О недержании огорчения
Есть что-то не совсем уместное в хлёстких отзывах о демократической оппозиции в недемократической стране. Это, разумеется, в том случае, если публицист не принадлежит к правительственному лагерю, а выставляет себя независимым.
Мало нам самоутверждаться поношениями власти, так возьмёмся и за оппозицию. Она и "бестолкова", и "амбициозна", и "разорвана", и "тусовочна" и, наконец, "непопулярна". Это – из одного только предложения; пишет московский публицист, из первых. Читаешь и думаешь: да когда же ты остановишься в перечислении, зануда?!
Демократическая оппозиция – штучка, с точки зрения основательного отца семейства, конечно, ещё та. Но почему она такая, а не иная? Почему именно открытым, действующим противникам режима бывает трудно договориться друг с другом, а иной раз и собраться вместе? Да потому что они не заговорщики и не "партия нового типа" с её "демократическим централизмом".Вам не нравится их неоднородность и шумные разногласия? Ну, так вливайтесь в их ряды и выступайте там за однородность, согласованность и за что хотите! Плохой, ущербный человеческий материал? Так берите ту же ношу на себя, хорошего, не ущербного! У вас другие жизненные планы? Тогда отойдите в сторону и помолчите. Сказано же: не стойте только над душой, над ухом не дышите! Иначе ваши писания выглядят, не обижайтесь, доносом особого рода: утешающим власть. Или вы сами нуждаетесь в психологической помощи, страдая тем, что можно назвать недержанием огорчения. В данном случае - огорчения, которое вызывают у вас действующие лица российского сопротивления.
Что тут, казалось бы, мудрить? Язвить того, кто ведёт неравную борьбу и может пострадать за правое, с вашей же точки зрения, дело, - неблагородно. Точка. Почему же ставят запятую? Подавляющее большинство российских теле- и радиоканалов, газет и журналов работают под диктовку или под надзором режима. На всю огромную страну всего несколько хотя бы с виду более или менее независимых СМИ. У публициста трагически малый выбор. А желание выглядеть, да и быть! независимым очень большое. То же и у редакций. Проявлять такую солидность проще и безопаснее раздачей всем сёстрам по серьгам: критиковать и власть, и оппозицию. Причём, власть в этих текстах просто власть, а оппозиция непременно демшиза.
При совке игра в "и нашим, и вашим" не допускалась. Путинизм сам по себе не умнее советизма, но другое время на дворе. Прибавилось, между прочим, цинизма. Кремль стал понимать, что в наскоках на него для публики не может быть никакого откровения – ей давно всё ясно. А вот обличение оппозиции из уст маститого критика режима - о, тут внимание читателя-слушателя обеспечено! А если он не только мастеровит, но и явно, почти болезненно искренен, тогда ему нет цены.
Тут ещё и нетерпение русского европейца. Ему опостылело оглядываться на азиопскую специфику, сверять с нею каждое слово: как бы не плеснуть воды на кремлёвскую мельницу, как бы не повредить тому же, будь оно неладно, движению Десятого декабря. Хочется уже жить и творить так, словно всё это далеко позади, словно земля обетованная давно достигнута.
Отчасти сказывается, видимо, и начитанность. "Некуда", "На ножах", "Взбаламученное море", "Бесы" и "Дневник" того же автора, "Вехи"… Да,
в России было всё, в том числе и улюлюканье вслед гонимым. Но известны и примеры, когда "двух станов не боец, а только гость случайный" вёл себя именно как гость, не шпынял оба стана одновременно, памятуя, видимо, что это было бы больше на руку тому лагерю, где сила. Мало у кого находим такие нелицеприятные характеристики руководителей и активистов, философий и практик русского освободительного движения, как у Герцена. Но это всё - через много лет, а не в разгар событий.