принимать во внимание невозможно, что происходит вокруг, мы в этом живем. Другой вопрос, что спектакль этот, пьеса эта, она не обвинение, как ни странно, она как раз, там есть злость, естественно. Я уверен, что эта пьеса не антироссийская, я уверен, что это какая-то очень честная попытка разобраться, откуда растут ноги у беды.
Владимир Дубинский: Мы с вами сейчас находимся в здании Конгресса Соединенных Штатов, где порой разыгрываются спектакли, может быть похлеще этого, но, тем не менее, сам факт, что вам удалось как актеру и как режиссеру выступить здесь, в Конгрессе Соединенных Штатов – это на самом деле имеет для вас значение или спектакль и спектакль?
Юрий Урнов: Вообще мне интересно, как театр может работать вне театральных пространств вообще. Во-вторых, интересно все-таки, чтобы театр становился все более и более актуальным. И в этом смысле возможность сыграть в этом здании – это вызов, с одной стороны. Потому что здесь неудобно играть, света нет, еще чего-то нет. Но это возможность выхода на другой уровень диалога и возможность использовать театр как иного уровня инструмент.
Владимир Дубинский: Вы можете себе представить такую ситуацию, что вдруг вам довелось бы поставить такой спектакль не в Конгрессе Соединенных Штатов, а скажем, в Государственной думе Российской Федерации?
Юрий Урнов: Честно говоря, с большим удовольствием я бы это сделал. Это было бы гораздо интереснее, на самом деле. Я про это как раз и думаю. Лучше было бы в Думе, но пока в Думе нельзя, можно в Конгрессе.
Владимир Дубинский: Неизвестно, увидят ли пьесу Час 18 депутаты государственной Думы. Юрий Урнов напоминает, кстати, что они могу сделать это в интернете. Пьеса полностью выставлена в Youtube. Очевидно, что Москва вообще предпочла бы, чтобы на тему Магницкого говорили как можно меньше, особенно на международной арене. Но интерес американских законодателей к этому делу не спадает.
Вот как это объясняет сотрудник Комиссии Конгресса по сотрудничеству и безопасности в Европе Кайл Паркер.
Кайл Паркер: Когда мы говорим о таких вещах, как коррупция и необходимость соблюдать законы, мы не оперируем каким-то абстрактными понятиями. В данном случае речь идет о реальном человеке и о конкретном деле. Соблюдения взятых любой страной на себя обязательств начинается с конкретных дел. Россия по своей воле взяла на себя обязательства в области прав человека, а наша страна является участницей тех же самых договоренностей. И до тех пока мы видим, как в России цинично пытаются это дело замять мы продолжим об этом говорить.
Владимир Дубинский: Это был Кайл Паркер из комиссии США по сотрудничеству и безопасности в Европе. Именно по инициативе этой комиссии на рассмотрение Конгресса был выдвинут так называемые Билль Магницкого, который санкции против российских чиновников, причастных к преследованиям адвоката. А спектакль «Час Восемнадцать» был занесен в официальный список мероприятий Конгресса Соединенных Штатов.
