Виктор Резунков: Сегодня, 2 марта, заканчивается избирательная кампания по выборам президента, уже завтра будет запрещена любая агитация, а 4 марта пройдет голосование. В российской прессе широко обсуждаются итоги этой президентской кампании. Москва, как сообщает газета «КоммерсантЪ», готовится к уличным столкновениям в ночь после выборов. Уже с вечера 4 марта все территории близ Кремля будут отданы прокремлевской молодежи. На следующий день, 5 марта, на Пушкинской площади соберется оппозиция. А лидер партии «Другая Россия» Эдуард Лимонов намерен вывести своих сторонников, несмотря на запрет властей, к зданию Центризбиркома, как раз туда, где будут митинговать «Наши». 5 марта в 22 часа собираются окружить Кремль «Белым кольцом за честные выборы» активисты либертарного движения «Свободные радикалы». Московская полиция переведена на усиленный режим. А депутат Госдумы Илья Пономарев сообщает о том, что в Москву завезены 800 бойцов МВД из Чечни.
В Петербурге активисты оппозиции объявили о намерении раздавать палатки 5 марта на Исаакиевской площади и стоять лагерем столько, сколько потребуется. Причем на этот раз, похоже, оппозиция в Петербурге объединилась.
Какой была эта президентская кампания, в чем ее особенности? Какие последствия ожидаются после 4 марта? Где будет решаться судьба России - на выборах или на площадях? Во всем этом мы сегодня, анализируя последние публикации в российской прессе, и попробуем разобраться.
В Петербургской студии в гостях - редактор отдела спецпроектов газеты «Невское время» Сергей Ачильдиев и обозреватель журнала «Огонек» Дмитрий Губин.
Давайте вначале поговорим об особенностях этой президентской избирательной кампании. Газета «КоммерсантЪ» посвятила этим особенностям статью под заголовком «2012 год вышел новым». И я процитирую те особенности, которые выделила газета «КоммерсантЪ». «На выборах 2012 года Владимир Путин впервые за последние годы столкнулся с массовыми протестами. Подготовка к президентским выборам проходила под аккомпанемент масштабных митингов, спровоцированных нечестными, по мнению участников митингов, итогами думской кампании. Акции начались с первого дня после выборов в Госдуму, их многочисленность поначалу удивляла и организаторов. Очевидно, что и антипутинские, и пропутинские митинги продолжатся и после выборов. А Владимир Путин, в том случае если победит на президентских выборах (представители его штаба предпочитают пока подобную осторожную формулировку), столкнется с активным неприятием части общества. Будет ли он готов к диалогу или, напротив, будет вести более жесткую линию, является одним из самых важных вопросов избирательной кампании».
Дмитрий Губин: Я согласен, но нужно добавить еще несколько вещей. Что показало давление на Путина и, главное, его реакция на это давление. За окном занималась заря новой эры, а дедушка потребовал уменьшить мощность керосинки, прикрутить фитилек. Дедушка не понимает, что произошло в стране. Дедушке по-прежнему приносит ФАПСИ распечатки из Интернета. Дедушка не понимает, что происходят абсолютно революционные события. Причем слово «дедушка» я произношу довольно сочувственно и даже с симпатией, практически как «постаревшая девушка». Дедушка не понимает, что Ксения Собчак со своим «Госдепом-2», когда ушла к Прохорову в группу «Живи!», она собрала в первый же день просмотров в Интернете 1 миллион. Это даже не «Минаев Live», с его 100 тысячами онлайн просмотров. Это не вопрос, что такое группа «Живи!», кто такая Ксения Собчак, а это вопрос – кто такой Кулистиков, кто такой Добродеев, кто такой Эрнст. Это значит, что федеральные каналы, то есть те три кнопки, в которые свято верил Владимир Путин, насколько я знаю, плюс мешок денег...
Виктор Резунков: Владимир Путин затратил на предвыборную кампанию в Интернете 1,5 миллиона долларов.
Дмитрий Губин: Те, кто знает, сколько стоит разработать очень несложный сайт на открытой платформе, они знают, что это обойдется, по минимуму, десяточка евро, это если крохотный сайтик.
Технологический центр тяжести, технологический центр принятия решений сместился в другую сторону. Но это было бы полбеды, если бы ее можно было контролировать. Я напомню историю Интернета. Это военная Сеть, которая создавалась для тех особых случаев, когда, скажем, атомная бомба поразит один участок передачи информации, и информация будет передаваться через другие участки. Интернет – это Сеть, в которой впервые в истории человечества отсутствует иерархия, в которой нет начальника и нет подчиненного. Это Сеть, в которой идет свободный обмен во всех потоках. Общий на всех только один протокол - TCP/IP, и то он с открытым кодом шифровки. И противостоять этому невозможно по определению. Вот что произошло, чего не было даже в 96-ом году во время избирательной кампании Ельцина. Хотя Путин формально столкнулся с таким же сопротивлением, с таким же напором, с каким сталкивался в свое время Ельцин, но вот с этой технологической, революционной, с моей точки зрения, поправкой.
Сергей Ачильдиев: На мой взгляд, Ельцин столкнулся с совершенно другой волной сопротивления, она была другой по характеру. Нынешняя волна идет снизу, там нет каких-то партий устоявшихся, которые это все организуют, это совершенно другая волна. И Путин действительно оказался к этому не готов. Я тоже не был готов. Я помню, как я пришел на выборы 4 декабря. Я знал, что теперь все списки не по квартирам, а по алфавиту, а у меня прописан мой молодой друг из Армении, который не является гражданином России. И я потребовал, чтобы мне показали, не внесен ли он в список. Он не был внесен в список. А женщина, которая мне показывала списки, сказала: «А чего вы так переживаете? Как будто от этого что-нибудь изменится, все равно будет то, что надо». И я подумал: действительно же ничего не изменится, у нас никогда ничего не менялось после выборов. А оказалось, что изменилось на следующий же день. Начала Москва, подхватил Петербург и некоторые другие крупнейшие города страны. Это совершенно другая волна противостояния, такой волны, пожалуй, не было. Можно какие-то параллели проводить, наверное, с концом 80-х годов.
Дмитрий Губин: Я согласен с тем, что против Ельцина были дедушки, были люди вчерашнего дня. Как раз за Путина дедушки, а против него (хотя это не так однозначно) молодежь.
Сергей Ачильдиев: Я бы так не сказал. Тут есть люди и среднего возраста. И по поводу революции. На мой взгляд, как раз это не революция. Если бы это была революция в виде бунта или организованного выступления каких-то политических сил, я думаю, власть сегодня очень легко бы с этим справилась.
Виктор Резунков: Вы имеете в виду классовую революцию.
