Марина Тимашева: 10 декабря на малой сцене Театра на Таганке – концерт ''Путешествие в мир славянской архаики'', в нем примет участие Сергей Старостин и группа Татьяны Калмыковой ''Живая земля''. Диск ''Русские песни'' в исполнении Татьяны Калмыковой выпущен компанией Солид-рекордз. 17 записанных композиций произвели на меня сильнейшее впечатление, и я бросилась искать молодую исполнительницу, чтобы поговорить с ней и дать вам послушать ее голос. Начинаем с того, что прежде Татьяна Калмыкова выступала одна.
Татьяна Калмыкова: А сейчас мне просто захотелось чтобы постоянно были живые люди на сцене. Часто в последнее время я выступала одна. То есть я пишу электронную музыку и, в принципе, способна включить всё - какие-то подкладки минимальные. А сейчас - проект ''Живая земля'', где электроника будет переплетаться с живыми инструментами.
Марина Тимашева: Человек, который более или менее далек от того, как музыка делается, не понимает , о чем вы говорите. Что это значит: какая-то электроника, какие-то подкладки...?
Татьяна Калмыкова: Ну, вот есть песня, она состоит из звуков, обертонов. Когда заходишь в лес, начинаешь слышать, как шумит листва или ручей, они создают какую-то мелодию, гармонию, и из этого рождаются народные песни. В залах, порой, голо петь, поэтому я создаю себе такие подкладки музыкальные, которые слушаю. Я больше пользуюсь компьютерными звуками, то есть я могу гармонию наиграть на клавишах, и любым звуком, который мне понравится, я мог. Например, это играет, как будто бы, хор виолончелей, контрабасов или это какие-то летающие, космические звуки.
Марина Тимашева: А название ''Живая земля'' с чем-то связано?
Татьяна Калмыкова: Древняя музыка, из которой что-то прорастает, она сама рождается на ''живой земле''. И мне кажется, что, слушая природные древние песни, у людей может что-то измениться внутри. Вообще говорят, и я так считаю, что древняя музыка вскрывает родовую память людей и человек становится более настоящим, что ли.
(Песня)
Марина Тимашева: Я прочитала на вашем сайте - какой-то человек пишет несколько очень красивых, очень поэтичных слов: ''голос ее (то есть Татьяны Калмыковой) наполнит ветром паруса твоей ладьи, и ты поймешь, что нет разницы между сансарой и нирваной''. Я прочитала этот текст, но то, что я слышала, это русские народные песни. Как это связано?
Татьяна Калмыкова: Та самая древняя музыка имеет общие корни в разных точках планеты. К сожалению, русская древняя музыка не так хорошо сохранена. Эта обрядовая часть, в которой воспеваются лады, лели, полели - это божества любви, то есть все это духовные, по сути, песни. А в индийской музыке это мантрамы, мантры, которые, в принципе, о том же.
Марина Тимашева: Таня, вы поете, кроме русских песен, еще что-то?
Татьяна Калмыкова: Да, я увлекающийся человек. Пою что-то болгарское, после путешествия в Туву сильно увлеклась горловым пением, долго тренировалась. Но я чувствую себя свободнее в русском материале.
Марина Тимашева: Вы говорите о древних песнях, а сохранились ли песни дохристианские на Руси?
Татьяна Калмыкова: А как же? Праздник Ивана Купалы - совершенно дохристианские песни. И, вообще, была обрядовая песня, а стала лирическая, но сама форма - гармоническая и ритмическая (слышно, что это древнее звукоизвлечение) - совершенно отличается от православной музыки. Хотя некоторые русские православные распевы , на мой слух, что-то взяли из северных народных распевов, хотя, в основном, конечно, это пришло больше из Византии.
Марина Тимашева: А вы для себя делите народные песни на жанры? Сейчас вы говорите только о лирических и обрядовых, а как-то еще они подразделяются, на ваш взгляд?
Татьяна Калмыкова: Для меня как раз лирическое и обрядовое внутри не разделяется, а больше разделяется по манере исполнения, по звукоизвлечению, по ритмике. Вообще, в разных областях совершенно своя манера.
