Ирина Лагунина: В эфире – вторая часть главы восьмой исторического исследования «Русский коллаборационизм». Она называется «Лира и свастика» и посвящена артистам, которым было суждено жить и работать в условиях немецкой оккупации. Собеседник Владимира Абаринова – профессор Борис Ковалев, специалист по истории советского коллаборационизма.
Владимир Абаринов: Мы прервали наш разговор о знаменитом теноре Мариинской оперы Николае Печковском на самом интересном месте. Печковский по стечению обстоятельств оказался на оккупированной территории и при поддержке немецкой администрации активно занимался концертной деятельностью. Мой собеседник, профессор Новгородского государственного университета Борис Ковалев, осуждает его за это. Но, Борис Николаевич, ведь Печковский и его коллеги выступали, в том числе, и перед населением оккупированных территорий. В конце концов, их искусство помогало этим людям выжить в условиях оккупации.
Борис Ковалев: Как я пишу в своей последней книге "Повседневная жизнь населения России в период нацистской оккупации", не все было так однозначно черно, не все так однозначно бело. Если брать структуру всех этих подразделений, культурных подразделений, там в обязательном порядке были и конферансье для немцев, и конферансье для русских, специальная бригада для крестьян, специальная бригада для рабочих. И с таким же успехом, продолжая логику ваших слов, я могу сказать: хорошо, получается, что выступая перед немецкими солдатами, эти артисты, развлекая их, делали более способными воинами. Знаете, к сожалению, по радио нельзя показать фотографии, которые опубликованы в моей книге, ведь там видно, как проходили эти концерты, в том числе и совместные концерты. Где-то в ложах сидят немецкие офицеры, на заднем плане огромный портрет Гитлера, над головой Печковского лозунг: "Труд создает благосостояние", под этим лозунгом свастика. И этот человек, исполняя произведения русской классики, как он позднее писал в своих мемуарах, исполняя произведения немецкой классики, немецкие специалисты несколько по-иному заставляли трактовать его то или иное классическое немецкое произведение, он делал свое дело.
К тому же, повторюсь, любое выступление Печковского в обязательном порядке сопровождалось не кем-нибудь, а специальным конферансье, который объяснял народу, сидящему в зале, настолько хорошо и настолько здорово, что известный советский артист служит великой Германии.
Владимир Абаринов: То есть вы считаете, что Печковский молчаливо соглашался с этим в силу своих низких моральных качеств?
Борис Ковалев: Если говорить о Печковском, как о личности, здесь я считаю, что Александр Сергеевич Пушкин был неправ. Он говорил: гений и злодейство несовместимы. Здесь мы видим талантливого певца, который до войны пел песни, прославляющие Сталина, пел антифашистские песни "Там жили три друга-товарища в маленьком городе М, взяты фашистами в плен". Но оказавшись на оккупированной территории, он понял, что для того, чтобы обеспечить себе тот уровень жизни, к которому он привык, нужно хорошо и профессионально исполнять свою работу.
И здесь хочу привести в пример один документ. Как-то Печковскому сказали, что один из его кураторов работает на немецкие спецслужбы. "Ну и что из этого? – воскликнул певец. – Он мне помогает, он меня кормит, он меня поит, так что все остальное меня совершенно не интересует, совершенно не волнует".
Владимир Абаринов: У нас есть запись песни из довоенного репертуара Печковского – как раз того сорта, о котором говорит профессор Ковалев. «Ленинградский выборный марш». Текст Белова, музыка Энтелиса. 1938 год.
Над нашей чудесной землею
Родные знамена шумят,
И вместе со всею страною
Идет и поет Ленинград.
Народ наш в бою не согнется,
Он Сталинским сердцем согрет.
Да здравствует тот, кто зовется
Избранником нашим в Совет.
От полюса до Дагестана
Родные для нас имена:
Калинин, Литвинов и Жданов -
Их знает и любит страна.
Мы лучших людей избираем
От фабрик, полей и морей.
Мы знаем, кому доверяем
Просторы отчизны своей.
И песня все шире несется,
Идем мы вперед и вперед.
И сердце за Родину бьется,
О Сталине сердце поет!
Владимир Абаринов: Еще одно имя, которое мы уже упоминали в первой части – Михаил Дудко. Солист Кировского балета, партнер Галины Улановой, заслуженный артист РСФСР. Борис Николаевич, как он попал к немцам и чем занимался на оккупированных территориях? Неужели во время войны там ставились балеты?