Дмитрий Губин: Для меня революция – это всего лишь смена парадигмы, то есть системы взглядов на общественное устройство и системы поведения при ином общественном устройстве. Она может происходить в форме бунта, но она может происходить абсолютно спокойно, как «бархатные», и мы такие революции знаем. Например, это все революции, за исключением Румынии и Югославии, которые произошли в странах Восточной Европы. Они все до единой были «бархатными». Украинская – «бархатная», грузинская – «бархатная». Это все смена парадигмы. А сейчас насильственно внедряется в сознание, что революция – это бунт. Бунт и революция – это разные вещи. Бунт Пугачева, бунт Стеньки Разина не были революциями. И с моей точки зрения, госпереворот Октября 17-го года большевистский тоже не был революцией, а вот в феврале была революция.
Сергей Ачильдиев: Я с вами соглашусь. Свобода и воля – это тоже принципиально разные вещи.
Виктор Резунков: И еще об одной особенности, которые отмечает газета «КоммерсантЪ». «Выборы 2012 года были первой после 1991 года кампанией, в которой не принимал активного участия действующий президент. Дмитрий Медведев, возглавлявший список «Единой России» на думских выборах, в президентской кампании за Владимира Путина не агитировал. Глава избирательного штаба Владимира Путина Станислав Говорухин публично обвинил президента в том, что «он так... помалкивает», в то время как мог бы как-то, не нарушая закон, «активнее включиться в кампанию человека, которого он сам выдвинул кандидатом в президенты», и сделать кампанию «более динамичной, более эмоциональной».
Сергей Ачильдиев: На мой взгляд, не только Дмитрий Медведев в стороне от предвыборной кампании Владимира Путина, но и вся партия «Единая Россия» в стороне.
Дмитрий Губин: И правильно делают.
Сергей Ачильдиев: На одном из митингов, которые были в поддержку Путина (что само по себе достаточно странно), от «Единой России», по-моему, никто не выступал. Вообще слова «Единая Россия» никак не звучали. Конечно, правильно, Дима. А как иначе?.. «Единая Россия» уже себя показала. Они могли сыграть только против Путина. Но это достаточно странная ситуация. Лидер партии, не являющийся членом этой партии, а партия его не поддерживает, а он ее лидер, и она является правящей...
Дмитрий Губин: Хотя и выдвигает.
Сергей Ачильдиев: Это непонятная идеологическая каша.
Дмитрий Губин: Медведев не принимает участия... Еще бы Фрадков принимал участие в избирательной кампании Путина. Кто такой Фрадков? Кто такой Медведев? Человек, поработавший самым высокооплачиваемым «сэндвич-мэном» в истории страны, то есть табличкой «место занято», войдет в историю двумя анекдотическими вещами. Бессмысленный перевод «зимнего времени» не в ту сторону, который он объявил в День ученого и в присутствии ученых, никого из этих ученых мнения не спросив, - это анекдот. И бессмысленными рамочками на вокзалах. Мы через них проходим, а они все пищат. Кучкуется пяток ментов, но никто на это не смотрит. Медведев решил, что так он о безопасности страны заботится.
И другой интересный момент. В избирательной кампании президента, и это особенно заметно на фоне избирательной кампании Саркози или Меркель, или Барака Обамы, не принимает участие его семья. Где Людмила Путина?
Виктор Резунков: Он вчера сказал: «Не трогайте мою семью».
Дмитрий Губин: Господин Путин, если вы не хотите, чтобы трогали вашу семью, идите работать на колхозные поля, там ее никто не будет трогать. Вы – президент, и нам интересно про вас знать все, начиная от подошв и заканчивая вашей макушкой. Допустим, Людмила Путина занимается какими-то своими делами. А где дочери Маша и Катя? К ним же есть ряд вопросов. То есть на фоне дочерей Обамы, на фоне родственников Саркози это совершенно непонятно.
Но есть еще одна удивительная вещь. Но мы не видим и семей других кандидатов.
Виктор Резунков: Это в традиции России.
Дмитрий Губин: Тогда о каких семейных ценностях мы можем говорить, если страна и семья – это отдельные вещи?! Для Путина баба где-то там, она должна сидеть на кухне. Он это и объяснил: «Кто девушку платит, тот ее и танцует». Это вообще не для нее страна. Короче, мужики все порешают, одна Матвиенко к ним допущена, и все. Место бабы – на кухне. Что у Зюганова, что у Миронова – все одно и то же.
Сергей Ачильдиев: Это все та же непонятная каша. Они считают, видимо, что политика – отдельно, а семья – отдельно, и не надо одно мешать с другим.
Виктор Резунков: И еще об одной особенности, которую отмечает «КоммерсантЪ», предвыборной кампании. «Выборы 2012 года были первой кампанией, в ходе которой вопрос о доверии к результатам был чуть ли не важнее, чем сама предвыборная кампания. 24 декабря 2011 года в своем видеообращении к митингующим на проспекте Сахарова журналист Леонид Парфенов высказал идею объединения избирателей для обеспечения честных президентских выборов. Это заявление спровоцировало появление целого ряда общественных организаций, которые занялись формированием и подготовкой наблюдателей». Фантастическая активность!
Сергей Ачильдиев: Вы видели, как власть испугалась, когда люди начали выходить на улицы, хотя они выходили мирно – это улыбающиеся, приличные, обаятельные лица. Там были националисты, были левые коммунисты...
Дмитрий Губин: А что, среди националистов нет обаятельных лиц? Есть.
Сергей Ачильдиев: Тоже есть. Но их испугались. Все время говорили: «Это уже гражданское общество, какие-то расточки, листочки пытаются пробиться или еще нет?». И все страдали: «Когда же у нас будет гражданское общество?..». Да вот оно, гражданское общество. Но все перепугались страшно: «Ой! Завтра будет революция, процесс нельзя будет контролировать».
Дмитрий Губин: Гражданское общество – это и есть неконтролируемое общество.
Сергей Ачильдиев: А в любой стране это нормально. Вспомните, Советский Союз рухнул в одночасье под вызовами того времени. Это была не единственная причина, но это была очень важная причина. Совершенно окостеневшая система, которая не допускала никаких элементов гражданского общества. Они прорвались и разрушили. Вспомните 90-е годы – вызовы были сумасшедшие. Президент под угрозой импичмента. Мы помним шахтеров, которые стучали касками на мосту в Москве. Но система устояла. Потому что она была гибкой, она не была закостеневшей. Закостеневшая система разрушается, а более сложная система, со сдержками и противовесами и наверху, во власти, и в нижних этажах, и на улицах в том числе, она может устоять под любыми ударами. Гораздо лучше, когда люди выходят на площадь и говорят, что они думают, нежели когда они сидят и говорят то же самое у себя на кухнях. А потом человек при власти видит этого человека, и он не знает, что у него на уме. И это гораздо опаснее.
