Дмитрий Песков был безутешен. "У всех приглашенных, – сообщил пресс-секретарь Путина, – была возможность... наладить диалог с председателем правительства". Увы, "они не воспользовались возможностью".
Дмитрий Быков сослался на школьные занятия: сбежать с уроков учитель не может. Сергей Пархоменко оказался в Аризоне, причем складывалось впечатление, что он так поступил нарочно, дабы не налаживать диалог с премьер-министром. Борис Акунин даже и оправдываться не стал, прямо, по-фандорински заявив, что "не ходит на протокольные мероприятия", и это была только одна из причин его отсутствия. Вторую он назвал, задав вопрос из тех, которые принято называть риторическими. "Ну что я пойду смотреть, как человек, угробивший российскую журналистику, вручает журналистам премии? Оксюморон какой-то", – сказал он, завершая краткое интервью с корреспондентом РИА "Новости".
Оксюморон – это слово из античной стилистики, обозначающее нарочитое сочетание несочетаемых понятий. Типа "живой мертвец", "старый мальчик" или вот "Путин, вручающий журналистскую премию". И хотя лично Владимир Владимирович наград не вручал, присутствие его было, как говорится, знаковым. Желающие, включая тех, кто участвовал в московских митингах, вполне могли бы пообщаться с премьером.
Например, раскрыть ему глаза на несправедливый характер прошедших выборов в Думу. Подискутировать о дальнейшей кадровой судьбе Владимира Чурова. Напомнить о Ходорковском и других политзаключенных. В общем, побеседовать с ним в том формате, который предлагает Алексей Кудрин. Опираясь на резолюции московских митингов, но не зарываясь.
Отказ от этой высокой чести, в форме демарша или ввиду чрезмерной занятости, – поступок довольно серьезный. И хотя у каждого из отсутствовавших на мероприятии (называют еще Муратова, Познера, Михайлина, Ремчукова, Фадеева...) имелись свои отмазки, событие вышло далеко за рамки чисто профессионального праздника непослушания. Событие обрело серьезный политический статус.
Выяснилось, что оппозиционеры, за редким исключением, действительно не готовы к разговору с Путиным. То есть они понимают, что человек, обнимавший несчастного Михаила Бекетова, скоро воцарится еще как минимум на 6 лет, и с этим надо как-то считаться. Но – нет желания с ним полемизировать, и если искать объяснение, то можно долго щелкать пальцами и тереть лоб, и ничего не придумать, кроме простого древнегреческого слова "оксюморон". Или, если по-русски, "с души воротит". Ну, не о чем с ним разговаривать, да и бессмысленно.
Григорий Чхартишвили полагает, что дело уже дошло до войны. А во время войны какие ж переговоры? Правда, это война особая, между "закрытым обществом и открытым обществом", и писатель очень надеется, что она будет бескровной. Иными словами, общество попытается выстроить собственную жизнь в параллельной реальности, никак по возможности не соприкасаясь с властью. Почти не вспоминая о ней, разве что во время очередных многотысячных демонстраций. Создавая свои собственные медийные, правозащитные, предпринимательские структуры, никак или почти никак не связанные с начальством. Рядом с этим государством, но без его участия. Так, словно России чиновной в природе не существует.
Утопия? Скорее, эксперимент, небывалый в нашей, да и в любой другой истории. При достаточно сильном авторитарном государстве, со всеми его силовиками и бюрократами, создается другая Россия, свободная, которой буквально не о чем разговаривать с властью. Живущая сама по себе, как жили отдельные диссиденты при коммунистах, словно никакой КПСС не было и нет. Полвека назад такой стиль жизни приравнивался к подвигу и преступлению против государства. Сегодня, когда власть будет вспоминать о народе не чаще, чем раз в 6 лет, это становится возможным для десятков миллионов людей. До тех пор, пока сами они не выдвинут политиков, которым не стыдно доверить Россию.
Что же касается гармонии в отношениях власти и социума... Тот же Акунин, убежденный либерал-государственник, устами своего любимого героя давно и безнадежно отделил добро (порядок и мир в стране) от всяческих неустройств. "Вечная беда России, – говорил Фандорин, разъясняя ситуацию юной революционерке. – Всё в ней перепутано. Добро защищают дураки и мерзавцы, злу служат мученики и г-герои". Теперь, похоже, героям выпадает уникальный шанс послужить добру, поменявшись ролями с "дураками и мерзавцами". Важно только сохранять твердость, вновь и вновь упуская возможность наладить диалог с Путиным. Преподавать, путешествовать, игнорировать протокольные мероприятия.