Борис Ковалев: К немцам он попал так же, как Печковский. То есть явно никакого умысла оказаться на оккупированной территории у него не было. Но если Печковский был, что называется, самодостаточной звездой, поскольку это было имя, то Дудко все-таки выступал не столько как танцовщик, сколько как организатор этой театральной деятельности. Оказавшись в Гатчине, оказавшись под покровительством ряда достаточно влиятельных немецких чиновников, была создана достаточно большая театральная труппа, насчитывавшая несколько десятков человек. Причем состав этой трупы был очень разный, начиная от профессиональных ленинградских артистов, которые опять-таки по разным причинам оказались на оккупированной территории, в эту труппу принимали всех тех, кто готов был хоть что-то делать – красиво петь, красиво танцевать, исполнять какие-то скетчи, показывать фокусе, красиво говорить в качестве конферансье на русском или на немецком языке. Причем театр, который возглавлял Дудко, ездил не только по северо-западу России, он так же выезжал и в Германию, где выступал перед восточными рабочими.
Кстати, хочу заметить, в коллаборационистской прессе широко освещалась театральная деятельность Михаила Дудко, публиковались интервью с ним. Выступления перед восточными рабочими вообще подавались как европейское турне этого самого театра.
Владимир Абаринов: Послушаем еще один отрывок из воспоминаний гримера театра имени Ленсовета Марии Ивановой. Труппа этого театра, напомню, вместе с главным режиссером Сергеем Радловым была эвакуирована из блокадного Ленинграда в Пятигорск, но из Пятигорска эвакуироваться не успела.
"Генерал фон Клейст пожелал посмотреть «Гамлета». Последняя постановка Радлова, уже в войну закончили. Клейст явился со всем штабом, театр оцепили, кругом охрана. После спектакля Клейст в комплиментах рассыпался, ручки целовал. На следующий день узнаем: не только «Гамлета», всего Шекспира играть запретили. Сняли с репертуара.
Мы бы, конечно, выдохлись в первый же месяц, если б не спектакли для населения. У немцев в оперетте — вот где был успех. А у нас — драма, на русском языке, репертуар: «Без вины виноватые», «Бесприданница», «Дама с камелиями», «Эмилия Галотти». Я не могу сказать, что немцам совсем было не интересно, только от такого интереса выть хотелось. От театра требовали скетчи, юморески, с музычкой, с остротами на немецком языке. А чтоб мы совсем не прогорели, разрешили спектакли для населения.
Когда появился немецкий приказ об эвакуации, оказывается, были в театре люди, которые тоже решили не ехать. Но они просто к вагону не явились, а потом прятались. А я не могла молча. Я Радлова встретила в коридоре, к нему:
— Сергей Эрнестович! Я все упакую, уложу, но я не поеду!
Он прошел по коридору, на меня не оглянулся, я даже подумала: он не услышал, потом остановился и так, глядя в сторону:
— Поступай, как знаешь, Машенька...
Через несколько дней театр уехал. Немцы театр через Запорожье довезли до Берлина. И все было, как я говорила. Какой русский театр в том Берлине! Труппу разбили на три группы. Только концерты. Только в лагерях перемещенных лиц или перед власовцами... Да, немцы все сделали для того, чтобы уничтожить театр. Но многие все-таки выстояли. Мне уже после войны актеры рассказали. Основную группу немцы послали на гастроли на юго-западную границу. И группа бежала из Германии во Францию, к французским партизанам. Была перестрелка, двоих актеров убило. Но театр бежал. И актеры были во Франции вместе с французскими партизанами. А потом в освобожденном Париже. В Париже уже был наш консул, актеры оказались представителями советского театра. Играли в Париже. И был успех. После войны актеры вернулись. Почти все".
Владимир Абаринов: Вернулся и Сергей Радлов с женой Анной – поэтессой, переводчицей Шекспира. За пособничество оккупантам они получили по 10 лет лагерей. Анна Дмитриевна скончалась в заключении, Сергей Радлов был освобожден в 1953-м, реабилитирован в 1957-м. Из актеров этого подневольного театра мы хорошо знаем Николая Крюкова, исполнителя заглавной роли в «Гамлете» премьера которого состоялась как раз в оккупированном Пятигорске. Его не арестовали по возвращении, он играл в провинции, а потом стал много сниматься в кино, сыграл, например, главную роль в фильме «Последний дюйм» и полковника Морана в «Приключениях Шерлока Холмса и доктора Ватсона». А Тамара Якобсон снялась в кино единственный раз – в 1980 году в картине Николая Губенко «Из жизни отдыхающих» - помните там пожилую даму, которая вспоминает кабаре «Бродячая собака» и свою дружбу с Маяковским? Это и есть Тамара Якобсон.