Дмитрий Губин: У любого шахтера кузбасского был выбор: стучать каской по голове Амана Тулеева, который рядом, или ехать на Горбатый мост в Москву. А сейчас вариантов нет, все решается в Кремле. Замкнув систему на себя, Путин поставил себя в случае сдвига по фазе под удар абсолютно всех. Тебе не нравятся намывные территории в Сестрорецке, которые для Тимченко, кооператив «Озеро», дружка Путина? Иди и протестуй к Кремлю, требуй: «Не хочу Путина!». Тебе не нравится «газоскреб»? Это не решается на местном уровне. Нельзя спорить с главным архитектором Петербурга. Только от Путина это зависит. Он окончательно замкнул автократическую систему, окончательно выстроил вертикал власти. Сегодня можно сказать, что Путин виноват во всем. Протек унитаз – виноват Путин, маленькая пенсия – виноват Путин, понос – виноват Путин. К сожалению, именно так он и выстроил систему.
Виктор Резунков: И последняя особенность, которую отмечает «КоммерсантЪ». «Выборы 2012 года стали не первыми, в которых принимали участие Геннадий Зюганов и Владимир Жириновский. Самая большая интрига, связанная с их кампаниями, состоит в том, соберут ли они больше, чем взяли на думских выборах КПРФ и ЛДПР соответственно, или нет. Этот вопрос актуален и в связи с Сергеем Мироновым и «Справедливой Россией». Куда больше интереса вызывает то, сколько наберет дебютант президентских выборов Михаил Прохоров».
Владимир Буковский поддержал Прохорова. А сегодня на блоге «Эхо Москвы» Марина Салье привела 10 пунктов из программы Михаила Прохорова.
Дмитрий Губин: Я сам буду за Прохорова голосовать.
Сергей Ачильдиев: У Прохорова есть один очень сильный козырь: он – новое лицо. Вы можете по телевизору показывать Алена Делона молодого и Бриджит Бордо молодую каждый день, все будут любоваться и говорить: «Какие красивые люди!». Но я вас уверяю, через пять лет скажут: «Да сколько можно! Эти рожи уже надоели». В политике происходит тот же эффект. Сегодня Прохоров – это свежее лицо.
Когда Путин пришел, все спрашивали: «Who is Mr. Putin?». А для меня совершенно непонятно – who is Mr. Prokhorov? Как политик он – пока ноль. Каким он может быть президентом, если он, предположим, станет президентом? Не представляю себе.
Дмитрий Губин: А Путин тоже был как политик – ноль.
Сергей Ачильдиев: Массовое сознание стремится прежде всего к тому, чтобы чувствовать себя защищенными.
Виктор Резунков: И об аналитических публикациях. Я процитирую выдержку из статьи Семена Новопрудского на страницах «Газеты.Ru»: «Главный итог президентской кампании, сознательно построенной властью по сталинскому принципу «обострения классовой борьбы», оказался неожиданным. Это была вовсе не битва двух классов – «креативного» с «рабочим», в России имущественное и ментальное расслоение между людьми давно проходит не по классовому принципу. В ходе этих трех месяцев между думскими и президентскими выборами проявились черты двух разных народов России. Один народ хочет стать гражданской нацией постсоветской России – он выходил на оппозиционные митинги или сочувствовал им и является оппозицией нынешней власти. Другой народ остался советским: он живет в тисках советских патерналистских представлений о государстве – на него власть рассчитывает как на свою последнюю опору».
Дмитрий Губин: Я не вполне согласен. Действительно, два народа, которые хотят двух парадигм. Как у Томаса Куна, научная парадигма – это то, что определяет поведение группы ученых, то социальная парадигма – это то, что определяет поведение огромной группы людей, которые составляют нацию. С этой точки зрения у нас видны две нации, два народа, один из которых хотел бы не советского прошлого. Советское прошлое – это авторитарная парадигма в ее тоталитарном варианте. А тоталитарный вариант – это тот тип государственного вертикального устройства, как государство контролирует личную жизнь людей: с кем тебе жить, как тебе жить, какой длины юбку носить, что смотреть, что читать. Они бы не хотели, безусловно, тоталитарного государства, но они хотели бы автократического государства, их это устраивает. Они знают, как жить, кто-то знает, как воровать, а кто-то знает, как при этом устройстве зарабатывать. Им кажется, что они хорошо себя в этом чувствуют. А других это достало, они хотели бы в Европу. Но они при этом понимают, что Европа – это разные вещи. Германия – это не Испания, а Испания – это не Финляндия, хотя и то, и другое – Европа. То есть они хотели бы либерально-демократического устройства, они хотели бы сами решать. Они понимают, что Россия велика, а поехать сегодня некуда – всюду грязь, тоска, скука, дурные дороги и негде остановиться. В этом смысле действительно сейчас выходят на сцену представители разных парадигм. И то, чего не было видно во время парламентских выборов, потому что казалось, что весь креативный класс на одной стороне, на персоне Путина видно его расслоение. Когда вдруг по другую сторону баррикад оказался Сережа Минаев. Для меня это было полной неожиданностью. А по мою – Ксения Собчак. А по ту – Тина Канделаки. И это удивительно. Действительно, два типа парадигмы, есть выбор.
Сергей Ачильдиев: Две России. Я говорил о том, что у нас все люди хотят защищенности. Причем это защищенность и на бытовом уровне: я хочу выйти на улицу, чтобы меня не ударили по башке, не ограбили и так далее. И защищенность на общенародном уровне – в стране, в государстве. Сегодня понятие о защищенности у двух Россий разное. У одних это понятие советское, у других – либерально-демократическое, как в Европе. Но невозможно Россию к завтрашнему утру или к утру понедельника построить либерально-демократическую, но и невозможно вернуть Россию в советское прошлое к понедельнику. Даже если бы президент сегодняшний или премьер-министр скомандовал всем: «Чтобы к 10 часам утра было вот так». Это невозможно. Поэтому сегодня, на мой взгляд, две недовольных России. Одна недовольная – это те, которые выходят на Болотную. А другая – это те, которые выходят на Поклонную, условно. И сегодня все ищут одного и того же, только в разных формах. Как это совместить сегодня будущему президенту, кто им будет, я не знаю, и что будет после этого, и как он будет пытаться удовлетворить и тех, и других.
Виктор Резунков: Федор из Петербурга, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Я считаю, что событие 4 марта будет очень важным. Фактически это плебисцит. Конечно, он будет абсолютно нелегитимным. Но мне кажется, что все должны идти на выборы. Я не согласен со многими политологами, которые вчера на «Свободе» говорили, что Путин заинтересован в честных выборах. Ему нужно получить 60 и больше процентов голосов для того, чтобы проводить свой дальнейший курс. Но будет 5-ое, 8-ое, 10-ое... На ваш взгляд, удастся ли оппозиции мобилизовать народ на протесты? И насколько дальнейшие действия оппозиции будут успешными?
