Ирина Лагунина: 4 июня 20 лет назад была образована Республика Ингушетия, на что в самой Ингушетии многие даже уже и не надеялись. Напомню, что до этого существовала Чечено-ингушская автономная республика, восстановленная лишь в 1957 году после массовой депортации этих народов в Казахстан и Киргизию. О днях образования республики 20 лет назад в беседе с моим коллегой Хасином Радуевым вспоминает ее первый президент Руслан Аушев.
Руслан Аушев: 92 год я был председатель комитета представителей глав правительств Содружества. Тогда Чеченская республика взяла курс на независимость, объявили парламент и президент Чечни. И они обратились к ингушской части: вы с нами или нет. В 92 году ингушская сторона провела референдум, и взяла курс на федерацию с Россией. Потом надо было этот референдум закрепить, и Верховный совет Российской Федерации принял закон об образовании Ингушской республики. 4 июня этот закон был принят. Фактически республика считается с декабря 92 года, когда на съезде республику занесли в конституцию Российской Федерации.
Хасин Радуев: Ощущали вы какое-то давление со стороны разных политических сил? Как вам удалось собрать республику?
Руслан Аушев: Во-первых, если бы была спокойная обстановка, я бы никогда в жизни не стал бы президентом. Там были люди, которые претендовали, и когда создавалась республика, и даже мне было непонятно, республика на бумаге образована, какие-то комитеты, министерства образованы. Не было правительства, не было главы республики, не было парламента, а уже кто-то ездил, лоббировал в Москве свои должности. Их назначали, лишь бы назначить. Москве главное отмахнуться. Главная проблема - Чечня, а от Ингушетии отмахнуться. Не хотели делать прецедент, чтобы не делить Карачаево-Черкесию, Кабардино-Балкарию. Ингушетии повезло в том плане, что Чечня взяла курс на независимость. Если бы Чеченская республика, если бы Дудаев и парламент Чеченской республики не взял бы курс, никогда в жизни Чечено-Ингушетию не разделили бы. И многие видели, и был указ по одному товарищу, что он назначен главой республики.
Октябрь-ноябрь 92 года, вы помните события в Северной Осетии. Пошли столкновения, убитые, сожжено 15 населенных пунктов, порядка 80 тысяч хлынуло. Федеральный центр однозначно принял сторону Северной Осетии, хотя я понимал, что это удар по Чечне в первую очередь. Все хотели чтобы Чечня поддержала ингушскую часть и силовым путем скрыть эту тему, проблему. И в этой ситуации я приехал в республику как простой ингуш, как гражданин, как сын, который любит свою родину, приехал, увидел, что там происходит и начал втягиваться в решение этих проблем. Меня назначили комендантом. Тогда не было руководства республики, ничего не было, были отдельные какие-то комитеты и общественные организации. Вовсю уничтожались населенные пункты. Я прибыл 1 ноября 92 года и пришлось брать ситуацию в свои руки. Шахрай меня назначил, был Шахрай, Шойгу, Филатов, они попросили меня взять, потому что не с кем разговаривать на ингушской части, взять организацию на территории Ингушетии. Тогда объявили чрезвычайное положение, меня назначили заместителем главы чрезвычайного положения. Потом события стали развиваться, я понял, что главный удар идет по Чечне, Ингушетия была прикрытием, стали войска стягивать на границу. Я сказал, что я в этой администрации работать не собираюсь и не хочу. Написал заявление и ушел. Народ поднялся, провел съезд и объявил о выборах президента. Приехала ко мне делегация, сказали: будешь? Конечно, я не могу игнорировать решение народа. Изберете – буду, не изберете, я буду заниматься своими делами. Вот так я стал президентом в 93 году.
Хасин Радуев: На кого вы опирались, где вы находили средства?
Руслан Аушев: Конечно, тяжело было. Эти 10 лет, которые я там был, финансов, как сегодня, ни у страны, ни у республики не было. Это сегодня более-менее можно строить, тогда ничего не было. Во-первых, самое тяжелое было, что в республике не было никакого намека на государственность. Были брошенные, два года висящие между небом и землей люди, 70 тысяч беженцев из Северной Осетии, отсутствие любых коммуникаций, даже с телефонной связью была проблема, ни гостиниц, ни дорог. И когда энтузиазм победил, любовь, желание выровнять ситуацию. Люди горели желанием. Нам удалось прорвать эту ситуацию. Первая чеченская война, вторая чеченская война, мы шли в этих экстремальных ситуациях. Желание построить республику победило.
Хасин Радуев: Руслан, в эти трудные времена, я помню, у вас была своя политика, которой вы придерживались все время, вы не сходили с этих позиций. Сейчас эту ситуацию, как вы видите? Это то, что нужно было этим людям, в том числе ингушам и чеченцам?
