Писатель Евгений Попов 4 декабря работал на выборах в думу в качестве волонтера в проекте "Гражданин наблюдатель" – в составе группы, которая выезжала на различные участки, если возникали подозрения, что там что-то неладно.
– Вы в первый раз выступали в роли наблюдателя. Не жалеете?
– Да, я в первый раз, потому что я политику терпеть не могу, но достали.
– Как это получилось?
– Я прочитал, что есть такой проект "Гражданин наблюдатель", и понял, что это мне подходит. Я революционеров с детства не люблю, всех этих Бумбарашей, Мальчишей-Кибальчишей и прочих, а с другой стороны, у меня к любому государству отношение, как у кошки к собачке. И вдруг я увидел, что есть такая продуктивная схема взаимоотношений меня, обывателя, с государством. Как у Булгакова в "Театральном романе": мы против властей не бунтуем, а просто смотрим, правильно ли считают голоса на выборах, и нет ли там наперстка.
– Нашелся наперсток?
– Разумеется. Не скрою от вас, что к сожалению. Как бы мне хотелось, чтобы все было тихо, чинно и мирно. Но во всех местах, где я был, я видел черт знает что.
– А сколько вы участков посетили?
– Участков 10, наверное. Три на Арбате, на Речном вокзале, на Сретенке, на Преображенке. Схема одинаковая, сюжет один и тот же. Наблюдателям от партий созданы жуткие условия, вопреки обещаниям Чурова. Мне тут случайно старая газетка попалась, где он полон энтузиазма, его только назначили. На всё у него ответ: обращайтесь ко мне, мы порядок наведем. Так вот, там, где я был, не было ни одного участка, где наблюдатели могли бы что-то увидеть. Как только они приближались, им тут же делали замечание, что они затрудняют голосование. А два-три замечания, и пошел вон с участка. И почему-то особенно усилилось это "пошел вон" в полвосьмого, когда полчаса осталось до подсчета голосов.
– А когда ваша группа приезжала, вам тоже говорили "пошел вон"?
– О нет, мы уже приезжали как некая инспекция со стороны. Как, знаете, в магазин приезжают из профсоюза инспектировать, сколько мяса украли. Наблюдатели нам говорили, что как только мы появлялись, то есть я, юрист и фотограф, сразу тон менялся. Тут тю-тю-тю, сахарные чуть-чуть даже становились. Потом мы уезжали, и опять все начиналось.
– То есть вас воспринимали как начальство?
– Нет, не как начальство. Ну вот профсоюз – не начальник над директором магазина, а его боится директор все равно. Побаивались. Потому что этих выкинул, и всё, а тут пришел какой-то с бородой, в очках, напишет еще какую-то гадость. Фотограф пришел, щелкает, щелкает. Кстати, еще один был трюк, вдруг сразу же объявляли: снимать нельзя. Потом, подумав, когда фотограф продолжал снимать: крупный план нельзя делать и так далее.
– Чуров сказал, что на конспиративных квартирах снимали ролики заранее.
– Мне за него просто стыдно. На вид приличный человек, с бородой, как я, вроде бы остроумный, Собчака знал хорошо. Как же можно так опуститься до такого вранья?
– Нарушений было много всяких. Самый яркий, самый дикий случай?
– Самый дикий случай был, когда взяли наблюдателя и уже не стали церемониться, замечания какие-то делать, просто взяли и выкинули на улицу. В 10 вечера ворвались какие-то молодчики, просто взяли его, как Гамлета четыре капитана за руки и за ноги, и на улицу выкинули. Все это снято на видео, задокументировано. И поэтому, когда я слышу от власть имущих: "а какие нарушения были, а что там было?", то меня просто смех разбирает. Меня, обывателя.
– Ваш очерк о работе в проекте "Гражданин наблюдатель" был опубликован в том самом номере журнала "Коммерсант. Власть", который стоил должности главному редактору Максиму Ковальскому. Что вы думаете, прав был редактор, который решил картинку опубликовать, или прав господин Усманов, который счел это недопустимым?
– Полагаю, что произошла парадоксальная вещь: благодаря господину Усманову вся страна узнала про то, куда послали премьер-министра. Я полагаю, что полностью прав редактор, он имеет право опубликовать такой материал. Не он сам выступал, он просто иллюстрировал текст. И с перепугу его уволили. И, кстати, даже премьер-министр сказал, что он на это особого внимания не обращает. Если не обращает, так зачем? Один гражданин страны, который является премьер-министром, может пошутить перед огромнейшей аудиторией, что он белые ленточки принимает за контрацептивы, а другой не может пошутить в пределах своей профессиональной деятельности? Восстановить Максима, и всё.
– Главное ваше впечатление от того, что произошло во время этих выборов и после них происходит.
– Мне кажется, что в воздухе что-то озонирующее появилось. Перед выборами я был хуже настроен. Но очень обрадовался, когда увидел молодых людей, 500 человек и, в основном, 18-20 лет, с какой они ревностью работали наблюдателями не за деньги, не за что-то еще, а просто сами, как они настырны в хорошем смысле этого слова, как они идут на унижение даже, как они вырабатывают из себя граждан тем, что не лезут на конфликт, например. Это совсем не то, что мы, поротое поколение. Это молодые люди, они уже не представляют зверскую советскую жизнь, они уже не могут понять, как это можно запретить выезжать за границу, например. И поэтому то, что нам кажется привычным, эти все подлоги, лизоблюдство мелких людей перед начальством, у них вызывает оторопь. И на Болотной площади происходило то же самое. Я не хотел 24-го идти на митинг, но теперь послушал Путина, узнал, что Данилову отказались смягчить приговор, и понял – придется идти.
