В Театре Наций – премьера спектакля "Circo Аmbulante". Главную роль в нем играет Лия Ахеджакова. И это – роль Дон Кихота, которую Лия Ахеджакова давно уже приняла на себя в жизни.
Два года назад руководитель Театра Наций Евгений Миронов пригласил Андрея Могучего (создателя петербургского "Формального театра", нынче – режиссера Александринского театра, обладателя нескольких "Золотых Масок" и лауреата премии "Европа-театру" в номинации "Новая театральная реальность") для совместной работы. Андрей Могучий решил, что это будет спектакль о Дон Кихоте и главную роль в нем сыграет Лия Ахеджакова. С тех пор первоначальный замысел трансформировался. Постановка называется "Circo Аmbulante" (в переводе на русский язык – "бродячий цирк"), но ее героем осталась Лия Ахеджакова, она же – Дон Кихот, она же – Гиньоль, персонаж французского театра кукол, товарищ русского Петрушки. "Гиньоль – простой и смелый парень из народа, который во весь голос говорит о том, что ему не нравится. Спектакли, главным героем которых он был, насыщены политической и бытовой сатирой, и пользовались особенно большим успехом во время Июльской революции 1830. Гиньоль вскоре после его создания превратился из простой куклы в символ политической сатиры".
Назвать "Circo Аmbulante" политической сатирой язык не поворачивается. Текст полон хитросплетенных символов, а также литературных, исторических, мифологических, политических, живописных и собственно театральных аллюзий. Поломав голову над многочисленными шарадами, на выходе из лабиринта мы получим новую антиутопию. Неким островом правит Оберкондуктор, он же – Кащей, окруженный свитой лощенных хлыщей. Смерть его, точнее, бессмертие – в вытяжке из бычьих яиц, которую неустанно, конвейерным способом, производят на засекреченном мясокомбинате.
В обществе зреет протест. Рядовые покорные труженики вовлечены в него обстоятельствами, строго говоря, помимо собственной воли. Художники-акционисты, по совместительству – соглядатаи, подогревают революционную стихию хулиганскими выходками, которые сами именуют "провокациями". Ученый, весь талант которого ушел на изобретение тех самых бычьих яиц, теперь клянет за это власть и готовится встать на путь индивидуального террора. Тот же метод предлагает и бывший директор металлургического комбината (Альберт Филозов). 30 лет он, как Илья Муромец, просидел на печи, то есть пролежал на каталке в параличе, а теперь собирается расправиться с Оберкондуктором в цирке, представление которого правитель намерен посетить. Его любящая супруга (Лия Ахеджакова) видит в нем Дон Кихота, а себя представляет Дульсинеей, которая вынуждена принять на себя миссию доблестного идальго. И она готова к сражению:
"Сегодня вашему вниманию будет представлен забытый, но прекрасный номер, где добро побеждает, а зло получает по заслугам. Сейчас на ваших глазах наимерзейший из мерзких, злой колдун и волшебник, вообразивший себя бессмертным, будет наказан, а созданные им иллюзии – развеются. Санчо, готовь реквизит. Прежде чем мы начнем, я, разочарованная Дульсинея, ставшая на путь благороднейшего рыцаря, возлюбленного мужа моего Дон Кихота моего Ламанчского, хочу обратиться к вам, достопочтенная публика. Мир заколдован. Духи зла вошли в дома и тела наши. Случилось так, потому что злой колдун захватил сушу нашу. Говорю так, ибо, получив палкой по голове, прозрела, и все вижу теперь в истинном свете. Не держим мы больше клятв своих и обещаний. Забыли, что такое честь и достоинство, благородство, великодушие. Посмотрите на тех, кто должен нас учить, лечить и охранять, на самом деле они обманывают, калечат и грабят. Вы посмотрите, как мы ходим по суше нашей, уставившись себе под ноги, или сидим в своих норах, уткнувшись в тарелку, не видя звезд в небе ночью и солнца над головой днем. Очнитесь, люди. Очнитесь. Подымите голову. Вы же видите над собой небо. Вы свободные люди. Я даю вам свободу. Вы свободные люди. Вы свободные люди!"
Андрей Могучий и Максим Исаев (соавтор текста, художник петербургского инженерного театра АХЕ) рисуют по-настоящему жуткую картину мира. На сцене – железные конусы, напоминающие фабричные трубы, доменные и одновременно адовы печи. Люди появляются из них и в них же исчезают. Тяжким трудом изнурены нищие и бесцветные женщины. Воздух острова отравлен, поэтому все носят противогазы. Говорят, что в местном морге оживляют покойников, а потому по городу бродят бессловесные мертвецы. Телевизор зомбирует подрастающее поколение еще до того, как оно попадет на мясокомбинат, а оттуда – прямиком в морг.
