Владимир Тольц: В эфире заключительная, третья из передач по кинотриптиху минского режиссера-документалиста Александра Ступникова о мести и мстителях. Если о героях первых двух новелл фильма – Валерии Мурохе и Зиновии Кнеле - я впервые узнал из этой киноленты, то про героя заключительной части фильма впервые услышал почти 40 лет назад. В 1973 году его упомянул Александр Исаевич Солженицын в прогремевшем тогда по миру интервью, данному писателем "Ассошиэйтед Пресс" и газете "Монд". (Ну, а я по сходству этого имени с фамилией пионера российского кинематографа Ханжонкова это запомнил.) Солженицын сказал тогда:
"Вспоминается судьба Сергея Ханженкова, отсидевшего к 1973 году 7 лет за попытку – или даже намерение – взорвать глушитель в Минске. А ведь, исходя из общечеловеческих забот, нельзя понять этого преступника иначе, как борца за всеобщий мир".
Владимир Тольц: Много позже, знакомясь с материалами, которые мои друзья и коллеги, сотрудники Государственного архива Российской Федерации Ольга Эдельман, Владимир Козлов и Сергей Мироненко готовили к изданию в сборнике "Крамола: Инакомыслие в СССР при Хрущеве и Брежневе" (это были рассекреченные документы Верховного Суда и Прокуратуры СССР) я вновь наткнулся на это имя. И дело Сергея Николаевича Ханженкова особо заинтересовало меня, поскольку в ту пору я занимался историей иностранного радиовещания на Советский Союз. А то, что привело к аресту студента 4 курса Минского автодорожного института Сергея Ханженкова, было, как вы по цитате из солженицынского интервью понимаете, прямо с этой историей связано. Правда, в 1973-м Александр Исаевич несколько ошибся в датах: к тому времени Сергей, которого он назвал "борцом за всеобщий мир", уже отсидел свой десятилетний срок. Ныне о его деле много опубликовано, в том числе и в радиопередачах Свободы. Но то, что вы услышите сегодня, в эфире впервые.
Для краткого введения в суть вопроса, процитируем фрагменты обвинительного заключения по этому делу и показаний обвиняемого. (Думаю, о специфике этих документов, отражающей особенности мировосприятия тогдашней советской юстиции специально распространяться не стоит – она очевидна.)
"Произведенным по делу расследованием установлено, что Ханженков, систематически прослушивая с 1958 года антисоветские передачи зарубежных радиостанций, попал под влияние буржуазной идеологии и , начиная с весны 1962 года, проводил организационную деятельность по созданию антисоветской организации".
Владимир Тольц: А вот показания самого Сергея Ханженкова, данные в судебном заседании 2 октября 1963 года:
"Я родился в пос[елке] Усть-Утиный Магаданской области, где мой отец жил на поселении. До 13 лет я учился и жил в г. Магадане, где окончил 6 классов.[...]".
Владимир Тольц: Тут, наверное, необходимо следующее пояснение: отец Сергея - Николай Ханженков – в 1935 году студент Московского института железнодорожного транспорта, был осужден по статье 58-10 на 6 лет лишения свободы за то, что в ноябре 1935 года "неправильно" выполнил задание комитета комсомола подготовить лозунги к празднованию 18-й годовщины Октябрьской революции. Один из лозунгов: "Пусть дух интернационализма витает над нами" признали вредным, поскольку упоминавшееся понятие "дух" не только противоречило марксизму, но и давало основание назвать автора лозунга идеалистом. Оправдаться студенту не помогло и то, что лозунг - цитата из Карла Маркса. Так он оказался на Магадане, где и родился Сергей. После амнистии 1953 года, семья Ханженковых переехала на жительство в город Минск. А в 1957 году Николай Ханженков был официально реабилитирован.
Но вернемся к показаниям Ханженкова-младшего.
"С самого раннего детства я сталкивался с детьми осужденных и самими осужденными, среди которых было много и невинно пострадавших от культа личности. Разговоры и рассказы этих лиц производили на меня сильное влияние, оставили неизгладимый след на формирование моих политических взглядов. Я как-то слишком рано понял, что в нашем обществе есть много несправедливости. Такое убеждение у меня было настолько сильным, что я не верил ничему, что говорили нам в школе о демократии, свободе и справедливости нашего строя.[...] Примерно с 1959 г. я стал прослушивать передачи зарубежных радиоцентров. Вначале это было простое любопытство, слушал я передачи нерегулярно, когда отец бывал в командировках.
Я стал регулярно слушать передачи из-за границы и постепенно пришел к выводу, что должен бороться за свои убеждения, активно их отстаивать.
