Анна Качкаева: Женская доля в «Кратком курсе счастливой жизни» - так мы сегодня обозначили нашу тему. Потому что миновали две недели после того, как в эфире «Первого» канала начался показ нового сериала Валерии Гай Германики. После «Школы» ее ожидали, и теперь все с любопытством разглядывают 30-летних и чуть старше героинь на фоне современных российских реалий. И голосом этого сериала стала бывший политик, а теперь эксперт в этой сфере, писатель, дизайнер, телеведущая Ирина Хакамада. Сегодня она с нами в студии. А также с нами – Юрий Богомолов, телевизионный обозреватель. Мы будем обсуждать эту тему. Сегодня пойдет 9-ая серия, где звучит голос Ирины Хакамады.
Ирина Хакамада: Сегодня я появлюсь с историей моей героини.
Анна Качкаева: Теперь мы Ирину Хакамаду увидим еще и как актрису сериала. Но странным образом так сложилось, что вчера Ирина тоже заставила о себе говорить. Накануне в эфире телеканала «НТВ» вышел выпуск очередной «НТВшники», и кто его видел, наверное, с недоумением некоторым за всем этим следил. Сегодня Илья Пономарев довольно внятно в своем блоге объяснил, что же там произошло: звали обсуждать фильм «Анатомия протеста», собирались обсудить, зачем делать или не делать бойкот, или что-то еще. Уже трудно сказать. Видимо, всех звали с разными словами. В любом случае, оппозиция туда пошла, представители власти там были. Но что это такое было, мне, как зрителю, до конца осталось неясным. Я не поняла, почему сначала все ушли, явно ругались, и почему потом часть мужчин вернулась, а Ирина Хакамада точно не вернулась, ее в студии больше не было. И видимо, еще господин Мединский не вернулся.
Ирина Хакамада: Мединский и Караулов.
Анна Качкаева: Может быть, вы расскажите, что же было на этих «НТВшниках»?
Ирина Хакамада: «НТВшники» знамениты, как и весь канал, тем, что чтобы затащить людей, они дают одну информацию, а потом грубо ее искажают. То есть содержание контекста совершенно другое. Меня позвали обсудить фильм «Анатомия протеста» со стороны оппозиции, как независимого эксперта, поскольку я не участвую в политической жизни и не организую никаких Болотных, Сахаровых, я просто туда хожу как гражданин. Объективно попытаться проанализировать этот фильм. Я решила: надо защитить. И пошла. В конечном счете, все закончилось бесконечным кликушеством. Я написала в своем блоге на «Эхо Москвы»: дикое кликушество – у кого, где и какие деньги. И как всегда, большую часть времени потратили на оправдание, что деньги не Госдепа. А поскольку мне слова долго не давали, то я шепотом говорила: «Ребята, прекращайте оправдываться. Такое впечатление, что вы здесь все ответчики, истцы сидят на противоположной стороне вместе с журналистами. Нападайте, переводите тему, заставляйте их перевести тему». Пономарев очень хорошо это сделал, но тема не перевелась. Несколько раз они попытались, я попыталась, но этот кусок вырезали. Я сказала: «Смените повестку этой программы. Или задавайте один и тот же вопрос параллельно: где здесь у вас деньги, где здесь? И обвиняйте точно так же». Они говорят: «Сейчас будет». Но меня допекло окончательно, когда пошел рейтинг в студии: «Давайте сейчас проголосуем».
Анна Качкаева: То есть в середине программы решили, чтобы студия проголосовала, как они это обычно делают в финале.
Ирина Хакамада: Да. А тут в середине. Они же все потом компонуют, это же не прямой эфир. Говорят: «Если оппозицию финансирует Госдеп, они враги народа или еще кто-то, или еще кто-то?». Я поняла: что ни выбери, все равно ужасно. Я говорю: «А где же голосование: если кремлевские партии голосуют «черным» налом олигархии, они враги народа?». Этого не было. И тут я начала выступать: «Уберите это все!». Он говорит: «Этого не будет в эфире». Я говорю: «А зачем тогда сейчас это происходит?». То есть они про запас делают все подряд. Это тоже все вырезали. В общем, у меня лопнуло терпение, я поняла, что ничего конструктивного не обсуждается. Под видом объективного на самом деле идет подсознательное манипулирование народом на ненависть, на то, что все проданы американцам. Ну, это классика. На всех каналах федеральных это делается, на одних – мягче, на других – больше. И даже Макфол сказал: «Большей антиамериканской пропаганды, которая сейчас происходит, я в жизни своей не видел», - хотя он давно работает в России. Поэтому я ушла. Потом за нами потянулись остальные, их допек еще ролик. Его подают, что он плохой, но опять идет игра...
Анна Качкаева: Ролик, который крутился в Сети все эти пару месяцев...
Юрий Богомолов: И на телеканале он был.
Анна Качкаева: Нет, на телеканалах он не был, он был в Сетях. Ролик о том, какой будет Россия страшной без Путина.
Ирина Хакамада: И там она страшная и ужасная. И вроде бы, они прибавили комментарий: какой ужас делают пропагандисты «Единой России». Но слова не запоминаются. Телевизор на то и телевизор, человек не запоминает слов, он видит визуально, он запоминает образ. И образ выстраивался последовательно, что оппозиция – это какой-то беспредельный кошмар. Я поняла, что это можно прервать только одним способом – уйти оттуда.
Юрий Богомолов: И образ, который сидит уже внутри массового сознания, антиамериканский.
Анна Качкаева: Короче говоря, вы ушли, не вернулись. Теперь скажу, что рассказал Пономарев в сегодняшнем своем блоге. Видимо, в гримерке они все-таки попытались с представителями «Единой России»... Там тоже довольно молодые люди – Железняк, еще кто-то был. Были Гудков, Пономарев, Надеждин.
Ирина Хакамада: Был «Голос». И был Жаворонков, который последовательно меняет одну партию за другой. Он был у Касьянова, возглавлял молодежное отделение, сбег в ПАРНАС. Ну, не сбег, потому что в ПАРНАСе и Касьянов.
Анна Качкаева: Ну, не важно.
Ирина Хакамада: Нет, это важно. Потому что абсолютно ассиметричная картина. На стороне Кремля все сторонники Кремля, а на стороне оппозиции – сидит один предатель. Со стороны независимых экспертов трое косвенно, мягко, но провластны. И только одна Хакамада как-то на стороне оппозиции. Они что, так боятся? Я говорю: «Ребята, сколько можно! Их так мало, они с трудом выводят до 100 тысяч. По сравнению с вами, когда у вас 300 тысяч, их совсем мало. Все эти годы выводили вообще по 1,5 тысячи. Что за страх такой? Почему вы даже в эфире делаете все время ассиметричную картину?». Я вообще устала от нашего телевидения, от политических программ. Приходишь с одной целью – хоть что-то донести до людей. Но ты всю программу борешься то с ведущим, то... Сейчас придумали формат, когда стенка на стенку. И ведущий «стенке» противоположной дает все время говорить. Как только ты начинаешь говорить, тебя перебивают и ведущий, и эта «стенка». Единственное, у Соловьева, притом, что все-таки он тоже держит свою позицию, и понятно, что она на «Втором» канале провластная, он уникальный, ему удается все-таки создать диалог, ты можешь спорить и так далее. Все остальные – это мучительство.
Юрий Богомолов: Еще есть господин Минаев, который, вроде бы, изображает из себя рефери, но всегда старается забить гол в ворота...
Ирина Хакамада: Самое главное, что вам никто не дает говорить.
Анна Качкаева: И очень важно, конечно, каждый раз говорить всем участникам таких программ - не прямой эфир. А в непрямом эфире может быть все что угодно.
Ирина Хакамада: А у Соловьева, кстати, прямой.
Анна Качкаева: У Соловьева и на «Историческом процессе» эфир прямой.
Юрий Богомолов: Полупрямой, потому что он может трансформироваться...
Анна Качкаева: Может, конечно, трансформироваться. Но записать больше на полчаса уже невозможно, потому что это никуда не всунется.
Так вот, Илья Пономарев написал, что они в гримерке все-таки договорились, что чуть-чуть переформатируют сценарий, первую часть, раз уж хотели разобраться с деньгами, дадут коротко, а вторую – что делать. Потому что все время и депутатам, и всем, не важно – власть или не власть, хочется сказать, что мы должны делать, чтобы чего-то менять.
Ирина Хакамада: Первая часть получилась очень длинной и бессмысленной. Никто не понимает, почему все куда-то ушли. А вторая – какая-то общая...
