Ведущие мировые политики и общественные деятели 23 декабря примут участие в похоронах первого президента Чехии Вацлава Гавела.
Проводить Вацлава Гавела в последний путь прибыли госсекретарь США Хиллари Клинтон с супругом, бывшим президентом США Биллом Клинтоном, президент Австрии Хайнц Фишер, президент Франции Николя Саркози, британский премьер Дэвид Кэмерон и многие другие главы государств и известные европейские политики. Россия будет представлена очень скромной, по этим меркам, делегацией: ее возглавил Уполномоченный по правам человека в РФ Владимир Лукин.
Сдержанная реакция официальной Москвы на смерть Вацлава Гавела резко контрастирует с реакцией российских общественных деятелей, представителей творческой интеллигенции. Многие из них знали этого блестящего политика, литератора и интеллектуала лично.
Бывший главный режиссер театра на Таганке Юрий Любимов рассказывает:
– Я был знаком с ним. Давно, еще до того, как он получил высокий пост. Именно такие люди становятся на пути тоталитаризма, благодаря им происходят демократические преобразования... Это был образованный, благородный человек, воспитанный в самых прекрасных демократических традициях.
Во времена, когда Чехословакия была социалистической, его очень раздражала помпезность, все те портреты, которые поразвесил тогдашний лидер компартии Гусак. Его коробило от безвкусицы, пошлости и показной роскоши, которые насаждала компартия.
Гавел был очень открытым человеком, совсем не похожим на деятеля, который правит страной. В нем не было никакой официальности, неприступности. С ним было приятно находиться рядом и беседовать о разных аспектах жизни. И это понятно: человек, который занимается искусством, должен быть свободен, свободен от канонов. Это был независимый, свободный человек, – вспоминает Юрий Любимов.
Своим восприятием личности Вацлава Гавела с Радио Свобода поделился известный писатель Борис Акунин:
– Вацлав Гавел – человек очень красивой и в то же время очень печальной судьбы. Я сейчас говорю с писательской точки зрения. Потому что это история писателя, который наступил на горло собственной песне. Он начал служить обществу и перестал писать очень надолго – практически на все 18 лет, пока занимался политикой. Правда, Вацлав Гавел с самого начала был все-таки правозащитником. К литературной деятельности он вернулся только в последние годы своей жизни. Я думаю, что Чехословакия, Чехия должны быть ему благодарны за то, что он сделал такой выбор, а чешская литература и театр – вряд ли.
Я думаю, что в России появление подобного президента-писателя невозможно. Мы сейчас – и в этом нет ничего уникального – переживаем такой период общественного пробуждения, когда деятели культуры, и я в том числе, начинают заниматься не свойственной им деятельностью просто в силу темперамента, взглядов и т. д. Это такой первый не рациональный, а эмоциональный период. Когда общество перейдет на следующую ступень, то все эти люди станут не нужны. Они вернутся к обычным своим занятиям, а политикой начнут заниматься те, у кого есть к этому призвание, есть для этого профессиональные навыки. И это – нормальный путь развития общества. В этом смысле история Гавела-президента нетипична. Я, пожалуй, не могу назвать другого удачного примера писателя-политика, – отметил Борис Акунин.
У художественного руководителя МХТ имени Чехова Олега Табакова – свои взаимоотношения с Вацлавом Гавелом:
– Я с 1961 года связан с Чехословакией, регулярно бывал в этой стране, был на гастролях. А в 1968 году, когда остатки любви и нежности по отношению к Советскому Союзу уже отмерли, пражский театр "Чиногерны клуб" пригласил меня быть актером в спектакле по пьесе Гоголя "Ревизор". Начало 1968 года было многообещающим и серьезным. Чувствовалось, что дело шло к серьезным столкновениям. Так получилось, что целый круг людей в этом театре и Вацлав Гавел – так или иначе мы пересекались. И мы оказались в одной компании, которая формировалась не по территориальному или административному признаку, а по признаку того, что именно мы любим и ненавидим в жизни. Когда Гавела избрали на пост президента, я послал ему телеграмму... Я даже начинал репетировать его пьесу "Уход", но, к сожалению, обстоятельства не позволили нам закончить эту постановку. Но это не только не отменяло, но, наверное, и усиливало наше родство, которое родилось в 1968 году. Так что пусть земля тебе будет пухом, Вацлав.