В 1962 г. у меня впервые появилась мысль о создании организации, борющейся с существующем в нашей стране строем, а главное - политическим режимом.
Как первый шаг на этом пути, я мыслил взорвать глушитель передач иностранных радиостанций.
Я считал, что глушитель - это символ того, против чего я восставал.[...]
С Храповицким и Алексейцевой я говорил о том, что нужно взорвать глушитель. Они со мною согласились, и мы приступили к практическим шагам.[...]
Примерно с лета 1962 г. мы решили составить программу и устав организации.[...]
Конечная цель нашей программы - свержение советской власти. Методы - распространение своих взглядов устно, путем листовок и совершения взрыва глушителя, то есть диверсионного акта и вообще путем террора. О терроре я написал в проекте программы, но как-то всерьез не думал об этом. Уже на следствии я понял, что террор - это случайное слово.
Взрывом глушителя мы хотели показать, что в стране есть люди, недовольные властью и строем. Этот акт должен стать толчком для группировки недовольных лиц. [...]
Я считал, что у нас нет свободы, а в буржуазно-демократической республике она есть. Поэтому мне казалось, что следует вернуться назад, к буржуазно демократической республике, чтобы при демократических свободах развитие общества пошло правильным путем. Я имел в виду строй - подобный Америке.
[...] Мы думали довести до конца свои намерения и, если бы нам не помешали, мы бы сделали все, что планировали.
[...] Сейчас я ничего не могу сказать по поводу моих взглядов. У меня нет полной уверенности, что я поступил неправильно".
Владимир Тольц: Тут опять требуется кратко пояснить. Виктор Иванович Храповицкий, 1937 года рождения, соученик Ханженкова по институту. Еще по делу в качестве обвиняемого проходил ранее судимый Георгий Яковлевич Серегин, 1918 года рождения, шофер скорой помощи. На его автомобиле и должна была быть доставлена в Минск неразорвавшаяся бомба.
А Светлана Алексейцева соседка и подруга Ханженкова, до осени 1962-го являвшаяся членом их организации, во время следствия и суда привлекалась в качестве свидетеля.
У нее дома и хранили неразорвавшиеся снаряды.
7 октября 1963 г. Верховный суд Белорусской ССР приговорил С.Н.Ханженкова и Г.Я.Серегина к 10 годам лишения свободы, В.И.Храповицкого к 8 годам лишения свободы с отбытием срока наказания в трудовой колонии строго режима.
И вот у меня вопрос к создателю фильма «Мстители» Александру Ступникову:
--Если с героями первых двух новелл мне все ясно – они настоящие мстители (за своих близких прежде всего), то почему рядом с ними вы ставите Сергея Ханженкова? И что, по Вашему мнению, сближает его с первыми двумя?
Александр Ступников: Дело в том, что когда я определился, что возьму именно трех героев для фильма, то понял, что среди мстителей, тем более с необычным поворотом судьбы и биографии, будет нетрудно найти человека времен войны или даже военных конфликтов. Я хотел уйти от какого-то стандарта, который сам напрашивался и поэтому решил найти человека мирного времени, близкого к нашему времени или просто нашего времени. Начал искать. И один из моих коллег в Минске, который по-прежнему занимается журналистикой, подсказал мне именно Сергея Ханженкова. Я с ним встретился и мне показалось, что у меня ложился или лег в общую концепцию всего этого фильма. Повторяю, чтобы немножко уйти от шаблона.
Владимир Тольц: Понимаете, у меня вот в связи с чем вопрос возникает: кому он мстит и за что, во-первых? Во-вторых, я понимаю, когда я смотрю это дело – его дело, не ваш фильм, я понимаю, что это одна из дел первой половины 60-х годов.
Тогда, в 1962-6-м был сильный всплеск недовольства властью, в проявлениях которого органы всегда искусственно находили "террористические намерения". Для примера могу сказать, что в том же октябре, когда судили Ханженкова, в Махачкале шел суд над Магомедовым, призывавшим "бить коммунистов", которые якобы убили его мать (чем не мститель?), через пару месяцев в феврале 1964 в Свердловской обл. судили поклонника Китайской компартии Михайлова, обещавшего, что советских коммунистов будут вскоре вешать, и тогда же в Новосибирской области судили некоего Коврова, распространившего листовку с призывом убить Хрущева и Яременко в Киеве, призывавшего к тому же. Тогда же, в нач.64 судили в Саратовской обл. и зека Шапошникова, сделавшего на себе террористические наколки "Долой Хрущева! Смерть коммунистам и чекистам!". Кое у кого из осужденных тогда и оружие находили – так что они, все эти люди, пытающиеся кого-то убить, взорвать и так далее и призывающие к этому, они все, по-вашему, тоже народные мстители, подобные героям ваших первых новелл?
