Ирина Лагунина: Чеченские беженцы в Турции говорят, что оказались заложниками российско-турецких отношений. Сейчас Турция принимает в большом количестве беженцев из Сирии, однако статус убежавших от другого конфликта, очень схожего с нынешним в Сирии, – на территории Российской Федерации – до сих пор не определен. Рассказывает наш корреспондент в Стамбуле Елена Солнцева.
Ахмед: Моя мама Фатима, мой папа Оптим. Моя сестра селима. Мне восемь лет. Моя бабушка в Чечне учила меня русский язык, учительница в школе работает она, люблю чтение, русский язык, математика, чеченский (далее говорит по-чеченски, чеченка переводит). В Чечне, говорит, он часто посещал бабушку дядю по матери, дядю, который отдельно живет. Очень любит яичницу с помидорами. Скучает по дому. Там все родственники, есть куда пойти. Говорит, что хочет в Чечне в школу ходить, там очень интересно.
Елена Солнцева: Это интервью я брала три года назад, в одном из чеченских лагерей в Стамбульском районе Умрания. Восьмилетний Ахмед в тот момент только что переехал из Грозного со своими родителями в Турцию. Его мама, чеченка Сильва выступала в роли переводчика, помогала сыну подбирать нужные слова, потому что мальчик очень стеснялся. Приехав в лагерь на этот раз, я попыталась разыскать мальчика. Сильва вышла навстречу в турецких шальварах и платке, повязанном на чеченский манер вокруг головы. Она пригласила меня в узкую, обитую фанерой комнату, разложила фотографии мальчика, сказала, что Ахмет пошел в четвертый класс и уже заговорил по-турецки
Ахмед: Турция дала им возможность учиться, но учиться они не хотят, хотя язык турецкий знают, читают и пишут хорошо. Новорожденных много, они как грибы растут, не успеют родиться, как уже по коридору бегают. Когда мы приехали сюда, в Турцию, девочки и мальчики были маленькими, сейчас они стали подростками . Была у нас, в лагере, школа, где преподавали русский язык, арифметику, алгебру, Коран учили, но сейчас все приостановили. Организовали школу наши чеченские женщины, сами занимались с детьми: Коран учили, турецкий язык, который преподавали турецкие учителя от мэрии. Сейчас этим никто не занимается, дети растут сами по себе.
Елена Солнцева: Маленькие дети, бегающие гурьбой, комнаты с фанерными перегородками, газовые конфорки, дежурство на кухне и прочие приметы общежитского быта. Беженцы обосновались в подвальном помещении старинной стамбульской мечети. Обитатели лагеря мало говорят о себе, не любят вспоминать прошлую жизнь и предпочитают не вступать в разговоры с посторонними. Исключение, пожалуй, составляют турецкие журналисты, которые обычно приезжают в канун религиозных праздников, чтобы написать репортаж о незавидном положении чеченцев. Это происходит пару раз в год. В канун Курбан Байрама состоятельные турки обычно привозят туши жертвенных животных. Чеченские женщины солят и сушат мясо, а потом питаются им в течении года. Посильную помощь оказывают исламские фонды. Привозят моющие средства, белый хлеб, йогурт. Просьбы о пожертвованиях размещают на своих интернет-сайтах и у входов в мечеть. Многие турки откликаются. Я увидела в коридоре мешки с луком, который, как объяснили мне чеченцы, прислал в качестве гуманитарной помощи сердобольный турецкий фермер. Шестидесятилетняя Луиза говорит, что приехала в Стамбул десять лет назад после того, как в ходе боевых действий погиб ее старший сын.
Луиза: Живем в жутких условиях, неудобно. Шестеро человек вместе с невесткой, в одной комнате. Не повернуться, не перевернуться, комната два метра. Кушаем тут же, тут же готовим, молимся, спим. Мы, старики, рано встаем, не спим ночами. А что делать, уезжать? Но там жить негде. В коридоре отгородили пристройку из фанеры. Сын у нас неженатый, то у одного ночует, то у другого. Ребята семь-восемь лет назад сюда приехали, без паспортов, без документов Они в войне не участвовали, тут хоть как-никак вместе, с детьми. Спокойнее тут, мне одну операцию сделали, потом еще три. Четыре операции за год. Уехать туда, а если будет депорт, будет невозможно возвращаться обратно. Уж сижу и думаю, лучше бы мы все умерли во время войны.