Дмитрий Быков сослался на школьные занятия: сбежать с уроков учитель не может. Сергей Пархоменко оказался в Аризоне, причем складывалось впечатление, что он так поступил нарочно, дабы не налаживать диалог с премьер-министром. Борис Акунин даже и оправдываться не стал, прямо, по-фандорински заявив, что "не ходит на протокольные мероприятия", и это была только одна из причин его отсутствия. Вторую он назвал, задав вопрос из тех, которые принято называть риторическими. "Ну что я пойду смотреть, как человек, угробивший российскую журналистику, вручает журналистам премии? Оксюморон какой-то", – сказал он, завершая краткое интервью с корреспондентом РИА "Новости".
Оксюморон – это слово из античной стилистики, обозначающее нарочитое сочетание несочетаемых понятий. Типа "живой мертвец", "старый мальчик" или вот "Путин, вручающий журналистскую премию". И хотя лично Владимир Владимирович наград не вручал, присутствие его было, как говорится, знаковым. Желающие, включая тех, кто участвовал в московских митингах, вполне могли бы пообщаться с премьером.
Например, раскрыть ему глаза на несправедливый характер прошедших выборов в Думу. Подискутировать о дальнейшей кадровой судьбе Владимира Чурова. Напомнить о Ходорковском и других политзаключенных. В общем, побеседовать с ним в том формате, который предлагает Алексей Кудрин. Опираясь на резолюции московских митингов, но не зарываясь.
Отказ от этой высокой чести, в форме демарша или ввиду чрезмерной занятости, – поступок довольно серьезный. И хотя у каждого из отсутствовавших на мероприятии (называют еще Муратова, Познера, Михайлина, Ремчукова, Фадеева...) имелись свои отмазки, событие вышло далеко за рамки чисто профессионального праздника непослушания. Событие обрело серьезный политический статус.
Выяснилось, что оппозиционеры, за редким исключением, действительно не готовы к разговору с Путиным. То есть они понимают, что человек, обнимавший несчастного Михаила Бекетова, скоро воцарится еще как минимум на 6 лет, и с этим надо как-то считаться. Но – нет желания с ним полемизировать, и если искать объяснение, то можно долго щелкать пальцами и тереть лоб, и ничего не придумать, кроме простого древнегреческого слова "оксюморон". Или, если по-русски, "с души воротит". Ну, не о чем с ним разговаривать, да и бессмысленно.
Григорий Чхартишвили полагает, что дело уже дошло до войны. А во время войны какие ж переговоры? Правда, это война особая, между "закрытым обществом и открытым обществом", и писатель очень надеется, что она будет бескровной. Иными словами, общество попытается выстроить собственную жизнь в параллельной реальности, никак по возможности не соприкасаясь с властью. Почти не вспоминая о ней, разве что во время очередных многотысячных демонстраций. Создавая свои собственные медийные, правозащитные, предпринимательские структуры, никак или почти никак не связанные с начальством. Рядом с этим государством, но без его участия. Так, словно России чиновной в природе не существует.
Утопия? Скорее, эксперимент, небывалый в нашей, да и в любой другой истории. При достаточно сильном авторитарном государстве, со всеми его силовиками и бюрократами, создается другая Россия, свободная, которой буквально не о чем разговаривать с властью. Живущая сама по себе, как жили отдельные диссиденты при коммунистах, словно никакой КПСС не было и нет. Полвека назад такой стиль жизни приравнивался к подвигу и преступлению против государства. Сегодня, когда власть будет вспоминать о народе не чаще, чем раз в 6 лет, это становится возможным для десятков миллионов людей. До тех пор, пока сами они не выдвинут политиков, которым не стыдно доверить Россию.
Что же касается гармонии в отношениях власти и социума... Тот же Акунин, убежденный либерал-государственник, устами своего любимого героя давно и безнадежно отделил добро (порядок и мир в стране) от всяческих неустройств. "Вечная беда России, – говорил Фандорин, разъясняя ситуацию юной революционерке. – Всё в ней перепутано. Добро защищают дураки и мерзавцы, злу служат мученики и г-герои". Теперь, похоже, героям выпадает уникальный шанс послужить добру, поменявшись ролями с "дураками и мерзавцами". Важно только сохранять твердость, вновь и вновь упуская возможность наладить диалог с Путиным. Преподавать, путешествовать, игнорировать протокольные мероприятия.