Александр Ступников: По-моему, нет. Именно поэтому я бы, если бы мне кто-то посоветовал или предложил из вышеперечисленных аналогичных ситуаций, я бы не взял в фильм. Потому что везде, и среди тех людей, которых вы перечислили, они были пусть и противниками тогдашнего советского строя, но везде есть рефрен – убить, наказать, повесить и так далее. Ханженков меня заинтересовал прежде всего тем, что этот человек, безусловно, противник режима, но в то же время он, подняв над какой-то личной местью кому-то конкретно, будь то непосредственно какой-то начальник, или в целом власть, или руководитель государства – не имеет значения. То есть это был человек, который был возмущен в сущности от имени значительной части населения, просто об этом не говорили, потому что он говорил, что слушал и западные голоса, Свободу, ВВС, "Голос Америки" для того, чтобы получать информацию, реальную правдивую информацию о жизни, о том, что происходит в мире и в его стране. А в условиях Советского Союза через средства массовой информации Советского Союза это было невозможно. То же самое касаемо и книг. Он же рассказывает в фильме, что он не может в библиотеках взять ту или иную книгу, чтобы составить свое мнение и сам решить: этот человек или чьи-то взгляды его устраивают или нет. То есть он пытался отомстить за всех, потому что он же хотел уничтожить вышку глушителя различных западных станций. Именно как форма протеста и от имени всех, которые не могли, или не хотели, или боялись, или просто были неспособны это понять, чтобы высказать, уничтожить глушился как апофеоз, как символ и режима, и замалчивания правды в этом мире.
Когда я с ним встретился, и мы поговорили, я, естественно, задал вопрос Сергею, который не вошел в фильм. Я спросил его: осталась ли у него обида или какая-то ненависть, желание отомстить тем сотрудникам службы безопасности, КГБ, которые вели его дело и которые дали 10 лет? Он совершенно искренне спокойно ответил, что ни питает никаких негативных эмоций по отношению к этим людям по одной простой причине. Во-первых, и самая главная причина: то, что он хотел сделать, то, что он думал и то, что он говорил и своим друзьям, и вообще – это шло у него от сердца, и он был внутренне свободен, таким же свободным и остался. Поэтому они его наказали, потому что они выполняли свою работу, ничего ему лишнего не приписали, не нарисовали и не прибавили. Поэтому он к ним не имеет никаких претензий. С другой стороны, повторяю, он говорит то, что говорит свободный внутренне человек. Безусловно, это меня тоже привлекло, хотя, повторяю, этот эпизод я в фильм не вставлял.
Владимир Тольц: Ну, а теперь давайте послушаем фонограмму третьей новеллы Александра Ступникова.
Сергей Ханженков (фрагмент фонограммы фильма): "Пепел Клааса стучит мне в сердце", - вот нечто подобное. Я чувствовал этот зов. Ты можешь – ты должен. То, что другой делает – это его дело, а должен ли я, раз я это понимаю?
Никто мне специально ничего не рассказывал и не внушал, я просто видел сам. А с другой стороны, я учился в школе: там одно, здесь другое. Вот так постепенно пришел к выводу, что с этим надо бороться.
Когда мы приехали в Минск, то снимали комнату. Возле этого дома стоял глушитель. И в первый же вечер, когда мы вошли в нашу комнату, я увидел в окно красные огни и спросил у хозяйки, что это такое. "Это глушитель". Это запало в память, дескать, нормальное явление. У меня родилась такая идея: а если его взорвать? Чисто такая демонстративная акция, не для того, чтобы слушать станции, а чтобы просто показать людям, какое они имеет право что-то нам запрещать. Потом пришла такая мысль: надо сделать что-то громкое – это всем будет сразу все понятно. Кто-то задумается. Все так привыкли к тому, что что-то глушить, что-то не давать читать. Какое они имеют право? Чтобы люди задумались, а они бы конечно задумались.
Александр Ступников: Вам больше всех надо?
Сергей Ханженков: Не больше всех надо, но, понимаете, что-то же делать надо. Был у меня друг в институте, который рассказал мне, что в деревне снаряд закапывали после войны, не взрывали, не хватало на это ни рук, ни средств, просто закапывали в ямки. И он знает – где. С ним мы уже сошлись на каких-то протестных настроениях, и поехали, разыскали такую ямку, достали снаряды. То есть появилась и взрывчатка. Начали готовить взрыв. Кроме этого у меня появился товарищ еще один, девушка, естественно, - куда без них? И еще появился четвертый, который нас предал.
