Марина Тимашева: В рамках юбилейного, X фестиваля русского искусства ''Петербургская осень'' в Союзе композиторов Петербурга прошел первый международный кинофестиваль ''ArtoDocs''. Название переводится как ''художественно-документальный'', но на слух воспринимается как ''Ортодокс''. В рамках фестиваля работала секция ''Музей кино''. В ней были представлены фильмы по сценариям Сигизмунда Кржижановского: ''Праздник святого Йоргена'' 1930 года, снятый Яковом Протазановым, и ''Новый Гулливер'' 1935 года Александра Птушко. Отдельного разговора заслуживает фильм ''Посвященный'' — по сценарию Юрия Арабова с участием Сергея Курехина, с Сергеем Маковецким и Любовью Полищук в ролях. Фильм этот долгое время считался утраченным. Специально для фестиваля его лидер и директор Лев Наумов подготовил интервью с Юрием Николаевичем Арабовым, который рассказывает об истории создания этой картины. Снял ее Олег Тепцов, который сперва вместе с Арабовым и Курехиным сделал фильм ''Господин оформитель''. 22 декабря в петербургском кинотеатре ''Родина'' - специальный повтор ''Посвященного'' в рамках секции "Музей кино" фестиваля ''ArtoDocs''. А Лев Наумов любезно предоставил нам возможность послушать рассказ Юрия Арабова о работе над фильмом, и в этом рассказе – по сути, краткая история кинопроцесса последних 20 лет, а также глубокие и серьезные размышления Юрия Арабова , далеко выходящие за пределы кинематографа. Но начинает он с ''Посвященного''
Юрий Арабов: Вкладывали душу, я, во всяком случае, за себя ручаюсь. Осталась ли эта душа, видна ли эта душа сквозь толщу времени, я не знаю, но, в любом случае, киноманам эта картина может быть интересна хотя бы с архивной точки зрения.
Марина Тимашева: Как и когда началась работа с режиссером Олегом Тепцовым.
Юрий Арабов: C картины ''Ревизор''. Ему нужно было снять курсовую работу на Высших режиссерских курсах, и мы придумали историю о том, как все трясутся, что вот он, ревизор, там, за углом, там, за углом, там, за углом.... А на самом деле потом такой длинный, длинный отъезд и выясняется, что это такой остров, со всех сторон которого вода, крепость, и туда просто так не приедешь. Мы хотели снять картину о страхе. Страх это сюжет постоянный, к сожалению, русской жизни, и страх во многом формировал национальный характер. Один полюс национального характера это мессианство, которое при советской власти выразилось в формуле ''свобода, равенство, братство'', которое должно быть установлено на всей Земле, а, может даже, и на Луне, а второй полюс это страх перед революционным насилием, переходящим в террор. Ну, сделали картину про страх. А потом уже нужно было снимать диплом и мы решили сделать такой русский триллер. Тогда у меня, в частности, была идея фикс, что можно соединить зрительское кино с артхаусом - то, что мы видели в некоторых хороших американских картинах, таких как ''Сияние'', ''Чужой'' (я имею в виду первую серию Ридли Скотта). Стали думать, я предложил экранизировать ''Серый автомобиль'' Грина, вещь, которую я любил, но как только мы стали разминать материал, то выяснилось, что там снимать практически нечего, нужно по новой делать историю, по новой делать фабулу. Там главное - почему кукла прицепилась к герою рассказа? Без ответа на этот вопрос никак не складывалась фабула. Олег тогда жил в такой большой квартире в Песках, на Староневском. Я к нему приехал, какое-то время пожил, и как-то на кухне мы придумали, что герой будет дизайнером и что куклу для выставления драгоценностей в магазине он сделает с умирающей девочки. Тогда уже понятно, что он эту девочку встретит, но это будет не девочка, это будет ожившая его кукла, и будут какие-то странные отношения.
Это 1987 год, фактически первая ласточка подобного кино. Тогда было замечательное время - цензура упала в стране, а прокат был.