Анна Качкаева: ...с прекраснодушными разговорами о том, что всем надо жить дружно, чем они и завершили. Сделали голосование в финале: как вы считаете, что-то изменить может власть, оппозиция или все вместе? Естественно, за власть 6%, за оппозицию 2%, 90 с лишним – все вместе. Дайте жить дружно.
Ирина Хакамада: «Давайте вести диалог. Но вначале мы вас забьем в угол, нададим по голове, вы будете жалкими, обольем грязью, а потом мы протянем вам руку и скажем: вы же не радикалы, надо вести диалог».
Анна Качкаева: Так все-таки ходить или не ходить?
Ирина Хакамада: Не знаю. На НТВ, наверное, я не хочу. А вообще ходить надо. Даже вчера на «НТВшниках» все равно я успела хоть какую-то правду сказать, хоть 3 минуты. Хотя тяжело. Но надо. Вот я не хочу ходить, я устала. Все-таки я 13 лет была в политике, в дебатах, и меня вся эта агрессия уже достала, я насквозь вижу. А молодым надо ходить на «НТВшники» и учиться.
Юрий Богомолов: Ходить надо, наверное, все-таки, но надо настраиваться резко и остро не только против той «стенки», но и против ведущих.
Ирина Хакамада: Мы это и сделали. Они перевернули. Но впервые обе стороны напали на редакцию.
Юрий Богомолов: Не надо стесняться, надо сказать: хватит вам подыгрывать в одну сторону.
Ирина Хакамада: Мы говорили. Там все вырезали. И ведущий Хреков вскользь признался: «У нас же редакция». Нужно не на них нападать. У них наушники, они выполняют программу, они ни слова не могут в сторону. У них выработано, а дальше над ними начальник.
Анна Качкаева: И давайте поговорим о сериале, который вызывает, может быть, меньшие сейчас споры, потому что политика очень многих занимает, во всяком случае – в сетевом сообществе и интеллектуальном, а в стране, наверное, все-таки занимает то, что происходит в сериале под названием «Краткий курс счастливой жизни», где Ирина Хакамада работает голосом. Многие говорят, что, вроде бы, все там правда, узнаваемые женщины, судьбы узнаваемые, городские истории. Ну, секса, может быть, многовато для нашей страны. Уж больно много зацикленности на этом. Может быть, еще какие-нибудь можно ответвления. Это вопрос спорный. Но он не помещен в социальный контекст. Представить себе, что эти женщины могли бы, например, обсуждать наши с вами темы и программу «НТВшники» на собственных кухнях или в собственном офисе, или вдруг этот милый, маленький офис, не очень понятно, чем занимающийся, стал бы разглядывать... не выходить на площадь, а делать фотки из окон, когда кто-то выходит на Болотную, трудно. Понятно, что у Гай Германики в сценарии такой задачи не стояло. Но почему все-таки социального контекста, даже в очень приличном сериале, потому что можно назвать его приличным с точки зрения сценария и режиссерского воплощения, не угадывается?
Ирина Хакамада: Я думаю, что это заказ. Гай Германика сняла не авторское кино, это заказ канала. Она снимала сериал, который был написан. Она и так сделала все возможное, чтобы это было искусством. А для сериала это хорошая работа. Что касается современного кино про современных героев, про средний класс, который начинает просыпаться, чем он живет, не только в юмористическом виде показывать, что это «планктон корпоративный», что они все на акциях, на деньгах и в «Мерседесах», а что их что-то волнует, - такого заказа со стороны продюсеров сегодня нет. Есть прямо наоборот. Я написала сценарий. И сколько я с ним промучилась!.. Причем написала с профессионалами. Мне сказали: «Ира, никакой политики и никаких гражданских протестов, успокойся, пожалуйста, это не пройдет». Вот и все.
Анна Качкаева: Юрий, вам тоже так кажется?
Юрий Богомолов: Является ли это социальным заказом, я не знаю. Есть в обществе, в том числе и в телезрительской аудитории, заказ на какую-то достоверность.
Ирина Хакамада: А здесь есть кусочек нужной достоверности.
Юрий Богомолов: Нет, здесь очень высокая степень достоверности в изображении, по крайней мере, судеб, тех переплетов, в которые они попадают. Здесь есть даже отважное обнажение трагифарсовой поверхностности бытия повседневного. Ведь это комедия, между прочим.
Ирина Хакамада: Как у Чехова.
Юрий Богомолов: Может быть, мы и к трагифарсу подойдем. Есть реальность, и уже не важно, если бы этот сериал вышел на полгода раньше...
Ирина Хакамада: Это не имеет значения. Эта тема вечная. Легкость бытия.
Юрий Богомолов: Как было и со «Школой». Вроде бы, уже проехали тот этап, который показан, но в «Школе» было расширение представлений о нашей...
Анна Качкаева: Юрий очень точно назвал колонку – «Невыносимая тупость бытия».
Юрий Богомолов: Да, колоночка про этот фильм. И это как-то корреспондируется с «Сексом в большом городе» по внешним признакам. Но если мы будем соотносить эти явления, то мы обратим внимание, что там буржуазная действительность, там тоже есть легкость бытия, там нормальные буржуазки, цивилизованные и окультуренные. А наши несколько диковатые. Но это объясняется тем, что мы живем на «переправе».
Ирина Хакамада: Но там диковатые и буржуазины.
Юрий Богомолов: Мы видим, что гирями висит кухонный быт, наш постсоветский быт на этих женщинах, которые живут... Какие там квартирки, какие краны...
Анна Качкаева: Хотя, вроде бы, они уже зарабатывают, уже приспособились.
Ирина Хакамада: Я не видела фильм, сценарий по диагонали посмотрела. Я же тоже открывала для себя фильм. Когда я его смотрела, я пришла к одному выводу. У меня дурацкий вывод: быт бытом, но эти девушки сами создали всю «чернуху» вокруг себя. Их ничего не интересует. Они не ищут себя, они не самореализуются. Их интересуют только мужики, как выйти замуж, как найти «бабла» через мужа, чтобы все было хорошо. За это они и получают по голове все время. Потому что нельзя современной девушке идти за мужиком, ей нужно идти к самой себе. Тогда и мужики будут другие, и деньги будут другие. Что это такое – они сидят у компьютера и какой-то чепухой занимаются?! Взрослые девки, по 35 лет уже.
Юрий Богомолов: Ситуация предвосхищена еще Николаем Васильевичем Гоголем в его повести «Нос». Нос отделяется от человека и делает карьеру самостоятельно. Живет самостоятельно, бродит по жизни и так далее. Есть мировой тренд: секс отделился от любви и бродит сам по себе, живет для себя, сам себя устраивает, обустраивает и так далее. Поэтому разговор о том, что слишком много там каких-то откровенных сцен, - это неправильно. Это смыслообразующая...
Анна Качкаева: Это правда. Когда человек не реализуется ни в чем другом, это сильный заменитель всего остального.
Ирина Хакамада: Красавица героиня узнает, что ее начальник, ее любовник убежал к кому-то, в результате прямо хватает в машине несчастного какого-то предпринимателя и начинает с ним заниматься сексом. Девушка, которая идет сама к себе, в момент, когда ей изменяют, от нее уходят (а это касается всех, это повально), она находит способы - схватить какую-нибудь подругу и пойти в кино, например. Самый простой способ – пойти на хороший фильм, со страстями, в зале плакать, потом выйти и заняться своим делом, своей карьерой. Раз не получается личной жизни, сейчас поработаю, а там видно будет. А здесь все примитивно.
Анна Качкаева: Поэтому мне и любопытно, как вас совместили...
Ирина Хакамада: А я другая там.
Анна Качкаева: Понятно, что вы там другая. А вам объяснила Валерия и продюсеры, почему решили выбрать ваш голос? Понятно, что вы несколько лет с тренингами по поводу успешности, но не счастливой жизни как таковой...
Ирина Хакамада: Я говорила: «Ты что, знаешь, что я мастер-классы читаю?». «Нет, - говорит, - не знала». Но мы знакомы были. Мы случайно познакомились на съемочной площадке фильма «Метель» Гордона. Дружественно все пришли помогать авторскому фильму, но ничего не вышло. Фильм не вышел. Но мы с ней познакомились, она мне была интересна и первым фильмом, и сериалом, и личностью. Я люблю людей антимейнстримовских, социальных аутистов. Они увеличенные, и в этом есть своя энергия. От таких людей подпитываешься. Так достают правила игры нашего общества, что сам выпрыгнуть не можешь, хотя бы прислониться к таким. Мы познакомились и друг другу понравились. Я не веду себя с Лерой как взрослый с ребенком сумасшедшим. Я на равных. Мне дико нравится человек, и если он мне нравится, мне интересно.
