Анна Качкаева: Вчера, в воскресенье, в эфире состоялся уникальный, забытый нами всеми со времен 90-х, а тех, кто помнит, со времен начала 2000-х телемарафон, в котором люди в прямом эфире просто говорили. В данном случае о том, почему они за свободу выбора, чего хотят те люди, которые уже второй месяц протестуют. Причем они говорили об этом без политиков и, вроде бы, не в связи с политикой, тем не менее, было ощущение того, что 20 лет назад происходило в эфире программы «Общественное мнение» или на открытых улицах, когда выходили камеры программы «Взгляд» и многих других программ, связанных со знаменитой «молодежкой» центрального телевидения. А потом «Открытые студии» на НТВ и так далее. В общем, разгул, я бы сказала, свободы нам показал канал «Дождь», который молод, хотя мы о нем уже не один раз рассказывали.
Я с удовольствием приветствую владелицу и руководителя этого канала Наталью Синдееву и главного редактора «Дождя» Михаила Зыгаря.
Мы сегодня попробуем поговорить о том, что же мы имеем: канал нового поколения, канал нового содержания, канал какого-то особого телевидения или совпавшая по времени площадка для оппозиции и формирования общественного протеста.
Начну с цифр. Телемарафон шел 10 часов в прямом эфире.
Михаил Зыгарь: Каждый час сменялась пара ведущих, кроме последних двух часов, когда Парфенов был два часа. Было бы 20, а получилось 19.
Наталья Синдеева: И 18 музыкальных групп.
Анна Качкаева: И сколько людей всего?
Наталья Синдеева: 230 тысяч человек.
Анна Качкаева: А в эфире были, кто разговаривал...
Михаил Зыгарь: Это невозможно посчитать. Примерно по 6 человек в час, то есть 50-60.
Анна Качкаева: От политологов до музыкантов, от журналистов до культурных деятелей, режиссеров, писателей, креативщиков и так далее.
Михаил Зыгарь: Рестораторов и владельцев фитнес-клубов.
Анна Качкаева: В общем, людей с разными взглядами: представители «Единой России», представители штаба Путина, представители... Пожалуй, только националистов не было, а так, по-моему, все были.
Михаил Зыгарь: Они у нас вообще редко бывают.
Анна Качкаева: Запрос депутата Шлегеля, который случился на минувшей неделе, в прокуратуру по поводу того, на какие деньги вы финансируете показ протестов, он забавен, конечно. Властям видится чуждое влияние. Но он и показателен. Несведущему человеку, живущему не в Москве, ему ведь может показаться, особенно если он склонен к «теории заговора», а в России очень многие к этому склонны: пару лет назад вдруг какая-то барышня благополучная, с деньгами создает канал, который странным образом так подоспел к политическим протестам, разогрел эту аудиторию, сформировал некоторых лидеров в этом эфире и теперь является его площадкой. «Дождь» - это сейчас канал для кого?
Наталья Синдеева: Все так же, как и два года назад, когда он задумывался, - для людей небезразличных, неравнодушных, которые понимают, что от нас много чего зависит. И мотив при создании канала внутренний был очень сильный: хочется что-то изменить вокруг себя. Но не политическое устройство, у меня не было тогда таких мыслей. Более того, я вообще не из этого теста. Я очень хотела сделать медиа, которое влияет на ту жизнь, в которой мы живем. Например, на то, чтобы было комфортно ездить по улицам Москвы, и я хочу, чтобы для этого появились велосипедные дорожки. То есть были какие-то такие идеи. Но это все легло на общее недовольство, как и мое, окружающей жизнью, в которой мы оказались. Как были для людей неравнодушных, так мы и остались. Просто эти люди неравнодушные почему-то вышли на улицу и попытались сказать, что «нам надоело жить во лжи». Я сейчас пытаюсь дочитать Гавела «Сила бессильных». Это про наше время.
Анна Качкаева: И это замечательно! Потому что два года назад представить себе Наталью Синдееву, читающую Гавела...
Наталья Синдеева: Даже невозможно представить. И там очень важные месседжи, которые я через себя пропустила. В какой-то момент ты понимаешь, что ты не хочешь больше врать, ты не хочешь принимать это вранье. И ты оказываешься в поле среди людей, которые точно так же не хотят больше врать. Что-то поменялось во мне.
Анна Качкаева: И это очень существенно, что в вас меняется. А в вас, Михаил, вряд ли что-то поменялось, потому что вы занимались политической журналистикой, вы человек того поколения, которое теперь называют «новыми сердитыми» и так далее. Вы как сейчас ощущаете себя на авансцене, на главной баррикаде?
Михаил Зыгарь: Я ощущаю себя как рыба, которая всю жизнь находилась на мелководье, а тут вдруг пришла большая вода. Совсем недавно политика вообще никого не интересовала. И было понятно, что это никому не интересно. И апатия, равнодушие были хорошим тоном и модным трендом. А сейчас все поменялось. Мне не хотелось бы верить в то, что это просто модный тренд, мне бы хотелось верить в то, что это всерьез и надолго, хотя я отдаю себе отчет, что...
Наталья Синдеева: Да и модный тренд – это ничего плохого.
Михаил Зыгарь: Если в моде добро, а не зло, это уже хорошо.
К слову о депутате Шлегеле. Мне на прошлой неделе наш коллега Паша Лобков рассказал очень интересный анекдот. Я не знаю, правда это или нет, но предположим, что это могло быть так. Павел Лобков во дворе «Красного Октября», где находится телеканал «Дождь», встретил случайно Сергея Минаева, который работает там же.
Анна Качкаева: Ведущего «Честного понедельника», бывшего коллегу по каналу Павла Лобкова, который перешел с НТВ на «Дождь».
Михаил Зыгарь: И у которого еще есть программа «Минаев Live» в Интернете. И он тоже осуществлял некие трансляции для «Минаев Live» с разных митингов, в том числе и с Поклонной горы. И согласно этой версии, депутат Шлегель, прежде чем подать запрос, проконсультировался с Сергеем Минаевым. Он спросил у него: «Сколько могла стоить трансляция с митинга?». На что Сергей Минаев, подумав, сказал: «90 тысяч». И Роберт Шлегель поинтересовался: «Долларов или евро?». И был в шоке, когда Сергей Минаев ему ответил, что 90 тысяч рублей. То есть поверить в то, что никакие заокеанские фонды, никакое спонсирование Госдепа вообще не нужно для того, чтобы осуществлять...
Анна Качкаева: Сейчас уже почти не нужно. Я вчера специально в «Facebook», когда шел телемарафон, спросила своих «френдов», как теперь модно называть, смотрят ли они где-нибудь вдалеке от Москвы телемарафон по каналу «Дождь». Оказалось, что смотрят в разных городах и весях, на разных площадках, видят его в Вологде, Воронеже, Смоленске, Екатеринбурге, Уфе, Амстердаме, где-то на океанском берегу в Америке, и даже в купе поезда «Москва-Владикавказ». То есть современные технологии, возможность иметь мобильные устройства и удобный трафик позволяют людям теперь смотреть это телевидение. Про которое говорят «недотелевидение». Потому что непричесанность и живость эфира, то, что с ним происходит в смысле программной сетки, - это, скорее, интерактивное вещание по прямому взаимодействию с людьми. Поэтому как-то иначе его назвать пока даже трудно. Но его смотрят. И это означает, что для этого много теперь не надо. Вы себя кем сейчас ощущаете – телевидением или чем-то другим?