Дмитрий Губин: Я считаю, что городская площадь – это общее пространство. То есть любой горожанин имеет право делать на площади все, что он считает нужным. Один на гитаре играет, другой палатку ставит... Это нормально. Это общее пространство, и любой имеет на него право. Поэтому попытка дать ответ на вопрос – добьется ли чего-то оппозиция, ставя палатки на площади? – это вопрос из советской парадигмы.
Сергей Ачильдиев: Может быть, она добьется права ставить там палатки.
Дмитрий Губин: Выход на площадь – это не есть нарушение режима, это есть норма жизни.
Сергей Ачильдиев: Радиослушатель сказал, что надо обязательно всем идти на выборы, но они будут нелегитимными. А зачем тогда туда ходить, если они нелегитимные? И зачем априори утверждать, что они будут нелегитимными? Давайте об этом будем говорить уже после того. Я убежден, что Путин сегодня больше других заинтересован в том, чтобы выборы были честными, потому что иначе он окажется нелегитимным президентом. И у него сегодня есть оппозиция, чего раньше не было. К тому же, и власть окажется не совсем легитимной – это второй удар. Ему это не надо. Ему не нужно 60% сегодня, ему достаточно получить 51%.
Дмитрий Губин: Самое интересное – не как проголосует страна, а как проголосуют Москва и Питер. Я замечательно отношусь к регионам и стараюсь никогда не использовать слово «провинция», оно несет в русском языке, к сожалению, негативную коннотацию. Но столицы, конечно, являются локомотивами общественного развития, конечно, все новые идеи прокручиваются прежде всего в столицах. И вот сколько Путин наберет в Москве и сколько он наберет в Петербурге – вот это безумно интересный вопрос, потому что это прямая проекция в будущее.
Сергей Ачильдиев: Я думаю, что это интересно не только нам, но и Путину.
Виктор Резунков: Но не будем, в соответствии с законом, озвучивать социологические данные.
Владимир Путин дважды заявил в своих статьях, что он категорически возражает против создания региональных партий. А Михаил Прохоров, наоборот, сказал: «Если бы такие партии стали создаваться, я бы поддержал, будучи президентом, их рост».
Дмитрий Губин: Путина легко понять. Любая автократия, поскольку это устаревшая форма общественного устройства, может существовать только за счет экспорта. Я не говорю, что эта форма не может существовать. Она существует в России последние 500 лет.
Сергей Ачильдиев: И не только в России.
Дмитрий Губин: Конечно. В Китае она существует. Она страну обрекает на второсортность. Сегодня Россия, притом, что огромный поток нефтедолларов, денег куда больше, чем было, она второсортна во всем. К сожалению, второсортность во всем. И в этом смысле можно жить только за счет экспорта. А обеспечить экспорт, но непонятно, что будут завтра экспортировать – чистую воду или чистую нефть, или чистый спирт, возможно только за счет того, что в стране огромные территории. И плюс все регионы подчинены Москве. Тогда Москва живет за счет экспорта.
Виктор Резунков: Татьяна из Москвы, пожалуйста.
Слушатель: Здравствуйте. Я считаю, что Путин совершенно не заинтересован в легитимности выборов. Не допустили другие партии, а особенно ПАРНАС жалко. Путин не участвует в дебатах. Со всех городов свозили людей в пользу Путина. Задействован огромный административный ресурс, огромные деньги. Преследуют газеты, телевидение неугодное.
Дмитрий Губин: Путин не заинтересован в нечестном голосовании, в фальсификации голосования. Но то, что достаточно анекдотично называть честной предвыборную кампанию, когда у кандидатов разный доступ к средствам массовой информации, и прежде всего – к федеральным каналам, то есть к основному пока еще источнику информации для регионов, это так. Он даже в отпуск не ушел, он оставался премьер-министром.
Сергей Ачильдиев: Это я говорил о том, что Путин заинтересован в честном голосовании, в честных выборах. Конечно, я имел в виду честное голосование, честный подсчет голосов. А что касается административного ресурса, конечно, он огромный сегодня задействован. Но нет понимания того, что можно организовывать выборы как-то по-другому, традиции еще нет. И сегодня Путин, может быть, и готов был бы сломать эту старую традицию, пакостную, совершенно уродливую, но он, наверное, опасался: сломать-то легко, а новая традиция сработает? Сегодня миллионы граждан в России живут ностальгией по советскому прошлому. Сработает это или не сработает? И перед «второй Россией» это сработает? Я думаю, он поступил, может быть, не очень красиво, даже с его точки зрения, но это более верно, более надежно. Поэтому он это и сделал.
Виктор Резунков: Ну, насчет надежности...
Дмитрий Губин: Он считал, что это надежно. Мой друг, крупный теленачальник, сказал: «Все крайне просто. Вот первая кнопка, вот вторая кнопка... Раз, два, три, четыре нажал, мешок денег сверху – и нет никакой демократии». Я думаю, что это действует до сих пор достаточно эффективно. Я думаю, что поскольку Владимир Владимирович действительно не умеет работать в Интернете, он не знает, что это такое, он не знает, что такое социальные сети, ему кажется, что это все какие-то чудаки, придурки и так далее. Он действительно считает, что нажатие на четыре кнопки плюс мешок денег – это решает все проблемы.
Виктор Резунков: По поводу семейных ценностей. Александр из Москвы пишет: «Вы что, смеетесь, какие семейные ценности! Это у Саркози семейные ценности. Жена и дочки Обамы перед камерами – обычное фиглярство в западном духе. Ну, не нравится Людмиле Путиной и ее дочкам кривляться и мельтешить на экране. Они имеют право этого не делать или нет?».
Сергей Ачильдиев: Вот вам и ответ на вопрос, почему мы не видим семью Путина. Путин правильно сделал, что не привлек? Правильно. Потому что очень значительная часть электората против того, чтобы члены семьи фиглярствовали, кривлялись перед камерой.
Дмитрий Губин: Россия – это страна, где огромная часть населения будет дико возмущена, если 8 марта не поднять тост за милых дам, продолжение которого: «Сань, пошли. А бабы тут со стола приберут». Вот они так считают. Если дочки любят своего папу, если они хотят ему победы, почему они не в его штабе? Почему Путин, черт побери, сторонник семейных ценностей, День семьи проводил в чужой семье?! Вы можете себе представить президента США, который День семьи проводит с чужой семьей?!
Сергей Ачильдиев: Но Россия – не США.
Дмитрий Губин: А Николая II без своей семьи вы можете представить?!..
Виктор Резунков: Сергей, каков ваш прогноз, чем закончатся, и закончатся ли вообще митинги протеста?