Анна Качкаева: Правильно ли я понимаю, что в сценарии вашей героини не было?
Ирина Хакамада: Не знаю. Мне позвонила Валерия и сказала, что хотела бы, чтобы я сыграла. Я говорю: «А ты уверена? Кто продюсер?». Она говорит: «Первый» канал. Я согласовала. Константин Эрнст сказал: Лерочка, я вам доверяю, как скажете, так и будет». Я посмотрела роль – вроде обнаженных сцен нет, у меня финал приличный. Героиня – психолог. И голос за кадром. Можно и попробовать из любви к искусству. Текст, который мне дают за кадром, приличный. Есть ощущение, что прямо мой.
Анна Качкаева: Те, кто пишет «закадр», попали.
Ирина Хакамада: Или знают, что я читаю. А кто писал сцены моей героини... там, где совсем было не мое, как-то грубее, по-чернушному, мне Валерия сказала: «Не надо этого делать, это неорганично. И вы тут даже ни при чем. Неорганично вашей роли. Психолог не может быть таким грубым. Даже когда он выставляет девушку из кабинета, он сделает это интеллигентно». Я говорю: «А как?», - «Как хотите. Я включаю камеру, и делайте что хотите». Вот так я работала. И мне это доставило огромное удовольствие.
Анна Качкаева: По роли вы начинаете с этими девушками разговаривать.
Ирина Хакамада: Нет, по роли я с ними не разговариваю, потому что я старше всех – мне где-то 45 и выше. И я представляю уже другое поколение. Я успешная, деловая женщина, очень богатая, которая заработала все деньги сама, своими консультациями. В общем, я в профессии. Я человек профессии, которая мне нравится. В отличие от них, которым плевать на все, что они делают.
Анна Качкаева: Здесь и будет противопоставление того, что надо все-таки идти к себе, искать себя, а не только коробочку, в которой тебе будет комфортно существовать.
Ирина Хакамада: Мало того, моя героиня так же несчастна в жизни, как и все нормальные деловые женщины. У нее один брак неудачный, зато веселый. Видно, поскольку женщина самодостаточная, может жить с богемным человеком, не важно. И наконец, у нее будет все хорошо. Но она позволяет себе любить абсолютно бедного человека, что тоже приятно. Ей не нужны деньги, она может позволить себе любить существо, которое ничем особенным не примечательно.
Анна Качкаева: Как вам кажется, у Валерии получилось бы, если бы эта возможность была, - вписать всех этих женщин еще и в социум, о котором вы начали говорить?
Ирина Хакамада: Конечно. Несмотря на то, что ее обвиняют в том, что она асоциальна, вы не представляете, насколько она социальна. И первый фильм показывает социальные проблемы, это ее авторский фильм. В «Школе» - тоже мама родная!
Анна Качкаева: В «Школе» - конечно. А вот здесь ощущение картонности. Хотя они и в школе, и в милиции, и на улице, и в офисе, а ощущение, что нет места, нет времени, нет города...
Ирина Хакамада: Если бы Лера хотела, она бы тогда делала авторский фильм. Ей не дают. Ни один из продюсеров не финансирует ее авторский фильм, полный метр, чтобы у нее было то, что она хотела. Не дают молодым, особенно таким, которые сами по себе. Их боятся - они не слушают продюсеров, не исполняют заказы. А в перерывах между съемками мы же сидели и разговаривали. Ее все-все интересует, и все политики, и оппозиция, и что происходит.
Анна Качкаева: И возраст этих женщин предполагает, что даже если они не очень во все это включены, все-таки активно, социально и мимолетно должно резонировать.
Юрий Богомолов: Все-таки эти дамы находятся в двойственном положении. Я не думаю, что они смотрят программу «Время», я даже подозреваю, что они не смотрят телеканал «Дождь»...
Анна Качкаева: Нет, конечно. Ира, вот эти героини, по-вашему, - жительницы столичных окраин или больших городов, или средних городов?
Ирина Хакамада: Больше похоже на средние города. Или самый низкий уровень дохода в больших городах. Я читаю свои тренинги по регионам, я иногда приезжаю в регион, и даже те, кто организует мои тренинги, это тоже средний класс, это не богатые фирмы. Я спрашиваю: «Как дела?», - «Нормально». Я говорю: «У вас выборы были недавно в губернии. Кто избрался?», - «А мы не знаем. А что, у нас вся эта белиберда закончилась, все выборы закончились?». Я говорю: «Нет, только парламентские закончились», - «А что еще будет?». Я говорю: «Вы что, забыли про президентские?», - «Да и так ясно, что будет Путин». Я говорю: «Все равно формально президентские», - «Мы, вообще-то, вне политики. А кто там? Понятно, что «Единая Россия», вроде так они называются». Вот такие разговоры. Ситуация странная.
Юрий Богомолов: Если взять масштаб исторический, нам все кажется, что мы – христианская страна абсолютно, но на самом деле языческих каких-то рефлексов осталось очень много. И мы живем как бы в двойной жизни. Это хорошо видно в картине Андрея Смирнова «Жила-была одна баба». То же самое, я думаю, связано с советской нашей ментальностью...
Анна Качкаева: И этим новым поколением переходным.
Юрий Богомолов: Которое уже в новых обстоятельствах социальных.
Анна Качкаева: И вроде бы, социализировалось в этих новых обстоятельствах.
Юрий Богомолов: И вроде бы, приспособилось. Но все равно есть элементы...
Ирина Хакамада: А про язычество поясните, пожалуйста.
Юрий Богомолов: Все языческие рефлексы, связанные с идолопоклонством, они же остались. Вроде бы, Бог есть, но сколько идолов вокруг нас, сколько мифов осталось, каких-то мифических фигур, которые живут долго, поскольку они укоренены глубоко.
Анна Качкаева: И укорененность полагания на судьбу, ни на себя, ни на Бога.
Ирина Хакамада: Меня поразило огромное количество чиновников, абсолютных атеистов и циников, которые выстроились к поясу Богородицы. Когда женщины, которые не могут забеременеть, верят во все – это я понимаю. Но когда мужики, да еще чиновники – это, конечно, смешно. Это язычество в чистом виде. Мне один знакомый сказал: «Я порвал со своей девушкой». Я говорю: «Почему?», - «Удачу не приносит. Дважды позвонила – мне колеса прокололи». Я обалдела! Эти сериалы можно делать до бесконечности.
Юрий Богомолов: А если посмотреть наши бытовые ток-шоу, где все время обсуждаются люди, которые избавляют вас от...
Анна Качкаева: Ира, вы сами начали про мужчин. Мужчины в этом сериале...
Ирина Хакамада: Они фоновые. Фоновое зло.
Анна Качкаева: Это отчасти отражает ситуацию в стране, видимо, ложится на матрицу, что мужчины какие-то такие не совсем...
Ирина Хакамада: Я училась танцевать рок-н-ролл, и мне преподаватель сказал: «Ира, у вас ничего не выйдет».
Анна Качкаева: Вы все время пытаетесь вести, Ира.
Ирина Хакамада: Надо быть телегой. Вы можете фантазировать, импровизировать, но в рамках все-таки тележечного движения. В России матрица такая возникла: у нас мужчины стали «телегами».
Юрий Богомолов: Я написал в своей колонке: женщина создана для секса, как птица для полета, а мужчина – как для делового проекта.
Ирина Хакамада: Ну да, для них секс... это всегда было, но в нашем времени быстром и техническом это действительно совсем отделено от любви.
Юрий Богомолов: И когда возникает элемент автономии женщины в материальном, бытовом отношении, то...
Ирина Хакамада: Отношения усложняются. И побеждает та женщина, которая умеет быть самодостаточной, но никому это не демонстрирует.
Анна Качкаева: И какую женскую долю мы видим? Ведь любые сериалы – это сценарий жизни. И вы сказали, что телевизор транслирует эту матрицу, воспитывает, продвигает нечто. Что этот сериал оставит в головах 30-35-летних женщин по всей стране? Что так надо, так неизбежно, так и будет?
Ирина Хакамада: Нет. Я точно знаю, что они накушаются и скажут: «Нет, так жить нельзя, я так не буду». Я считаю, это очень важно.