Наталья Синдеева: Мне не нравятся эти слова, потому что я пытаюсь найти другие, но пока не нашла. Но я для себя точно ответила, что мы сейчас создаем контент под названием «Дождь» с той философией, которую мы туда вкладываем, и так далее. А дальше мы этот контент транслируем всеми способами, включая телевизионный способ классический, неклассический, через наши социальные сети. Наша трансляция и наше присутствие в «Facebook» - это тоже контент «Дождя», который идет таким способом. Мне не нравятся слова «контент», «продукт» про нас. Мне нравится - живой организм, который живет в разных средах. Мы называем себя телеканалом...
Анна Качкаева: Ну да, никак иначе никто не придумал.
Наталья Синдеева: Но ощущение, которое мы рождаем внутри себя, - это точно не создание телеканала. Каждый раз мы думаем, как дальше этот организм должен жить, куда он должен побежать. Во мне это уже точно есть.
Анна Качкаева: Это организация вещательного процесса с каким-то содержанием для разных сред.
Михаил Зыгарь: Ведь для большинства серьезных, взрослых, мейнстримовых каналов сайт в Интернете – это абсолютно ненужная игрушка, которой они не знают, как пользоваться и зачем она нужна. Положено, чтобы у всех был сайт. А для нас сайт – это место, где мы живем. Через сайт мы можем «пощупать» нашего зрителя, мы можем узнать, о чем он думает.
Наталья Синдеева: Притом, что «недотелевидение» и так далее, у нас есть внутреннее исследование из «Билайн ТВ», где мы вещаем. У них порядка 600 тысяч собственных абонентов. Мы из 210 каналов на 25 месте по смотрению и по популярности. И когда ты это видишь, ты понимаешь: наверное, мы и телеканал тоже.
Анна Качкаева: Конечно, вы есть и в «АКАДО»...
Наталья Синдеева: Поэтому для нас это очень важное ощущение, что мы такие серьезные, что мы – телеканал. Но если про суть, то это что-то живое, что в разных средах.
Анна Качкаева: И вопрос, связанный с вашей свободой выбора редакционной и владельческой. Вы за полтора года испытали на себе мучения некоторые от этого выбора. Я напомню, что сначала в Кремле противились тому, чтобы этот канал был создан, потом Наталья Синдеева закрыла проект «Поэт и гражданин», чтобы не огорчить президента, который поддерживал тогда канал «Дождь». Потом получили обвинение в сервильности, как теперь получают обвинения в поддержке очень многие деятели культуры, поддержавшие Владимира Путина. Затем кризис в коллективе, уход вашей коллеги и одной из создательниц, талантливого режиссера Веры Кричевской. И к осени, когда сильно поменялась политическая ситуация, вновь вы оказались, вроде бы, на коне. Потом все ваши герои и гости оказались лидерами Болотной и Сахарова. Пройдя этот путь, вы для себя какой вывод сделали, как владелец и как человек, который транслирует для коллектива редакционную политику?
Наталья Синдеева: Не изменять себе ни одного раза и ни в чем.
Анна Качкаева: Все, что было, все так?
Наталья Синдеева: Я ни разу себе нигде не изменила. Несмотря на то, что не все решения мне дались легко и не все решения, которые случились, были безболезненными и для меня, и для коллектива, я ни в одном месте не обманула себя. У меня не было ни одного раза компромисса внутреннего со мной. И одно уточнение. Я не закрывала «Поэт и гражданин», это миф. Я не выпустила стихотворение, которое мне не понравилось. Но это принципиально. Я очень хотела, чтобы проект остался, и более того, уговаривала...
Анна Качкаева: Одно из стихотворений, которое спровоцировало цепочку событий.
Наталья Синдеева: Я говорила, что это была ошибка. Мы проиграли тогда по пиару. Но я себе сказала, что верни меня назад, я бы поступила точно так же, если бы это случилось. Нигде не было компромисса. Я не должна слукавить сама перед собой. Я руководствуюсь своей внутренней совестью.
Анна Качкаева: Наташа, но вы же знаете, что в нашей системе координат и в российской медийной системе существует слишком много того, чего можно, и того, чего нельзя, где чувство меры должно останавливать владельца, чтобы не сделать следующего шага, не раздражить кого-то и так далее. Вы сейчас как редакционную политику формулируете Михаилу, который руководит ею?
Наталья Синдеева: Встречаюсь регулярно с Мишей и со всеми ребятами. Я иногда позволяю себе даже рассказать про свои переживания, я рассказываю, что есть вокруг.
Анна Качкаева: А про звонки?
Наталья Синдеева: Я рассказываю ребятам. И при этом я говорю: «Ребята, мы остаемся в рамках правового поля, мы не нарушаем закон». Вся моя внутренняя самоцензура, которая, конечно, есть, как у любого человека...
Анна Качкаева: А вы можете сейчас сказать, кто на вас оказывает давление?
Наталья Синдеева: Представители администрации президента.
Анна Качкаева: А есть фамилии?
Наталья Синдеева: Да, есть. Но я не хочу называть.
Анна Качкаева: Но ведь они и раньше были. Даже я назову эти фамилии: Сурков, Тимакова, Громов. Они по-разному относились к вашему каналу. И от этих людей тоже много чего зависит всегда в определенной информационной политике, не только в отношении вас, но и любого другого средства массовой информации в России. Сейчас это давление для вас опаснее, чем было, когда вы создавали канал?
Наталья Синдеева: Конечно, потому что уже на кону стоит большой канал и так далее. Но ничего сверх того, что мы уже знаем, не происходит. Есть запросы то от Шлегеля, то пожарные к нам пришли... Есть какие-то знаки.
Анна Качкаева: А как вам кажется, кто-то не из этих людей, которые в данном случае осуществляют присматривающую функцию, а верхних людей... Медведев вас поддерживает по-прежнему?
Наталья Синдеева: Не знаю. Он же нас «расфолловил», и это стало информационным поводом для всех. У меня симпатия к Медведеву человеческая как была, так и есть, несмотря на то, что у меня много претензий к нему как к президенту. И мне очень хочется надеяться, что он, как адекватный человек, даже если он эмоционально может обижаться на какие-то наши материалы...
Анна Качкаева: Сейчас, скорее, больше должен Владимир Владимирович на вас обижаться, чем Дмитрий Анатольевич.
Наталья Синдеева: Мне бы хотелось, чтобы при этом он все равно оставался не нашим поклонником, а зрителем.
Анна Качкаева: Михаил, как вы формулируете редакционную политику вашего канала: что можно, чего нельзя? Даже если нет «стайлбука», все равно все и все понимают.
Михаил Зыгарь: Мне кажется, все понимают, что у нас с самого начала нет никаких ограничений, кроме того, что мы должны отличать важное от неважного и не должны намеренно претворяться, намеренно скрывать чего-то. И конечно, не должны говорить о том, в чем мы не компетентны. Это основные вещи для журналистов. Вторая вещь касается приглашения гостей. Конечно, мы приглашаем всех гостей. И строго, четко и всем известно, что нет никаких «черных» списков. Есть люди, которых я не стал бы звать в качестве экспертов, но если человек становится ньюсмейкером, то мы можем позвать и его тоже. Однажды был публичный диспут между мною и Правозащитным центром «СОВА», который упрекнул нас в том, что мы позвали Дмитрия Демушкина, националиста. Я публично объяснил тогда, что это было необходимо, поскольку мы позвали его не как эксперта, а как человека, который съездил в Чечню по приглашению Рамзана Кадырова и вместе с Рамзаном Кадыровым осуществил турне по Чечне. Это событие взорвало Интернет, и аудитории было важно про это знать. Отсутствие «черных» списков и людей «неприглашаемых» – это, скорее, наша сила, чем наша слабость.
