Честно говоря, меня всегда удивляло, почему в школьную программу включили не только тяжеловесную для юного восприятия классику, но и, скажем, повесть «Ночевала тучка золотая» Приставкина, или того же Шолохова, где сцены насилия выписаны до того реалистично, что и взрослая психика содрогнется.

С другой стороны, существует детская, подростковая литература, с учетом, что называется, возрастных особенностей. Точнее, раньше существовала, в советские времена, плюс несколько бессмертных творений, вроде приключений Тома Сойера или Нарнии.

То есть, по школьному догмату ученики обязаны читать взрослую классику, а для души им предлагают специальный детский набор. От которого они, если верить социологическим исследованиям, с отвращением отказываются и просто перестают читать.

Поэтому мне и показалось интересным обсудить со школьниками роман Михаила Шишкина «Письмовник», который получил взрослую премию «Большая книга». Там много воспоминаний из детства, юности, разные схемы отношений с родителями и все то, что помогает осознанию собственной телесности и духовности в 16-18 лет.

О том, насколько авторская трактовка созвучна личным переживаниям ребят, мы поговорим в «Классном часе» в это воскресенье, 10 июня.

А пока я предлагаю фрагменты из рецензий, которые написали ученики лицея № 1525 «Воробьевы горы». Учитель литературы – Евгения Абелюк.

Маша Александрова, ученица 10 класса

«Ты да я – гости небытия
В забытьи теплоты, да под
теплом пустоты…»


Жили когда-то Александра и Владимир, любили друг друга и писали письма. Потому что он был далеко-далеко на какой-то войне, а она ждала его. А письма были обо всем на свете – общие воспоминания о даче, лесе, траве, счастье и большой любви, что-то «глупое-глупое, дорогое-дорогое» из детства, и наконец, то настоящее, что происходит с ними - грустное, радостное, страшное. А это «все на свете» в общем – бесконечные встречи с жизнью и смертью, с разной смертью и с разной жизнью. И возникает множество вопросов. «Существовать – это что? Знать, что ты был? Доказывать себя воспоминаниями?». И что такое время? И что такое эта самая жизнь и эта самая смерть, в конце концов?


Все вроде бы происходит в реальности. Володя участвует в реально происходившей войне – в подавлении Ихэтуаньского восстания в Китае так называемым Альянсом восьми держав. Родина Саши с Володей – Россия, реальная страна. Но записанный приказ командира уничтожает все представления о том, что прошлое, а что настоящие, что реальность, а что выдумка напрочь.
Войска идут через сказку – по царству попа Ивана, о котором Саше рассказывал в детстве папа, попадают в типично мифическую страну людей с песьими головами. Да и солдаты каковы – « Братья и сестры! Солдатушки! Контрактники, миротворцы и ассасины!». А пишут о войне в «Вечорке», которая выйдет только через два десятка лет.
То же самое, в принципе, происходит и в письмах двух влюбленных. Вначале они могут считаться перепиской и как-то соотносятся друг с другом, но вскоре связь между письмами исчезает. Влюбленные «не слышат» друг друга, но письма продолжают писаться. И в них смешивается свое и чужое, прошлое, литература, и реальная жизнь, своя и чужая.

Текст не прост, но завораживает. Трудно объяснить, как достигается то, что ещё никогда мне не было так тяжело или так радостно за жизнь сочиненных людей. Он – на войне, остается молодым и гораздо быстрее встречается со смертью. Она проживает долгую, мирную жизнь, взрослеет, почти стареет. Он - штабной писарь, она – врач. И все же у них единство не только воспоминаний, образов и мыслей – кулек на льдине, улыбка Джоконды, Гамлет, но и, как казалось бы, невозможно это ни было, ситуаций. Например, неоднократно возникающее «весть и вестник». Она – «весть и вестник», возвещающая женщинам о зарождении в них новой жизни. Он – «весть и вестник», извещающий родных о смерти солдат. Они, как начало и конец, начало и конец круга, у которого нет конца…

Кирилл Кулагин, студент ВГИКа, выпускник Лицея № 1525 «Воробьевы горы»

Мне действительно тяжело писать об этой книге. “Письмовник” я прочитал быстро и “залпом”, но не думаю, что он как-то сильно на меня повлиял. И повлиял ли?
Есть несколько вещей, которые хотелось бы отметить в любом случае.

Вы не пробовали в детстве засовывать свои впечатления в банки?
Сухие пряные цветы, растрепанную веревку, смятый папин рисунок или щепотку иголок из под новогодней ели? Разложить по маленьким баночкам, закрутить, спрятать – рассчитывая, что когда-нибудь это поможет снова почувствовать.
Ставишь такую баночку в деревянный ящик из под фруктов на нижней полке стеллажа – к другим баночкам. Потом, прибираясь, вытащишь ящик, отвинчиваешь крышечки – трогаешь эти цветочные скелетики, рассматриваешь рисунок – и никаких эмоций. Никаких.

"Письмовник" – как этот вот ящик с баночками. Каждое из писем - россыпь ухваченных и законсервированных впечатлений, выжатых и вычлененных из жизни. К черту сложновыстроенные конфликты и сюжетные перепетии - ощущения! Импрессионизм? Что-то вроде.

Мир в “Письмовнике” описан фрагментами. Каждое событие – мозаика из выхваченных крупных планов, деталей. Пространство становится почти осязаемым. Есть такой термин в монтаже - часть вместо целого – “pars pro toto”. Часть сильнее раскрывает целое. Крупный план выразительнее, чем общий, хотя и часто менее информативен. Это – про “Письмовник”. Роман очень близок к кино - не каждый сценарий настолько изобразительно выразителен.

Тем не менее.
Теперь очень хочется писать письма. Бумажные.
Может, это и была авторская цель?

Петровская Ольга, ученица 10 гуманитарного класса

Такое ощущение, что это не письма как разговор, то есть письма, обращенные к собеседнику, а письма, похожие на дневник, который пишешь сам для себя. Что делает эти письма письмами – это обращение друг к другу в самом начале письма, как и полагается; а так их авторы описывают происходящее вокруг, происходящее внутри них самих, вспоминают что-то, но не задают друг другу вопросов, и не отвечают, а пишут как бы даже себе, скорее. Эти письма – не один цельный текст, с логически связанными абзацами, а это вереница внезапно возникающих мыслей, образов, соединенных между собой, как соединены синей ручкой родинки на спине у Саши, как соединены и столбы, и сугробы, и трамваи, и все-все между собой линиями, будто натянутыми резиночками. Трамвайные рельсы идут к невидимому гвоздику, на котором держится мир.
-Смотри, перспективой держится мир, как картина веревочкой, подвешенной к гвоздику. Если бы не тот гвоздик и веревочка – мир бы упал и разбился.
Огромное значение имеют и самые ненужные вещи. Но ненужное – самое необходимое. Оно очень важно – кузнечики, будто кто-то заводит часики; колючки репейника, застрявшие в волосах; сладкий дух из кондитерской – ваниль, корица, шоколад; лист из детского гербария; поленница книг на полу в комнате, мамино кольцо, обрывок газеты, приставший к порезу от бритья… Это все действительно очень красиво, поэтично написано, будто зарифмовано и тесно связано между собой.

Первый сгусток тепла и света появляется в самом начале книги – это мяч под майкой у бегущего мальчика. Почему это так? Не знаю. И в конце люди становятся тем, чем они всегда были, - теплом и светом, и это хороший конец, который возвращает нас к началу и вроде делает понятным этот мяч, спрятанный под майкой.