Ирина Лагунина: В эфире продолжение исторического исследования «Русский коллаборационизм». Сегодня Владимир Абаринов и Игорь Петров рассказывают о встрече Андрея Власова и Генриха Гиммлера. Глава 12-я - «Генерал без армии». Часть вторая.
Владимир Абаринов: В первой части этой главы мы говорили о том, что вслед за Гитлером рейхсфюрер СС Гиммлер терпеть не мог Власова и даже не в состоянии был спокойно слышать его имя. И, тем не менее, именно Гиммлер в конечном счете встретился с Власовым и санкционировал формирование Русской освободительной армии. Игорь, как произошла эта чудесная метаморфоза?
Игорь Петров: Я хотел бы рассказать эту историю так, как ее в своих записях для Юргена Торвальда изложил Гюнтер Далькен – это штандартенфюрер СС, который возглавлял всю эсэсовскую пропаганду. Конечно, надо учитывать, что это изложение небеспристрастное, наверняка кое-где приукрашенное, тем не менее, это рассказ непосредственного и активного участника событий.
Со слов Далькена, интерес к использованию Власова появился у него достаточно рано. Но после распоряжения Гитлера, о котором мы говорили, в июне 43-го, даже сами сотрудники Отдела пропаганды Вермахта боялись выдвигать Власова на первый план. Поэтому они предложили для пропагандистских акций Далькену Жиленкова.
Жиленков – это бывший секретарь московского райкома партии, он был бригадным комиссаром, попал в плен под Вязьмой осенью 43-го года. Некоторое время выдавал себя за рядового, служил у немцев добровольным помощником, работал водителем. Потом все-таки настоящее имя его выяснилось и после некоторых метаморфоз, пертурбаций он влился в возникший к тому времени власовский штаб.
И вот вместе с Жиленковым Далькен планировал операцию под названием "Скорпион Ост". Это была такая пропагандистская акция, которую проводил не Вермахт, а СС, с целью на определенных участках фронта резко увеличить количество перебежчиков. Для этого была научная или псевдонаучная подготовка проведена, опрашивались военнопленные, изучалось, какие именно лозунги, какие именно материалы листовок лучше влияют с психологической точки зрения. Выяснилось, по мнению Далькена и его подчиненных, что наиболее действенным лозунгом для перебежчиков был именно лозунг Русской освободительной армии.
И вот в июне 44-го Далькен с Жиленковым полетели на фронт, с ними, кстати, должен был отправиться Милетий Зыков, главный власовский пропагандист на первом этапе развития движения, но накануне он при загадочных обстоятельствах исчез. По распространенной версии, он был арестован и устранен гестапо. Получается, что одни подчиненные Гиммлера подложили свинью другим.
Пропагандистская акция с участием Жиленкова, по крайней мере, по словам Далькена, оказалась очень успешной. И воспользовавшись случаем, Далькен завел разговор с Жиленковым, он предложил ему встать во главе акции так же военной, начать власовское движение еще раз, но с другими людьми, с новыми лицами во главе его и под патронажем СС. Жиленков, однако, от этого предложения отказался. Далькен вернулся в штаб-квартиру Гиммлера с докладом и сказал примерно следующее: "Я никогда не видел Власова, но везде чувствовал его авторитет как в пропагандистских вопросах, так и в организационных. Я попытался его обойти, но у меня ничего не вышло".
Гиммлер, якобы, ответил в духе, что раньше, да, кандидатура Власова, ее выдвигали разные прорусски настроенные прибалтийские немцы, и это вызывало у него скепсис. Но Далькена он прекрасно знает, никак не может считать прорусски настроенным, поэтому готов вернуться к этому вопросу и его рассмотреть.
Разумеется, решающую роль в изменении настроения Гиммлера сыграло не предложение именно Далькена или еще что-то, а сыграло просто положение на фронтах. Это июль 44 года, союзники высадились в Нормандии, понятно, что сейчас не было возможности оставаться на таких абсолютно не сдвигаемых позициях, на каких Гиммлер стоял раньше.
Наконец Далькен встретился с Власовым 15 июля. И на 21 июля 44 года была назначена встреча Власова и Гиммлера. При этом Власов передал Далькену следующие требования: воссоединение всех разрозненных частей РОА воедино, перевод их всех под командование Власова и немедленное задействование их на Восточном фронте под его началом. Кроме того, прекращение поддержки сепаратистских тенденций и предоставление Власову возможности напрямую вести переговоры с представителями народов Советского Союза, которые в это время служили в национальных формированиях, в так называемых легионах.