Борис Николаевич, вам остается рассказать о послевоенной судьбе Михаила Дудко и Николая Печковского.
Борис Ковалев: Говоря о советском законодательстве, которое действовало тогда, понятно, что все их действия были подведены под 58 статью часть 10 – это измена родине в форме антисоветской агитации и пропаганды. И они получили по 8 лет. Правда, что касается Печковского и Дудко, говоря языком Солженицына, они сразу же перешли в ранг придурков, превратились в своего рода крепостных актеров. Потому что если почитать о лагерных выступлениях Печковского, как он пьет шампанское, как он на совместном мероприятии срывает бумажку с головы начальника лагеря, то есть по сути своей ведет себя как некий разбушевавшийся барин, понятно, что их судьба была в разы, если не в сотни раз лучше, чем судьба всех этих несчастных безвинных зеков. В начале 50-х годов они оказались на свободе. Печковский скончался в 56-м году. Дудко скончался в начале 80-х годов, прожив без малого 80 лет.
Да, действительно, они не были допущены на подмостки своего родного Мариинского Кировского театра, но они выступали в различных провинциальных российских советских театрах в Уфе, в Тбилиси, в Одессе. Кстати, о Михаиле Дудко "Грузия-фильм" в 60-м году даже снял фильм-балет, где он исполнял одну из сольных ролей.
Владимир Абаринов: Это была экранизация спектакля Тбилисского театра оперы и балета "Венецианский мавр" в постановке Вахтанга Чабукиани. Михаил Дудко танцевал там партию Брабанцио.
Борис Ковалев: Считается, что Печковский очень тяжело переживал свое отлучение от театра, постоянно к нему приходил. Но, повторюсь, он давал концерты по всей стране и жил достаточно безбедно. Хотя, я так понимаю, ни звания, ни Орден Ленина ему так уже и не вернули.
Владимир Абаринов: Мы прервали наш разговор о знаменитом теноре Мариинской оперы Николае Печковском на самом интересном месте. Печковский по стечению обстоятельств оказался на оккупированной территории и при поддержке немецкой администрации активно занимался концертной деятельностью. Мой собеседник, профессор Новгородского государственного университета Борис Ковалев, осуждает его за это. Но, Борис Николаевич, ведь Печковский и его коллеги выступали, в том числе, и перед населением оккупированных территорий. В конце концов, их искусство помогало этим людям выжить в условиях оккупации.
Борис Ковалев: Как я пишу в своей последней книге "Повседневная жизнь населения России в период нацистской оккупации", не все было так однозначно черно, не все так однозначно бело. Если брать структуру всех этих подразделений, культурных подразделений, там в обязательном порядке были и конферансье для немцев, и конферансье для русских, специальная бригада для крестьян, специальная бригада для рабочих. И с таким же успехом, продолжая логику ваших слов, я могу сказать: хорошо, получается, что выступая перед немецкими солдатами, эти артисты, развлекая их, делали более способными воинами. Знаете, к сожалению, по радио нельзя показать фотографии, которые опубликованы в моей книге, ведь там видно, как проходили эти концерты, в том числе и совместные концерты. Где-то в ложах сидят немецкие офицеры, на заднем плане огромный портрет Гитлера, над головой Печковского лозунг: "Труд создает благосостояние", под этим лозунгом свастика. И этот человек, исполняя произведения русской классики, как он позднее писал в своих мемуарах, исполняя произведения немецкой классики, немецкие специалисты несколько по-иному заставляли трактовать его то или иное классическое немецкое произведение, он делал свое дело.
К тому же, повторюсь, любое выступление Печковского в обязательном порядке сопровождалось не кем-нибудь, а специальным конферансье, который объяснял народу, сидящему в зале, настолько хорошо и настолько здорово, что известный советский артист служит великой Германии.