О Вацлаве Гавеле, политике-правозащитнике - Виктор Файнберг, участник демонстрации на Красной площади в августе 1968 года:
– Больше всех эта смерть потрясла людей, участвовавших в правозащитном движении. Хочу отметить абсолютно точное совпадение нашей позиции – то есть позиции людей, защищавших права человека во всем мире – и его. Это был наш представитель в политике. Это был, пожалуй, единственный случай (можно сказать еще о главе "Солидарности" Лехе Валенсе) наиболее полного воплощение в политике идеалов, нравственных ценностей нашего движения. В Гавеле была гармония между универсальностью и верностью своим национальным традициям, ответственностью перед судьбой своего народа; совесть и правда, которые дополняют и уравновешивают друг друга.
Вацлав Гавел был глубоко религиозным человеком. Для него обрядовая сторона религии не играла большой роли. Он был свободный человек. В религии его, прежде всего, интересовали самые глубокие, общечеловеческие ценности, которые человеческий разум нашел в течение тысячелетий. На него произвела очень сильное впечатление теория Эммануэля Левинаса об ответственности человека перед всеми другими – кроме него, самого этого человека. последняя встреча Гавела перед смертью – с Далай-ламой – тоже об этом говорит. Ему были очень дороги ценности буддизма. Прежде всего Гавел был, конечно же, гуманистом.
В 1990 году, через несколько недель после "бархатной" революции, он пригласил нас в свою резиденцию. Это было немножко страшное время, когда людей в Литве давили танками. Я ему сказал о ситуации в Литве. Я просил его сделать все возможное, вмешаться. Он не ответил. Но потом они поехали с Люсей Боннэр – он ее повез на машине, чтобы поговорить с ней тет-а-тет. Люся вернулась и сказала нам: "Этого я никогда не забуду. Он сказал: "Я боюсь, что Горбачев отключит газ в больницах, я боюсь за больных". Гавел думал, прежде всего, о людях, об отдельном человеке.
Проводить Вацлава Гавела в последний путь прибыли госсекретарь США Хиллари Клинтон с супругом, бывшим президентом США Биллом Клинтоном, президент Австрии Хайнц Фишер, президент Франции Николя Саркози, британский премьер Дэвид Кэмерон и многие другие главы государств и известные европейские политики. Россия будет представлена очень скромной, по этим меркам, делегацией: ее возглавил Уполномоченный по правам человека в РФ Владимир Лукин.
Сдержанная реакция официальной Москвы на смерть Вацлава Гавела резко контрастирует с реакцией российских общественных деятелей, представителей творческой интеллигенции. Многие из них знали этого блестящего политика, литератора и интеллектуала лично.
Бывший главный режиссер театра на Таганке Юрий Любимов рассказывает:
– Я был знаком с ним. Давно, еще до того, как он получил высокий пост. Именно такие люди становятся на пути тоталитаризма, благодаря им происходят демократические преобразования... Это был образованный, благородный человек, воспитанный в самых прекрасных демократических традициях.
Во времена, когда Чехословакия была социалистической, его очень раздражала помпезность, все те портреты, которые поразвесил тогдашний лидер компартии Гусак. Его коробило от безвкусицы, пошлости и показной роскоши, которые насаждала компартия.
Гавел был очень открытым человеком, совсем не похожим на деятеля, который правит страной. В нем не было никакой официальности, неприступности. С ним было приятно находиться рядом и беседовать о разных аспектах жизни. И это понятно: человек, который занимается искусством, должен быть свободен, свободен от канонов. Это был независимый, свободный человек, – вспоминает Юрий Любимов.
Своим восприятием личности Вацлава Гавела с Радио Свобода поделился известный писатель Борис Акунин:
– Вацлав Гавел – человек очень красивой и в то же время очень печальной судьбы. Я сейчас говорю с писательской точки зрения. Потому что это история писателя, который наступил на горло собственной песне. Он начал служить обществу и перестал писать очень надолго – практически на все 18 лет, пока занимался политикой. Правда, Вацлав Гавел с самого начала был все-таки правозащитником. К литературной деятельности он вернулся только в последние годы своей жизни. Я думаю, что Чехословакия, Чехия должны быть ему благодарны за то, что он сделал такой выбор, а чешская литература и театр – вряд ли.