Елена Солнцева: Ссылаясь на изменения политической ситуации, турецкие власти так и не дали чеченцам статус беженцев. Посещающие лагеря полицейские советуют не отходить далеко от дома, чтобы не было неприятностей. Люди фактически находятся на положении нелегалов. Годами ходят по инстанциям, говорят, что не хотят отсюда уезжать, хотят жить в Стамбуле. Мечтают о Европе, где значительно легче получить статус беженца и начать новую жизнь. Для этого, однако, нужны паспорта или хоть какие-то документы. «Чтобы сделать паспорт, нужно поехать в Чечню, в стамбульском аэропорту заплатить огромный штраф за пребывание без документов на территории Турции», - продолжает Луиза.
Луиза: Насчет моего сына, он же летчик, ко мне приехали люди, там аэропорт открывали, я обрадовалась. Плакала, вся в слезах, говорю, что это большое счастье, что если вы действительно ему позволите приехать, заберете его. И вот говорили, говорили, а есть гарантии какие-то, а нет, говорят мне, никаких гарантий, но не бойтесь, ничего не случится, приезжайте, на работу утроится пусть, а там видно будет. Я им говорю, я на это согласна, всех троих сыновей заберите, говорю, днем, если они виноваты, но чтобы я знала, где они будут. А что делать, заберите, чтобы я знала, где они, в тюрьме они сидят, если положено. Ночью приезжают, все, без вести пропали, поедешь, потом, к кому не обращайся, очень много случаев, никто не знает. У меня родственник был, префект, в горах. Приезжают на военной машине, в военной форме. Всю семью избивают. Сестра выскакивает, помощь просит, они начали стрелять, у всех автоматы, драка завязалась, там четыре девушки, этого забрали, вот уже как год и четыре месяца. До президента обращались. Он говорит, что не знает, кто этим занимается. Но как это президент не знает, кто этим занимается? Вот так пропадают. В нашем селении тоже пропал. Взяли, две недели побыл, сорок тысяч заплатили, домой пришел, две недели пробыл, потом опять пропал. Вот у меня дядя, они пришли, взяли его, а где искать, никто не знает.
Елена Солнцева: Единственный способ выживания для многих - торговля на турецких базарах. Шестидесятилетняя чеченка Роза, например, вот уже который год продает подержанные вещи, которые приносят соседи курды. Их стирают, приводят в божеский вид, везут на рынок. Вырученных денег хватает на еду. Роза вместе с семьей приехала в Турцию десять лет назад после того, как в их дом попала ракета. Муж погиб, она вместе с дочерью и внуком чудом выбрались из горящего здания. Говорит, что в Стамбуле приходилось браться за любую работу. Помогала по хозяйству богатым туркам, убирала дом, гладила белье, смотрела за стариками. А недавно ей стал помогать пятнадцатилетний внук. Ахмет отправляется на базар каждое утро с большой плетеной корзиной. Работает в качестве «хамала», переносчика овощей и фруктов.
Ахмет: Я из Гудермеса. Я семнадцать лет чабаном чабановала. Дом был, овцы были, хорошо жили. Началась война. Мы приехали в Турцию. Турки нас приняли. Вот нам бы на работу. Но у нас большие проблемы с полицией, договориться, деньги надо, а откуда деньги, работы нету. Как бичи живем, как бичи. Мы работали бы, жили как люди. Мы никому не мешали, законы соблюдали, жили хорошо, план надо, план делали. Самые бедные, сколько семей в Турции сидят чеченских. Наши ребята работать, что ли не могут? Мы тут в Турции плачем, друг другу плачем. Спасибо туркам, что они нас приняли.