То есть - ''малина''! Это продлилось несколько лет, потом все, естественно, завернулось. И нам предложили для большого экрана сделать нечто более помпезное. И мы сделали вариант - час сорок - досняли эту картину, нагрузили ее тягучим ритмом арткино. Мы тогда все были озабочены тягучим ритмом, чтобы из тягучего ритма рождалось какое-то чувство странное. И по сборам ленфильмовским картина была второй. Мы, конечно, ничего не получили с этих сборов, но, ёлы-палы, - здорово! А тогда я работал еще параллельно с Александром Николаевичем Сокуровым, моим постоянным соавтором, и мне приснился сон — I had a dream. Dream этот был следующий: какому-то человеку порядочному некие высшие силы вручают карающие функции, карающую силу. Допустим, я приличный человек и мне дают в руки меч, я могу скверну из этого мира изгнать. Я вожусь с этим мечом, сначала соглашаюсь, а потом выясняется, что как только я начну наказывать, сам процесс наказания уже есть некий грех, и я отказываюсь от этого меча. Ангел Истребления передает его моему врагу, который начинает с того, что этим мечом рубит меня. Абсолютно притчеобразная история, полностью приснившаяся. Я Саше рассказываю, говорю: ''Давай сделаем такую картину''. А Саша поначалу очень заинтересовался, а затем юзом, юзом отскочил и попросил меня экранизировать Флобера ''Госпожу Бовари''. Сделали ''Госпожу Бовари'', а я тогда сказал Олегу, что есть такая история. Он говорит: ''Все, пиши''. Я написал сценарий, естественно, никакой цензуры, его сразу приняли. Когда говорят об ужасах советской власти, я всегда спрашиваю, какой именно власти, потому что она была абсолютно неоднородной, и были разные периоды. Это была советская власть Горбачева, когда кино финансировалось, но уже редактора не цеплялись к идеологии. Дали деньги и Олег стал снимать.
И когда мы сделали эту картину, вдруг в воздухе запахло грозой -
на наших глазах кинотеатры вдруг стали превращаться в мебельные салоны и в магазины подержанных машин. Все! Амба! Они отдали кинотеатры в частные руки. Это уже при позднем Горбачеве было, так что на Ельцина валить все не надо, хотя его вина большая в том, что произошло. А что делать с этой картиной? И, вдруг - Бог ты мой! - берут на фестиваль в Локарно. В Локарно нам нужно взять хоть что-то - хоть ''Бронзового леопарда'', хоть бумажного леопарда.
''Бумажный леопард'' это что-то из маоизма - бумажный тигр. Дело в шляпе и поедем дальше. А ситуация с кино все хуже и хуже,
государство прекращает вообще эту область финансировать. А потом случилось следующее: в Локарно в самый последний момент взяли картину Светы Проскуриной. Это был удар, и после этого Олег уже не оправился. И повисла в воздухе картина. И когда мы поняли, что все усилия напрасны, что один из лучших моих сценариев просто загремел в тартараты, и когда вторую картину Олега, где мы пытались развить то, что было достигнуто в ''Господине оформителе'', никто не увидел, потому что в мебельных салонах не будут демонстрировать фильмы, то родилась идея, которая греет часто всякого рода романтиков от кино (в скобках - дураков) — искать деньги на Западе. Мы решили сделать ''Вия'', сделать такой ''эротический триллер'', как бы мы сейчас назвали. Олег даже пробился к какому-то английскому продюсеру, как оказалось - ниже средней руки. В общем, ничего сделано не было. И всё. Олег решил сменить профессию, стать бизнесменом, а меня бизнес никогда не интересовал. В 1992 исчезли все деньги, вся моя сберкнижка обнулилась буквально за несколько месяцев, хотя мне всего-то нужна была овсянка на молоке, но, оказывается, нужно было варить на воде. И, собственно говоря, я выжил чисто физически в это время потому, что Егор Владимирович Яковлев, главный редактор ''Московских новостей'', а потом ''Общей газеты'', взял меня в ''Общую газету'' и сказал: ''Юра, пиши, что хочешь''. Я раз в две недели писал то, что хотел - это были не политические рассказы, подобие очерковой прозы, очерков из деревенской жизни, которую я знал неплохо тогда. И он мне платил 500 долларов. А с 2000-х - это тучные годы - вдруг в кино хлынули деньги, и тогда уже мы сделали ''Молоха'', который в Каннах получил приз за сценарий. Как-то до 2008 года я делал то, что хотел.