Сергей Ачильдиев: Мне очень трудно ответить на этот вопрос. Я думал, что все эти митинги потихонечку сойдут на нет уже к президентским выборам, но мы видим, что это не так. Я думаю, что, скорее всего, они будут потихонечку сходить на нет – нисколько не умаляя достоинство людей, которые выходят на эти митинги, на улицы, - к середине лета, когда начнется пора отпусков. Невозможно митинговать в таком количестве всю жизнь.
В Петербурге активисты оппозиции объявили о намерении раздавать палатки 5 марта на Исаакиевской площади и стоять лагерем столько, сколько потребуется. Причем на этот раз, похоже, оппозиция в Петербурге объединилась.
Какой была эта президентская кампания, в чем ее особенности? Какие последствия ожидаются после 4 марта? Где будет решаться судьба России - на выборах или на площадях? Во всем этом мы сегодня, анализируя последние публикации в российской прессе, и попробуем разобраться.
В Петербургской студии в гостях - редактор отдела спецпроектов газеты «Невское время» Сергей Ачильдиев и обозреватель журнала «Огонек» Дмитрий Губин.
Давайте вначале поговорим об особенностях этой президентской избирательной кампании. Газета «КоммерсантЪ» посвятила этим особенностям статью под заголовком «2012 год вышел новым». И я процитирую те особенности, которые выделила газета «КоммерсантЪ». «На выборах 2012 года Владимир Путин впервые за последние годы столкнулся с массовыми протестами. Подготовка к президентским выборам проходила под аккомпанемент масштабных митингов, спровоцированных нечестными, по мнению участников митингов, итогами думской кампании. Акции начались с первого дня после выборов в Госдуму, их многочисленность поначалу удивляла и организаторов. Очевидно, что и антипутинские, и пропутинские митинги продолжатся и после выборов. А Владимир Путин, в том случае если победит на президентских выборах (представители его штаба предпочитают пока подобную осторожную формулировку), столкнется с активным неприятием части общества. Будет ли он готов к диалогу или, напротив, будет вести более жесткую линию, является одним из самых важных вопросов избирательной кампании».
Дмитрий Губин: Я согласен, но нужно добавить еще несколько вещей. Что показало давление на Путина и, главное, его реакция на это давление. За окном занималась заря новой эры, а дедушка потребовал уменьшить мощность керосинки, прикрутить фитилек. Дедушка не понимает, что произошло в стране. Дедушке по-прежнему приносит ФАПСИ распечатки из Интернета. Дедушка не понимает, что происходят абсолютно революционные события. Причем слово «дедушка» я произношу довольно сочувственно и даже с симпатией, практически как «постаревшая девушка». Дедушка не понимает, что Ксения Собчак со своим «Госдепом-2», когда ушла к Прохорову в группу «Живи!», она собрала в первый же день просмотров в Интернете 1 миллион. Это даже не «Минаев Live», с его 100 тысячами онлайн просмотров. Это не вопрос, что такое группа «Живи!», кто такая Ксения Собчак, а это вопрос – кто такой Кулистиков, кто такой Добродеев, кто такой Эрнст. Это значит, что федеральные каналы, то есть те три кнопки, в которые свято верил Владимир Путин, насколько я знаю, плюс мешок денег...
Виктор Резунков: Владимир Путин затратил на предвыборную кампанию в Интернете 1,5 миллиона долларов.
Дмитрий Губин: Те, кто знает, сколько стоит разработать очень несложный сайт на открытой платформе, они знают, что это обойдется, по минимуму, десяточка евро, это если крохотный сайтик.
Технологический центр тяжести, технологический центр принятия решений сместился в другую сторону. Но это было бы полбеды, если бы ее можно было контролировать. Я напомню историю Интернета. Это военная Сеть, которая создавалась для тех особых случаев, когда, скажем, атомная бомба поразит один участок передачи информации, и информация будет передаваться через другие участки. Интернет – это Сеть, в которой впервые в истории человечества отсутствует иерархия, в которой нет начальника и нет подчиненного. Это Сеть, в которой идет свободный обмен во всех потоках. Общий на всех только один протокол - TCP/IP, и то он с открытым кодом шифровки. И противостоять этому невозможно по определению. Вот что произошло, чего не было даже в 96-ом году во время избирательной кампании Ельцина. Хотя Путин формально столкнулся с таким же сопротивлением, с таким же напором, с каким сталкивался в свое время Ельцин, но вот с этой технологической, революционной, с моей точки зрения, поправкой.
Сергей Ачильдиев: На мой взгляд, Ельцин столкнулся с совершенно другой волной сопротивления, она была другой по характеру. Нынешняя волна идет снизу, там нет каких-то партий устоявшихся, которые это все организуют, это совершенно другая волна. И Путин действительно оказался к этому не готов. Я тоже не был готов. Я помню, как я пришел на выборы 4 декабря. Я знал, что теперь все списки не по квартирам, а по алфавиту, а у меня прописан мой молодой друг из Армении, который не является гражданином России. И я потребовал, чтобы мне показали, не внесен ли он в список. Он не был внесен в список. А женщина, которая мне показывала списки, сказала: «А чего вы так переживаете? Как будто от этого что-нибудь изменится, все равно будет то, что надо». И я подумал: действительно же ничего не изменится, у нас никогда ничего не менялось после выборов. А оказалось, что изменилось на следующий же день. Начала Москва, подхватил Петербург и некоторые другие крупнейшие города страны. Это совершенно другая волна противостояния, такой волны, пожалуй, не было. Можно какие-то параллели проводить, наверное, с концом 80-х годов.
Дмитрий Губин: Я согласен с тем, что против Ельцина были дедушки, были люди вчерашнего дня. Как раз за Путина дедушки, а против него (хотя это не так однозначно) молодежь.
Сергей Ачильдиев: Я бы так не сказал. Тут есть люди и среднего возраста. И по поводу революции. На мой взгляд, как раз это не революция. Если бы это была революция в виде бунта или организованного выступления каких-то политических сил, я думаю, власть сегодня очень легко бы с этим справилась.
Виктор Резунков: Вы имеете в виду классовую революцию.
Дмитрий Губин: Для меня революция – это всего лишь смена парадигмы, то есть системы взглядов на общественное устройство и системы поведения при ином общественном устройстве. Она может происходить в форме бунта, но она может происходить абсолютно спокойно, как «бархатные», и мы такие революции знаем. Например, это все революции, за исключением Румынии и Югославии, которые произошли в странах Восточной Европы. Они все до единой были «бархатными». Украинская – «бархатная», грузинская – «бархатная». Это все смена парадигмы. А сейчас насильственно внедряется в сознание, что революция – это бунт. Бунт и революция – это разные вещи. Бунт Пугачева, бунт Стеньки Разина не были революциями. И с моей точки зрения, госпереворот Октября 17-го года большевистский тоже не был революцией, а вот в феврале была революция.