Елена Солнцева: Хозяева турки довольно неохотно берут на работу чеченцев. У беженцев нет официального статуса, нет разрешения на работу. Если нагрянет полиция, работодателю грозит большой штраф. Впрочем, чеченцев охотно берут на стамбульские стройки. Нелегалам платят в несколько раз меньше, чем турецким рабочим. Удается заработать около трехсот-четырехсот долларов. За ту же зарплату женщины трудятся в пошивочных цехах текстильных фабрик в европейской части Стамбула, в торговом районе Лалели, где отовариваются челноки из стран Восточной Европы. Вот что говорит бакан, начальник одного из лагерей, сорокалетний Ахмат
Ахмат: Трудно очень живем. В Турции безработица. Устроиться на работу невозможно. Мы не можем конкурировать с турками. В больницах нас не принимают. Нас держат в подвешенном состоянии, нам не помогают гуманитарные организации, только на Курбан Байрам привозят мясо, только тогда они вспоминают, что в Турции есть чеченские беженцы, и им надо что-то дать.
Елена Солнцева: Флаг непризнанной республики Ичкерия развевается над лагерем в стамбульском Фенербахче. Здесь, в здании старого трамвайного депо, прямо на берегу Мраморного моря проживают более полутораста беженцев. Уровень жизни примерно тот же. Бараки с земляным полом, который наспех закрыт линолеумом, печки буржуйки, ставшие спасением нынешней холодной зимой, когда за неуплату отключили электричество и газ. Беженцы называют себя политическими заложниками. Они не признают действующие чеченские власти. По их мнению, независимая Чеченская республика, провозглашенная после распада СССР, была оккупирована в ходе затяжного военного конфликта российскими войсками в 2000 году. В знак протеста против захватнической, по их мнению, политики России на Кавказе, организуют митинги в стамбульском районе Таксим, у здания российского консульства. В феврале, например, прошла акция, посвященная годовщине насильственной депортации чеченского народа в среднюю Азию и Сибирь. Митингующие вышли с портретами убитых президентов Ичкерии - Джохара Дудаева, Зелимхана Яндарбиева, Аслана Масхадова и потребовали изгнать из Чечни пророссийское марионеточное правительство Рамзана Кадырова.
В лагере - мужчины сидят на лавочке и пьют чай из прозрачных турецких стаканчиков, играют в нарды. Многие передвигаются на костылях. Они не скрывают, что давние ранения получены во время войны и теперь, вернись они в Чечню, их ожидают длительные сроки наказания за участие в боевых операциях. «У власти находится марионеточное правительство, - продолжает сорокалетний Ахмат,- которое карает всех, кто воевал. Люди пропадают, но об этом молчат».
Ахмат: Турция для России - это то место, где есть костяк Ичкерийской базы. И любой, кто возвращается домой, должен пройти через спецслужбы. Допустим, если беженец получает в российском консульстве справку на выезд, высаживается в аэропорту Нальчика, то его встречают спецслужбы - это ФСБ . А мы прекрасно понимаем, что такое спецслужбы, что такое собеседование. Нет проблем, чтобы связаться с родственниками, звонишь, оттуда слышишь, если вас там оставляют в Турции, живите там. Потом мы получаем информацию, что забирают людей, исчезают люди, особенно те, кто приезжает из Турции. То ли это федеральные войска, то ли кадыровцы, мы не знаем.
Елена Солнцева: В последнее время чеченская война перешла на турецкие улицы. Так говорят сами чеченцы здесь. В сентябре минувшего года в Стамбуле были совершены убийства трех выходцев из Чечни. Беженцы считают, что убийство их соотечественников было организовано и осуществлено с участием российских спецслужб, которые расправляются с неугодными чеченцами. Главной мишенью киллера был Берг-Хаж Мусаев, близкий соратник лидера северокавказского вооруженного подполья Доку Умарова, а также Рустам Альтемиров и Заурбек Амриев, которых российские спецслужбы подозревают в организации терактов, в том числе взрывов в московском аэропорту "Домодедово". В Турции погибшие проживали под чужими именами. По данным турецких средств информации, убийство совершил киллер российского происхождения. В деле уже появился первый подозреваемый, пятидесятипятилетний россиянин Александр Жарков, который въехал в Турцию по дипломатическому паспорту и успел скрыться за несколько минут до прибытия полицейских. Чеченские беженцы опасаются помогать следствию.
