Марина Тимашева: В Театре Петра Фоменко на старой маленькой сцене, играют спектакль, который называется "Русский человек на rendez-vous". Не верьте афишам и своим глазам, статья Чернышевского тут ни при чем, спектакль поставлен Юрием Буториным по повести Тургенева "Вешние воды", и он - про любовь. В этом спектакле не занято ни одного знаменитого актера театра Фоменко, только стажеры - недавние выпускники ГИТИСа (мастерские Олега Кудряшова и Дмитрия Крымова - Евгения Каменьковича), а билетов достать невозможно.
(Звучит фрагмент спектакля)
Марина Тимашева: Манера молодых актеров - та же, что свойственна знаменитым артистам труппы - кокетливая, невесомая, театрально приподнятая над жизнью. Иногда кажется, что работа самого Фоменко и его сподвижников может превратить в замечательного артиста любого человека, который попадет им в обучение. Художественный руководитель постановки и педагог Евгений Каменькович это суждение опровергает:
Евгений Каменькович: Когда идет набор в любой московский театральный вуз, ты всегда гордишься своей страной - у тебя невероятные абитуриенты. И дальше люди за четыре года интенсивнейшего обучения попадают в театр. Ребята к нам попали, в невероятной форме. И, конечно, любой режиссер мечтает, чтобы в его театре репетировали 24 часа в сутки. У нас сейчас так - во всех вестибюлях, подвалах, кладовках, буфетах. Фоменко изобрел такую систему. Но мне кажется, что так и у Додина, система такая же.
Марина Тимашева: Новый спектакль называется " Русский человек на rendez-vous". В буклете дано объяснение: " Русский человек слаб и инертен, русский человек на rendez-vous с жизнью, в ситуации, когда решается его собственная судьба, не способен принять принять решения... Он лишь плывет по течению, глазея по сторонам, не оглядываясь назад, не стараясь рассмотреть, что ждет его впереди. Так формулирует Чернышевский в своей знаменитой статье страшный диагноз, который ставит русскому обществу Тургенев". Пугаться не стоит, никаких страшных диагнозов и инертных людей в спектакле нет. Евгений Каменькович говорит, что идея так назвать спектакль принадлежит Петру Наумовичу Фоменко, но сам он на ней не настаивает.
Евгений Каменькович: Когда я уже подключился к этой работе в последние три месяца, то половина была споров на тему, что такое ''Вешние воды'' и как достать образ, соответствующий ''Вешним водам''. Понятно, что была прослушана вся музыка, просмотрены все фильмы, говорили со всеми специалистам, но мы так толком и не знаем, что такое ''Вешние воды''. И Петр Наумович предложил такое название. Мы ему сказали: ''Но ведь статья написана по поводу другого произведения'', но он промолчал. Мне вообще самое главное кажется в этом спектакле, что русский человек всегда выбирает хаос, потому что у него была бы, наверное, прекрасная жизнь, добропорядочная, а он пошел в сторону тайфуна. Русский человек никогда не выберет простой, нормальный путь. И мне, честно говоря, этим он очень дорог. Я очень люблю Тургенева, как всякий нормальный человек, но я поражен тем, как молодые люди нашего времени нашли в нем какую-то удивительную энергию. Согласитесь, что в нашей театральной традиции все-таки Тургенев более деликатный, что ли.
Марина Тимашева: В кружевах.
Евгений Каменькович: Да, а тут он такой, в хорошем смысле, бешеный и страстный. А еще Оскар Уайлд говорил, что ''искусство это страсть''.
Марина Тимашева: Санин (Федор Малышев) вспоминает историю своей любви к итальянке Джемме (Серафима Огарева), любви, которой он пожертовал ради другой женщины - Марьи Николаевны Полозовой (Екатерина Смирнова). По прошествии многих лет, человеку кажется, что жизнь его была бы иной, останься он с Джеммой.
(Звучит фрагмент спектакля)
Марина Тимашева: История любви, как и история вообще, не знает сослагательного наклонения. Зато она знает, что такое измена, что такое выбор между существом нежным, доверчивым, хрупким (лирической героиней) и женщиной, сильной, властной, развращенной и прельстительной (дамой вамп).
Взрослому Санину с его горестями отведено всего несколько минут сценической жизни, большую часть спектакля мы проведем в его молодости, когда движение жизни так стремительно, что все задыхаются от этой скорости, а сам герой возбужден, экзальтирован и готов делать глупости. Именно тогда с молоденьким мальчиком случилось то, что продолжает случаться с его ровесниками по сей день, и будет происходить до тех пор, пока стоит мир.
