Ирина Лагунина: В эфире – вторая часть главы 15-й исторического исследования Владимира Абаринова и Игоря Петрова «Русский коллаборационизм». Авторы продолжают рассказ о немецких союзниках генерала Власова.
Владимир Абаринов: В числе тех, кто оказывал поддержку планам Власова, были главным образом военные, сознававшие пагубность восточной политики Гитлера и пытавшиеся повлиять на эту политику. Но были среди них и гражданские лица.
Игорь Петров: Мы уже упоминали, например, в прошлых передачах о дипломате, сотруднике Восточного министерства Бройтигаме, можно было бы назвать писателя и журналиста Двингера. Все это, как и Оберлендер, тоже непростые люди, со своими скелетами в шкафу. Но они сыграли свою роль в истории власовского движения. Я же решил остановиться на, может быть, чуть менее известном человеке – женщине по имени Мелита Видеманн. Она родилась в Санкт-Петербурге в 1900 году, в начале 20-х перебралась в Германию, в конце 20-х вступила в НСДАП, потом, правда, с ее слов, из партии вышла и тогда же стала сотрудником гэббельсовского "Ангриффа". Выпустила в конце 20-х несколько брошюр с названиями вроде "Женщина, экономика и культура". В 39-м она стала главным редактором журнала "Ди акцион", полное название журнала - "Боевой листок против плутократии и стравливания народов". Журнал был с сильным антисемитским душком, отвечал вполне нацистской расовой концепции, но тем не менее факт остается фактом: она очень сильно сочувствовала русским добровольцам и, можно сказать, отчаянно за них сражалась. В архиве канцелярии Гиммлера сохранилось несколько любопытных документов. Первый из них – докладная записка от мая 43-го года. Обращаясь с Гиммлеру, Видеманн призывает отказаться от политически невыгодной теории унтерменшей и ускорить создание власовской армии.
"Если к концу осени этого года хотя бы миллионная армия, составленная из русских и других восточных частей, с собственными офицерами, собственными флагами и знаками отличия, с оглашенным перед мировой общественностью союзным договором с рейхом, выступит против Красной Армии на каком-нибудь участке фронта как крупное единое соединение, то нас ожидает величайшая неожиданность этой войны. Пусть успех и не будет столь большим, как был бы, если бы это мероприятие началось год назад.
Мы хотим селиться на востоке, создать крестьянские угодья для немецкой расы. Но людские потери этой войны с абсолютной гарантией сделают невозможным немедленное успешное воплощение этого плана. У нас уже в 1938-м не хватало рабочих рук, прежде всего в сельском хозяйстве, мы и по сей день не можем даже и близко заселить Вартеланд немцами, но мы ведем истребление на востоке, чтобы создать плацдарм для немецких переселенцев!".
Игорь Петров: Ожидаемый ответ секретаря Гиммлера 30 июля 43-го года был более, чем холоден: "Я не хочу углубляться в отдельные детали, так как могу сообщить, что фюрер как раз дал четкие указания относительно дела Власова. К сожалению, рейхсфюрер СС не может вас принять, так как он почти не бывает в Берлине, а если бывает, то очень коротко". В первом предложении как раз говорится о совещании в Бергхофе в начале июня, о котором мы в соответствующей главе упоминали. Тем не менее, Видеманн не успокаивалась. Следующую попытку достучаться до Гиммлера она предприняла годом позже, когда и сам рейхсфюрер сделал по отношению к Власову поворот на 180 градусов. Тогда Видеманн предлагала срочно задействовать Власова и его части в операции по спасению Сербии. Это октябрь 44-го года.
"Власов считает, что вопреки всем обстоятельствам при правильном использовании имеющихся там немецких войск, тамошнего русского корпуса, казацких соединений и, возможно, скорейшем подтягивании проверенных в бою русских батальонов с запада будет возможно удержать Белград и некоторые другие части Сербии. Выигранное время должно быть использовано им, Власовым, для попытки вести переговоры с Тито и вступить в контакт с определенными кругами в Сербии.