А возвращаясь к картине ''Посвященный'', для нас это была этапная картина, судьба которой лишний раз подтвердила низменность кинематографического мира. Если картину никто не смотрит, то ее как бы и нет. Вот с литературой что-то другое, литература может отлежаться, может кто-то ее откопать, а кино — другая материя. Кино, во-первых, быстрее стареет, эстетика кино быстро стареет. То есть посредственную картину, сделанную 10-20 лет назад, уже невозможно смотреть. Есть картин 30 в кино, которые можно смотреть всегда. Чаплина можно смотреть всегда, ''Слово'' Дрейера я могу смотреть всегда, ''Причастие'' Бергмана я могу смотреть всегда. А вот просто хорошие картины, они очень быстро стареют. Тягучий ритм, которым мы тогда увлекались, наверное, он уже слишком чрезмерен.
Вот судьба этой несчастной картины. Тогда я был доволен. Сейчас как бы я к ней отнесся - не знаю. У меня есть пиратская копия, вся в розовых тонах, просто переснятая с экрана (на DVD она не выходила), и я когда ее поставил, просто понял, что я не смогу смотреть - там провал изображения, там просто ничего не увидишь. И я ее не пересматривал. ''Господин оформитель'' я недавно пересмотрел, она вышла в очень хорошем качестве. Картина, конечно, смешная, я много смеялся, мне страшно не было, но мне было смешно. А ''Посвященный''... Даже не знаю, как сказать. ''Ангел Истребления'' должен был называться фильм, но сказали, что у Бунюэля, которого мы тогда не видели, есть такая картина. Долго мы искали название, но вот сошлись на ''Посвященном''.
Марина Тимашева: Главную роль в фильме сыграл Виктор Авилов, еще в одной роли занят Гор Оганисян. Поклонники рок-музыки хорошо знают это имя: Гор был блистательным шоуменом группы ''Вежливый отказ''.
Юрий Арабов: Мы с Гором вращались с одной тусовке поэтической. Кто привел его на картину - не знаю, может быть, Паша Каплевич. Это была такая московская богема, я в ней участвовал, я читал стихи, там ''Клуб поэзии'', Гор там на чем-то играл... Хороший очень парень, и что потом с ним стало? Слава Богу, что живой. Люди из богемы очень быстро... У Олега было это чутье - у обоих актеров или персонажей очень крупная лепка лица, очень киногеничная. Но, видите, у Авилова в кино это чуть ли не единственная роль, действительно заметная. Я видел какие-то странные вещи - клип Анжелики Варум, снятый в Венеции, Авилов играет скрипача... Но у него было много театральных работ, и играл он в таком стиле Высоцкого, то есть он играл самого себя, но на такой некоей бычьей жиле - с хрипом, со стонами.
Марина Тимашева: Музыку к фильму сочинил Сергей Курехин.
Юрий Арабов: С Курехиным — следующее. Курехин это всецело Олег. Я знал московскую богему, но питерскую не знал. Я думаю, что это был очень хороший ход у Олега попросить его написать музыку к обеим картинам. Сергей забавный был человек. С ''Посвященным'' связан такой эпизод. Он сказал: ''Юра, ты не можешь написать текст на латыни? Я хочу хорал установить латинский''. Я говорю: ''Сергей, я же не знаю латынь''. ''А ты пиши ''от балды'', что придет в голову''. Я говорю: ''Нет, Сергей, я так не могу. Мне ваши постмодернистские замашки чужды''. Он очень был огорчен моим отказом. А мне не хотелось в этом участвовать, поскольку уже тогда в воздухе висела некая художественная катастрофа, которая говорила о том, что через некоторое время все станут концептуалистами, а не концептуалисты будут приставляться к стенке, в худшем случае, а в лучшем случае просто подвергаться забвению. Тут уже было все ясно, и я очень часто к Дмитрию Александровичу (Пригову) приставал, обличал его. Это было забавно. Пригов, как все концептуалисты, вытеснял мета-реалистов и, вообще, всех, кто работает с какими-то сущностными и духовными вещами. Я как-то спросил Дмитрия Александровича: ''А как вы к ''Розе Мира'' относитесь?''