При этом власов был готов поступиться личной обидной, он прекрасно знал, что Гиммлер его оскорбил прилюдно, и пойти на переговоры с Гиммлером, которого он, добавим, что совершенно справедливо, считал стоящим на саамом верху иерархии Рейха.
Дальше случилось непредвиденное: 20 июля Штауфенберг взорвал свою бомбу. И дальше интересно, однако, вот что: Далькен постоянно подчеркивает в своем рассказе, что Гиммлер был очень заинтересован во встрече с Власовым. Несмотря на все безумие последующего дня, то есть 21 июля, это был день после покушения на Гитлера, после попытки переворота, Гиммлер, тем не менее, нашел время послать телеграмму с извинением за то, что вынужден отложить встречу на более поздний срок.
Странно, однако, что несмотря на тяжелую военную ситуацию, в которой находился Рейх, наверное, критическую ситуацию, эту встречу перенесли аж на два месяца. То есть раньше середины сентября 44 года Гиммлер в своем календаре не смог найти время для встречи с Власовым. Мне кажется, это показатель того, что как реальную силу, способную помочь, Гиммлер власовское движение все-таки не воспринимал и тогда.
Есть любопытный рассказ о переговорах с Гиммлером чуть позже, в ноябре 44-го. Гиммлер то ли так и не смог запомнить, как зовут Власова, то ли уже успел забыть в свете более важных дел, поэтому он именовал Власова в ходе беседы в мягком русском переводе "генералом ну-как-его-там". Но это мы забежали вперед.
Владимир Абаринов: Интересно, кстати, как воспринял покушение на Гитлера Власов. Вот что пишет об этом Вильфрид Штрик-Штрикфельдт, который отсутствовал в Берлине и узнал о попытке переворота именно от Власова.
"На дороге от станции к лагерю мою машину остановили Власов, Трухин и Боярский. Они рассказали мне о покушении на Гитлера 20 июля и о его последствиях. Им были в то время известны два имени убитых заговорщиков: граф Штауфенберг и генерал Ольбрихт. Меня охватили мрачные предчувствия.
– Наши друзья, – сказал я.
– О таких покойниках не говорят как о друзьях, – заметил Власов. – Их не знают. Не забывайте этого никогда, Вильфрид Карлович. Я прошел сталинскую школу. Это только начало. Сейчас в Германии пойдет всё точно так, как у нас в Советском Союзе!
Вскоре мы получили более полные сведения о покушении на Гитлера и о смерти графа фон Штауфенберга. Постепенно стали известны имена офицеров, ставших жертвами нацистского режима. Это были имена тех наших друзей, которые с 1942 года стремились к изменению политики в отношении России и к ведению войны политическими методами. У них, вероятно, были различные конечные цели, и не все из них были готовы безусловно поддерживать планы Власова. Но, несомненно, эта группа делала все возможное в отношении Русского Освободительного Движения".
Владимир Абаринов: Одним из этих друзей-заговорщиков был полковник барон Фрейтаг-Лорингхофен, начальник отдела «абвер-2», тоже, как и Штрикфельдт, из балтийских немцев. Именно Лорингхофен достал взрывное устройство, которое привел в действие в ставке Гитлера Штауффенберг. Предвидя неизбежный арест и мучительную смерть, полковник покончил с собой на шестой день после провала заговора. Еще одна цитата из книги Штрикфельдта.
"Когда я 27 июля позвонил в наш старый «клуб» в ОКХ, я был поражен страшной вестью о произошедшем накануне самоубийстве Фрейтага. Его выступление в защиту нашего дела и меня лично было его последней дружеской услугой.
Глубоко потрясенный, я поспешил к Власову в Далем. У него сидели Малышкин и Жиленков.
– Еще один очень близкий друг мертв: Фрейтаг-Лорингхофен, – сказал я.
– Я не знаю его, – сказал Власов с видом совершенно равнодушным.
– Ну как же, дорогой Андрей Андреевич, тот блестящий полковник Генерального штаба, который так часто бывал у вас…
– Не помню.
Я вышел из комнаты и пошел наверх. Через несколько минут ко мне пришел Власов. Мы были одни.
– Я вам уже однажды говорил, дорогой друг, что нельзя иметь таких мертвых друзей. Я потрясен, как и вы. Барон был для всех нас особенно близким и верным другом. Но я думаю о вас. Если вы и дальше будете так неосторожны, следующий залп будет по вам.
Я возразил, что говорил в присутствии лишь двух генералов, наших ближайших друзей.
– Два лишних свидетеля, – спокойно сказал он. – Я ни минуты не сомневаюсь в их порядочности. Но зачем втягивать их? А если их когда-либо спросят: «Говорил ли капитан Штрик об этих заговорщиках как о своих друзьях? Что тогда? Из легкомыслия вы подвергнетесь смертельной опасности и потянете за собой других. Я знаю методы ЧК и НКВД, ваше Гестапо скоро будет таким же".