Юрий Богомолов: Фильм, который прошел на этой неделе, - «Победить рак» Екатерины Гордеевой. Там есть реплика о том, что «рак или борьба с ним сделала меня лучше». Я думаю, что она делает человека глубже. Требуется какая-то отвага, чтобы обнажить до дна все те вещи, о которых мы говорим. И Германика совершает некоторый акт мужества. Но требуется и некоторая отвага от зрителя, чтобы смотреть это. Честно скажу, приходится брать себя в кулак, чтобы смотреть. Как и сделать фильм, который сделала Гордеева, нужен акт мужества, и смотреть его – тоже.
Анна Качкаева: С раком – это точно. А по поводу Германики – все-таки не до такой степени.
Ирина Хакамада: Мой муж не любит сериалы, кино про женщин, про любовь, он любит боевики и так далее, но интеллектуал при этом – философия, история. Кино должно быть попроще и повеселее. И вот он сел вначале ради вежливости: «Ну что, озвучка твоя закончилась? Я пошел». А потом присел... Я говорю: «Ты чего сидишь?», - «Ир, затянуло. Ну, все как в жизни».
Юрий Богомолов: Но многих это раздражает.
Анна Качкаева: Можно спорить до бесконечности, и это нормально. Мне кажется, что Германика отрабатывает здесь свои режиссерские приемы, она в предлагаемых обстоятельствах пытается снимать не только про молодняк, а пытается другую форму...
Ирина Хакамада: И камеру уже не так сильно качает.
Анна Качкаева: То есть стилистику она другую пробует. Она иначе работает с картинкой, чем в «Школе». Другое дело, что у нее, вероятно, нет возможности развернуться с точки зрения глубины материала, еще бы побольше, но с точки зрения режиссуры она пытается быть другой. И это тоже любопытно, потому что то, что она может меняться, говорит о том, что она будет расти.
Ирина Хакамада: Мне кажется, это достойный ответ «Сексу в большом городе». Попытки до этого – «Все мужики сво...» - это был ужас. Это достойный, ассиметричный ответ, абсолютно ассиметричный, но ответ.
Анна Качкаева: Федор, Петербург, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. У меня очень печальные впечатления по поводу этих шоу. Я посмотрел – жуткое впечатление: продолжали «мочить» в «НТВшниках» оппозицию. Причем самым интересным было даже не понятное поведение редакции, а поведение тех, кто пришел. Господин Надеждин вел себя как провокатор, который подыгрывал власти. Говорит: «Мы же знаем, что Путин выиграл, конечно, его большинство поддерживает». Очень странно вел себя и господин Пономарев. Я считаю, если оппозиция так и дальше будет себя вести, она себя полностью дискредитирует. Эта же линия была продолжена в «Поединке», где в очень смешном виде был подан господин Сергей Удальцов, я его уважаю. Остальные программы вообще ниже плинтуса. Гордон. Это передача, которая повторяет формат «Судите сами», но абсолютно пустая, абсолютно выхолощенная, дискуссия ни о чем, абсолютное манипулирование общественным сознанием у Гордона, который сводит передачу к тому, что было вначале – курица или яйцо. А господин Шевченко отчалил в передачу «Контекст», которая очень сильно напоминает передачи, которые были в 70-ые годы, где обсуждалась политика партии и правительства, разумеется, без серьезной критики этой партии и этого правительства.
Ирина Хакамада: Супер!
Анна Качкаева: И можно больше ничего по этому поводу не говорить.
Ирина Хакамада: Удальцов в «Поединке» был хорош, кстати, он почти выиграл, потом не хватило...
Анна Качкаева: А не показалось ли вам, Ира, что как-то Жириновский притух? Он почему-то не стал с ним...
Ирина Хакамада: Удальцову не хватило мировоззрения, глубины знаний. Не хватает знаний глубоких. Но он молодец! Как только он начал говорить о людях, о том, что людям надо самоорганизовываться, чтобы решать свои проблемы, тут он прямо в точку попал. Показали, что проиграл, но разница была в тысячу голосов. Молодец!
Анна Качкаева: Часть наших слушателей пишут, что не надо ходить, некоторые считают, что все равно оплачены, поэтому нечего объясняться. Сама оппозиция подняла тему с бойкотом и так далее, поэтому пусть теперь расплачивается.
Ирина Хакамада: Мы не поднимали. Дважды показали фильм клеветнический. Мы «проплачены» на всю жизнь. У нас бессребреники в Кремле сидят и в Белом доме.
Юрий Богомолов: Мне нравится, когда поднимают тему: говорят про власть, а оппозиция белая и пушистая, про нее нельзя говорить. Это Кулистиков заметил.
Ирина Хакамада: Оппозиции так мало, а их прямо все... Ничего себе – потепление.
Анна Качкаева: И слушатели возвращаются к «НТВшникам». «Оппозиция на НТВ выглядела не очень красиво. Вместо того, чтобы отвечать по существу, изволили демократически рассердиться и демократически уйти», - Александр.
Ирина Хакамада: Мы не гонимся за красотой, мы не шоколадки и не модели, чтобы всем нравиться.
Анна Качкаева: Александр, если бы это не монтировали и перемонтировали, то, вероятно, вы бы увидели... может быть, это тоже кому-то не понравилось, но, по крайней мере, не было бы упрека в том, что это как-то переврали.
Ирина Хакамада: Допустим, Марину Могилевскую приглашают: «Марина, мы хотели бы поговорить о вашем творчестве и так далее». Она расслабленная приходит, заходит в студию, а трое ведущих говорят: «Марина, вас финансируют бандиты, воровская группировка, которая сидит в Сенате Соединенных Штатов Америки», - и так продолжается полчаса. Я думаю, Марине Могилевской хватило бы интеллигентности пытаться что-то отвечать ровно на 10 минут. Причем ее бы все время перебивали, а потом бы еще и фильмы такие показывали, где Марина Могилевская ужасная, и рейтинги: она враг народа или нет. Она через 10 минут начала бы кричать и материться. Даже в конце этой программы слово «фиг» она все равно сказала.
Ребята, хватит претензии предъявлять. Это тотальный «наезд» по всем направлениям на оппозицию, притом, что говорить ей не дают. Нет ни одной спокойной программы, где бы люди могли объяснить свою точку зрения.
Анна Качкаева: Александр и еще несколько человек говорят: «Дорогая Ирина, все-таки у Путина-то большинство в стране, никуда от этого не денешься. Даже недавно в Сербии был проведен опрос: от 80 до 90% граждан заявили, что если бы Путин выдвинул свою кандидатуру в президенты Сербии, они бы проголосовали за него. Что вы по этому поводу скажете?».
Ирина Хакамада: Я по этому поводу уже сказала. Я и в «Известиях» написала, где я колумнист, и на «Эхо Москвы»: выборы были нечестными, а Путин легитимен. В силу того, что закатали полностью политическое поле, и ничего не выросло на этом пепелище, он имеет больше 50%.
Юрий Богомолов: Эта тема вспухла у Гордона, что голосование – это еще не демократия, это, может быть, какой-то ее вершинный слой, но... И когда нет полной демократии, то голосование искаженную дает картину.
Анна Качкаева: Дмитрий пишет: «Трудно представить, что может заставить нормального человека смотреть фильмы Гай Германики. Сначала она должна рассчитаться с Уголовным кодексом за съемку мерзостной порнографии в прошлой жизни». Вы тут сильно ошибаетесь, никакого Уголовного кодекса Германике никто никогда не предъявлял...
Ирина Хакамада: Человек никогда не видел порнографии. Он считает, что любая постельная сцена – это порнография.
Анна Качкаева: «Эрнст не удивил. Мы и так представляем, что его интересуют специалисты и такие фильмы. Что теперь удивляться отупению публики?..».
Ирина Хакамада: Никакого отупения нет.
Анна Качкаева: Я не первый раз слышу такую реакцию. Сериал, который выбивается из общей массы, он неожиданный, появляясь в контексте того, что мы видим на «Первом» канале или на всех федеральных каналах, в смысле его «желтушности», хамоватости, лобового разговора о социальном и отсутствия нормального разговора о конкуренции, политической жизни и гражданах, то такое ощущение и складывается...
Ирина Хакамада: Если зомбировать людей примитивными ценностями, а потом вдруг показать более сложные, люди не хотят уже видеть более сложные, они их подсекают под примитивные. «Ужас! Порнография! Нам дурят мозги!». А то, что вам дурят мозги каждый день в совершенно других программах, где вы на кнопочки нажимаете...
Анна Качкаева: Это так же, как ходить или не ходить, в какой контекст помещать. Просто очень хочется, чтобы люди критичнее смотрели на то, что они видят. И канал – это не сплошной поток, его надо уметь вычленять и критично относиться.