Руслан Аушев: Более-менее спокойно, не сравнить то, что было в 94 году или 99 году, то, что сейчас происходит. Но надо смотреть стратегически. Кто бы мог представить в 92 или 93 году, что в спокойной Кабардино-Балкарии будут боевики, что в Карачаево-Черкесии будут боевики, каждый день слышим о событиях в Дагестане и других регионах. Мы видим, что ситуация радикализируется, появились носители новых идей и в том числе религиозных, которых силой оружия нельзя победить, там уже надо другими методами и способами работать с этой частью, которая родилась в ходе войны. Давайте скажем правду: в 92 году, кто родился мальчишкой, ему сегодня 20 лет. Что он видел? Он видел все время – война, самолеты, вертолеты, танки, колонны, взрывы и так далее. Вот этот мальчишка 20-летний, а взять других – это целая проблема. И так легко относиться к этому нельзя. Никто не сказал, что можно пойти в горы и спокойно там отдохнуть. Если есть такие сведения, пусть едут, начиная Дагестаном и кончая Кабардино-Балкарией, я пока не чувствую, что в горы можно спокойно пойти. Да, в Чечне, в Ингушетии намного стало спокойнее, но в других республиках я не верю, что спокойнее стало.
Хасин Радуев: Есть такое взаимодействие с властями относительно ситуации на Северном Кавказе?
Руслан Аушев: Со мной нет такого взаимодействия, я не стал большим специалистом по Кавказу. Единственное я знаю, что на Кавказе силой оружия ничего решить невозможно, как и в любом другом месте. Возьмем тот же Афганистан, где я был. Что, там самые лучшие армии мира решили силой оружия проблему? Они ее не решили. Что, решена проблема в Ираке силой оружия? Тоже не решена, каждый день слышим взрывы, подрывы и все остальное. В других регионах решена? Поэтому есть вещи стандартные, тем более, когда какие-то тяжелые политические вопросы решаются, да, можно зашлифовать, можно синячок примазать и сказать: видите, красавица ходит. А этот синяк растет и растет. Кто-то убедил между двумя войнами, что можно силой задавить, эту тактику взяли. Хотя сколько произошло взрывов, терактов, сколько людей погибло после объявления войны. В 2000 году в Чечне все вроде закончилось, а за 11 лет сколько произошло, не только в Чечне, в Ингушетии, в Дагестане и в других республиках, и в самой Российской Федерации. Это все последствия. Потому что политика в таких регионах оказалась выверенной до мелочей. Есть какие-то посредники, но со мной не советуются.
В принципе, я считаю, что на Кавказе нужна справедливость, относиться, справедливо, по закону. Никто не против выполнения закона, все против, когда несправедливо поступают. Многие родители ищут своих без вести пропавших детей. Кто-нибудь им объяснил, за что они пропали, почему их схватили? Государство должно дать ответ. Никто не против, если он совершил уголовное дело, арестуйте его, дайте адвоката, доведите его до суда, если он виноват, родители говорят: мы сами его накажем. Но это же надо сделать процедуру в правовом государстве, в котором есть элемент закона. Так же нельзя. Последний случай в Ингушетии – пять трупов. 60 лет женщина погибла там, она какое отношение имеет к вооруженному формированию? Конечно, это сложно делать, но на то и государство, на то и спецслужбы подготовленные, со всеми средствами оглушения. Доведите до суда, докажите, что он виноват, что он принимал участие в подрывах, но огульно нельзя всех клеймить и давить.
Хасин Радуев: Тем более людей возвращают, когда называют боевиком, цинично.
Руслан Аушев: Сегодня любого, кто ходит с бородой, у нас можно Шуфутинского боевиком назвать, он тоже с бородой ходит. Вот он боевик. А потом как доказать бедным родителям и родственникам, что это не так, когда нашли через три-четыре дня в канаве. Второй вопрос – коррупция. Посмотрите, какой уровень коррупции на Северном Кавказе. Это ни в какие рамки не лезет, там вообще ничего не боятся. Любой шаг на Кавказе нужно сделать за деньги, учиться за деньги, уколы – за деньги, должность – за деньги. Все, что надо хоть любой шаг сделать, надо платить тому или иному. Так же невозможно жить. И все об этом знают и все делают вид, что все хорошо.
Хасин Радуев: Вы поддерживаете отношения с руководителями Чечни нынешними?
Руслан Аушев: Таких отношений нет, бывают у меня проблемы, кто воевал в Афганистане и в других регионах, ко мне обращаются, мы через комитет обращаемся к руководству Чеченской республики об оказании помощи по протезированию, по лечению. Встречаемся, разговариваем, когда там бываю на мероприятиях. А деловых контактов нет.