Наталья Синдеева: Мне кажется, у ребят-журналистов вообще нет никакого чувства, что им чего-то нельзя.
Анна Качкаева: И это очень важное ощущение. Хотя чувство ответственности собственной – это еще одна дополнительная штука...
Михаил Зыгарь: Это то, чему мы их учим: они должны отвечать не только за себя, но и за среду, которая находится вокруг них.
Анна Качкаева: Креативность без лидеров – проблема нынче и Болотной, и Сахарова, и вообще протестного движения. Без лидеров и без идей, когда просто креативный класс с удовольствием выходит и выглядит с позитивной энергией очень симпатично. И вы ровно так же выглядите с позитивной энергией очень симпатично – молодые, со свежими лицами. Оно, конечно, приятно. Ну а дальше-то что? Ровно так же, как у этого протестного движения нет идей и программы действий... Я вчера смотрела марафон, но безотносительно к каналу, ощущение от эфира – люди выдыхаются, когда нет политической программы, конкуренции, людей, идей и так далее.
Наталья Синдеева: Мне кажется, оно как раз и формируется. То, что происходит на Болотной. Откуда сейчас появиться новым людям, лидерам и так далее? Они же потихонечку появляются, но вот эта среда должна накопить настроение, даже разговоры. Например, разговоры внутри людей, далеких от политики, сейчас: «У нас есть достаточно длинный кусок времени, когда мы должны постараться создать партию или новое движение и постараться найти этих людей». И это говорят люди, которые никогда даже близко не подходили к тому, чтобы подумать о создании партии. Для любого процесса нужно время, чтобы оно выросло и выкристаллизовалось. То же самое и с каналом. Если по-настоящему посмотреть на все, что мы сделали за неполные два года, когда у нас вообще ничего не было... Мы говорим – два года, а на самом деле были камеры, у нас не было ни контента, ничего, показывали то, что происходит. А реальному эфиру фактически год-полтора.
Михаил Зыгарь: А плотного эфира – с сентября фактически.
Наталья Синдеева: То есть мы сделали такой объем собственного вещания в очень непростом формате, потому что это все-таки «Новости», еще и политический формат оказался и так далее, - для нас это крайне тяжело. И не было ни одного человека внутри нас, кроме начала, когда была Вера, из телевизионной среды. Я Мише говорю: «Миш, ты человек не из телевизора, ты пришел сюда недавно. И то, что мы с тобой сделали полноценный новостной формат, людей набрали, которые делают, вещают, следят, ищут эксклюзивы и так далее...». То есть организм вырос, органы еще не все дозрели. С нами ровно это и происходит. Для того чтобы нам нащупать точные слова и точные диалоги... Вроде это в нас есть ощущенчески, но точных фраз, условно, куда идет канал, их нет до сих пор. Мы только сейчас, как мне кажется, внутри себя дозрели до того, что уже сейчас надо садиться и думать про те важные, ключевые месседжи, которые канал должен транслировать и четко формулировать. Потому что до этого у нас задача была наполнить это полноценным эфиром для того, чтобы это уже работало как канал.
Михаил Зыгарь: Мне кажется, что многие слова уже найдены. Но я так чувствую, и коллеги так считают, что мы пусть пока «и.о.», но мы «и.о.» полноценного общественного телевидения, о котором много разговаривают. Но если кто и выполняет эту функцию, то, наверное, это телеканал «Дождь». Мы можем и должны стать основным новостным политическим телеканалом страны. И я не принимаю упрека, что нет идеи. Мне кажется, что если телевидение несет идею, то это пропаганда.
Анна Качкаева: Это здоровая ситуация: владелец не может сформулировать, а главный редактор знает. То есть - не пропаганда. Но вас сейчас вполне можно обвинить в том, в чем вас и пытаются обвинить – что вы площадка для протестных настроений.
Михаил Зыгарь: Мы приглашаем и тех, и других. Единственное, что нас отличает от мейнстримовых телеканалов, - у нас другой подбор тем. Мы отбираем те темы, которые важны нам, которые важны нашей аудитории. И это как посмотреть: стакан наполовину полон или наполовину пуст. Может быть, подбор тем отличается от мейнстримовых каналов тем, что они не освещают какие-то важные для своей аудитории темы. И то, что мы так сильно от них отличаемся, может быть, это не наша проблема, а их проблема, они что-то упускают.
Наталья Синдеева: На фоне общей лжи правда становится и выглядит оппозиционной.
Анна Качкаева: А как вам идея, которую только что сформулировал Михаил, что вы – прообраз общественного телевидения? Поскольку сейчас об этом много говорят...
Наталья Синдеева: Я считаю, что если говорить про какое-то общественное телевидение, то, наверное, «Дождь» - это то, что так или иначе отражает сейчас интересы и запросы общества. А если говорить про идею создания общественного телевидения, которая сейчас обсуждается, и инициатива Медведева, и так далее, я считаю, что то, как это обсуждается, какие делаются предложения – это полная чушь, ни в коем случае этого делать нельзя. Это очередные деньги, которые будут потрачены на создание...
Анна Качкаева: А если, например, вы окажетесь в зоне внимания? С вами не обсуждали эту тему?
Наталья Синдеева: Нет, никто с нами не обсуждал. Мы обсуждали внутри себя еще до того, как начались эти разговоры.
Михаил Зыгарь: Медведев «снял с языка».
Наталья Синдеева: Я говорила: «Может быть, нам попробовать создать модель общественного телевидения?».
Анна Качкаева: Вы же знаете, что общественное телевидение не может быть при вас, частной владелице.
Наталья Синдеева: Да. Но не создать общественное телевидение как модель, а попробовать, например, привлечь аудиторию, которая бы сказала: «Мы хотим, чтобы вы оставались независимыми. Мы хотим, чтобы вы продолжали работать, выполнять свою работу честно». А я, обращаясь к аудитории, говорю: «Хотите? Пожалуйста». И дальше создается какой-то фонд или выпускается какое-то количество акций, и любой человек, включая любого сотрудника, если он верит в это, может купить. При этом это не отрицает того, что этот телеканал продолжает вести коммерческую деятельность.
Анна Качкаева: В обеих рабочих группах – и в группе Громова, которая при Минсвязи, околоправительственная, и в группе Федотова при Совете по правам человека – идея с фондом существует. И я допускаю, что именно так и будет реализована идея общественного телевидения.
Наталья Синдеева: А кто должен внести деньги в этот фонд?
Анна Качкаева: Наймут олигархов.
Наталья Синдеева: И госкомпании.
Анна Качкаева: Но представим, создали фонд. И потом говорят: «Теперь надо создать какую-то компанию не с чистого листа, а президенту Медведеву давно нравится канал «Дождь». Хоть он вас и «расфолловил». И предлагают вам стать этой площадкой.
Наталья Синдеева: Первая реакция – мне это не надо, я не хочу, потому что я не для этого делала телеканал. Но я внимательно посмотрю. Я не откажусь сразу, потому что мне ужасно интересно понять, как они планируют это сделать. Но эмоционально, конечно, я лучше свое создам общественное...