Я думаю, что в России появление подобного президента-писателя невозможно. Мы сейчас – и в этом нет ничего уникального – переживаем такой период общественного пробуждения, когда деятели культуры, и я в том числе, начинают заниматься не свойственной им деятельностью просто в силу темперамента, взглядов и т. д. Это такой первый не рациональный, а эмоциональный период. Когда общество перейдет на следующую ступень, то все эти люди станут не нужны. Они вернутся к обычным своим занятиям, а политикой начнут заниматься те, у кого есть к этому призвание, есть для этого профессиональные навыки. И это – нормальный путь развития общества. В этом смысле история Гавела-президента нетипична. Я, пожалуй, не могу назвать другого удачного примера писателя-политика, – отметил Борис Акунин.
У художественного руководителя МХТ имени Чехова Олега Табакова – свои взаимоотношения с Вацлавом Гавелом:
– Я с 1961 года связан с Чехословакией, регулярно бывал в этой стране, был на гастролях. А в 1968 году, когда остатки любви и нежности по отношению к Советскому Союзу уже отмерли, пражский театр "Чиногерны клуб" пригласил меня быть актером в спектакле по пьесе Гоголя "Ревизор". Начало 1968 года было многообещающим и серьезным. Чувствовалось, что дело шло к серьезным столкновениям. Так получилось, что целый круг людей в этом театре и Вацлав Гавел – так или иначе мы пересекались. И мы оказались в одной компании, которая формировалась не по территориальному или административному признаку, а по признаку того, что именно мы любим и ненавидим в жизни. Когда Гавела избрали на пост президента, я послал ему телеграмму... Я даже начинал репетировать его пьесу "Уход", но, к сожалению, обстоятельства не позволили нам закончить эту постановку. Но это не только не отменяло, но, наверное, и усиливало наше родство, которое родилось в 1968 году. Так что пусть земля тебе будет пухом, Вацлав.
О Вацлаве Гавеле, политике-правозащитнике - Виктор Файнберг, участник демонстрации на Красной площади в августе 1968 года:
– Больше всех эта смерть потрясла людей, участвовавших в правозащитном движении. Хочу отметить абсолютно точное совпадение нашей позиции – то есть позиции людей, защищавших права человека во всем мире – и его. Это был наш представитель в политике. Это был, пожалуй, единственный случай (можно сказать еще о главе "Солидарности" Лехе Валенсе) наиболее полного воплощение в политике идеалов, нравственных ценностей нашего движения. В Гавеле была гармония между универсальностью и верностью своим национальным традициям, ответственностью перед судьбой своего народа; совесть и правда, которые дополняют и уравновешивают друг друга.
Вацлав Гавел был глубоко религиозным человеком. Для него обрядовая сторона религии не играла большой роли. Он был свободный человек. В религии его, прежде всего, интересовали самые глубокие, общечеловеческие ценности, которые человеческий разум нашел в течение тысячелетий. На него произвела очень сильное впечатление теория Эммануэля Левинаса об ответственности человека перед всеми другими – кроме него, самого этого человека. последняя встреча Гавела перед смертью – с Далай-ламой – тоже об этом говорит. Ему были очень дороги ценности буддизма. Прежде всего Гавел был, конечно же, гуманистом.
В 1990 году, через несколько недель после "бархатной" революции, он пригласил нас в свою резиденцию. Это было немножко страшное время, когда людей в Литве давили танками. Я ему сказал о ситуации в Литве. Я просил его сделать все возможное, вмешаться. Он не ответил. Но потом они поехали с Люсей Боннэр – он ее повез на машине, чтобы поговорить с ней тет-а-тет. Люся вернулась и сказала нам: "Этого я никогда не забуду. Он сказал: "Я боюсь, что Горбачев отключит газ в больницах, я боюсь за больных". Гавел думал, прежде всего, о людях, об отдельном человеке.