Владимир Абаринов: Теперь, Игорь, расскажите о встрече Гиммлера и Власова.
Игорь Петров: Встреча состоялась 16 сентября 1944 года. И я продолжаю описание со слов Далькена. Совещание начал Гиммлер, сказав, что очень сожалеет о том, что встреча состоялась так поздно. Предложил говорить совершенно открыто, не обходя никакие темы. Власов ответил, что тот факт, что сильнейший представитель немецкого политического и военного аппарата и первый генерал, который в этой войне разбил немецкую армию, встретились между собой, уже сам по себе содержит программу действий. Потом Власов кратко представил себя как борца с большевизмом, и сразу же задал неудобный вопрос о брошюре "Унтерменши", которая, со слов Власова, сильно ухудшила взаимопонимание между немцами и русскими. Гиммлер сумел извернуться, объяснив, что в этой брошюре вовсе не то имелось в виду, что унтерменши есть в каждом народе, просто немецкие унтерменши сидят в концлагерях, а советские находятся у власти.
Кстати, одним из итогов беседы было то, что остатки тиража этой злополучной брошюры все-таки приказали изъять.
Дальше были обсуждены вопросы политического и военного сотрудничества. По первому пункту это была подготовка политической программы, то, что мы уже знаем под именем "Пражский манифест". Этот вопрос курировал специально организованный отдел СС под началом оберфюрера Крегера. А в военной области Гиммлер пообещал Власову собрать и выставить целую армию, ее вооружить, причем первые две дивизии с максимально возможной скоростью. И соответственное поручение было дано генералу добровольческих войск Кестрингу.
Власов надеялся так же, что сможет черпать людские ресурсы не только из имеющихся разрозненных соединений и военнопленных, но и из остарбайтеров. Тут Гиммлер возразил, что те гораздо нужнее в промышленности, без остарбайтеров вся немецкая военная экономика рухнет.
И наконец, в заключении разговора, тоже очень любопытно, Гиммлер заметил, что Власов выглядит очень утомленным. Поэтому теперь, когда все решено на высшем уровне, технические детали могут согласовать его помощники, а самому Власову он рекомендует на пару недель отправиться в лучший эсэсовский санаторий. И со слов Далькена, Власов действительно принял это предложение.
Владимир Абаринов: В первой части этой главы мы говорили о том, что вслед за Гитлером рейхсфюрер СС Гиммлер терпеть не мог Власова и даже не в состоянии был спокойно слышать его имя. И, тем не менее, именно Гиммлер в конечном счете встретился с Власовым и санкционировал формирование Русской освободительной армии. Игорь, как произошла эта чудесная метаморфоза?
Игорь Петров: Я хотел бы рассказать эту историю так, как ее в своих записях для Юргена Торвальда изложил Гюнтер Далькен – это штандартенфюрер СС, который возглавлял всю эсэсовскую пропаганду. Конечно, надо учитывать, что это изложение небеспристрастное, наверняка кое-где приукрашенное, тем не менее, это рассказ непосредственного и активного участника событий.
Со слов Далькена, интерес к использованию Власова появился у него достаточно рано. Но после распоряжения Гитлера, о котором мы говорили, в июне 43-го, даже сами сотрудники Отдела пропаганды Вермахта боялись выдвигать Власова на первый план. Поэтому они предложили для пропагандистских акций Далькену Жиленкова.
Жиленков – это бывший секретарь московского райкома партии, он был бригадным комиссаром, попал в плен под Вязьмой осенью 43-го года. Некоторое время выдавал себя за рядового, служил у немцев добровольным помощником, работал водителем. Потом все-таки настоящее имя его выяснилось и после некоторых метаморфоз, пертурбаций он влился в возникший к тому времени власовский штаб.
И вот вместе с Жиленковым Далькен планировал операцию под названием "Скорпион Ост". Это была такая пропагандистская акция, которую проводил не Вермахт, а СС, с целью на определенных участках фронта резко увеличить количество перебежчиков. Для этого была научная или псевдонаучная подготовка проведена, опрашивались военнопленные, изучалось, какие именно лозунги, какие именно материалы листовок лучше влияют с психологической точки зрения. Выяснилось, по мнению Далькена и его подчиненных, что наиболее действенным лозунгом для перебежчиков был именно лозунг Русской освободительной армии.