(Пение)
Марина Тимашева: Эти песни, они же из нескольких мест. Вы их привезли сами, вы их сами собирали?
Татьяна Калмыкова: Кое-что я привезла сама, очень много я беру из архивов. Я дружу, например, в Питере с Пушкинским Домом - там один из лучших архивов в стране. Кое-что из репертуара Покровского тоже - так как я там училась, эти песни родные мне.
Марина Тимашева: Таня, а когда вы сами ездили в эти экспедиции, вы заранее знали, что в такой-то деревне живет такая-то бабушка, которая помнит то-то и то-то и может спеть?
Татьяна Калмыкова: Один раз я точно знала, куда еду. Я ехала к Ольге Владимировне Трушиной. Это деревня Нетризово, Смоленской области. У меня дома была пластинка, там были песни Смоленского края и - Трушина. Меня поразил ее звук, ее песни, я сидела, слушала, пыталась повторять. Какой-то у нее звук нечеловеческий просто. И вот я решила к ней поехать. Приехала вначале в Смоленск, потом садилась на какие-то автобусы, по дороге спрашивала людей: ''Где живет Трушина?''. Оказалось, что таких певуний действительно мало. Порой километров за 30 от этой деревни я иду с диктофоном и, чтобы время зря не терять, спрашиваю: ''А вот споете, может быть, вы мне что-то?''. Многие говорили: ''Да что мы будем петь? У нас есть Ольга Владимировна Трушина''.
Марина Тимашева: Как люди вообще реагируют на вас в таких ситуациях?
Татьяна Калмыкова: В основном, очень по-доброму. Мне запомнилось, как Ольга Владимировна меня будила в 6 утра: ''Таня, вставай! Поешь блинов а то с голоду во сне умрешь!''. Причем, я особой худобой никогда не отличалась,но она пыталась меня кормить. Мы с ней ходили гулять. Я у нее долго, неделю где-то жила.
Марина Тимашева: А пела она охотно?
Татьяна Калмыкова: Чувствовалось, когда ей не очень хочется, я ее не мучила. А когда идем, на природе, особенно — раз! - у нее голос такой широкий, полетный, далекий, на эти луга смоленские. Очень здорово было. А дома она как будто вполголоса пела.
Марина Тимашева: А она сама вас слушала, ей было интересно, как вы поете или как вы повторяете?
Татьяна Калмыкова: Как учительница она себя не вела. Она показывала вещи, которые, в принципе, и так понятны, если послушать, но специально звукоизвлечением она не занималась.
Марина Тимашева: Вот вы поехали, собрали, еще в архивах что-то нашли. А что вы потом со всем этим делаете? Вы же все равно не поете так, как Ольга Владимировна или какой-то другой человек из какой-то другой области вам пел.
Татьяна Калмыкова: Почему? Каждый раз, когда я пою песню, то стараюсь восстановить в памяти хотя бы саму подачу, тот настрой, с которым она поется. Обычно именно это цепляет, даже в лирических песнях - такая обрядовость, как мантра когда это звучит. И это я каждый раз пытаюсь восстановить.
(Песня)
Марина Тимашева: Иногда возникает довольно странное ощущение, что в народных песнях довольно сложно разобрать текст, потому что один звук длится долго, и теряешь представление о том, в какое слово звуки складываются. Это, с одной стороны, затрудняет восприятие, потому что мы так устроены, что нам подавай текст и смысл. А, с другой стороны, как будто это тебя гипнотизирует. Как вы оцениваете эту особенность?
Татьяна Калмыкова: Я считаю, что основное воздействие как раз возникает за счет звука, такого резонансного звука, и за счет мелодии, которая скачет по обертонам, как ручей или ветер. Вот это - главное. Текст может меняться поколениями, а эта структура неизменна, такая корневая, архаичная - это именно то, что воздействует. Я сама порой, когда расшифровываю записи, не с первого раза могу записать - прослушиваю и прослушиваю, пока не запишу текст, наконец.