В Стамбуле до сих пор проживает свыше полутора тысяч выходцев из Чечни, которые бежали в Турцию за годы военных конфликтов.
Ахмед: Моя мама Фатима, мой папа Оптим. Моя сестра селима. Мне восемь лет. Моя бабушка в Чечне учила меня русский язык, учительница в школе работает она, люблю чтение, русский язык, математика, чеченский (далее говорит по-чеченски, чеченка переводит). В Чечне, говорит, он часто посещал бабушку дядю по матери, дядю, который отдельно живет. Очень любит яичницу с помидорами. Скучает по дому. Там все родственники, есть куда пойти. Говорит, что хочет в Чечне в школу ходить, там очень интересно.
Елена Солнцева: Это интервью я брала три года назад, в одном из чеченских лагерей в Стамбульском районе Умрания. Восьмилетний Ахмед в тот момент только что переехал из Грозного со своими родителями в Турцию. Его мама, чеченка Сильва выступала в роли переводчика, помогала сыну подбирать нужные слова, потому что мальчик очень стеснялся. Приехав в лагерь на этот раз, я попыталась разыскать мальчика. Сильва вышла навстречу в турецких шальварах и платке, повязанном на чеченский манер вокруг головы. Она пригласила меня в узкую, обитую фанерой комнату, разложила фотографии мальчика, сказала, что Ахмет пошел в четвертый класс и уже заговорил по-турецки
Ахмед: Турция дала им возможность учиться, но учиться они не хотят, хотя язык турецкий знают, читают и пишут хорошо. Новорожденных много, они как грибы растут, не успеют родиться, как уже по коридору бегают. Когда мы приехали сюда, в Турцию, девочки и мальчики были маленькими, сейчас они стали подростками . Была у нас, в лагере, школа, где преподавали русский язык, арифметику, алгебру, Коран учили, но сейчас все приостановили. Организовали школу наши чеченские женщины, сами занимались с детьми: Коран учили, турецкий язык, который преподавали турецкие учителя от мэрии. Сейчас этим никто не занимается, дети растут сами по себе.
Елена Солнцева: Маленькие дети, бегающие гурьбой, комнаты с фанерными перегородками, газовые конфорки, дежурство на кухне и прочие приметы общежитского быта. Беженцы обосновались в подвальном помещении старинной стамбульской мечети. Обитатели лагеря мало говорят о себе, не любят вспоминать прошлую жизнь и предпочитают не вступать в разговоры с посторонними. Исключение, пожалуй, составляют турецкие журналисты, которые обычно приезжают в канун религиозных праздников, чтобы написать репортаж о незавидном положении чеченцев. Это происходит пару раз в год. В канун Курбан Байрама состоятельные турки обычно привозят туши жертвенных животных. Чеченские женщины солят и сушат мясо, а потом питаются им в течении года. Посильную помощь оказывают исламские фонды. Привозят моющие средства, белый хлеб, йогурт. Просьбы о пожертвованиях размещают на своих интернет-сайтах и у входов в мечеть. Многие турки откликаются. Я увидела в коридоре мешки с луком, который, как объяснили мне чеченцы, прислал в качестве гуманитарной помощи сердобольный турецкий фермер. Шестидесятилетняя Луиза говорит, что приехала в Стамбул десять лет назад после того, как в ходе боевых действий погиб ее старший сын.
Луиза: Живем в жутких условиях, неудобно. Шестеро человек вместе с невесткой, в одной комнате. Не повернуться, не перевернуться, комната два метра. Кушаем тут же, тут же готовим, молимся, спим. Мы, старики, рано встаем, не спим ночами. А что делать, уезжать? Но там жить негде. В коридоре отгородили пристройку из фанеры. Сын у нас неженатый, то у одного ночует, то у другого. Ребята семь-восемь лет назад сюда приехали, без паспортов, без документов Они в войне не участвовали, тут хоть как-никак вместе, с детьми. Спокойнее тут, мне одну операцию сделали, потом еще три. Четыре операции за год. Уехать туда, а если будет депорт, будет невозможно возвращаться обратно. Уж сижу и думаю, лучше бы мы все умерли во время войны.