Фрагмент программы "Итоги недели"
– Вы в первый раз выступали в роли наблюдателя. Не жалеете?
– Да, я в первый раз, потому что я политику терпеть не могу, но достали.
– Как это получилось?
– Я прочитал, что есть такой проект "Гражданин наблюдатель", и понял, что это мне подходит. Я революционеров с детства не люблю, всех этих Бумбарашей, Мальчишей-Кибальчишей и прочих, а с другой стороны, у меня к любому государству отношение, как у кошки к собачке. И вдруг я увидел, что есть такая продуктивная схема взаимоотношений меня, обывателя, с государством. Как у Булгакова в "Театральном романе": мы против властей не бунтуем, а просто смотрим, правильно ли считают голоса на выборах, и нет ли там наперстка.
– Нашелся наперсток?
– Разумеется. Не скрою от вас, что к сожалению. Как бы мне хотелось, чтобы все было тихо, чинно и мирно. Но во всех местах, где я был, я видел черт знает что.
– А сколько вы участков посетили?
– Участков 10, наверное. Три на Арбате, на Речном вокзале, на Сретенке, на Преображенке. Схема одинаковая, сюжет один и тот же. Наблюдателям от партий созданы жуткие условия, вопреки обещаниям Чурова. Мне тут случайно старая газетка попалась, где он полон энтузиазма, его только назначили. На всё у него ответ: обращайтесь ко мне, мы порядок наведем. Так вот, там, где я был, не было ни одного участка, где наблюдатели могли бы что-то увидеть. Как только они приближались, им тут же делали замечание, что они затрудняют голосование. А два-три замечания, и пошел вон с участка. И почему-то особенно усилилось это "пошел вон" в полвосьмого, когда полчаса осталось до подсчета голосов.
– А когда ваша группа приезжала, вам тоже говорили "пошел вон"?
– О нет, мы уже приезжали как некая инспекция со стороны. Как, знаете, в магазин приезжают из профсоюза инспектировать, сколько мяса украли. Наблюдатели нам говорили, что как только мы появлялись, то есть я, юрист и фотограф, сразу тон менялся. Тут тю-тю-тю, сахарные чуть-чуть даже становились. Потом мы уезжали, и опять все начиналось.
– То есть вас воспринимали как начальство?
– Нет, не как начальство. Ну вот профсоюз – не начальник над директором магазина, а его боится директор все равно. Побаивались. Потому что этих выкинул, и всё, а тут пришел какой-то с бородой, в очках, напишет еще какую-то гадость. Фотограф пришел, щелкает, щелкает. Кстати, еще один был трюк, вдруг сразу же объявляли: снимать нельзя. Потом, подумав, когда фотограф продолжал снимать: крупный план нельзя делать и так далее.
– Чуров сказал, что на конспиративных квартирах снимали ролики заранее.
– Мне за него просто стыдно. На вид приличный человек, с бородой, как я, вроде бы остроумный, Собчака знал хорошо. Как же можно так опуститься до такого вранья?
– Нарушений было много всяких. Самый яркий, самый дикий случай?
– Самый дикий случай был, когда взяли наблюдателя и уже не стали церемониться, замечания какие-то делать, просто взяли и выкинули на улицу. В 10 вечера ворвались какие-то молодчики, просто взяли его, как Гамлета четыре капитана за руки и за ноги, и на улицу выкинули. Все это снято на видео, задокументировано. И поэтому, когда я слышу от власть имущих: "а какие нарушения были, а что там было?", то меня просто смех разбирает. Меня, обывателя.
– Ваш очерк о работе в проекте "Гражданин наблюдатель" был опубликован в том самом номере журнала "Коммерсант. Власть", который стоил должности главному редактору Максиму Ковальскому. Что вы думаете, прав был редактор, который решил картинку опубликовать, или прав господин Усманов, который счел это недопустимым?
– Полагаю, что произошла парадоксальная вещь: благодаря господину Усманову вся страна узнала про то, куда послали премьер-министра. Я полагаю, что полностью прав редактор, он имеет право опубликовать такой материал. Не он сам выступал, он просто иллюстрировал текст. И с перепугу его уволили. И, кстати, даже премьер-министр сказал, что он на это особого внимания не обращает. Если не обращает, так зачем? Один гражданин страны, который является премьер-министром, может пошутить перед огромнейшей аудиторией, что он белые ленточки принимает за контрацептивы, а другой не может пошутить в пределах своей профессиональной деятельности? Восстановить Максима, и всё.
– Главное ваше впечатление от того, что произошло во время этих выборов и после них происходит.
– Мне кажется, что в воздухе что-то озонирующее появилось. Перед выборами я был хуже настроен. Но очень обрадовался, когда увидел молодых людей, 500 человек и, в основном, 18-20 лет, с какой они ревностью работали наблюдателями не за деньги, не за что-то еще, а просто сами, как они настырны в хорошем смысле этого слова, как они идут на унижение даже, как они вырабатывают из себя граждан тем, что не лезут на конфликт, например. Это совсем не то, что мы, поротое поколение. Это молодые люди, они уже не представляют зверскую советскую жизнь, они уже не могут понять, как это можно запретить выезжать за границу, например. И поэтому то, что нам кажется привычным, эти все подлоги, лизоблюдство мелких людей перед начальством, у них вызывает оторопь. И на Болотной площади происходило то же самое. Я не хотел 24-го идти на митинг, но теперь послушал Путина, узнал, что Данилову отказались смягчить приговор, и понял – придется идти.
Фрагмент программы "Итоги недели"