Игорь Петров: Получив это письмо, группенфюрер Бергер сообщил Гиммлеру о принятых мерах. Кажется, можно слышать, как он вздыхает, диктуя письмо.
"Невероятно, как женщина ставит всё с ног на голову. Если она где-то появляется, жди беды. Во-первых, она состоит в связи с русским офицером. Во-вторых, она неделями пыталась добиться разговора с Власовым, наконец, она поймала его на прогулке и втолковала помимо прочего, что сотрудничество с главным управлением СС не должно его устраивать, единственным его партнером по переговорам должен быть рейхсфюрер СС. Кроме того она так разукрасила перед ним наши отделы, что сделала почти невозможной дальнейшую работу с Власовым. Тогда я позвонил группенфюреру СС Мюллеру, который дал приказ об аресте госпожи Видеманн".
Владимир Абаринов: Многие из покровителей Власова оказались причастны к антигитлеровскому заговору 20 июля 44-го года, заговору Штауфенберга. Штрик-Штрикфельдт в своей книге пишет об этом так: «Постепенно стали известны имена офицеров, ставших жертвами нацистского режима. Это были имена тех наших друзей, которые с 1942 года стремились к изменению политики в отношении России и к ведению войны политическими методами. У них, вероятно, были различные конечные цели, и не все из них были готовы безусловно поддерживать планы Власова. Но, несомненно, эта группа делала все возможное в отношении Русского Освободительного Движения. Вот их имена: полковник граф фон Штауфенберг, полковник барон Фрейтаг-Лорингхофен, генерал Остер, генерал Ольбрихт, полковник барон фон Рённе, подполковник Кламмрот, полковник Шмидт фон Альтенштадт, подполковник Шрадер, генерал Штиф, генерал фон Тресков, генерал Вагнер и многие другие». И далее он рассказывает о том, как Власов отреагировал на сообщение о самоубийстве полковника Фрейтаг-Лорингхофена – разговор происходил в присутствии генералов Малышкина и Жиленкова, ближайших соратников Власова. Власов сказал, что не помнит такого. Я уже цитировал это место, сейчас продолжу цитату с того момента, когда Штрикфельдт и Власов остаются наедине: «Я возразил, что говорил в присутствии лишь двух генералов, наших ближайших друзей. «Два лишних свидетеля, – спокойно сказал он. – Я ни минуты не сомневаюсь в их порядочности. Но зачем втягивать их? А если их когда-либо спросят: «Говорил ли капитан Штрик об этих заговорщиках как о своих друзьях?» Что тогда? Из легкомыслия вы подвергнетесь смертельной опасности и потянете за собой других. Я знаю методы ЧК и НКВД, ваше гестапо скоро будет таким же».
Игорь, тот факт, что многие немецкие единомышленники Власова оказались участниками заговора, - это случайность или закономерность?
Игорь Петров: Я не думаю, что это случайность. Хотя тут надо заметить, что первые немецкие мемуаристы, которые писали о власовском движении, они не всегда строго придерживались фактов, и этот вопрос несколько выпячивали. К примеру, самая первая книжка Карла Михеля, это бывший офицер разведки, он в 47-м году выпустил книжку "Восток и Запад". Он просто представляет Штауфенберга проводником новой восточной политики, ну а себя заодно - его доверенным лицом. И тогда уже знакомый нам Теодор Оберлендер написал гневную рецензию на опус Михеля, обвиняя того в фантазиях и неумеренном самовосхвалении.