Марина Тимашева: Дмитрий Покровский, сколько же вам лет было, когда вы с ним работали?
Татьяна Калмыкова: То ли 17, то ли 18.
Марина Тимашева: Почему вы участвовали в его затее?
Татьяна Калмыкова: Покровский мог нового человека засунуть во все сразу. Надо было петь песни, если даже не знаешь ни одного слова. Это называлось ''за следом''' - есть многие такие песни, когда повторяется два раза что-то. И стоишь, поешь, а через неделю смотришь - уже все выучил. Потом, когда я туда попала, они готовили ''Свадебку'' Cтравинского. В общем-то, задача была - за месяц выучить этот ''талмуд''. Еще Покровский на тот момент увлекся авангардными композиторами, мы исполняли очень странные произведения Антона Батагова на стихи Хлебникова, когда маленькие колечки ритмические, которые каждый такт меняются на протяжении 40 минут.
Марина Тимашева: Покровский говорил, что хочет аутентичный фольклор, хочет его восстановить и воспроизвести, хочет, чтобы народная песня жила так, как она жила прежде, то есть вернуть ей такое бытование в народной среде, чтобы песня, которая вышла из народа, потом в этот самый народ вернулась. С другой стороны, Батагов и Стравинский - не народная песня, которая в народе бытовала, и сами вы тоже занимаетесь иногда хитросложными проектами, участвуете в фестивалях, связанных с альтернативной музыкой, с авангардом, с электронной музыкой, и так далее. Как народные песни должны и могут жить сейчас?
Татьяна Калмыкова: Я считаю, что если эти песни подать в том виде, в каком они были, не теряя их духовную составляющую в самом звуке, это цепляет практически каждого человека. Кстати, я ничего такого странного не нахожу в эксперименте Покровского с авангардистами. Я бы даже сказала, что переигрывания или перепевания народных песен, которые Стравинский в ''Свадебке'' использует, гораздо ближе к источнику, чем поздний фольклор на тему народной музыки. У Стравинского с этой его странной ритмикой, казалось бы, негармоничными диссонансами, секундами - все это намного ближе к истинной народной музыке, чем такое упрощение народной музыки, которые произошло и которое оттолкнуло народ от ''народной'' музыки. Я сама, честно говоря, до 18 лет, до попадания к Покровскому, можно сказать, ненавидела народную музыку. Когда по телевизору показывали, мне очень не нравилось, мне казалось, что это что-то деланное, упрощенное.
Марина Тимашева: Покровский это называл тогда ''этнографическими консервами'', грандиозное определение. А вот странно: вы - городская девочка выращенная на классической музыке, и откуда берется в человеке любовь к народной песне, которую он, строго говоря, даже слышать нигде не мог?
Татьяна Калмыкова: Первый запоминающийся момент, это когда я поехала к тете в деревню. Там бабушки готовились к большому празднику. Все собирались каждый день в клубе местном, все несли ведра пирогов, кто что наготовит. И целый вечер (представляете, после работы) до ночи вспоминали все свои народные песни. И я, естественно, с ними. И вот это хоровое исполнение (у меня голос был такой молодой, он летел над более низкими голосами), меня очень вдохновило. Мне было лет 13 тогда. Вообще я увлекалась пением, пела все подряд, и какие-то эстрадные вещи очень любила. У меня дома пластинки Барбары Стрейзанд, Эдит Пиаф - я это все пела вперемешку с народными вещами. А Покровский работал в Театре на Таганке. И моя мама там работала. Мама была в тот момент помощником режиссера, Любимова. И она привела меня к Покровскому: ''Хватит тебе на кухне петь''. Я тогда не очень серьезно относилась к народной музыке, Покровскому спела две народные песни и одну - Барбары Стрейзанд.
Марина Тимашева: Тут-то он и сказал: ''А теперь — пой ''Свадебку'' Стравинского!''
Татьяна Калмыкова: Он очень смело давал делать то, чего я никогда не делала.
Марина Тимашева: Результат очень хороший получился его работы. Вот вы говорите все время - ''звукоизвлечение''. А что такого в этой русской манере пения, чего нет в каком-то другом пении?