(Звучит фрагмент спектакля)
Марина Тимашева: Очень много музыки и песен, к ним стоит прислушаться повнимательнее (например, смысл песни "Не шей ты мне матушка красный сарафан" окажется пророческим - зря шили белое свадебное платье для Джеммы).
Нет никаких особых декораций, технологий, экранов и видеопроекций. Свободная сцена, по которой можно свободно двигаться. Ничто не в состоянии минуты устоять на месте, все текуче и неустойчиво. Актеры играют сразу по несколько ролей. Не усердствуя в гримах и переодеваниях, будто набрасывают (пластикой, мимикой, подражанием иностранным акцентам) эскизы второстепенных персонажей, сосредотачиваясь на главных ролях. Настоящий рукотворный театр, ласковый и к автору, и к зрителям, ироничный и одновременно душевный.
Тургенев, говорят, самый французский из русских писателей, а театр Фоменко - самый французский из русских театров. Они подошли друг другу идеально.
Печаль, полная любовной истомы; меланхолия, никогда не переходящая в свинцовую тоску; мудрость, которой никак не мешает легкомысленная дурашливость - все это характерно и для повести Тургенева, и для театра Петра Фоменко. Смотришь этот спектакль так, будто не читал "Вешние воды" прежде - так увлекательно, свежо, страстно они сыграны. Забываешь о том, что сидишь в театре, что перед тобой актеры, видишь живых людей и переживаешь чужую жизнь как свою.
(Звучит фрагмент спектакля)
Марина Тимашева: Почти вслед за ''Русским человеком на рандеву'' выпускник мастерской Петра Фоменко Миндаугас Карбаускис показал на сцене Театра имени Маяковского пьесу Островского ''Таланты и поклонники''.
В Литве почти не играют Островского – уверял меня режиссер Станисловас Рубиновас и объяснял, почему: нравы, изображенные в его пьесах, литовцам неведомы, реалистическое их отображение кажется им абсурдным. Новый руководитель театра имени Маяковского Миндаугас Карбаускис по происхождению – литовец, но он рассуждает иначе. На вопрос, зачем взял к постановке Островского, отвечает, по обыкновению, лаконично: ''Это не я его взял, а он – меня''. Карбаускис – не концептуалист, он не подгоняет под свою идею чужие пьесы, обустраивая им прокрустово ложе. Он – режиссер-мыслитель, он думает вместе с автором, актерами и зрителями. Концепция это что-то жесткое, устойчивое, линейное, тоталитарное, мысль объемна и подвижна в своем развитии.
Наверное, стоит напомнить сюжет: одаренная молодая актриса Негина, возле которой вьются все имеющиеся в наличии мужчины, кроме самых пьющих, оставляет своего возлюбленного, студента и учителя Петю Мелузова ради богатого помещика Великатова, который обещает ей на только райскую жизнь в своем имении, но и первые роли в подвластном ему театре.
В тексте ''Талантов и поклонников'' режиссер ничего не меняет, не поручает молодым драмоделам за солидный гонорар переписывать классику модным слогом, и Островский – в знак благодарности – снова оказывается ужасно современным писателем.
(Звучит фрагмент спектакля)
Марина Тимашева: Князь Дулебов Игоря Костолевского. Импозантный, вальяжно-высокомерный, со всеми фамильярный, уверенный в собственной неотразимости сибарит, пошляк и хвастун. На нем костюм-тройка из дорогой ткани и шейный богемный платок.
У чиновника Бакина Виталия Гребенникова на шее – галстук, костюм-двойка почти той же ткани, стоимости чуть меньшей, но сидит на нем все это как-то косо, будто с чужого плеча. Бакин – блеклый невротик и жлоб, волосы прилизаны как у приказчика.
На Великатове – прозодежда, стоит, наверное, не меньше, чем князев наряд, но помещик богат по-настоящему, да и делом занят, ему козырять показной роскошью ни к чему. Великатов Михаила Филиппова умен и хитер. К каждому собеседнику он подыскивает персональную отмычку, втирается в доверие (с Домной Пантелевной беседует о деревенском хозяйстве, давит на жалость, студенту Мелузову оказывает знаки уважительного внимания), он – крупный, опасный хищник, он же - опытный терпеливый охотник и умеет ждать, когда намеченная жертва сама попадет в расставленный капкан.
(Звучит фрагмент спектакля)
Марина Тимашева: Домна Пантелевна Светланы Немоляевой похожа на сельскую библиотекаршу (на ногах – валеночки, на плечиках – шаль), обнищавшую интеллигентку, в которой природная наивность мирно уживается с трезвым пониманием ситуации и готовностью под нее подлаживаться.