Анна Качкаева: Оно все равно будет вашим, Наташа, а не общественным.
Наталья Синдеева: Я привлеку аудиторию.
Анна Качкаева: Судя по тому, что рекламы немного, и вы раньше говорили об ограниченности средств, по эфиру это видно все равно. У вас появился какой-нибудь инвестор?
Наталья Синдеева: Нет, я отказалась от отличного инвестора в лице Михаила Прохорова и группы «ОНЭКСИМ» на этом этапе. Я все равно рассматриваю вариант, что инвестор может появиться, потому что нужны деньги для развития.
Анна Качкаева: Он же?
Наталья Синдеева: Может быть, и он, может быть, кто-то...
Анна Качкаева: Вы отказались потому, что так решили сверху? Или решили не ввязываться в политические баталии, в которые ввязался господин Прохоров?
Наталья Синдеева: Я бы очень хотела остаться независимой, без партнеров. И на этом этапе я еще могу себе это позволить. У нас пошла продажа рекламы, у нас пошли деньги. И мы внутри себя сейчас оцениваем, хватит ли нам собственных средств для того, чтобы дойти до уровня, когда мы сможем себя окупать рекламой.
Анна Качкаева: Михаил, а вы понимаете, что для того, чтобы все-таки то, чего Наталье все равно хочется – чтобы телевизор все равно был, как телевизор, нужно больше вкладываться в информационную службу?
Михаил Зыгарь: Она у нас очень маленькая, и я понимаю, что это нужно. И я все время убеждаю в этом Наташу.
Анна Качкаева: То есть вы все-таки не совсем согласны с Натальей, которая говорит о среде, вы все-таки хотите, чтобы это была нормальная телевизионная служба?
Михаил Зыгарь: Я согласен с тем, что это среда. Но с тем, что у нас должны быть нормальные, профессиональные журналисты, их должно быть еще больше... У нас мало человеческих единиц.
Анна Качкаева: В Америке есть несколько каналов, где треть сотрудников – непрофессиональные журналисты. И вчера даже мои российские авторы, которые со мной общаются в «Facebook», просили вам задать вопрос: «А почему вы не хотите сделать ставку на полноценный народный контент?». Сейчас очень многие люди, особенно люди до 30, готовы снимать...
Михаил Зыгарь: Мы привлекаем постепенно.
Анна Качкаева: Там другая задача у журналистов и у редакторов появляется. Сформировать серьезный актив, который и поможет вам в отсутствие денег.
Михаил Зыгарь: У нас есть большая сеть наших зрителей, которые снимают для нас видео, присылают, среди них есть звезды.
Наталья Синдеева: Процесс идет, но его недостаточно для того, чтобы заполнить большое количество этим контентом эфира.
Анна Качкаева: Василий, Москва, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Я канал «Дождь» никогда не смотрел, а теперь и точно не буду смотреть. Прозвучало заявление по поводу того, что идея – это пропаганда. То есть все идеи являются пропагандой. Это страшная фраза. Значит, отсутствие идеи – это самое прекрасное.
Анна Качкаева: Василий, вы очень нетерпимы. Вы сразу крест-то не ставьте. Они молодые, не очень точно иногда выражают... Посмотрите – может быть, вам понравится.
Рафаэль, Рига, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Не слушайте критиков и недоброжелателей. Михаил, смотря ваши летучки в 2 часа дня, завидуешь терпению вашему и удивляешься юношеской доверчивости ваших корреспондентов. Наталья, не хотели бы вы на своей платформе создать функционирующий, взаимодействующий аппарат...
Наталья Синдеева: Единую редакцию? Мы взаимодействуем.
Слушатель: И будет ли на канале возможность приглашать зрителей?
Наталья Синдеева: Мы приглашаем зрителей. Например, на лекции к нам всегда приходят зрители. Зрителей мы отбираем на «Facebook» или еще где-то. У нас нет специального формата, куда мы зовем зрителей, но рано или поздно, может быть, это будет, потому что мы хотим сделать несколько ток-шоу.
Анна Качкаева: Владимир Михайлович из Ульяновска мечтает о том, чтобы «Дождь» получил федеральную частоту. Это возможно?
Наталья Синдеева: Это очень дорого. Даже если это возможно де-юре, де-факто это очень дорого. Федеральная частота – это оплата передатчиков по всей стране. Бюджет на поддержание федеральной частоты – сотни миллионов долларов. Мы себе такого не можем позволить.
Анна Качкаева: Меня изумляет, что и вчера в «Facebook», и сейчас довольно много людей не из России. А вас не удивляет интерес такой аудитории?
Михаил Зыгарь: У нас есть ориентировочная статистика по тому, как смотрят в Интернете. Примерно 70-80% - это все-таки в России. Мне кажется, что как раз естественно, что русскоязычные граждане, которые живут за пределами России, не хотят отрываться...
Наталья Синдеева: Мы специально это не выстраивали, но то, что это случилось, меня радует.
Михаил Зыгарь: Мне рассказали историю про пожилую женщину из Сан-Франциско. Она специально заказала у спутниковой компании, которая осуществляет доставку телевидения к ней, чтобы ей организовали «Дождь».
Наталья Синдеева: Мы должны скоро начать вещание, и сейчас у нас переговоры уже в стадии финальной с оператором американским, который поставит в пакет.
Анна Качкаева: «А Навального на «Дожде» нет так же, как и на федеральных каналах. Боитесь?», - Леонид из Москвы вас спрашивает.
Наталья Синдеева: Нет, он у нас есть, периодически бывает.
Михаил Зыгарь: Если по-честному, он не очень к нам рвется.
Анна Качкаева: А почему?
Михаил Зыгарь: Мы у него обязательно спросим, когда он к нам придет 28 февраля в программу «HARD DAY’S NIGHT».
Анна Качкаева: «Хотелось бы все-таки Зыгаря посмотреть по центральному телевидению, а то не у всех есть возможность». Вы его можете иногда видеть, его приглашает господин Шевченко в программу «Первого» канала как международника и военного корреспондента. Он обычно самый молодой в этой компании.
А другой слушатель пишет: «А мне хватило одного раза посмотреть на Зыгаря по центральному телевидению, и способность его мышления по вершкам никогда не радовала, потому что вот так либералы по вершкам и думают о России». И дальше пространные рассуждения о том, что свобода не может заменить глубоких знаний и патриотизма.
Михаил Зыгарь: То, что свобода не может заменить глубоких знаний, это бесспорно. Но как раз по этой теме у меня...
Анна Качкаева: ...все хорошо. Вы ведь международник в области...
Михаил Зыгарь: Я в каирском университете учился. МГИМО заканчивал с арабским языком. И много лет жил в арабских странах.
Анна Качкаева: Вы вчера всех своих гостей спрашивали о свободе выбора. Что это такое для вас?
Наталья Синдеева: Для меня это делать то, что я хочу делать, во что я верю. И я хочу, чтобы у меня всегда была эта возможность. Для меня создание телеканала – это была свобода выбора. Сделать, попытаться, рискнуть, приумножить или потерять деньги, репутационно либо получить, либо проиграть, потому что можно было не суметь ничего сделать, перестать заниматься радио и пойти во что-то новое – для меня это был серьезный выбор. И я бы хотела, чтобы он у меня всегда оставался.