Елена Солнцева: Ссылаясь на изменения политической ситуации, турецкие власти так и не дали чеченцам статус беженцев. Посещающие лагеря полицейские советуют не отходить далеко от дома, чтобы не было неприятностей. Люди фактически находятся на положении нелегалов. Годами ходят по инстанциям, говорят, что не хотят отсюда уезжать, хотят жить в Стамбуле. Мечтают о Европе, где значительно легче получить статус беженца и начать новую жизнь. Для этого, однако, нужны паспорта или хоть какие-то документы. «Чтобы сделать паспорт, нужно поехать в Чечню, в стамбульском аэропорту заплатить огромный штраф за пребывание без документов на территории Турции», - продолжает Луиза.
Луиза: Насчет моего сына, он же летчик, ко мне приехали люди, там аэропорт открывали, я обрадовалась. Плакала, вся в слезах, говорю, что это большое счастье, что если вы действительно ему позволите приехать, заберете его. И вот говорили, говорили, а есть гарантии какие-то, а нет, говорят мне, никаких гарантий, но не бойтесь, ничего не случится, приезжайте, на работу утроится пусть, а там видно будет. Я им говорю, я на это согласна, всех троих сыновей заберите, говорю, днем, если они виноваты, но чтобы я знала, где они будут. А что делать, заберите, чтобы я знала, где они, в тюрьме они сидят, если положено. Ночью приезжают, все, без вести пропали, поедешь, потом, к кому не обращайся, очень много случаев, никто не знает. У меня родственник был, префект, в горах. Приезжают на военной машине, в военной форме. Всю семью избивают. Сестра выскакивает, помощь просит, они начали стрелять, у всех автоматы, драка завязалась, там четыре девушки, этого забрали, вот уже как год и четыре месяца. До президента обращались. Он говорит, что не знает, кто этим занимается. Но как это президент не знает, кто этим занимается? Вот так пропадают. В нашем селении тоже пропал. Взяли, две недели побыл, сорок тысяч заплатили, домой пришел, две недели пробыл, потом опять пропал. Вот у меня дядя, они пришли, взяли его, а где искать, никто не знает.
Елена Солнцева: Единственный способ выживания для многих - торговля на турецких базарах. Шестидесятилетняя чеченка Роза, например, вот уже который год продает подержанные вещи, которые приносят соседи курды. Их стирают, приводят в божеский вид, везут на рынок. Вырученных денег хватает на еду. Роза вместе с семьей приехала в Турцию десять лет назад после того, как в их дом попала ракета. Муж погиб, она вместе с дочерью и внуком чудом выбрались из горящего здания. Говорит, что в Стамбуле приходилось браться за любую работу. Помогала по хозяйству богатым туркам, убирала дом, гладила белье, смотрела за стариками. А недавно ей стал помогать пятнадцатилетний внук. Ахмет отправляется на базар каждое утро с большой плетеной корзиной. Работает в качестве «хамала», переносчика овощей и фруктов.
Ахмет: Я из Гудермеса. Я семнадцать лет чабаном чабановала. Дом был, овцы были, хорошо жили. Началась война. Мы приехали в Турцию. Турки нас приняли. Вот нам бы на работу. Но у нас большие проблемы с полицией, договориться, деньги надо, а откуда деньги, работы нету. Как бичи живем, как бичи. Мы работали бы, жили как люди. Мы никому не мешали, законы соблюдали, жили хорошо, план надо, план делали. Самые бедные, сколько семей в Турции сидят чеченских. Наши ребята работать, что ли не могут? Мы тут в Турции плачем, друг другу плачем. Спасибо туркам, что они нас приняли.