Ирина Хакамада: Они верят картинке, как язычники. Что показали, тому и верят. Они не понимают, что это монтаж, ничего не считывают.
Анна Качкаева: Дорогие друзья, смотрите, учитесь смотреть, будьте критичнее, но не так агрессивны.
Юрий Богомолов: И отважными.
Ирина Хакамада: Сегодня я появлюсь с историей моей героини.
Анна Качкаева: Теперь мы Ирину Хакамаду увидим еще и как актрису сериала. Но странным образом так сложилось, что вчера Ирина тоже заставила о себе говорить. Накануне в эфире телеканала «НТВ» вышел выпуск очередной «НТВшники», и кто его видел, наверное, с недоумением некоторым за всем этим следил. Сегодня Илья Пономарев довольно внятно в своем блоге объяснил, что же там произошло: звали обсуждать фильм «Анатомия протеста», собирались обсудить, зачем делать или не делать бойкот, или что-то еще. Уже трудно сказать. Видимо, всех звали с разными словами. В любом случае, оппозиция туда пошла, представители власти там были. Но что это такое было, мне, как зрителю, до конца осталось неясным. Я не поняла, почему сначала все ушли, явно ругались, и почему потом часть мужчин вернулась, а Ирина Хакамада точно не вернулась, ее в студии больше не было. И видимо, еще господин Мединский не вернулся.
Ирина Хакамада: Мединский и Караулов.
Анна Качкаева: Может быть, вы расскажите, что же было на этих «НТВшниках»?
Ирина Хакамада: «НТВшники» знамениты, как и весь канал, тем, что чтобы затащить людей, они дают одну информацию, а потом грубо ее искажают. То есть содержание контекста совершенно другое. Меня позвали обсудить фильм «Анатомия протеста» со стороны оппозиции, как независимого эксперта, поскольку я не участвую в политической жизни и не организую никаких Болотных, Сахаровых, я просто туда хожу как гражданин. Объективно попытаться проанализировать этот фильм. Я решила: надо защитить. И пошла. В конечном счете, все закончилось бесконечным кликушеством. Я написала в своем блоге на «Эхо Москвы»: дикое кликушество – у кого, где и какие деньги. И как всегда, большую часть времени потратили на оправдание, что деньги не Госдепа. А поскольку мне слова долго не давали, то я шепотом говорила: «Ребята, прекращайте оправдываться. Такое впечатление, что вы здесь все ответчики, истцы сидят на противоположной стороне вместе с журналистами. Нападайте, переводите тему, заставляйте их перевести тему». Пономарев очень хорошо это сделал, но тема не перевелась. Несколько раз они попытались, я попыталась, но этот кусок вырезали. Я сказала: «Смените повестку этой программы. Или задавайте один и тот же вопрос параллельно: где здесь у вас деньги, где здесь? И обвиняйте точно так же». Они говорят: «Сейчас будет». Но меня допекло окончательно, когда пошел рейтинг в студии: «Давайте сейчас проголосуем».
Анна Качкаева: То есть в середине программы решили, чтобы студия проголосовала, как они это обычно делают в финале.
Ирина Хакамада: Да. А тут в середине. Они же все потом компонуют, это же не прямой эфир. Говорят: «Если оппозицию финансирует Госдеп, они враги народа или еще кто-то, или еще кто-то?». Я поняла: что ни выбери, все равно ужасно. Я говорю: «А где же голосование: если кремлевские партии голосуют «черным» налом олигархии, они враги народа?». Этого не было. И тут я начала выступать: «Уберите это все!». Он говорит: «Этого не будет в эфире». Я говорю: «А зачем тогда сейчас это происходит?». То есть они про запас делают все подряд. Это тоже все вырезали. В общем, у меня лопнуло терпение, я поняла, что ничего конструктивного не обсуждается. Под видом объективного на самом деле идет подсознательное манипулирование народом на ненависть, на то, что все проданы американцам. Ну, это классика. На всех каналах федеральных это делается, на одних – мягче, на других – больше. И даже Макфол сказал: «Большей антиамериканской пропаганды, которая сейчас происходит, я в жизни своей не видел», - хотя он давно работает в России. Поэтому я ушла. Потом за нами потянулись остальные, их допек еще ролик. Его подают, что он плохой, но опять идет игра...
Анна Качкаева: Ролик, который крутился в Сети все эти пару месяцев...
Юрий Богомолов: И на телеканале он был.
Анна Качкаева: Нет, на телеканалах он не был, он был в Сетях. Ролик о том, какой будет Россия страшной без Путина.
Ирина Хакамада: И там она страшная и ужасная. И вроде бы, они прибавили комментарий: какой ужас делают пропагандисты «Единой России». Но слова не запоминаются. Телевизор на то и телевизор, человек не запоминает слов, он видит визуально, он запоминает образ. И образ выстраивался последовательно, что оппозиция – это какой-то беспредельный кошмар. Я поняла, что это можно прервать только одним способом – уйти оттуда.
Юрий Богомолов: И образ, который сидит уже внутри массового сознания, антиамериканский.
Анна Качкаева: Короче говоря, вы ушли, не вернулись. Теперь скажу, что рассказал Пономарев в сегодняшнем своем блоге. Видимо, в гримерке они все-таки попытались с представителями «Единой России»... Там тоже довольно молодые люди – Железняк, еще кто-то был. Были Гудков, Пономарев, Надеждин.
Ирина Хакамада: Был «Голос». И был Жаворонков, который последовательно меняет одну партию за другой. Он был у Касьянова, возглавлял молодежное отделение, сбег в ПАРНАС. Ну, не сбег, потому что в ПАРНАСе и Касьянов.
Анна Качкаева: Ну, не важно.
Ирина Хакамада: Нет, это важно. Потому что абсолютно ассиметричная картина. На стороне Кремля все сторонники Кремля, а на стороне оппозиции – сидит один предатель. Со стороны независимых экспертов трое косвенно, мягко, но провластны. И только одна Хакамада как-то на стороне оппозиции. Они что, так боятся? Я говорю: «Ребята, сколько можно! Их так мало, они с трудом выводят до 100 тысяч. По сравнению с вами, когда у вас 300 тысяч, их совсем мало. Все эти годы выводили вообще по 1,5 тысячи. Что за страх такой? Почему вы даже в эфире делаете все время ассиметричную картину?». Я вообще устала от нашего телевидения, от политических программ. Приходишь с одной целью – хоть что-то донести до людей. Но ты всю программу борешься то с ведущим, то... Сейчас придумали формат, когда стенка на стенку. И ведущий «стенке» противоположной дает все время говорить. Как только ты начинаешь говорить, тебя перебивают и ведущий, и эта «стенка». Единственное, у Соловьева, притом, что все-таки он тоже держит свою позицию, и понятно, что она на «Втором» канале провластная, он уникальный, ему удается все-таки создать диалог, ты можешь спорить и так далее. Все остальные – это мучительство.
Юрий Богомолов: Еще есть господин Минаев, который, вроде бы, изображает из себя рефери, но всегда старается забить гол в ворота...
Ирина Хакамада: Самое главное, что вам никто не дает говорить.
Анна Качкаева: И очень важно, конечно, каждый раз говорить всем участникам таких программ - не прямой эфир. А в непрямом эфире может быть все что угодно.
Ирина Хакамада: А у Соловьева, кстати, прямой.
Анна Качкаева: У Соловьева и на «Историческом процессе» эфир прямой.
Юрий Богомолов: Полупрямой, потому что он может трансформироваться...
Анна Качкаева: Может, конечно, трансформироваться. Но записать больше на полчаса уже невозможно, потому что это никуда не всунется.
Так вот, Илья Пономарев написал, что они в гримерке все-таки договорились, что чуть-чуть переформатируют сценарий, первую часть, раз уж хотели разобраться с деньгами, дадут коротко, а вторую – что делать. Потому что все время и депутатам, и всем, не важно – власть или не власть, хочется сказать, что мы должны делать, чтобы чего-то менять.
Ирина Хакамада: Первая часть получилась очень длинной и бессмысленной. Никто не понимает, почему все куда-то ушли. А вторая – какая-то общая...
Анна Качкаева: ...с прекраснодушными разговорами о том, что всем надо жить дружно, чем они и завершили. Сделали голосование в финале: как вы считаете, что-то изменить может власть, оппозиция или все вместе? Естественно, за власть 6%, за оппозицию 2%, 90 с лишним – все вместе. Дайте жить дружно.