Хасин Радуев: Если сложится ситуация, готовы вы вернуться в республику, на Северный Кавказ и заниматься политикой?
Руслан Аушев: Я занимаюсь, чем занимаюсь.
Руслан Аушев: 92 год я был председатель комитета представителей глав правительств Содружества. Тогда Чеченская республика взяла курс на независимость, объявили парламент и президент Чечни. И они обратились к ингушской части: вы с нами или нет. В 92 году ингушская сторона провела референдум, и взяла курс на федерацию с Россией. Потом надо было этот референдум закрепить, и Верховный совет Российской Федерации принял закон об образовании Ингушской республики. 4 июня этот закон был принят. Фактически республика считается с декабря 92 года, когда на съезде республику занесли в конституцию Российской Федерации.
Хасин Радуев: Ощущали вы какое-то давление со стороны разных политических сил? Как вам удалось собрать республику?
Руслан Аушев: Во-первых, если бы была спокойная обстановка, я бы никогда в жизни не стал бы президентом. Там были люди, которые претендовали, и когда создавалась республика, и даже мне было непонятно, республика на бумаге образована, какие-то комитеты, министерства образованы. Не было правительства, не было главы республики, не было парламента, а уже кто-то ездил, лоббировал в Москве свои должности. Их назначали, лишь бы назначить. Москве главное отмахнуться. Главная проблема - Чечня, а от Ингушетии отмахнуться. Не хотели делать прецедент, чтобы не делить Карачаево-Черкесию, Кабардино-Балкарию. Ингушетии повезло в том плане, что Чечня взяла курс на независимость. Если бы Чеченская республика, если бы Дудаев и парламент Чеченской республики не взял бы курс, никогда в жизни Чечено-Ингушетию не разделили бы. И многие видели, и был указ по одному товарищу, что он назначен главой республики.
Октябрь-ноябрь 92 года, вы помните события в Северной Осетии. Пошли столкновения, убитые, сожжено 15 населенных пунктов, порядка 80 тысяч хлынуло. Федеральный центр однозначно принял сторону Северной Осетии, хотя я понимал, что это удар по Чечне в первую очередь. Все хотели чтобы Чечня поддержала ингушскую часть и силовым путем скрыть эту тему, проблему. И в этой ситуации я приехал в республику как простой ингуш, как гражданин, как сын, который любит свою родину, приехал, увидел, что там происходит и начал втягиваться в решение этих проблем. Меня назначили комендантом. Тогда не было руководства республики, ничего не было, были отдельные какие-то комитеты и общественные организации. Вовсю уничтожались населенные пункты. Я прибыл 1 ноября 92 года и пришлось брать ситуацию в свои руки. Шахрай меня назначил, был Шахрай, Шойгу, Филатов, они попросили меня взять, потому что не с кем разговаривать на ингушской части, взять организацию на территории Ингушетии. Тогда объявили чрезвычайное положение, меня назначили заместителем главы чрезвычайного положения. Потом события стали развиваться, я понял, что главный удар идет по Чечне, Ингушетия была прикрытием, стали войска стягивать на границу. Я сказал, что я в этой администрации работать не собираюсь и не хочу. Написал заявление и ушел. Народ поднялся, провел съезд и объявил о выборах президента. Приехала ко мне делегация, сказали: будешь? Конечно, я не могу игнорировать решение народа. Изберете – буду, не изберете, я буду заниматься своими делами. Вот так я стал президентом в 93 году.
Хасин Радуев: На кого вы опирались, где вы находили средства?
Руслан Аушев: Конечно, тяжело было. Эти 10 лет, которые я там был, финансов, как сегодня, ни у страны, ни у республики не было. Это сегодня более-менее можно строить, тогда ничего не было. Во-первых, самое тяжелое было, что в республике не было никакого намека на государственность. Были брошенные, два года висящие между небом и землей люди, 70 тысяч беженцев из Северной Осетии, отсутствие любых коммуникаций, даже с телефонной связью была проблема, ни гостиниц, ни дорог. И когда энтузиазм победил, любовь, желание выровнять ситуацию. Люди горели желанием. Нам удалось прорвать эту ситуацию. Первая чеченская война, вторая чеченская война, мы шли в этих экстремальных ситуациях. Желание построить республику победило.
Хасин Радуев: Руслан, в эти трудные времена, я помню, у вас была своя политика, которой вы придерживались все время, вы не сходили с этих позиций. Сейчас эту ситуацию, как вы видите? Это то, что нужно было этим людям, в том числе ингушам и чеченцам?