Михаил Зыгарь: Свобода выбора – это какая-то смелость, для этого нужно осознавать, какие риски перед тобой находятся, и понимать, какие могут быть варианты развития событий, при этом не бояться и выбирать тот путь, который, может быть, более опасный и более страшный. Если ты совершаешь какие-то смелые поступки, очертя голову, не осознавая, чем это может грозить, - это не свобода выбора, а какая-то инерция. Выбор должен быть осмысленным.
Я с удовольствием приветствую владелицу и руководителя этого канала Наталью Синдееву и главного редактора «Дождя» Михаила Зыгаря.
Мы сегодня попробуем поговорить о том, что же мы имеем: канал нового поколения, канал нового содержания, канал какого-то особого телевидения или совпавшая по времени площадка для оппозиции и формирования общественного протеста.
Начну с цифр. Телемарафон шел 10 часов в прямом эфире.
Михаил Зыгарь: Каждый час сменялась пара ведущих, кроме последних двух часов, когда Парфенов был два часа. Было бы 20, а получилось 19.
Наталья Синдеева: И 18 музыкальных групп.
Анна Качкаева: И сколько людей всего?
Наталья Синдеева: 230 тысяч человек.
Анна Качкаева: А в эфире были, кто разговаривал...
Михаил Зыгарь: Это невозможно посчитать. Примерно по 6 человек в час, то есть 50-60.
Анна Качкаева: От политологов до музыкантов, от журналистов до культурных деятелей, режиссеров, писателей, креативщиков и так далее.
Михаил Зыгарь: Рестораторов и владельцев фитнес-клубов.
Анна Качкаева: В общем, людей с разными взглядами: представители «Единой России», представители штаба Путина, представители... Пожалуй, только националистов не было, а так, по-моему, все были.
Михаил Зыгарь: Они у нас вообще редко бывают.
Анна Качкаева: Запрос депутата Шлегеля, который случился на минувшей неделе, в прокуратуру по поводу того, на какие деньги вы финансируете показ протестов, он забавен, конечно. Властям видится чуждое влияние. Но он и показателен. Несведущему человеку, живущему не в Москве, ему ведь может показаться, особенно если он склонен к «теории заговора», а в России очень многие к этому склонны: пару лет назад вдруг какая-то барышня благополучная, с деньгами создает канал, который странным образом так подоспел к политическим протестам, разогрел эту аудиторию, сформировал некоторых лидеров в этом эфире и теперь является его площадкой. «Дождь» - это сейчас канал для кого?
Наталья Синдеева: Все так же, как и два года назад, когда он задумывался, - для людей небезразличных, неравнодушных, которые понимают, что от нас много чего зависит. И мотив при создании канала внутренний был очень сильный: хочется что-то изменить вокруг себя. Но не политическое устройство, у меня не было тогда таких мыслей. Более того, я вообще не из этого теста. Я очень хотела сделать медиа, которое влияет на ту жизнь, в которой мы живем. Например, на то, чтобы было комфортно ездить по улицам Москвы, и я хочу, чтобы для этого появились велосипедные дорожки. То есть были какие-то такие идеи. Но это все легло на общее недовольство, как и мое, окружающей жизнью, в которой мы оказались. Как были для людей неравнодушных, так мы и остались. Просто эти люди неравнодушные почему-то вышли на улицу и попытались сказать, что «нам надоело жить во лжи». Я сейчас пытаюсь дочитать Гавела «Сила бессильных». Это про наше время.
Анна Качкаева: И это замечательно! Потому что два года назад представить себе Наталью Синдееву, читающую Гавела...
Наталья Синдеева: Даже невозможно представить. И там очень важные месседжи, которые я через себя пропустила. В какой-то момент ты понимаешь, что ты не хочешь больше врать, ты не хочешь принимать это вранье. И ты оказываешься в поле среди людей, которые точно так же не хотят больше врать. Что-то поменялось во мне.
Анна Качкаева: И это очень существенно, что в вас меняется. А в вас, Михаил, вряд ли что-то поменялось, потому что вы занимались политической журналистикой, вы человек того поколения, которое теперь называют «новыми сердитыми» и так далее. Вы как сейчас ощущаете себя на авансцене, на главной баррикаде?
Михаил Зыгарь: Я ощущаю себя как рыба, которая всю жизнь находилась на мелководье, а тут вдруг пришла большая вода. Совсем недавно политика вообще никого не интересовала. И было понятно, что это никому не интересно. И апатия, равнодушие были хорошим тоном и модным трендом. А сейчас все поменялось. Мне не хотелось бы верить в то, что это просто модный тренд, мне бы хотелось верить в то, что это всерьез и надолго, хотя я отдаю себе отчет, что...
Наталья Синдеева: Да и модный тренд – это ничего плохого.
Михаил Зыгарь: Если в моде добро, а не зло, это уже хорошо.
К слову о депутате Шлегеле. Мне на прошлой неделе наш коллега Паша Лобков рассказал очень интересный анекдот. Я не знаю, правда это или нет, но предположим, что это могло быть так. Павел Лобков во дворе «Красного Октября», где находится телеканал «Дождь», встретил случайно Сергея Минаева, который работает там же.
Анна Качкаева: Ведущего «Честного понедельника», бывшего коллегу по каналу Павла Лобкова, который перешел с НТВ на «Дождь».
Михаил Зыгарь: И у которого еще есть программа «Минаев Live» в Интернете. И он тоже осуществлял некие трансляции для «Минаев Live» с разных митингов, в том числе и с Поклонной горы. И согласно этой версии, депутат Шлегель, прежде чем подать запрос, проконсультировался с Сергеем Минаевым. Он спросил у него: «Сколько могла стоить трансляция с митинга?». На что Сергей Минаев, подумав, сказал: «90 тысяч». И Роберт Шлегель поинтересовался: «Долларов или евро?». И был в шоке, когда Сергей Минаев ему ответил, что 90 тысяч рублей. То есть поверить в то, что никакие заокеанские фонды, никакое спонсирование Госдепа вообще не нужно для того, чтобы осуществлять...
Анна Качкаева: Сейчас уже почти не нужно. Я вчера специально в «Facebook», когда шел телемарафон, спросила своих «френдов», как теперь модно называть, смотрят ли они где-нибудь вдалеке от Москвы телемарафон по каналу «Дождь». Оказалось, что смотрят в разных городах и весях, на разных площадках, видят его в Вологде, Воронеже, Смоленске, Екатеринбурге, Уфе, Амстердаме, где-то на океанском берегу в Америке, и даже в купе поезда «Москва-Владикавказ». То есть современные технологии, возможность иметь мобильные устройства и удобный трафик позволяют людям теперь смотреть это телевидение. Про которое говорят «недотелевидение». Потому что непричесанность и живость эфира, то, что с ним происходит в смысле программной сетки, - это, скорее, интерактивное вещание по прямому взаимодействию с людьми. Поэтому как-то иначе его назвать пока даже трудно. Но его смотрят. И это означает, что для этого много теперь не надо. Вы себя кем сейчас ощущаете – телевидением или чем-то другим?
Наталья Синдеева: Мне не нравятся эти слова, потому что я пытаюсь найти другие, но пока не нашла. Но я для себя точно ответила, что мы сейчас создаем контент под названием «Дождь» с той философией, которую мы туда вкладываем, и так далее. А дальше мы этот контент транслируем всеми способами, включая телевизионный способ классический, неклассический, через наши социальные сети. Наша трансляция и наше присутствие в «Facebook» - это тоже контент «Дождя», который идет таким способом. Мне не нравятся слова «контент», «продукт» про нас. Мне нравится - живой организм, который живет в разных средах. Мы называем себя телеканалом...