Сергей Ачильдиев: Я с вами соглашусь. Свобода и воля – это тоже принципиально разные вещи.
Виктор Резунков: И еще об одной особенности, которые отмечает газета «КоммерсантЪ». «Выборы 2012 года были первой после 1991 года кампанией, в которой не принимал активного участия действующий президент. Дмитрий Медведев, возглавлявший список «Единой России» на думских выборах, в президентской кампании за Владимира Путина не агитировал. Глава избирательного штаба Владимира Путина Станислав Говорухин публично обвинил президента в том, что «он так... помалкивает», в то время как мог бы как-то, не нарушая закон, «активнее включиться в кампанию человека, которого он сам выдвинул кандидатом в президенты», и сделать кампанию «более динамичной, более эмоциональной».
Сергей Ачильдиев: На мой взгляд, не только Дмитрий Медведев в стороне от предвыборной кампании Владимира Путина, но и вся партия «Единая Россия» в стороне.
Дмитрий Губин: И правильно делают.
Сергей Ачильдиев: На одном из митингов, которые были в поддержку Путина (что само по себе достаточно странно), от «Единой России», по-моему, никто не выступал. Вообще слова «Единая Россия» никак не звучали. Конечно, правильно, Дима. А как иначе?.. «Единая Россия» уже себя показала. Они могли сыграть только против Путина. Но это достаточно странная ситуация. Лидер партии, не являющийся членом этой партии, а партия его не поддерживает, а он ее лидер, и она является правящей...
Дмитрий Губин: Хотя и выдвигает.
Сергей Ачильдиев: Это непонятная идеологическая каша.
Дмитрий Губин: Медведев не принимает участия... Еще бы Фрадков принимал участие в избирательной кампании Путина. Кто такой Фрадков? Кто такой Медведев? Человек, поработавший самым высокооплачиваемым «сэндвич-мэном» в истории страны, то есть табличкой «место занято», войдет в историю двумя анекдотическими вещами. Бессмысленный перевод «зимнего времени» не в ту сторону, который он объявил в День ученого и в присутствии ученых, никого из этих ученых мнения не спросив, - это анекдот. И бессмысленными рамочками на вокзалах. Мы через них проходим, а они все пищат. Кучкуется пяток ментов, но никто на это не смотрит. Медведев решил, что так он о безопасности страны заботится.
И другой интересный момент. В избирательной кампании президента, и это особенно заметно на фоне избирательной кампании Саркози или Меркель, или Барака Обамы, не принимает участие его семья. Где Людмила Путина?
Виктор Резунков: Он вчера сказал: «Не трогайте мою семью».
Дмитрий Губин: Господин Путин, если вы не хотите, чтобы трогали вашу семью, идите работать на колхозные поля, там ее никто не будет трогать. Вы – президент, и нам интересно про вас знать все, начиная от подошв и заканчивая вашей макушкой. Допустим, Людмила Путина занимается какими-то своими делами. А где дочери Маша и Катя? К ним же есть ряд вопросов. То есть на фоне дочерей Обамы, на фоне родственников Саркози это совершенно непонятно.
Но есть еще одна удивительная вещь. Но мы не видим и семей других кандидатов.
Виктор Резунков: Это в традиции России.
Дмитрий Губин: Тогда о каких семейных ценностях мы можем говорить, если страна и семья – это отдельные вещи?! Для Путина баба где-то там, она должна сидеть на кухне. Он это и объяснил: «Кто девушку платит, тот ее и танцует». Это вообще не для нее страна. Короче, мужики все порешают, одна Матвиенко к ним допущена, и все. Место бабы – на кухне. Что у Зюганова, что у Миронова – все одно и то же.
Сергей Ачильдиев: Это все та же непонятная каша. Они считают, видимо, что политика – отдельно, а семья – отдельно, и не надо одно мешать с другим.
Виктор Резунков: И еще об одной особенности, которую отмечает «КоммерсантЪ», предвыборной кампании. «Выборы 2012 года были первой кампанией, в ходе которой вопрос о доверии к результатам был чуть ли не важнее, чем сама предвыборная кампания. 24 декабря 2011 года в своем видеообращении к митингующим на проспекте Сахарова журналист Леонид Парфенов высказал идею объединения избирателей для обеспечения честных президентских выборов. Это заявление спровоцировало появление целого ряда общественных организаций, которые занялись формированием и подготовкой наблюдателей». Фантастическая активность!
Сергей Ачильдиев: Вы видели, как власть испугалась, когда люди начали выходить на улицы, хотя они выходили мирно – это улыбающиеся, приличные, обаятельные лица. Там были националисты, были левые коммунисты...
Дмитрий Губин: А что, среди националистов нет обаятельных лиц? Есть.
Сергей Ачильдиев: Тоже есть. Но их испугались. Все время говорили: «Это уже гражданское общество, какие-то расточки, листочки пытаются пробиться или еще нет?». И все страдали: «Когда же у нас будет гражданское общество?..». Да вот оно, гражданское общество. Но все перепугались страшно: «Ой! Завтра будет революция, процесс нельзя будет контролировать».
Дмитрий Губин: Гражданское общество – это и есть неконтролируемое общество.
Сергей Ачильдиев: А в любой стране это нормально. Вспомните, Советский Союз рухнул в одночасье под вызовами того времени. Это была не единственная причина, но это была очень важная причина. Совершенно окостеневшая система, которая не допускала никаких элементов гражданского общества. Они прорвались и разрушили. Вспомните 90-е годы – вызовы были сумасшедшие. Президент под угрозой импичмента. Мы помним шахтеров, которые стучали касками на мосту в Москве. Но система устояла. Потому что она была гибкой, она не была закостеневшей. Закостеневшая система разрушается, а более сложная система, со сдержками и противовесами и наверху, во власти, и в нижних этажах, и на улицах в том числе, она может устоять под любыми ударами. Гораздо лучше, когда люди выходят на площадь и говорят, что они думают, нежели когда они сидят и говорят то же самое у себя на кухнях. А потом человек при власти видит этого человека, и он не знает, что у него на уме. И это гораздо опаснее.
Дмитрий Губин: У любого шахтера кузбасского был выбор: стучать каской по голове Амана Тулеева, который рядом, или ехать на Горбатый мост в Москву. А сейчас вариантов нет, все решается в Кремле. Замкнув систему на себя, Путин поставил себя в случае сдвига по фазе под удар абсолютно всех. Тебе не нравятся намывные территории в Сестрорецке, которые для Тимченко, кооператив «Озеро», дружка Путина? Иди и протестуй к Кремлю, требуй: «Не хочу Путина!». Тебе не нравится «газоскреб»? Это не решается на местном уровне. Нельзя спорить с главным архитектором Петербурга. Только от Путина это зависит. Он окончательно замкнул автократическую систему, окончательно выстроил вертикал власти. Сегодня можно сказать, что Путин виноват во всем. Протек унитаз – виноват Путин, маленькая пенсия – виноват Путин, понос – виноват Путин. К сожалению, именно так он и выстроил систему.
