Харизматики и скандалистки, уличные бойцы и «гламурные» барышни, авторы протестных лозунгов и плакатов. Украсила ли тюрьма Сергея Удальцова? Похож ли Григорий Чхартишвили на Тургенева? Как Ирина Прохорова победила Никиту Михалкова? Зачем Ксения Собчак ходила наблюдать за ходом президентских выборов? Что нужно сделать Алексею Навальному, чтобы сохранить народную любовь? Какую роль играла Ольга Романова в организации и катализации протеста? Могут ли образы новых лидеров вступать в конкуренцию с образом Владимира Путина и при каких условиях? Почему единственный лидер нового протестного процесса невозможен? Согласие нового лидера стать «безымянным героем».
Социологи Алексей Левинсон, Борис Дубин, Анатолий Голубовский; славист Томаш Гланц, профессор Гумбольдтовского университета; журналист и драматург Михаил Калужский.
В эфире: в воскресенье в 18:00,
повтор: в воскресенье в 22:00 и в понедельник в 7:00 и 14:00
фрагмент программы:
Томаш Гланц: Вопрос, касающийся героя, очень любопытен тем, что содержит другой вопрос, а именно: кто является главным героем? И неслучайно, мне кажется, все участники этой дискуссии уклончиво реагируют на этот вопрос. У них нет кандидатов на роль главного героя. И из этого вопроса, мне кажется, вытекает следующий: необходим ли главный герой? Может быть, мы привыкли мыслить в категориях прошлого века. Если задуматься о Польше или Чехословакии 80-х годов ХХ столетия, то трудно эти процессы отделить от таких фигур, как Лех Валенса или Вацлав Гавел. Но сегодня в России таких фигур нет. И до недавнего времени казалось, что их нет потому, что люди, которые не довольны состоянием дел в России, оппозиционно настроены по отношению к себе, что есть внутренние конфликты, что они не способны договориться. И наверное, в этом что-то есть. Но я думаю, что возможен и другой взгляд на ситуацию. Не исключено, что в настоящий момент, при теперешней констелляции без главного героя можно обойтись. Это позиция, для которой требования являются комплексными и практически утопическими, что его действительно не хватает. Я думаю, что это понятно не только журналистам из CNN и «Би-Би-Си», которые не знают, у кого спрашивать, они в растерянности - кто спикер.
А можно ли задуматься о возможности такого процесса, который основан на своей децентрализации, где возникает какая-то невероятная мобилизация? Мой уклончивый ответ на вопрос о герое или главном герое звучал бы так: для меня это язык мобилизации, который не основан на ненависти, на простых и демагогических лозунгах, язык, который генерирует находчивые, очень креативные, на грани с художественными приемами заявления. Это хорошо помнится в конце 80-х, когда я сам, будучи студентом, активно принимал участие в движении в Чехословакии. В этом языке невероятная смелость и сила, но у него нет автора. И очень важно, что очень немногие лозунги связаны с конкретными авторами. В этом я вижу небывалую мобилизацию, которая свидетельствует о том, что все заявления ноября прошлого года о том, что в России гражданам в общем плане, когда на все наплевать, что они ограничивают свое отношение к происходящему тем, что пока еще можно ездить за границу, что это изменилось радикально. И вопрос, который эта ситуация перед нами ставит: возможно ли продолжение, когда нет главного героя?
Социологи Алексей Левинсон, Борис Дубин, Анатолий Голубовский; славист Томаш Гланц, профессор Гумбольдтовского университета; журналист и драматург Михаил Калужский.
В эфире: в воскресенье в 18:00,
повтор: в воскресенье в 22:00 и в понедельник в 7:00 и 14:00
фрагмент программы:
Томаш Гланц: Вопрос, касающийся героя, очень любопытен тем, что содержит другой вопрос, а именно: кто является главным героем? И неслучайно, мне кажется, все участники этой дискуссии уклончиво реагируют на этот вопрос. У них нет кандидатов на роль главного героя. И из этого вопроса, мне кажется, вытекает следующий: необходим ли главный герой? Может быть, мы привыкли мыслить в категориях прошлого века. Если задуматься о Польше или Чехословакии 80-х годов ХХ столетия, то трудно эти процессы отделить от таких фигур, как Лех Валенса или Вацлав Гавел. Но сегодня в России таких фигур нет. И до недавнего времени казалось, что их нет потому, что люди, которые не довольны состоянием дел в России, оппозиционно настроены по отношению к себе, что есть внутренние конфликты, что они не способны договориться. И наверное, в этом что-то есть. Но я думаю, что возможен и другой взгляд на ситуацию. Не исключено, что в настоящий момент, при теперешней констелляции без главного героя можно обойтись. Это позиция, для которой требования являются комплексными и практически утопическими, что его действительно не хватает. Я думаю, что это понятно не только журналистам из CNN и «Би-Би-Си», которые не знают, у кого спрашивать, они в растерянности - кто спикер.
А можно ли задуматься о возможности такого процесса, который основан на своей децентрализации, где возникает какая-то невероятная мобилизация? Мой уклончивый ответ на вопрос о герое или главном герое звучал бы так: для меня это язык мобилизации, который не основан на ненависти, на простых и демагогических лозунгах, язык, который генерирует находчивые, очень креативные, на грани с художественными приемами заявления. Это хорошо помнится в конце 80-х, когда я сам, будучи студентом, активно принимал участие в движении в Чехословакии. В этом языке невероятная смелость и сила, но у него нет автора. И очень важно, что очень немногие лозунги связаны с конкретными авторами. В этом я вижу небывалую мобилизацию, которая свидетельствует о том, что все заявления ноября прошлого года о том, что в России гражданам в общем плане, когда на все наплевать, что они ограничивают свое отношение к происходящему тем, что пока еще можно ездить за границу, что это изменилось радикально. И вопрос, который эта ситуация перед нами ставит: возможно ли продолжение, когда нет главного героя?