. Он сказал: ''Юра, Юрий Николаевич, я занимаюсь культурой, а внекультурные феномены меня не интересуют''. Я, естественно, завелся и как-то в следующий раз он пригласил меня домой, и я схамил ему сильно. У него был такой складень сделан, типа церковного, на самом верху был Пушкин - написано ''фельдмаршал'', потом ''генералы'' — Толстой, Достоевский, Тургенев, Гоголь, ''егери'' — ниже, все более мелкие писатели. Все это мне показалось опасным, что ли, хотя он хороший был художник. И я сказал с юношеским максимализмом: ''Дмитрий Александрович, если бы я обладал вашим мировоззрением, я бы уже повесился''. А он мне сказал: ''Юрий Николаевич, а если бы я обладал вашим мировоззрением, я бы утопился''. А потом каким-то образом между нами возникли настолько нежные отношения, что, как ни странно, присутствие Дмитрия Александровича я чувствую до сих пор. Это очень странно. Он вдруг перед смертью (мы не общались довольно давно) приехал ко мне в эту маленькую квартиру, вдруг мы стали говорить, и это был человек, который, конечно, абсолютно все понимал и владел всем инструментарием культурным, просто он выбрал свой дискурс и делал свою работу по обживанию всего пространства с помощью себя. Когда явно Дмитрий Александрович вырвался, и похоронили концептуалисты всех мета-реалистов, и уже читать было абсолютно невозможно, потому что приходила аудитория, которая ''хи-хи, ха-ха'', как только серьезный текст с языком - у них же язык слабоват, как ни странно, они вообще фишку не рубили, публика. Зачем он все это делал, я не знаю, но, видимо, он не мог иначе. Это как ''Игрок'' Достоевского - он играл в какую-то жизнь, в некую азартную игру. Он мне говорил, что каждый день он должен написать три стихотворения, что ложится он не раньше трех часов ночи, потому что он занимается живописью, и вот уже в 90-х годах у него каждая минута была расписана. Конечно, он сгорел - сердце не выдержало. Зачем? Это вопрос философский. Конечно, сам для себя он на него отвечает. Мне его не хватает. Мне не хватает его ума, прежде всего. Он был умен, как черт.
А в какой-то степени то, о чем я сегодня говорю, состоялось. Вы знаете, что будет инновационный центр ''Завидово''? Организует его Марат Гельман. А Марат Гельман сделал только что выставку в Перми, кажется. И я видел некоторые репродукции, в том числе ''Хроники''. Я увидел такое огромное полотно, размером, наверное, с ''Боярыню Морозову'', такого цвета вырви глаз, на котором изображены девки в купальниках. Это я говорю о том, что все состоялось — то, о чем в 80-х годах мы подозревали. Состоялось, прежде всего, потому, что концептуализм напрямую смыкается с масскультом и с шоу бизнесом, собственно, это тот же самый шоу бизнес, а художники, которые могут водить кистью или что-то маслом писать, они все в подполье. То есть все перевернулось. И я не имею в виду ''великого'' художника Шилова, ''великого'' художника Глазунова или ''великого'' художника Никоса Сафронова - таких великих мастеров кисти я не касаюсь. А те, кто действительно умеют делать свое дело, они - в подполье, в котором мы были. То есть это такая переворачивающийся Вселенная. Короче говоря, Сережа отлабал свою звуковую дорожку к ''Посвященному''. Олег взял меня на концерт в Питере, зал был почти полон, уже это было время, когда Сергей дистанцировался от Бориса и, вообще, ото всех. Я помню, там были две смешные истории, произошедшие в это время, поскольку мы общались. У него факс уже был тогда, он вдруг затрещал, и на факсе по-английски высветилось - ''Пол Маккартни приглашает вас на запись своего нового альбома. Переговоры ….''. И факс оборвался. Кто-то развлекался, естественно. А вторая история была в том, что в Финляндию Сергея вместе с Борисом пригласили с концертом. Сергей сказал: ''Я не поеду, пусть они меня одного приглашают''. Это все-таки анекдоты, но то, что я услышал на концерте и, вообще, общение с ним что-то давало. Я думаю, что гармония музыкальная просто была на кончиках пальцев у него, он был настоящий музыкант и умница. Проблема была в том, что он вполне понимал, что наступает эра шоу бизнеса и решил делать эти шоу. В последний раз мы встретились с ним в 1992 году на ''Кинотавре''. Он сказал: ''Юра, я хочу делать картину, я хочу, чтобы вы написали сценарий''. Я говорю: ''А про что?''. ''Да про что-нибудь''. И вскоре он умер. Время было довольно забавное, гремел суперхит ''Асса'' - убей меня бог, я абсолютно не понимал очарования этой картины, что там за история, что это такое.