Достали мы шрифт и хотели подготовить взрыв и запустить листовками, объясняющими эту акцию. Листовки каким-то образом куда-то попрятались, чтобы их потом находили. Там было написано, что такое свобода, что такое демократия – вот так представлялось. А самим взорвать и убежать. Этот товарищ предложил увезти снаряд, который я не успел допилить: "Привези снаряд, я его допилю, пока вы на практике". И с этим снарядом я поехал к нему и с этим снарядом меня арестовали.
Александр Ступников: А что с ним стало?
Сергей Ханженков: Спился. Так что он наказал себя сам. Однажды смотрю: с бутылками идет. Узнал меня, что-то хотел говорить. Я сказал: "Да иди!...". Вот и все. Мне его жалко, он испортил себе жизнь.
Александр Ступников: А вам жизнь тоже испортили, так получается? Сколько вам было?
Сергей Ханженков: 21 год, когда арестовали. Мне нет, мне не испортили как раз. Ведь я попал в мордовские лагеря, то есть это был такой университет прекрасный. Там было очень интересно. Это я сейчас говорю, тогда, конечно, было не так интересно, тогда все-таки лагерь есть лагерь. 8-часовой рабочий день, как и здесь, времени свободного гораздо больше, чем здесь, потому что нет отвлекающих факторов всяких. Литературы сколько угодно, все привозили с собой. Люди какие – сливки общества.
Александр Ступников: А на группы не были разбиты? Все-таки там, наверное, были украинские националисты…
Сергей Ханженков: Конечно.
Александр Ступников: Друг с другом ладили?
Сергей Ханженков: Прекрасно. Все противоречия и проблемы за проволокой, здесь мы - одна семья. Я считал, что сначала надо разобраться с этим вопросом, а потом заниматься физикой и лирикой.
Александр Ступников: Хорошо, в 91 году разобрались, не вы, но разобрались.
Сергей Ханженков: Вопросы остались. Сейчас уже сняты все препятствия для нормального развития. Даже у нас здесь нет таких проблем. Пожалуйста – развивайтесь. Сами не хотят – это уже другой вопрос. Разная бывает несвобода.
Я смерть Сталина хорошо помню, я учился тогда в Магадане в школе, у нас, грубо говоря, пополам класс делился – половина плакала, половина смеялись, не в открытую, не смеялись – радовались, что наконец. А половина искренне плакали…
Александр Ступников: В Магадане?
Сергей Ханженков: Это в Магадане.
Александр Ступников: В Минске, наверное, было иначе.
Сергей Ханженков: В Минске, как потом мне рассказывали, на площадь было невозможно пробиться с цветами, милиция просто не пускала.
Александр Ступников: Может быть в этом мире, в этой жизни и раньше, и сегодня лучше молчать?
Сергей Ханженков: Мне вспомнился случай. Моя жена, моя ровесница, она родилась в партизанском отряде, и мама носила ее в корзиночке. А партизанам приходится куда-то болотами уходить, за ними гонятся, а детские крики слышны. Поэтому детей топили в болоте, о чем она узнала совершенно случайно. Она была школьницей, к ней приходили знакомые партизаны. Один из них погладил ее по головке и сказал: "Ой, какая ты выросла! А все потому, что молчала. И мы решили: раз ты молчишь, может не топить, может обойдется?".
Александр Ступников: Может так же и жизнь?
Сергей Ханженков: Тогда это трудно жизнью назвать – это существование. Это правило действует, безусловно, подавляющее большинство людей так себя и ведут. Нельзя сказать, что это глупые люди или еще какие-то, но это просто существование. Что связываться? Само собой все рассосется. Господи, сколько в жизни прекрасных вещей – яхты, лыжи.
Александр Ступников: Жить и радоваться.
Сергей Ханженков: Конечно. Смысл жизни в борьбе, как нам говорили. Не в борьбе, а в самой жизни. Просто когда не удается жить, приходится бороться.
Александр Ступников: Трудно идти одному против всех?
Сергей Ханженков: Трудно, но почетно. Ощущаешь себя иначе, самооценка. За все стоящее в этой жизни надо платить.
Александр Ступников: И расплачиваться.
Сергей Ханженков: Расплачиваться.
Александр Ступников: Потому что эти 10 лет, пока вы были в лагере, ваши ровесники встречались с девчонками, спали с женщинами, ели вкусное, пили сладкое, ездили в Сочи и в Крым отдыхать.