И вот в июне 44-го Далькен с Жиленковым полетели на фронт, с ними, кстати, должен был отправиться Милетий Зыков, главный власовский пропагандист на первом этапе развития движения, но накануне он при загадочных обстоятельствах исчез. По распространенной версии, он был арестован и устранен гестапо. Получается, что одни подчиненные Гиммлера подложили свинью другим.
Пропагандистская акция с участием Жиленкова, по крайней мере, по словам Далькена, оказалась очень успешной. И воспользовавшись случаем, Далькен завел разговор с Жиленковым, он предложил ему встать во главе акции так же военной, начать власовское движение еще раз, но с другими людьми, с новыми лицами во главе его и под патронажем СС. Жиленков, однако, от этого предложения отказался. Далькен вернулся в штаб-квартиру Гиммлера с докладом и сказал примерно следующее: "Я никогда не видел Власова, но везде чувствовал его авторитет как в пропагандистских вопросах, так и в организационных. Я попытался его обойти, но у меня ничего не вышло".
Гиммлер, якобы, ответил в духе, что раньше, да, кандидатура Власова, ее выдвигали разные прорусски настроенные прибалтийские немцы, и это вызывало у него скепсис. Но Далькена он прекрасно знает, никак не может считать прорусски настроенным, поэтому готов вернуться к этому вопросу и его рассмотреть.
Разумеется, решающую роль в изменении настроения Гиммлера сыграло не предложение именно Далькена или еще что-то, а сыграло просто положение на фронтах. Это июль 44 года, союзники высадились в Нормандии, понятно, что сейчас не было возможности оставаться на таких абсолютно не сдвигаемых позициях, на каких Гиммлер стоял раньше.
Наконец Далькен встретился с Власовым 15 июля. И на 21 июля 44 года была назначена встреча Власова и Гиммлера. При этом Власов передал Далькену следующие требования: воссоединение всех разрозненных частей РОА воедино, перевод их всех под командование Власова и немедленное задействование их на Восточном фронте под его началом. Кроме того, прекращение поддержки сепаратистских тенденций и предоставление Власову возможности напрямую вести переговоры с представителями народов Советского Союза, которые в это время служили в национальных формированиях, в так называемых легионах.
При этом власов был готов поступиться личной обидной, он прекрасно знал, что Гиммлер его оскорбил прилюдно, и пойти на переговоры с Гиммлером, которого он, добавим, что совершенно справедливо, считал стоящим на саамом верху иерархии Рейха.
Дальше случилось непредвиденное: 20 июля Штауфенберг взорвал свою бомбу. И дальше интересно, однако, вот что: Далькен постоянно подчеркивает в своем рассказе, что Гиммлер был очень заинтересован во встрече с Власовым. Несмотря на все безумие последующего дня, то есть 21 июля, это был день после покушения на Гитлера, после попытки переворота, Гиммлер, тем не менее, нашел время послать телеграмму с извинением за то, что вынужден отложить встречу на более поздний срок.
Странно, однако, что несмотря на тяжелую военную ситуацию, в которой находился Рейх, наверное, критическую ситуацию, эту встречу перенесли аж на два месяца. То есть раньше середины сентября 44 года Гиммлер в своем календаре не смог найти время для встречи с Власовым. Мне кажется, это показатель того, что как реальную силу, способную помочь, Гиммлер власовское движение все-таки не воспринимал и тогда.
Есть любопытный рассказ о переговорах с Гиммлером чуть позже, в ноябре 44-го. Гиммлер то ли так и не смог запомнить, как зовут Власова, то ли уже успел забыть в свете более важных дел, поэтому он именовал Власова в ходе беседы в мягком русском переводе "генералом ну-как-его-там". Но это мы забежали вперед.
Владимир Абаринов: Интересно, кстати, как воспринял покушение на Гитлера Власов. Вот что пишет об этом Вильфрид Штрик-Штрикфельдт, который отсутствовал в Берлине и узнал о попытке переворота именно от Власова.
"На дороге от станции к лагерю мою машину остановили Власов, Трухин и Боярский. Они рассказали мне о покушении на Гитлера 20 июля и о его последствиях. Им были в то время известны два имени убитых заговорщиков: граф Штауфенберг и генерал Ольбрихт. Меня охватили мрачные предчувствия.
– Наши друзья, – сказал я.
– О таких покойниках не говорят как о друзьях, – заметил Власов. – Их не знают. Не забывайте этого никогда, Вильфрид Карлович. Я прошел сталинскую школу. Это только начало. Сейчас в Германии пойдет всё точно так, как у нас в Советском Союзе!