Эту рецензию я нашел в архиве Юргена Торвальда, и сам Торвельд в своей книге 52-го года тоже педалирует роль Штауфенберга, то есть, с их точки зрения, тогда эта связь казалась очень важной. Тем не менее, если мы назовем, к примеру, такие имена как Алексис фон Ренне, или фон Тресков, или фон Герсдорфф, то окажется, что все они были вовлечены в заговор или, по крайней мере, информированы о нем, заговор Штауфенберга я имею в виду, и в то же время все имеют то или иное отношение к власовскому движению. Так что случайностей здесь нет. Заговор был вызван недовольством нацистской политикой, а политика диктовала те же бесчеловечные меры к военнопленным или против гражданского населения. Конечно, неслучайно, что именно в группе армии "Центр", где служили фон Тресков и фон Герсдорфф, организовывались первые добровольческие объединения. Специально для этой передачи я перевел несколько абзацев из письма, которое фон Герсдорфф написал биографу фон Трескова в начале 70-х годов.
"Восточная концепция Гитлера была для нас с самого начала ясна и прозрачна. Приказ о комиссарах, другие преступные приказы, убийства евреев, обращение с военнопленными и населением не оставляли места для сомнений. В июле-августе 41-го нас посетил партийный деятель, представившийся начальником передовой группы «Москва» и рассказавший о планах управления европейской Россией и создания мертвой зоны между Европой и Азией.
(Приписка от руки: «30 миллионов русских должны умереть с голода».)
Тресков был другом русских, но отъявленным врагом большевизма. Сталин и Гитлер были для него два сапога пара, хотя Сталина он считал значительней и поэтому опаснее.
Я не верю, что он всерьез относился к высказываемой тогда отдельными фантастами идее о том, что русские - например, добровольческая армия, которую мы выставим, - может победить Советы. Но он считал, что такие действия могут политически ослабить Советы. Поэтому организация им так называемого испытательного соединения "Центр" ставила целью пробуждение национального самосознания и инициативы русских. К этому добавлялось огромное сочувствие к судьбе военнопленных. Проблема же создания военного резерва не играла для него решающей роли. Он хотел ослабить оборонную мощь русского народа, видя, что нынешние действия Гитлера имеют ровно противоположный эффект".
Игорь Петров: Генерал-майор фон Тресков покончил с собой на следующий день после провала штауфенберговской акции, подорвав себя гранатой в белорусском лесу.
Владимир Абаринов: В числе тех, кто оказывал поддержку планам Власова, были главным образом военные, сознававшие пагубность восточной политики Гитлера и пытавшиеся повлиять на эту политику. Но были среди них и гражданские лица.
Игорь Петров: Мы уже упоминали, например, в прошлых передачах о дипломате, сотруднике Восточного министерства Бройтигаме, можно было бы назвать писателя и журналиста Двингера. Все это, как и Оберлендер, тоже непростые люди, со своими скелетами в шкафу. Но они сыграли свою роль в истории власовского движения. Я же решил остановиться на, может быть, чуть менее известном человеке – женщине по имени Мелита Видеманн. Она родилась в Санкт-Петербурге в 1900 году, в начале 20-х перебралась в Германию, в конце 20-х вступила в НСДАП, потом, правда, с ее слов, из партии вышла и тогда же стала сотрудником гэббельсовского "Ангриффа". Выпустила в конце 20-х несколько брошюр с названиями вроде "Женщина, экономика и культура". В 39-м она стала главным редактором журнала "Ди акцион", полное название журнала - "Боевой листок против плутократии и стравливания народов". Журнал был с сильным антисемитским душком, отвечал вполне нацистской расовой концепции, но тем не менее факт остается фактом: она очень сильно сочувствовала русским добровольцам и, можно сказать, отчаянно за них сражалась. В архиве канцелярии Гиммлера сохранилось несколько любопытных документов. Первый из них – докладная записка от мая 43-го года. Обращаясь с Гиммлеру, Видеманн призывает отказаться от политически невыгодной теории унтерменшей и ускорить создание власовской армии.