Анна Качкаева: Ну да, никак иначе никто не придумал.
Наталья Синдеева: Но ощущение, которое мы рождаем внутри себя, - это точно не создание телеканала. Каждый раз мы думаем, как дальше этот организм должен жить, куда он должен побежать. Во мне это уже точно есть.
Анна Качкаева: Это организация вещательного процесса с каким-то содержанием для разных сред.
Михаил Зыгарь: Ведь для большинства серьезных, взрослых, мейнстримовых каналов сайт в Интернете – это абсолютно ненужная игрушка, которой они не знают, как пользоваться и зачем она нужна. Положено, чтобы у всех был сайт. А для нас сайт – это место, где мы живем. Через сайт мы можем «пощупать» нашего зрителя, мы можем узнать, о чем он думает.
Наталья Синдеева: Притом, что «недотелевидение» и так далее, у нас есть внутреннее исследование из «Билайн ТВ», где мы вещаем. У них порядка 600 тысяч собственных абонентов. Мы из 210 каналов на 25 месте по смотрению и по популярности. И когда ты это видишь, ты понимаешь: наверное, мы и телеканал тоже.
Анна Качкаева: Конечно, вы есть и в «АКАДО»...
Наталья Синдеева: Поэтому для нас это очень важное ощущение, что мы такие серьезные, что мы – телеканал. Но если про суть, то это что-то живое, что в разных средах.
Анна Качкаева: И вопрос, связанный с вашей свободой выбора редакционной и владельческой. Вы за полтора года испытали на себе мучения некоторые от этого выбора. Я напомню, что сначала в Кремле противились тому, чтобы этот канал был создан, потом Наталья Синдеева закрыла проект «Поэт и гражданин», чтобы не огорчить президента, который поддерживал тогда канал «Дождь». Потом получили обвинение в сервильности, как теперь получают обвинения в поддержке очень многие деятели культуры, поддержавшие Владимира Путина. Затем кризис в коллективе, уход вашей коллеги и одной из создательниц, талантливого режиссера Веры Кричевской. И к осени, когда сильно поменялась политическая ситуация, вновь вы оказались, вроде бы, на коне. Потом все ваши герои и гости оказались лидерами Болотной и Сахарова. Пройдя этот путь, вы для себя какой вывод сделали, как владелец и как человек, который транслирует для коллектива редакционную политику?
Наталья Синдеева: Не изменять себе ни одного раза и ни в чем.
Анна Качкаева: Все, что было, все так?
Наталья Синдеева: Я ни разу себе нигде не изменила. Несмотря на то, что не все решения мне дались легко и не все решения, которые случились, были безболезненными и для меня, и для коллектива, я ни в одном месте не обманула себя. У меня не было ни одного раза компромисса внутреннего со мной. И одно уточнение. Я не закрывала «Поэт и гражданин», это миф. Я не выпустила стихотворение, которое мне не понравилось. Но это принципиально. Я очень хотела, чтобы проект остался, и более того, уговаривала...
Анна Качкаева: Одно из стихотворений, которое спровоцировало цепочку событий.
Наталья Синдеева: Я говорила, что это была ошибка. Мы проиграли тогда по пиару. Но я себе сказала, что верни меня назад, я бы поступила точно так же, если бы это случилось. Нигде не было компромисса. Я не должна слукавить сама перед собой. Я руководствуюсь своей внутренней совестью.
Анна Качкаева: Наташа, но вы же знаете, что в нашей системе координат и в российской медийной системе существует слишком много того, чего можно, и того, чего нельзя, где чувство меры должно останавливать владельца, чтобы не сделать следующего шага, не раздражить кого-то и так далее. Вы сейчас как редакционную политику формулируете Михаилу, который руководит ею?
Наталья Синдеева: Встречаюсь регулярно с Мишей и со всеми ребятами. Я иногда позволяю себе даже рассказать про свои переживания, я рассказываю, что есть вокруг.
Анна Качкаева: А про звонки?
Наталья Синдеева: Я рассказываю ребятам. И при этом я говорю: «Ребята, мы остаемся в рамках правового поля, мы не нарушаем закон». Вся моя внутренняя самоцензура, которая, конечно, есть, как у любого человека...
Анна Качкаева: А вы можете сейчас сказать, кто на вас оказывает давление?
Наталья Синдеева: Представители администрации президента.
Анна Качкаева: А есть фамилии?
Наталья Синдеева: Да, есть. Но я не хочу называть.
Анна Качкаева: Но ведь они и раньше были. Даже я назову эти фамилии: Сурков, Тимакова, Громов. Они по-разному относились к вашему каналу. И от этих людей тоже много чего зависит всегда в определенной информационной политике, не только в отношении вас, но и любого другого средства массовой информации в России. Сейчас это давление для вас опаснее, чем было, когда вы создавали канал?
Наталья Синдеева: Конечно, потому что уже на кону стоит большой канал и так далее. Но ничего сверх того, что мы уже знаем, не происходит. Есть запросы то от Шлегеля, то пожарные к нам пришли... Есть какие-то знаки.
Анна Качкаева: А как вам кажется, кто-то не из этих людей, которые в данном случае осуществляют присматривающую функцию, а верхних людей... Медведев вас поддерживает по-прежнему?
Наталья Синдеева: Не знаю. Он же нас «расфолловил», и это стало информационным поводом для всех. У меня симпатия к Медведеву человеческая как была, так и есть, несмотря на то, что у меня много претензий к нему как к президенту. И мне очень хочется надеяться, что он, как адекватный человек, даже если он эмоционально может обижаться на какие-то наши материалы...
Анна Качкаева: Сейчас, скорее, больше должен Владимир Владимирович на вас обижаться, чем Дмитрий Анатольевич.
Наталья Синдеева: Мне бы хотелось, чтобы при этом он все равно оставался не нашим поклонником, а зрителем.
Анна Качкаева: Михаил, как вы формулируете редакционную политику вашего канала: что можно, чего нельзя? Даже если нет «стайлбука», все равно все и все понимают.
Михаил Зыгарь: Мне кажется, все понимают, что у нас с самого начала нет никаких ограничений, кроме того, что мы должны отличать важное от неважного и не должны намеренно претворяться, намеренно скрывать чего-то. И конечно, не должны говорить о том, в чем мы не компетентны. Это основные вещи для журналистов. Вторая вещь касается приглашения гостей. Конечно, мы приглашаем всех гостей. И строго, четко и всем известно, что нет никаких «черных» списков. Есть люди, которых я не стал бы звать в качестве экспертов, но если человек становится ньюсмейкером, то мы можем позвать и его тоже. Однажды был публичный диспут между мною и Правозащитным центром «СОВА», который упрекнул нас в том, что мы позвали Дмитрия Демушкина, националиста. Я публично объяснил тогда, что это было необходимо, поскольку мы позвали его не как эксперта, а как человека, который съездил в Чечню по приглашению Рамзана Кадырова и вместе с Рамзаном Кадыровым осуществил турне по Чечне. Это событие взорвало Интернет, и аудитории было важно про это знать. Отсутствие «черных» списков и людей «неприглашаемых» – это, скорее, наша сила, чем наша слабость.