Сергей Ханженков: Да, совершенно верно. Тоже жизнь, абсолютно верно. Но я считаю, что то удовлетворение, которое я получил, самоудовлетворение, оно выше и Сочи, и еды. Я ощущал себя человеком…
Владимир Тольц: Сергей Ханженков – герой третьей новеллы фильма Александра Ступникова "Мстители". Неудачливый и не раскаивающийся подрывник минской глушилки.
"Вспоминается судьба Сергея Ханженкова, отсидевшего к 1973 году 7 лет за попытку – или даже намерение – взорвать глушитель в Минске. А ведь, исходя из общечеловеческих забот, нельзя понять этого преступника иначе, как борца за всеобщий мир".
Владимир Тольц: Много позже, знакомясь с материалами, которые мои друзья и коллеги, сотрудники Государственного архива Российской Федерации Ольга Эдельман, Владимир Козлов и Сергей Мироненко готовили к изданию в сборнике "Крамола: Инакомыслие в СССР при Хрущеве и Брежневе" (это были рассекреченные документы Верховного Суда и Прокуратуры СССР) я вновь наткнулся на это имя. И дело Сергея Николаевича Ханженкова особо заинтересовало меня, поскольку в ту пору я занимался историей иностранного радиовещания на Советский Союз. А то, что привело к аресту студента 4 курса Минского автодорожного института Сергея Ханженкова, было, как вы по цитате из солженицынского интервью понимаете, прямо с этой историей связано. Правда, в 1973-м Александр Исаевич несколько ошибся в датах: к тому времени Сергей, которого он назвал "борцом за всеобщий мир", уже отсидел свой десятилетний срок. Ныне о его деле много опубликовано, в том числе и в радиопередачах Свободы. Но то, что вы услышите сегодня, в эфире впервые.
Для краткого введения в суть вопроса, процитируем фрагменты обвинительного заключения по этому делу и показаний обвиняемого. (Думаю, о специфике этих документов, отражающей особенности мировосприятия тогдашней советской юстиции специально распространяться не стоит – она очевидна.)
"Произведенным по делу расследованием установлено, что Ханженков, систематически прослушивая с 1958 года антисоветские передачи зарубежных радиостанций, попал под влияние буржуазной идеологии и , начиная с весны 1962 года, проводил организационную деятельность по созданию антисоветской организации".
Владимир Тольц: А вот показания самого Сергея Ханженкова, данные в судебном заседании 2 октября 1963 года:
"Я родился в пос[елке] Усть-Утиный Магаданской области, где мой отец жил на поселении. До 13 лет я учился и жил в г. Магадане, где окончил 6 классов.[...]".
Владимир Тольц: Тут, наверное, необходимо следующее пояснение: отец Сергея - Николай Ханженков – в 1935 году студент Московского института железнодорожного транспорта, был осужден по статье 58-10 на 6 лет лишения свободы за то, что в ноябре 1935 года "неправильно" выполнил задание комитета комсомола подготовить лозунги к празднованию 18-й годовщины Октябрьской революции. Один из лозунгов: "Пусть дух интернационализма витает над нами" признали вредным, поскольку упоминавшееся понятие "дух" не только противоречило марксизму, но и давало основание назвать автора лозунга идеалистом. Оправдаться студенту не помогло и то, что лозунг - цитата из Карла Маркса. Так он оказался на Магадане, где и родился Сергей. После амнистии 1953 года, семья Ханженковых переехала на жительство в город Минск. А в 1957 году Николай Ханженков был официально реабилитирован.
Но вернемся к показаниям Ханженкова-младшего.
"С самого раннего детства я сталкивался с детьми осужденных и самими осужденными, среди которых было много и невинно пострадавших от культа личности. Разговоры и рассказы этих лиц производили на меня сильное влияние, оставили неизгладимый след на формирование моих политических взглядов. Я как-то слишком рано понял, что в нашем обществе есть много несправедливости. Такое убеждение у меня было настолько сильным, что я не верил ничему, что говорили нам в школе о демократии, свободе и справедливости нашего строя.[...] Примерно с 1959 г. я стал прослушивать передачи зарубежных радиоцентров. Вначале это было простое любопытство, слушал я передачи нерегулярно, когда отец бывал в командировках.
Я стал регулярно слушать передачи из-за границы и постепенно пришел к выводу, что должен бороться за свои убеждения, активно их отстаивать.
В 1962 г. у меня впервые появилась мысль о создании организации, борющейся с существующем в нашей стране строем, а главное - политическим режимом.
Как первый шаг на этом пути, я мыслил взорвать глушитель передач иностранных радиостанций.
Я считал, что глушитель - это символ того, против чего я восставал.[...]