"Если к концу осени этого года хотя бы миллионная армия, составленная из русских и других восточных частей, с собственными офицерами, собственными флагами и знаками отличия, с оглашенным перед мировой общественностью союзным договором с рейхом, выступит против Красной Армии на каком-нибудь участке фронта как крупное единое соединение, то нас ожидает величайшая неожиданность этой войны. Пусть успех и не будет столь большим, как был бы, если бы это мероприятие началось год назад.
Мы хотим селиться на востоке, создать крестьянские угодья для немецкой расы. Но людские потери этой войны с абсолютной гарантией сделают невозможным немедленное успешное воплощение этого плана. У нас уже в 1938-м не хватало рабочих рук, прежде всего в сельском хозяйстве, мы и по сей день не можем даже и близко заселить Вартеланд немцами, но мы ведем истребление на востоке, чтобы создать плацдарм для немецких переселенцев!".
Игорь Петров: Ожидаемый ответ секретаря Гиммлера 30 июля 43-го года был более, чем холоден: "Я не хочу углубляться в отдельные детали, так как могу сообщить, что фюрер как раз дал четкие указания относительно дела Власова. К сожалению, рейхсфюрер СС не может вас принять, так как он почти не бывает в Берлине, а если бывает, то очень коротко". В первом предложении как раз говорится о совещании в Бергхофе в начале июня, о котором мы в соответствующей главе упоминали. Тем не менее, Видеманн не успокаивалась. Следующую попытку достучаться до Гиммлера она предприняла годом позже, когда и сам рейхсфюрер сделал по отношению к Власову поворот на 180 градусов. Тогда Видеманн предлагала срочно задействовать Власова и его части в операции по спасению Сербии. Это октябрь 44-го года.
"Власов считает, что вопреки всем обстоятельствам при правильном использовании имеющихся там немецких войск, тамошнего русского корпуса, казацких соединений и, возможно, скорейшем подтягивании проверенных в бою русских батальонов с запада будет возможно удержать Белград и некоторые другие части Сербии. Выигранное время должно быть использовано им, Власовым, для попытки вести переговоры с Тито и вступить в контакт с определенными кругами в Сербии.
Игорь Петров: Получив это письмо, группенфюрер Бергер сообщил Гиммлеру о принятых мерах. Кажется, можно слышать, как он вздыхает, диктуя письмо.
"Невероятно, как женщина ставит всё с ног на голову. Если она где-то появляется, жди беды. Во-первых, она состоит в связи с русским офицером. Во-вторых, она неделями пыталась добиться разговора с Власовым, наконец, она поймала его на прогулке и втолковала помимо прочего, что сотрудничество с главным управлением СС не должно его устраивать, единственным его партнером по переговорам должен быть рейхсфюрер СС. Кроме того она так разукрасила перед ним наши отделы, что сделала почти невозможной дальнейшую работу с Власовым. Тогда я позвонил группенфюреру СС Мюллеру, который дал приказ об аресте госпожи Видеманн".
Владимир Абаринов: Многие из покровителей Власова оказались причастны к антигитлеровскому заговору 20 июля 44-го года, заговору Штауфенберга. Штрик-Штрикфельдт в своей книге пишет об этом так: «Постепенно стали известны имена офицеров, ставших жертвами нацистского режима. Это были имена тех наших друзей, которые с 1942 года стремились к изменению политики в отношении России и к ведению войны политическими методами. У них, вероятно, были различные конечные цели, и не все из них были готовы безусловно поддерживать планы Власова. Но, несомненно, эта группа делала все возможное в отношении Русского Освободительного Движения. Вот их имена: полковник граф фон Штауфенберг, полковник барон Фрейтаг-Лорингхофен, генерал Остер, генерал Ольбрихт, полковник барон фон Рённе, подполковник Кламмрот, полковник Шмидт фон Альтенштадт, подполковник Шрадер, генерал Штиф, генерал фон Тресков, генерал Вагнер и многие другие». И далее он рассказывает о том, как Власов отреагировал на сообщение о самоубийстве полковника Фрейтаг-Лорингхофена – разговор происходил в присутствии генералов Малышкина и Жиленкова, ближайших соратников Власова. Власов сказал, что не помнит такого. Я уже цитировал это место, сейчас продолжу цитату с того момента, когда Штрикфельдт и Власов остаются наедине: «Я возразил, что говорил в присутствии лишь двух генералов, наших ближайших друзей. «Два лишних свидетеля, – спокойно сказал он. – Я ни минуты не сомневаюсь в их порядочности. Но зачем втягивать их? А если их когда-либо спросят: «Говорил ли капитан Штрик об этих заговорщиках как о своих друзьях?» Что тогда? Из легкомыслия вы подвергнетесь смертельной опасности и потянете за собой других. Я знаю методы ЧК и НКВД, ваше гестапо скоро будет таким же».