Смельская Анны Ардовой - высокая раскрепощенная блондинка в сапогах на высоких каблуках и плаще, накинутом поверх шелковой комбинации – сразу видно, что больше содержанка, чем актриса. К Мелузову она относится примерно так, как Раневская к Трофимову (он и есть будущий Трофимов), то есть покровительственно-презрительно.
Петя Мелузов Даниила Спиваковского похож на современного европейского студента - честного до дури, робкого во всем, что не касается принципов, нескладного внешне, сентиментального внутренне. Ну, и одет он соответствующе – черная вязаная шапочка, большие круглые очки, грубые сапоги на шнуровке, заправленные в них штаны.
(Звучит фрагмент спектакля)
Марина Тимашева: Обличения нравов в спектакле нет, хотя социальные типы распознаются без труда. Они совершенно соответствуют описанию, данному в ремарках пьесы, но при этом полностью совпадают с современными аналогами. Быта тоже нет. Костюмы указывают не на определенное историческое время, а на общественное положение их обладателей.
Костюмы выполнены в тон декорации из любимой Сергеем Бархиным ржавой жести. Листы ее подвижны, их расположение, несмотря на всю условность оформления, отчетливо указывает место действия, будь то театр, буфет, комната или привокзальная площадь.
(Звучит фрагмент спектакля)
Марина Тимашева: Ржавая жесть, из которой выполнены декорации, помимо прочего, мощный художественный образ. В свете софитов всё умеет казаться красивым, но нравы закулисья жестоки. Все так же околотеатральное жлобье уверяет, что знает, чего хочет и что ''хавает people'', все так же поддакивают им циничные продюсеры, все так же они растлевают и публику, и драматургов, и самих актеров. В финале один из ржавых щитов начнет двигаться вниз, как театральный занавес или как нож гильотины, и неловкий Мелузов попробует его удержать, но безуспешно. Так же безуспешно, как пытался удержать Негину.
(Звучит фрагмент спектакля)
Марина Тимашева: Строго говоря, ''Таланты и поклонники'' это история искушения и грехопадения. Прелестная, чистая, честная девушка сначала прельстится красивыми лошадьми Великатова, потом подаренным шикарным платьем и ювелирными украшениями, и – постепенно, помаленьку-полегоньку, изменит собственной природе и изменит Мелузову, которым недавно искренне восхищалась, которому верила.
По крайней мере, так играет Негину Ирина Пегова (приглашенная на эту роль актриса МХТ имени Чехова). Ее героиня ищет психологических оправданий своему поведению, ловко их находит, сердится на Петю, когда сама перед ним виновата. Когда решение уже принято, перед нами уже не лирическая трепетная барышня, а властная, жестокая женщина. Актриса. В начале спектакля Негина Пеговой (ситцевое платьишко в цветочек, косыночка на голове, коричневые чулки) совершенно естественна, в финале она разыгрывает мелодраматическую сцену прощания с Петей так, будто репетирует будущую роль. Негина выбрала славу, успех, театр, пожертвовав ему чужим счастьем. Поворотный круг завершил свое движение. Этот круг (им теперь в театрах редко пользуются, а зря) здесь – и метафора судьбы, и символ вечно повторяющейся заедающей на одни и тех же оборотах, пластинки истории. Спектакль очень музыкален, он весь положен на музыку композитора Гиедрюса Пускунигиса, и действующие лица в нем ''звучат'' по-разному (Мелузов – нежно и робко, Великатов – громко и уверенно). А каждое прикосновение ноги Негиной к кругу не только запускает его вращение, но и высекает из него ноты – такова сила таланта молодой актрисы.
(Звучит фрагмент спектакля)
Марина Тимашева: Пришлось тут прочитать, что Пегова (невысокая, пухленькая, с большим бюстом) не годится на роль героини, то есть Негиной. Однако, выдающиеся актеры давно уже не помещаются в рамки амплуа, а Ирина Пегова – блистательная актриса. Кстати, одной из лучших советских актрис была Наталья Гундарева (невысокая, пухленькая, с большим бюстом). И первой ее большой работой в театре имени Маяковского была Липочка в спектакле Андрея Гончарова ''Банкрот, или Свои люди – сочтемся''.
Статные, синеглазые красавцы-режиссеры, Андрей Гончаров и Миндаугас Карбаускис, ''Свои люди – сочтемся'' Островского и его же ''Таланты и поклонники'', Наталья Гундарева и Ирина Пегова…. Кажется, театральная история действительно сделала круг и, возможно, вернет театру имени Маяковского его былую славу.