Ирина Хакамада: «Давайте вести диалог. Но вначале мы вас забьем в угол, нададим по голове, вы будете жалкими, обольем грязью, а потом мы протянем вам руку и скажем: вы же не радикалы, надо вести диалог».
Анна Качкаева: Так все-таки ходить или не ходить?
Ирина Хакамада: Не знаю. На НТВ, наверное, я не хочу. А вообще ходить надо. Даже вчера на «НТВшниках» все равно я успела хоть какую-то правду сказать, хоть 3 минуты. Хотя тяжело. Но надо. Вот я не хочу ходить, я устала. Все-таки я 13 лет была в политике, в дебатах, и меня вся эта агрессия уже достала, я насквозь вижу. А молодым надо ходить на «НТВшники» и учиться.
Юрий Богомолов: Ходить надо, наверное, все-таки, но надо настраиваться резко и остро не только против той «стенки», но и против ведущих.
Ирина Хакамада: Мы это и сделали. Они перевернули. Но впервые обе стороны напали на редакцию.
Юрий Богомолов: Не надо стесняться, надо сказать: хватит вам подыгрывать в одну сторону.
Ирина Хакамада: Мы говорили. Там все вырезали. И ведущий Хреков вскользь признался: «У нас же редакция». Нужно не на них нападать. У них наушники, они выполняют программу, они ни слова не могут в сторону. У них выработано, а дальше над ними начальник.
Анна Качкаева: И давайте поговорим о сериале, который вызывает, может быть, меньшие сейчас споры, потому что политика очень многих занимает, во всяком случае – в сетевом сообществе и интеллектуальном, а в стране, наверное, все-таки занимает то, что происходит в сериале под названием «Краткий курс счастливой жизни», где Ирина Хакамада работает голосом. Многие говорят, что, вроде бы, все там правда, узнаваемые женщины, судьбы узнаваемые, городские истории. Ну, секса, может быть, многовато для нашей страны. Уж больно много зацикленности на этом. Может быть, еще какие-нибудь можно ответвления. Это вопрос спорный. Но он не помещен в социальный контекст. Представить себе, что эти женщины могли бы, например, обсуждать наши с вами темы и программу «НТВшники» на собственных кухнях или в собственном офисе, или вдруг этот милый, маленький офис, не очень понятно, чем занимающийся, стал бы разглядывать... не выходить на площадь, а делать фотки из окон, когда кто-то выходит на Болотную, трудно. Понятно, что у Гай Германики в сценарии такой задачи не стояло. Но почему все-таки социального контекста, даже в очень приличном сериале, потому что можно назвать его приличным с точки зрения сценария и режиссерского воплощения, не угадывается?
Ирина Хакамада: Я думаю, что это заказ. Гай Германика сняла не авторское кино, это заказ канала. Она снимала сериал, который был написан. Она и так сделала все возможное, чтобы это было искусством. А для сериала это хорошая работа. Что касается современного кино про современных героев, про средний класс, который начинает просыпаться, чем он живет, не только в юмористическом виде показывать, что это «планктон корпоративный», что они все на акциях, на деньгах и в «Мерседесах», а что их что-то волнует, - такого заказа со стороны продюсеров сегодня нет. Есть прямо наоборот. Я написала сценарий. И сколько я с ним промучилась!.. Причем написала с профессионалами. Мне сказали: «Ира, никакой политики и никаких гражданских протестов, успокойся, пожалуйста, это не пройдет». Вот и все.
Анна Качкаева: Юрий, вам тоже так кажется?
Юрий Богомолов: Является ли это социальным заказом, я не знаю. Есть в обществе, в том числе и в телезрительской аудитории, заказ на какую-то достоверность.
Ирина Хакамада: А здесь есть кусочек нужной достоверности.
Юрий Богомолов: Нет, здесь очень высокая степень достоверности в изображении, по крайней мере, судеб, тех переплетов, в которые они попадают. Здесь есть даже отважное обнажение трагифарсовой поверхностности бытия повседневного. Ведь это комедия, между прочим.
Ирина Хакамада: Как у Чехова.
Юрий Богомолов: Может быть, мы и к трагифарсу подойдем. Есть реальность, и уже не важно, если бы этот сериал вышел на полгода раньше...
Ирина Хакамада: Это не имеет значения. Эта тема вечная. Легкость бытия.
Юрий Богомолов: Как было и со «Школой». Вроде бы, уже проехали тот этап, который показан, но в «Школе» было расширение представлений о нашей...
Анна Качкаева: Юрий очень точно назвал колонку – «Невыносимая тупость бытия».
Юрий Богомолов: Да, колоночка про этот фильм. И это как-то корреспондируется с «Сексом в большом городе» по внешним признакам. Но если мы будем соотносить эти явления, то мы обратим внимание, что там буржуазная действительность, там тоже есть легкость бытия, там нормальные буржуазки, цивилизованные и окультуренные. А наши несколько диковатые. Но это объясняется тем, что мы живем на «переправе».
Ирина Хакамада: Но там диковатые и буржуазины.
Юрий Богомолов: Мы видим, что гирями висит кухонный быт, наш постсоветский быт на этих женщинах, которые живут... Какие там квартирки, какие краны...
Анна Качкаева: Хотя, вроде бы, они уже зарабатывают, уже приспособились.
Ирина Хакамада: Я не видела фильм, сценарий по диагонали посмотрела. Я же тоже открывала для себя фильм. Когда я его смотрела, я пришла к одному выводу. У меня дурацкий вывод: быт бытом, но эти девушки сами создали всю «чернуху» вокруг себя. Их ничего не интересует. Они не ищут себя, они не самореализуются. Их интересуют только мужики, как выйти замуж, как найти «бабла» через мужа, чтобы все было хорошо. За это они и получают по голове все время. Потому что нельзя современной девушке идти за мужиком, ей нужно идти к самой себе. Тогда и мужики будут другие, и деньги будут другие. Что это такое – они сидят у компьютера и какой-то чепухой занимаются?! Взрослые девки, по 35 лет уже.
Юрий Богомолов: Ситуация предвосхищена еще Николаем Васильевичем Гоголем в его повести «Нос». Нос отделяется от человека и делает карьеру самостоятельно. Живет самостоятельно, бродит по жизни и так далее. Есть мировой тренд: секс отделился от любви и бродит сам по себе, живет для себя, сам себя устраивает, обустраивает и так далее. Поэтому разговор о том, что слишком много там каких-то откровенных сцен, - это неправильно. Это смыслообразующая...
Анна Качкаева: Это правда. Когда человек не реализуется ни в чем другом, это сильный заменитель всего остального.
Ирина Хакамада: Красавица героиня узнает, что ее начальник, ее любовник убежал к кому-то, в результате прямо хватает в машине несчастного какого-то предпринимателя и начинает с ним заниматься сексом. Девушка, которая идет сама к себе, в момент, когда ей изменяют, от нее уходят (а это касается всех, это повально), она находит способы - схватить какую-нибудь подругу и пойти в кино, например. Самый простой способ – пойти на хороший фильм, со страстями, в зале плакать, потом выйти и заняться своим делом, своей карьерой. Раз не получается личной жизни, сейчас поработаю, а там видно будет. А здесь все примитивно.
Анна Качкаева: Поэтому мне и любопытно, как вас совместили...
Ирина Хакамада: А я другая там.
Анна Качкаева: Понятно, что вы там другая. А вам объяснила Валерия и продюсеры, почему решили выбрать ваш голос? Понятно, что вы несколько лет с тренингами по поводу успешности, но не счастливой жизни как таковой...
Ирина Хакамада: Я говорила: «Ты что, знаешь, что я мастер-классы читаю?». «Нет, - говорит, - не знала». Но мы знакомы были. Мы случайно познакомились на съемочной площадке фильма «Метель» Гордона. Дружественно все пришли помогать авторскому фильму, но ничего не вышло. Фильм не вышел. Но мы с ней познакомились, она мне была интересна и первым фильмом, и сериалом, и личностью. Я люблю людей антимейнстримовских, социальных аутистов. Они увеличенные, и в этом есть своя энергия. От таких людей подпитываешься. Так достают правила игры нашего общества, что сам выпрыгнуть не можешь, хотя бы прислониться к таким. Мы познакомились и друг другу понравились. Я не веду себя с Лерой как взрослый с ребенком сумасшедшим. Я на равных. Мне дико нравится человек, и если он мне нравится, мне интересно.
Анна Качкаева: Правильно ли я понимаю, что в сценарии вашей героини не было?