В этом цирке ужасов даже приличные люди – не без изъяна. Героиня Ахеджаковой когда-то из ревности написала донос на собственного мужа, и – после принятых мер – у него сделался инсульт. Он выучился ходить, но много лет притворялся парализованным, заставляя жену жертвенно за собой ухаживать.
Со сцены в зал транслируется безнадежное послание: трон поверженного злодея в финале займет властный, наглый и сластолюбивый тип, работавший на мясокомбинате надзирателем-душегубом (Алексей Ингилевич).
Люди, которые придут в театр на этот спектакль, воспримут его так, как раньше воспринимали спектакли Театра на Таганке. Они будут вынуждены расшифровывать "эзопов язык". Между тем, в отличие от 70-80-х годов, теперь все мысли можно изложить прямо, никто за это спектакль не запретит, театр не закроют. Андрей Могучий комментирует:
– Мы с Максимом это делали сознательно. Мы начали с прямой и откровенной пьесы, которая нам показалась нехудожественной. Все-таки наша территория – территория красоты, как утверждал Набоков, это территория, на которую не должны посягать ни политика, ни история, ни религия. Мы владеем образным языком. Правда, сейчас нас больше стала интересовать сюжетность. Подлинность для меня, наверное, более важна, чем актуальность, подлинность для меня заключается в том мире, в который сам веришь. Сегодня прямо говорить о прямых вещах мне кажется неверным.
– В вашем спектакле возникает образ бесконечно мрачного мира: адовы печи; ужасный коммунальный быт; порошок, который сыплется на головы людям (в тексте сказано, что это порошок для зомбирования). Персонажи ходят все в противогазах или в костюмах химзащиты. Мертвые превращены в живых, и наоборот. Образ мира, в котором даже герои не идеальны, не чисты. Миром правит Кащей Бессмертный. Но, даже если его победить, придет другой тиран, и никто не сказал, что он будет симпатичнее предыдущего. Следует ли именно так читать ваше послание?
– Именно так я и думаю. Моя тревога ровно в этом. Я абсолютно не верю, если говорить про нашу страну и даже, наверное, еще шире, в какие-то перспективы. Эйфория митингов прекрасна, и сердце мое радуется, но голова моя постоянно его охлаждает. Потому что я не понимаю, куда идет этот мир и чем это все закончится.
Два года назад руководитель Театра Наций Евгений Миронов пригласил Андрея Могучего (создателя петербургского "Формального театра", нынче – режиссера Александринского театра, обладателя нескольких "Золотых Масок" и лауреата премии "Европа-театру" в номинации "Новая театральная реальность") для совместной работы. Андрей Могучий решил, что это будет спектакль о Дон Кихоте и главную роль в нем сыграет Лия Ахеджакова. С тех пор первоначальный замысел трансформировался. Постановка называется "Circo Аmbulante" (в переводе на русский язык – "бродячий цирк"), но ее героем осталась Лия Ахеджакова, она же – Дон Кихот, она же – Гиньоль, персонаж французского театра кукол, товарищ русского Петрушки. "Гиньоль – простой и смелый парень из народа, который во весь голос говорит о том, что ему не нравится. Спектакли, главным героем которых он был, насыщены политической и бытовой сатирой, и пользовались особенно большим успехом во время Июльской революции 1830. Гиньоль вскоре после его создания превратился из простой куклы в символ политической сатиры".
Назвать "Circo Аmbulante" политической сатирой язык не поворачивается. Текст полон хитросплетенных символов, а также литературных, исторических, мифологических, политических, живописных и собственно театральных аллюзий. Поломав голову над многочисленными шарадами, на выходе из лабиринта мы получим новую антиутопию. Неким островом правит Оберкондуктор, он же – Кащей, окруженный свитой лощенных хлыщей. Смерть его, точнее, бессмертие – в вытяжке из бычьих яиц, которую неустанно, конвейерным способом, производят на засекреченном мясокомбинате.