Виктор Резунков: И последняя особенность, которую отмечает «КоммерсантЪ». «Выборы 2012 года стали не первыми, в которых принимали участие Геннадий Зюганов и Владимир Жириновский. Самая большая интрига, связанная с их кампаниями, состоит в том, соберут ли они больше, чем взяли на думских выборах КПРФ и ЛДПР соответственно, или нет. Этот вопрос актуален и в связи с Сергеем Мироновым и «Справедливой Россией». Куда больше интереса вызывает то, сколько наберет дебютант президентских выборов Михаил Прохоров».
Владимир Буковский поддержал Прохорова. А сегодня на блоге «Эхо Москвы» Марина Салье привела 10 пунктов из программы Михаила Прохорова.
Дмитрий Губин: Я сам буду за Прохорова голосовать.
Сергей Ачильдиев: У Прохорова есть один очень сильный козырь: он – новое лицо. Вы можете по телевизору показывать Алена Делона молодого и Бриджит Бордо молодую каждый день, все будут любоваться и говорить: «Какие красивые люди!». Но я вас уверяю, через пять лет скажут: «Да сколько можно! Эти рожи уже надоели». В политике происходит тот же эффект. Сегодня Прохоров – это свежее лицо.
Когда Путин пришел, все спрашивали: «Who is Mr. Putin?». А для меня совершенно непонятно – who is Mr. Prokhorov? Как политик он – пока ноль. Каким он может быть президентом, если он, предположим, станет президентом? Не представляю себе.
Дмитрий Губин: А Путин тоже был как политик – ноль.
Сергей Ачильдиев: Массовое сознание стремится прежде всего к тому, чтобы чувствовать себя защищенными.
Виктор Резунков: И об аналитических публикациях. Я процитирую выдержку из статьи Семена Новопрудского на страницах «Газеты.Ru»: «Главный итог президентской кампании, сознательно построенной властью по сталинскому принципу «обострения классовой борьбы», оказался неожиданным. Это была вовсе не битва двух классов – «креативного» с «рабочим», в России имущественное и ментальное расслоение между людьми давно проходит не по классовому принципу. В ходе этих трех месяцев между думскими и президентскими выборами проявились черты двух разных народов России. Один народ хочет стать гражданской нацией постсоветской России – он выходил на оппозиционные митинги или сочувствовал им и является оппозицией нынешней власти. Другой народ остался советским: он живет в тисках советских патерналистских представлений о государстве – на него власть рассчитывает как на свою последнюю опору».
Дмитрий Губин: Я не вполне согласен. Действительно, два народа, которые хотят двух парадигм. Как у Томаса Куна, научная парадигма – это то, что определяет поведение группы ученых, то социальная парадигма – это то, что определяет поведение огромной группы людей, которые составляют нацию. С этой точки зрения у нас видны две нации, два народа, один из которых хотел бы не советского прошлого. Советское прошлое – это авторитарная парадигма в ее тоталитарном варианте. А тоталитарный вариант – это тот тип государственного вертикального устройства, как государство контролирует личную жизнь людей: с кем тебе жить, как тебе жить, какой длины юбку носить, что смотреть, что читать. Они бы не хотели, безусловно, тоталитарного государства, но они хотели бы автократического государства, их это устраивает. Они знают, как жить, кто-то знает, как воровать, а кто-то знает, как при этом устройстве зарабатывать. Им кажется, что они хорошо себя в этом чувствуют. А других это достало, они хотели бы в Европу. Но они при этом понимают, что Европа – это разные вещи. Германия – это не Испания, а Испания – это не Финляндия, хотя и то, и другое – Европа. То есть они хотели бы либерально-демократического устройства, они хотели бы сами решать. Они понимают, что Россия велика, а поехать сегодня некуда – всюду грязь, тоска, скука, дурные дороги и негде остановиться. В этом смысле действительно сейчас выходят на сцену представители разных парадигм. И то, чего не было видно во время парламентских выборов, потому что казалось, что весь креативный класс на одной стороне, на персоне Путина видно его расслоение. Когда вдруг по другую сторону баррикад оказался Сережа Минаев. Для меня это было полной неожиданностью. А по мою – Ксения Собчак. А по ту – Тина Канделаки. И это удивительно. Действительно, два типа парадигмы, есть выбор.
Сергей Ачильдиев: Две России. Я говорил о том, что у нас все люди хотят защищенности. Причем это защищенность и на бытовом уровне: я хочу выйти на улицу, чтобы меня не ударили по башке, не ограбили и так далее. И защищенность на общенародном уровне – в стране, в государстве. Сегодня понятие о защищенности у двух Россий разное. У одних это понятие советское, у других – либерально-демократическое, как в Европе. Но невозможно Россию к завтрашнему утру или к утру понедельника построить либерально-демократическую, но и невозможно вернуть Россию в советское прошлое к понедельнику. Даже если бы президент сегодняшний или премьер-министр скомандовал всем: «Чтобы к 10 часам утра было вот так». Это невозможно. Поэтому сегодня, на мой взгляд, две недовольных России. Одна недовольная – это те, которые выходят на Болотную. А другая – это те, которые выходят на Поклонную, условно. И сегодня все ищут одного и того же, только в разных формах. Как это совместить сегодня будущему президенту, кто им будет, я не знаю, и что будет после этого, и как он будет пытаться удовлетворить и тех, и других.
Виктор Резунков: Федор из Петербурга, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Я считаю, что событие 4 марта будет очень важным. Фактически это плебисцит. Конечно, он будет абсолютно нелегитимным. Но мне кажется, что все должны идти на выборы. Я не согласен со многими политологами, которые вчера на «Свободе» говорили, что Путин заинтересован в честных выборах. Ему нужно получить 60 и больше процентов голосов для того, чтобы проводить свой дальнейший курс. Но будет 5-ое, 8-ое, 10-ое... На ваш взгляд, удастся ли оппозиции мобилизовать народ на протесты? И насколько дальнейшие действия оппозиции будут успешными?
Дмитрий Губин: Я считаю, что городская площадь – это общее пространство. То есть любой горожанин имеет право делать на площади все, что он считает нужным. Один на гитаре играет, другой палатку ставит... Это нормально. Это общее пространство, и любой имеет на него право. Поэтому попытка дать ответ на вопрос – добьется ли чего-то оппозиция, ставя палатки на площади? – это вопрос из советской парадигмы.