Ирина Хакамада: Не знаю. Мне позвонила Валерия и сказала, что хотела бы, чтобы я сыграла. Я говорю: «А ты уверена? Кто продюсер?». Она говорит: «Первый» канал. Я согласовала. Константин Эрнст сказал: Лерочка, я вам доверяю, как скажете, так и будет». Я посмотрела роль – вроде обнаженных сцен нет, у меня финал приличный. Героиня – психолог. И голос за кадром. Можно и попробовать из любви к искусству. Текст, который мне дают за кадром, приличный. Есть ощущение, что прямо мой.
Анна Качкаева: Те, кто пишет «закадр», попали.
Ирина Хакамада: Или знают, что я читаю. А кто писал сцены моей героини... там, где совсем было не мое, как-то грубее, по-чернушному, мне Валерия сказала: «Не надо этого делать, это неорганично. И вы тут даже ни при чем. Неорганично вашей роли. Психолог не может быть таким грубым. Даже когда он выставляет девушку из кабинета, он сделает это интеллигентно». Я говорю: «А как?», - «Как хотите. Я включаю камеру, и делайте что хотите». Вот так я работала. И мне это доставило огромное удовольствие.
Анна Качкаева: По роли вы начинаете с этими девушками разговаривать.
Ирина Хакамада: Нет, по роли я с ними не разговариваю, потому что я старше всех – мне где-то 45 и выше. И я представляю уже другое поколение. Я успешная, деловая женщина, очень богатая, которая заработала все деньги сама, своими консультациями. В общем, я в профессии. Я человек профессии, которая мне нравится. В отличие от них, которым плевать на все, что они делают.
Анна Качкаева: Здесь и будет противопоставление того, что надо все-таки идти к себе, искать себя, а не только коробочку, в которой тебе будет комфортно существовать.
Ирина Хакамада: Мало того, моя героиня так же несчастна в жизни, как и все нормальные деловые женщины. У нее один брак неудачный, зато веселый. Видно, поскольку женщина самодостаточная, может жить с богемным человеком, не важно. И наконец, у нее будет все хорошо. Но она позволяет себе любить абсолютно бедного человека, что тоже приятно. Ей не нужны деньги, она может позволить себе любить существо, которое ничем особенным не примечательно.
Анна Качкаева: Как вам кажется, у Валерии получилось бы, если бы эта возможность была, - вписать всех этих женщин еще и в социум, о котором вы начали говорить?
Ирина Хакамада: Конечно. Несмотря на то, что ее обвиняют в том, что она асоциальна, вы не представляете, насколько она социальна. И первый фильм показывает социальные проблемы, это ее авторский фильм. В «Школе» - тоже мама родная!
Анна Качкаева: В «Школе» - конечно. А вот здесь ощущение картонности. Хотя они и в школе, и в милиции, и на улице, и в офисе, а ощущение, что нет места, нет времени, нет города...
Ирина Хакамада: Если бы Лера хотела, она бы тогда делала авторский фильм. Ей не дают. Ни один из продюсеров не финансирует ее авторский фильм, полный метр, чтобы у нее было то, что она хотела. Не дают молодым, особенно таким, которые сами по себе. Их боятся - они не слушают продюсеров, не исполняют заказы. А в перерывах между съемками мы же сидели и разговаривали. Ее все-все интересует, и все политики, и оппозиция, и что происходит.
Анна Качкаева: И возраст этих женщин предполагает, что даже если они не очень во все это включены, все-таки активно, социально и мимолетно должно резонировать.
Юрий Богомолов: Все-таки эти дамы находятся в двойственном положении. Я не думаю, что они смотрят программу «Время», я даже подозреваю, что они не смотрят телеканал «Дождь»...
Анна Качкаева: Нет, конечно. Ира, вот эти героини, по-вашему, - жительницы столичных окраин или больших городов, или средних городов?
Ирина Хакамада: Больше похоже на средние города. Или самый низкий уровень дохода в больших городах. Я читаю свои тренинги по регионам, я иногда приезжаю в регион, и даже те, кто организует мои тренинги, это тоже средний класс, это не богатые фирмы. Я спрашиваю: «Как дела?», - «Нормально». Я говорю: «У вас выборы были недавно в губернии. Кто избрался?», - «А мы не знаем. А что, у нас вся эта белиберда закончилась, все выборы закончились?». Я говорю: «Нет, только парламентские закончились», - «А что еще будет?». Я говорю: «Вы что, забыли про президентские?», - «Да и так ясно, что будет Путин». Я говорю: «Все равно формально президентские», - «Мы, вообще-то, вне политики. А кто там? Понятно, что «Единая Россия», вроде так они называются». Вот такие разговоры. Ситуация странная.
Юрий Богомолов: Если взять масштаб исторический, нам все кажется, что мы – христианская страна абсолютно, но на самом деле языческих каких-то рефлексов осталось очень много. И мы живем как бы в двойной жизни. Это хорошо видно в картине Андрея Смирнова «Жила-была одна баба». То же самое, я думаю, связано с советской нашей ментальностью...
Анна Качкаева: И этим новым поколением переходным.
Юрий Богомолов: Которое уже в новых обстоятельствах социальных.
Анна Качкаева: И вроде бы, социализировалось в этих новых обстоятельствах.
Юрий Богомолов: И вроде бы, приспособилось. Но все равно есть элементы...
Ирина Хакамада: А про язычество поясните, пожалуйста.
Юрий Богомолов: Все языческие рефлексы, связанные с идолопоклонством, они же остались. Вроде бы, Бог есть, но сколько идолов вокруг нас, сколько мифов осталось, каких-то мифических фигур, которые живут долго, поскольку они укоренены глубоко.
Анна Качкаева: И укорененность полагания на судьбу, ни на себя, ни на Бога.
Ирина Хакамада: Меня поразило огромное количество чиновников, абсолютных атеистов и циников, которые выстроились к поясу Богородицы. Когда женщины, которые не могут забеременеть, верят во все – это я понимаю. Но когда мужики, да еще чиновники – это, конечно, смешно. Это язычество в чистом виде. Мне один знакомый сказал: «Я порвал со своей девушкой». Я говорю: «Почему?», - «Удачу не приносит. Дважды позвонила – мне колеса прокололи». Я обалдела! Эти сериалы можно делать до бесконечности.
Юрий Богомолов: А если посмотреть наши бытовые ток-шоу, где все время обсуждаются люди, которые избавляют вас от...
Анна Качкаева: Ира, вы сами начали про мужчин. Мужчины в этом сериале...
Ирина Хакамада: Они фоновые. Фоновое зло.
Анна Качкаева: Это отчасти отражает ситуацию в стране, видимо, ложится на матрицу, что мужчины какие-то такие не совсем...
Ирина Хакамада: Я училась танцевать рок-н-ролл, и мне преподаватель сказал: «Ира, у вас ничего не выйдет».
Анна Качкаева: Вы все время пытаетесь вести, Ира.
Ирина Хакамада: Надо быть телегой. Вы можете фантазировать, импровизировать, но в рамках все-таки тележечного движения. В России матрица такая возникла: у нас мужчины стали «телегами».
Юрий Богомолов: Я написал в своей колонке: женщина создана для секса, как птица для полета, а мужчина – как для делового проекта.
Ирина Хакамада: Ну да, для них секс... это всегда было, но в нашем времени быстром и техническом это действительно совсем отделено от любви.
Юрий Богомолов: И когда возникает элемент автономии женщины в материальном, бытовом отношении, то...
Ирина Хакамада: Отношения усложняются. И побеждает та женщина, которая умеет быть самодостаточной, но никому это не демонстрирует.
Анна Качкаева: И какую женскую долю мы видим? Ведь любые сериалы – это сценарий жизни. И вы сказали, что телевизор транслирует эту матрицу, воспитывает, продвигает нечто. Что этот сериал оставит в головах 30-35-летних женщин по всей стране? Что так надо, так неизбежно, так и будет?
Ирина Хакамада: Нет. Я точно знаю, что они накушаются и скажут: «Нет, так жить нельзя, я так не буду». Я считаю, это очень важно.
Юрий Богомолов: Фильм, который прошел на этой неделе, - «Победить рак» Екатерины Гордеевой. Там есть реплика о том, что «рак или борьба с ним сделала меня лучше». Я думаю, что она делает человека глубже. Требуется какая-то отвага, чтобы обнажить до дна все те вещи, о которых мы говорим. И Германика совершает некоторый акт мужества. Но требуется и некоторая отвага от зрителя, чтобы смотреть это. Честно скажу, приходится брать себя в кулак, чтобы смотреть. Как и сделать фильм, который сделала Гордеева, нужен акт мужества, и смотреть его – тоже.