Татьяна Калмыкова: Знаете, у нас такая большая Россия, что очень много этих манер звукоизвлечения.
Марина Тимашева: Они делятся на какие-то группы?
Татьяна Калмыкова: Да, делятся. Очень ярко отличаются северная манера от южной. Архангельская, Вологодская области даже между собой отличаются, но совершенно по-другому поют в Белгородской области. Это мы назвали Север, Юг, дальше Запад есть, Смоленская, Псковская область... Есть еще Брянская, совершенно особенная, манера.
Марина Тимашева: Описанию это не поддается?
Татьяна Калмыкова: Скажем так, южная манера - более глубокая и округлая. То есть концентрация резонанса скапливается в разных местах организма человека: южная - более внизу, а в северной больше резонирует что-то ''черепное''. Но все равно общим остается то, что это как один такой энергетический звуковой столб. Пусть одни больше концентрируют это в голове, у других больше грудной это звук, но все равно он таким стрежнем выходит из головы в космос, наверх.
(Пение)
Марина Тимашева: Таня, а вы можете петь и так, как на Юге, и так, как на Севере, или есть какие-то особенности, просто технические возможности - одному человеку так удобнее, а другому лучше петь по-другому? Скажем, в оперной музыке есть четкое деление по голосам.
Татьяна Калмыкова: Конечно, есть природные какие-то предрасположенности, но когда увлекаешься, становится интересно спеть и то, и то, и то.
Марина Тимашева: Я понимаю, что время от времени вы на фестивалях выступаете, вы в Чехии работали, у вас была своя компания и свой проект, вы в Америке работали, тоже была своя компания, и всякий раз это называется ''проект''. А слово ''проект'' - оно подозрительное, потому что, с одной стороны, оно предполагает, что это когда-то будет, хотя речь идет о настоящем времени, а, с другой стороны, вроде бы это какое-то разовое будущее. ''Проект'' это что-то такое, что на один раз. И у вас получаются все время такие ''проекты''. Это связано с тем, что практически сложно выступать, в этом есть какая-то проблема?
Татьяна Калмыкова: Проект один, как был внутри, так и есть. Я, видимо, такой человек, что я то там живу, то здесь, то уехала из Москвы в юности, жила в Праге, там работала с музыкантами, потом приехала в Брно группа ''Оле Лукойе'', я услышала их инструментальный концерт, мне очень понравилось, и мы стали вместе работать пять лет. А дальше - как Татьяна Калмыкова (еще я называлась ''СВА''), это когда я - центр, могу одна выступить на сцене, могу кого-то позвать.
Марина Тимашева: С организацией концертов много проблем? Допустим, если я включаю телевизор, то за народную музыку будет отвечать какая-нибудь Бабкина, и я этого слушать не буду. Ну, редко — Пелагея. Из этого что следует? Что это никому не надо из тех, от кого что-то зависит?
Татьяна Калмыкова: В этом есть сложность - пробить большие залы. Я сама не организатор, и всегда откликаюсь только на то, куда меня приглашают. ''Крыша мира'' был клуб, туда привозили Алекса Грэя, это такой психоделический художник. Туда пришли люди, которые делают фестиваль ''Архстояние', и пригласили выступить там. Вот так все происходит. А централизованного менеджмента пока нет. Но, может, это все появится, или вообще тогда русская музыка исконная никому не нужна. С другой стороны, я очень много путешествовала до сих пор, а сейчас решила пожить в Москве, может быть, сейчас что-то изменится. Вот я, кстати, не люблю, когда это называют этно-рок или этно-джаз. Как будто бы это просто этно-краска для другой музыки. А мне хочется создать такой проект, в котором бы, наоборот, все остальное только подчеркивало, поддерживало это исконное, архаичное, духовное начало русской песни.
Марина Тимашева: Концерт группы ''Живая земля'' на малой сцене Театра на Таганке приурочен ко дню рождения Татьяны Калмыковой, с которым я ее сердечно поздравляю.