Игорь, тот факт, что многие немецкие единомышленники Власова оказались участниками заговора, - это случайность или закономерность?
Игорь Петров: Я не думаю, что это случайность. Хотя тут надо заметить, что первые немецкие мемуаристы, которые писали о власовском движении, они не всегда строго придерживались фактов, и этот вопрос несколько выпячивали. К примеру, самая первая книжка Карла Михеля, это бывший офицер разведки, он в 47-м году выпустил книжку "Восток и Запад". Он просто представляет Штауфенберга проводником новой восточной политики, ну а себя заодно - его доверенным лицом. И тогда уже знакомый нам Теодор Оберлендер написал гневную рецензию на опус Михеля, обвиняя того в фантазиях и неумеренном самовосхвалении.
Эту рецензию я нашел в архиве Юргена Торвальда, и сам Торвельд в своей книге 52-го года тоже педалирует роль Штауфенберга, то есть, с их точки зрения, тогда эта связь казалась очень важной. Тем не менее, если мы назовем, к примеру, такие имена как Алексис фон Ренне, или фон Тресков, или фон Герсдорфф, то окажется, что все они были вовлечены в заговор или, по крайней мере, информированы о нем, заговор Штауфенберга я имею в виду, и в то же время все имеют то или иное отношение к власовскому движению. Так что случайностей здесь нет. Заговор был вызван недовольством нацистской политикой, а политика диктовала те же бесчеловечные меры к военнопленным или против гражданского населения. Конечно, неслучайно, что именно в группе армии "Центр", где служили фон Тресков и фон Герсдорфф, организовывались первые добровольческие объединения. Специально для этой передачи я перевел несколько абзацев из письма, которое фон Герсдорфф написал биографу фон Трескова в начале 70-х годов.
"Восточная концепция Гитлера была для нас с самого начала ясна и прозрачна. Приказ о комиссарах, другие преступные приказы, убийства евреев, обращение с военнопленными и населением не оставляли места для сомнений. В июле-августе 41-го нас посетил партийный деятель, представившийся начальником передовой группы «Москва» и рассказавший о планах управления европейской Россией и создания мертвой зоны между Европой и Азией.
(Приписка от руки: «30 миллионов русских должны умереть с голода».)
Тресков был другом русских, но отъявленным врагом большевизма. Сталин и Гитлер были для него два сапога пара, хотя Сталина он считал значительней и поэтому опаснее.
Я не верю, что он всерьез относился к высказываемой тогда отдельными фантастами идее о том, что русские - например, добровольческая армия, которую мы выставим, - может победить Советы. Но он считал, что такие действия могут политически ослабить Советы. Поэтому организация им так называемого испытательного соединения "Центр" ставила целью пробуждение национального самосознания и инициативы русских. К этому добавлялось огромное сочувствие к судьбе военнопленных. Проблема же создания военного резерва не играла для него решающей роли. Он хотел ослабить оборонную мощь русского народа, видя, что нынешние действия Гитлера имеют ровно противоположный эффект".
Игорь Петров: Генерал-майор фон Тресков покончил с собой на следующий день после провала штауфенберговской акции, подорвав себя гранатой в белорусском лесу.