Наталья Синдеева: Мне кажется, у ребят-журналистов вообще нет никакого чувства, что им чего-то нельзя.
Анна Качкаева: И это очень важное ощущение. Хотя чувство ответственности собственной – это еще одна дополнительная штука...
Михаил Зыгарь: Это то, чему мы их учим: они должны отвечать не только за себя, но и за среду, которая находится вокруг них.
Анна Качкаева: Креативность без лидеров – проблема нынче и Болотной, и Сахарова, и вообще протестного движения. Без лидеров и без идей, когда просто креативный класс с удовольствием выходит и выглядит с позитивной энергией очень симпатично. И вы ровно так же выглядите с позитивной энергией очень симпатично – молодые, со свежими лицами. Оно, конечно, приятно. Ну а дальше-то что? Ровно так же, как у этого протестного движения нет идей и программы действий... Я вчера смотрела марафон, но безотносительно к каналу, ощущение от эфира – люди выдыхаются, когда нет политической программы, конкуренции, людей, идей и так далее.
Наталья Синдеева: Мне кажется, оно как раз и формируется. То, что происходит на Болотной. Откуда сейчас появиться новым людям, лидерам и так далее? Они же потихонечку появляются, но вот эта среда должна накопить настроение, даже разговоры. Например, разговоры внутри людей, далеких от политики, сейчас: «У нас есть достаточно длинный кусок времени, когда мы должны постараться создать партию или новое движение и постараться найти этих людей». И это говорят люди, которые никогда даже близко не подходили к тому, чтобы подумать о создании партии. Для любого процесса нужно время, чтобы оно выросло и выкристаллизовалось. То же самое и с каналом. Если по-настоящему посмотреть на все, что мы сделали за неполные два года, когда у нас вообще ничего не было... Мы говорим – два года, а на самом деле были камеры, у нас не было ни контента, ничего, показывали то, что происходит. А реальному эфиру фактически год-полтора.
Михаил Зыгарь: А плотного эфира – с сентября фактически.
Наталья Синдеева: То есть мы сделали такой объем собственного вещания в очень непростом формате, потому что это все-таки «Новости», еще и политический формат оказался и так далее, - для нас это крайне тяжело. И не было ни одного человека внутри нас, кроме начала, когда была Вера, из телевизионной среды. Я Мише говорю: «Миш, ты человек не из телевизора, ты пришел сюда недавно. И то, что мы с тобой сделали полноценный новостной формат, людей набрали, которые делают, вещают, следят, ищут эксклюзивы и так далее...». То есть организм вырос, органы еще не все дозрели. С нами ровно это и происходит. Для того чтобы нам нащупать точные слова и точные диалоги... Вроде это в нас есть ощущенчески, но точных фраз, условно, куда идет канал, их нет до сих пор. Мы только сейчас, как мне кажется, внутри себя дозрели до того, что уже сейчас надо садиться и думать про те важные, ключевые месседжи, которые канал должен транслировать и четко формулировать. Потому что до этого у нас задача была наполнить это полноценным эфиром для того, чтобы это уже работало как канал.
Михаил Зыгарь: Мне кажется, что многие слова уже найдены. Но я так чувствую, и коллеги так считают, что мы пусть пока «и.о.», но мы «и.о.» полноценного общественного телевидения, о котором много разговаривают. Но если кто и выполняет эту функцию, то, наверное, это телеканал «Дождь». Мы можем и должны стать основным новостным политическим телеканалом страны. И я не принимаю упрека, что нет идеи. Мне кажется, что если телевидение несет идею, то это пропаганда.
Анна Качкаева: Это здоровая ситуация: владелец не может сформулировать, а главный редактор знает. То есть - не пропаганда. Но вас сейчас вполне можно обвинить в том, в чем вас и пытаются обвинить – что вы площадка для протестных настроений.
Михаил Зыгарь: Мы приглашаем и тех, и других. Единственное, что нас отличает от мейнстримовых телеканалов, - у нас другой подбор тем. Мы отбираем те темы, которые важны нам, которые важны нашей аудитории. И это как посмотреть: стакан наполовину полон или наполовину пуст. Может быть, подбор тем отличается от мейнстримовых каналов тем, что они не освещают какие-то важные для своей аудитории темы. И то, что мы так сильно от них отличаемся, может быть, это не наша проблема, а их проблема, они что-то упускают.
Наталья Синдеева: На фоне общей лжи правда становится и выглядит оппозиционной.
Анна Качкаева: А как вам идея, которую только что сформулировал Михаил, что вы – прообраз общественного телевидения? Поскольку сейчас об этом много говорят...
Наталья Синдеева: Я считаю, что если говорить про какое-то общественное телевидение, то, наверное, «Дождь» - это то, что так или иначе отражает сейчас интересы и запросы общества. А если говорить про идею создания общественного телевидения, которая сейчас обсуждается, и инициатива Медведева, и так далее, я считаю, что то, как это обсуждается, какие делаются предложения – это полная чушь, ни в коем случае этого делать нельзя. Это очередные деньги, которые будут потрачены на создание...
Анна Качкаева: А если, например, вы окажетесь в зоне внимания? С вами не обсуждали эту тему?
Наталья Синдеева: Нет, никто с нами не обсуждал. Мы обсуждали внутри себя еще до того, как начались эти разговоры.
Михаил Зыгарь: Медведев «снял с языка».
Наталья Синдеева: Я говорила: «Может быть, нам попробовать создать модель общественного телевидения?».
Анна Качкаева: Вы же знаете, что общественное телевидение не может быть при вас, частной владелице.
Наталья Синдеева: Да. Но не создать общественное телевидение как модель, а попробовать, например, привлечь аудиторию, которая бы сказала: «Мы хотим, чтобы вы оставались независимыми. Мы хотим, чтобы вы продолжали работать, выполнять свою работу честно». А я, обращаясь к аудитории, говорю: «Хотите? Пожалуйста». И дальше создается какой-то фонд или выпускается какое-то количество акций, и любой человек, включая любого сотрудника, если он верит в это, может купить. При этом это не отрицает того, что этот телеканал продолжает вести коммерческую деятельность.
Анна Качкаева: В обеих рабочих группах – и в группе Громова, которая при Минсвязи, околоправительственная, и в группе Федотова при Совете по правам человека – идея с фондом существует. И я допускаю, что именно так и будет реализована идея общественного телевидения.
Наталья Синдеева: А кто должен внести деньги в этот фонд?
Анна Качкаева: Наймут олигархов.
Наталья Синдеева: И госкомпании.
Анна Качкаева: Но представим, создали фонд. И потом говорят: «Теперь надо создать какую-то компанию не с чистого листа, а президенту Медведеву давно нравится канал «Дождь». Хоть он вас и «расфолловил». И предлагают вам стать этой площадкой.
Наталья Синдеева: Первая реакция – мне это не надо, я не хочу, потому что я не для этого делала телеканал. Но я внимательно посмотрю. Я не откажусь сразу, потому что мне ужасно интересно понять, как они планируют это сделать. Но эмоционально, конечно, я лучше свое создам общественное...
Анна Качкаева: Оно все равно будет вашим, Наташа, а не общественным.
Наталья Синдеева: Я привлеку аудиторию.
Анна Качкаева: Судя по тому, что рекламы немного, и вы раньше говорили об ограниченности средств, по эфиру это видно все равно. У вас появился какой-нибудь инвестор?