Елена Солнцева: Хозяева турки довольно неохотно берут на работу чеченцев. У беженцев нет официального статуса, нет разрешения на работу. Если нагрянет полиция, работодателю грозит большой штраф. Впрочем, чеченцев охотно берут на стамбульские стройки. Нелегалам платят в несколько раз меньше, чем турецким рабочим. Удается заработать около трехсот-четырехсот долларов. За ту же зарплату женщины трудятся в пошивочных цехах текстильных фабрик в европейской части Стамбула, в торговом районе Лалели, где отовариваются челноки из стран Восточной Европы. Вот что говорит бакан, начальник одного из лагерей, сорокалетний Ахмат
Ахмат: Трудно очень живем. В Турции безработица. Устроиться на работу невозможно. Мы не можем конкурировать с турками. В больницах нас не принимают. Нас держат в подвешенном состоянии, нам не помогают гуманитарные организации, только на Курбан Байрам привозят мясо, только тогда они вспоминают, что в Турции есть чеченские беженцы, и им надо что-то дать.
Елена Солнцева: Флаг непризнанной республики Ичкерия развевается над лагерем в стамбульском Фенербахче. Здесь, в здании старого трамвайного депо, прямо на берегу Мраморного моря проживают более полутораста беженцев. Уровень жизни примерно тот же. Бараки с земляным полом, который наспех закрыт линолеумом, печки буржуйки, ставшие спасением нынешней холодной зимой, когда за неуплату отключили электричество и газ. Беженцы называют себя политическими заложниками. Они не признают действующие чеченские власти. По их мнению, независимая Чеченская республика, провозглашенная после распада СССР, была оккупирована в ходе затяжного военного конфликта российскими войсками в 2000 году. В знак протеста против захватнической, по их мнению, политики России на Кавказе, организуют митинги в стамбульском районе Таксим, у здания российского консульства. В феврале, например, прошла акция, посвященная годовщине насильственной депортации чеченского народа в среднюю Азию и Сибирь. Митингующие вышли с портретами убитых президентов Ичкерии - Джохара Дудаева, Зелимхана Яндарбиева, Аслана Масхадова и потребовали изгнать из Чечни пророссийское марионеточное правительство Рамзана Кадырова.
В лагере - мужчины сидят на лавочке и пьют чай из прозрачных турецких стаканчиков, играют в нарды. Многие передвигаются на костылях. Они не скрывают, что давние ранения получены во время войны и теперь, вернись они в Чечню, их ожидают длительные сроки наказания за участие в боевых операциях. «У власти находится марионеточное правительство, - продолжает сорокалетний Ахмат,- которое карает всех, кто воевал. Люди пропадают, но об этом молчат».
Ахмат: Турция для России - это то место, где есть костяк Ичкерийской базы. И любой, кто возвращается домой, должен пройти через спецслужбы. Допустим, если беженец получает в российском консульстве справку на выезд, высаживается в аэропорту Нальчика, то его встречают спецслужбы - это ФСБ . А мы прекрасно понимаем, что такое спецслужбы, что такое собеседование. Нет проблем, чтобы связаться с родственниками, звонишь, оттуда слышишь, если вас там оставляют в Турции, живите там. Потом мы получаем информацию, что забирают людей, исчезают люди, особенно те, кто приезжает из Турции. То ли это федеральные войска, то ли кадыровцы, мы не знаем.
Елена Солнцева: В последнее время чеченская война перешла на турецкие улицы. Так говорят сами чеченцы здесь. В сентябре минувшего года в Стамбуле были совершены убийства трех выходцев из Чечни. Беженцы считают, что убийство их соотечественников было организовано и осуществлено с участием российских спецслужб, которые расправляются с неугодными чеченцами. Главной мишенью киллера был Берг-Хаж Мусаев, близкий соратник лидера северокавказского вооруженного подполья Доку Умарова, а также Рустам Альтемиров и Заурбек Амриев, которых российские спецслужбы подозревают в организации терактов, в том числе взрывов в московском аэропорту "Домодедово". В Турции погибшие проживали под чужими именами. По данным турецких средств информации, убийство совершил киллер российского происхождения. В деле уже появился первый подозреваемый, пятидесятипятилетний россиянин Александр Жарков, который въехал в Турцию по дипломатическому паспорту и успел скрыться за несколько минут до прибытия полицейских. Чеченские беженцы опасаются помогать следствию.
В Стамбуле до сих пор проживает свыше полутора тысяч выходцев из Чечни, которые бежали в Турцию за годы военных конфликтов.