Владимир Абаринов: То есть вы считаете, что Печковский молчаливо соглашался с этим в силу своих низких моральных качеств?
Борис Ковалев: Если говорить о Печковском, как о личности, здесь я считаю, что Александр Сергеевич Пушкин был неправ. Он говорил: гений и злодейство несовместимы. Здесь мы видим талантливого певца, который до войны пел песни, прославляющие Сталина, пел антифашистские песни "Там жили три друга-товарища в маленьком городе М, взяты фашистами в плен". Но оказавшись на оккупированной территории, он понял, что для того, чтобы обеспечить себе тот уровень жизни, к которому он привык, нужно хорошо и профессионально исполнять свою работу.
И здесь хочу привести в пример один документ. Как-то Печковскому сказали, что один из его кураторов работает на немецкие спецслужбы. "Ну и что из этого? – воскликнул певец. – Он мне помогает, он меня кормит, он меня поит, так что все остальное меня совершенно не интересует, совершенно не волнует".
Владимир Абаринов: У нас есть запись песни из довоенного репертуара Печковского – как раз того сорта, о котором говорит профессор Ковалев. «Ленинградский выборный марш». Текст Белова, музыка Энтелиса. 1938 год.
Над нашей чудесной землею
Родные знамена шумят,
И вместе со всею страною
Идет и поет Ленинград.
Народ наш в бою не согнется,
Он Сталинским сердцем согрет.
Да здравствует тот, кто зовется
Избранником нашим в Совет.
От полюса до Дагестана
Родные для нас имена:
Калинин, Литвинов и Жданов -
Их знает и любит страна.
Мы лучших людей избираем
От фабрик, полей и морей.
Мы знаем, кому доверяем
Просторы отчизны своей.
И песня все шире несется,
Идем мы вперед и вперед.
И сердце за Родину бьется,
О Сталине сердце поет!
Владимир Абаринов: Еще одно имя, которое мы уже упоминали в первой части – Михаил Дудко. Солист Кировского балета, партнер Галины Улановой, заслуженный артист РСФСР. Борис Николаевич, как он попал к немцам и чем занимался на оккупированных территориях? Неужели во время войны там ставились балеты?
Борис Ковалев: К немцам он попал так же, как Печковский. То есть явно никакого умысла оказаться на оккупированной территории у него не было. Но если Печковский был, что называется, самодостаточной звездой, поскольку это было имя, то Дудко все-таки выступал не столько как танцовщик, сколько как организатор этой театральной деятельности. Оказавшись в Гатчине, оказавшись под покровительством ряда достаточно влиятельных немецких чиновников, была создана достаточно большая театральная труппа, насчитывавшая несколько десятков человек. Причем состав этой трупы был очень разный, начиная от профессиональных ленинградских артистов, которые опять-таки по разным причинам оказались на оккупированной территории, в эту труппу принимали всех тех, кто готов был хоть что-то делать – красиво петь, красиво танцевать, исполнять какие-то скетчи, показывать фокусе, красиво говорить в качестве конферансье на русском или на немецком языке. Причем театр, который возглавлял Дудко, ездил не только по северо-западу России, он так же выезжал и в Германию, где выступал перед восточными рабочими.
Кстати, хочу заметить, в коллаборационистской прессе широко освещалась театральная деятельность Михаила Дудко, публиковались интервью с ним. Выступления перед восточными рабочими вообще подавались как европейское турне этого самого театра.
Владимир Абаринов: Послушаем еще один отрывок из воспоминаний гримера театра имени Ленсовета Марии Ивановой. Труппа этого театра, напомню, вместе с главным режиссером Сергеем Радловым была эвакуирована из блокадного Ленинграда в Пятигорск, но из Пятигорска эвакуироваться не успела.
"Генерал фон Клейст пожелал посмотреть «Гамлета». Последняя постановка Радлова, уже в войну закончили. Клейст явился со всем штабом, театр оцепили, кругом охрана. После спектакля Клейст в комплиментах рассыпался, ручки целовал. На следующий день узнаем: не только «Гамлета», всего Шекспира играть запретили. Сняли с репертуара.
Мы бы, конечно, выдохлись в первый же месяц, если б не спектакли для населения. У немцев в оперетте — вот где был успех. А у нас — драма, на русском языке, репертуар: «Без вины виноватые», «Бесприданница», «Дама с камелиями», «Эмилия Галотти». Я не могу сказать, что немцам совсем было не интересно, только от такого интереса выть хотелось. От театра требовали скетчи, юморески, с музычкой, с остротами на немецком языке. А чтоб мы совсем не прогорели, разрешили спектакли для населения.