Наталья Синдеева: Нет, я отказалась от отличного инвестора в лице Михаила Прохорова и группы «ОНЭКСИМ» на этом этапе. Я все равно рассматриваю вариант, что инвестор может появиться, потому что нужны деньги для развития.
Анна Качкаева: Он же?
Наталья Синдеева: Может быть, и он, может быть, кто-то...
Анна Качкаева: Вы отказались потому, что так решили сверху? Или решили не ввязываться в политические баталии, в которые ввязался господин Прохоров?
Наталья Синдеева: Я бы очень хотела остаться независимой, без партнеров. И на этом этапе я еще могу себе это позволить. У нас пошла продажа рекламы, у нас пошли деньги. И мы внутри себя сейчас оцениваем, хватит ли нам собственных средств для того, чтобы дойти до уровня, когда мы сможем себя окупать рекламой.
Анна Качкаева: Михаил, а вы понимаете, что для того, чтобы все-таки то, чего Наталье все равно хочется – чтобы телевизор все равно был, как телевизор, нужно больше вкладываться в информационную службу?
Михаил Зыгарь: Она у нас очень маленькая, и я понимаю, что это нужно. И я все время убеждаю в этом Наташу.
Анна Качкаева: То есть вы все-таки не совсем согласны с Натальей, которая говорит о среде, вы все-таки хотите, чтобы это была нормальная телевизионная служба?
Михаил Зыгарь: Я согласен с тем, что это среда. Но с тем, что у нас должны быть нормальные, профессиональные журналисты, их должно быть еще больше... У нас мало человеческих единиц.
Анна Качкаева: В Америке есть несколько каналов, где треть сотрудников – непрофессиональные журналисты. И вчера даже мои российские авторы, которые со мной общаются в «Facebook», просили вам задать вопрос: «А почему вы не хотите сделать ставку на полноценный народный контент?». Сейчас очень многие люди, особенно люди до 30, готовы снимать...
Михаил Зыгарь: Мы привлекаем постепенно.
Анна Качкаева: Там другая задача у журналистов и у редакторов появляется. Сформировать серьезный актив, который и поможет вам в отсутствие денег.
Михаил Зыгарь: У нас есть большая сеть наших зрителей, которые снимают для нас видео, присылают, среди них есть звезды.
Наталья Синдеева: Процесс идет, но его недостаточно для того, чтобы заполнить большое количество этим контентом эфира.
Анна Качкаева: Василий, Москва, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Я канал «Дождь» никогда не смотрел, а теперь и точно не буду смотреть. Прозвучало заявление по поводу того, что идея – это пропаганда. То есть все идеи являются пропагандой. Это страшная фраза. Значит, отсутствие идеи – это самое прекрасное.
Анна Качкаева: Василий, вы очень нетерпимы. Вы сразу крест-то не ставьте. Они молодые, не очень точно иногда выражают... Посмотрите – может быть, вам понравится.
Рафаэль, Рига, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Не слушайте критиков и недоброжелателей. Михаил, смотря ваши летучки в 2 часа дня, завидуешь терпению вашему и удивляешься юношеской доверчивости ваших корреспондентов. Наталья, не хотели бы вы на своей платформе создать функционирующий, взаимодействующий аппарат...
Наталья Синдеева: Единую редакцию? Мы взаимодействуем.
Слушатель: И будет ли на канале возможность приглашать зрителей?
Наталья Синдеева: Мы приглашаем зрителей. Например, на лекции к нам всегда приходят зрители. Зрителей мы отбираем на «Facebook» или еще где-то. У нас нет специального формата, куда мы зовем зрителей, но рано или поздно, может быть, это будет, потому что мы хотим сделать несколько ток-шоу.
Анна Качкаева: Владимир Михайлович из Ульяновска мечтает о том, чтобы «Дождь» получил федеральную частоту. Это возможно?
Наталья Синдеева: Это очень дорого. Даже если это возможно де-юре, де-факто это очень дорого. Федеральная частота – это оплата передатчиков по всей стране. Бюджет на поддержание федеральной частоты – сотни миллионов долларов. Мы себе такого не можем позволить.
Анна Качкаева: Меня изумляет, что и вчера в «Facebook», и сейчас довольно много людей не из России. А вас не удивляет интерес такой аудитории?
Михаил Зыгарь: У нас есть ориентировочная статистика по тому, как смотрят в Интернете. Примерно 70-80% - это все-таки в России. Мне кажется, что как раз естественно, что русскоязычные граждане, которые живут за пределами России, не хотят отрываться...
Наталья Синдеева: Мы специально это не выстраивали, но то, что это случилось, меня радует.
Михаил Зыгарь: Мне рассказали историю про пожилую женщину из Сан-Франциско. Она специально заказала у спутниковой компании, которая осуществляет доставку телевидения к ней, чтобы ей организовали «Дождь».
Наталья Синдеева: Мы должны скоро начать вещание, и сейчас у нас переговоры уже в стадии финальной с оператором американским, который поставит в пакет.
Анна Качкаева: «А Навального на «Дожде» нет так же, как и на федеральных каналах. Боитесь?», - Леонид из Москвы вас спрашивает.
Наталья Синдеева: Нет, он у нас есть, периодически бывает.
Михаил Зыгарь: Если по-честному, он не очень к нам рвется.
Анна Качкаева: А почему?
Михаил Зыгарь: Мы у него обязательно спросим, когда он к нам придет 28 февраля в программу «HARD DAY’S NIGHT».
Анна Качкаева: «Хотелось бы все-таки Зыгаря посмотреть по центральному телевидению, а то не у всех есть возможность». Вы его можете иногда видеть, его приглашает господин Шевченко в программу «Первого» канала как международника и военного корреспондента. Он обычно самый молодой в этой компании.
А другой слушатель пишет: «А мне хватило одного раза посмотреть на Зыгаря по центральному телевидению, и способность его мышления по вершкам никогда не радовала, потому что вот так либералы по вершкам и думают о России». И дальше пространные рассуждения о том, что свобода не может заменить глубоких знаний и патриотизма.
Михаил Зыгарь: То, что свобода не может заменить глубоких знаний, это бесспорно. Но как раз по этой теме у меня...
Анна Качкаева: ...все хорошо. Вы ведь международник в области...
Михаил Зыгарь: Я в каирском университете учился. МГИМО заканчивал с арабским языком. И много лет жил в арабских странах.
Анна Качкаева: Вы вчера всех своих гостей спрашивали о свободе выбора. Что это такое для вас?
Наталья Синдеева: Для меня это делать то, что я хочу делать, во что я верю. И я хочу, чтобы у меня всегда была эта возможность. Для меня создание телеканала – это была свобода выбора. Сделать, попытаться, рискнуть, приумножить или потерять деньги, репутационно либо получить, либо проиграть, потому что можно было не суметь ничего сделать, перестать заниматься радио и пойти во что-то новое – для меня это был серьезный выбор. И я бы хотела, чтобы он у меня всегда оставался.
Михаил Зыгарь: Свобода выбора – это какая-то смелость, для этого нужно осознавать, какие риски перед тобой находятся, и понимать, какие могут быть варианты развития событий, при этом не бояться и выбирать тот путь, который, может быть, более опасный и более страшный. Если ты совершаешь какие-то смелые поступки, очертя голову, не осознавая, чем это может грозить, - это не свобода выбора, а какая-то инерция. Выбор должен быть осмысленным.