Анна Качкаева: С раком – это точно. А по поводу Германики – все-таки не до такой степени.
Ирина Хакамада: Мой муж не любит сериалы, кино про женщин, про любовь, он любит боевики и так далее, но интеллектуал при этом – философия, история. Кино должно быть попроще и повеселее. И вот он сел вначале ради вежливости: «Ну что, озвучка твоя закончилась? Я пошел». А потом присел... Я говорю: «Ты чего сидишь?», - «Ир, затянуло. Ну, все как в жизни».
Юрий Богомолов: Но многих это раздражает.
Анна Качкаева: Можно спорить до бесконечности, и это нормально. Мне кажется, что Германика отрабатывает здесь свои режиссерские приемы, она в предлагаемых обстоятельствах пытается снимать не только про молодняк, а пытается другую форму...
Ирина Хакамада: И камеру уже не так сильно качает.
Анна Качкаева: То есть стилистику она другую пробует. Она иначе работает с картинкой, чем в «Школе». Другое дело, что у нее, вероятно, нет возможности развернуться с точки зрения глубины материала, еще бы побольше, но с точки зрения режиссуры она пытается быть другой. И это тоже любопытно, потому что то, что она может меняться, говорит о том, что она будет расти.
Ирина Хакамада: Мне кажется, это достойный ответ «Сексу в большом городе». Попытки до этого – «Все мужики сво...» - это был ужас. Это достойный, ассиметричный ответ, абсолютно ассиметричный, но ответ.
Анна Качкаева: Федор, Петербург, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. У меня очень печальные впечатления по поводу этих шоу. Я посмотрел – жуткое впечатление: продолжали «мочить» в «НТВшниках» оппозицию. Причем самым интересным было даже не понятное поведение редакции, а поведение тех, кто пришел. Господин Надеждин вел себя как провокатор, который подыгрывал власти. Говорит: «Мы же знаем, что Путин выиграл, конечно, его большинство поддерживает». Очень странно вел себя и господин Пономарев. Я считаю, если оппозиция так и дальше будет себя вести, она себя полностью дискредитирует. Эта же линия была продолжена в «Поединке», где в очень смешном виде был подан господин Сергей Удальцов, я его уважаю. Остальные программы вообще ниже плинтуса. Гордон. Это передача, которая повторяет формат «Судите сами», но абсолютно пустая, абсолютно выхолощенная, дискуссия ни о чем, абсолютное манипулирование общественным сознанием у Гордона, который сводит передачу к тому, что было вначале – курица или яйцо. А господин Шевченко отчалил в передачу «Контекст», которая очень сильно напоминает передачи, которые были в 70-ые годы, где обсуждалась политика партии и правительства, разумеется, без серьезной критики этой партии и этого правительства.
Ирина Хакамада: Супер!
Анна Качкаева: И можно больше ничего по этому поводу не говорить.
Ирина Хакамада: Удальцов в «Поединке» был хорош, кстати, он почти выиграл, потом не хватило...
Анна Качкаева: А не показалось ли вам, Ира, что как-то Жириновский притух? Он почему-то не стал с ним...
Ирина Хакамада: Удальцову не хватило мировоззрения, глубины знаний. Не хватает знаний глубоких. Но он молодец! Как только он начал говорить о людях, о том, что людям надо самоорганизовываться, чтобы решать свои проблемы, тут он прямо в точку попал. Показали, что проиграл, но разница была в тысячу голосов. Молодец!
Анна Качкаева: Часть наших слушателей пишут, что не надо ходить, некоторые считают, что все равно оплачены, поэтому нечего объясняться. Сама оппозиция подняла тему с бойкотом и так далее, поэтому пусть теперь расплачивается.
Ирина Хакамада: Мы не поднимали. Дважды показали фильм клеветнический. Мы «проплачены» на всю жизнь. У нас бессребреники в Кремле сидят и в Белом доме.
Юрий Богомолов: Мне нравится, когда поднимают тему: говорят про власть, а оппозиция белая и пушистая, про нее нельзя говорить. Это Кулистиков заметил.
Ирина Хакамада: Оппозиции так мало, а их прямо все... Ничего себе – потепление.
Анна Качкаева: И слушатели возвращаются к «НТВшникам». «Оппозиция на НТВ выглядела не очень красиво. Вместо того, чтобы отвечать по существу, изволили демократически рассердиться и демократически уйти», - Александр.
Ирина Хакамада: Мы не гонимся за красотой, мы не шоколадки и не модели, чтобы всем нравиться.
Анна Качкаева: Александр, если бы это не монтировали и перемонтировали, то, вероятно, вы бы увидели... может быть, это тоже кому-то не понравилось, но, по крайней мере, не было бы упрека в том, что это как-то переврали.
Ирина Хакамада: Допустим, Марину Могилевскую приглашают: «Марина, мы хотели бы поговорить о вашем творчестве и так далее». Она расслабленная приходит, заходит в студию, а трое ведущих говорят: «Марина, вас финансируют бандиты, воровская группировка, которая сидит в Сенате Соединенных Штатов Америки», - и так продолжается полчаса. Я думаю, Марине Могилевской хватило бы интеллигентности пытаться что-то отвечать ровно на 10 минут. Причем ее бы все время перебивали, а потом бы еще и фильмы такие показывали, где Марина Могилевская ужасная, и рейтинги: она враг народа или нет. Она через 10 минут начала бы кричать и материться. Даже в конце этой программы слово «фиг» она все равно сказала.
Ребята, хватит претензии предъявлять. Это тотальный «наезд» по всем направлениям на оппозицию, притом, что говорить ей не дают. Нет ни одной спокойной программы, где бы люди могли объяснить свою точку зрения.
Анна Качкаева: Александр и еще несколько человек говорят: «Дорогая Ирина, все-таки у Путина-то большинство в стране, никуда от этого не денешься. Даже недавно в Сербии был проведен опрос: от 80 до 90% граждан заявили, что если бы Путин выдвинул свою кандидатуру в президенты Сербии, они бы проголосовали за него. Что вы по этому поводу скажете?».
Ирина Хакамада: Я по этому поводу уже сказала. Я и в «Известиях» написала, где я колумнист, и на «Эхо Москвы»: выборы были нечестными, а Путин легитимен. В силу того, что закатали полностью политическое поле, и ничего не выросло на этом пепелище, он имеет больше 50%.
Юрий Богомолов: Эта тема вспухла у Гордона, что голосование – это еще не демократия, это, может быть, какой-то ее вершинный слой, но... И когда нет полной демократии, то голосование искаженную дает картину.
Анна Качкаева: Дмитрий пишет: «Трудно представить, что может заставить нормального человека смотреть фильмы Гай Германики. Сначала она должна рассчитаться с Уголовным кодексом за съемку мерзостной порнографии в прошлой жизни». Вы тут сильно ошибаетесь, никакого Уголовного кодекса Германике никто никогда не предъявлял...
Ирина Хакамада: Человек никогда не видел порнографии. Он считает, что любая постельная сцена – это порнография.
Анна Качкаева: «Эрнст не удивил. Мы и так представляем, что его интересуют специалисты и такие фильмы. Что теперь удивляться отупению публики?..».
Ирина Хакамада: Никакого отупения нет.
Анна Качкаева: Я не первый раз слышу такую реакцию. Сериал, который выбивается из общей массы, он неожиданный, появляясь в контексте того, что мы видим на «Первом» канале или на всех федеральных каналах, в смысле его «желтушности», хамоватости, лобового разговора о социальном и отсутствия нормального разговора о конкуренции, политической жизни и гражданах, то такое ощущение и складывается...
Ирина Хакамада: Если зомбировать людей примитивными ценностями, а потом вдруг показать более сложные, люди не хотят уже видеть более сложные, они их подсекают под примитивные. «Ужас! Порнография! Нам дурят мозги!». А то, что вам дурят мозги каждый день в совершенно других программах, где вы на кнопочки нажимаете...
Анна Качкаева: Это так же, как ходить или не ходить, в какой контекст помещать. Просто очень хочется, чтобы люди критичнее смотрели на то, что они видят. И канал – это не сплошной поток, его надо уметь вычленять и критично относиться.
Ирина Хакамада: Они верят картинке, как язычники. Что показали, тому и верят. Они не понимают, что это монтаж, ничего не считывают.
Анна Качкаева: Дорогие друзья, смотрите, учитесь смотреть, будьте критичнее, но не так агрессивны.
Юрий Богомолов: И отважными.