С Храповицким и Алексейцевой я говорил о том, что нужно взорвать глушитель. Они со мною согласились, и мы приступили к практическим шагам.[...]
Примерно с лета 1962 г. мы решили составить программу и устав организации.[...]
Конечная цель нашей программы - свержение советской власти. Методы - распространение своих взглядов устно, путем листовок и совершения взрыва глушителя, то есть диверсионного акта и вообще путем террора. О терроре я написал в проекте программы, но как-то всерьез не думал об этом. Уже на следствии я понял, что террор - это случайное слово.
Взрывом глушителя мы хотели показать, что в стране есть люди, недовольные властью и строем. Этот акт должен стать толчком для группировки недовольных лиц. [...]
Я считал, что у нас нет свободы, а в буржуазно-демократической республике она есть. Поэтому мне казалось, что следует вернуться назад, к буржуазно демократической республике, чтобы при демократических свободах развитие общества пошло правильным путем. Я имел в виду строй - подобный Америке.
[...] Мы думали довести до конца свои намерения и, если бы нам не помешали, мы бы сделали все, что планировали.
[...] Сейчас я ничего не могу сказать по поводу моих взглядов. У меня нет полной уверенности, что я поступил неправильно".
Владимир Тольц: Тут опять требуется кратко пояснить. Виктор Иванович Храповицкий, 1937 года рождения, соученик Ханженкова по институту. Еще по делу в качестве обвиняемого проходил ранее судимый Георгий Яковлевич Серегин, 1918 года рождения, шофер скорой помощи. На его автомобиле и должна была быть доставлена в Минск неразорвавшаяся бомба.
А Светлана Алексейцева соседка и подруга Ханженкова, до осени 1962-го являвшаяся членом их организации, во время следствия и суда привлекалась в качестве свидетеля.
У нее дома и хранили неразорвавшиеся снаряды.
7 октября 1963 г. Верховный суд Белорусской ССР приговорил С.Н.Ханженкова и Г.Я.Серегина к 10 годам лишения свободы, В.И.Храповицкого к 8 годам лишения свободы с отбытием срока наказания в трудовой колонии строго режима.
И вот у меня вопрос к создателю фильма «Мстители» Александру Ступникову:
--Если с героями первых двух новелл мне все ясно – они настоящие мстители (за своих близких прежде всего), то почему рядом с ними вы ставите Сергея Ханженкова? И что, по Вашему мнению, сближает его с первыми двумя?
Александр Ступников: Дело в том, что когда я определился, что возьму именно трех героев для фильма, то понял, что среди мстителей, тем более с необычным поворотом судьбы и биографии, будет нетрудно найти человека времен войны или даже военных конфликтов. Я хотел уйти от какого-то стандарта, который сам напрашивался и поэтому решил найти человека мирного времени, близкого к нашему времени или просто нашего времени. Начал искать. И один из моих коллег в Минске, который по-прежнему занимается журналистикой, подсказал мне именно Сергея Ханженкова. Я с ним встретился и мне показалось, что у меня ложился или лег в общую концепцию всего этого фильма. Повторяю, чтобы немножко уйти от шаблона.
Владимир Тольц: Понимаете, у меня вот в связи с чем вопрос возникает: кому он мстит и за что, во-первых? Во-вторых, я понимаю, когда я смотрю это дело – его дело, не ваш фильм, я понимаю, что это одна из дел первой половины 60-х годов.
Тогда, в 1962-6-м был сильный всплеск недовольства властью, в проявлениях которого органы всегда искусственно находили "террористические намерения". Для примера могу сказать, что в том же октябре, когда судили Ханженкова, в Махачкале шел суд над Магомедовым, призывавшим "бить коммунистов", которые якобы убили его мать (чем не мститель?), через пару месяцев в феврале 1964 в Свердловской обл. судили поклонника Китайской компартии Михайлова, обещавшего, что советских коммунистов будут вскоре вешать, и тогда же в Новосибирской области судили некоего Коврова, распространившего листовку с призывом убить Хрущева и Яременко в Киеве, призывавшего к тому же. Тогда же, в нач.64 судили в Саратовской обл. и зека Шапошникова, сделавшего на себе террористические наколки "Долой Хрущева! Смерть коммунистам и чекистам!". Кое у кого из осужденных тогда и оружие находили – так что они, все эти люди, пытающиеся кого-то убить, взорвать и так далее и призывающие к этому, они все, по-вашему, тоже народные мстители, подобные героям ваших первых новелл?