В обществе зреет протест. Рядовые покорные труженики вовлечены в него обстоятельствами, строго говоря, помимо собственной воли. Художники-акционисты, по совместительству – соглядатаи, подогревают революционную стихию хулиганскими выходками, которые сами именуют "провокациями". Ученый, весь талант которого ушел на изобретение тех самых бычьих яиц, теперь клянет за это власть и готовится встать на путь индивидуального террора. Тот же метод предлагает и бывший директор металлургического комбината (Альберт Филозов). 30 лет он, как Илья Муромец, просидел на печи, то есть пролежал на каталке в параличе, а теперь собирается расправиться с Оберкондуктором в цирке, представление которого правитель намерен посетить. Его любящая супруга (Лия Ахеджакова) видит в нем Дон Кихота, а себя представляет Дульсинеей, которая вынуждена принять на себя миссию доблестного идальго. И она готова к сражению:
"Сегодня вашему вниманию будет представлен забытый, но прекрасный номер, где добро побеждает, а зло получает по заслугам. Сейчас на ваших глазах наимерзейший из мерзких, злой колдун и волшебник, вообразивший себя бессмертным, будет наказан, а созданные им иллюзии – развеются. Санчо, готовь реквизит. Прежде чем мы начнем, я, разочарованная Дульсинея, ставшая на путь благороднейшего рыцаря, возлюбленного мужа моего Дон Кихота моего Ламанчского, хочу обратиться к вам, достопочтенная публика. Мир заколдован. Духи зла вошли в дома и тела наши. Случилось так, потому что злой колдун захватил сушу нашу. Говорю так, ибо, получив палкой по голове, прозрела, и все вижу теперь в истинном свете. Не держим мы больше клятв своих и обещаний. Забыли, что такое честь и достоинство, благородство, великодушие. Посмотрите на тех, кто должен нас учить, лечить и охранять, на самом деле они обманывают, калечат и грабят. Вы посмотрите, как мы ходим по суше нашей, уставившись себе под ноги, или сидим в своих норах, уткнувшись в тарелку, не видя звезд в небе ночью и солнца над головой днем. Очнитесь, люди. Очнитесь. Подымите голову. Вы же видите над собой небо. Вы свободные люди. Я даю вам свободу. Вы свободные люди. Вы свободные люди!"
Андрей Могучий и Максим Исаев (соавтор текста, художник петербургского инженерного театра АХЕ) рисуют по-настоящему жуткую картину мира. На сцене – железные конусы, напоминающие фабричные трубы, доменные и одновременно адовы печи. Люди появляются из них и в них же исчезают. Тяжким трудом изнурены нищие и бесцветные женщины. Воздух острова отравлен, поэтому все носят противогазы. Говорят, что в местном морге оживляют покойников, а потому по городу бродят бессловесные мертвецы. Телевизор зомбирует подрастающее поколение еще до того, как оно попадет на мясокомбинат, а оттуда – прямиком в морг.
В этом цирке ужасов даже приличные люди – не без изъяна. Героиня Ахеджаковой когда-то из ревности написала донос на собственного мужа, и – после принятых мер – у него сделался инсульт. Он выучился ходить, но много лет притворялся парализованным, заставляя жену жертвенно за собой ухаживать.
Со сцены в зал транслируется безнадежное послание: трон поверженного злодея в финале займет властный, наглый и сластолюбивый тип, работавший на мясокомбинате надзирателем-душегубом (Алексей Ингилевич).
Люди, которые придут в театр на этот спектакль, воспримут его так, как раньше воспринимали спектакли Театра на Таганке. Они будут вынуждены расшифровывать "эзопов язык". Между тем, в отличие от 70-80-х годов, теперь все мысли можно изложить прямо, никто за это спектакль не запретит, театр не закроют. Андрей Могучий комментирует:
– Мы с Максимом это делали сознательно. Мы начали с прямой и откровенной пьесы, которая нам показалась нехудожественной. Все-таки наша территория – территория красоты, как утверждал Набоков, это территория, на которую не должны посягать ни политика, ни история, ни религия. Мы владеем образным языком. Правда, сейчас нас больше стала интересовать сюжетность. Подлинность для меня, наверное, более важна, чем актуальность, подлинность для меня заключается в том мире, в который сам веришь. Сегодня прямо говорить о прямых вещах мне кажется неверным.
– В вашем спектакле возникает образ бесконечно мрачного мира: адовы печи; ужасный коммунальный быт; порошок, который сыплется на головы людям (в тексте сказано, что это порошок для зомбирования). Персонажи ходят все в противогазах или в костюмах химзащиты. Мертвые превращены в живых, и наоборот. Образ мира, в котором даже герои не идеальны, не чисты. Миром правит Кащей Бессмертный. Но, даже если его победить, придет другой тиран, и никто не сказал, что он будет симпатичнее предыдущего. Следует ли именно так читать ваше послание?
– Именно так я и думаю. Моя тревога ровно в этом. Я абсолютно не верю, если говорить про нашу страну и даже, наверное, еще шире, в какие-то перспективы. Эйфория митингов прекрасна, и сердце мое радуется, но голова моя постоянно его охлаждает. Потому что я не понимаю, куда идет этот мир и чем это все закончится.