Как молодых гнобят? Но это казалось не слишком искренним, поскольку нужно знать, что будет другая ситуация, когда молодые будут гнобить. Гнобить очень легко, в России все друг друга гнобят. А вот кооперация, сотрудничество - это очень трудно. Это такая картина черной дыры космической.
Марина Тимашева: Борис – это лидер группы ''Аквариум'' Борис Гребенщиков. Как известно, их с Курехиным сотрудничество было весьма плодотворным. Но мы, вместе с Юрием Арабовым, возвращаемся в мир кино. Юрий Николаевич говорит, что теперь в сфере кинопроизводства все устроено так, чтобы фильмы не могли получиться хорошими.
Юрий Арабов: Кино... Те сюжеты, которые я пытаюсь делать, чтобы они существовали на нескольких уровнях - на уровне фабулы достаточно внятной и на уровне некоем мифологическом и мистическом. Не всегда это получается, отнюдь. Когда получится, когда - нет. И вообще за все годы, что я работаю в кино ... 40 лет... кошмар... Вообще, я понял, что никогда не знаешь, какой фильм получится. И все кино заострено на то, что фильм должен быть неудачным - организация производства, определенные взаимоотношения с людьми. Сейчас целая история с доблестными продюсерами, которые вышли из мебельных салонов и из магазинов по продаже ''тертых'' ''Фольксвагенов'' - они сейчас диктуют, что нужно. Они говорят, что нет сценаристов. Действительно, какие им нужны, таких нет, я тешу себя иллюзией, что и не будет. Хотя у нас все может быть,
у нас происходит такое растление на всех уровнях, что, может, будет тотальная ''любовь-морковь''. Вот все это заострено на то, чтобы фильм не получился. Запивший оператор, пьяный осветитель, режиссер, который вбивает гвозди на съемочной площадке, актриса с ''критическими днями''. И так далее, и тому подобное. С точки зрения моей профессии, четыре-пять фильмов получилось. А сморишь - боже мой, чудо какое! Что-то получилось, что-то донеслось, месседж мой донесся через все эти преграды и препоны безумного кинопроизводства.
Это всегда чудодейственно. Вообще все, кто в кино идет - знайте, что ничего не получится, а если вдруг получилось, то идите и бейтесь перед Николаем Угодником лбом или под Люмьером.
Марина Тимашева: На вопрос, что получилось из тех фильмов, над которыми работал он сам, Арабов ответил.
Юрий Арабов: Это, безусловно, ''Молох'', ''Фауст'', сейчас новая картина Александра Николаевича, я думаю, что картина ''Юрьев день'' в какой-то степени, картина ''Чудо'' в какой-то степени, картина ''Полторы комнаты''. Там есть очень захватывающие и трогательные моменты, но там сценарный месседж местами искажен довольно сильно. Но я Андрея Юрьевича Хржижановского совсем не виню в этом. Наверное, в какой то степени ''Господин оформитель''. По поводу ''Посвящённого'' не знаю, не смотрел его 20 лет. Я могу сказать о месседже этой картины, что Бог есть свет, и в Боге нет наказания, а наказывает Сатана. Все. Точка. И я верю в идею, что Бог есть свет, и нет в нем никакой тьмы. И я верю в идею, что Бог не судит, и я верю в идею, что судит Сатана. Я в этом плане не совсем православный человек. Мне ближе теософская традиция и традиция ''розамировская''. Я человек воцерковленный, сейчас, правда, разболтался, но стараюсь причащаться и молюсь каждый день. Но эта традиция соотносится с моим личным опытом, а представить себе Бога, который говорит: ''Ты неправ и вот тебе вирус'' я не могу, есть какая-то ложь во всем этом. А представить ситуацию, при которой от Бога по каким-то причинам отдаляешься и становишься уязвимым для каких-то сил - да, это можно представить себе. Кстати, глубина ''Мастера и Маргариты'', романа, который стал вполне ''попсовым'', как раз в этом - в идее о том, что судит не Бог, а Воланд с божьего попущения. Воланд в романе делает добро, по большому счету. Во всяком случае, как художественная идея это достаточно интересно.
Марина Тимашева: Вы слушали интервью Юрия Арабова, записанное Львом Наумовым специально для фестиваля ''ArtoDocs''. Тем временем, на своем сайте фестиваль объявил, что уже собирает фильмы в афишу будущего года