Сергей Ачильдиев: Может быть, она добьется права ставить там палатки.
Дмитрий Губин: Выход на площадь – это не есть нарушение режима, это есть норма жизни.
Сергей Ачильдиев: Радиослушатель сказал, что надо обязательно всем идти на выборы, но они будут нелегитимными. А зачем тогда туда ходить, если они нелегитимные? И зачем априори утверждать, что они будут нелегитимными? Давайте об этом будем говорить уже после того. Я убежден, что Путин сегодня больше других заинтересован в том, чтобы выборы были честными, потому что иначе он окажется нелегитимным президентом. И у него сегодня есть оппозиция, чего раньше не было. К тому же, и власть окажется не совсем легитимной – это второй удар. Ему это не надо. Ему не нужно 60% сегодня, ему достаточно получить 51%.
Дмитрий Губин: Самое интересное – не как проголосует страна, а как проголосуют Москва и Питер. Я замечательно отношусь к регионам и стараюсь никогда не использовать слово «провинция», оно несет в русском языке, к сожалению, негативную коннотацию. Но столицы, конечно, являются локомотивами общественного развития, конечно, все новые идеи прокручиваются прежде всего в столицах. И вот сколько Путин наберет в Москве и сколько он наберет в Петербурге – вот это безумно интересный вопрос, потому что это прямая проекция в будущее.
Сергей Ачильдиев: Я думаю, что это интересно не только нам, но и Путину.
Виктор Резунков: Но не будем, в соответствии с законом, озвучивать социологические данные.
Владимир Путин дважды заявил в своих статьях, что он категорически возражает против создания региональных партий. А Михаил Прохоров, наоборот, сказал: «Если бы такие партии стали создаваться, я бы поддержал, будучи президентом, их рост».
Дмитрий Губин: Путина легко понять. Любая автократия, поскольку это устаревшая форма общественного устройства, может существовать только за счет экспорта. Я не говорю, что эта форма не может существовать. Она существует в России последние 500 лет.
Сергей Ачильдиев: И не только в России.
Дмитрий Губин: Конечно. В Китае она существует. Она страну обрекает на второсортность. Сегодня Россия, притом, что огромный поток нефтедолларов, денег куда больше, чем было, она второсортна во всем. К сожалению, второсортность во всем. И в этом смысле можно жить только за счет экспорта. А обеспечить экспорт, но непонятно, что будут завтра экспортировать – чистую воду или чистую нефть, или чистый спирт, возможно только за счет того, что в стране огромные территории. И плюс все регионы подчинены Москве. Тогда Москва живет за счет экспорта.
Виктор Резунков: Татьяна из Москвы, пожалуйста.
Слушатель: Здравствуйте. Я считаю, что Путин совершенно не заинтересован в легитимности выборов. Не допустили другие партии, а особенно ПАРНАС жалко. Путин не участвует в дебатах. Со всех городов свозили людей в пользу Путина. Задействован огромный административный ресурс, огромные деньги. Преследуют газеты, телевидение неугодное.
Дмитрий Губин: Путин не заинтересован в нечестном голосовании, в фальсификации голосования. Но то, что достаточно анекдотично называть честной предвыборную кампанию, когда у кандидатов разный доступ к средствам массовой информации, и прежде всего – к федеральным каналам, то есть к основному пока еще источнику информации для регионов, это так. Он даже в отпуск не ушел, он оставался премьер-министром.
Сергей Ачильдиев: Это я говорил о том, что Путин заинтересован в честном голосовании, в честных выборах. Конечно, я имел в виду честное голосование, честный подсчет голосов. А что касается административного ресурса, конечно, он огромный сегодня задействован. Но нет понимания того, что можно организовывать выборы как-то по-другому, традиции еще нет. И сегодня Путин, может быть, и готов был бы сломать эту старую традицию, пакостную, совершенно уродливую, но он, наверное, опасался: сломать-то легко, а новая традиция сработает? Сегодня миллионы граждан в России живут ностальгией по советскому прошлому. Сработает это или не сработает? И перед «второй Россией» это сработает? Я думаю, он поступил, может быть, не очень красиво, даже с его точки зрения, но это более верно, более надежно. Поэтому он это и сделал.
Виктор Резунков: Ну, насчет надежности...
Дмитрий Губин: Он считал, что это надежно. Мой друг, крупный теленачальник, сказал: «Все крайне просто. Вот первая кнопка, вот вторая кнопка... Раз, два, три, четыре нажал, мешок денег сверху – и нет никакой демократии». Я думаю, что это действует до сих пор достаточно эффективно. Я думаю, что поскольку Владимир Владимирович действительно не умеет работать в Интернете, он не знает, что это такое, он не знает, что такое социальные сети, ему кажется, что это все какие-то чудаки, придурки и так далее. Он действительно считает, что нажатие на четыре кнопки плюс мешок денег – это решает все проблемы.
Виктор Резунков: По поводу семейных ценностей. Александр из Москвы пишет: «Вы что, смеетесь, какие семейные ценности! Это у Саркози семейные ценности. Жена и дочки Обамы перед камерами – обычное фиглярство в западном духе. Ну, не нравится Людмиле Путиной и ее дочкам кривляться и мельтешить на экране. Они имеют право этого не делать или нет?».
Сергей Ачильдиев: Вот вам и ответ на вопрос, почему мы не видим семью Путина. Путин правильно сделал, что не привлек? Правильно. Потому что очень значительная часть электората против того, чтобы члены семьи фиглярствовали, кривлялись перед камерой.
Дмитрий Губин: Россия – это страна, где огромная часть населения будет дико возмущена, если 8 марта не поднять тост за милых дам, продолжение которого: «Сань, пошли. А бабы тут со стола приберут». Вот они так считают. Если дочки любят своего папу, если они хотят ему победы, почему они не в его штабе? Почему Путин, черт побери, сторонник семейных ценностей, День семьи проводил в чужой семье?! Вы можете себе представить президента США, который День семьи проводит с чужой семьей?!
Сергей Ачильдиев: Но Россия – не США.
Дмитрий Губин: А Николая II без своей семьи вы можете представить?!..
Виктор Резунков: Сергей, каков ваш прогноз, чем закончатся, и закончатся ли вообще митинги протеста?
Сергей Ачильдиев: Мне очень трудно ответить на этот вопрос. Я думал, что все эти митинги потихонечку сойдут на нет уже к президентским выборам, но мы видим, что это не так. Я думаю, что, скорее всего, они будут потихонечку сходить на нет – нисколько не умаляя достоинство людей, которые выходят на эти митинги, на улицы, - к середине лета, когда начнется пора отпусков. Невозможно митинговать в таком количестве всю жизнь.