Александр Ступников: По-моему, нет. Именно поэтому я бы, если бы мне кто-то посоветовал или предложил из вышеперечисленных аналогичных ситуаций, я бы не взял в фильм. Потому что везде, и среди тех людей, которых вы перечислили, они были пусть и противниками тогдашнего советского строя, но везде есть рефрен – убить, наказать, повесить и так далее. Ханженков меня заинтересовал прежде всего тем, что этот человек, безусловно, противник режима, но в то же время он, подняв над какой-то личной местью кому-то конкретно, будь то непосредственно какой-то начальник, или в целом власть, или руководитель государства – не имеет значения. То есть это был человек, который был возмущен в сущности от имени значительной части населения, просто об этом не говорили, потому что он говорил, что слушал и западные голоса, Свободу, ВВС, "Голос Америки" для того, чтобы получать информацию, реальную правдивую информацию о жизни, о том, что происходит в мире и в его стране. А в условиях Советского Союза через средства массовой информации Советского Союза это было невозможно. То же самое касаемо и книг. Он же рассказывает в фильме, что он не может в библиотеках взять ту или иную книгу, чтобы составить свое мнение и сам решить: этот человек или чьи-то взгляды его устраивают или нет. То есть он пытался отомстить за всех, потому что он же хотел уничтожить вышку глушителя различных западных станций. Именно как форма протеста и от имени всех, которые не могли, или не хотели, или боялись, или просто были неспособны это понять, чтобы высказать, уничтожить глушился как апофеоз, как символ и режима, и замалчивания правды в этом мире.
Когда я с ним встретился, и мы поговорили, я, естественно, задал вопрос Сергею, который не вошел в фильм. Я спросил его: осталась ли у него обида или какая-то ненависть, желание отомстить тем сотрудникам службы безопасности, КГБ, которые вели его дело и которые дали 10 лет? Он совершенно искренне спокойно ответил, что ни питает никаких негативных эмоций по отношению к этим людям по одной простой причине. Во-первых, и самая главная причина: то, что он хотел сделать, то, что он думал и то, что он говорил и своим друзьям, и вообще – это шло у него от сердца, и он был внутренне свободен, таким же свободным и остался. Поэтому они его наказали, потому что они выполняли свою работу, ничего ему лишнего не приписали, не нарисовали и не прибавили. Поэтому он к ним не имеет никаких претензий. С другой стороны, повторяю, он говорит то, что говорит свободный внутренне человек. Безусловно, это меня тоже привлекло, хотя, повторяю, этот эпизод я в фильм не вставлял.
Владимир Тольц: Ну, а теперь давайте послушаем фонограмму третьей новеллы Александра Ступникова.
Сергей Ханженков (фрагмент фонограммы фильма): "Пепел Клааса стучит мне в сердце", - вот нечто подобное. Я чувствовал этот зов. Ты можешь – ты должен. То, что другой делает – это его дело, а должен ли я, раз я это понимаю?
Никто мне специально ничего не рассказывал и не внушал, я просто видел сам. А с другой стороны, я учился в школе: там одно, здесь другое. Вот так постепенно пришел к выводу, что с этим надо бороться.
Когда мы приехали в Минск, то снимали комнату. Возле этого дома стоял глушитель. И в первый же вечер, когда мы вошли в нашу комнату, я увидел в окно красные огни и спросил у хозяйки, что это такое. "Это глушитель". Это запало в память, дескать, нормальное явление. У меня родилась такая идея: а если его взорвать? Чисто такая демонстративная акция, не для того, чтобы слушать станции, а чтобы просто показать людям, какое они имеет право что-то нам запрещать. Потом пришла такая мысль: надо сделать что-то громкое – это всем будет сразу все понятно. Кто-то задумается. Все так привыкли к тому, что что-то глушить, что-то не давать читать. Какое они имеют право? Чтобы люди задумались, а они бы конечно задумались.
Александр Ступников: Вам больше всех надо?
Сергей Ханженков: Не больше всех надо, но, понимаете, что-то же делать надо. Был у меня друг в институте, который рассказал мне, что в деревне снаряд закапывали после войны, не взрывали, не хватало на это ни рук, ни средств, просто закапывали в ямки. И он знает – где. С ним мы уже сошлись на каких-то протестных настроениях, и поехали, разыскали такую ямку, достали снаряды. То есть появилась и взрывчатка. Начали готовить взрыв. Кроме этого у меня появился товарищ еще один, девушка, естественно, - куда без них? И еще появился четвертый, который нас предал.