Вскоре мы получили более полные сведения о покушении на Гитлера и о смерти графа фон Штауфенберга. Постепенно стали известны имена офицеров, ставших жертвами нацистского режима. Это были имена тех наших друзей, которые с 1942 года стремились к изменению политики в отношении России и к ведению войны политическими методами. У них, вероятно, были различные конечные цели, и не все из них были готовы безусловно поддерживать планы Власова. Но, несомненно, эта группа делала все возможное в отношении Русского Освободительного Движения".
Владимир Абаринов: Одним из этих друзей-заговорщиков был полковник барон Фрейтаг-Лорингхофен, начальник отдела «абвер-2», тоже, как и Штрикфельдт, из балтийских немцев. Именно Лорингхофен достал взрывное устройство, которое привел в действие в ставке Гитлера Штауффенберг. Предвидя неизбежный арест и мучительную смерть, полковник покончил с собой на шестой день после провала заговора. Еще одна цитата из книги Штрикфельдта.
"Когда я 27 июля позвонил в наш старый «клуб» в ОКХ, я был поражен страшной вестью о произошедшем накануне самоубийстве Фрейтага. Его выступление в защиту нашего дела и меня лично было его последней дружеской услугой.
Глубоко потрясенный, я поспешил к Власову в Далем. У него сидели Малышкин и Жиленков.
– Еще один очень близкий друг мертв: Фрейтаг-Лорингхофен, – сказал я.
– Я не знаю его, – сказал Власов с видом совершенно равнодушным.
– Ну как же, дорогой Андрей Андреевич, тот блестящий полковник Генерального штаба, который так часто бывал у вас…
– Не помню.
Я вышел из комнаты и пошел наверх. Через несколько минут ко мне пришел Власов. Мы были одни.
– Я вам уже однажды говорил, дорогой друг, что нельзя иметь таких мертвых друзей. Я потрясен, как и вы. Барон был для всех нас особенно близким и верным другом. Но я думаю о вас. Если вы и дальше будете так неосторожны, следующий залп будет по вам.
Я возразил, что говорил в присутствии лишь двух генералов, наших ближайших друзей.
– Два лишних свидетеля, – спокойно сказал он. – Я ни минуты не сомневаюсь в их порядочности. Но зачем втягивать их? А если их когда-либо спросят: «Говорил ли капитан Штрик об этих заговорщиках как о своих друзьях? Что тогда? Из легкомыслия вы подвергнетесь смертельной опасности и потянете за собой других. Я знаю методы ЧК и НКВД, ваше Гестапо скоро будет таким же".
Владимир Абаринов: Теперь, Игорь, расскажите о встрече Гиммлера и Власова.
Игорь Петров: Встреча состоялась 16 сентября 1944 года. И я продолжаю описание со слов Далькена. Совещание начал Гиммлер, сказав, что очень сожалеет о том, что встреча состоялась так поздно. Предложил говорить совершенно открыто, не обходя никакие темы. Власов ответил, что тот факт, что сильнейший представитель немецкого политического и военного аппарата и первый генерал, который в этой войне разбил немецкую армию, встретились между собой, уже сам по себе содержит программу действий. Потом Власов кратко представил себя как борца с большевизмом, и сразу же задал неудобный вопрос о брошюре "Унтерменши", которая, со слов Власова, сильно ухудшила взаимопонимание между немцами и русскими. Гиммлер сумел извернуться, объяснив, что в этой брошюре вовсе не то имелось в виду, что унтерменши есть в каждом народе, просто немецкие унтерменши сидят в концлагерях, а советские находятся у власти.
Кстати, одним из итогов беседы было то, что остатки тиража этой злополучной брошюры все-таки приказали изъять.
Дальше были обсуждены вопросы политического и военного сотрудничества. По первому пункту это была подготовка политической программы, то, что мы уже знаем под именем "Пражский манифест". Этот вопрос курировал специально организованный отдел СС под началом оберфюрера Крегера. А в военной области Гиммлер пообещал Власову собрать и выставить целую армию, ее вооружить, причем первые две дивизии с максимально возможной скоростью. И соответственное поручение было дано генералу добровольческих войск Кестрингу.
Власов надеялся так же, что сможет черпать людские ресурсы не только из имеющихся разрозненных соединений и военнопленных, но и из остарбайтеров. Тут Гиммлер возразил, что те гораздо нужнее в промышленности, без остарбайтеров вся немецкая военная экономика рухнет.
И наконец, в заключении разговора, тоже очень любопытно, Гиммлер заметил, что Власов выглядит очень утомленным. Поэтому теперь, когда все решено на высшем уровне, технические детали могут согласовать его помощники, а самому Власову он рекомендует на пару недель отправиться в лучший эсэсовский санаторий. И со слов Далькена, Власов действительно принял это предложение.