Руслан Аушев: Более-менее спокойно, не сравнить то, что было в 94 году или 99 году, то, что сейчас происходит. Но надо смотреть стратегически. Кто бы мог представить в 92 или 93 году, что в спокойной Кабардино-Балкарии будут боевики, что в Карачаево-Черкесии будут боевики, каждый день слышим о событиях в Дагестане и других регионах. Мы видим, что ситуация радикализируется, появились носители новых идей и в том числе религиозных, которых силой оружия нельзя победить, там уже надо другими методами и способами работать с этой частью, которая родилась в ходе войны. Давайте скажем правду: в 92 году, кто родился мальчишкой, ему сегодня 20 лет. Что он видел? Он видел все время – война, самолеты, вертолеты, танки, колонны, взрывы и так далее. Вот этот мальчишка 20-летний, а взять других – это целая проблема. И так легко относиться к этому нельзя. Никто не сказал, что можно пойти в горы и спокойно там отдохнуть. Если есть такие сведения, пусть едут, начиная Дагестаном и кончая Кабардино-Балкарией, я пока не чувствую, что в горы можно спокойно пойти. Да, в Чечне, в Ингушетии намного стало спокойнее, но в других республиках я не верю, что спокойнее стало.
Хасин Радуев: Есть такое взаимодействие с властями относительно ситуации на Северном Кавказе?
Руслан Аушев: Со мной нет такого взаимодействия, я не стал большим специалистом по Кавказу. Единственное я знаю, что на Кавказе силой оружия ничего решить невозможно, как и в любом другом месте. Возьмем тот же Афганистан, где я был. Что, там самые лучшие армии мира решили силой оружия проблему? Они ее не решили. Что, решена проблема в Ираке силой оружия? Тоже не решена, каждый день слышим взрывы, подрывы и все остальное. В других регионах решена? Поэтому есть вещи стандартные, тем более, когда какие-то тяжелые политические вопросы решаются, да, можно зашлифовать, можно синячок примазать и сказать: видите, красавица ходит. А этот синяк растет и растет. Кто-то убедил между двумя войнами, что можно силой задавить, эту тактику взяли. Хотя сколько произошло взрывов, терактов, сколько людей погибло после объявления войны. В 2000 году в Чечне все вроде закончилось, а за 11 лет сколько произошло, не только в Чечне, в Ингушетии, в Дагестане и в других республиках, и в самой Российской Федерации. Это все последствия. Потому что политика в таких регионах оказалась выверенной до мелочей. Есть какие-то посредники, но со мной не советуются.
В принципе, я считаю, что на Кавказе нужна справедливость, относиться, справедливо, по закону. Никто не против выполнения закона, все против, когда несправедливо поступают. Многие родители ищут своих без вести пропавших детей. Кто-нибудь им объяснил, за что они пропали, почему их схватили? Государство должно дать ответ. Никто не против, если он совершил уголовное дело, арестуйте его, дайте адвоката, доведите его до суда, если он виноват, родители говорят: мы сами его накажем. Но это же надо сделать процедуру в правовом государстве, в котором есть элемент закона. Так же нельзя. Последний случай в Ингушетии – пять трупов. 60 лет женщина погибла там, она какое отношение имеет к вооруженному формированию? Конечно, это сложно делать, но на то и государство, на то и спецслужбы подготовленные, со всеми средствами оглушения. Доведите до суда, докажите, что он виноват, что он принимал участие в подрывах, но огульно нельзя всех клеймить и давить.
Хасин Радуев: Тем более людей возвращают, когда называют боевиком, цинично.
Руслан Аушев: Сегодня любого, кто ходит с бородой, у нас можно Шуфутинского боевиком назвать, он тоже с бородой ходит. Вот он боевик. А потом как доказать бедным родителям и родственникам, что это не так, когда нашли через три-четыре дня в канаве. Второй вопрос – коррупция. Посмотрите, какой уровень коррупции на Северном Кавказе. Это ни в какие рамки не лезет, там вообще ничего не боятся. Любой шаг на Кавказе нужно сделать за деньги, учиться за деньги, уколы – за деньги, должность – за деньги. Все, что надо хоть любой шаг сделать, надо платить тому или иному. Так же невозможно жить. И все об этом знают и все делают вид, что все хорошо.
Хасин Радуев: Вы поддерживаете отношения с руководителями Чечни нынешними?
Руслан Аушев: Таких отношений нет, бывают у меня проблемы, кто воевал в Афганистане и в других регионах, ко мне обращаются, мы через комитет обращаемся к руководству Чеченской республики об оказании помощи по протезированию, по лечению. Встречаемся, разговариваем, когда там бываю на мероприятиях. А деловых контактов нет.
Хасин Радуев: Если сложится ситуация, готовы вы вернуться в республику, на Северный Кавказ и заниматься политикой?
Руслан Аушев: Я занимаюсь, чем занимаюсь.