Когда появился немецкий приказ об эвакуации, оказывается, были в театре люди, которые тоже решили не ехать. Но они просто к вагону не явились, а потом прятались. А я не могла молча. Я Радлова встретила в коридоре, к нему:
— Сергей Эрнестович! Я все упакую, уложу, но я не поеду!
Он прошел по коридору, на меня не оглянулся, я даже подумала: он не услышал, потом остановился и так, глядя в сторону:
— Поступай, как знаешь, Машенька...
Через несколько дней театр уехал. Немцы театр через Запорожье довезли до Берлина. И все было, как я говорила. Какой русский театр в том Берлине! Труппу разбили на три группы. Только концерты. Только в лагерях перемещенных лиц или перед власовцами... Да, немцы все сделали для того, чтобы уничтожить театр. Но многие все-таки выстояли. Мне уже после войны актеры рассказали. Основную группу немцы послали на гастроли на юго-западную границу. И группа бежала из Германии во Францию, к французским партизанам. Была перестрелка, двоих актеров убило. Но театр бежал. И актеры были во Франции вместе с французскими партизанами. А потом в освобожденном Париже. В Париже уже был наш консул, актеры оказались представителями советского театра. Играли в Париже. И был успех. После войны актеры вернулись. Почти все".
Владимир Абаринов: Вернулся и Сергей Радлов с женой Анной – поэтессой, переводчицей Шекспира. За пособничество оккупантам они получили по 10 лет лагерей. Анна Дмитриевна скончалась в заключении, Сергей Радлов был освобожден в 1953-м, реабилитирован в 1957-м. Из актеров этого подневольного театра мы хорошо знаем Николая Крюкова, исполнителя заглавной роли в «Гамлете» премьера которого состоялась как раз в оккупированном Пятигорске. Его не арестовали по возвращении, он играл в провинции, а потом стал много сниматься в кино, сыграл, например, главную роль в фильме «Последний дюйм» и полковника Морана в «Приключениях Шерлока Холмса и доктора Ватсона». А Тамара Якобсон снялась в кино единственный раз – в 1980 году в картине Николая Губенко «Из жизни отдыхающих» - помните там пожилую даму, которая вспоминает кабаре «Бродячая собака» и свою дружбу с Маяковским? Это и есть Тамара Якобсон.
Борис Николаевич, вам остается рассказать о послевоенной судьбе Михаила Дудко и Николая Печковского.
Борис Ковалев: Говоря о советском законодательстве, которое действовало тогда, понятно, что все их действия были подведены под 58 статью часть 10 – это измена родине в форме антисоветской агитации и пропаганды. И они получили по 8 лет. Правда, что касается Печковского и Дудко, говоря языком Солженицына, они сразу же перешли в ранг придурков, превратились в своего рода крепостных актеров. Потому что если почитать о лагерных выступлениях Печковского, как он пьет шампанское, как он на совместном мероприятии срывает бумажку с головы начальника лагеря, то есть по сути своей ведет себя как некий разбушевавшийся барин, понятно, что их судьба была в разы, если не в сотни раз лучше, чем судьба всех этих несчастных безвинных зеков. В начале 50-х годов они оказались на свободе. Печковский скончался в 56-м году. Дудко скончался в начале 80-х годов, прожив без малого 80 лет.
Да, действительно, они не были допущены на подмостки своего родного Мариинского Кировского театра, но они выступали в различных провинциальных российских советских театрах в Уфе, в Тбилиси, в Одессе. Кстати, о Михаиле Дудко "Грузия-фильм" в 60-м году даже снял фильм-балет, где он исполнял одну из сольных ролей.
Владимир Абаринов: Это была экранизация спектакля Тбилисского театра оперы и балета "Венецианский мавр" в постановке Вахтанга Чабукиани. Михаил Дудко танцевал там партию Брабанцио.
Борис Ковалев: Считается, что Печковский очень тяжело переживал свое отлучение от театра, постоянно к нему приходил. Но, повторюсь, он давал концерты по всей стране и жил достаточно безбедно. Хотя, я так понимаю, ни звания, ни Орден Ленина ему так уже и не вернули.