Достали мы шрифт и хотели подготовить взрыв и запустить листовками, объясняющими эту акцию. Листовки каким-то образом куда-то попрятались, чтобы их потом находили. Там было написано, что такое свобода, что такое демократия – вот так представлялось. А самим взорвать и убежать. Этот товарищ предложил увезти снаряд, который я не успел допилить: "Привези снаряд, я его допилю, пока вы на практике". И с этим снарядом я поехал к нему и с этим снарядом меня арестовали.
Александр Ступников: А что с ним стало?
Сергей Ханженков: Спился. Так что он наказал себя сам. Однажды смотрю: с бутылками идет. Узнал меня, что-то хотел говорить. Я сказал: "Да иди!...". Вот и все. Мне его жалко, он испортил себе жизнь.
Александр Ступников: А вам жизнь тоже испортили, так получается? Сколько вам было?
Сергей Ханженков: 21 год, когда арестовали. Мне нет, мне не испортили как раз. Ведь я попал в мордовские лагеря, то есть это был такой университет прекрасный. Там было очень интересно. Это я сейчас говорю, тогда, конечно, было не так интересно, тогда все-таки лагерь есть лагерь. 8-часовой рабочий день, как и здесь, времени свободного гораздо больше, чем здесь, потому что нет отвлекающих факторов всяких. Литературы сколько угодно, все привозили с собой. Люди какие – сливки общества.
Александр Ступников: А на группы не были разбиты? Все-таки там, наверное, были украинские националисты…
Сергей Ханженков: Конечно.
Александр Ступников: Друг с другом ладили?
Сергей Ханженков: Прекрасно. Все противоречия и проблемы за проволокой, здесь мы - одна семья. Я считал, что сначала надо разобраться с этим вопросом, а потом заниматься физикой и лирикой.
Александр Ступников: Хорошо, в 91 году разобрались, не вы, но разобрались.
Сергей Ханженков: Вопросы остались. Сейчас уже сняты все препятствия для нормального развития. Даже у нас здесь нет таких проблем. Пожалуйста – развивайтесь. Сами не хотят – это уже другой вопрос. Разная бывает несвобода.
Я смерть Сталина хорошо помню, я учился тогда в Магадане в школе, у нас, грубо говоря, пополам класс делился – половина плакала, половина смеялись, не в открытую, не смеялись – радовались, что наконец. А половина искренне плакали…
Александр Ступников: В Магадане?
Сергей Ханженков: Это в Магадане.
Александр Ступников: В Минске, наверное, было иначе.
Сергей Ханженков: В Минске, как потом мне рассказывали, на площадь было невозможно пробиться с цветами, милиция просто не пускала.
Александр Ступников: Может быть в этом мире, в этой жизни и раньше, и сегодня лучше молчать?
Сергей Ханженков: Мне вспомнился случай. Моя жена, моя ровесница, она родилась в партизанском отряде, и мама носила ее в корзиночке. А партизанам приходится куда-то болотами уходить, за ними гонятся, а детские крики слышны. Поэтому детей топили в болоте, о чем она узнала совершенно случайно. Она была школьницей, к ней приходили знакомые партизаны. Один из них погладил ее по головке и сказал: "Ой, какая ты выросла! А все потому, что молчала. И мы решили: раз ты молчишь, может не топить, может обойдется?".
Александр Ступников: Может так же и жизнь?
Сергей Ханженков: Тогда это трудно жизнью назвать – это существование. Это правило действует, безусловно, подавляющее большинство людей так себя и ведут. Нельзя сказать, что это глупые люди или еще какие-то, но это просто существование. Что связываться? Само собой все рассосется. Господи, сколько в жизни прекрасных вещей – яхты, лыжи.
Александр Ступников: Жить и радоваться.
Сергей Ханженков: Конечно. Смысл жизни в борьбе, как нам говорили. Не в борьбе, а в самой жизни. Просто когда не удается жить, приходится бороться.
Александр Ступников: Трудно идти одному против всех?
Сергей Ханженков: Трудно, но почетно. Ощущаешь себя иначе, самооценка. За все стоящее в этой жизни надо платить.
Александр Ступников: И расплачиваться.
Сергей Ханженков: Расплачиваться.
Александр Ступников: Потому что эти 10 лет, пока вы были в лагере, ваши ровесники встречались с девчонками, спали с женщинами, ели вкусное, пили сладкое, ездили в Сочи и в Крым отдыхать.
Сергей Ханженков: Да, совершенно верно. Тоже жизнь, абсолютно верно. Но я считаю, что то удовлетворение, которое я получил, самоудовлетворение, оно выше и Сочи, и еды. Я ощущал себя человеком…
Владимир Тольц: Сергей Ханженков – герой третьей новеллы фильма Александра Ступникова "Мстители". Неудачливый и не раскаивающийся подрывник минской глушилки.
